Но наступит время, пусть не скоро, может,
Наконец-то до людей дойдёт,
Без доверия жить просто невозможно.
Вот тогда Мир счастья к нам придёт.
Я не знаю, как всё это будет.
Мир Доверья сможем ли создать?
Но пока у нас выходит только,
Хорошо об этом рассуждать.
— Привет.
— Опять ты… Зачем вытянул меня сюда?
— Я не вытягивал, ты сама уснула. Не перевешивай на меня ответственность за свои действия. У меня нет такой власти, если сама мне ее не дашь. И я же обещал рассказать тебе кое-что, ты не забыла?
— Ну, допустим, нет, — мы оба стояли во тьме, но могли без проблем увидеть друг друга. Некая особенность восприятия во сне. Он по-прежнему не вылезал из обличья Виктора. Возможно, у меня над ним чуть больше власти, чем мне показалось впервые. — Но для начала, скажи-ка мне свое имя.
— Имя? Хм… Я не помню своего имени. Честно говоря, я в принципе мало что помню…
— Логично, ты же не мозг, а сердце. Удивительно, что у тебя вообще есть самосознание.
— А вот это сейчас было обидно. Но я не злюсь. Так ты дашь мне имя?
— Почему бы и нет? Дай-ка подумать… Мы ведь как доктор Джекилл и мистер Хайд. Будешь Хайдом?
— М-м… Хайд… Не Элизабет, конечно, но сойдет.
— Кхем, — я постаралась представить некую Элизабэт с телом мужчины в строгих очках и резкой сменой эмоций как у душевнобольного. — Мда. Отлично. Значит, Хайд, почему ты мне помогаешь? Ну или говоришь, что помогаешь…
— Потому что хочу, могу, а еще у меня нет другого выбора. Все равно ты победила.
— То есть как? Когда?!
— Мой дух был нестабилен, видишь ли. Ты сама считаешь, что я псих. К тому же я обычный человек, а не как ты. Твой дух просто поглотил меня.
— Тогда почему ты здесь?
— Я сам не знаю. Но раз уж я здесь, то хочу быть полезным. Это лучше, чем ничего не делать. Ты просто не представляешь, каково это… Для тебя проходит всего лишь три минуты, а для меня это целая вечность. Посмотри, это тело — проекция в твоем сознании, у меня даже рук нет! Что мне делать по-твоему?! Я лишь тень от своего разума!
— Пиши стихи. Песни. Думай мысли. Я чем могу тебе помочь?
— Открой мне доступ к твоему сознанию.
— Не власть, а доступ, так? Хочешь вмешиваться в ход моих мыслей?
— Да, хочу. А ты разве не хочешь, чтобы я тебе помог?
— В чем?
— В чем угодно! Я, между прочим, доктор. Кажется. У меня широкий спектр познаний человеческой натуры. И хорошие координация и вестибулярный аппарат. Ты и так это уже поняла, часть моего старого тела должна была уже начать оказывать воздействие. Откроешь доступ — положительное воздействие усилится, это я тебе гарантирую.
— Почему ты так уверен? Что тебе известно?
— Абсолютно ничего, я лишь чувствую то, что происходит сейчас с тобой, и могу предвидеть то, что еще может произойти. Не точными формулировками, но хотя бы приблизительными.
— Все вы, провидцы, одинаковые… Ладно, я подумаю над вашим предложением, мистер Хайд. А кто вы по специальности-то? А то доктора разные бывают, мало ли, вы доктор философских наук каких-нибудь. Я знала одного. Эти ребята уж точно в жизни успели разочароваться.
— Я психиатр. Был им, я думаю.
— Погоди-ка, — в моем сознании стало проясняться, — я не люблю повторяться, но, похоже, я знаю, кто ты. У нас в районной психиатрии как раз пропал главврач. Мне родители рассказывали на тех выходных. Это не ты ли случаем?
— Возможно.
— Вот оно как. А ты сам не меньшая загадка, чем наш симбиоз…
Он исчез еще до того, как я договорила последнее слово, а вместе с ним исчезла и темнота, пеплом осыпавшись и растворившись в небытии.
