До самого дна (СИ)

Глава двенадцатая Metamorphosis[2]

— Галлюцинации больше не появлялись?

— Нет, — соврала я.

— Хм. Ладно. Скажи, если снова появятся.

— Хорошо. Я могу идти?

Валерия опустила взгляд в пол, размышляя, могу я идти или нет, и считается ли то, как я обычно передвигаюсь, хождением.

— Да, думаю можешь. Если почувствуешь себя хуже — обязательно приходи сюда.

— Да. Я приду.

Толку от них, от целителей этих… То есть в случае ранения толк есть, но мои раны ни одна магия не возьмет. Я поднялась со стула, вышла из лазарета и направилась к душевым. Голову я не мыла уже дня три, что для меня является колоссально длинным сроком. Тут уже не только корни жирно поблескивали, и мне даже не хотелось в таком состоянии прикасаться к собственной голове. Правда, по лестницам было еще невероятно трудно ходить, однако если постараться переключить свое внимание и мысли на совершенно другой объект, то от боли вполне возможно избавиться. Правда потом, когда ты возвращаешься в реальность, все равно ее чувствуешь. Это заставляет меня ощущать себя живой.

Мое присутствие здесь перестало быть секретом, как только я смогла встать с кровати. Все спрашивали об одном и том же, одно и то же я им и отвечала. Охотники, выстрел, община. Больше и не надо. Мария тоже не выдала меня, а позже еще и извинилась раз десять. Кажется, с ней поговорила Валерия, но я не уверена. Пришлось по дороге забрать полотенце и старую футболку из прачечной. Они там довольно давно.

Я толкнула дверь душевых и вошла внутрь, сразу же почувствовав, как тепло здесь по сравнению с остальными уголками Подпола. Мой взгляд уперся в зеркало. И в свое отражение, которое было не моим, а Виктора Семеновича.

— Ты умер, — спокойно сказала я отражению, отвернулась и отошла к металлическим шкафчикам для личных вещей.

— Обращаю твое внимание на то, что ты абсолютно точно не можешь этого знать. Ты даже мой труп не видела, а уже…

— Заткнись. Тебя не существует. Ты плод воображения моего больного мозга, на более того.

— С чего ты взяла? Откуда эта уверенность? Да и был бы я лишь иллюзией, стала бы ты со мной разговаривать?

Я замолчала. Нет, бесполезно вот так с этим болтать. Все равно я ничего не добьюсь, только на еще большие неприятности нарвусь. Я же знаю, что он ненастоящий. И ему не удастся меня обмануть.

Я медленно распутываю бинты, они опускаются рваными лентами в помойное ведро. Одежда оставлена в корзине, там же и новые упаковки бинтов. Я закрыла дверку шкафчика и прошла к кабинкам. Вода, хоть и могла бы быть обжигающе горячей, еле теплой струей смывала засохшую на порезах кровь. От этого они становились больше розовыми, нежели темно-красными. По непонятной мне причине у меня не было настроения мыться в теплой воде. «Какое тебе дело до физических ощущений, если ты давно мертва внутри?» О, этот знакомый голос.

— Давно тебя не было.

«Ты не можешь говорить про себя? Я ведь в твоих мыслях и прекрасно их слышу. А так ты привлекаешь лишнее внимание. К тому же твои…»

— Все нормально, мне так удобнее формулировать мысли. Так я не сбиваюсь. И я проверила, я тут одна.

«Вот как. У меня есть догадка, что меня больше никогда не будет».

— Ну, раз я умру, то и ты тоже. По-моему, все логично.

Рядом с полками что-то громыхнуло, и я замолчала. Другим людям действительно не нравится, когда кто-нибудь начинает разговаривать сам с собой. Придется помолчать. «Да даже если ты будешь говорить, помощи от тебя никакой. Но так или иначе, я пытаюсь сделать кое-что прямо сейчас. Получится или нет — не знаю».

Кто-то прошлепал вдоль душевых босыми ногами, и я услышала, как в соседней включили воду. Тут же я зашлась хриплым кашлем. Тело само согнулось пополам, и я никак не могла остановить приступ. Я прислонилась к стенке и, не в силах больше стоять, плюхнулась на колени. Руки потянулись к лицу. Может, если закрыть рот, кашель не будет таким громким. Почувствовался металлический привкус, и меж пальцев начали проникать тоненькие струйки крови. Кашель с кровью, это что-то новенькое. Впрочем, он быстро прекратился. Вода уже смывала кровь с моих рук. Я задрала голову, подставляя лицо прохладному потоку. Кто-то выключил воду и ушел. А я, пожалуй, еще задержусь. Нужно еще рот прополоскать и избавиться от привкуса железа.

