Ратуя за отмену телесных наказаний в школах, тюрьмах, армии и флоте, общественные деятели 19го века нередко намекали на связь порки и полового возбуждения. Постыдность порки заключалась не только в том, что тех же школьников хлещут розгами по обнаженным ягодицам (тут надо еще учесть, слово bottom -- зад -- было неприлично даже публиковать в газетах.) Гораздо страшнее была вероятность того, что порка прежде времени разовьет в детях зачатки сексуальности. А уж детская сексуальность в викторианскую эпоху казалась сущим кошмаром -- взять хотя бы развитых не по возрасту детишек из романа Генри Джеймса "Поворот Винта." Так что напрашивался вывод о нецелесообразности порки школьников. Вдруг розги превратят их в эротоманов? Или, того хуже, порка начнет им нравится?
Эротическую подоплеку телесных наказаний разглядели не в 19м веке, а гораздо раньше. Еще в 17м веке на нее указал немецкий доктор Иоаганн Генрих Мейбом, более известный под латинским псевдонимом Мейбомиус. Его латинский трактат, напечатанный в 1629м году, был впоследствии переведен на немецкий, французский и английский. В Англии 19го века он был хорошо известен. Доктор Мейбомиус вознамерился доказать, что порка розгами или крапивой благотворно воздействует на эрекцию. Лечить этим чудодейственным средством можно безумие, меланхолию, худобу, и различные телесные недуги. А уж как порка от импотенции помогает -- просто загляденье! Причину столько благотворного влияния порки на мужской организм доктор связывал с механизмом образования спермы. Мейбомиус полагал, что сперма образуется в двух семенных пузырях, расположенных в районе почек. Когда сперма нагревается, она резво течет по семенным каналам в мошонку, а потом извергается через половой член. А вот если сперма остынет, то секса не получится, как не тужься. Собственно, порка и помогает разогреть всю область вокруг тех самых семенных пузырей. Сперма бурлит, аки горная река. С развитием медицины, теория доктора Мейбомиуса видоизменялась. Тем не менее, и последующие поколения врачей соглашались с его тезисом -- что порка по обнаженным ягодицам приводит к половому возбуждению.
Идеи Мейбомиуса повлияли на трактат французского священника Буале "История Флагеллянтов, или Правильное и Извращенное Применение Розог среди Христиан." В своем трактате, опубликованном в 1700 году, Буале рассматривал два популярных вида флагелляции -- по обнаженным плечам и по ягодицам. Хотя священник был не против самой идеи умерщвления плоти, порка по голому заду его настораживала. По мнению аббата, из-за близости к гениталиям, такая флагелляция возбуждает низменные инстинкты.
Еще более известную критику порки мы находим в сочинениях другого француза -- Жан-Жака Руссо. В своей "Исповеди," Руссо предупреждал, что телесные наказания развивают у детей чувственность. В качестве примера, он приводил собственный опыт:
"Так как мадемуазель Ламберсье любила нас, как мать, она пользовалась и материнской властью, простирая ее до того, что подвергала нас порой, когда мы этого заслуживали, наказанию, обычному для детей. Довольно долго она ограничивалась лишь угрозой, и эта угроза наказанием, для меня совершенно новым, казалась мне очень страшной, но после того, как она была приведена в исполнение, я нашел, что само наказание не так ужасно, как ожидание его. И вот что самое странное: это наказание заставило меня еще больше полюбить ту, которая подвергла меня ему. Понадобилась вся моя искренняя привязанность, вся моя природная мягкость, чтобы помешать мне искать случая снова пережить то же обращение с собой, заслужив его; потому что я обнаружил в боли и даже в самом стыде примесь чувственности, вызывавшую во мне больше желания, чем боязни снова испытать это от той же руки. .(…) Повторение, которое я отдалял, боясь его, произошло без моей вины, то есть помимо моей воли, и я им воспользовался, могу сказать, с чистой совестью. Но этот второй раз был и последним,-- мадемуазель Ламберсье, несомненно заметив по какому-то признаку, что это наказание не достигает цели, объявила, что она от него отказывается, так как оно слишком утомляет ее."
