Глава пятая Отринув смерть

Прожив столь недостойную жизнь, он не мог оказаться в раю, а когда предстал пред вратами Ада, дьявол преградил ему путь:

— Здесь тебя не ждут, — сказал он.

— Но куда же мне теперь идти?

— Возвращайся туда, откуда пришел.

— Дай мне хотя бы что-нибудь, чтобы осветить дорогу, — попросил Джек.

— На, только не обожгись, — ухмыльнулся дьявол и швырнул ему тлеющий уголь из адского костра.

Ирландская легенда

До замерзшей реки шли молча, постоянно озираясь и всматриваясь в стволы деревьев. Но нападать на нас никто не собирался, по крайней мере, прямо сейчас. К тому же, драться сейчас никому не хотелось — с набитым животом особо-то конечностями и не помашешь. Мы вышли на берег реки, а это значило, что пора прощаться.

— Ну, держи оборону в своей крепости одиночества.

— Так и сделаю. Сегодня же начарую барьер, который бы любого человека от моего дома уводил.

— Да, лишним не будет.

— Василиса, было приятно с Вами познакомиться. Огромное Вам спасибо за то, что залечили мое ранение. Всего доброго и до скорой встречи.

— Всегда пожалуйста, до скорой, — она задумчиво посмотрела на меня, — не каждый рожденный на земле должен вновь ей стать. Береги себя, — мы обнялись.

— Иногда твой дар провидца выбивает меня из колеи.

— К сожаленью, к нему не прилагаются инструкции по дешифровке.

— Еще увидимся, — отходя к краю берега, я помахала ей рукой, чуть не упала, споткнувшись, и она помахала в ответ. Когда, уже на другом берегу, я обернулась, ее не было. Или я считала, что ее не было. Над рекой возвышался лишь неподвижный высокий черный лес.

Машина не была занесена снегом — ветер благополучно сдувал его. Я уселась на переднее пассажирское сиденье и, разувшись, опять притянула к себе ноги, обняв их.

— Пристегнись, — буркнул Ханс, и я повиновалась.

— Хэй, может, сначала заскочим к Бэзилу?

— Да, мы же спешим, почему бы не сделать огромный крюк по всей России, она же такая маленькая.

— Ну что ты… Что я тебе говорила про цунами сарказма? Или это было не тебе… Неважно. Нам не обязательно ехать на самый юг, я могу попросить его прыгнуть куда-нибудь поближе. Он бы многое облегчил нам в этой жизни, уж поверь мне.

— Значит, проси быстрее. Теперь нам нужно как можно скорее попасть к этой Елене. Я так понимаю, он как раз тот, кто попадает из пункта А в пункт Б?

— О, он не только это умеет. Он один из самых сильнейших магов, которых я когда-либо встречала.

— Хм, а еще, — я чихнула, перебив его, что заставило его замолчать на мгновение. — Это что сейчас было?

— В России на это обычно говорят «будь здорова». Но можно и так.

— Нет, я знаю, что люди чихают, — он переключил подогрев на пятерку вместо обычной тройки. — Не хватало еще, чтобы ты заболела. Мы и так выбились из графика…

— О, у тебя и график был?

— Да. Ключевое слово — «был».

— О, боги. Да все будет шикарно, это я тебе гарантирую.

— Как ты можешь быть уверена в подобном? Мы даже не знаем, доживем ли до завтра.

— Ну, это ты преувеличиваешь. Если бы была реальная опасность — Вася бы нас не отпустила.

— Ну да, а так она всего лишь сказала что-то про смерть на прощанье.

— Нет-нет, скорее, про ее отсутствие. Ты просто не разбираешься в предсказаниях.

— Зато я разбираюсь в медицине, и, поверь мне, ты заболеваешь.

— Да, с этим не могу поспорить. Но болеть я не собираюсь. Если будет необходимость — перебью симптомы каким-нибудь «Терафлю», а организм сам разберется, что ему нужно. В общем-то, так обычно и происходит.

Он ничего не ответил, и так стало понятно, что разговор окончен, и, скорее всего, он все сделает так, как захочет сам. А я наконец могу выйти на связь с давним другом и соратником, Бэзилом Брауном. Тот долго блуждал где-то, игнорируя мои предложения поговорить, но в итоге все равно появился в хорошо знакомом нам обоим лесу.

— Чем обязан? — все следы его недавнего беспокойства исчезли, уступив привычной показной наглости.

— И тебе привет. Перейдем сразу к делу, нечего терять время. Мне нужно, чтобы ты забрал нас с другом с северных территорий. Как можно скорее. Можешь прыгнуть, скажем, в Сыктывкар? И еще у меня есть информация касательно того, кто уводит чародеев из общины. Твои проблемы каким-то образом рано или поздно пересекаются с моими, так что, считай, тебе повезло.

— Ого-го… Как много всего, даже не знаю… Знаешь, тебе тоже сильно повезло, потому что в данный момент я как раз собирался куда-то туда. Точнее не я, но это неважно. Сыктывкар, говоришь? Так… Почему бы и нет?.. Правда, окажусь я там ближе к вечеру. Много дел, так много дел…

— Ну так беги, выполняй. Я найду тебя.

