Видение Дар каждый из орков воспринял по-своему. Это было видно по их лицам. Дут-ток был зачарован. Лама-ток явно забеспокоился. Варз-хак, похоже, испытал и то и другое чувство. Зна-ят смотрел на Дар с уверенностью того, кто видит лжецов и притворщиков насквозь. Сложнее всего Дар было определить, что чувствует Ковок-ма. Скорее всего, это была тревога пополам с изумлением.
Но при том, что орки своих чувств не скрывали, они их и не выказывали. Голос подал только Ковок-ма. Он заговорил так, будто Дар всего-навсего остановилась, чтобы отдохнуть.
— Ты готова идти?
Дар сделала глубокий вдох.
— Хай.
В ту ночь у нее больше не было видений. Дар продолжала вести орков, но ее не покидало волнение человека, который заблудился. Путь она могла определять только по звездам и шла на север в надежде, что там окажутся горы. Луна приблизилась к линии горизонта, небо становилось темнее. Видеть становилось все труднее, но из-за этого отступала тревога Дар, что их заметят. На смену тревоге пришло чувство голода. Когда они шли по холмам, то искали ягоды, грибы и коренья днем. В местах, где повсюду живут люди, это было бы рискованно. Здесь нужно было каким-то образом раздобыть пропитание ночью. Тем не менее Дар ни разу не остановилась, когда они миновали поля, потому что на них только-только появились всходы, как и на огородах у домов. Наверняка крестьяне сейчас питались плодами предыдущего урожая. Попытка ограбить кладовую была бы опасна, и Дар надеялась, что им представится какая-то другая возможность.
Когда небо на востоке начало светлеть, появилась более насущная задача: нужно было как можно скорее разыскать укрытие. Дар стала искать глазами подходящее место, но луна уже ушла за горизонт и все вокруг стало темно-серым и черным. Она обратилась к Ковоку:
— Мы должны отдохнуть там, где нас не найдут.
Ковок-ма понюхал воздух.
— Много вашавоки ходят этим путем.
Дар указала на темное пятно вдалеке:
— Что там?
— Деревья, — ответил Ковок-ма.
— Быть может, это место нам подойдет, — сказала Дар, свернула с тропы и направилась к темнеющему впереди пятну. С трудом пробираясь по высокой траве, она с горечью думала, чего лишена.
«Я плохо вижу в темноте, а запахи чувствую плохо и днем и ночью».
Только преодолев половину пути через луг, Дар сумела разглядеть деревья.
— Помоги мне, Ковок-ма, — попросила Дар, — ты должен стать моими глазами и носом. Я ищу место, где вашавоки не увидят нас. Какое-то место, куда они редко приходят.
— Я понимаю.
Когда они подошли к опушке рощи, Дар спросила Ковока, что он думает насчет этого укрытия. Ковок-ма остановился, огляделся по сторонам и принюхался.
— Через деревья ведет дорога. Я чую запах свежесрубленных деревьев. Вашавоки часто сюда наведываются. Их запах свежий и сильный.
Приближался рассвет. Дар со все возрастающим отчаянием озиралась по сторонам. На глаза ей попались заросли кустов. Она пошла к ним. Орки последовали за ней. Подойдя к кустам ближе, Дар узнала выгнутые дугами плети и плотную листву лесной ежевики. Ягоды, конечно, еще были зеленые, поэтому вряд ли бы кому-то пришло в голову лазить по кустам.
— Тут мы будем в безопасности, — сказала Дар, указав на заросли ежевики, — если поблизости будут проходить вашавоки, они нас не заметят.
— А если заметят? — спросил Дут-ток.
— Сидите тихо, тогда не заметят, — сказала Дар.
— Ты не ответила на вопрос, — заметил Зна-ят.
— Каждый, кто увидит нас, должен умереть, — сказала Дар, — но как только мы начнем убивать вашавоки, они сбегутся, как муравьи, и не успокоятся, пока не перебьют нас всех.
— Даргу говорит мудро, — сказал Ковок-ма, — в бою было именно так.
