Когда с лица Дар сошла припухлость, ей захотелось взглянуть на себя. Орки не пользовались зеркалами, поэтому Дар пришлось искать какой-нибудь широкий неглубокий сосуд с водой, чтобы увидеть в ней свое отражение. Она нашла чашу из темного базальта. Дар наклонилась над чашей. Увиденное потрясло ее.
На нее смотрело уродливое лицо. Черты не обладали привычным равновесием — лоб выглядел слишком нежным и маленьким, переносица не была тонкой, подбородок был слишком округлым. Хуже всего выглядели карие глаза, они напоминали крысиные. Дар прижала руку к щеке, чтобы убедиться, что странное существо, отражающееся в воде, — это и есть она. Оказалось — действительно она. Только черные зубы и выглядели как надо, и их красоту подчеркивала чудесная татуировка. Дар провела кончиками пальцев по линиям орнамента, представляя, что это делает Ковок-ма.
«Он любит меня, как бы я ни выглядела».
Как бы то ни было, украшенное татуировкой лицо Дар очень понравилось.
— Так я и думала, что найду тебя здесь, — прозвучал чей-то голос.
Дар обернулась и увидела Нир-ят.
— Я часто сюда приходила после того, как мне сделали татуировку, — сказала Нир-ят, принюхалась и улыбнулась, — ты думаешь о своем велазуле?
Первым порывом Дар было отрицать, что у нее есть возлюбленный, но она сдержалась и спросила:
— Откуда ты знаешь?
— У меня есть нос. И потом — ты сама мне сказала.
— Я сказала?
— Фалфхисси развязывает язык, — объяснила Нир-ят.
— Значит, и мутури тоже знает?
— Я в этом сомневаюсь, младшая сестренка.
— Надо мне с ней поговорить, — сказала Дар, — я хочу стать благословленной.
— Ты торопишься. Ковок-ма — твой первый велазул?
Дар вспомнила о своих горских ухажерах. Ни одного из них она не назвала бы возлюбленным. Единственным мужчиной, который целовал ее, был Севрен, и было это всего один раз.
— Хай, — сказала она, — ковок-ма — первый.
— Он дарил тебе любовь?
— Хай.
— Это не причина думать о благословении, — сказала Нир-ят, — не говори пока с мутури. Лучше повидайся с Ковоком. Я часто бываю в их палате. Возьму тебя с собой.
— Когда?
— Как только пожелаешь.
— Завтра?
Нир-ят насмешливо зашипела.
— Да тебе и вправду невтерпеж!
На следующий день Дар и Нир-ят отправились в гости в палату клана Ма. Подобные визиты происходили часто, и никто не удивился, когда Нир-ят сообщила, что берет с собой новую младшую сестру. Захватив кое-что из одежды на смену и немного еды, сестры тронулись в путь с утра.
По пути Нир-ят обрушила на Дар просто-таки лавину сплетен и слухов. Дар узнала о таинственной болезни королевы, которую в силах исцелить только колдун-вашавоки, и о том, как весь клан страдает из-за отсутствия королевы. Она узнала о том, почему королева поддержала свою старшую сестру, когда проходили выборы верховной матери клана. Нир-ят поведала ей, кто жует слишком много вашутхахи; кто счастлив в супружестве, а кто нет; кто из сыновей отправился на войну во имя королевы и какие сыновья погибли на войне; кто кому дарит любовь; кого почитают, а кого презирают. Дар выслушала историю Харц-ят — матери, ставшей твадой и уже пятьдесят зим живущей в полном одиночестве. Дар узнала о том, что Жвар-ят достигла такого умения в нанесении татуировок, потому что упражнялась на поросятах, усыпленных с помощью фалфхисси. Еще Нир-ят рассказала ей о том, что когда Гар-ят отказалась благословить велазулу своего сына, тот поступил на службу в оркский полк и погиб в бою.
Нир-ят не только сплетничала. Порой она говорила с Дар как старшая сестра.
— Ковок-ма — твой первый велазул, — сказала она, — слишком рано пока думать о благословении.
— Только Ковок-ма будет так заботиться обо мне, — возразила Дар, — без него я останусь совсем одна.
— Тебе не надо знать будущее.
— Я знаю, что без него мое сердце опустеет.
— Ну так будь ему рада, но к его мутури не ходи.
— Но…
— Так ты сможешь с ним видеться. Но как только дело дойдет до Кат-ма, она положит конец вашим встречам.