Вылезая из душевой, я чуть не поскользнулась, но все же удержала равновесие благодаря оказавшейся довольно близко стене. Опираясь на нее же, я дошла до своих вещей. Чистые бинты, чистая футболка и чистая голова явно подняли мое настроение с отметки минус до нуля. Еще даже можно пожить.

Мне хотелось забрать наконец Мора с вершины, но я откладывала дело вплоть до этого момента из-за особо дальней дороги по лестнице. Однако, вновь переносить было нельзя. Поэтому из прачечной, куда я занесла старую футболку, я направилась прямо наверх. Оказалось, что это несколько сложнее, чем я себе представляла изначально. Меня хватило на шесть пролетов. Пришлось присесть на ступени и отдохнуть, после чего вновь продолжить движение вверх. Таким образом я поднималась на некоторое количество уровней, отдыхала, снова поднималась, и так по кругу. В какой-то момент мне стало нехорошо, и я в очередной раз упала на колени, перебросив руку через перила, чтобы не скатиться вниз по лестнице. Все вокруг меня плыло и плясало. Надо собраться, осталось совсем немного. Пролетов десять от силы. Я вновь поднялась на ноги и, придерживаясь за поручень, медленно пошла вверх. Готова поклясться, я чувствовала, как ноет мой костный мозг. Это настолько отвратительное чувство, что мне хотелось вскрыть ноги и достать кости оттуда. К неожиданному моему открытию, здравый смысл пока что все же перевешивал. А до выхода на крышу оставалось шагов пятнадцать от силы.

Железная дверь хлопнула у меня за спиной. Воздух на улице хоть и был холодным, здесь было намного теплее, чем на горе у Хозяйки. Прямо-таки курорт. Хотя, мы же и находимся рядом с курортным городом.

Я начала присматриваться и заметила на решетке свернувшегося калачиком Мора. Доковыляв до него по бетонной узкой плите и не наступив ни на одну из решеток, я обратилась к нему:

— Ты ведь знаешь, что ты не кот?

Он встрепенулся, внимательно посмотрел мне в лицо и поднялся на лапы, открывая и закрывая свой огромный клюв, сложенный из различных колюще-режущих орудий.

— Надо бы с тебя как-то снять все эти столовые приборы и забрать вниз. Но я не знаю как.

Я выдержала паузу в надежде, что Хайд что-нибудь сделает, и все случится само собой. Но ничего не произошло.

— Видимо, нет, — вздохнула я. — Но в таком виде я не смогу забрать тебя. Ты банально не поместишься в дверной проем. Я уже молчу о том, что ты произведешь неизгладимое впечатление на остальных.

Мор снова щелкнул клювом, мол, да ладно, можно оставить все так, и плюхнулся на пузо.

— Да. Пожалуй.

Я присела на пол, облокотившись боком на гигантского ворона. Вопреки ожиданиям металл оказался теплым. Не как металл, нагревшийся от неизвестного источника тепла, а как настоящее живое тепло. С крыши было видно, как город заметает мягким снегом. Всю эту идиллию нарушил невыносимый писк, который врезался мне в мозг похлеще пули. К нему присоединилась еще и моя неспособность сделать полный вдох. Я упала на спину и раскинула руки, пытаясь вдохнуть хоть на каплю кислорода больше и неожиданно для себя замечая на фоне серого неба знакомую фигуру.

— Викт… Хайд?.. — еле выдавила из себя я. Писк стал утихать.

Он нагнулся поближе, и по мимике стало абсолютно точно ясно, что это Хайд.

— Я пришел попрощаться.

— Уходишь?..

— Умираю. Вместо тебя. Кто-то должен умереть, и если умрешь ты, то и я тоже. Однако, если умру я, то ты выживешь, — он присел на бетонный пол рядом со мной.

— Умрешь под Новый год?

— Что?.. Ах, да… Скоро праздник, значит. Да. Это меньшее, что я могу сделать для тебя в такой ситуации. Могу только сказать тебе спасибо. Мне было приятно наблюдать моменты твоей непроходимой тупости и невероятной сообразительности. Надеюсь, тебе тоже. И, знаешь, во многом я правда хотел тебе помочь. Думаю, у меня получилось… Подожди, ты что, плачешь?

В тот же момент я осознала, что из глаз действительно текут слезы, спохватилась и быстро принялась их вытирать рукавами.