Орки знаками выразили согласие — даже Зна-ят.
Когда Дар поняла, что вопрос решен, она начала торопливо пробираться к середине зарослей ежевики. Но как она ни старалась беречься от шипов, у нее это не получалось. Шипы кололи ее босые ступни, царапали руки и ноги, рвали платье.
— Стой, — сказал Ковок-ма.
— Почему? — спросила Дар.
Ковок-ма ничего не сказал. Он шагнул в кусты и поднял Дар над ветвями. Затем он прошел к середине зарослей ежевики и вытоптал там место, куда опустил Дар.
— Ты не должен был этого делать, — сказала она.
— Я почуял боль, — сказал Ковок-ма.
Остальные орки следом за Ковоком вошли в кусты. Казалось, им шипы вовсе не досаждают. Оказавшись в середине зарослей, они расчистили побольше места и уселись на землю. Верхние ветки оказались на несколько футов выше голов орков, они заслоняли вид на луг и дорогу. Почти мгновенно орки закрыли глаза и заснули. Дар тоже стала искать себе место для сна. Ковок-ма снял плащ и, свернув его, положил себе на колени.
— Отдохни тут, — сказал он, похлопав по плащу, — там, где спала Маленькая Птичка, нет шипов.
Дар с сомнением посмотрела на орка.
— Я больше Маленькой Птички.
— Ненамного.
Дар сделала шаг назад и поморщилась от боли. Шип впился ей в пятку. Пытаясь вытащить его, она не устояла на ногах и упала на руки к Ковоку.
— Не лучше ли лежать здесь, чем на шипах и земле? — спросил Ковок-ма.
— Мне нужно больше места.
— Если сядешь как следует, хватит тебе места.
Он ухватил Дар за талию, легко приподнял ее и усадил спиной к себе.
— Никогда не спала сидя, — призналась Дар, — я упаду и ударюсь лицом.
— Я буду держать тебя, не упадешь, — успокоил ее Ковок-ма и обхватил могучими руками. Дар положила голову ему на руку.
В первый момент Дар не знала, как это принять. Если бы подобное сделал мужчина, Дар бы попыталась вырваться. Но прикосновения Ковока были совсем другими. У Дар вдруг возникли воспоминания о том, как мать ласкала ее, держа на коленях. Она расслабилась, и вскоре ее охватила дремота.
— Ты хорошо вела нас, — сказал Ковок-ма тихо, почти шепотом, — ты спи, а я побуду в дозоре.
Дар закрыла глаза, но царапины, нанесенные шипами, все еще саднили.
— А как пахнет боль? — спросила она.
— Немного трок, но мулфи.
— Я не поняла, что ты сейчас сказал.
— Трок — это сильный запах после того, как с неба бьет огонь. Мулфи — это запах черного ила у реки.
Дар попыталась представить себе сочетание этих запахов.
— Фу! Ты уверен, что хочешь, чтобы я сидела у тебя на коленях?
Ковок-ма негромко зашипел — так он смеялся.
— Запахи, говорящие про чувства, не считаются приятными или неприятными.
— Значит, запах боли не противный?
— Тва, — ответил Ковок-ма.
— О чем еще говорит мой запах?
— О том, что ты храбрая.
— Ты можешь почуять храбрость?
— Тва, — ответил Ковок-ма, — но я могу почуять запах страха. Он не остановил тебя. Это храбро.
— Я не храбрая, — возразила Дар, — храбрость — это когда страха совсем нет.
— Если бы это было так, только дураки были бы храбрецами. Ты выбрала опасный путь, поэтому многого бояться мудро.
— Ты тоже боишься?
— Я же не дурак.
— А я думала, что уркзиммути бесстрашны.
Ковок-ма снова тихонько зашипел.
— Ты так думаешь потому, что плохо чуешь запахи.
Дар спала без сновидений. Ее разбудил звук голосов. Она посмотрела на солнце. До полудня было еще далеко. Дар огляделась по сторонам. Она увидела только неподвижно сидящих орков и освещенную солнцем листву. Сидя на коленях у Ковока, она не могла понять, спит он или нет, хотя догадывалась — не спит. Остальные орки проснулись. Варз-хак вопросительно посмотрел на Дар. Дар знаком велела ему молчать.