Сон закрутило, словно мы попали в блендер. Лес рассыпался на проблески света, листву и древесину. Контакт разумов был разорван, но сам сон не заканчивался. Я обернулась посмотреть, почему я еще тут, и увидела старое дерево, растущее из черноты и в черноту. Захотелось приблизится, что я моментально и выполнила. Приложив к нему руку, я почувствовала все то, что люди чувствуют, прикладывая руки к деревьям: шершавость, холод твердой коры, медленную и неторопливую жизнь, древнюю мощь. «Не каждый рожденный на земле должен вновь ей стать,» — донеслись до меня слова Василисы. Да, есть же еще и биомехи. Но и они нетленны ровно столько, сколько позволяет их хозяин. Или, в крайнем случае, столько, сколько позволено самому хозяину.

От нечего делать я пнула дерево ногой, надеясь, что тогда все заработает, как это часто бывало с телевизором в детстве. Но сегодня этот закон решил дать осечку. Все пространство вокруг меня сотряслось от удара, но не моего. Удар этот исходил от дерева. Вслед за ним раздался еще один, и мне показалось, что что-то стучит внутри ствола. Удары стали повторяться снова и снова, перекликаясь с моим собственным сердцебиением, пока наконец не слились воедино с моим пульсом. А потом все затихло. Даже мое сердце, как мне показалось сначала. Но я ошиблась. Оно билось. Одно на двоих. Совершенно чужое сердце гоняло мою кровь по всему телу — я ощущала это как никогда.

— Давай будем честны друг с другом, — услышала я свой голос со стороны и незамедлительно обернулась. Там стояла я. А если быть чуточку точнее, то оно было очень похоже на меня внешне, но не внутренне. Чувствовалась иная природа характера, иные, отличные от моих, мысли, поступки, чувства. — Обычно люди чувствуют всевозможные муки совести, когда лишь становятся свидетелями убийства. Многих тошнит прямо на месте.

— Чт… Кто ты?..

— Я — это ты. Теперь. Часть тебя, по сути, — она постучала кулаком по груди в том месте, где, если у вас нет проблем с анатомией, находится сердце. — Но выгляжу я как ты лишь потому, что ты не знаешь, как я выглядел при жизни. А запертый в твоем сознании я не могу воссоздать тот образ, увы.

— Вот как… И… Зачем ты здесь?

Копия меня рассмеялась громким, надрывным смехом.

— Ну и ну… — вторая Алиса театрально утерла несуществующую слезу. — Ладно, думаю, тебе немного неуютно болтать со своим отражением… Оттого и котелок не варит, а? Можешь дать мне любую внешность из когда-либо увиденных тобой.

Я попыталась вспомнить хоть одного знакомого человека. Как на зло в голову лезли самые странные мысли и идеи, но только не люди. Кое-как я вытащила из памяти образ Виктора. «Сама с собой говорить не хочешь, а с трупом — с удовольствием, да?» — пронеслось на задворках сознания. Нет. Это единственный облик, который я смогла вспомнить достаточно подробно. Были и другие, но дать ему образ, с которым я контактировала или буду контактировать ближайшее время… Это было бы трудно для моего восприятия.

Открыв глаза, я узрела перед собой то же нечто, но с внешностью старого приятеля.

— Хм, намного лучше, как думаешь? — его активная мимика смотрелась непривычно на когда-то спокойном лице. Даже в облике Виктора его с трудом можно было спутать с покойным.

— Зачем ты здесь? — повторила я вопрос. Оно не отпускало меня в реальность, и это мне очень не нравилось.

— Ну, мы теперь единый организм, надо же нам как-то скооперироваться… К тому же, ты должна знать, кому принадлежало это сердце до этого. Так что я решил устроить тебе краткое введение в мою жизнь. Начнем с того, что я не сошел с ума, оказавшись в теле бота. Видишь ли, я сделал это гора-а-аздо раньше…

— Я подозревала нечто подобное. Дальше ты будешь рассказывать сколько людей убил, как убил, что чувствовал и тому подобное. Это все, конечно, очень мило и интересно, но я хотела бы очнуться.

— Так рано? Нет-нет-нет, так не пойдет… Сейчас для тебя я ближе, чем кто бы то ни был. Только я знаю, что, пристрелив ту женщину, ты не почувствовала ничего. Абсолютно. И не смей отрицать, я тоже ничего не почувствовал тогда, хотя готовился к фейерверку чувств и эмоций, роясь на задворках твоей памяти. Но, знаешь что? В этом ты еще хуже меня. Потому что я чувствовал власть, жажду, интерес. Да, все это, но чувствовал! А ты не почувствовала ничего, кроме физической боли от ранения. Как бы ты ни лгала себе и окружающим, ты не можешь солгать мне. В некотором роде я тебе завидую. Я никогда бы не стал настолько хладнокровным убийцей, как ты. Я был на пике своей деятельности при жизни, но даже тогда мне было очень далеко до тебя.

— Ты лжешь, — я засмеялась, а потом спохватилась и замолчала. Он плохо на меня влияет, становлюсь похожей на него. Все в моей голове мгновенно прояснилось. — Я знаю, кто ты, и чего ты хочешь. Ты хочешь поглотить мою волю и захватить власть над телом. Спешу тебя разочаровать, у тебя ничего не выйдет.

— О, ты так уверена?.. — бросил он, растворяясь в темноте и появляясь у меня за спиной, гораздо ближе, чем прежде. — Знай, мне не нужна власть над твоим телом. Мне хватило моей жизни в теле бота. Теперь я хочу просто наблюдать, понимаешь? Я устал, — он положил обе руки мне на плечи. — Так что позволь мне…

— Иди к черту, — резко обернувшись, я взмахнула рукой, разделяя существо пополам. Он, словно сотканный из тумана, расползся, растворился и собрался заново уже в другом месте, чуть поодаль. И снова зашелся истеричным смехом. Мне тоже вдруг стало невообразимо смешно. Мы долго смеялись, слишком долго, до слез, походя на умалишенных в тяжелейшие часы своего безумия. Остановились мы так же резко, как и начали. Мы с ним схожи. И эта мысль пугает меня.

