Дикий Запад

Глава 3 ТЯЖКОЕ ПРОЩАНИЕ

Микаэла расхаживала по кухне Шарлотты Купер взад и вперед и держалась за щеку.

— Это просто невероятно! — негодовала опекавшая ее подруга. — И вы в самом деле позволили этому хаму вырвать совершенно здоровый зуб! Вам должно быть просто стыдно!

Микаэла села на стул у окна, чтобы с удобством выслушать причитания Шарлотты. Она сама никак не могла решить, не зашла ли она слишком далеко в своем утреннем предприятии. Правой рукой Микаэла держалась за щеку, в которой толкалась боль.

Вдова Купер обернулась к своей гостье. Когда она увидела, что у той явно еще болит щека, на лице появилось сострадание. Но вдруг глаза ее вспыхнули восторженно.

— Ну нет! — воскликнула она. — Я только теперь поняла! Какая отличная идея! Держу пари, ваше мужество произвело на Сликера глубокое впечатление. Он-то ведь точно знал, что зубы у вас не болят. Дать выдернуть себе здоровый зуб — на это и не всякий мужчина решится!

Микаэла слабо улыбнулась:

— Вы так думаете?

— Конечно, — ответила, смеясь, вдова. — Ведь именно мы, женщины, — сильный пол!

Микаэла тоже засмеялась, насколько ей позволяла больная щека. В который раз ее поразили оптимизм и сила духа, исходящие от Шарлотты. И ведь при том жизнь ее была совсем нелегка. Но, может быть, именно бесконечные будничные усилия давали ей удовлетворение и то терпение, с которым она несла свой крест.

— Скажите, Шарлотта, — начала Микаэла осторожно, — когда умер ваш муж?

Шарлотта поставила чашку кофе и помолчала минуту.

— Он жив, — ответила она. Микаэла с удивлением подняла брови:

— Но ведь люди называют вас вдовой.

— Это просто вежливость, — вздохнула Шарлотта. Глаза ее застыли на узоре чашки, как будто бы она там видела что-то давно забытое. — У нас была ферма недалеко от Топеки, — начала она рассказывать. — Когда разразилась золотая лихорадка, мой муж продал ее, не сказав мне ни слова, и притом мою часть тоже. Потом он пришел ко мне и предложил вместе с детьми тотчас отправиться на золотые разработки в Пайкс-Пик.

— Он отказался от надежной, процветающей фермы, чтобы пуститься в такое приключение? — спросила Микаэла недоверчиво.

Вдова Купер кивнула.

— Не зря ведь называли это приключение золотой лихорадкой. Он точно потерял разум. И в самом деле отправился туда. Все, что он выручил от продажи фермы, он взял с собой, и мои деньги тоже. А что мне осталось? Трое детей. — Она помолчала немножко. — К счастью! — улыбнулась она, но тотчас грустно покачала головой. — Хотя тогда это был тяжелый сюрприз.

Микаэла кивнула.

— Могу себе представить, — вздохнула она. — Мой жених никогда не говорил со мной о войне. Казалось, она для него вообще не существовала. Но однажды он появился в нашем доме в полной форме — чтобы попрощаться, как он сказал. И спустя два дня отправился на поле боя. — Микаэла отвернулась от окна. В первый раз после приезда в Колорадо-Спрингс ее мысли с тоской обратились к Бостону.

Вдова Купер посмотрела на свою молоденькую подругу.

— Спустя два дня, — повторила Шарлотта, и глаза ее сверкнули. — Женщинам всегда остается только одно — приспособиться к обстоятельствам. — Она выпрямилась и энергично потерла руки. Потом продолжала своим обычным дружелюбным тоном: — Но не будем попусту терять время. Рассказывайте дальше. Что же случилось с вашим женихом? Почему вы не поженились?

Глаза докторши потемнели.

— К сожалению, у нас уже не было такой возможности. Он не вернулся с войны. — Она сглотнула.

Вдова Купер поглядела на подругу, и сострадание сменило оживленное выражение на ее лице.

— Не играет никакой роли, каким образом теряешь человека, — сказала она тихо. — Прощание всегда тяжело.

И снова шло время, но ни один пациент не посетил Микаэлу. Она жила в своем заброшенном доме, и только поездки в город отрывали ее иногда от будничных забот.