— Нет, просто… Слишком много потерь… Если кто-то еще умрет в этом месяце, я пойду убивать МСЛ, и ничто меня не остановит.

— Не сомневаюсь, — он ухмыльнулся. — Что ж… Думаю, нам действительно больше нечего сказать друг другу…

— Хайд. Скорее всего в прошлом ты был серийным убийцей, но… Но мне все равно. Ты действительно очень сильно помог мне. Я буду скучать.

Он хмыкнул, и мой мозг пронзила повторная волна отвратительного писка. На мгновение мне показалось, что сердце остановилось, но вскоре забилось еще сильнее. В глазах потемнело, а когда зрение стало возвращаться, Хайда уже не было.

Писк постепенно стихал, его сменяла острая боль в груди и кашель с кровью и темными желеобразными сгустками. Какое-то время я лежала на спине без движения, прислушиваясь к собственному организму. Казалось, чуть-чуть двинусь — и снова зайдусь кашлем. Но ничего не происходило. Хайд умер. Точнее, да, уже давно, еще до того, как стал биомехом, но теперь точно. Навсегда. Сквозь слезы я спокойно наблюдала, как небо идет волнами. Однако, человек быстро привыкает ко всему.

Так дальше лежать было невозможно, и мне пришлось подняться. В голове была невыносимая тишина, а с тишиной пришло и знание, что я могу, а чего нет. Все наконец-то встало на свои места. Я поднесла руку к голове Мора, и все ножи и лезвия стали сползать с него и падать сквозь решетку и бетон, исчезая в них, пока ворон не принял свою первоначальную форму. Я чувствовала каждый исчезнувший нож. Они отсутствовали в этом мире, но постоянно были со мной. Я могла вытащить сколько угодно ножей из пустых карманов, рукавов или же из-за пазухи.

— Теперь я хоть что-то могу контролировать в своей стремительно несущейся к неизбежному концу жизни…

Мор перелетел мне на плечо. Я сняла повязку с глаза, отметила, что все еще вижу хоровод цветных пятен, и надела обратно. Раны по всему телу тоже до сих пор ощущались. Проклятие продолжало медленно развиваться внутри.

— Знаешь, друг, я не особо чувствую, что что-то поменялось относительно проклятья. По-моему, ничего не вышло. Ну да ладно, посмотрим.

Птица хлопнула крылом, и мне не осталось ничего другого, кроме как уйти обратно в Подпол.

Спуск вниз, как и ожидалось, был в разы легче подъема. Мор почти сразу спорхнул с плеча и стал осматривать окрестности с высоты своего полета. Ну да, в первый раз он же не выходил за пределы одной комнаты. Должно быть, ему интересно.

Я подошла к своей комнате, которую так и не заняла Мария, и, заприметив периферийным зрением движение, повернула голову и наткнулась взглядом на Валерию.

— Ты вроде бы хотела пиратскую повязку на глаз… — она протянула мне названный предмет.

— О, — я удивленно посмотрела на повязку и растерянно приняла ее. — Знаешь, — глянула я на Леру и улыбнулась, — я тогда пошутила. Но теперь, я думаю, я возьму ее.

Я сняла медицинскую повязку с глаза, погружаясь в радужное колыхание пятен, и надела новую.

— Да, пожалуй, мне так больше нравится. Та все же немного просвечивала. Спасибо.

Валерия улыбнулась мне в ответ и пошла дальше вверх, в сторону прачечной, а я же вошла в комнату и присела на кровать. Уже довольно продолжительное время меня не настигали галлюцинации, хотя до этого я видела или слышала какое-нибудь незначительное видение каждые минут десять, если не чаще. Честно признаться, то, что в соседней душевой кабинке мылся живой человек, я сильно сомневаюсь. А сейчас ничего. Только если они не начали материализоваться, конечно. Вывод напрашивался сам собой — часть проклятия отступила. Но надолго ли?

Дальше находиться в Подполе я не видела смысла. Однако, выбраться отсюда сложнее, чем попасть. Бэзила я в принципе не видела, и никто не видел. Среди чародеев даже пошел слух, что он оставил все на Марию, но открыто ее спрашивать о таком никто не собирался. Все просто продолжали жить как прежде. А мне тем временем каким-то невообразимым способом нужно было попасть в Москву.

