Дитя зимы

Глава 7

Когда я проснулась в следующий раз, солнце еще не взошло.

Сквозь голые ветки деревьев в окне Кэла были видны побледневшие звезды на безоблачном небе — значит, рассвет близок. Я посмотрела на часы: пять минут седьмого, — откинула одеяло, пошла в ванную и плеснула холодной воды на лицо.

Внизу Дуайт, раскинувшись, спал на диване, но, когда я вошла, улыбнулся.

— Я чуть не пошел тебя искать, — сказал он.

— Как будто ты не знаешь, где я была. — Я скользнула к нему под бок. — Тебе удалось потом заснуть?

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился он.

— После того, как ты навещал меня утром?

Он покачал головой:

— Я не поднимался наверх.

— Как не поднимался? Я тебя слышала… Разве нет?

Мы посмотрели друг на друга, начиная что-то понимать, и я вдруг вспомнила свой сон.

— Запах гардении! Она опять была здесь!

Через минуту Дуайт оказался у входной двери. Действительно, здесь кто-то побывал.

— Открыта, — сказал он. — А я помню, что вчера ее запирал.

— Зачем она приходила?

Мы пошли наверх.

Я не настолько знала этот дом, чтобы определить, что пропало — если что-нибудь пропало. Комната Джонны казалась нетронутой, также и ванная.

— Я слышала, как шелестели бумаги у Кэла на столе, — сказала я, — и я чувствовала запах ее духов, так что, должно быть, она входила в эту комнату. Но зачем?

Дуайт оглядел комнату и пожал плечами. Он уже собрался уходить, как вдруг остановился. Его внимание привлекла нижняя полка книжного стеллажа.

— Карсон!

— Карсон?

— Старый плюшевый мишка Кэла. Он исчез. Ты ведь его не трогала?

Я покачала головой.

— Вчера вечером он был здесь.

— Когда Кэл был маленький, он спал с этим мишкой. Сейчас-то он уже вырос, но до сих пор, когда болеет или чувствует себя несчастным, просит мишку.

— Значит, это та самая женщина, что забрала Кэла, — сказала я. — И где бы он ни был, с ним, должно быть, все в порядке, иначе зачем бы она пришла за мишкой?

— Затем, что он болен, — предположил Дуайт. — Затем, что ему плохо.

Он пошел вниз, чтобы позвонить Полу, но не успел он набрать номер, как телефон зазвонил у него в руках.

— Брайант, — сказал он. — О, здравствуй, мама! Нет, пока ни слова.

Он слушал, и его хмурое лицо озарялось улыбкой.

Насколько я поняла, у его брата родился ребенок, мальчик. «И среди смерти возникает жизнь».

— Три килограмма двести пятьдесят граммов, — сказал он, прикрыв трубку рукой, а потом передал ее мне, чтобы мисс Эмили рассказала мне все в подробностях. Сам же он тем временем с моего телефона позвонил Полу и оставил сообщение о нашей ночной визитерше агентам Льюису и Кларку.

Похоже, в кухне Джонны не было кофе; Дуайт подтвердил, что она пила чай. Поэтому мы оделись и нашли блинную, где подавали завтраки. И за сосисками с яичницей стали планировать день.

— По воскресеньям Дом Морроу открыт и зимой, — сказал Дуайт, вынимая телефон. — Давай я попробую узнать, не впустит ли нас его директор пораньше.

Из того, что говорил Дуайт, я поняла, что мистер Мэйхью не слишком рад тому, что воскресным утром его разбудили раньше восьми. Тем не менее он согласился принять нас в девять.

За кофе мы засиделись, и ресторанчик заполнился людьми, которые пришли позавтракать перед началом воскресной службы в церкви. Направляясь к своему столику в глубине зала, мимо нас прошли три женщины. Одна из них остановилась:

— Майор Брайант?

Привлекательная женщина лет пятидесяти с мягкими каштановыми волосами, чуть тронутыми сединой.