Тем временем она привыкла к жизни на краю цивилизации, как называли друзья и семья Микаэлы ее новую родину. Иногда она даже находила некоторую прелесть в домашних и сельских заботах. И регулярная работа на свежем воздухе сделала свое доброе дело — она выглядела свежей и здоровой и чувствовала себя также гораздо более сильной, чем когда-либо в Бостоне, и способной противостоять всем невзгодам. Даже воспоминание о принятых среди бостонских дам модах потускнело. Теперь она одевалась сообразно нынешнему образу жизни — как для поездки верхом, так и для визита к его преподобию или для иных официальных случаев.

Однажды Микаэла собралась нарубить немного дров. Ночи все еще были прохладные, и не проходило вечера, чтобы она не разожгла камин в комнате.

Вдруг она услышала перестук копыт. Микаэла оторвалась от работы и опустила топор.

На мускулистой каурой лошади к дому подъезжал всадник. Перед домом врача он остановился. Это был Джейк Сликер, конкурент Микаэлы, «зубной врач».

— Доброе утро, мэм, — поздоровался он подчеркнуто дружелюбно и приложил два пальца к широкополой шляпе.

— Доброе утро, мистер Сликер. Чему обязана такой честью? — Микаэла внимательно посмотрела на цирюльника.

— Как ваши зубы? — осведомился Сликер, не слезая с лошади.

Микаэла уперла руки в боки.

— Спасибо, отлично. А как ваша рука?

Сликер вынул бутылочку из кармана куртки и бросил ее Микаэле.

— Настойка замечательная. В самом деле, я уверен, что без нее воспаление не прошло бы так быстро. — Он чуть наклонился к Микаэле. — У меня к вам просьба. Вы не могли бы как-нибудь посмотреть Роберта и его больные суставы? Я не могу больше слушать его жалобы. И помочь ему, честно говоря, я тоже не могу.

Микаэла страшно удивилась:

— Мне полечить Роберта? Хорошо еще, что он разрешил мне купить у него лошадь.

Сликер уже собрался повернуть обратно.

— Во всяком случае, я ему сказал, что он должен обратиться к вам. Так что он знает.

Молодая докторша улыбнулась Сликеру, она знала, что тому не просто было решиться на этот визит. И все же ее одолевали сомнения. Поворот в сознании Сликера, как ей казалось, произошел слишком быстро. Но если этот человек действительно говорил всерьез, то он очень помог бы ей завоевать доверие жителей Колорадо-Спрингс.

— Я посмотрю его, как только попаду в город, — пообещала она.

Спустя несколько дней Микаэла оседлала лошадь и отправилась в город. На центральной площади Колорадо-Спрингс, как всегда, царило большое оживление. Месиво грязи, через которое бывшей бостонской леди в свое время пришлось перебираться чуть ли не вброд, превратилось в сухой песок.

Микаэла привязала лошадь возле лавки цирюльника. Когда она переходила площадь, вдруг раздался стук копыт скачущих галопом лошадей, и мимо промчались трое солдат. Спустя мгновение они уже исчезли из виду, и только облако пыли осталось после них.

И почти сразу же между домами появился Салли. Он явно шел с площади неподалеку от церкви, где полковник Чивингтон и Черный Котел вели переговоры. Салли, казалось, ничего не замечал вокруг и целеустремленно шагал вперед. Даже шляпа, которую он надвинул низко на лоб, подчеркивала его решительность.

Микаэла подбежала к нему.

— Что случилось? — спросила она. — Они пришли к соглашению?

— Соглашением это вряд ли можно назвать, — отозвался Салли с каменным лицом и продолжил свой путь, не замедляя шагов, так что Микаэла едва поспевала за ним. — Чивингтон в последний раз потребовал от вождя, чтобы индейцы покинули эту временную резервацию и переселились в другую, южнее Песчаного ручья. Если он не выполнит этого требования, будет война.

— Это значит, что индейцев изгоняют с их собственной земли, — подытожила Микаэла. — Но чего хочет Чивингтон достичь этим? Почему он не оставит их в покое?

— Чивингтон прибыл сюда не для того, чтобы жить в мире с индейцами, — процедил Салли сквозь зубы. — Он хочет стать главой всего нового штата Колорадо — как только ему удастся выставить отсюда коренных жителей этой земли. — С этими словами он ускорил шаг и ушел не попрощавшись.

