Дивизия «Газа» захвачена. 7 октября 2023 года

Предисловие переводчицы

Эта книга вышла в свет через четыре месяца после начала тех печальных событий, свидетелями которых мы были, и участниками которых являемся по сей день.

И хотя прошло с тех пор больше полугода, она не потеряла своей актуальности — к сожалению, мало что изменилось к лучшему с того времени, и конца этим событиям пока не видно. Да, за эти полгода часть заложников вернулись — живыми или мертвыми, освобожденными в дерзких операциях, а о нескольких десятках из них мы уже знаем почти наверняка, что никогда не увидим их среди живых.

И Мохаммед Дейф — один из главарей ХАМАСа, видимо, уничтожен.

Но предыстория всей этой ситуации, анализ того, как и почему ХАМАС, родившийся на свет маленькой, малозначительной организацией, превратился в хищного зверя, кто вскормил его, кто позволил стать грозной военной силой, и где были те, кто по долгу службы должен был видеть, как он растет и крепчает, понимать, чем это грозит, и не допустить трагедии — эти вопросы актуальны сегодня, как и в первый день.

Автор книги — Илан Кфир, известный израильский журналист и писатель, личность, вообще-то, героическая. За долгую свою жизнь — он сегодня перешагнул порог 80-летия — участвовал во многих судьбоносных для истории Израиля войнах и спецоперациях. Начинал службу в воздушно-десантной бригаде. К началу Шестидневной войны уже пару лет как стал резервистом. Был одним из тех десантников, которые ворвались в Старый город через Львиные ворота и молниеносным броском оказались у Стены Плача, чем и завершилось завоевание Восточного Иерусалима. К войне Судного дня он уже окончил курсы санитаров, то есть, должен был попадать в самые опасные и непредсказуемые ситуации, вынося под огнем раненых или оказывая им первую помощь на месте. На юге переломным моментом той войны стала операция «Абирей лев» («Отважные») — когда был форсирован Суэцкий канал. Первыми канал пересекли десантники на резиновых лодках. Самыми первыми — две роты, 36 человек, по шесть в каждой лодке. В одной из них был он, Илан Кфир. К руке его была привязана кинокамера, заботливо укутанная в целлофан, а сверху еще обернутая в промасленную бумагу, которую он вытащил из упаковки одного из снарядов. На ней он крупными буквами написал свое имя. На случай, если окажется в воде. Представим себе: глубокая ночь, они плывут в полной темноте, скорее всего, на верную смерть, потому что, если на другом берегу — египетские десантники, понятно, что они с ними сделают. А если их резиновые лодки засекут в воде, нет ничего легче, чем потопить их.

И вдруг, уже в лодке, мысль — камеру-то он обеспечил защитой, а сам что? Пловец он был, прямо скажем, никакой. Но их не засекли, а высадились они на пустой участок побережья как раз в место зазора между двумя египетскими армиями. Потом было много дней войны, ранение…

«Я не участвую в войне, она участвует во мне…» В отличие от поэта, воевавшего на Второй мировой в ранней юности и ощутившего, что война поселилась в нем навсегда, Илан Кфир воевал много лет — несколько войн, спецоперации, бессчетные дни военных учений на сборах. Но так же, как и Юрий Левитанский, сегодня, в свои 80 лет, отвечая на вопрос, почему большая часть его книг — а всего их у него 19, — о войне, он говорит: «Потому, что это во мне. Потому, что война осталась во мне».

Кинокамеру он брал с собой в самые ответственные моменты, и фотоаппарат тоже — еще в юности Илан стал журналистом, статьи и очерки его печатались в «Едиот Ахронот», «Маариве» и других изданиях. Первый очерк, который он принес в «Едиот», был написан им наутро после антитеррористической ночной операции в Калькилии.

Когда перед заключением мирного договора египетский президент Анвар Садат приехал с визитом в Иерусалим, первым израильским журналистом, взявшим у него большое интервью, был Илан Кфир. Им было о чем поговорить и о чем вспомнить…

Книгу о событиях черной субботы, 7-го октября 2023 года, он начал писать сразу, не дожидаясь всеобъемлющих исследований, которых, конечно же, будет еще много. В ней автор анализирует процессы, которые привели к трагедии, и рассказывает о том, каким он был, тот день 7-го октября. Он словно как бы мысленно проходит по кибуцам и мошавам, по военным базам и городам, близким к границе с Газой. Выхватывает отдельные эпизоды — будто приближается камера и дает крупным планом — глаза, полные ужаса, руки, побелевшие от многочасовых усилий удержать ручку двери укрытия, в котором сидит семья и на которую с другой стороны давят террористы, чтобы ворваться и уничтожить тех, кто внутри.

А за кадром все время звучит вопрос: «Где армия? Где ЦАХАЛ? Наш большой и надежный ЦАХАЛ?» Камера отодвигается — и появляется история этой семьи или отдельных героев — их было много, юных и не очень, героически сражавшихся, заплативших своей жизнью или свободой за высокомерие, слепоту и эгоизм вышестоящих, малочисленных против намного превосходящих их числом убийц. Мы будто видим огромную мозаику, на которой один за другим возникают перед нашими глазами населенные пункты или военные базы, дороги, ведущие к ним, перекрытые террористами, устроившими на них засады. Действие развивается одновременно в разных местах очередного кибуца или мошава — порой параллельно, порой переплетясь.

Иногда происходят маленькие чудеса — неожиданные и, к сожалению, слишком редкие.

Мы видим пожилых генералов, давно простившихся с армией, но в тот день схвативших личное оружие и бросившихся в самое жерло ада.

И в заключение, мы опять возвращаемся к ним, вышестоящим. К тем выводам, которые нужно бы сделать, к тем урокам, которые следовало бы извлечь. Хеппи энда здесь нет. Как нет его и сегодня, спустя почти год после начала страшных событий.