— Алиса? Проснись, к тебе гость, — послышался сквозь сон голос Ханса. Я еле разлепила глаза, приняла сидячее положение и посмотрела в сторону письменного стола. На нем, скребя какую-то бумажку стальной лапкой, красовался мой ворон-биомех. — Он царапался в дверь и стучал по ней клювом, пока я не открыл.
Ханс до сих пор сидел на стуле, на спинке которого теперь висело его пальто и джемпер, и вскользь просматривал мои бумаги. Должно быть, там помимо схем лежали всякие заметки и напоминания. И мысли. Много мыслей.
— Мор, — сонно позвала ворона я. Птица дернулась, расправила крылья и перемахнула на кровать, важно вышагивая по направлению ко мне. Когда ворон достиг меня, он открыл клюв, и оттуда вывалилась смятая бумажка с аккуратными буквами, принадлежавшими руке моей матери. — Я же тебе сказать забыла. Пока твоя рана затягивалась, я сделала биомеха и отправила его к маме с запиской, что у меня все в полном порядке.
— Это она ответила?
— Как видишь. Написала, что у них тоже. А еще, что меня искали какие-то люди, — я оторвала взгляд от записки. — Думаешь, это были охотники?
— Вполне возможно.
— Хм… Они могут использовать родителей в качестве моей уязвимости?
— При мне такого ни разу не было. Я бы не переживал по этому поводу. Все-таки, они официальный государственный орган. Хм, — он переключил свое внимание на птицу, — какой-то твой биомех… Странный.
— В каком плане?
— Он больше напоминает произведение искусства, нежели рабочего компаньона.
— Спасибо. Я старалась. Но он достаточно прочный. Мор, — я подставила руку, и ворон вспорхнул на нее, — позвольте продемонстрировать этому человеку вашу прочность?
Он молча кивнул, и я, как следует замахнувшись, кинула его прямо в стену. От удара о твердую поверхность биомех разлетелся на несколько десятков металлических деталей, и в то же мгновение они все собрались обратно, каждая на свое место, и птица мягко приземлилась на пол.
— Разве не здорово? Прям для меня. Вот бы все вещи так делали…
Ханс с сомнением посмотрел на птицу, а та, в свою очередь, допрыгала до него по полу, клюнула в ногу, а затем быстро вспорхнула и подлетела ко мне.
— Думаю, я ему не нравлюсь.
— И он открыто заявляет о своей позиции. Разве не восхитительно?!
— Ну пусть сам решает, у меня-то опыт уничтожения таких штук имеется.
Ворон догадывался о смысле сказанного, а потому попытался спрятаться ко мне под одеяло. Я рассмеялась и взяла его на руки, как все нормальные люди берут кошек и маленьких собачек.
— Ты посмотри, что творит, хитрая пернатая задница!
Ханс ухмыльнулся нашей возне с вороном.
— У тебя были домашние животные?
— А то! Черепаха была, ужик, джунгарские хомяки, рыбки… Три кошки. Они, к слову, до сих пор есть. У родителей живут. А у тебя?
— У меня — нет. Но у отца были пираньи.
— Он глава мафии?..
— Можно и так сказать…
— Интригующе. А акул у него не было?
— Не знаю. Не при мне, по крайней мере.
— Слу-ушай, а ты хотел какое-нибудь животное? В детстве, там.
— Питона. Варана. Игуану.
— Своеобразненько. Я в детстве хотела себе крокодила. Основательно так. Много раз говорила о нем родителям, упрашивала… Бедные предки. Им столько всего со мной пришлось пережить.
— Только не говори, что ты была трудным ребенком.
— Ну, моя мама сейчас начала бы это отрицать, но что-то мне подсказывает, что она не до конца откровенна со мной. Мы в детстве прыгали с гаражей в сугробы и песочные кучи, воровали солому, чужие ковры с бельевушки, обмазывали соседские машины грязью, убегали купаться на речку в мае… Обычное такое русское детство.