Она смотрела ему вслед. Слишком хорошо понимала она его ожесточение. Полковник Чивингтон угрожал индейцам, но тем самым он угрожал и Салли. Именно у них он нашел утешение и приют, когда потерял свою семью. И теперь снова перед ним возникла опасность потерять людей, которым он доверял. Разве только он сам отправится с ними в резервацию у Песчаного ручья.

Микаэла почувствовала, что мысль об этом отозвалась в ней острой болью. Она постаралась прогнать эту мысль и решительно направилась по своим делам. Надо наконец навестить Роберта.

Из кузницы, как всегда, валил густой дым. Темнокожий сильный мужчина, из-за жаркого огня одетый только в нижнюю рубашку, вытащил железо из жара, положил его боком на наковальню и начал обрабатывать сильными ударами.

Микаэла приблизилась к огню.

— Добрый день, Роберт, — попыталась она перекричать шум ударов.

Но кузнец едва взглянул на нее и продолжал свою работу.

— Я пришла, чтобы поблагодарить вас за замечательную лошадь, которую вы мне продали, — продолжала она. — Я очень довольна Медведем.

Кузнец равнодушно пожал плечами.

— Она старая, — проворчал он, едва разжав губы, и продолжал бить по железу.

Микаэла подошла еще поближе.

— Эта работа, должно быть, очень отражается на суставах, верно? — спросила она.

— Да уж, можно сказать, — откликнулся кузнец и кинул на Микаэлу недоверчивый взгляд.

— Джейк Сликер рассказал мне о ваших болях. Я бы посмотрела на ваши суставы. Наверняка я могу помочь вам, — предложила Микаэла.

Брови Роберта вытянулись в одну полоску. Он посмотрел на Микаэлу с угрозой.

— Ничего вы не сможете сделать, — ответил он, фыркнув. — Уж если Джейк Сликер мне не помог, от женщины и вовсе нечего ждать.

Какое-то мгновение Микаэла с раздражением смотрела на темнокожего человека. Потом собралась с духом. И все же ей не удалось подавить гнев в голосе.

— Я думала, что вы-то уж должны знать, как беспомощен человек перед несправедливостью и предрассудками. — Она взяла свою сумку и повернулась к лошади, собираясь уехать.

— Извините, мэм. — Помедлив, Роберт пошел вслед за доктором. Подойдя к ней, протянул ей руку. — Вот тут, в локтевом суставе, особенно больно.

Микаэла внимательно обследовала его суставы. Она подвигала рукой, кистью, пальцами. Потом вынула из сумки бутылочку с порошком.

— Принимайте каждый день по щепотке этот порошок, — посоветовала она кузнецу. — Артроз, конечно, полностью не излечить, но боли уменьшить можно.

Роберт взял порошок.

— Спасибо, мэм. До прибытия нового доктора, по крайней мере, хватит.

— Что это еще за новый доктор? — удивилась Микаэла.

Кузнец опустил глаза и замялся.

— Его преподобие сказал, что он снова дал объявление в газету, — признался он наконец. — Он говорит, что новый доктор вскоре приедет в Колорадо-Спрингс.

Отец Джонсон вместе с несколькими помощницами работал в саду перед церковью. Микаэла направила туда лошадь и остановилась перед ним.

— Что это за объявление вы дали? — с вызовом спросила она, сидя на лошади.

Джонсону пришлось поднять глаза вверх и прищуриться, потому что солнце слепило его. Но в этот момент взгляд Микаэлы был не менее колючим, чем лучи солнца.

— Но, мисс Куин… — начал он и несколько смущенно улыбнулся.

— Доктор Куин, — решительно перебила его Микаэла.

Улыбка на его устах замерла.

— Только тот, у кого есть пациенты, мог бы назвать себя врачом, — ответил он резко.

— Но у меня как раз есть пациенты, — возразила Микаэла. — Эмили Донован, например, Роберт — кузнец, Джейк Сликер… — начала она.

— Доктор Майк! — донесся в этот момент до них детский голос.

Микаэла и его преподобие повернули головы в сторону, откуда доносились громкие крики.

Брайен Купер мчался во весь дух, как только ему позволяли маленькие неуклюжие ножки, к Микаэле.

— Пойдемте скорее, — плакал он, задыхаясь, — маму укусила гремучая змея.

Позабыв немедленно о своем споре со священником, Микаэла повернула лошадь и поскакала галопом. Какое, собственно, значение имел для нее этот нелепый спор о титулах и должностях? Она уже понимала, как серьезно то, что сказал сейчас Брайен.