— Почему она запретит нам встречаться?
Ведь я теперь уркзиммути.
— Мутури желают иметь внучек, — ответила Нир-ят.
Дар изменилась в лице.
— Я об этом не подумала.
— Возможно, тут ничего сложного нет, — сказала Нир-ят, — просто я ничего не знаю про волшебство. Может быть, если ты переродилась, вы сможете иметь детей.
Дар в этом сомневалась. На самом деле мысль о возможной беременности ее испугала.
— Не грусти, Даргу. Пока не дойдет до серьезного, мутури смотрят в разные стороны. Пока цветут цветы, не думай о зиме.
Дар решила последовать совету сестры, и это у нее довольно легко получилось, поскольку идти вперед было приятно. Дорога вилась между зелеными горами, вершины которых были покрыты багряными и золотыми красками осени. Было так хорошо дышать чистым горным воздухом. Дар и Нир-ят проделали большой путь, прежде чем остановились на ночлег в палате дальней родственницы. Она слышала о перерождении Дар и была рада познакомиться с ней. Вечером Дар поведала обитателям палаты свою историю. Все слушали как зачарованные. Дар очень помогало то, что теперь все принимали ее как равную.
Во второй половине следующего дня Дар и Нир-ят ступили на земли клана Ма. Владения клана занимали южный склон горы, увенчанной несколькими грядами холмов. Вершины холмов занимали ступенчатые поля, ниже паслись овцы и козы.
— Слушай, — сказала Нир-ят, когда они подошли к подножию горы, — слышишь, колокольчики звучат по-разному?
Дар прислушалась.
— Кажется, да.
— У каждого стада — свой звук, — Нир-ят старательно прислушалась, — это колокольчики моего двоюродного брата Ковока, — она указала на низину в левой стороне, — сегодня он пасет своих коз вон там.
Дар поспешила в ту сторону.
— Пойдем скорее!
Нир-ят с усмешкой устремилась за Дар, с трудом поспевая за ней. Склон был крутым, вскоре Дар пришлось замедлить шаг.
— Тут место только для коз, — запыхавшись, проговорила она.
— И для сыновей, которые их пасут, — добавила Нир-ят, обвела взглядом травянистую лощину и что-то заметила, — спрячься, Даргу! — шепнула она, — быстрее! — После того как Дар спряталась за кустом, Нир-ят крикнула: — Тава, двоюродный брат Ковок!
Сидя на корточках за кустом, Дар услышала звук шагов и голос Ковока:
— Тава, дочь сестры отца. Зачем ты пришла сюда?
— У мутури родилась новая дочь.
— Еще одна? Мут ла благословила ее.
— Я привела ее сюда, чтобы показать тебе.
— Слишком долгое странствие для такой малютки.
Нир-ят усмехнулась.
— Она большая для своего возраста. Хочешь поглядеть на нее? Она за кустом.
Не в силах более сдерживаться, Дар вышла из своего укрытия. Ковок-ма замер в неподвижности.
— Даргу?
— Теперь меня зовут Даргу-ят. Я переродилась.
Ковок-ма торопливо сбежал по склону и остановился перед Дар.
— Но как это возможно?
— Это было волшебство, — ответила Дар, взяла Ковока за руку и прижала ее к своей груди, — я стала уркзиммути.
Ковок-ма протянул другую руку, осторожно прикоснулся к линиям татуировки на подбородке Дар. Правда, она представляла себе, что прикосновение будет иным. Похоже, Ковок-ма не верил собственным глазам, и ему хотелось потрогать Дар, чтобы удостовериться в том, что это чудо действительно свершилось.
— Наверняка это деяние Мут ла, — благоговейно произнес Ковок-ма.
— Хай, — ответила Дар.
Не дав ей вымолвить больше ни слова, Ковок-ма обнял ее, оторвал от земли и сделал глубокий вдох. Дар обхватила руками его шею, дав ему насладиться исходящим от нее запахом.
— Даргу. Даргу. Даргу, — произносил Ковок-ма тихим голосом, в котором смешались радость и изумление, — ты изменилась, но осталась такой же. Я не понимаю.
— Ты всегда все понимал, — отозвалась Дар, — ты увидел во мне уркзиммути раньше всех остальных. Если бы во мне не было уркзиммути, волшебство ничего бы не дало.
Ковок-ма улыбнулся.
— Я рад, что был так мудр.