Судя по всему, мадемуазель Ламберсье поступила как в том бородатом анекдоте, где родители нашли садомазохисткие журналы в портфеле сына. "Что делать-то теперь?!" "Нууу, не знаю, но пороть мы его точно не будем."
Но самым известным французом, чье имя прочно связано с эротической поркой, был, разумеется, маркиз де Сад. В своих сочинениях, он соединил эротические фантазии и порку, причем именно порку по обнаженным ягодицам. Столь известными были его книги, что фамилия маркиза и послужила основой термина "садизм." Кстати, о терминологии. В Англии 19го века долгое время в ходу было французское прилагательное Sadique, а не более знакомое нам sadistic (т.е. скорее "садический" чем "садистский"). Любовь к порке обозначали термином "флагелломания" (flagellomania). Именно его Бернард Шоу употреблял, описывая английское помешательство на телесных наказаниях. А услышав фразу "английский порок", европеец 19го века понимал, что имеется в виду отнюдь не привычка уходить не прощаясь. В медицинских кругах бытовал труднопроизносимый термин "алголагния," т.е. влечение к боли. Только в 1886 году в научном труде Psychopathia Sexualis немецкий психиатр Рихард фон Крафт-Эббинг ввел в употребление всемирно известные термины "садизм" и "мазохизм."
Чтобы обозначить стремление к получению боли, Крафт-Эббинг позаимствовал фамилию австрийского писателя Леопольда фон Захер-Мазоха, автора романа "Венера в Мехах." В романе описываются приключения Северина фон Кузимского, который так любил, чтобы над ним доминировали женщины, что напросился в рабы к роковой красавице Ванде фон Дунаевой. В качестве ее слуги, юноша сопровождал ее во время путешествия в Италию. Поскольку и Северин, и Ванда -- это какие-то условные славяне, то в путешествие они, судя по всему, прихватили самовар. По крайне мере, самовар там часто упоминается, а таскаться с самоваром по Европам это уже само по себе мазохизм. На протяжении всего повествования, Ванда потчует раба хлыстом. Роман изобилует такими сценами:
"Посмотрев на меня мрачным, даже диким взглядом, она вдруг ударила меня хлыстом… Но в ту же секунду склонилась ко мне с выражением сострадания на лице, нежно обвила мою голову рукой и спросила полусконфуженно, полуиспуганно:
– Я сделала тебе больно?
– Нет! Но если бы и сделала,- боль, которую ты мне причинишь, для меня наслаждение. Бей же, если это доставляет тебе удовольствие.
– Но мне это совсем не доставляет удовольствия.
Меня снова охватило то странное опьянение.
– Бей меня! – молил я.- Бей меня, без всякой жалости!
Ванда взмахнула хлыстом и два раза ударила меня.
– Довольно тебе?
– Нет!
– Серьезно нет?
– Бей меня, прошу тебя, – для меня это наслаждение."
Поначалу Ванде не нравилось увлечение Северина, но со временем она вошла во вкус. Впрочем, у хитрой женщины был свой план, о котором недотепа-Северин узнал только в конце их итальянской эпопеи. Как оказалось, Ванда хотела излечить Северина от мазохизма, причем метод выбрала радикальный: связала его, а после попросила своего нового любовника, красавца-грека, выпороть беднягу. Что и было сделано. Северину сразу полегчало. Весь мазохизм как рукой сняло. Правда, с тех пор он ударился в садизм и теперь усердно хлещет своих любовниц.
Казалось бы, роман как раз и есть воплощение садомазохизма в том виде, в котором мы его сейчас понимаем. Более того, в личной жизни автор как раз и предавался таким утехам. Даже совершил путешествие в Италию в качестве раба прекрасной аристократки. Но когда Крафт-Эббинг употребил его фамилию во благо науки, Захер-Мазох обиделся. Себя-то он считал не порнографом, а борцом за женские права! "Венеру в Мехах" можно интерпретировать и как критику общества, в котором отсутствует равноправие полов, в значит один пол обязательно будет в рабстве у другого. Такой вывод делает главный герой в конце романа:
"Женщина, какой ее создала природа и какой ее воспитывает в настоящее время мужчина, является его врагом и может быть только или рабой его, или деспотом, но ни в каком случае не подругой, не спутницей жизни. Подругой ему она может быть только тогда, когда будет всецело уравнена с ним в правах и будет равна ему по образованию и в труде. Теперь же у нас только один выбор: быть молотом или наковальней. И я, осел, был так глуп, что допустил себя стать рабом женщины,- понимаешь? Отсюда мораль истории: кто позволяет себя хлестать, тот заслуживает того, чтобы его хлестали."