— В мае?.. Можешь смело это добавлять к твоим положительным особенностям. Ты выжила.
— Ну да. В отличие от другой половины нашей компании. Я шучу. Мы все выжили. Вася докажет.
— Вы с ней вместе росли?
— Ага. Ты сейчас спросил, и, обычно я об этом не задумываюсь, но первая наша встреча была в детском саду. То есть мы дружим уже около двадцати лет, представляешь? О, и ты помнишь те развалины, на которых мы встретились второй раз? Тот заброшенный лагерь в лесу. Нас родители отправляли туда пару раз летом. Сейчас вспоминаю все это и так странно себя ощущаю…
— Сейчас все иначе, как бы банально это ни звучало. Многое, если не все, поменялось.
— Да. И не только у меня. Сейчас девочка из соседнего дома пытается меня убить, Вася далеко, дальше, чем когда-либо (географически, я имею в виду), а я вынуждена прятаться от ботов и камер, которые понаставили в последние несколько лет по всей стране. Это происходит года три, а я до сих пор не могу осознать в полной мере, что же все-таки стряслось с этим миром. Чем мы все это заслужили?.. Нет, ладно, со мной все ясно, как и с Бэзилом, но остальные?.. Многих ведь убили без разбирательств, а они были много добрее обычных людей… И безобиднее.
Входная дверь комнаты распахнулась, и, без предварительного стука, в комнату вбежала Людмила Андреевна. Никто никогда не мог точно определить ее возраст, по мнению людей он колебался от пятнадцати и до сорока лет, но я точно знала, что она старше меня. В руках у нее был поднос с тарелками. Ханс дернулся от неожиданности, но я поспешила его успокоить:
— Спокойно, все свои.
— Ого, а слухи не врут! А Бэзил как обычно никому ничего не сказал, засранец! Вернется — я ему устрою…
— Добрый день, Людмила Андреевна. Как община?
— Спросишь тоже, община! Да это не община уже, это помойка сплошная. Электричества весь день нет, уже генератор скоро накроется. Удивительно, как он еще работает… Кстати, я вот тебе тут поесть притаранила… Но не знала, что с тобой еще кто-то, а то бы вдвое больше взяла.
— Все в порядке, я все равно больше половины не съем, — я вытащила хлеб, положила на него одну котлету из тарелки на подносе и прикрыла еще одним куском хлеба, а остальное отдала попутчику. — Люд, это Ханс. Мой друг, телохранитель и просто шикарный мужик. Ханс, это Людмила Андреевна, местный администратор склада и не только его.
— Приятно познакомиться.
— И мне.
— Так что там с электричеством? Почему еще не починили?
— Потому что руки у них из ж… Извините. Безрукие они, понимаешь? А Бэзилу все равно, он душой далеко за пределами нашей области. А тут ты так удачно подошла…
— Ясно, ясно, можешь не продолжать. Все равно здесь больше заняться нечем, кроме как ремонтировать тут все и чистить. Но чистить я не умею, а потому… Ханс, поможешь дотащить. Провод придется тянуть новый. Я его в жизни не подниму, а ты всегда хотел себе питона, — видя, что он потерял ход моих мыслей, как, собственно, и я сама, я отпустила птицу и поспешила к столу с бумагами, запихивая в рот остатки своего бутерброда. — Так-ф… Гфде было пофледнее… — я проглотила еду, — соединение? Где-то на западе, но где именно? У колодца?
— Нет, там нас уже давно отключили. Последний был дальше на запад, под какой-то улицей…
— Гвардейская?
— Да-да, она самая.
— Хм, далеко же вы зашли… Провода не хватит, следующий разрыв далековато… Придется пройти на север.
— Но там же полный бардак…
— А что делать? Будем разгребать.
— А крысы? И трупные термиты?..
— Да брось ты это, нет там никаких трупных термитов. Так, пара аллигаторов и десяток крыс. Ничего необычного. Да и не я же буду разгребать, — я многозначительно посмотрела на Ханса, и тот даже перестал жевать на мгновение.