А зачем мне, собственно, нужно в Москву? Иван Алексеевич говорил о том, что лучше не вмешиваться в то, что происходит сейчас с Хансом. В чем-то он действительно прав, я могу только мешаться другу. Однако, ему может понадобиться помощь, а просить ему некого… А некого ли? И с чего я вообще взяла, что он мне друг? Нет-нет, нельзя в нем сомневаться. Это все из-за разговора с Марией, это ее видение ситуации. И Иван придает большое значение Хансу. Уж он-то точно не может ошибаться. Так, значит, на этом шатком утверждении держится утверждение о том, что мы с Хансом на одной стороне. Тогда вопрос состоит в том, нужна ли ему моя помощь. И причина, по которой он стрелял. Это легко объяснить, предположив, что каким-либо образом на него повлиял его отец. Но это лишь предположение. Также он мог выстрелить намеренно. Выстрел в голову исключает вариант спасения моей жизни. В таком случае он бы выстрелил в живот. Следовательно, он ставил целью мою смерть. Ну, это и по проклятию, правда, понятно. Тогда непонятно, зачем ему это нужно, если мы на одной стороне. Конфликт утверждений в одной цепочке. Значит, вариант с намеренностью отпадает. Надеюсь.

Так, но это не ответ на вопрос, зачем мне нужно попасть к Хансу. То есть да, помочь ему, конечно. Но я не могу врать себе, это вторично. Тогда что первично? Моя привязанность к нему? Да, я к нему привязалась. Сильно привязалась. Пожалуй, я даже люблю его. Да. Пожалуй, так оно и есть. Отрицать бессмысленно. Почему я не могу стремиться к нему из чувства любви? Вполне себе могу. Очень даже. Тут меня даже вероятное отсутствие взаимности не остановит. Это все равно лучше, чем заживо гнить тут под присмотром отряда хиллеров. К тому же Ханс…

От таких мыслей по телу разлилось непонятное тепло. Наиболее сильно оно концентрировалось в сердце, я опустила голову и поняла, что оно горит тусклым красным пламенем. Приложив к нему руку, я ощутила тепло. Не такое сильное, какое ощущалось в ребрах, но тепло.

— Любопытно.

Переполненная жгучей решимостью, я обратила внимание на пыльную доску для дартса над столом. Не успела я как следует сформировать в голове мысль, что хочу сделать, как в доску врезалось три ножа. И все вонзились в центр. Я приблизилась к доске, приложила руку перпендикулярно рукояткам и принялась несильно надавливать на ножи, и те проваливались мне в ладонь, так и не показываясь по другую сторону от нее. Когда ладонь достигла доски для дартса, ножи окончательно исчезли.

— Более чем любопытно.

Я надела куртку и попыталась сконцентрироваться на личности Ханса. Сначала по отдельным аспектам, вроде внешности или характера, а потом все в совокупности, но упрощенно. Ничто из опробованного не сработало.

— Ну как-то же я вытащила до этого Бэзила! — не выдержала я в порыве злобы.

И сделала еще одну попытку. И еще одну. И еще. Я доставала из воздуха ножи, вилки, лезвия и пилы, но Ханса достать не могла. Когда совсем отчаялась, я нащупала последнюю монету в кармане куртки. Если верить Бэзилу, она была заряжена на Канарские острова. Однако, как я уже успела понять, слова моего друга, при всем уважении, — пустой звук. Особенно, когда дело касается Наставников. Там уже не то чтобы слова, а собственные воспоминания покажутся полным бредом. Так что, стоит попытаться. Мор быстро сообразил, к чему все идет, а потому предусмотрительно занял место у меня на плече. «Теперь я точно пират, — подумалось мне, — с повязкой и попугаем». Перед броском, я проверила, все ли на месте, и поняла, что не хватает пистолета. Достав кобуру из тумбочки, я нацепила ее и наконец подкинула монету.

Обнаружила я себя напротив знакомого подъезда и быстро прошмыгнула внутрь. Видимо, меня и правда хотят списать со счетов и отправить поскорее куда подальше.

— Дом, милый дом, — прочла я надпись на чьем-то протертом коврике под дверью.

Я поднялась на нужный этаж и постучала в дверь. С той стороны послышалось какое-то шуршание, обмен парой коротких фраз из разряда «Ты ждешь кого-нибудь?» и скрежетание замка. На пороге появился мой отец, и его лицо тут же приняло весьма счастливое выражение.

— Заходи скорей, — он приобнял меня за плечо, проводя в квартиру. — Мира, у нас гости!

Я разулась и зашла в гостиную прямо в куртке. Мама сразу отложила книгу.

— Алиса! Моя девочка, мы с папой так волновались, — она подлетела ко мне и обняла, не переставая при этом говорить. — Приходили какие-то люди, спрашивали о тебе разные вещи, я боялась, они тебя найдут…

— Скорее всего это были люди МСЛ.

