Днями-ночами

Пролог

Эй, моя судьба, ты нас сведи случайно

Но ещё хотя бы шаг, хотя бы два

Сначала имя появилось у Рона. Когда Уизли исполнилось семнадцать лет на его предплечье возникла аккуратная тонкая надпись: «Г.Д.Г». Рон сразу понял, чьи это инициалы, — он был влюблен в Гермиону, наверное, еще с одиннадцати лет. Ощутить, что любовь всей твоей жизни — это твоя судьба — невероятное чувство, которое несравнимо ни с чем. Именно так Рон рассказывал об этом Гарри. Гермиона, будучи рожденной маглами, не имела возможность увидеть надпись на руке, и потому очень обрадовалась, когда Рон рассказал ей о проявившихся инициалах: еще одна задачка в ее жизни решена — крайне удобно.

Буквы появлялись у каждого мага (исключительно у чистокровного или полукровного) в разное время — у кого-то это происходило еще в шестнадцать (науке известно, что это самый ранний возраст проявления надписи), а у кого-то — и после тридцати. Почему такое происходило, никто не знал. Ученые-маги проводили разные эксперименты, но так и не смогли найти причину этого удивительного явления. Староверы же считали, что магия учитывает опыт жизни и «приходит в свое время».

Про надписи вообще было известно немногое: не было ясно, когда вообще это началось и кто за этим стоит (некоторые считают, что сам Мерлин). Однако есть то, что знает каждый ребенок: во-первых, у пары, если это чистокровные или полукровные волшебники, надпись всегда возникает одновременно; во-вторых, инициалы появляются в день рождения одного из пары; и в-третьих, когда пара впервые целуется, буквы становятся светло-золотыми. Пожалуй, на этом все.

На самом деле Гарри не очень вникал в эти истории. Сначала была война, и пока девчонки сновали вокруг, пытаясь разглядеть его предплечье в надежде увидеть свое имя, игнорируя общеизвестные правила проявления инициалов, Гарри беспокоился о том, как разрушить все крестражи. Еще хотелось бы выжить. А после войны снова стало не до этого. Хотя каждый свой день рождения он, просыпаясь, первым делом смотрел на свою руку, но всегда видел лишь чистую кожу. Это немного расстраивало, но Гарри закружил водоворот событий: сдача экзаменов, обучение в Академии и параллельные разбирательства по бывшим Пожирателям в суде, а потом и вовсе — работа в аврорате, которая отнимала много сил. Дни сменялись так быстро, что Гарри с каждым годом казалось, что между тем, когда он посмотрел на руку в прошлый раз и в этот, прошло не больше недели. Призрачная надежда увидеть заветные инициалы все же закрадывалась в голову, но не заседала там надолго: к двадцати трем годам Гарри смирился, что узнает имя своей судьбы еще не скоро — а может, у него вообще нет родственной души (и это тоже возможно, если верить робким словам Грейнджер, которая сначала не хотела отвечать на вопрос своего друга).

Все же немного было пусто и одиноко. Острое чувство нехватки чего-то теплого ощущалось особенно вечерами, когда Гарри возвращался с работы раньше обычного. Его всегда встречала звенящая тишина (ну, еще иногда Кикимер, который вместе с хозяином перебрался в дом на Гриммо) и холодные стены. Гарри постарался создать уют в своем доме — он украсил пространство картинами, добавил бежевых оттенков в серый интерьер, и это даже сработало (опять же, если верить комплиментам Гермионы), но света и тепла от этого не прибавилось.

Гарри врал самому себе, что ему неважна эта пресловутая надпись. Выходило весьма успешно. По крайней мере, даже Рон этому поверил, а он — большой фанат «историй судьбы». Понимать, что у тебя может и не быть никакой родственной души, довольно обидно. Но Гарри утешал себя тем, что так много раз обманывал эту самую судьбу, что мог бы обмануть ее снова, если ему захочется. Фаталистом Гарри бы себя не назвал.

Это случилось в тот день, когда Гарри исполнилось двадцать пять. Он неохотно открыл глаза, просыпаясь и предчувствуя пустоту на руке, и безэмоционально взглянул на свое предплечье, не ожидая, в общем-то, ничего увидеть. Гарри уже девять лет делал это, и был готов к десятому повторению. Но в этот раз на его руке красовалось какое-то темное пятно. Поттер в удивлении распахнул глаза, вмиг усаживаясь на кровати, внимательно разглядывая витиеватую надпись, нанесенную будто каллиграфическим почерком:

«Д.Л.М.»