— О, не стоит пугаться этого. Все мы звери в людских шкурах. Злые, вечно голодные, радующиеся чужим неудачам и восхваляющие свои победы, даже самые ничтожные. Просто прими, теперь это часть тебя. Точнее, она всегда была у тебя, но теперь ты узнала о ее существовании, то есть обо мне, и теперь можешь смело ее использовать в своих целях. Но в каких именно — выбор за тобой.

— Не слишком благородно для серийного убийцы? — я прищурила правый глаз. Похоже, заимствую у него мимику.

— О том, как так вышло, и что повлияло на мои мысли и характер, мы поговорим в следующий раз. Я, конечно, могу натолкнуть тебя на мысль, пока ты в сознании, но это слишком просто. До встречи, — он разлетелся на туман и пепел, оставив лишь эхо своего голоса. Хотя, если так подумать, то это и не его голос вовсе, а Виктора.

Уже просыпаясь, я успела подумать о том, что снова не спросила имя, и нужно наверстать это в следующий раз, но потеряла эту мысль на границе сна и реальности.

— Долго же ты спишь, — прокомментировал Ханс, заметив, что я проснулась.

— Да уж. Сколько, если не секрет?

— Часа четыре.

— Хм. Многовато будет. Прежний обладатель твоего сердца никогда не говорил с тобой?

— А почему ты спрашиваешь? — осторожно осведомился водитель после короткой паузы.

— Он не выпускал меня. Не могла проснуться.

— Это плохо, — он нахмурился. — Я слышал, что в ситуациях «донорства» сохраняется личность того, кто более силен духом, но никогда с таким сам не сталкивался.

— О, выходит, ты победил еще до начала войны. Поздравляю. Но я без понятия, что делать мне. Касательно силы духа я нечто среднее. Так себе, понимаешь?

— Думаю, да. Не знаю, чем я могу тебе помочь. Это ты должна решать самостоятельно, но, если я смогу чем-то помочь — я выложусь на максимум.

— Спасибо.

— Так ты с ним договорилась?

— Да я без понятия, чего он хотел…

— Я про Бэзила.

— А. Да. Он вечером заскочит в город.

— Который?

— Который Сыктывкар.

— Хорошо. А… Кто он вообще такой?

— Бэзил Браун, американец.

— Что он здесь-то забыл? В Америке их не преследуют так, как у нас. Жил бы себе тихонечко…

— Видишь ли, Бэзил просто не может тихо жить. Он долго выделывался на всяких ФСБшников, и в итоге его вышвырнули из страны. Сказали, если еще раз там появится — отправят на электрический стул.

— За что?

— За то, что много болтал. Но если ты про официальную причину, то они всегда смогут ее придумать. У них фантазия богаче моей.

— Но почему он остался именно в России? Почему не уехал куда-то?

— Ох, такой уж у него характер… Никто же не виноват, что ему жизненно необходимо встречать сопротивление. Просто на родине его бы быстро вывели из игры, а наши… Ну, на борьбу с нами они не очень тратятся, доверяя все машинам.

— И он просто прибыл в Россию, организовал здесь повстанческое движение и стал бороться?

— Не совсем. Когда он приехал, он знал три русских слова: балалайка, водка и бабушка. И все эти три слова он здесь еще ни разу не использовал. А сейчас бегло болтает на русском, иногда даже лучше, чем некоторые коренные жители. Но не то чтобы я его учила русской грамматике, или что-то подобное… Читает он до сих пор плоховато. Скорее, мы учились друг у друга. Он подмечал всякие хитрости, перенимал их… Ну и русский язык, конечно же. Усердия у него хоть отбавляй. Очень быстро всему учился. А насчет общины… Что ж, нас сначала всего двое было. Думаю, нас обоих можно считать основателями, и искренне надеюсь, что друг мой такого же мнения. Знаешь, мы столько вложили в это общество обездоленных… Судьба каждого участника тяжелее судьбы предыдущего, мы постарались дать им все, что было в наших силах. Но, в итоге, я не выдержала. И ушла.

— Да, помню. Не будем об этом.

— Благодарю.

— То есть, другими словами, скрываться в России от правительства легче, чем в США?

— Ага. Потому что там он государственный преступник, а здесь всего лишь незарегистрированный эмигрант и волшебник. Там за ним моментально послали бы SWAТовский отряд, а тут его раз в неделю засекает бот, которого тот моментально превращает в мятую консервную банку. Это почти что отпуск.

— Ясно. И община сейчас держится только на нем?

— Да, насколько мне известно.

— Тогда за него можешь не беспокоиться. Охотникам же надо как-то находить боевых магов. Это легче делать, когда они вместе, чем когда рассеяны по всей стране.

— Хм, ты в чем-то прав. Но предупредить об обеих угрозах все же не мешало.

Спустя еще немного времени мы въехали на территорию города со стороны жилой части города. Причем жили там весьма обеспеченные личности. Первое, что бросилось в глаза, — везде шныряли какие-то подозрительные типы в форме. Они останавливали машины, что-то проверяли. Я достала карту.

— Мне это не нравится, — сказал Ханс. И я вполне могу с ним согласиться.

— Поворачивай направо, нам нужно убраться отсюда по-тихому.