Брайен уже давно исчез между домами, и священник тоже бежал во всю прыть к дому Шарлотты, путаясь в длинной одежде.

Когда Микаэла подоспела к ложу Шарлотты, она увидела, что все уже решилось.

Шарлотта Купер лежала на кровати бледная, без сознания. Лоб ее был покрыт каплями пота. Время от времени судорога сотрясала все ее тело. Странно согнутую правую руку она откинула в сторону. Чуть пониже локтя на руке виднелось красное пятно величиной с гусиное яйцо. Сам укус был едва заметен, но от огромного отека вздулась вся рука, от кисти до предплечья.

Больная не отреагировала на приход Микаэлы. Только когда та приложила трубку к ее груди, Шарлотта как будто очнулась.

— Доктор Майк, — проговорила она с трудом. — Что вы тут делаете?

Микаэла положила руку на покрытый потом лоб.

— Вас укусила гремучая змея…

Лицо Шарлотты дернулось. У нее было достаточно жизненного опыта, и она тотчас поняла, что это означает.

— … Но вам скоро станет лучше, — продолжала Микаэла, хотя голос ее дрожал.

Старший сын Шарлотты Мэтью принес в комнату несколько подушек, за которыми его посылала Микаэла.

За ним следовал отец Джонсон, красный и вспотевший от быстрого бега. Увидев, в каком состоянии Шарлотта, он остановился. Потом подошел поближе. Он подтянул одеяло до подбородка Шарлотты, как бы желая этим жестом скрыть свою беспомощность. Они обменялись с Микаэлой короткими взглядами: и священник понимал, чем грозил ближайший час. Никакое человеческое искусство уже не могло бы тут помочь.

Больная отказалась выпить воду с порошком, которую ей протянула ее дочь Колин. Вместо этого она вдруг с неожиданной решимостью повернула лицо к докторше. Та в этот момент готовила инструменты и все необходимое для отчаянной попытки сразиться со смертельным ядом.

— Микаэла, — начала Шарлотта тихим голосом, убедившись, что дети не слышат ее. — Вы должны обещать мне: позаботьтесь о моих детях!

Мэтью, Брайен и Колин стояли у изножья кровати, и перед лицом этой неведомой силы, с которой они столкнулись впервые в жизни, боязливо обнявшись.

Микаэла посмотрела на обреченную женщину и незаметно покачала головой.

— Это… этого я не могу. — Она увидела, как потемнели глаза больной. — Я хочу сказать, я ведь просто не знаю, как обращаться с детьми, как их воспитывать.

Этому ведь не учат в университете, — продолжала она неуверенным тоном.

— Предоставьте это голосу вашего сердца, — прошептала Шарлотта. — Я знаю, оно не обманет.

Брайен между тем высвободился из объятий брата и сестры. Он подсел к матери и тихо гладил ее руку. Ничего не понимая, он чувствовал, что происходит что-то ужасное, и взглядом взывал о помощи к доктору Майк.

Микаэла с отчаянием посмотрела в глаза умирающей. Она не могла дать уйти Шарлотте, не освободив ее от мучающей тревоги за детей. Правда, она знала, что последнее желание подруги она сумеет исполнить лишь очень неумело и, может быть, даже в ущерб детям. И вдруг она ощутила в душе какой-то толчок.

— Да, — сказала она едва слышно и постаралась скрыть слезы. — Я обещаю.

Морщины на лбу Шарлотты разгладились, и на ее лице даже появилась такая спокойная улыбка, какой Микаэла никогда не видела у этой всегда жизнерадостной женщины. Казалось, она шла навстречу небесному счастью.

— Мама! — Колин бросилась к матери и, безудержно плача, припала к ее груди.

Но Шарлотта уже не слышала ее. Она вступила в более утешительный мир, чем тот, в котором она жила здесь.

На своей проповеди при погребении Шарлотты отец Джонсон обещал оставшимся утешение в религии. Но как ни хотелось Микаэле верить в это, она понимала, что потерю Шарлотты религия могла возместить лишь в очень малой степени.

Шарлотта ушла, и только тут все почувствовали, как не хватает им этого человека. Конечно, это касалось в первую очередь воспитания детей. Очень скоро после смерти энергичной вдовы выяснилось, что в наследство она оставила только троих сирот, дом без хозяина и изрядную пачку неоплаченных счетов.