— Кто?

— Государственные охотники на магов с лицензией. Они, как и все государственные подразделения, ни хрена не могут и не умеют.

— Все так всегда говорят, а потом их ловят и сажают в тюрьму.

— Ну, если такое и случится, то это ненадолго. Сбегу при первой же возможности, и пусть ищут еще столько же.

— Лучше просто не позволь им поймать тебя.

В горле запершило, и я вспомнила о действии проклятия. Нельзя, чтобы они видели это.

— Это… Мам, пап… Я забежала буквально на минуту, проверить как вы тут…

— Ну ты это, хоть поешь перед уходом что ли.

— Не, ела недавно.

— А ничего, что ты днем пойдешь?

— Не, все нормально. Ладно, мне правда пора.

Они проводили меня до коридора, и, пока я обувалась, давали свои вечные родительские наставления.

— А стрелять лучше в голову, — заключил папа под конец и получил немалую порцию маминого порицающего взгляда.

Они по очереди обняли меня на прощание, и я вышла за дверь. Мор храбро вытерпел объятия вместе со мной, что было немного забавно. Спускаясь по лестнице, я думала, что было в их взгляде что-то обреченное. Будто они о чем-то догадывались. О моей новой болезни или о том, что я собираюсь сделать. Они будто видели меня в последний раз. Или мне все это чудилось. Магия самообмана и предубеждения. Спустившись на площадку первого этажа, я протянула руку в воздух, и вытащила за воротник из пустоты шокированного Бэзила.

— Мне нужно в Москву.

— Алиса! Какого черта?!

— Извини, если ты был занят. Но я тут немного умираю от проклятия и хочу поскорее найти одного человека.

— Ты сама туда попасть не можешь? Или вытянуть этого нужного человека без меня?

— Нет и нет. Бэзил, это важно. Я серьезно.

— Хм… Ладно. Куда надо?

Я достала мятую карту и ткнула пальцем на незнакомую улицу.

— Так… Я был неподалеку однажды. Там есть камеры. Тебя тут же заметят. Ты уверена?

— У меня нет выбора. Либо идти туда, либо помирать здесь.

— Ну хорошо. Держись, — он схватил меня за плечо и стены подъезда вихрем унеслись прочь, а перед нами предстали узкие улочки города.

— Удачи.

— Спасибо, — сказала я, но Бэзил уже исчез.

На карте отображалась та местность, которую я показывала другу. Тут же я заметила камеру, в радиус видимости которой я никаким образом не попадала. Вовремя натянув шарф на нижнюю часть лица, я двинулась вверх по улице. Было все равно, куда идти, как долго идти. Я чувствовала, что мне нужно идти, и ничего не могла с этим поделать. Мелкий частый снег заметно ограничивал видимость, я не видела ничего дальше десяти метров. Смысла видеть я тоже не видела. Мой путь лежал среди жилых домов, которые крышами утопали в метели. Это создавало иллюзию бесконечности, дома, которым не видно конца. В окнах многих из них мигали праздничные гирлянды. Постепенно на город стал опускаться сумрак. Из-за падающего снега это ощущалось особенно остро. Я давным-давно потерялась, но даже не собиралась смотреть на карту. Просто бессмысленно брела вперед. Навстречу попадались редкие фигуры людей, чаще сворачивая и заходя в помещения прежде, чем дойдут до меня. В груди что-то екнуло за мгновение до того, как стало возможным различить сквозь снег фигуру человека со знакомой походкой. Я остановилась и сняла повязку-шарф, а он все приближался, пока между нами не осталось не более пяти метров, и, видимо, узнав, тоже остановился. Даже если бы сейчас он попытался меня убить, я бы не сдвинулась с места. Но он не попытался.

— Привет, Михаэль.

Еще несколько секунд он стоял и смотрел на меня, возможно, даже забыв сделать вдох. Но потом он сорвался с места, быстро преодолел разделявшее нас расстояние и, абсолютно неожиданно для меня, рухнул на колени, уткнувшись лицом мне в куртку и обхватив меня руками. Я неуверенно положила руку ему на голову и провела по росту волос до затылка, снимая упавшие на него снежинки.

— Это ты так извиняешься?

— Я думал, ты умерла… — еле слышно выдохнул он. Такого голоса у него я еще никогда не слышала.

— Ну-ну, не переживай. Ну умерла, мне не понравилось, я воскресла. С кем не бывает. Может, ты уже встанешь? Мне некомфортно, я привыкла, что ты закрываешь меня от ветра.