Но доктор сказал в морг -- значит, в морг. Как бы ни возмущался Захер-Мазох, его имя вошло в анналы психиатрии.
Склонность к садизму или мазохизму Крафт-Эббинг связывал с дурной наследственностью. Иными словами, считал эту склонность врожденной, но способной проявляться при воздействии внешних факторов -- например, если ребенок наблюдал за чьей-то поркой. Многие из его пациентов впервые испытали сексуальное возбуждение, читая описания телесных наказаний в романе Бичер-Стоу "Хижина дяди Тома." Так же он считал, что садизм в больше мере присущ мужчинам, мазохизм -- женщинам. Причем порку одного мужчины другим (например, ученика учителем) он рассматривал как замену полового акта с женщиной актом насилия.
Еще до того, как психиатрия всерьез взялась за теорию садомазохизма, англичане вовсю занимались практикой. Бордели для любителей порки процветали как в 19м веке, так и ранее. Например, одна из гравюр в серии Уильяма Хогарта "Карьера Проститутки" изображает комнату, на стене который висит шляпа ведьмы и пучок розог. Последний предмет указывает, какие именно услуги оказывала своим клиентам блудница Молл. Шляпа ведьмы тоже обозначает что-то нехорошее, поскольку добропорядочная женщина такой головной убор у себя в комнате держать не будет. Гравюры Хогарта были напечатаны в 1732 году, а 16 лет спустя Джон Клеланд опубликовал порнографический роман "Фанни Хилл: Мемуары Любительницы Развлечений." Как и Молл с гравюр Хогарта, наивная провинциалка Фанни Хилл попадает в Лондон, где начинает карьеру проститутки. Одним из ее клиентов оказывается мистер Барвилл, который получает удовольствие от порки. Он любит сечь проституток, но и сам не прочь отведать "березовой каши." Если не ошибаюсь, на современной БДСМной терминологии это называется "свитч."
Поначалу Фанни Хилл удивлена, что Барвилл еще так молод, ведь склонность к порке зачастую связывали с импотенцией. Ради неизведанных ощущений, героиня решает провести ночь с этим чудаком. Следуя указаниям сводни, она одевается во все белое -- сорочку, нижнюю юбку, чулки и атласные тапочки – "как жертва, которую ведут на заклание." Никакого черного латекса, все благопристойно. При виде своей жертвы, мистер Барвилл приходит в восторг, но на всякий случай уточняет, "сможет ли столь хрупкое и утонченное создание добровольно подвергнуться всем тем страданиям и мукам, коими будет наполнено их тайное свидание." Мистер Барвилл хоть и странный, но очень, очень милый. Фанни тоже прониклась. Далее она раздевает своего клиента и привязывает его к скамье, попутно описывая его анатомическое строение, включая и половой член, который "едва выглядывал из-за курчавых волос, словно вьюрок из травы." Начинается порка, которую красноречивая проститутка тоже описывает весьма подробно. Под конец, мистер Барвилл истекает кровью, зато он на седьмом небе от счастья. Настала пора поменяться местами. Заметив, что Фанни Хилл опасается мести выпоротого клиента, тот заверяет ее, "что не будет возражать, если она откажется от их предварительного соглашения, но если она соблаговолит продолжить, он, конечно, учтет все особенности прекрасного пола, его природную хрупкость и чувствительность к боли." Настоящий джентльмен, что и говорить. Как потом отмечает героиня, в начале порка показалась ей довольно неприятной процедурой, но уже после девица возбудилась и тоже получила удовольствие.