Придерживая одной рукой спину Дар, он завел другую руку ей под колени и поднял ее. Дар рассмеялась, когда он начал неловко, по-оркски целовать ее лицо и шею.
Но тут вмешалась Нир-ят.
— Двоюродный брат мой Ковок, — сказала она, — Даргу шла два дня, чтобы повидаться с тобой. До твоей хижины она сумеет дойти. Я пригляжу за твоими козами.
Ковок-ма опустил Дар, поклонился двоюродной сестре и повел Дар в свою хижину. Она стояла в небольшой лощине с крутыми склонами, образующими естественный загон для овец. Вход в лощину закрывала высокая изгородь, сплетенная из ветвей, а в дальнем конце стояла деревянная овчарня. Хижина Ковока стояла рядом с ней — маленький каменный домик без окон, с дверным проемом, занавешенным овечьей шкурой. На вид домик был не больше тростникового шалаша, который Ковок-ма носил с собой в ту пору, когда служил в войске короля. Похоже, жилище овец было просторнее и удобнее.
Дар прошла по земле, утоптанной овечьими копытцами, и вошла в хижину. Дверь была низкая, ей пришлось пригнуться. Внутри хижины все было на редкость скромно. Тростниковая циновка на глинобитном полу, несколько вбитых в стены колышков, небольшой очаг. Когда в комнатушку вошел Ковок-ма, свободного места почти не осталось. Но Дар этого не заметила. Она наконец встретилась со своим возлюбленным, только это и было важно для нее.
К тому времени, как влюбленные удовлетворили свою страсть, успело сесть солнце. Дар оделась и обвела глазами тенистую лощину. Козы съели всю траву на склонах. Пахло овечьим пометом.
— Так вот где ты живешь?
— Хай.
— Совсем один?
— У меня есть мои козы.
— Кто же подает тебе еду?
— Я должен подавать себе еду сам.
— Я останусь и буду подавать тебе пищу.
— Это место не подобает матери, — ответил Ковок-ма.
— Мне случалось спать и в местах похуже.
— Но теперь ты уркзиммути, — сказал Ковок-ма, — наши матери живут в палатах. Разве ты видела палаты хоть в одном из наших лагерей? Даже в Тайбене их нет.
— Это не важно, — сказала Дар, — лишь бы ты был здесь.
— Это важно, Даргу-ят, потому что это не все равно для моей мутури.
В голосе Ковока прозвучала такая обреченность, что это взволновало Дар. Это напомнило ей тот день, когда она предупредила его о засаде в Сосновой лощине.
«Он знает, что впереди нас ждут беды, и он бессилен, он ничего не может с этим поделать».
Нир-ят оказалась неважной пастушкой. Когда Ковок-ма разыскал ее, козы успели разбежаться но всему горному склону. Тем не менее он поблагодарил свою двоюродную сестру, а потом поспешно ушел, чтобы согнать коз в стадо. Дар провожала его взглядом, любуясь его силой и ловкостью.
— Наверное, ты неплохо провела время, — заметила Нир-ят, — атуром пахнет крепче, чем козами.
Дар улыбнулась.
— Спасибо, что приглядела за козами.
— Пожалуйста, — ответила Нир-ят, — но если бы я знала, что они такие упрямые, я бы еще подумала, прежде чем согласиться. Это было, как если бы кто-то согнал в стадо много мутури. Кстати, о мутури. Тебе надо выкупаться перед встречей с нашей теткой.
По дороге к палате они остановились у горной речушки. Пока Дар старательно мылась в ледяной воде, Нир-ят рассказывала ей о цели их путешествия. Клан Ма обитал в нескольких палатах, разбросанных по склонам горы. Та палата, в которой жила Кат-ма, имела только одну ханмути.
— Нас поприветствует Тер-ма, — сказала Нир-ят, — она младшая сестра Кат-ма.
— Если Кат-ма старшая, почему же это не ее ханмути?
— У Кат-ма двое сыновей, а у Тер-ма две дочери, — ответила Нир-ят таким тоном, словно этим все объяснялось.
Начато смеркаться, когда Дар и Нир-ят вошли в скромную палату, где жили родители Ковока. Тер-ма сидела в ханмути. Она торжественно приветствовала гостей.
— Добро пожаловать, дочери сестры мужа, — сказала она.