Он молча поднялся и виновато посмотрел на меня покрасневшими глазами с высоты своего роста. Его взгляд остановился на повязке.

— Твой глаз…

— На пути к бессмертию приходится чем-то жертвовать. На меня не каждый день накладывают проклятия.

— Я… Это моя вина… Я знаю, то, что я сделал, невозможно простить, но я все равно прошу у тебя прощения…

— Да ладно, не расстраивайся. Мне в общем-то не так уж и сильно важен был этот глаз или эта жизнь.

— Мне важна твоя жизнь, — твердо сказал он. — Важна сейчас и была важна в момент выстрела, но я все равно не смог… Я не смог сопротивляться Вернеру, — он опустил взгляд и нахмурился.

— Он Наставник, странно, что ты вообще обо мне помнишь. Или что не пытаешься убить сейчас.

— Я тоже Наставник…

— Нет. Не умеешь пользоваться силой. Не умеешь от нее защищаться и защищать. Ты, конечно, молодец, добыл ее себе. Но это как водительские права. Ты не доедешь из пункта А в пункт Б, если не умеешь водить, а просто владеешь бумажкой, благодаря которой лишь незнающий может назвать тебя водителем. Наличие силы не дает тебе абсолютную власть над всеми и защиту от всего. Иначе сейчас Наставники не были бы такими беспомощными и слабыми.

— Алиса, скажи мне одну вещь… Как ты сняла проклятие?..

— М-м. Никак. Половина меня умерла недавно, и… В общем, думаю, оно еще прогрессирует. Не так активно, как до этого, но все же. Скинуло свою мощность на 50 %, около того, — я вдруг рассмеялась, чем вызвала ступор у своего собеседника. — Я просто… вспомнила про простуду. Я ведь выздоровела за это время. Мне показалось это смешным.

— Алиса, ты умираешь…

— Постепенно, а не как тогда… Собственно, это то, почему я здесь. Не думаю, что от меня будет много помощи, но я хочу помочь тебе изменить порядок нашего мира. Впрочем, если ты считаешь, что мне лучше не вмешиваться, я уйду. Так что решать тебе.

Без лишних слов он обнял меня.

— То есть… Мы… Вместе?

— Да, — глухо ответил он.

На мгновение у меня появился порыв признаться ему, рассказать о своих чувствах, но это было бы страшной ошибкой. Обрекать его на отношения, у которых заведомо нет будущего, слишком жестокое наказание. Даже после всего сделанного, он не заслужил подобного.

Нас прервало напрягающее присутствие еще пятерых людей, терпеливо наблюдавших наше долгожданное воссоединение. Все было бы хорошо, если бы они не были охотниками.

— Ка-ак оригина-ально, — протянула я, отлепляясь от своего друга. — МСЛ нужно становиться менее предсказуемой, а то мне уже заведомо неинтересно.

Ханс было спохватился, и загородил меня собой, но я тут же сообщила ему, что в этом нет необходимости. Тем временем убийцы поспешили выдвинуть свои требования.

— Господин Майер, — начал тот, что был по центру, прямо напротив нас, — мы не за вами. Однако, если продолжите в том же духе, ваш отец отдаст приказ убить вас. Поэтому попрошу не мешать.

— Ну, во-первых, это вы нам мешаете, а не мы вам, — ответила я прежде, чем немец успел открыть рот для ответа. Моя наглость переросла все границы. Видимо, мне просто надоело все это. У меня не так много времени, чтобы тратить его на глупые игры с МСЛ. — Во-вторых, если уйдете сейчас, останетесь живы.

Выдвинувший требования усмехнулся.

— Вы в меньшинстве. А мы не кучка магов-любителей, чтобы вот так просто дать вам уйти.

— В меньшинстве? — я удивленно подняла брови и приложила руки к груди, чтобы скрыть красноватое свечение. — Вы, случайно, не ошиблись? Пересчитайте хорошенько. Нас двое. А вы один.

С последним моим словом четверо из них рухнули, держась за горло и захлебываясь кровью. Ножи успели исчезнуть быстрее, чем они поняли, что произошло. Я закашлялась, но быстро поборола приступ.

— О, проклятия Елизаветы действуют всегда наилучшим образом… Но это слишком долго.

Охотник внезапно стал исчезать, пока совсем не скрылся от нашего взгляда.

— Говорю же, не впечатляет, — я сняла повязку с глаза, и увидела пульсирующее пурпурное пятно, смутно похожее на идущего на нас человека. — Вам только в цирке выступать. Жаль только, что вы сегодня умрете и так и не попытаете своего счастья.