— Ну, как знаешь, отговаривать не буду.
— Так… Значит, сто двадцать восемь метров. Запомнила. Кабели стопятидесятиметровые?
— Еще два.
— Вы их вообще забираете после того, как вас отключают от линии?.. Впрочем, ничего не отвечай.
Ханс дал мне стакан воды, напоминая о таблетках, которые нужно принять после еды. Я достала из кармана куртки, лежащей на кровати, пачку с красной полоской. Ханс заметил, что таблетки не те, о чем незамедлительно сообщил в тот же момент. Тогда я уже достала правильные таблетки, на пачке которых была синяя полоса, и запила водой одну штуку. Как он их отличает?..
Поставив стакан, а еще раз сверилась с чертежами родных подземелий.
— Так. Нам нужен фонарь, катушка с проводом и переходник с разветвителем. Бумаги сама заполнишь, а то я уже лицо неофициальное…
— Тебя никто не выкидывал отсюда. Ты все еще числишься среди нас. Так что, если захочешь вернуться…
— Не сейчас. У меня еще есть дело во внешнем мире.
— Ясно. Но запомни — мы всегда рады тебе. Что бы ни случилось.
— Я никогда и не сомневалась в этом. Мы идем? — это уже было брошено Хансу. Тот молча кивнул, мы втроем вышли из комнаты, — Мор, бумагу не ешь. Жди нас, — и я закрыла дверь на ключ.
Людмила спускалась по лестницам наравне со мной, а Ханс чуть позади. Все молчали. Когда мы дошли до склада на самом первом этаже, по коридору от площади, Люда вставила ключ в скважину решетчатых ворот и отперла их, впуская нас в темное помещение с высоким потолком и огромными заставленными всевозможным инструментарием стеллажами.
— Фонарь, — сказала она и кинула мне упомянутый предмет, который она взяла с полки, а я от неожиданности поймала его, а после проверила, работает ли он. — Переходники должны быть где-то здесь, — она порылась в одном ящике, затем в другом, поднялась по полкам стеллажа повыше, словно по лестнице, и в итоге вытащила оттуда нечто, похожее на рогатку, и, спрыгнув, отдала мне. — Теперь катушка, — задумчиво протянула она. — Наверное, у второго выхода, — женщина резко развернулась и пошла меж стеллажей. Мы пошли следом.
Наконец мы узрели их, катушки с толстыми проводами на пятьдесят, сто и сто пятьдесят метров. Те, что были на сто пятьдесят, стояли на боку, чтобы не укатились, и в высоту были мне до пояса.
— Хочу вот эту, — я ткнула пальцем в самую правую, и Ханс перевернул ее и подкатил к нам.
— Может, вам с собой что-нибудь дать? От крыс, я имею в виду. В последнее время они очень агрессивные.
— Прекрати. Сколько жила в общине, столько ничего больше таракана и безобидной маленькой крыски там не видела.
Она промолчала, и мы вышли со склада. Людмила подождала, пока Ханс выкатит катушку, и закрыла ворота обратно на ключ.
— А теперь веди нас к последнему соединению.
Мы пошли через площадь. Некоторые чародеи узнавали меня, совсем немногие, пожалуй, остальные знали заведующую складом Людмилу Андреевну, но все без исключения понимали, что происходит что-то важное, а потому уступали дорогу, обходили и старались проконтролировать остальных. Но никто ничего не спрашивал.
В конце концов мы добрались до последнего соединения. Провод от переходника уходил куда-то наискосок площади. Его мы отключили и в переходник вставили наш провод. Тот щелкнул замком, показывая, что дело сделано. Я посмотрела на остальные провода, отключенные от того же переходника и тянущиеся в разные стороны.
— Когда мы вернемся, чтобы этого безобразия тут не было.
— Да, пойду сейчас и найду, кого можно запрячь.