Мы свернули, проехали два квартала и припарковались на обочине. Здесь нас встречали намного менее красивые здания, все облупившиеся и выцветшие. Ремонта они не видели с момента их стройки.

— Местное гетто?

— Да, что-то очень приближенное. Из двух зол выбирают меньшее.

— Идем. В машине ты не останешься.

— Думаешь, украдут? — я нехотя вылезла из теплого салона автомобиля. С собой я решила прихватить деньги и документы, ибо разбить стекло автомобиля ничего не стоит местным гопникам. На углу дома эпилептически помигивала зеленая вывеска в форме креста.

Когда мы вошли внутрь, по носу ударил ядреный запах химии и лекарств. Но было довольно тепло. Я стала бессмысленно разглядывать полки с таблетками, сиропами, пилюлями и прочим, а мой попутчик в это время подошел к окошку кассы. До меня доносились лишь обрывки фраз: «…уйте….», «…тол…», «…ицин…», «…липт и воду». А ведь если он захочет меня отравить, я это осознаю лишь тогда, когда у врат Ада со мной за руку начнут здороваться черти. Когда пришло время расплачиваться, я подскочила к кассе, уперлась взглядом в глаза продавщицы, которая ожидала денег, и нагло произнесла:

— Мы же уже дали вам пять тысяч.

Та захлопала глазами, пробуравила взглядом старый кассовый аппарат, но в итоге все равно махнула рукой и воскликнула:

— Ах, точно-точно! — она отсчитала сдачу и положила на блюдце. Я забрала деньги и отдала немцу, который нехотя их принял. — И как я такое могла забыть? Я сегодня такая рассеянная!

— Ничего, — я дружелюбно улыбнулась, — это из-за погоды. Снег обещали. Всего доброго!

— И вам!

Не дайте боги мне на улице повстречать такое же «доброе». Мы вышли, и Ханс протянул мне открытую бутылку с водой.

— Сейчас выпьешь одну вот такую, — он отдал мне белую пачку с красной полоской. — Эти — после еды, — у меня в руках оказалась белая пачка с синей полосой и цветными квадратиками в ней, я убрала их в карман, — ну, а это и так понятно, — коробка с зеленым кругом отправилась в тот же карман. У него в руках осталось еще две коробки. Это нормально, что я ощутила себя умственно отсталой?..

— А остальные?

— Если станет хуже.

— А-ага, — протянула я, выдавливая одну таблетку из пластины, а затем запила ее водой. Бутылку я отдала обратно, Ханс закрыл ее и спрятал в карман плаща. — Пойдем, поищем какую-нибудь дешевую забегаловку?

Он молча пошел дальше по кварталу, и я побежала за ним. Забавляет меня это суровое молчаливое согласие безысходности.

Людей на улице не было. От слова вообще. Это казалось мне непросто подозрительным, это пугало. Мы подходили к желтому зданию с осыпающейся штукатуркой, под которой проглядывался кирпич, и опорами-колоннами, потерявшими свой первоначальный цвет под грязью и нецензурными надписями. Напротив него находилась многоэтажка с маленькими окнами, на которой висело нечто, чего я не встречала до сих пор. Выглядело оно как крупная камера с чем-то прикрепленным сбоку, что отдаленно напоминало автомат. Мы остановились, не доходя до поля ее зрения. Однако, она решила повернуться к нам сама. По асфальту пробежался луч белого света по направлению к нам и уперся мне в лицо. Камере, похоже, мое присутствие не понравилось, и она разошлась тем же сигналом, что и боты при виде нарушителей. По глазам ударило красное свечение, а затем Ханс дернул меня за руку, притянув к кирпичной колонне. Раздалась автоматная очередь.

— Какого хрена?! — вырвалось у меня, но шум выстрелов заглушил мой вопрос. Бот перестал стрелять и теперь сканировал территорию на предмет моего присутствия.

— Видимо, Сыктывкару подарили пробники системы распознавания лиц, — сказал Ханс тихо.

— Тебя же нет в базе данных, да?

— Точно не знаю. Раньше не было. Но я же сбежал, они могли добавить.

— Так давай проверим. Ты же успеешь увернуться, если он поднимет тревогу.

— Хм, — многозначительно ответил он мне и, когда луч белого света проходил рядом с нашей колонной, высунулся. Луч быстро устремился к нему, задержался немного на его лице и пошел бродить дальше. Никакой тревоги и, тем более, никакого огня в его сторону не было.

— Я прям даже завидую немного. Можешь вывести это из строя?

— Придется обезвреживать. Если просто сломаю, поднимется тревога, и сюда пришлют отряд ОМОНа. Или еще кого похуже.

— Да, неприятно. Ну, время у нас есть, иди, обезвреживай. Я тут постою.

— Не смей двигаться.

— Оки.

Он ушел, а я осталась стоять, как и обещала. Прошло не больше минуты, как меня посетило давно забытое чувство. Чувство, настигавшее меня в основном на совсем безнадежных экзаменах и предвещающее, что у меня все получится. Но что такое это загадочное «все», в данный момент я понятия не имела.

Как и при атаке женщины-молнии, время неожиданно начало тянуться, будто весь мир попал в вязкую невидимую жижу. Я посмотрела вверх: там перелетали воробьи с одного дерева на другое так медленно, что, если бы я была рядом с ними, я могла бы увидеть, как они моргают.