Голоса зазвучали громче, и наконец Дар смогла уловить отдельные слова. Похоже, две женщины собирали хворост и болтали. Дар изо всех сил старалась сохранять спокойствие. Голоса приближались. Ковок-ма медленно передвинул руку к рукояти меча. Совсем рядом хрустнул сучок. С часто бьющимся сердцем Дар ждала какого-то знака, что их заметили. Но никаких знаков не было. Голоса постепенно начали стихать. Невидимые женщины удалились. Дар расслабилась. Ковок-ма разжал пальцы на рукояти меча.
Потом Дар опять задремала — и снова проснулась, услышав голоса еще нескольких людей. Она напряженно ждала, когда люди уйдут, но они не ушли, а через некоторое время к ним присоединились еще несколько человек. Стало ясно, что в эту рощу часто заходят окрестные жители. Шум и голоса звучали весь день. Один раз к месту, где прятались Дар и орки, подошел ребенок — да так близко, что Дар слышала, как он ступает по траве. Казалось, он всего в паре шагов от зарослей ежевики. Шум и голоса стихли только ближе к закату. К этому времени сидеть неподвижно стало настоящим мучением. У Дар ныло все тело, разболелся пустой желудок.
Когда наконец стемнело, Дар и орки покинули свое колючее убежище. Тучи закрыли луну, и было темнее, чем в предыдущую ночь. Дар снова пошла первой, но в выборе дороги она полагалась на острое зрение и нюх Ковока. Они часто перешептывались. Шло время, и мало-помалу Ковок все лучше отыскивал самый потаенный путь. Дар одобрительно улыбнулась, когда Ковок-ма разглядел крестьянскую хижину, которая для нее в этот момент еще оставалась невидимой.
— Ты становишься волком, — сказала Дар.
Ковок-ма улыбнулся в ответ, обнажив свои изрядно посветлевшие зубы.
— Зубы у меня уже волчьи.
Дар сразу пожалела о том, что у них нет с собой семян вашутхахи, благодаря которым зубы чернеют.
— А мои зубы все еще красивые? — спросила она, надеясь, что у нее зубы не так побелели, как у Ковока.
— Тва, — ответил Ковок-ма.
Дар вздохнула. Она знала, что слово «вашавоки» имеет отношение к белым собачьим зубам.
Ковок-ма догадался, чем вызван вздох Дар.
— У тебя сердце уркзиммути, — сказал он, — это важнее зубов.
Дар и орки провели наступивший день, спрятавшись в сыром подполе разрушенного дома. Никакой еды здесь не оказалось, и от голода ослабели даже орки. Все дремали до наступления темноты. Дар проснулась в тоске — ей приснилась Тви. Сон не принес ей облегчения. Небо затянули тучи, лунный свет сквозь них почти не проникал. Когда они тронулись в путь, было настолько темно, что Дар решила: можно не искать тропинки, ведущие вдоль живой изгороди. Она решила рискнуть и выйти на проезжую дорогу. Дорога вела прямо на север, и она была уверена, что орки своими зоркими глазами заметят любого встречного быстрее, чем она.
По дороге шагать было легче и быстрее, но голод замедлял продвижение. Они проходили по полям, поросшим всходами, по садам, где на ветках висели маленькие зеленые плоды, но ничего съедобного не находили. Время от времени они набредали на отдельно стоящие дома и уходили с дороги подальше от людских жилищ. Когда они сошли с дороги в очередной раз, Дар остановилась.
— Ковок-ма, — сказала она, — пойдем со мной.
Они проходили через рощицу, примыкающую к крестьянской усадьбе. Дар подвела Ковока к опушке рощи, чтобы он смог увидеть дом, стоящий на другом краю поля.