Дар и Нир-ят ответили на ее приветствие. Затем началось представление Дар всему семейству по порядку старшинства Первым делом с ней познакомились дочери Терма, затем — Кат-ма, у которой, как и у ее сына, были зеленые глаза. Затем Дар была представлена тем, кто занимал более низкое положение по сравнению с ней, — муж Тер-ма и мужья дочерей Тер-ма, затем — Джавак-ят — супруг Кат-ма, и, наконец, — дети дочерей Тер-ят. Когда с представлением было покончено, Тер-ма пригласила гостей на трапезу.
После трапезы Дар и Нир-ят ушли в комнату Кат-ма и ее супруга. Их тетка и ее муж с нетерпением ждали новостей. Особенно их интересовало перерождение Дар. Джавак-ят, похоже, радовался тому, что у него появилась новая племянница, а насчет Кат-ма сказать было труднее. Она объяснила мужу:
— Твои сестры в большой милости у Мут ла. Зета-ят стала королевой. Зой-ят стала верховной матерью клана. А Зор-ят, у которой уже пятеро дочерей, теперь имеет шестерых!
— Мут ла и к тебе милостива, Мать, — сказала Дар, — мало кому удалось уцелеть в боях, а твой сын остался в живых.
Кат-ма фыркнула:
— Остался в живых? Толку-то. Я его совсем не вижу.
— И брата его мы тоже почти не видим, — возразил Джавак-ят, — но это не значит, что он потерян для нас.
— Кадар живет в палате своей жены! — сердито проговорила Кат-ма, — у него уже есть дочь. А Ковок живет со своими козами!
— Война — тяжелое бремя, — сказала Дар, — даже у уцелевших сыновей дух может быть ранен. Дайте ему время исцелиться.
— Даргу-ят, — сказал Джавак-ят, — ты была на войне с нашим сыном. Не расскажешь ли о нем?
Дар сильно смутилась. У нее было сильнейшее искушение рассказать родителям Ковока о своих чувствах, но она не осмелилась сделать этого. Она начала не слишком связно говорить о храбрости Ковока, но тут вмешалась Нир-ят:
— Моей сестре война тоже далась нелегко. Ей больно говорить об этом.
— Прости меня, Даргу-ят, — извинился Джавак-ят, — я не подумал, прося тебя говорить про это.
Дар вежливо кивнула.
— Ты так же учтив, как твой сын.
Кат-ма с интересом посмотрела на Дар, но ее взгляд тут же стал раздраженным.
— Что ж, Даргу-ят, путь война принесла тебе боль, но она сделала тебя матерью уркзиммути. А Ковок стал не лучше козла.
На следующее утро Джавак-ят ушел, чтобы заняться приготовлением сыра. Кат-ма осталась в ханмути, чтобы приглядеть за тем, как пройдет самут. Дар мысленно разделила это слово на две половины. Получилось «видеть» и «мать», и это как нельзя лучше отражало смысл самута. Неблагословленные сыновья приходили, чтобы представиться, поухаживать за неблагословленными матерями и надеяться на то, что произведут на них благоприятное впечатление. Нир-ят бывала на многих самутах и знала всех пришедших сыновей. Она была в своей стихии, чувствовала себя в высшей степени удобно и вела себя непринужденно. Дар увидела свою новую сестру кокетливой, игривой, остроумной и порой довольно развязной.
Если бы не было Дар, в ханмути явились бы только те сыновья, которых жаловала Нир-ят. Но вести о приходе новой неблагословленной матери быстро разлетелись по клану, и на самут пришли почти все неблагословленные сыновья из этого поселения. У всех Дар вызывала одинаковые чувства — любопытство и разочарование. Общаться с орками ей зачастую было трудно, потому что, попадая в неловкое положение, орки не умели разыгрывать притворную вежливость. Многие сыновья сочли Дар забавной, но всем она показалась уродливой. Свое мнение они выражали открыто — порой более учтиво, порой — менее. Самут продлился и на протяжении дневной трапезы, и еще несколько часов потом. Все это время Дар и тосковала по Ковоку, и боялась, что он может прийти. Однако он не пришел.
После того как ушел последний гость, Нир-ят шепнула Дар:
— Первый самут всегда труден. Все сыновья до одного являются. В следующий раз придут только те, кому ты понравилась.
— Значит, ко мне никто не придет, — прошептала в ответ Дар.
— Не думай так! Сыновей привлекает не только внешность. Жвар-ят страшна, как коза, но все же она благословлена.
Дар улыбнулась, но задумалась о том, не нарочно ли Нир-ят выбрала сравнение с козой.