Я вышла из-за колонны. Ко мне по земле медленно двигалось белое пятно. Оно настигло моего лица не так быстро, как я от него сначала ожидала. Затем белый свет сменился на красный, и бот открыл огонь. Пули летели в грудь, но до цели добирались крайне медленно. Самую первую я взяла в руку, покатала на ладошке и кинула на землю. Упала она с обычной для мелких падающих предметов скоростью и укатилась. Поздновато я обратила внимание, что остальные пули тоже ускорили свое движение. Спустя лишь одно мгновение они врезались мне в ребра. Сначала я осела на колени, а затем оперлась руками о пол, задыхаясь. Вы могли испытывать подобное, если вам когда-либо давали под дых. Я пыталась вдохнуть, не обращая внимания на внутренние конвульсии и, когда у меня наконец получилось, закашлялась, выплевывая вместе с кровью одну из пуль. Остальные звякнули об асфальт, вываливаясь из туловища так, будто при попадании запутались в одежде и так и не добрались до тела. Хотя та же кровь говорила об обратном. Не было никакой сборки из воспоминаний всей моей жизни, никакого света в конце тоннеля или забвения в пустоте. Тело отказывалось умирать. Еще рано. У меня есть дела. Здесь. Сейчас.

Перестав опираться на землю, я выпрямилась, стоя на коленях. Время снова замедлилось, однако Ханс успел настигнуть меня еще до этого. Теперь он, опершись на одно колено, держал меня за плечи, что-то кричал в лицо. Так близко. Я крепко зажмурилась и ощутила, что мир вокруг меня вертится, и я верчусь, но по-другому, словно я нахожусь в центрифуге. А затем все резко закончилось, и я не упала на пол лишь потому, что Ханс по-прежнему держал меня.

— Вообще-то, если хочешь знать, я был занят! — донеслось до меня возмущение Бэзила. Я приоткрыла глаза, осмотрелась по сторонам. Помещение было мне до боли знакомо.

— Я тоже. Кажется, я должна была умереть, но это неточно.

— Почему ты вышла? — спокойным голосом осведомился немец. Но, несмотря на это спокойствие, голос его полнился злостью, страхом, возможно, обидой.

— Прости меня. Со мной такое иногда случается. Это определенное чувство… Если оно есть, то все будет если не хорошо, то хотя бы нормально. Без жертв. Оно было, — я перевела взгляд на старого друга. — Бэзил. Ты как нас нашел?

— Никак. Я сидел, выпивал со своим другом в подпольном баре. Я думал, меня кто-то другой перенес.

Видимо, теперь я и людей переносить к себе могу. Надо же. Ханс встал, подал мне руку, и я тоже поднялась, слегка пошатываясь. Бэзил только-только заметил кровь и дыры от пуль в футболках.

— Э, а что, собственно, произошло?..

— Мне тоже интересно, — вторил ему мой попутчик.

— Мне интересно не меньше вашего, — я оттянула футболки за вырезы и заглянула под них. На теле не было ни царапины. — Так, я жива. Не истекаю кровью, кроме той, что успела вытечь во время выстрела.

— Что за выстрел? — кажется, Бэзил совсем потерялся.

— Бот с камерой и системой распознавания лиц. И огнестрельным, да.

— Что-нибудь болит?

— Нет, все в порядке.

— Хорошо. Где мы?

— Новороссийск. Перестроенные канализационные катакомбы, вышедшие из употребления. Подпол, если просто. А если более конкретно, то сердце Подпола. Что-то среднее между кабинетом директора и белым домом. А я — Бэзил Браун. Здравствуйте, — Бэзил подошел к Хансу и пожал руку. Оказывается, американец ниже его почти на полголовы. Мне Би всегда казался очень высоким…

— Ханс Дюрер.

— О, и вы говорите по-немецки?

Ханс молча посмотрел на него, потом на меня.

— Вы точно не родственники?

— Только по духу.

— Это заметно.

— Мои жилые метры не заняты? — поинтересовалась я.

— О, несмотря на небольшой отток волшебников, который я благополучно завершил, у нас проблема с комнатами. Но тебе повезло. Твою я никому не отдавал. Она опечатана еще с твоего ухода.

— Очень мило с твоей стороны.

— Но тут есть одно «но». Свободна только она.

— Не думаю, что мы останемся на эту ночь здесь. Нам кое-куда надо, и я надеялась на твою помощь в этом деле.

— Вот как… Куда же вас отнести?

— Тебе знакомо имя Елена Золотенко?

— Хах, — он чуть не подавился, — а вам к ней зачем?!

— То есть, «нам»? Зачем к ней тебе?

— Я уже в течение трех месяцев, как говорят в России, подбиваю к ней клинья, что б вы знали.

— Успешно?

— Ну, — он почесал затылок, — я определенно кое-чего добился…

— Но до цели еще далеко, не так ли?

— Да, — признался он с некоторой неловкостью. — Так зачем она вам?

— Она может знать о том, почему происходит то, что происходит. Почему Варвару ищут охотники, и почему на нас нападают маги.

— Можете не сомневаться, этот информационный маньяк знает все. Только редко что-либо рассказывает.

— Алиса.

— М?

— Кровь.

— Ой, точно — спохватилась я. — В душевых сейчас никого?

— Угу. Держи ключ от комнаты.

— Спасибо, — я приняла продолговатый металлический предмет.

— Ладно, оставлю вас здесь. У меня еще дела. От которых вы меня оторвали.

— Ага, вали уже, алкаш, — он меня услышал, но решил промолчать, а затем исчез в рыжих, как и он сам, искрах. — Что ж, пошли, проведу тебе экскурсию.

