He так давно одна большая западногерманская газета поместила фотографию советской почтовой марки с изображением Рихарда Вагнера, снабдив ее следующей саркастической подписью: «По-видимому, Советы оставили за собой неоспоримое право изображать на почтовых марках немецких композиторов, в то время как наша федеральная почта предпочитает почему-то изображать животных…»
Напрасная ирония! Вот именно в Советском-то Союзе как раз выпущены целые серии марок, посвященные редким видам животных, находящимся под угрозой исчезновения с лица Земли; более того, они изображены на миллионах спичечных коробков! Но это ведь очень характерно для западногерманских публицистов — считать все, что создано природой, гораздо менее ценным, да что там говорить — просто ничтожным по сравнению с тем, что создано человеческим разумом.
Как известно, у нас документальные, научно-познавательные фильмы неизменно проходят цензуру, иначе подобный дорогостоящий труд не попадет на экраны кинотеатров. Только на этих условиях кинодокументалисты получают право на желанный льготный налог, которым пользуются лишь игровые картины, а иначе ни один кинотеатр не согласится принять в прокат познавательный фильм. Цензура проводится фильмовой квалификационной комиссией. Ее анонимная судейская коллегия подвергает критике взгляды создателя фильма и его художественные методы. Комиссия вынуждает автора вносить всякого рода поправки (вот почему я больше не снимаю подобных фильмов). К примеру, в фильме «Серенгети не должен умереть», снятом мной совместно с моим покойным сыном Михаэлем, квалификационная комиссия потребовала убрать фразу: «В мире все обстояло бы гораздо лучше, если бы люди вели себя подобно львам» (речь шла о том, что львы никогда друг друга не убивают); убрать следовало также утверждение, что сохранение на Земле последних диких животных ничуть не менее важно для человечества, чем сохранность Акрополя или Лувра. Мне было указано, что сравнивать стада зебр с подобными историческими ценностями непозволительно и неуместно. И лишь потому что я отклонил подобного рода вмешательство и вся общественность приняла нашу сторону, квалификационной инстанции пришлось отступиться от своих требований.
А вот и третий, еще более серьезный пример того, как у нас недооценивают созданные природой, а не человеком ценности. Решением конференции наших министров просвещения, состоявшейся 29 сентября 1960 года, программа получения знаний по биологии для старших классов гимназии была значительно сужена. Число преподаваемых естественнонаучных предметов существенно уменьшилось. Кроме того, во многих школах большинства земель федерации школьникам дано право почти или совсем не посещать уроков естествознания. Таким образом, большая часть школьников старших классов с тех самых пор не получает достаточных природоведческих знаний. Особенно это чревато опасностью для тех ребят, которые по окончании гимназии выбирают себе специальность, не имеющую отношения к естественным наукам, а следовательно, и во время учебы в институте не соприкасаются с биологией.
Адвокаты, судьи, экономисты, священнослужители, журналисты, политики, историки, а также большинство учителей и преподавателей высших учебных заведений ФРГ будут, таким образом, в будущем лишены даже основных понятий о законах природы и о биологических процессах, а ведь именно эти познания скоро станут решающими для будущего всех народов. Правда, должен отметить, что ни один из тех одиннадцати министров западногерманской федерации во время учебы в институте не соприкасался с предметами, которые принято объединять под общим названием «естествознание». Поэтому для них, должно быть, было достаточно затруднительно составить себе какое-либо ясное суждение о смысле и значении этой ставшей теперь столь решающей области знания.
А ведь горизонт многих наших современников (умение видеть и понимать происходящее) и так уже значительно сузился по сравнению, например, с известными естествоиспытателями, чей взгляд охватывает всю Землю и двухмиллиарднолетнюю историю населяющих ее существ. Историки, изучающие доисторическую эпоху, способны заглянуть на 10 тысяч лет назад, исследователи из области культуры и философии в состоянии охватить от двух до четырех тысячелетий, большая часть искусствоведов и специалистов по истории литературы, да и вообще «образованные интеллектуалы» заглядывают назад обычно не более чем на несколько столетий, большая же часть населения страны помнит лишь о том, что было несколько десятилетий назад, а уж экономисты, политики и создатели мод часто довольствуются вообще парой лет. (Так, во всяком случае, утверждает Гельмут Гаме, у которого я это вычитал.)
Естествоиспытателя же всегда глубоко впечатляет, какой бесконечно малой выглядит во времени и пространстве наша собственная жизнь по сравнению с вечным, многообразным, стремительным потоком эволюции, и от этого он становится всегда скромным и почтительным перед Природой.