Дуайт автоматически вскочил на ноги, хотя она и сказала: «Нет-нет, пожалуйста, не вставайте». Но разве эти слова могли остановить сына Эмили Брайант?

С выражением озабоченности на лице она протянула ему руку.

— Я не хочу мешать вам завтракать, но я слышала о миссис Брайант и очень тревожусь за Кэла. Есть какие-нибудь новости?

— Пока нет, — ответил он.

Ее светло-карие глаза остановились на мне, и Дуайт меня представил:

— Это моя жена, мисс Джексон. Дебора, мисс Джексон — учительница Кэла.

Женщина заулыбалась:

— Вы миссис Дебора? Я так рада с вами познакомиться! Кэл говорил о вас так много хорошего!

— В самом деле? — Было до смешного приятно это слышать. Две ее подруги начали уже снимать пальто и усаживаться за соседним столиком, но я быстро подвинула ей стул. — Не выпьете ли с нами чашечку кофе?

— Нет, я… — Она жестом показала, что не одна, но остановилась. — Но, с другой стороны, я хотела поговорить с вами, майор Брайант. Возможно, это не важно, но, когда я узнала, что миссис Брайант убили, я подумала, не связано ли это с тем фактом, что ее волновало отсутствие денег.

— Отсутствие денег?

— В прошлый вторник Кэл задержался после уроков и стал спрашивать меня, что может сделать такой мальчик, как он, чтобы заработать много денег. Я предложила, чтобы мама возложила на него больше работы по дому, но он сказал, что это не годится, потому что деньги нужны для нее. Сказал, что как-то вечером слышал телефонный разговор мамы с бабушкой и мама плакала, потому что ей нужны пять тысяч долларов, а бабушка не хотела их давать. И он испугался, что если она не получит денег, то случится что-то плохое.

— Что-то плохое? — переспросил Дуайт.

Мисс Джексон кивнула.

— Он сказал, что если она не сможет достать пять тысяч долларов до конца месяца, то ей изуродуют лицо.

Я была в ужасе. Изуродуют лицо, если она не заплатит?

— Он говорил, кто ей угрожает?

— Он не знал. Я ему предложила поговорить с мамой, чтобы убедиться, что он все неправильно понял. Я хочу сказать, что миссис Брайант и ее друзья — состоятельные люди, непонятно, как она могла плакать из-за каких-то пяти тысяч долларов. А в среду Кэл успокоился. Сказал, что мама достала деньги и все хорошо. А теперь она убита… — Голос ее почти замер. — Не могу избавиться от мысли, что эти факты связаны между собой.

Учительница Кэла ушла к своим подругам, и Дуайт спросил, видела ли я банковские счета Джонны, когда вечером изучала ее бумаги.

— Нет. Должно быть, их взяла полиция штата.

— Ну а я их видел, и я не понимаю, с чего мисс Джексон решила, что Джонна была богата. На ее текущем счету было меньше семисот долларов, и еще сотен пять — в накоплениях. Чтобы оплатить медицинскую страховку, ей приходилось работать в Доме Морроу.

— Ты хочешь сказать, что она жила на то, что ты присылал на содержание ребенка?

— Не только. Я думаю, существует еще какой-то небольшой доверительный фонд, которым управляет ее мать, потому что она ежемесячно получала чек на пятьсот долларов от банка миссис Шей. И если Джонне действительно срочно понадобились пять тысяч, не знаю, где она их достала. Особенно если миссис Шей отказалась их дать. Вчера утром она оставила сообщение Джонне на автоответчике — спрашивала, продолжает ли Джонна на нее сердиться.

— Из-за денег?

— Возможно. Когда я спросил ее об этом, она сказала, что не помнит, чтобы это говорила.

— А что ее лучшие подруги? Сэнди Рэдклиф сказала, у них у обеих состоятельные мужья. Если бы ей понадобились деньги, они бы ей не одолжили?

Он пожал плечами:

— Но пять тысяч или ей разобьют лицо? Что это такое и какое отношение все это имеет к Кэлу?

Голос его посуровел, и я взяла его за руку, стараясь придать оптимизма.