— Комната — душевая — комната, никаких отклонений от маршрута. Только если за едой. Ты болеешь, тебя чуть не убили…

— Не «чуть», а именно убили. Меня убили, Ханс. До тебя еще не дошло? Сколько пуль в меня попало? Четыре? Шесть? Меня убили, но я не умерла. Я же, получается, бессмертна, — мне вдруг стало очень смешно от этого, и я с трудом переборола смех. — Не знаю, надолго ли. В магии нет невосполнимых лимитов, так что, хотелось бы верить, что надолго.

— Ладно. Хорошо. Можешь проводить, но после того, как смоешь с себя всю кровь. И не задерживайся в душе. Может подняться температура, — он подошел ко мне вплотную и дотронулся губами до моего лба. Чужое сердце, которое находилось во мне, пропустило пару ударов. Мне понадобилась вечность чтобы осознать, что он проверил, нет ли у меня температуры. — Пока нет, так что тебе повезло.

Мы вышли из кабинета Бэзила и направились по лестнице вниз, а затем по коридору на свет. Уже вне коридора нам открылось огромное подземное помещение с уровнями, лестницами и дверями, а внизу находилась площадь, по которой сейчас шныряли волшебники и чародеи всех возрастов и национальностей. На все это великолепие падал дневной свет через решетки в потолке. Я встала на металлическое ограждение и наклонилась над бетонной пропастью.

— Когда-то все это было заполнено сточной водой. Мы ее выкачали, все здесь вычистили, перестроили… Вон там моя комната, — я показала на верхний ярус, — там же комната Бэзила и других важных персон, без которых это место не было бы таким, каким ты его видишь.

Я слезла с ограждения и быстро пошла по другой лестнице, держа направление туда, куда только что показала. Ханс шел рядом.

— Вон там столовые. Точнее, это куча всяких кафешек, куда здесь ходят есть. Но название почему-то прижилось именно такое. А по эту сторону, вон тот проход, третий справа, душевые. По воскресеньям мы устраиваем банный день и открываем ванны. Это такие огромные резервуары с горячей водой. Их всего четыре, по два на каждый пол.

Так мы незаметно подобрались к комнатам. Я вставила ключ в замочную скважину, повернула два раза и дернула дверь на себя. Та открылась, и в кромешную тьму скользнула тоненькая полоска света, которая постепенно расширялась и изгибалась, падая на мебель. Я нащупала выключатель и щелкнула им. Зажегся настенный светильник у кровати, освещая шкаф, письменный стол с кучей бумаги и переполненную той же бумагой мусорную корзину.

— Ух ты, он и правда ничего здесь не тронул.

Я прошла к открытому шкафу, порылась в нем, достала еще одну черную футболку с обложкой какого-то альбома очередной группы, единственную водолазку, которую смогла найти, и которая оказалась полосатой, и чистые носки. Там же я откопала зимнюю куртку. Все-таки уже зима, а я до сих пор в осенней хожу… А еще с антресолей на меня выпала повязка с рисунком нижней половины черепа. Интересно, камеры будут срабатывать и узнавать мое лицо, если я буду ее носить? Стоит проверить. Я убрала ее в карман зимней куртки, а осеннюю сняла и, вытащив из ее карманов все деньги и документы, которые потом тоже убрала в зимнюю, небрежно закинула в шкаф. Из ящика я взяла свое старое полотенце, а с тумбочки шампунь и дезодорант. Вот только шампунь закончился. Причем, еще за месяц до моего ухода из общины. Я все забывала купить новый.

— Схемы электрических цепей?

Я обернулась. Ханс стоял у стола и рассматривал бумаги.

— Ага. Я разрабатывала всю систему оснащения электричеством. В схемах. Провода не я тянула. Но теория полностью была на мне, — я кинула пустой пузырек из-под шампуня в корзину.

— Мы идем?

— А ты не хочешь остаться здесь?

— Нет. Подожду тебя у входа в душевые.

— Ладно, как хочешь.

Мы вышли из комнаты, и я закрыла ее на ключ. Наверное, Ханс боится, что на меня и здесь нападут. Подчиненные Вари могут быть и среди людей Бэзила. Опасность есть повсюду. Ну или он собирается подглядывать. Мысль эта была настолько абсурдна, что моментально отразилась у меня на лице. Но воображение трудно было остановить, и в голову мне приходили различные ситуации, одна нелепее другой, где вечно суровый и непоколебимый немец подглядывает за женщинами во время переодевания.

— Что-то случилось? — спросил он с неподдельным интересом.

— Да нет, мысли всякие глупые в голову лезут. Не обращай внимания.

— Хм. Ну ладно, — сказал он, окинув меня подозревающим что-то взглядом. Это окончательно вывело меня из состояния относительного спокойствия, и я рассмеялась. Громко, от души, даже почти что до слез.

— Ты, — еле выговорила я сквозь смех, — ты такой милый.

— Что?.. И из-за этого ты смеешься? — удивился он.

— Нет. Просто твоя «милость» никак не вяжется с твоим амплуа киллера. И это вдвойне мило.

— Так ты поэтому смеешься?

— Нет, ладно… Достоверно неизвестно, почему я смеюсь. Скорее всего, я просто схожу с ума. Я слышала, с людьми такое случается, особенно после сильных потрясений. Как думаешь, я пережила достаточно потрясений, чтобы спятить? Или мне для этого необходимо еще некоторое их количество?..

— Я думаю, тебе надо успокоиться, — он обнял меня. Не так сильно, как в доме Василисы, но более… осознанно, что ли. А затем отпустил и похлопал по голове. — Потрясений с тебя достаточно.