Каждое живое существо на Земле подчиняется общим законам природы, против которых оно бессильно: огонек его жизни можно загасить одним лишь легким дуновением, будь это одноклеточная водоросль в тропическом океане или сам президент Соединенных Штатов… Мы не можем не видеть и не понимать, что развитие, продолжавшееся миллионы лет, достигло своей высшей точки, а именно появился феномен человеческого мозга. С его помощью (кстати, еще так слабо изученного!) жизнь на Земле получила способность познать самое себя, задуматься о себе самой и вместе с тем познать окружающую действительность: солнце, луну, волны, птиц, рыб и так далее; научилась сравнивать их между собой, изучать. Только в человеческом мозгу происходит отражение свойств материи. Подобного еще не было дано ни одной из жизненных форм на Земле. От столетия к столетию, от десятилетия к десятилетию люди научатся все изощреннее уничтожать себе подобных, да и вообще любые другие жизненные формы на планете. Изменять и истреблять. Они уже способны изменить весь земной шар.
Именно поэтому все творения человека, независимо от того, относятся ли они к технике, химии, искусству, все более заглушают, подавляют то, что создано не человеком. Одновременно нас становится все больше и больше. И хотя мы никак не можем наладить мирное сосуществование на Земле и не в состоянии обеспечить справедливое распределение питания между всеми народами, но зато наши технические конструкции становятся все виртуознее, все фантастичнее. Однако они нас все меньше и меньше впечатляют, все меньше способны удивить. Мы уже нисколько не сомневаемся, что овладеем Луной и Венерой; мы привыкли читать в газетах о том, что люди за несколько часов на головокружительной высоте совершают витки вокруг всего земного шара, и нас это, как ни странно, меньше поражает и волнует, чем в прошлом столетии волновало изобретение парохода или прорытие первого туннеля в горах…
И только очень медленно, но зато со все нарастающей силой за последние годы стало проясняться сознание, сколь важны для нас те самые живые создания, которые появились на Земле без нашего содействия и гораздо раньше нас; какой источник наслаждения, радости, понятия красоты, восторга дает нам окружающая нас природа — та природа, которую мы как раз собираемся изничтожить! Причем изничтожить на веки вечные. Но чем редкостнее, чем недоступнее станут вещи, не созданные руками человека, чем реальнее станет угроза исчезновения, тем они сделаются для нас дороже и ценнее.
Сегодня уже только какими-нибудь тысячами исчисляются представители трех видов высших приматов — человекообразных обезьян — самых разумных после нас существ на Земле. Если не произойдет что-то совершенно радикальное, то один из них, а именно азиатский орангутан, будет полностью истреблен еще за время жизни нашего поколения… При этом мы даже еще не дали себе труда узнать, как он живет, о чем думает и как действует. Буквально в самые последние годы двое молодых зоологов взяли на себя труд пожить рядом с двумя другими видами диких человекообразных обезьян: с шимпанзе в Танзании и горными гориллами вулканической области Вирунга в Заире. И они открыли совершенно потрясающие вещи! Шимпанзе, который, согласно новейшим исследованиям крови, проведенным сотрудником Франкфуртского зоопарка Якобом Шмиттом, является наиболее близким родственником человека, охотится, убивает и съедает различных других животных, в том числе и низших обезьян. А столь несправедливо оклеветанная огромная и могучая горилла, стоящая по степени родства с нами на втором месте, — чистый вегетарианец. Горилла питается исключительно растениями, по натуре миролюбива, и ей свойственно поведение, исключающее драки и убийства среди себе подобных и другими видами животных. Какая великолепная возможность получше познать нашу собственную раннюю историю развития бесследно исчезнет, если мы допустим, чтобы последнее жизненное пространство этих разумных существ, а с ним и они сами было бездумно уничтожено!
Ведь не кто иной, как животные, помогли человеку стать человеком. Собака помогала ему удачливо охотиться, облаивая и останавливая для него дичь, мешая ей убежать, чтобы охотник мог с удобного расстояния убить ее дубиной, пращой или стрелой. Скот без труда выкармливал своим молоком его детей, нес на себе его скарб по горам и долам, позволяя ему накапливать столько утвари, сколько ему самому никогда бы не сдвинуть с места. А это, в свою очередь, помогло человеку объединиться в патриархальные общины, регулировать совместное житье и улучшать свой быт. Что же касается лошади, то именно она пронесла его с небывалой скоростью по всем континентам.
Ho вот уже несколько десятилетий мы перестали нуждаться в диких животных. Во всяком случае, многие так думают. Но какое непростительное ослепление — дать вот так, окончательно угаснуть жизни вокруг нас! Причем угаснуть безвозвратно, исчезнуть так, что наши собственные дети и внуки никогда уже не смогут извлечь из нее никакой пользы.