Мы попрощались, и Людмила ушла быстрым и решительным шагом лучшего в мире администратора на поиски исполнителей. Жаль только, она одна на всю общину. И вообще, документально, она складом заведует, а на практике еще и успевает решать проблемы в разных частях Подпола. Если бы можно было ее дублировать, община превратилась бы в идеал отлаженной и функционирующей системы. Но она одна. И это нужно будет исправить.
— Ну что, чем раньше начнем — тем быстрее закончим. Куда катить?
— Вперед. Пока вдоль стены, а потом будет вход в тоннель.
Так мы и пошли. Я показывала путь, а Ханс катил катушку в двух метрах позади, оставляя за собой размотанный провод. В итоге мы дошли до входа в тоннель, который был перегорожен решеткой с калиткой. Я приоткрыла ее, и она скрипнула. Так как она упрямо не хотела быть открытой, мне пришлось ее держать, пока немец протаскивал катушку в нее.
— Итак, добро пожаловать в северный тоннель, — огласила я и включила фонарь.
— Про каких там термитов говорила Людмила?
— А, да это так, слухи всякие. Мол, у кого-то из магов сбежали термиты. Волшебные, я имею в виду. В чем именно их особенность, никто точно не знает, но самые основные версии я перечислю: кислотные выделения, возможность управлять людьми, забравшись к ним в мозг через ухо, и, конечно же, огромный размер и чрезвычайная агрессия. Но, как я уже говорила, это просто пустые сплетни.
— Как можно жить в обществе волшебников и оставаться скептиком?
— Это новый уровень, определенно, — я пнула в сторону какую-то крупную гнилую деревяшку. — О, мусор начинается.
— И много его потом будет?
— Да, но это нам даже на руку. Основную сложность представляет подъем на ярус выше. И подняться нам поможет как раз тот самый мусор. Да что я тебе рассказываю, сейчас сам все и увидишь.
Мы еще немного шли по темному коридору, в котором гулким эхом от стен отдавался каждый шаг. Когда-то эти тоннели были затоплены, потому что постепенно спускаются все ниже, и вся вода стекала в них. Но сейчас, к моему удивлению, тут было сухо. Я по возможности стаскивала мусор от центра к стенам, освобождая проход, и освещала путь в кромешной тьме. В конце коридора показался тусклый свет. Когда мы его наконец достигли, то увидели высокую комнату без потолка, из бетона, со всевозможными трубами и ржавой лестницей, обвалившейся на нижних этажах. Вся комната была завалена досками, кусками той же лестницы, железными балками, прутьями и громадными кусками бетона. По этому мусору мы вскарабкались наверх вместе с катушкой и продолжили свой путь в следующем темном коридоре, продолжая освещать пространство вокруг фонарем.
— Мы прошли уже где-то восемьдесят метров, осталось еще пятьдесят с лишним.
А здесь уже по стенам местами стекали тоненькие струйки воды. Чем дальше мы шли, тем труднее было дышать спертым воздухом и сыростью. Люди здесь не ходили лет двадцать точно. Вдруг из темноты к нам выбежала крыса и врезалась в невидимую стену, та разошлась волнами, как при атаке женщины-молнии, и с силой откинула крысу обратно в тень.
— Ханс, — я остановилась и повернулась к нему лицом, — только не говори мне, что боишься крыс.
— Я и не боюсь, — он продолжил аккуратно толкать катушку.
— Тогда что это сейчас было? Готовишься к нашествию крысиных полчищ?..
— Крысы — переносчики многочисленных заболеваний, в том числе и неизлечимых. С летальным исходом. У тебя сейчас ослаблен иммунитет. Так что не отвлекайся и свети дальше.
— Ладно. Но крысы здесь не агрессивные, на людей не бросаются. По крайней мере, пока они не в стаях. И да, у тебя потрясающая реакция. О, а еще я уже вижу нужный нам стык отсюда. Вон он, поблескивает… — я попыталась посветить туда фонарем, но много не высветила. — Чуть-чуть осталось.
