Дневник офицера: Письма лейтенанта Николая Чеховича к матери и невесте

Письма Н. Чеховича к матери

22 июля 1941 г.

Здравствуй, мама!

Нас погрузили в воинский эшелон и отправили до ст. Б., от которой прошли пешком 30 километров. Вместо тяжелой винтовки выдали легкие автоматы. Питание — с перебоями. Население встречает радушно, поит молоком, продает хлеб, сало, — что может. Живем на сеновале. Настроение хорошее, здоровье также. Скучаю по дому. Как там все поживают? Как мои друзья — соседские ребятишки, Боря и другие? Действует ли их электрический трамвай, который мы вместе смастерили? Кто-то им теперь будет делать змеев и строить корабли? Передай всем им мой привет и скажи, что я их не забываю. Мы в 100 километрах от Москвы.

27 июля 1941 г.

Сегодня был в Москве. Дома тебя не застал. Так обидно! Проехал 130 километров, конвоируя грузовик, запылился, как бес. Теперь буду дома нескоро. Пришли в письме свою фотокарточку. Все вещи у нас казенные: свои мы сдали на склад. Получая вещи, не посчитай меня убитым. Единственно, что мешает мне покойно жить, — это мысль, что ты дома беспокоишься обо мне. Ничего плохого не случится. Пишу на грузовике во время остановок. Если ты мне напишешь, что перестала волноваться, я буду очень рад.

14 августа 1941 г.

Кочуем с места на место, сильно приблизились к фронту. Немцы летают так часто, что мы даже не объявляем тревогу. Ты боялась химической войны. Не бойся, нам выдали особые противогазы и накидки. Последний поход был на автомашинах, пешком итти трудно — тяжелая амуниция.

Наконец у нас установился твердый адрес. Я получил возможность наладить с тобой связь Мы дали присягу. Теперь мы стали настоящими бойцами. Живем недалеко от г. К., в лесочке, где построили палатки. Наш взвод почти каждый день назначают в караул. Вся ночь разбивается на куски. Три-четыре часа сна, два часа дежурства. Хочется спать. Командование у нас прекрасное. С таким командованием можно итти хоть на край света.

Я и четыре товарища под начальством помкомроты разведывали место посадки самолета. По пути туда мы решили, что наш командир — зверь. Он угрожал оружием за малейшую ошибку. Но потом я был благодарен ему за это. Я понял, что в таких условиях каждая ошибка может быть роковой, а он учил нас не повторять их никогда в жизни. На обратном пути командир стал нам, как старый друг. Он рассказывал эпизоды из своей боевой практики, отвечал на наши вопросы, давал советы, шутил, собирал с нами ягоды. Вот какой оказался человек!

Десант, высаженный недалеко от нас, уничтожен. Пишу тебе из караульного помещения на обойме автомата. Скоро итти. Надо поесть и поспать часок. Пиши, как там в Москве, как твое здоровье. Чуть не забыл — пришли журналов, книг любых: очень хочется читать, а нечего.

31 августа 1941 г.

Вчера получил твою открытку, где ты пишешь, что эвакуировалась в Омск. Не знаю, лучше это или хуже.

Вчера наш «ястребок» ловко сбил воздушную «телегу» — немецкого разведчика. «Телега» села рядом с нами на опушке леса. Подали команду «в ружье», и мы бросились ловить удиравших летчиков. Немцы бросили сапоги и прочие тяжелые вещи, но все-таки мы их поймали. Двоим из них по 16 лет, а один — матерый волк. Молодые шли весело, а старший очень нервничал, все спрашивал, «что мне будет». Несмотря на мое плохое знание немецкого языка, я понял и некоторые другие его вопросы. Кабина самолета почти вся из небьющегося стекла. Пуля пробила кабину снизу и ранила летчика в голову. Ему сделали перевязку и заперли в амбаре.

2 сентября 1941 г.

Сейчас отдыхаю после ночной разведки В нашем лесу масса белых грибов; каждый день их варим. Очень вкусно. Около сбитого самолета неизвестно кто пускает по ночам ракеты, и нам приходится вскакивать среди ночи прочесывать лес. Вся местность от фронта до Москвы — сплошная линия обороны, каждая деревня укреплена — окопы, рвы и прочие укрепления на каждом шагу. Врагу не видать Москвы!

3 сентября 1941 г.

Пишу в г. М. Завтра уезжаю обратно в часть.

Ha-днях, возвращаясь отсюда (я живу здесь наездами по три дня) с двумя товарищами, мы увидели спускавшегося на парашюте немца. Его сбил наш почтовый самолет. Летчика мы задержали. Отобрали оружие и документы и в подоспевшем автомобиле отвезли в штаб. Немец, видно, заслуженный — ордена до пояса. Это довольно любопытный случай: почтовый самолет сбил «ястреба». Другой «Мессершмитт» сел невдалеке за лесом и тоже был окружен нашими частями. Летчик, оставшийся в самолете, сильно расшибся.

Пиши о себе. Как ты доехала до Омска? Мне здесь хорошо. Теперь с боевыми заданиями стало не так скучно, как раньше. Немцы каждый день сбрасывают листовки. Агитируют. Население и боится немцев и не верит им. Листовки жгут.

У нас уже довольно холодно, по ночам морозит. Начали рыть землянки. С теплой одеждой несколько задерживают, так как капитан старается достать для нас все самое лучшее. Кончаю. Целую тысячу раз.

25 сентября 1941 г.

Пишу, сидя в хате. Мы уже вторые сутки живем здесь. Нас четверых под начальством Смирнова послали в разведку районного городка М. Дороги ужасные, а мы на велосипедах. Теперь уже привыкли: по грязи ездим, как по асфальту. На-днях командир послал меня с донесением в деревню за 40 км. К вечеру я через огороды подъехал к деревне. Спрыгнул с велосипеда, поставил его у ближайшей хаты и вышел на улицу. И что я вижу: немецкие танки и фрицы! Я моментально назад… ходу… Вскочил на своего стального коня и что было сил помчался. Фрицы заметили меня и закричали: «Рус, иди к нам, иди!» и стали стрелять из автоматов. Пули жужжали вокруг, как пчелы. Но все-таки удалось скрыться благодаря темноте.

Из нашей тройки я один только не получил посылки; обидней всего то, что ты из последних возможностей послала посылку, а она не дошла. Я жду ее, главное, из-за какого-то чувства близости к дому и к человеку, пославшему посылку. Это чувство испытываешь, когда приходят письма, а тем более посылка, где все напоминает о тебе, уложено твоими руками.

Мне досталась прекрасная лошадка — «Стрелка»: она спокойная и послушная. Летал я с нее только один раз, но ничего, уже привык ездить верхом.