— Мы отыщем его, — уверенно сказала я. — Пойдем в Дом Морроу, а потом поговорим с подругами Джонны.

Вокруг Дома Морроу располагалось то, что шейсвиллцы с гордостью называли «История на площади». Сама площадь была такой же, как в любом небольшом старинном городке, — обсаженная раскидистыми старыми дубами, с эстрадой, окруженной изящной кованой оградой, покрашенной в белый цвет. Дом с угодьями изначально занимал целый квартал напротив площади.

С другой стороны площади, через улицу, располагалась старая шейсвиллская школа, которую оканчивала Джонна, — с широкой, мощенной плитами террасой, где стояли скамейки, а в центре бил фонтан; позже я узнала, что это был подарок выпускников.

Дуайт стал шутливо изображать экскурсовода.

— Бывшие классы превратились в дом для престарелых, — говорил он, обходя со мной площадь. — А бывший актовый зал теперь стал общественным театром.

Так рано в это холодное солнечное воскресное утро на улицах почти не было ни прохожих, ни машин. Несмотря на яркое солнце, ночной ледок едва начал подтаивать.

Мы вошли в Дом Морроу. Дуайт направился прямо к столу Джонны, но Мэйхью явно очень хотел показать Дом свежему человеку, и я решила не обижать его. Да и полезно будет получить общее представление об этом месте, подумала я.

Мы переходили из комнаты в комнату, и скоро я поняла, что у Мэйхью был скрытый мотив постараться заразить меня своим энтузиазмом. Поскольку Джонна умерла, если Кэл найдется — не «если», а «когда», мысленно поправила себя я, — мы заберем его в Северную Каролину, и он хотел убедиться, что я отдаю себе отчет в том, что Кэл оставит здесь, «потому что это также и наследие юного Кэла».

«Наследие» было любимое его слово. С его тонких губ не срывались такие грубые в своей определенности термины, как «завещание» или «опека над имуществом», но он ясно дал мне понять, что он считает: Джонна включила бы в завещание немалый дар Дому.

— Когда вы позвонили, я переставлял экспонаты, — сказал Мэйхью, трогая пустую витрину, стоявшую на столе в центре библиотеки.

— Должно быть, огромный был револьвер, — сказала я, глядя на углубление в бархате, оставленное револьвером, из которого убили Джонну.

— Это был один из первых револьверов Кольта, — ответил Мэйхью. — Латунь, серебрение, исключительно искусная гравировка. Вы его когда-нибудь видели?

Я отрицательно покачала головой.

— Калибр сорок четыре? — спросила я.

— На самом деле Натан Бентон, председатель нашего совета попечителей, говорит, что калибр тридцать шесть. Он в этом отлично разбирается, и я ему верю.

— Напомните мне, пожалуйста, почему Питер Морроу был награжден этим револьвером?

— За все, что он сделал для Шейсвилла после войны. Он тоже был судьей.

— Вот как?

— Да. Настоящий политик — в лучшем смысле этого слова. Хотя он не имел никаких рабов и почитал рабство мерзостью, он был до мозга костей южанин. Тем не менее у него были родственники янки, и он очень старался не сжигать мосты на Север. Он был членом палаты представителей Конгресса и, таким образом, имел хороших друзей в высших сферах, в Вашингтоне. Вот так он получил место в западном суде, здесь. Судья Морроу употребил свое влияние на то, чтобы восстановить железные дороги. Он помог Томасу Шею обеспечить гарантии поставок древесины дуба и клена для производства мебели по всему северо-западу. На этом-то семейство Шей и сделало свои первые деньги. Немного позже они и сами открыли мебельный бизнес и умножили свое состояние. Более того, это создало столько рабочих мест, что Шейсвилл стал для своего времени весьма процветающим городом.

Мэйхью поднял витрину и поставил ее под стол, где ее скрыла зеленая суконная скатерть, почти достигавшая пола.