Нож воткнулся ему в грудь, человек на мгновение мигнул, и этого было достаточно, чтобы в него прилетело еще четыре ножа. Он окончательно потерял возможность стать снова невидимым, сделал небольшой шаг, покачнулся и упал на живот, хрипя что-то про мою скорую и неизбежную кончину. Я надела повязку обратно на глаз. Тоже мне, охотники. «Мы не маги-любители», ха.

— У меня слов нет…

— Да говорить ничего и необязательно, просто пошли отсюда, — я спокойно взяла его за руку и потянула в сторону ближайшего уличного фонаря. — Порой смерть делает с людьми страшные вещи. Особенно когда смерть их собственная, мой друг. Помнишь, что происходит с людьми-биомехами? Они перестают быть собой, потому что осознают в полной мере, что уже умерли. — Мы миновали фонарь и направились к следующему, который был еле заметен сквозь метель. — Я осознаю свою смерть, и не одну. Как прошлую, так и будущую. С осознанием пропал страх, пропала неуверенность, пропало волнение. Осталась только скорбь по усопшим и боль, которую причиняет мне проклятие.

Про любовь я, конечно же, умолчала, хотя это было единственное чувство, благодаря которому я до сих пор держалась. Мы прошли мимо еще нескольких фонарей. Жилые дома кончились, начались ярко освещенные магистрали, магазины со светлыми витринами и мигающими вывесками. Все спешили сообщить о скидках в честь приближающегося праздника.

— Куда мы идем? — нарушил Михаэль тишину.

— А куда ты шел прежде, чем наткнулся на меня?

— Осматривался. На случай, если тут ходят люди МСЛ.

— Ну, они и правда были здесь. Ты угадал.

— Даже лучше.

— Не будь так уверен в этом.

Я повернулась к нему и, прежде чем до конца осознать, что делаю, дала ему пощечину.

— Ты выстрелил мне в голову, — констатировала я.

— До тебя только дошло? — не слишком уж и удивленно вопросил он, держась за покрасневшую щеку.

— Да. С пробитой головой тяжело думается.

— Извини.

— Я солгу, если скажу, что извинения приняты. Я не сержусь на тебя, особенно после того, как ударила тебя по щеке разок, знаешь, мне полегчало…

— Рад за тебя.

— Но просто выкинуть из головы этот случай вряд ли смогу. Хотя какой-то части меня вообще все равно.

— Что ж, я могу объяснить твое спокойствие. У тебя шок. Затянувшийся.

— Вполне может быть. Но больше никогда так не делай. Стрелять в меня — вообще не вариант.

— Договорились.

— Ты ведь снова сбежал, не так ли?

— Да… А ты? Где ты была все это время?

— В Подполе. Меня с того света тамошние целители вытащили. Потом на меня перестало хватать бинтов, и я ушла. И оказалась здесь. До этого еще успела умереть та часть меня, которая отвечала за все эти перемещения ножей в пространстве, но это все ненужные детали… В общем, теперь я сама ими управляю. Ну, ты видел, что я тебе объяснять-то буду… Скорее всего, спустя минут дцать у меня случится истерика.

— Давно пора.

Думаю, он, в некотором роде, был в замешательстве. Он чувствовал вину, конечно, он чувствовал ее, это было слишком хорошо заметно, чтобы сомневаться. Кроме того, он хотел мне помочь, но не знал как. Все это смешивалось с тем, что он не понимал, как ко мне теперь относиться. Я думаю, что не понимал. На самом же деле…

— Есть вероятность, что проклятие спадет после смерти того, кто его наложил. Но это не факт. Видишь ли, в большинстве случаев магия существует равно до тех пор, пока ее хозяин ее контролирует. Биомехи погибают, как только создатель отвязывает их от себя. Или сам умирает. Так что уж если она не собирается его снимать, то придется ей помочь.

Он остановился у парадного входа в здание со светящейся вывеской.

— Вау, гостиница. Даже не старый замызганный мотель. Впечатляет.

— Да. Я остановился здесь. Идем, — он придержал мне дверь, впуская в помещение. Тут же я прошла сквозь рамку, которая не издала ни единого звука.

— Это что…

— Да. Ищут магов. Недавно поставили. Вверх по лестнице, — видя мою растерянность указал он.

— На каком этаже?

— На втором.

— Проблематично бежать через окно.

— Под окном закрытый мусорный контейнер.

— Хм. Неплохо.

