Длинноногая девочка Глаша из деревни Бабино, кот Пломбир и шарпей Дориан

Поездка в село Яхно

Глаша проснулась сама, раньше, чем зазвенел будильник. Осторожно, чтобы не разбудить собачку, она повернулась и увидела два карих глаза, смотревших на нее вежливо и осмысленно.

— Доброе утро, мальчик! Ты уже проснулся и лежишь тихонько, чтобы не мешать? Какая воспитанная собачка.

Собачка приподняла тяжелую голову и шевельнула хвостом.

— Хочешь, я угадаю, как тебя зовут? Азор?… Даня?

Дориан присел и попытался повертеть задом, выражая свое согласие, но в результате затряслись щеки.

— Даня! Ты гулять хочешь? Пойдем, я тебя выведу, а потом поедим.

Глаша опять выскочила из дома в ночной рубашке, но она очень боялась, что Даня не успеет добежать до ближайших кустов. На скамейке у вишни сидел Пломбир, аккуратный, подтянутый, подчеркнуто отстраненный…

— Пломбир! Доброе утро! А собачку — Даней зовут, познакомься!

Пломбир посмотрел на озабоченного Дориана, неуклюже вывалившегося из сеней через ступеньки на улицу. Да! Пожалуй, рановато знакомить местных жителей с этим пятнисто-зеленым, как колодезная лягушка, чудом: могут случиться нервные срывы. Ну что ж! Даня, так Даня!

— Дориан! Привет! Как здоровье?

— Пломбир, здравствуй! Извини, я сейчас…

Дориан затопал за Глашей и скрылся среди травы в цветущей полянке.

Глаша принесла из дома ковш с колодезной водой, тюбик с пахучей пастой, издали похожей на сметану, но абсолютно не съедобной, мыльницу с невкусным мылом, и все это взгромоздила рядом с Пломбиром, у него на мгновение даже нос перестал дышать от перенасыщения ароматами. На вишневых ветках Глаша развесила яркие большие и маленькие полотенца. Зубы она чистила с такой яростью, что Пломбиру иногда казалось: вот сейчас из белоснежной пены должен кто-то обязательно выскочить и пуститься наутек, наверное, кариес! Умывание лица так же сопровождалось непонятным ожесточением и брызганьем, пришлось Пломбиру спрыгнуть с нагретого места.

Мудра природа и стремится к совершенству: коты, например, кариеса уже не боятся, и умываются потихонечку, ласково, никому не мешают. Шерсть у них пушистая, блестящая — никакого мыла не надо, от него только глаза щиплет. Глаша однажды пыталась Пломбира жидким мылом из красивой бутылки помыть, так Пломбир потом с одним закрытым глазом полдеревни пролетел за секунду, думал, не увидит уже больше света белого! Хорошо, Андрей успел плеснуть ему вслед ведро воды: напугал, но глаз промылся.

Из травы выскочил, если можно так сказать, Дориан! Из разрисованных складок сложилась довольно симпатичная мордаха: глаза веселые, рот до ушей. Оказывается, это он за кузнечиком поспевает, не видел что ли никогда? Пломбир подпрыгнул, перехватил насекомое и едва увернулся от рассекающего воздух Дориана: "Представляю, если такой навалится — живым, пожалуй, из под складок не выползешь!"

— Мальчики! Пломбир! Даня! Идемте завтракать, все готово.

Пломбир, как старший, шмыгнул первым, в один момент опытным взглядом зафиксировал миски, и не без уважения, отметил, что сосисок нарезано горкой почти одинаково.

Дориан (Даня) подошел к свободной миске, взглянул на Глашу, закрыл глаза, принюхался, вздохнул о чем-то своем, заветном, и одним звуком слизнул содержимое. Открыл глаза, взглянул на Глашу и осел меховым рюкзачком возле пустой посуды.

Глаша застыла с ложкой, а у Пломбира качнулся под ногами пол! — Даня! Ты что, не наелся?

Голос у Глаши слегка дрогнул. Она помедлила, рванула к холодильнику и достала бидон со вчерашним молоком.

"Началось", — затосковал Пломбир, — "сейчас до колбасы дойдут. Пока этот сундук лапчатый насытится, — все по миру пойдем!".

Глаша налила в миску тяжелого холодного молока, накрошила до верха остатки белой булки:- Иди, ешь! Даня подошел, задержал на секунду задумчивую морду над булочной кипенью, вздохнул, чавкнул два раза, взглянул на Глашу и сел…Глаша, молча, взяла со стола два куска сыра, достала овсяные хлопья, ссыпала их в миску, накрошила печенье, залила все остатками молока, положила на недоеденные оладьи сыр:

— Иди, ешь!

У Пломбира, впервые в жизни, глаза превратились в вертикальные эллипсы. Не съест! Теперь уж точно лопнет!

Даня аккуратно, стараясь не брызгать, доел содержимое миски, вздохнул, поместил в рот два бутерброда из оладьей, сделал жевательное движение, сглотнул… Мягко подошел к замершей Глаше, лизнул шершавым языком икру и сел рядом, как подарок от фирмы.

Все! Завтрак окончен! Глаша переоделась: лосины, топик, бандана, кроссовки, две нитки разноцветных бус на запястье… На тонкий плетеный поясок закрепила кожаный кошелечек ручной работы, тоже украшенный бусинами. Выкатила из сеней компактный велосипед с толстыми шинами.

— Пломбир! Даня! Ждите меня в сенях или на улице! Пломбир! Ты старший, никуда не ходите, я скоро вернусь!

Повязав на шею Дане яркий поясок от халата, Глаша закрепила на нем бумажку с именем "Глаша", чтобы в деревне знали, кто хозяин собачки.