— Какой позор, что не осталось ни одного из трех револьверов! Наш приглашенный лектор так мечтал посмотреть на них. Но не думаю, однако, что шеф Рэдклиф даст нам сегодня наш экспонат для презентации.

— Я бы на это не рассчитывала, — сказала я, внутренне содрогаясь оттого, что он хочет через столь короткое время выставить револьвер, из которого убили его коллегу.

— Сегодняшний день должен был стать особенным.

— То есть?

— Шейсвиллское общество истории и генеалогии обычно собирается у нас в четвертое воскресенье каждого месяца, в пять часов. Но январская встреча обычно начинается в четыре, а открытый прием для публики — в три. Приедет представитель Смитсоновского института с докладом на тему «Семейные реликвии», поэтому мы ожидаем много народу. Сегодня Джонна должна была занять пост президента ШОИГ, и я уверен, она хотела бы, чтобы мы не отступали от запланированного. Мы почтим ее память, а потом будут презентации.

— Презентации?

— Именно они делают сегодняшний день особенным. Миссис Рамос приносит в дар музею набор драпировок и покрывало для спальни Элизабет Морроу, а мистер Бентон — изысканный флакончик граненого стекла для духов, какими могла пользоваться Элизабет. Поверите ли, он отыскал этот флакончик на блошином рынке! У этого человека исключительно зоркий глаз!

Он оглянулся: Дуайт высунул голову и сказал:

— Простите за то, что прерываю, но где кабинет судьи Морроу?

— За этой дверью. Я могу вам чем-нибудь помочь?

В этот момент раздался звонок в дверь. Мэйхью машинально посмотрел на часы и пробормотал, направляясь к двери:

— Для них еще рано.

— Нашел что-нибудь? — спросила я, заметив в руках у Дуайта бумаги.

— Да, — мрачно сказал он. — Просматривал старые инвентарные списки и… — Тут он замолчал, потому что Мэйхью ввел в комнату агентов Льюиса и Кларка.

Я снова поразилась тому, как похожи друг на друга все служители закона. Как и Дуайт, эти двое были мускулистые мужчины сантиметров сто восемьдесят ростом, как и он, носили джинсы и кожаные куртки.

— Майор Брайант, — поздоровался Кларк и кивнул мне, — судья. Я так и знал, что мы встретимся здесь.

— Есть новости о моем сыне? — спросил Дуайт.

— Мне очень жаль, майор. Знаете, как это бывает: много суеты, а на поверку ничего. Ложная тревога. А у вас что?

Дуайт протянул Льюису инвентарный список и показал в низ страницы.

— Согласно этому списку, коробка, содержащая пять патронов тридцать шестого калибра, хранится в сейфе в кабинете судьи Морроу.

— Пули? — потрясенно переспросил Мэйхью.

— Покажите нам сейф, — сказал Льюис.

Директор послушно открыл дальнюю дверь. Кабинет Питера Морроу был увеличенной копией моего, полки тоже были уставлены всевозможными юридическими справочниками.

Пока мы осматривались, Мэйхью отодвинул тома «Комментариев» Блэкстоуна, и стал виден небольшой стенной сейф.

— Дайте мне подумать. — Мэйхью подошел к огромному столу красного дерева, выдвинул боковой ящик, повернул, раздраженно поцокал языком и выдвинул соседний. На дне была написана комбинация цифр.

— Написано собственной рукой судьи Морроу, — пояснил он.

Агент Льюис поднял ящик, чтобы Кларку были видны цифры, которые нужно набирать. Он нажал на ручку, дверца сейфа плавно открылась, и он посветил внутрь фонариком.

— Пусто.

— Пусто? Этого не может быть! — воскликнул Мэйхью и протянул было руку.

— Не прикасайтесь, — резко сказал Кларк.

— Кольцо с печаткой Питера Морроу, — простонал Мэйхью. — Золотой медальон Элизабет. Траурная парюра Кэтрин…

— Что такое парюра? — спросил Кларк.

— Комплект ювелирных украшений. В данном случае ожерелье, браслет и серьги из оникса, с плетением из волос.

— Из волос? — нахмурился Кларк.