— Я не в первый раз останавливаюсь именно здесь. Окно пока ни разу не пригодилось, но чем дольше этого не происходит, тем больше вероятность, что оно наконец понадобится.

— Не могу не согласиться.

Он повернул ключ в замочной скважине пару раз, впустил меня в комнату и запер номер изнутри. Я быстро скинула ботинки и прошла дальше в номер.

— Не знаю, как ты, а я не собираюсь ждать.

— Ты о чем? — не поняла я.

— О Елизавете. Проклятие прогрессирует, и я не хочу тянуть, пока тебе становится только хуже.

— О. Да. Ты ведь понимаешь, что проклятие может остаться и после ее смерти?

— Да. Но если это все же предотвратит твою смерть, то лучше сделать это как можно быстрее.

— Ладно. Давай. Есть конкретные предложения? Ты знаешь, где она может быть?

— Где угодно.

— Ну… Твой отец же пошлет ее за тобой снова? Хоть когда-нибудь Или нет?

— Возможно. Можно позвонить ей.

— Э-э… — я медленно сняла куртку и кинула на стул, Мор решил последовать вслед за ней.

— У меня есть номер ее телефона. В МСЛ все номера телефонов распределены по номерам отделов и личным номерам… — он посмотрел на меня и подумал, что объяснять все — явно лишнее. — Можно позвонить ей с телефонного автомата на улице. Думаю, они быстро поймут, где мы.

— Да… Неплохо. Только если это буду я, они просто пришлют Алфавита. Возможно, нескольких… Моей новой способностью их не победить. Предметы больше копья я собирать пока не могу. О, слушай, а позови ее на свидание!

— Ты издеваешься? — спросил он после секундной задержки.

— А что, она уже с твоим отцом?.. Ну не расстраивайся, может они еще разойдутся.

— Нет… Нет просто… Ты серьезно?

— Я просто не хочу, чтобы она вновь притащила этих Алфавитов. Устрой с ней переговоры, не обязательно свидание. Понимаешь, я их боюсь. Я теряю контроль и застываю на месте от ужаса, когда вижу их. У всех свои страхи, у кого-то арахниды, у кого-то замкнутое пространство, а у меня Алфавиты и еще очень длинный список разных предметов и явлений, понимаешь?

— Хорошо-хорошо, я придумаю как выманить ее более ли менее мирным путем…

— Хорошо. Спасибо.

Он вновь обнял меня без предупреждения, возможно, чтобы только удостовериться, что я не иллюзия, и повалился спиной на кровать, утягивая меня за собой. Я не сопротивлялась, просто рухнула прямо на него. Меня сразу потянуло в сон.

— Думаю, нельзя больше откладывать еще одну вещь.

— Какую? — лениво поинтересовалась я.

— Я надеялся, до тебя и без меня дойдет… Но раз этого не произошло, то ждать, пока ты снова исчезнешь куда-то, я не буду.

— Прежде, чем ты выскажешься, подумай хорошенько, стоит ли оно того.

— Я уже достаточно думал и жалел, пока считал тебя мертвой. Я люблю тебя.

Я промолчала.

— Не ответишь мне?

— Я же сказала хорошенько подумать…

— Я тебе не нравлюсь?

— Михаэль, то, что я тебе сейчас скажу, является самой разумной и здравой мыслью из когда-либо возникавших в моей голове. И речь тут вовсе не о чувствах. Ты сам подписываешь себе смертный приговор этим признанием. Ты ведь понимаешь, что я скоро умру?

— Ты не умрешь, — произнес он чуть ли не по слогам, но мягко, как ребенку объясняя такую простую истину, запуская руку мне в волосы, гладя по голове. — Я обещаю. Я не позволю тебе умереть.

— А что насчет тебя?

— Я не оставлю тебя одну.

Мы снова замолчали. Я лежала и прислушивалась к его сердцебиению.

— Так ты мне дашь ответ или нет?

Я молча приподнялась над ним и приблизилась к его лицу, чуть не задевая его нос своим. Вот наши губы соприкоснулись, и, я считаю, нельзя дать более однозначного ответа, чем этот. Поцелуй длился недолго, но вот запомню я его навсегда. Из-за сильных, противоречащих друг другу эмоций. Потому что, когда весь мир вокруг тебя рушится, нет ничего опаснее, чем данная тебе кем-то или чем-то надежда на будущее. Она искажает восприятие, коверкает мироощущение и выворачивает взгляд на жизнь наизнанку, ослепляя своим ярким, но недолгим свечением. Однако вместе с этим, эта надежда — единственное, что дает силы бороться дальше и противостоять сгущающейся тьме.