Сев на велосипед, она махнула рукой и скрылась в утреннем мареве.

Дорога до села Яхно, где были магазин, аптека, фельдшерский пункт и ночная дискотека, длиной примерно километра четыре, желтая с засохшими рытвинами, тянулась вдоль тихого деревенского погоста, мимо старых, смоленых сосен, тонкими тропками змеилась к черничникам. Глаша приметила на ходу влажные земляничные ягоды под шершавыми листьями, но решила не останавливаться, собрать на обратном пути. Нет ничего вкуснее лесной земляники с холодным деревенским молоком, если, конечно, не съесть ягоды сразу!

Успев и в аптеку, и в магазин, в котором приобрела мясные консервы с блеклой этикеткой, обещающей куски говядины в собственном желе, Глаша, в одной руке держа пакет с чипсами, другой медленно руля по утрамбованной сельской дороге, прикидывала, что еще можно, по случаю, приобрести в культурном центре. Случайно она опознала местное почтовое отделение, располагающееся в маленьком деревянном домике, похожем на те, которые ставят в городе на детских площадках. Криво приклеенное, выцветшее от дождей или на солнце объявление о графике работы содержало две всего строки. Глаша заказала телефонные переговоры с Питером, трубку взяла бабушка, и Глаша сразу закричала так быстро, чтобы бабушка не успела испугаться:

— Бабушка! Это Глаша! У меня все хорошо! У меня все хорошо!

— Глаша! (Пауза)… Что…

— У меня все хорошо! Как твое здоровье? Когда ты приедешь?

— У меня все в порядке! Что у тебя…

— Все хорошо, бабушка! Поправляйся!

— Я приеду в выходные, а может…

— Все! Бабушка, время закончилось. Всех целую! Маму, дедушку! Пока!

Глаша, окрыленная удачным телефонным разговором, своим ответственным поведением и оценивающим взглядом 16-летней блондинистой телефонистки, крутанула педали и помчалась навстречу подстерегающим случайностям!

Примеченное у дороги место нашла сразу. Прислонила велосипед к ближайшему дереву, чтобы не было видно со стороны дороги, и внаклонку, не разгибаясь, принялась обирать земляничную гряду. Ранее, очевидно, здесь не ступала ничья нога: ягоды были крупные, на каждом стебельке — по несколько штук, и рядом с созревшими зеленели молодые, крепкие. Так иногда бывает: в лесу уже ни одной ягоды не найдешь, все исхожено и вытоптано, а на самом виду, у края дороги — россыпь! Или эту россыпь не каждому дано видеть, и в этом тайная забава природы, ее игра, ее "секрет". Глаша тоже иногда делала свои "секреты": выложит ямку цветными стеклышками, или разноцветными лепестками, или цветистыми лоскутками, прикроет ее свежей травой и позовет самую близкую подругу:

— Иди сюда! Я тебе свой "секрет" покажу!

Присядут девчонки на корточки, голова к голове, и затаив дыхание, рассматривают неповторимые загадочные узоры, обмирая от таинства посвящения…

— Здравствуй, девочка! Все ягоды собрала? Можно с тобой рядом побродить? Не возражаешь?

Глаша распрямилась и остолбенела: рядом стоял… известный шоу-мен Иван Демидов! В черных джинсах, в черной футболке, в черных стильных очках и с ершиком светлых волос на узнаваемой голове. Улыбнулся, сделал шаг вперед:

— Красивые девочки, однако, бродят по заповедным лесам! Как тебя зовут? Меня зовут Иван!

— Глаша! А ягод здесь больше нет! Я уже ухожу.

— Глаша, значит Глафира, или Аглая, или Гликерья? И имя у тебя красивое! Заповедное!

Шоу-мен опять улыбнулся и сделал еще шаг. Глаша почувствовала запах мужского парфюма. И вдруг отчетливо поняла, что ей грозит непознанное и страшное, поняла каждой клеточкой своего тела, и этот пещерный испуг включил ее сознание и инстинкты. Придав лицу выражение фанатки, она резко рванула к велосипеду, выдернула его на дорожную утрамбованную пыль и почти что унеслась от беды, но лже-Демидов, прыжком, перегородил ей дорогу и ухватился одной рукой за руль.

— Не спеши! Я просто хочу поговорить, пообщаться… Ты, что, боишься меня? Девочка, я разве похож на маньяка? Я журналист, брожу по пушкинским местам, встречаю прекрасную незнакомку по имени Глаша, а ты дичишься, словно крестьянка крепостная…

Глаша притворно захныкала:

— Если вы журналист, зачем вы пристаете к маленьким девочкам? Отпустите руль! Я папе скажу…

Лже-Демидов отпустил руль, но сразу взял Глашу за правую руку, выше локтя. Никогда в жизни она уже не забудет этого ощущения от сомкнутого кольца холодных жестких пальцев. Мамочка!

Из-за поворота, с ученым выражением на морде, как в кукольной театральной постановке по "Сказкам Пушкина" появился кот, а за ним — то ли леший, то ли невиданный зверь!

— Пломбир! Даня! Ко мне!

Пломбир присел, вытаращив глаза. Даня опустил бугристую голову, сгустил надбровные складки и исторгнул, обнажив клыки, зловещий рык.

Лже-Демидов обернулся и, скорее, от изумления, чем от испуга ослабил на мгновение сжатые пальцы. Глаша, левша по призванию, рванула руль, и через мгновение уже летела за поворотом, продолжая, на истерике, выкрикивать:

— Пломбир! Даня! Ко мне! Пломбир! Даня!… Ко мне…