Гарри не знал никого с этими инициалами: ни девушек, ни мужчин. Немного поразмышляв, он воспользовался своей записной книжкой, в которой записывал имена всех коллег, когда только устроился в аврорат — новых людей было так много, что Гарри просто не мог всех запомнить. Эта книжка однажды здорово его выручила, и была готова помочь ему снова. Поттер перелистал все страницы и вычленил несколько имен.

«Дебби Линдси Мирроу» — это одна из сотрудниц Отдела Тайн, и, насколько знал Гарри, она была замужем за своим соулмейтом. «Дороти Ловэль Мелани» — молодая скромная девушка, работавшая в архиве Министерства, и однажды Поттер даже думал пригласить ее на свидание, но увидел имя на ее предплечье — разумеется, не его, и потому Гарри оставил свои попытки связаться с ней. Оставался только «Дэниел Лютер Милберн» — и Поттер, честно, не против мужчин, но не когда им за шестьдесят. Гарри, конечно, не видел имени, украшавшее руку Дэниела, но сомневался в том, что там значилось «Г.Д.П.» — а если так, то Гарри — самый большой неудачник в мире. Думать о таком даже смешно.

К вечеру у Гарри разболелась голова от осознания, что никто — совсем никто — не подходит. Кажется, он перебрал всех своих знакомых и приятелей. И от этого дрянное чувство пустоты в душе только усилилось.

— Может ли магия ошибиться? — Гарри не захотел идти в бар или собирать вечеринку в честь своего дня рождения, поэтому просто пригласил самых близких друзей в свой дом: Рона и Гермиону. Они сидели за небольшим круглым столом на кухне. Гермиона приготовила индейку, а Рон купил торт. В целом, Гарри был очень этим доволен. Он задал подруге тревоживший его вопрос, как только они выпили несколько бокалов красного вина, которое подарили Гарри на работе после успешного окончания одного из дел.

— О чем ты? — Гермиона слегка нахмурилась, а потом стала выглядеть еще более недовольной, когда Рон начал чавкать. Она легко стукнула его по плечу, и тот, пожав плечами, стал жевать тише.

— О соулмейтах.

— О, Мерлин! — воскликнула Гермиона, ее взгляд изменился: она весь вечер с непереносимой печалью глядела на Гарри, вероятно, думая, что и в этот раз его рука осталась девственно чиста. Но сейчас глаза девушки выражали только бесконечное счастье. — У тебя появились инициалы?

— Да ладно! — Рон чуть не подавился куском индейки и, усиленно прожевав все, что находилось во рту, добавил: — Очень рад за тебя, друг! Кто это? — он с предвкушением уставился на Гарри, но тот лишь расстроенно пожал плечами:

— Не знаю, — протянул он. — Так может ли магия ошибиться? — Гарри снова повторил свой вопрос, обращаясь к Гермионе, хотя, на самом деле, Рон разбирался в этом не хуже Грейнджер.

— Насколько я знаю, — протянула девушка, — такие случаи известны.

— Верно, — подхватил Уизли. — Бывает, магия ошибается, — Рон задумчиво посмотрел в свою тарелку. — Один знакомый отца получил имя родственной души, а потом выяснилось, что у его, вроде бы, человека оказались совсем другие инициалы. Все может быть. Многие живут всю жизнь не со своим соулмейтом, и вполне счастливы. Но считается, что любовь между соулмейтами все равно самая сильная и прочная, — Уизли мягко взглянул на Гермиону, и та улыбнулась ему в ответ. Гарри вздохнул.

— Ну, похоже, я неудачник с ошибкой, — он сделал небольшой глоток. — Я даже составил список всех, кого знаю с этими инициалами, — и невесело хмыкнул.

— Можно взглянуть? — спросила Гермиона.

— Да, конечно, — Гарри достал из кармана брюк сложенный втрое листок и протянул его подруге. Девушка развернула бумажку и быстро пробежалась по содержимому глазами.

— Твои инициалы — «Д.Л.М.»? — спросила она. Гарри кивнул. Гермиона закусила губу, будто что-то обдумывая, а потом добавила: — Тогда где здесь Малфой?

Гарри шокировано взглянул на подругу, хотя в степени удивления он мог бы посоперничать с Роном, все же подавившимся куском индейки, который тот успел засунуть в рот. Рон громко закашлял, и Гарри пришлось ударить его по спине несколько раз, чтобы Уизли не помер прямо за его столом. Кое-как откашлявшись, Рон вытер пальцем образовавшиеся слезы в уголках глаз:

— Не шути так, Герм.

— Но ведь он идеально подходит, — возразила Гермиона. — «Драко Люциус Малфой».

— Герм, он наш враг, — Рон говорил будто с умалишенной. В общем и целом, Гарри был с ним согласен. Гермиона насупилась:

— Сколько вам лет? Мы враждовали еще в школе.