— Знаешь, раз ты пережил мою истерику, то ты даже взрыв ядерной бомбы переживешь. Ты тоже бессмертен. В том или ином смысле.

— Не хотелось бы мне это проверять.

— Надеюсь, что не придется. Ну, мы пришли. Я постараюсь побыстрее, чтобы ты не устал меня ждать.

— Не торопись. А то знаю я тебя, сейчас навернешься на мыле. И тогда я точно устану тебя ждать.

Я уж было хотела зайти в раздевалку, но остановилась.

— Хм, а вот правда. Если бы я там проторчала, скажем, часа три. Ты бы зашел посмотреть, жива я или как? И если да, то через сколько?

— Хочешь проверить на практике? — он улыбнулся. Пришла моя очередь краснеть. Или нет. Не знаю, по ощущениям мое лицо горело, но это далеко не всегда означает, что оно красное. Хоть бы нет, хоть бы нет…

Я все же развернулась и толкнула дверь.

— Алиса, — я не оборачиваясь остановилась в дверях, чтобы послушать, что он скажет, — ты милая.

Мыслительный процесс остановился. Сердце тоже.

На негнущихся ногах я молча вошла в раздевалку, и дверь за мной закрылась. Из зеркала на меня смотрела моя красная копия. Даже уши покраснели. Какой ужас. Меня и моим же оружием. Да еще так основательно приложил. Что же делать… Надо будет как-то ответить. И ответ этот должен быть эквивалентен по тяжести.

Я начала снимать с себя одежду. Все три футболки были продырявлены и испачканы в крови. Надо будет в прачечную зайти. Сказать, чтобы Бэзилу занесли, когда постирают. На черных джинсах пятен крови не было. По крайней мере, глаз мой их не замечал. Ботинки, хоть и были куплены лет пять назад, до сих пор не потеряли свой первоначальный вид, не считая засохших на них грязных разводов. Качество. Все это я сложила в узкий шкафчик и прошла в комнату с душевыми.

Там действительно никого не было. Да и кому бы там быть, в середине-то дня? Я обошла все кабинки, и — о чудо — в одной из них, на полке, кто-то забыл свой шампунь. Его-то я и использовала. Задерживаться в душе действительно не хотелось, не по причине того, что сказал Ханс (но несмотря на него или просто из-за него, я не решила), а из-за собственного состояния. Остаться наедине с собой означало остаться наедине с мыслями, как своими, так и не очень. Тот, кому раньше принадлежало мое сердце, утверждал, что может связаться со мной, пока я в сознании. И мне бы очень этого не хотелось. Также мне бы не хотелось, чтобы у него был шанс видеть мир моими глазами. Надеюсь, он ограничится моими чувствами. Хотя и этого, как по мне, слишком много для него. Закончив мыться и как следует вытершись полотенцем, я оделась. Старые футболки придется нести в руках.

Снаружи меня ждал Ханс. Он облокотился на ограждение, и смотрел вниз, на площадь.

— Ханс, я в прачечную зайду.

Он обернулся.

— А где это? — я молча показала на дверь справа от душевых. — Ладно, зайди.

В помещении со стиральными и сушильными машинами меня встретил их дружный гул.

— Же-е-ень?! — позвала я, пытаясь перекричать машины. Из-за одной из них поднялась светловолосая кучерявая девчушка.

— О, ого! Алиса! — она бросилась ко мне. — Как давно ты вернулась?! Ты теперь навсегда у нас, да?

— Привет. Боюсь, я к вам ненадолго. Можешь постирать эти футболки и позже передать их Бэзилу?

— Так, щас посмотрим, — она взяла футболки и стала разворачивать их по одной, рассматривать каждое пятно и дырку. — В тебя что, автоматную очередь спустили? — с насмешкой спросила она.

— Ну, вообще-то, так и было, — я улыбнулась, почесывая затылок. Она выждала паузу, обрабатывая поступившую информацию.

— Ты что, с ума сошла бросаться под пули?! А если бы ты погибла?!

— Ну так я и погибла. В некотором роде. Чуть раньше этого… Ладно, знаешь, это долгая история, а мне надо идти, меня друг ждет. Расскажу все подробнее в следующий раз, — сказала я, заведомо зная, что следующего раза не будет.

— Ага… — сказала она, задумчиво скребя засохшую кровь на одной из футболок. Воспользовавшись тем, что она отвлеклась, я выскользнула из прачечной. Ханс по-прежнему стоял у ограждения.

— Я все, мы идем?

— Да, пошли, — он оторвался от поручня, и мы побрели обратно в мою комнату. — У вас здесь есть генератор?

— Ага, но мы используем его как экстренный источник энергии. В обычное время электричество и воду мы воруем у государства. В прямом смысле. Мы присоединены к системам отопления и электроснабжения, которые обеспечивают водой и электричеством дома всяких чиновников в жилом квартале для богачей. Они тратят столько денег ежемесячно, что просто не замечают такие малейшие отклонения, как обеспечение за их счет сотни-другой человек.

— Это ведь твоя идея?

— С чего ты взял?

— Обворовываешь богатых людей и отдаешь все беднякам… Это в твоем духе.

— Думаю, не стоит упоминать очевидную ассоциацию с Робином Гудом.

— Ты только что это сделала.

— Правила на то и правила, чтобы их нарушать.

Я отперла дверь своей комнаты, и мы оба вновь вошли в нее. Ханс отодвинул мягкий стул от письменного стола и сел на него, а я забралась на кровать, завернулась гусеницей в одеяло и тоже села, но по-турецки.

— Почему ты не ложишься спать?