До стыка шли в предвкушающей тишине. Крыс больше не видели, но из трещины в стене уже у самого разрыва выбежал таракан, которого я чуть не раздавила, испугавшись и абсолютно не ожидая, что рванется он именно ко мне. Почувствовав затылком, что Ханс собирается это как-либо прокомментировать, я, уже чувствуя, как заливаюсь краской, резко развернулась и выдала:
— Только попробуй сказать что-нибудь.
— Ну вот, — он улыбаясь цокнул языком.
Я поставила фонарь на пол, направив луч света прямо на провода.
— Так… Ну, стык здесь имеется. Размотаешь провод до конца? — я осмотрела «рогатку», проверив, в какое из двух исходящих отверстий нужно вставлять провод общины. Затем Ханс подал мне конец провода, и я щелкнула на нем замком переходника. — Так, а теперь важный момент. Держи переходник, — я отдала ему предмет. — Сейчас я дерну вон тот рубильник, а у тебя будет десять секунд, чтобы отсоединить провод, вставить на его место переходник и присоединить к нему оставшийся провод. Готов? — я отошла к рубильнику в трех метрах от стыка. Немец кивнул, и я дернула рубильник, перед этим оповестив его об этом. Секунды пришлось отсчитывать вслух. Справился он даже быстрее, чем я ожидала, и включить рубильник обратно получилось немного раньше. Я подобрала фонарь и посветила на проделанную работу. — Не то чтобы я так просто тебя эксплуатирую, просто своими силами я это сделать не могу. Понимаешь? Я провод отключаю с десятой попытки.
— Ничего. Идем обратно?
— Ага.
— Катушку назад тащить?
— Не-а. Пусть тут валяется.
— И вы так каждый раз переподключаетесь?
— Да.
— И откуда у тебя данные об электросети города?
— О, я украла их из городского архива. Как и схемы всех этих тоннелей.
— Ничего удивительного, что власти тебя разыскивают…
— Хочешь присоединиться к ним? Неужели ты жалеешь, что примкнул к нам?
— Нет, еще ни разу не пожалел. А ведь, я же должен был быть на их стороне. Точнее, был до этого и должен был быть до сих пор. Мне-то сначала и отдали приказ о розыске тебя. Это уже потом, когда я почти подобрался к тебе, они меня убить решили.
— Узнали о намерениях?
— Похоже на то. Это может быть работа провидцев?
— Вполне, если среди охотников таковые имеются. Послушай, а я, получается, зря бежала тогда?
— Нет, не думаю. Ты неплохо замела следы, охотники пришли в твой город, когда мы уже уехали.
— Тогда почему меня нашел ты?
— Алиса, — он остановился, я сделала пару шагов прежде чем тоже остановиться и развернувшись к нему, — ты еще рассматриваешь версию того, что я до сих пор работаю на охотников?
Мое сердце начало барахлить и пропускать каждый второй удар, неуклюже толкаясь в груди. Стоит проконсультироваться у кардиолога. В темноте я плохо видела лицо Ханса, а светить фонарем ему по глазам сочла слишком уж грубым жестом. Тем не менее, отвечать что-то надо было.
— Я бы обратилась к тебе по имени, но я не знаю его. И тем не менее, я доверяю тебе. Я не чувствую, когда другие люди лгут мне, а потому всем сердцем надеюсь, что ты не из них. Глупо, конечно, признавать это, особенно сейчас, когда я вообще никому не могу верить, даже магам… Но, знаешь… Я верю тебе.
— Я польщен, но это действительно очень глупо. Поражаюсь, почему ты до сих пор жива… — он резко замолчал, будто оборвал фразу на середине, и сделал два шага ко мне. Даже наклонился, и теперь я могла увидеть его лицо, которое не предвещало ничего хорошего, в положительном смысле. — Мое имя Михаэль. Наше знакомство в самом начале как-то не задалось, обычно я более… дружелюбен, — я должна была ему ответить, но ритм сердца у меня теперь окончательно сбился, а мозг упорно не хотел начинать работать. — Почему ты молчишь?
Видимо, тишина все же затянулась.