Именно ради этого некоторые из нас — а год от года таких делается все больше — стараются сделать все возможное, чтобы сохранить хотя бы жалкие остатки живой природы. Разумеется, мы полностью отдаем себе отчет в том, что при постоянном увеличении численности людского населения нельзя сохранить природу просто так, целиком, как она есть. Это невозможно. Сохранить можно только отдельные, маленькие ее островки. И лучше всего для этой цели создавать национальные парки, местности, не заселенные людьми, в которых людям не разрешается ничего изменять. Вот за них-то мы боремся.
He самый плохой путь заключается в том, чтобы воодушевить людей нашей идеей. Заставить их понять и поверить в необходимость наших планов. Ведь никто уже на сегодняшний день не сомневается в том, что уничтожать культурные памятники старины не дозволено и недостойно культурных людей. Организация Объединенных Наций выделила 12 миллионов долларов на то, чтобы спасти храм Абу-Симбела от затопления в водохранилище. А вот сколько выделят на то, чтобы спасти от уничтожения дикую фауну, которой грозит гораздо худшая опасность, чем каменным идолам?
Вместе с тем мы стали свидетелями весьма обнадеживающих событий. После того как европейцы во времена колониальной власти уничтожили 90 процентов африканской дикой фауны, можно было подумать, что освободившиеся из-под колониального гнета племена быстро доведут до конца это нехитрое дело. Но ничего подобного не случилось. Вместо этого новые африканские правительства взяли на себя ответственность за то, чтобы сохранить своих диких животных — последних представителей прекрасной африканской природы для своих потомков. Для потомков других народов Земли. Созданные еще при бельгийцах национальные парки Конго, несмотря на все перипетии гражданской войны, не были разрушены и по мере возможности охранялись. В ставшей самостоятельной Танзании налогоплательщик, несмотря на свою отчаянную бедность и нужду, вынимает из кармана последние гроши, чтобы помочь своему правительству сохранить дикую природу своей родины. Новое африканское правительство посрамило своих европейских предшественников хотя бы уже тем, что оно за первые годы своего правления вместо одного национального парка создало три и сейчас создает следующие, что средства, отведенные в государственном бюджете на охрану природы, за последний год увеличились уже на одну треть. Но разве эти мудрые, сознательные, но отнюдь не состоятельные черные люди не вправе рассчитывать на то, чтобы более богатые страны помогли им сохранить ценности, имеющие столь важное значение для будущего всего человечества в целом?
Эти ценности уже сейчас начали приобретать немалое значение для всех народов. Все большее число людей стремится проводить свой отпуск путешествуя, тянется к живой дикой природе. Еще каких-нибудь 100 лет назад 80 процентов населения жило в деревнях в окружении животных: лошадей, коров, овец, кур, а в лесу и полях они встречали косуль, оленей, зайцев. Когда в прежние времена люди, выросшие в деревне, отправлялись в путешествие, они совершенно не обращали внимания на окружающую их природу, по которой ехали неделями. В своих дорожных записках они отмечали лишь города, кафедральные соборы, крепости, дворцы. Еще полстолетия назад никто бы и не подумал, что сегодня миллионы людей будут устремляться каждую весну на природу только затем, чтобы насладиться солнцем, морем и красотой ландшафта.
Вот так и сейчас уже набирает силу новый поток туристов, стремящихся в Африку.
И хотя мы, европейцы, совместно с африканцами, может быть, и сумели сохранить небольшую часть африканской природы, но нашу собственную, европейскую северную природу в ее первозданном виде нам, скорее всего, сохранить не удастся. Потому что на сегодняшний день ни в Европе, ни в Северной Америке, ни в Северной Азии нет ни одного национального парка, в котором бы полностью сохранялось равновесие в природе. Мы все еще не можем отделаться от ребячливого представления, что животные делятся на «полезных» и «вредных». Именно такая уверенность побудила наших охотников истребить отечественных хищных животных или свести их численность до минимума. В большинстве североамериканских и европейских национальных парков крупных хищников почти повсеместно изничтожили ради сохранности мирных копытных, таких, как олени, антилопы, горные бараны или горные козлы. В то время как в настоящих заповедных территориях регулирование численности берут на себя хищные животные и человеку не приходится выступать на ролях убийц, на ролях охотников. И благодаря этому животные там перестают бояться человека.
К сожалению, еще нигде в жизненном пространстве, занимаемом европейцами, не сделано попытки создать настоящий национальный парк, в котором будет охраняться вся фауна в целом, все дикие животные, даже волки, то есть национальные парки, свободные от всякого вмешательства человека. Но поскольку волки, в отличие от львов, леопардов и гиен, совершают дальние и обширные кочевки, такие национальные парки в наших северных областях должны занимать большую территорию и не должны быть окружены человеческими поселениями. Возможность создания подобных заповедных территорий и сохранения для наших потомков хоть частицы неприкосновенной северной природы осталась разве что в самых отдаленных частях Канады и Сибири. Будем надеяться, что человеку еще удастся сохранить хоть часть природы в ее великолепной первозданной красоте…