— Я не хочу. И это как-то крипово, пока ты здесь. Давай поболтаем, а?

— Ладно, давай. Хорошо… Хм… Можешь рассказать мне, о чем ты говорила с человеком, которому раньше принадлежало сердце?

— Так… Вот сейчас будет сложно. Он сказал, что хочет сотрудничать. Но я считаю, что он хочет отобрать мое тело.

— Возможны оба варианта.

— То есть?

— Мало ли что придет в голову к человеку, пережившему свою смерть и помнящему об этом. Но глупостей не делай, не позволяй ему больше, чем следует.

— Как?.. Он уже запер меня во сне и не выпускал! Тебе определенно легче об этом говорить, на твое тело никто не посягал. А если и посягал, то твой дух явно мощнее…

— А твой нет?

— Нет! Я не представляю из себя ничего особенного. Только все время сбегаю… Из дома сбежала, из общины, да даже, пока бежала из общины, сбежала от охотников… — что-то щелкнуло у меня в голове. Сбежала. От охотников.

— Ничего. Особенного. Да? Ты основала эту самую общину совместно с эмигрантом, который стал предводителем только благодаря тебе. Ты разработала те планы электросетей, — он махнул в сторону забросанного бумагами стола, — обеспечив тем самым это место электричеством. Ты спасла жизнь того мальчика и устроила его жить рядом с магом. Он бы погиб, понимаешь? А сколько еще людей ты спасла? Готов поспорить, есть множество вещей, о которых я не знаю. И если еще раз скажешь, что в тебе нет ничего особенного, я не знаю, что я с тобой сделаю, но тебе это явно не понравится.

— Только не заставляй меня есть кашу, нет! — я засмеялась и шутливо подняла руки, мол, сдаюсь. Ханс терпеливо выждал, пока я отсмеюсь. — Нет, я правда терпеть не могу кашу. Особенно манную. Не из-за вкуса, нет, из-за консистенции скорее…

— Сварю целую кастрюлю, дам огромную ложку, и ты не выйдешь из комнаты, пока все не съешь.

— Ханс, ты такой жестокий! — я засмеялась пуще прежнего. Он тоже заулыбался. — Придется вести себя хорошо. Но это неточно. Мои слова далеко не гарант моих действий.

— Да. Поэтому только что я придумал пару запасных вариантов наказания на случай отсутствия каши. Но узнаешь о них ты лишь тогда, когда что-нибудь натворишь.

— Интригующе. Это можно считать за вызов?

— Ну попробуй, — он чуть прищурил глаза. До чего приятный собеседник. А еще сопротивлялся… И все же… «Сбежала от охотников», — прошелестело на задворках сознания.

— Ханс, я сейчас так подумала… А ведь тогда охотники не в меня стреляли, да?

— Да, — вздохнул он. — Я хотел установить с тобой контакт, но они помешали.

Я неожиданно почувствовала себя глупо. Как заяц, испугавшийся выстрела, когда охотник стрелял в волка.

— Я сейчас задам глупый вопрос, но… Зачем им тебя от меня отпугивать? То есть да, конечно, ты не дашь им ко мне подобраться, но разве они не хотели бы запереть тебя где-нибудь, а не убивать? Что ты такого сделал им? И что движет тобой сейчас?

— Слишком много вопросов, Алиса.

— Ответь хотя бы на один! — взмолилась я, и он смиренно посмотрел на меня, ожидая вопроса. — Зачем ты ищешь Варвару?

— Я хочу исправить то, что уже натворил мой отец.

— Так, а теперь в развернутой форме, пожалуйста.

— Варвара опасна. Я хочу исправить это.

— Собираешься убить ее?

— Да, собираюсь. Она твоя подруга, и поэтому я не хотел тебе рассказывать об этом. Я боялся, что ты мне помешаешь. Но сейчас она сама сделала выпад в твою сторону, Алиса.

— Я понимаю… Я помогу тебе. Это больше не она, так ведь?

— Похоже на то.

— Хотя я до сих пор не понимаю, зачем именно тебе это делать.

— Охотники не хотят ее убивать.

— Они хотят оставить ее? Запереть где-нибудь… и использовать ее в своих целях?

— Именно. Вот только она этого не хочет. Они лишь усугубляют и без того опасную ситуацию.

— Стало намного яснее, спасибо. Но, Ханс, у меня к тебе просьба. С этого момента рассказывай мне все, что считаешь важным. Мое мнение о тебе вряд ли поменяется сильно, даже если я узнаю, что сначала ты действительно хотел меня убить. Но мне станет легче ориентироваться в ситуации, а это обеспечит нам быстрое решение многих проблем.

— Ладно. Я правда сначала хотел убить тебя.

— Так…

— Я думал, ты заодно с Варей. Еще хочешь правды?

— Разумеется.

— Тогда подождешь. Все-таки, не все сразу.

— Отлично. Я рада. Честно. Я ведь о тебе вообще ничего не знаю.

— У нас еще будет время на это.

Умеет же он успокаивать. Вот только… Это время… Недавно он говорил обратное. Но это может быть побочным эффектом того, что он узнал о силе Бэзила. Ханс мог рассчитывать время на путь, как если бы мы двигались своим ходом, но теперь есть Би. Так как скоро мы столкнемся с Варей лицом к лицу? И, когда это произойдет, смогу ли я действительно помочь ему?.. А если я погибну в схватке, и мое бессмертие не сработает? А вдруг я умру еще раньше? Такое вполне возможно. Что тогда?..

«Слишком много вопросов, Алиса».

Загрузка...