В 19м веке английских проституток, оказывавших подобного рода услуги, называли "гувернантками." Одной из самых известных "гувернанток" была миссис Тереза Беркли, содержавшая бордель в Лондоне по адресу Шарлотт-стрит 28 . Как отмечали современники, каких только орудий для порки не было в ее борделе: розги, плетки-девятихвостки, причем некоторые из них утыканные иголками, ремни и трости, а летом -- пучки крапивы, красиво расставленные по китайским вазам. Этой же достопочтенной даме человечество обязано изобретением "лошадки Беркли" – раздвижной лестницы с мягкой оббивкой. Лошадка напоминает современный массажный стол, только поставленный вертикально. Клиента привязывали к такой лестнице, его голова выглядывала из одного отверстия, гениталии – из другого. Лестницу можно было наклонять для пущего удобства всех заинтересованных сторон. Таким образом, "гувернантка" могла хлестать клиента с одной стороны, а ее напарница ублажать его с другой. Сие затейливое устройство, изобретенное в 1828 году, к 1836 году принесло 10 000 фунтов дохода -- баснословная цифра по тем временам!
Флагеллянтские бордели скрывались и под вывеской массажных салонов. Одно из таких заведений, по адресу Мэрилбоун-роуд 120, предлагало "лечение ревматизма, подагры, ишиаса и невралгии с помощью сухих воздушных ванн, массажа и дисциплины." Служившие там дамы прозывались не "гувернантками," а "медсестрами," и одевались соответствующим образом.
Далеко не всегда отношения между проститутками и клиентами были такими полюбовными, как у Фанни Хилл и милейшего мистера Барвилла. По Лондону ходили слухи о том, что девушек насильно увозят в бордели, где над ними издеваются садисты. Писал о таких борделях и журналист Уильям Стэд, яростный борец с детской проституцией. В частности, он описывал бордели, оснащенные пыточными застенками, с цепями, на которых подвешивают женщин и детей. В 1863 году разгорелся скандал, связанный с заведением некой миссис Сары Поттер. Четырнадцатилетняя Агнес Томпсон обвиняла ее в том, что в течение 7 месяцев женщина удерживала ее в борделе, где Агнес избивали клиенты. По словам девочки, ее раздевали донага, привязывали так, что она не могла шевелиться, затыкали ей рот полотенцем и секли розгами. Помимо нее, в борделе содержались и другие девочки, с которыми обращались точно так же. Однажды утром миссис Поттер вышвырнула Агнес на улицу, без еды или денег. Тогда Агнес постучалась в соседский дом, где ее приютили и вызвали ей врача. Суд приговорил миссис Поттер к 6 месяцам каторжных работ.
Процветала и порнография. Как и в случае "Фанни Хилл," любой уважающий себя порнограф считал нужным добавить в роман хотя бы одну сцену порки. Без нее повествование получалось пресным, как суп без соли. Выходили, разумеется, и романы садомазохистской направленности с такими названиями, как "Любвеобильный турок, или распутные сцены в гареме", "Пирушки леди Бамтиклер", "Танец мадам Бечини", "Монастырская школа, или ранние опыты юной флагеллянтки", "Желтая комната", "Розга в будуаре" и прочая, и прочая. Книги были щедро проиллюстрированы.
Отдельным жанром была флагеллянтская поэзия. Особенно на этой ниве преуспел английский поэт Алджернон Чарльз Суинберн (1837 -- 1909). До относительно недавнего времени, на вопрос о садомазохизме Суинберна его биографы смущенно кашляли и невнятно бормотали. Что касается его садомазохистских стихов, они до сих пор публикуются с пометкой "приписывается А. Суинберну." Признать его авторство решится не каждый. Но садомазохистом Суинберн все таки был, если судить по его переписке с друзьями, а так же походам во флагеллянсткие бордели, где он просаживал немало денег. Считается, что флагелломаном Суинберн стал еще в Итоне. Там он нередко наблюдал за наказаниями однокашников, да и сам подвергался порке. Про своего наставника, преподобного Джеймса Лей Джойнса, он оставил неоднозначные воспоминания. В частности, Суинберн писал, что однажды перед поркой Джойнс обрызгал его одеколоном. Так же он утверждал, что наставник мог сечь его попеременно в трех различных положениях, до тех пор, пока чуть ли не спускал ему шкуру. Суинберн производит впечатление "ненадежного рассказчика." Оскар Уайлд называл его "хвастуном по части пороков, который сделал все, что мог, чтобы убедить своих сограждан в своей гомосексуальности и скотоложестве, ни в коей мере не будучи ни гомосексуалистом, ни скотоложцем." Тем не менее, если хоть толика из того, что Суинберн писал про своего наставника, является правдой, то дела в Итоне творились нехорошие. В своих садомазохистских стихах, Суинберн описывает именно итонскую порку, причем с поистине эпическим размахом. Стихи он публиковал в порнографическом журнале The Pearl, который издавался в Лондоне с июля 1879 года по декабрь 1880. Помимо флагеллянстких фантазий, в журнале публиковали непристойные лимерики и тексты вроде "Что сделает муж, застигнув жену с любовником?" ("Веселый муж гаркнет "Бу!" и пощекочет любовника перышком. Церемонный муж подождет, пока жена представит его любовнику. Сноровистый муж поскорее пристроится к любовнику сзади.")