— Это были волосы ее дочери Элизабет. Людям приносит утешение носить волосы своих любимых.

— Насколько ценен этот комплект?

— Для Дома Морроу он бесценен. А на рынке? Наверное, тысячи две долларов. Невероятно красивое волосяное плетение.

— А другие вещи? Кольцо с печаткой, золотой медальон?

— Не больше шестисот долларов. Мы держали их в сейфе просто потому, что у нас пока нет условий для экспонирования драгоценностей.

— Это кольцо? — спросил Кларк и вынул из кармана маленькую красную коробочку. В ней лежало тяжелое золотое кольцо со вставной печаткой из оникса.

— Да! Боже мой, где вы его нашли?

— В сумочке Джонны Брайант, — сказал Льюис.

Без четверти десять мы ушли из Дома Морроу. Льюис и Кларк прозрачно намекнули, что нам лучше уйти, пока они будут изучать стол Джонны и компьютер.

Мистер Мэйхью слабо отрицал, что Джонна украла вещи из сейфа, но настаивал, что лишь они двое знали о комбинации цифр, записанной на дне ящика письменного стола.

— О ключах от кабинета он сказал мне то же самое, — сказал мне Дуайт, включая зажигание. — Он здесь работает всего-то лет восемь-десять, так что ему самому кто-то показывал.

— Может быть, она взяла их, чтобы продать, — подумала я вслух. — И набрать таким образом пять тысяч.

— Ни в коем случае. — Казалось, он рассердился на меня за одно только предположение. — Джонне бы и в голову не пришло украсть. Точка.

Я не стала спорить, но крамольные мысли никуда не делись. Нам обоим пришлось сажать за решетку слишком многих столпов общества, чтобы сказать с уверенностью, кто может, а кто не может нарушить закон.

— Стрелявший, должно быть, подложил это кольцо ей в сумочку, чтобы подумали, что воры поссорились, в случае если предсмертная записка не сработает, — сказал он, отъезжая. — Может быть, она поймала похитителя за руку и побоялась сказать. Может быть, потому ее и убили.

А может быть, она предложила убийце встретиться в безлюдном месте, чтобы продать ему то, что украла сама, подумала я, но промолчала. И не сказала, что это мог быть первый взнос в те пять тысяч, которые ей были так нужны.

А сказала только:

— Мы забыли сообщить им о том, что Джонне были нужны деньги.

— Не похоже, что мы с ними больше не увидимся, — мрачно ответил он.

— А сейчас куда мы едем?

Дуайт посмотрел на часы:

— Ты не возражаешь съездить со мной к ее матери? Я хочу еще раз спросить ее про деньги. Все-таки она бабушка Кэла, и тебе так и так придется с ней познакомиться.

— Конечно, — сказала я, хотя подумала, что это совершенно неуместно.

Миссис Шей жила в старинной и респектабельной части города, всего в двух кварталах от Дома Морроу. Дуайт говорил, что, по словам Джонны, после смерти отца они переехали в дом поменьше. Поменьше? Он казался почти таким же большим, как старый фермерский дом, где я выросла, а там нас было четырнадцать душ.

Нам открыла дверь женщина лет шестидесяти пяти, седая, с короткой стрижкой. Лицо ее было печальным, но при виде нас она заулыбалась:

— Дуайт! Заходите. Какие новости?

— Пока никаких, — сказал он. — Я вот хочу представить вам мою жену. Дебора, это двоюродная сестра миссис Шей Элеанор Прентис.

Мы обменялись парой полагающихся по случаю фраз, и она повела нас в кухню.

— Я как раз готовлю чай и тосты для Лоры. Она же ни крошки не съест, пока я не приду и не сервирую ей, как она любит. — Она поставила тарелки и чашки на большой серебряный поднос, и Дуайт предложил помочь ей донести все это.

— Так или иначе, Лора сегодня чувствует себя лучше, — говорила Элеанор, поднимаясь с нами по лестнице. — Конечно, она скорбит о Джонне, но она решила, что с Кэлом все будет хорошо. Я думаю, ей помогла молитва и сила позитивного мышления.