— Ты… То есть, твое имя… Настоящее имя, да?.. — составлять полноценные предложения я пока еще не могла. Слишком много потрясений, и я не преувеличиваю. Моя собственная смерть — ежедневный обряд по сравнению с этим. Он кивнул, ожидая, что еще я ему могу сказать. Но в голову мне пришла только одна фраза. — Ну все, спалился… Теперь ты точно не сможешь откосить от разговоров со мной.
Он улыбнулся и снова выпрямился.
— Очень хорошо. Идем-ка на свет, а? А то такое ощущение, будто мы тут целую вечность простояли… — он взял меня за руку и повел в сторону общины. Я только крепче сжала его ладонь и постаралась не отставать. — Однако, ты ведь понимаешь, я буду тебе очень благодарен, если ты продолжишь звать меня Хансом.
— Да-да, разумеется, конспирация, все дела…
— Именно.
Обратно мы пришли, как мне показалось, гораздо быстрее. Никаких крысиных стай, трупных термитов и тем более аллигаторов не было. Мы миновали заваленную мусором комнату, но даже там ничего опасного не произошло. За исключением того, что я запнулась и чуть было не полетела кубарем вниз, да только Ханс поймал меня за шиворот и вернул в первоначальное положение. Когда уже вернулись к точке, от которой тянули провод, мы удостоверились, что Людмила не солгала и действительно заставила кого-то убрать лишние провода.
— Итак, Бэзил точно раньше вечера не вернется. И у нас есть еще много времени. Хочешь забраться на вершину горы?
— Странные у тебя аллегории.
— Что? Но я серьезно. Ты ведь понимаешь, что все это помещение — вырезанная полость в горе, разделяющей непосредственно город и поселение богачей?
— Да, идем уже, — он направился в сторону лестницы.
— Да что такое-то? О чем ты подумал? Хей! — я ускорила шаг, пытаясь догнать его. — О чем ты подумал?..
— Скажи мне, своими постоянными отставаниями ты провоцируешь меня водить тебя за руку? — он не переставал ухмыляться. Захотелось сделать что-нибудь, чего он не ожидает.
— Да, — я протянула ему руку, он удивленно обернулся, посмотрел на меня так, будто я окончательно сошла с ума, но руку мою взял. Я даже почувствовала некую удовлетворенность. Вызов принят.
Мы неспешно поднимались по лестницам, в основном из-за меня. Я быстро выдохлась, но кроме того длина моих ног просто не была рассчитана на быстрый подъем по ступенькам. Как и на быстрый бег, собственно.
— Вот об эту ступеньку я всегда спотыкалась. Каждый раз. С первого взгляда это не так заметно, но ее уровень чуть выше остальных. Она не раз превращала мой день в ад. Однажды я даже пролетела всю лестницу кубарем и остановилась только вон на той лестничной площадке.
— Напомни мне, как ты все это время выживала?..
— Чистая удача. Падать и каждый раз приземляться точно на ноги. Это как выпрыгнуть из окна двадцатого этажа, а под окном внезапно окажется склад надутых батутов, которые навалены друг на друга. Это вся моя жизнь одним примером. Ты отлично вписываешься в эту систему, кстати.
— Думаешь?
— А то! Только Варваре приходит в голову меня убить, охотники активизируются и посылают тебя. Ну а дальше мы все знаем. Совпадение? Не думаю.
— Уж не думаешь ли ты, что я послан тебе небесами?
— Ну нет, у меня не с ними договор, давай что поправдоподобнее. Послан дьяволом, например. Куда реалистичнее, как думаешь?
— Если отталкиваться от тебя, то да, намного реалистичнее.
— Мы почти пришли, — вид знакомой огромной трубы открыл во мне второе дыхание, и я ринулась с места, отпуская руку Ханса. — Не отставай! Нам сюда.
— Эй! Постой!
Я юркнула в трубу, пробежала по ней до самого конца, пока не выбежала наружу. Поворотов в ней никаких не было, так что вряд ли он там мог заблудиться. Я сделала несколько шагов по бетонной полосе в направлении твердой горной породы обрыва, в лицо мне ударил теплый южный ветер. Здесь и в это время года довольно тепло. За спиной раздался тихий звук шагов в мою сторону.