— Он — бывший Пожиратель Смерти, — противился Уизли.

— Если он — судьба Гарри, нам просто придется это принять.

— Стоп, — Поттер поднял руки, останавливая начинающуюся перепалку. — Это не Малфой. Это просто не может быть он. Я даже не знаю, где он сейчас. Я видел его последний раз несколько лет назад.

Это правда. Драко Малфой выпал из фокуса внимания Гарри сразу после суда. Малфоя оправдали, отчасти благодаря Поттеру — все-таки Драко, каким бы он ни был, никого не убил, за ним не было замечено использования непростительных и, кроме того, он вроде как помог Гарри — а его мать Нарцисса вообще спасла ему жизнь. И пусть Поттер, как он считает, сполна вернул долг Малфою, вытащив того из Адского пламени, Нарциссе он должен, наверное, всю свою жизнь. Именно поэтому он и выступил в суде в их защиту. Что касается отца семейства, Люциуса, — Гарри не был намерен его спасать. Люциуса казнили.

После суда Гарри не видел Драко несколько лет, не слышал ничего о его жизни, да и в принципе о его семье не было ничего известно. Малфои залегли на дно, выжидая, когда общество забудет все их грехи. И лишь два года назад снова вышли в свет: Гарри столкнулся с Драко на летнем благотворительном приеме для детей войны, который проходил на открытом воздухе. Поттер запомнил их разговор очень хорошо — просто потому, что он был слишком коротким. Гарри как раз кое-как отделался от внимания молодого парня-репортера из Пророка, когда Драко (сам!) к нему подошел:

— Поттер, — вместо приветствия сухо сказал он.

— Малфой, — Гарри кивнул. Драко внимательно изучил его внешний вид, буквально просканировав с головы до пят. Гарри даже подумал, что с ним что-то не так. Но на самом деле это Малфой выглядел настоящим пижоном, вырядившись в черный костюм в летний жаркий день. Изучив облик Поттера, Драко наконец в своей привычной манере протянул букву за буквой:

— Не рад был тебя видеть, — и ушел.

Гарри еще несколько дней гадал, зачем Драко подходил к нему: чтобы сказать очередную грубость? Но Малфой — это Малфой, и логики в его поступках найти — невозможно. Вероятно, он просто злился из-за казни отца.

После у Гарри появились свои дела, и образ Драко в черном костюме под палящим солнцем выветрился из его головы. В газетах теперь снова появлялась Нарцисса — о ней рассказывали, как о выдающейся женщине, спасшей Гарри Поттера и теперь устраивающей различные благотворительные вечера. Гарри совсем не был против спекуляции на своем имени, Нарцисса ему импонировала. О Драко же не было слышно совсем ничего, а может Поттер просто не пытался ничего найти — ему это ни к чему. Да, школьная детская вражда осталась позади, но Малфой никогда не был приятным человеком, и общаться с ним в планы Гарри не входило.

— Ну, я же не утверждаю, что это он, — Гермиона сложила лист, который все это время держала в руке, и положила на стол. — Но, если у тебя и правда больше нет знакомых с такими инициалами, все возможно.

Теперь не только Рон смотрел на Грейнджер, как на сумасшедшую. Гарри недоверчиво улыбнулся:

— Да нет. Быть такого не может.

— Законы любви нам не ясны, — Гермиона улыбнулась, взяв бокал вина в руку. — Рон так всегда говорит.

— Это не касается Малфоя, — возразил тот. — Гарри просто еще не встретил человека с такими инициалами.

Когда друзья ушли, прибираясь за ними, Гарри на минуту задумался, мог ли это быть Драко. Малфой — высокомерный и скользкий тип, всю школьную пору портивший ему жизнь, — мог оказаться его родственной душой? Верилось с трудом. И даже несмотря на то, что Драко был вполне себе симпатичным — очевидное Гарри не стал отрицать, — Поттер просто не представлял себя в отношениях с ним. Их связь была бы ужасной: полная ссор, оскорблений и взаимных непростительных. Гарри даже усмехнулся, заканчивая свою мысль. Это точно не Малфой.

С намерением перепроверить всех своих знакомых Гарри и провалился в сон.

Следующее утро началось не с будильника, а с крика совы: темно-серая птица настойчиво ломилась в окно своим клювом и крыльями. Гарри, проклиная все вокруг, добрался до окна, распахнул его и забрал письмо. Конечно же, перед этим сова его больно клюнула (такое происходило постоянно с министерскими птицами). В письме было всего пару фраз, начерканных корявой рукой Рона: «Ты где? Если придешь сегодня, купи, пожалуйста, апельсиновую шипучку. И если ты опаздываешь, дай знать, я тебя прикрою».