Спальня миссис Шей занимала угловую комнату, просторную и хорошо спланированную. Перед камином с горящими поленьями стояли два изящных кресла и диван, обитые голубым бархатом. Миссис Шей сидела на диване и, когда меня представили, указала нам на кресла, а Элеанор Прентис села рядом с ней.

Даже сейчас, с морщинистым лицом и руками, покрытыми старческими пигментными пятнами, миссис Шей была очень красива и стройна, как девушка. Синева ее глаз — глубокая, с фиалковым отливом — каким-то образом придавала ее облику ранимость и незащищенность. Я поняла, почему ее муж так оберегал ее и так старался оградить от своих финансовых неудач. Однако и после разорения денег осталось немало, если она может позволить себе поддерживать подобный образ жизни.

Дуайт признался, что Кэла пока не нашли, но она безмятежно улыбнулась и слегка махнула рукой:

— Положись на Бога, Дуайт. Я положилась на Бога и прошлой ночью почувствовала уверенность, что Кэл вернется живым и невредимым.

Я слушала, и меня охватывало чувство, что все это уже когда-то было, а после ее слов «прошлой ночью» я поняла вдруг причину этого чувства.

— Какие приятные у вас духи, — сказала я. — Это гардения?

— О да, гардения, — ответила она, изо всех сил стараясь играть роль вежливой хозяйки. — Все женщины в нашей семье очень любят этот запах.

— Кроме меня, — заметила Элеанор, словно бы намекая на старые семейные конфликты.

— И кроме Джонны, — печально добавила миссис Шей. — Все началось с Элизабет Морроу, — обратилась она ко мне. — Вы слышали о привидении?

Я кивнула:

— Я слышала, что, где она ни пройдет, повсюду оставляет за собой аромат гардении.

— Интересно, кто был производитель этих духов, если они сохраняют запах через сто с лишним лет, — сказала Элеанор.

Миссис Шей улыбнулась:

— Элеанор не верит в привидения.

Разговор перешел на приготовления к похоронам, тело Джонны уже вернули родственникам. День и час еще предстояло утвердить, но, вероятно, вторник или среда.

— А когда приедет ее сестра? — спросил Дуайт. — Она ведь приедет?

— Разумеется, она приедет, — резко сказала миссис Шей. — Пэм была очень преданна Джонне. И Кэлу тоже. Какое горе!

— Для всех нас, — закончил Дуайт. — Мне очень неловко снова заводить этот разговор, миссис Шей, но я хочу спросить о ваших словах на автоответчике, когда вы спросили, сердится ли она все еще на вас. Сердится, потому что она попросила у вас денег, а вы отказали?

Ее фиалковые глаза наполнились слезами.

— Дуайт, как ты можешь быть таким жестоким?

Она отвела от меня взгляд, и я поняла, что она смущена и не станет обсуждать столь интимные вещи в моем присутствии. Я тотчас поднялась.

— Вам нужно поговорить приватно. Может быть, я спущусь в кухню и приготовлю себе еще чашку чаю? — Я схватила поднос, Дуайт открыл передо мной дверь, и я от них сбежала.

Дуйат и Элеанор спустились вниз только через полчаса. Уже на пороге кухни Элеанор говорила:

— Я не знаю адреса, но дайте мне найти лист бумаги. Я начерчу вам примерный план и укажу направление.

Она выдвинула ящик под кухонным телефоном, достала блокнот и, объясняя нам путь, набросала простенькую карту. Дуайт задал ей несколько вопросов, потом сунул карту в карман и обратился ко мне:

— Идем?

— Но не раньше, черт возьми, чем миссис Шей скажет, что она сделала с Кэлом. — Я так рассердилась, что не смогла скрыть дрожи в голосе.

— Что?

Я вылетела из кухни и распахнула дверь кладовки. Там среди другой одежды на плечиках висела синяя куртка с отороченным мехом капюшоном, и запах гардении пропитывал все.