— Видишь вон ту лужу? Знаешь, что это?
— Черное море. Еще раз убежишь — пристегну наручниками к себе.
— Ваши познания в географии поражают, — хихикнула я. — А наручники-то у тебя откуда? В смысле, я помню, что они действительно у тебя есть… Но откуда?
— Убежишь — узнаешь.
— Не искушай. От этого и так трудно отказаться, а тут такое предложение… О, а еще видишь вон ту башню?
— Она телевизионная?
— Да, что-то вроде того…
— Ты с нее тоже падала?.. — я лишь молча улыбнулась. Ну что тут можно сказать? — Так, здесь есть что-нибудь, откуда ты не падала?..
— Тяжелый случай, поверь на слово. Хотя с этого обрыва еще ни разу не пробовала. Но иногда хотелось.
Я села на камни, на самом краю. Ханс сел рядом. Солнце медленно приближалось к горизонту, а ведь вечер только начался.
— Я хочу, чтобы ты меня загипнотизировала.
— На что?
— На что угодно. Хочу проверить свою устойчивость.
— Хм… Ладно. Помнишь? Сомнение — ключ к свободе мыслей.
— Да.
— Так, что бы мне тебе загадать…
Первая мысль — поцелуй. Ужасная мысль. Просто кошмарная. Если бы меня вынудили на подобное гипнозом, я бы натравила на человека всех боевых магов, которых знаю. Нужно что-то другое. Спрыгнуть с обрыва? А если не справится?.. Нет-нет-нет… О, знаю. Пусть разрядит пистолет и отдаст мне патроны. Если не сможет сопротивляться — верну.
Я посмотрела в его глаза.
— Разве ты не должна произнести это вслух?
Секунда. Две. Три. Должно было получиться.
— Нет, это необязательно, просто так легче сосредоточиться. Но согласись, так совершенно неинтересно. Ну так как? Есть что-либо, в чем ты не сомневаешься, и что ты очень хочешь сделать?
— Пока что все упирается в сомнение.
— Ладно, давай еще раз.
Секунда, две… Ханс тянется к пистолету и замирает. «Давай же, отрицай!» — взмолилась я про себя. В итоге он убирает руку от пояса и принимает прежнее положение.
— Знаешь, что еще помогает? Правда, в совсем крайних случаях. Гнев. Тогда ты в принципе не можешь принять точку зрения гипнотизера и побыть простым исполнителем. Правда, велик шанс войти в состояние аффекта и пойти крушить все вокруг. Это как кинуть предмет в стекло. Он отлетит обратно в кинувшего, но по стеклу пойдет трещина. Очень неприятный процесс, но тут уже все зависит от твоей личной «прочности».
— Ясно.
— Еще разок?
— Нет, хватит. Кажется, я понял, как это работает.
— Хорошо.
Мы оба замолчали. Такой резкий переход в окружающей среде… Там, где сейчас зима, все вокруг — серое, тусклое, печальное… А здесь светит солнце, небо постепенно окрашивается в красный, чайки кричат и летают над блестящей водой. После мертвого севера очень непривычно видеть такой живой юг.
— Ханс. Знаешь что?
— Что?
— Мы обязаны это остановить. Варвару, ботов, охотников — всех. Любой ценой.
Он сразу же выпрямился, принял серьезный вид. Казалось, он собирается давать присягу.
— Полностью с тобой согласен.
— Придется тяжело, но исправить положение вполне возможно. Мы ведь поможем в этом друг другу?..
— Конечно. Я тебе это обещаю.
— Я не останусь в стороне.
— Не сомневаюсь.
— Ханс?.. Нет, Михаэль… Спасибо, что ты со мной.
Так мы и сидели у обрыва еще какое-то время, наблюдая за малейшими изменениями окраски неба и его отражением в спокойном темном море. Небо будто заранее окрасилось пролитой на грядущей войне кровью. Я уже ко всему готова.