Гарри опасливо покосился на часы и с ужасом обнаружил, что они показывали уже почти девять часов утра — обычно в это время он находится в своем кабинете и разбирает бумаги — работа начиналась в восемь. Он, торопливо набросав Рону ответ, сунул записку сове, которая, очевидно не насладившись первым разом, снова его клюнула, и поспешил одеться.

В кондитерской «Мистер Оттер» было довольно многолюдно для столь раннего часа. Впопыхах собравшийся Гарри стоял в очереди к кассе, чтобы купить Рону шипучку, а себе — горячий кофе (это был определенный утренний ритуал), и поправлял съехавший набекрень галстук. Больше всего Гарри раздражало, что школа уже кончилась, а обязанность носить галстук — нет.

— Мне, пожалуйста, лимонный сквош, — знакомый голос застал Поттера врасплох, как гром среди ясного неба, и вынудил Гарри замереть, вслушиваясь, — и апельсиновый сок в бутылке. Спасибо.

Этот голос точно принадлежал Малфою. И не то, чтобы Поттер различил его среди тысячи других — нет. Однако только Драко принадлежала манера надменно растягивать буквы в словах так, будто им тесно рядом друг с другом. Гарри выглянул из очереди, рассматривая того, кто стоял у кассы, — и его догадка подтвердилась: Драко Малфой, одетый с иголочки в серый шерстяной костюм, прямо сейчас ожидал свой заказ. Гарри непроизвольно покосился на свое предплечье, спрятанное за рубашкой и мантией.

— С вас два пятьдесят, — миловидная девушка протянула Драко напитки и улыбнулась. Малфой же достал из своего кармана монеты и положил их на стойку.

— Сдачу оставьте себе, — он взял бутылку сока и стакан сквоша и направился к выходу. Гарри не знал, стоит ли поздороваться с Драко, или проще будет его проигнорировать, но его ноги сами перегородили Малфою путь. Тот, явно не ожидавший подобного маневра, чуть не врезался в Гарри.

— Поттер, — зашипел Драко, еле удерживая в руке стакан со сквошем, грозивший разлиться ему на явно дорогой пиджак. — Какого черта?

— Привет, Малфой, — вся эта ситуация вдруг развеселила Гарри. Драко совершенно контрастировал с уютным и теплым пространством этой кондитерской. Он выглядел, как вылизанный злодей, попавший на детскую площадку. Но если быть объективным, Малфой изменился за последние два года, которые они не виделись, сильнее, чем за четыре года до этого: Драко наконец перестал выливать на волосы все свои запасы геля (Гарри уверен, что раньше тот так и делал) и сменил стрижку — теперь короткие пряди с наверняка продуманной небрежностью лежали набок; на его скулах и подбородке можно было разглядеть легкую щетину, а в глазах скрывалась какая-то безграничная усталость; его фигура приобрела более слаженный вид — Драко больше не был корявым и несуразным подростком. Гарри даже стало неловко от того, что он сейчас выглядит в разы хуже Малфоя — с вороньим гнездом на голове из-за позднего подъема и галстуком набекрень.

— Что тебе нужно? — холодно спросил Драко.

— Решил поздороваться со старым другом, — Гарри шутливо улыбнулся, надеясь сгладить ситуацию. Цапаться с Малфоем не хотелось, тем более все еще существовала маленькая вероятность того, что на руке Драко написаны инициалы Гарри. Внезапно Поттер вспомнил, что, если надпись возникла у него, значит, и у Драко тоже. Гарри внимательно посмотрел на Малфоя, пытаясь найти что-то на это намекающее, но выражение лица того никак не изменилось и оставалось все таким же безразличным.

— Я тебе не друг, — заметил он и с напускной вежливостью добавил: — Разреши пройти.

Гарри кивнул и отступил, предоставляя Малфою проход, и тот этим воспользовался, спешно проходя мимо. Но когда Драко уже собирался закрыть за собой дверь, в Поттере вдруг взыграла гриффиндорская черта — встретить Малфоя так внезапно впервые за столько лет, возможно, действительно было судьбой, и Гарри не был бы Гарри Поттером, если бы не попытался выяснить, что за этим стоит.

— Эй, Малфой, — окликнул слизеринца Гарри. Тот с явной неохотой повернулся. — Не хочешь как-нибудь встретиться, вспомнить школьные времена?

В глазах Драко скользнуло едва заметное удивление, которое не укрылось от Гарри. Но в следующее мгновение Малфой собрался:

— Нет, — уверенно сказал он и все же закрыл за собой дверь. Гарри хмыкнул, возвращаясь в очередь.

Конечно же, «Д.Л.М.» — это не Малфой.