Наверное, самым интересным садомазохистским феноменом в Англии 19го века была переписка в прессе. Мне кажется, что и сейчас большинство онлайновых дискуссий на тему "Бить или не бить?" затевается с той же целью -- потешить эротические фантазии. Увы, викторианцы не могли позволить себе такую роскошь, как регистрация на интернетном форуме. Поэтому они довольствовались малым -- журналами. Нередки были объявления, в которых любители порки завуалированно предлагали друг другу встречи. Например, 31 января 1863 году журнал "Панч" перепечатал следующее объявление из ливерпульской газеты "Дейли Пост": "Требуется молодая особа, примерно 20 лет, в качестве экономки в доме вдовца и наставницы для сего сыновей, старшему из которых 10 лет. Должна обладать приятной внешностью и хорошими манерами; образованность не обязательна. Жалованье 25 фунтов. В письме указать адрес, возраст, а так же согласны ли вы устраивать суровые телесные наказания." Журналисты "Панча" искренне посочувствовали "современному Соломону". Живи он век назад, мог бы пригласить в экономки саму миссис Браунригг -- садистку, повешенную за убийство своей воспитанницы. Зато Алджернон Суинберн подумывал о том, чтобы переодеться в женское платье и подать заявку!
Подобные объявление встречались нередко, но еще более заметным явлением была переписка садомазохистов в таких семейных журналах, как "Family Herald", "The Englishwoman's Domestic Magazine" и "Town Talk". В этих журналах давали советы по домоводству и хорошим манерам, а среди всего прочего обсуждали и дела семейные. Как и современные издания, журналы тех лет публиковали письма читателей, на которые потом отвечали другие читатели и так далее. Начать садомазохистский флуд можно было, например, с такого письма "Мой муж любит сечь меня хлыстом. В остальном же он нежнейший из мужей и ни в чем мне не отказывает. Ах, что же мне делать? Быть может, у кого-нибудь найдется совет?" Советы находились. Популярны были и рассказы о телесных наказания в школах, в особенности в женских пансионах: за одним письмом следовали другие, в которых корреспонденты добавляли живописные детали к вопросу о порке девочек. От обычных разговоров о телесных наказаниях эти письма отличало изобилие таких клише, как "трепещущая плоть" и т.д. Получался групповой эротический рассказ. Интересно, что редакторы журналов спокойно публиковали эти эпистолы, не подозревая корреспондентов в неискренности. Хотя вполне возможно, что и подозревали, просто столь бурная переписка поднимала рейтинг журнала. Зато читатели, не имевшие склонности к садомазохизму, приходили в ужас и строчили опровержения. Дошло до того, что в 1870м году "Englishwoman's Domestic Magazine" начал выпускать садомазохистские письма отдельным ежемесячным приложением "в виду необычайного интереса к этой дискуссии." Остальные читатели вздохнули с облегчением -- наконец-то они могли листать журнал, не натыкаясь на сочные описания порки. Да и садомазохисты были не в убытке, ведь хотя бы на некоторое время они получили отдельное издание, да еще и мейнстримовое.
Источники информации:
Ian Gibson, "The English Vice"
Тэннэхилл Р. "Секс в истории"
Леопольд Захер-Мазох, "Венера в мехах"
John Cleland, "Fanny Hill"
Журнал The Pearl