— Посмотри хорошенько на все, что есть рядом с этим домом, — сказала Дар, — не видишь ли ты… — она запнулась в поисках подходящего оркского слова для того, чтобы сказать: «землянка».[1] Так и не найдя нужного слова. Дар решила попробовать объяснить, что имеет в виду, — я ищу домик, вырытый в земле, — земляную горку с дверью. Вашавоки хранят там еду.
Ковок-ма вгляделся в темноту.
— Я вижу горку с дверью, — сообщил он и показал направление.
Дар всмотрелась туда, куда указывал орк, но в темноте с трудом увидела даже крестьянский дом.
— Я не вижу, — призналась она, — расскажи, где эта горка.
— Я отведу тебя туда.
— Тва, — покачала головой Дар, — тебя не должны увидеть.
Ковок-ма заметил, что запах страха, исходящий от Дар, стал сильнее.
— Что ты собралась сделать?
— Нам нужна еда. Я собираюсь раздобыть немного съестного.
— Почему ты боишься из-за этого?
Дар не знала, как будет по-оркски «кража» и знакомо ли оркам вообще, что это такое. Поэтому ей пришлось некоторое время потратить на то, чтобы растолковать Ковоку, что у нее на уме. Когда она закончила свои объяснения, Ковок-ма встревожился.
— Ты говоришь, что вашавоки часто так поступают?
— Хай, — ответила Дар, — если меня поймают, большого шума не будет. Вас никто не выследит.
— Но тебя накажут, — сказал Ковок-ма.
— Не знаю, — ответила Дар и не стала говорить орку о том, что воришек часто убивают или калечат.
Ковок-ма почуял ее опасения.
— Похоже, это очень опасно.
— Мы не ели два дня. Нам нужна еда. Я не вижу выбора.
— Пожалуйста, не ходи, — сказал Ковок-ма, — сердцем чувствую, не надо этого делать.
— Я должна. Скажи мне, где эта горка.
После того как Ковок-ма объяснил Дар, где устроена землянка, она крадучись пошла к дому. Через некоторое время она разглядела за домом земляную горку. Когда она была в услужении в полку, она часто видела около домов подобные сооружения в крестьянских хозяйствах, которые грабили солдаты. Землянки представляли собой ямы, выложенные камнями и снабженные земляной крышей. В них было прохладно и сухо и удобно было хранить фрукты и овощи.
Подойдя к землянке, Дар остановилась и прислушалась — не заметили ли ее. Но было тихо, и Дар открыла дверцу в скошенном склоне земляной горки — медленно и осторожно, боясь, что дверца скрипнет. За дверцей было так темно, что лестницу Дар пришлось искать на ощупь. Нервно оглядевшись по сторонам, она стала спускаться вниз.
Когда ступни Дар коснулись земляного пола, она не увидела ничего, кроме квадратика ночного неба над головой. Она сделала шаг в сторону от лестницы, расставила руки. Ее окружал сырой воздух, пропахший землей и чуть прелыми овощами. Пальцы Дар коснулись корзины, и она ощупала содержимое. Там лежали шероховатые твердые клубни. Скорее всего, это был табук — корнеплод, который сырым не едят, его нужно варить. Дар продолжила поиски. От следующей корзины исходил кисловатый запах. В ней оказались яблоки — мягкие, вялые. Многие из них подгнили. Дар отобрала несколько штук покрепче и уложила в свой заплечный мешок.
Следующая корзина оказалась настоящим сокровищем. Ее содержимое Дар сразу же узнала на ощупь. Это был золотой корень[2] — главная еда горцев. Его можно было есть сырым. Дар начала опустошать корзину, попутно гадая, сколько можно взять. Если бы она набила мешок доверху, кражу бы почти наверняка заметили, но зато снова красть еду пришлось бы не так скоро. Дар решила рискнуть и набрать побольше клубней.
Наполнив мешок, Дар забросила его за спину и поспешно взобралась вверх по лестнице. Закрыв дверцу землянки, она пустилась бы бегом, если бы не боялась оступиться в темноте. Добравшись до поджидавших ее орков, Дар испытала нешуточное облегчение. И радость.
— Нам надо бежать, — сказал она, — с утра вашавоки станут искать меня.