Так что намерение его преподобия оставить детей под родным кровом и опекать их с помощью какой-нибудь дамы, нанятой в качестве экономки и воспитательницы, не осуществилось. Потому что и дом, и небольшой земельный участок, и вообще все, что было ценного в наследстве, пришлось продать с аукциона, так что детям осталось очень мало. Поэтому община решила, что дети Купер со всем оставшимся им имуществом должны переселиться в дом своей опекунши, доктора Куин. Тот факт, что наряду с Микаэлой существовал еще один человек, имевший полное право стать воспитателем детей, а именно их родной отец, как-то совсем не присутствовал в сознании жителей Колорадо-Спрингс, да и никакого толку от этого отца не было все равно. Итэн Купер уже много лет не показывался в городке.

Был уже поздний вечер, когда Мэтью направил тяжело нагруженную тележку к дому Микаэлы. В свои пятнадцать лет он уже вполне был в состоянии самостоятельно о себе позаботиться. Во всяком случае, ему уже не требовалось ежедневное материнское внимание, скорее он нуждался в человеке, которому мог бы довериться. Что же касалось будничной жизни, с невзгодами которой им теперь предстояло бороться, то тут он безусловно превосходил Микаэлу.

Иначе обстояло дело с двенадцатилетней Колин. Она ведь была еще почти ребенком, хотя и ее тоже мать многому научила в домашнем хозяйстве, и потому для своего возраста она казалась очень рассудительной.

Для Брайена смерть матери стала самой тяжелой потерей. На чьих коленях семилетний мальчуган мог бы теперь укрыться от невзгод и кому мог он поверить свои заботы и тревоги? Взрослым ведь они часто кажутся такими ничтожными, а малышу его возраста все виделось по-другому.

Когда они подъехали к дому Микаэлы, Мэтью спрыгнул с облучка.

— Тележка, и все, что на ней лежит, и лошади принадлежат нам. Мы все это заберем, когда будем уходить из дома, — приветствовал он Микаэлу.

— Но вы ведь еще только прибыли, — ответила Микаэла и попыталась улыбнуться.

— А я не хочу здесь оставаться! — закричал Брайен, сидевший на повозке.

— Не кричи, — остановила его сестра, — его преподобие так решил.

Мэтью упер руки в боки и осмотрелся.

— Здесь так неуютно, — сказал он пренебрежительно. — Вы, похоже, не любите следить за домом.

— Мэтью, я врач, — начала Микаэла, — и я не умею делать такую работу…

— А в детях вы разбираетесь? — Он посмотрел с вызовом на Микаэлу. — Вы не сумеете заменить нам мать!

— Я этого никогда и не говорила, — ответила Микаэла. — Наша совместная жизнь потребует от каждого уступчивости и доброжелательства, — продолжала она, — от меня не меньше, чем от вас. Но я надеюсь, что мы сумеем приспособиться, поучиться друг у друга и тем облегчим нашу жизнь.

Спокойные слова докторши явно произвели впечатление на Мэтью. Пристыженный, он помолчал минуту.

— Ну, давайте слезайте! — крикнул он затем брату и сестре и стал распрягать лошадь.

— Я не хочу! Я лучше отправлюсь к шайонам! — Едва спустившись на землю, Брайен повернулся и побежал прочь. Мэтью тотчас бросился вслед за ним.

— Брайен, остановись, мы ведь не можем вернуться домой! — кричал он, стараясь догнать мальчика. А тот улепетывал, словно строптивый жеребенок.

Тут Колин с Микаэлой подбежали к Мэтью, который уже поймал Брайена и боролся с ним.

— Ну успокойся же! — увещевал он младшего, изо всех сил вырывавшегося у него из рук.

— Нет! — закричал тот и отступил назад, в слепом исступлении натолкнувшись на Микаэлу. Брайен споткнулся и упал прямо на нее, обхватив ее руками за талию. Слезы катились градом у него из глаз, а он цеплялся за Микаэлу и одновременно отталкивал ее.

Мэтью и Колин стояли, точно безучастные зрители, и наблюдали за этой сценой.

Неуверенными дрожащими руками, как перед своей первой операцией, Микаэла погладила по спине всхлипывающего ребенка. Потом взяла мальчика на руки, приклонила его голову себе на плечо и медленно понесла в дом.