Дочь полуночи

Глава 17

— Дори, лучше бы ты съела свой обед, — упрекнул меня Раду. — Шеф-повар здорово расстроился. Он ведь применил очень сложное заклинание и теперь думает, что тебе не понравилось. Потом случился еще и Инцидент с Грушами. — Дядюшка выбрал такой тон, что слова получились с большой буквы. — Теперь будет дуться целую неделю. Тебе еще повезет, если завтра получишь кусок хлеба с арахисовым маслом.

— Это звучит совсем неплохо.

«Мне, по крайней мере, не придется охотиться за едой, чтобы положить ее в рот».

Раду собирался что-то ответить, но ему помешали громкий звон и проклятия, донесшиеся сверху. Грохот разрушения продолжался уже минут пять. Я решила, что это просто свинство. Если они разнесут дом, то Раду придется делать ремонт. Я огляделась по сторонам, опасаясь за судьбу еще не тронутых аутентичных фрагментов обстановки. Я не искала способа ускользнуть из гостиной, однако Джеффри, застывший у двери, напрягся. Дворецкий отдал мне бархатное покрывало, которым я обмоталась на манер тога, однако он, совершенно точно, не позволил бы мне присоединиться к веселью, царящему наверху.

— Раз уж ты заговорил о еде... — начала я.

«Если бы даже я не оказалась в гостиной вместе с Раду, то все равно раздобыла бы себе какой-нибудь закуски. Мне необходимо восстановить силы. Среди всего прочего еще предстоит отмутузить дворецкого».

Раду вздохнул.

— Сиди, — велел он. — Я прикажу принести что-нибудь. Если шеф-повар вдруг завтра узнает, что ты бродила среди ночи по его вотчине, то мне даже подумать страшно, что будет.

— Если он из числа творений Мирчи, ты, конечно, сможешь ему приказать...

— Разумеется, он не из их числа, — сказал Раду и дернул за шнур старомодного колокольчика, подвешенного сбоку от камина. — Ты когда-нибудь слышала о поварах-вампирах?

— Нет, но...

— И не услышишь. Смерть, понимаешь ли, разрушает вкусовые сосочки, — насмешливо произнес дядя под звон зеркала, разбитого наверху.

— Но ты же ешь, хотя бы иногда, да и Мирча...

— Я мастер второго уровня, Дори, а твой отец — на шаг впереди меня. Вместе с силой приходят и определенные преимущества, но неужели ты думаешь, что мастера высшего класса, которых можно сосчитать по пальцам, не найдут себе занятия поинтереснее, чем жарить баранью ногу? Кстати, именно это повар собирался приготовить завтра, причем с домашним розмарином, но кто его знает, что мы получим теперь. Он выбросил ногу после Инцидента с Грушами.

Я подождала, пока вошедший слуга выслушал указания. Где-то вдалеке загрохотало так, словно спустили с лестницы целую витрину с фарфором. Когда слуга вышел, я взглянула на Раду.

— В чем именно состоит проблема Луи Сезара?

— Которая из них?

Я удивленно подняла бровь. Очевидно, Раду не простил своему подопечному сцену, устроенную за обедом.

Внезапно у дяди в глазах загорелся подозрительный огонек. Это меня смутило.

— Он вечно защищает женщин, — задумчиво произнес Раду. — А ты женщина, Дори.

— Спасибо, что заметил. Но мне кажется, что дампиров не делят по половому признаку.

Потолок задрожал с такой силой, что кое-где маленькими хлопьями облетела штукатурка.

Раду хмыкнул.

— Похоже, тебя повысили в звании.

Я передвинула кресло, чтобы не сидеть прямо под громадной покачивающейся люстрой, подняла голову и заметила, что дядя смотрел на меня с тем же странным выражением на лице.

— Может быть, он наконец-то перестанет винить себя из-за той девушки, — задумчиво проговорил он.

Я знала, что потом пожалею об этом, но все равно задала вопрос:

— Какой девушки?

— Кристины, его вечной трагедии. — Раду подкинул на угли еще одно полено, похоже, только ради возможности яростно пошуровать в камине кочергой.

Он заметил выражение моего лица.

— А ты не слышала эту историю?

— Разве я должна была ее слышать?

— Вовсе нет. Она длинная и чрезвычайно тоскливая. Достаточно сказать, что несколько столетий назад Луи Сезар обратил девушку, чтобы спасти ей жизнь. Ее пытали из-за него. Он ощущал себя виноватым, к тому же ни на минуту не забывал, что Кристина — ревностная католичка. Более того, она верила всем старинным легендам о вампирах. Кристина же не сомневалась в том, что, обратившись, она стала проклятой. Как только она поднялась, сейчас же объявила Луи Сезару, что предпочла бы настоящую смерть.

— Он ее убил?

Раду закатил глаза.

— Если бы! — произнес он с чувством, но увидел мое лицо и поморщился. — Не смотри на меня так. Ты с ней не знакома. Эта женщина невыносима. Она вечно влипает в какие-то истории. В последний раз, к примеру, ее похитил Алехандро. — Раду сказал это так, словно я должна была знать этого типа. — Глава латиноамериканского Сената, — нетерпеливо пояснил он, когда я непонимающе заморгала.

— Так почему Луи Сезар здесь, вместо того чтобы ее спасать?

— Потому что никто не знает, где она! — Раду посмотрел на меня с подозрением. — Ты что, ерничаешь?

— Нет, просто не могу представить, чтобы семья молча проглотила подобное оскорбление.

— Ты все упрощаешь, — сердито произнес Раду. — Не всякую проблему можно разрешить с помощью кола!

— Да, всего лишь девять из десяти.

Я чувствовал, что Раду сдерживает себя с трудом.

— Подчиненный Алехандро, вампир по имени Томас, бросил ему вызов, — подчеркнуто терпеливо заговорил дядя. — Алехандро хотел, чтобы от его имени в поединке участвовал Луи Сезар. Однако о том семействе ходят такие слухи, что для нас это было бы просто бесчестьем.

На этот раз я не стала спрашивать, что он имел в виду. Упомянутое семейство даже среди вампиров снискало славу настоящих садистов.

— Насколько я понимаю, Луи Сезар отказался?

Раду кивнул.

— Он заявил Алехандро, что одна из целей дуэли заключается в том, чтобы выкорчевывать из наших рядов слабых, жестоких или безумных, и раз Алехандро не может ответить на вызов сам, то не заслуживает своего высокого положения.

Я заморгала. Дипломатия явно не входила в число сильных сторон Луи Сезара.

— Тогда Алехандро похитил Кристину, чтобы заставить француза драться, — догадалась я. — Весьма предсказуемо.

— Какая жалость, что тебя тогда не было здесь. Увы, ты не смогла его предостеречь, — съехидничал Раду. — Как бы там ни было, Луи Сезар победил Томаса, однако убивать его не стал, поскольку тот не сделал ничего дурного. Тогда Алехандро отказался отдавать Кристину. Он заявил, что обещал ее вернуть только в случае, если угроза минует, ну а пока Томас жив, она остается.

— А Сенат никак не мог вступиться за него, — подытожила я.

Этот орган управления редко вмешивался в личные дела мастеров, в особенности когда противники являлись членами двух разных отделений Сената. Потому что тогда частная ссора запросто может перерасти в общую войну.

— Вот почему он так долго пребывал в столь плачевном положении.

— Насколько долго?

Раду взмахнул рукой.

— Ну, примерно век. — Я смотрела на него во все глаза, а дядя беззаботно продолжал: — С тех пор как Кристину похитили, Луи Сезар стал сам не свой. Он знает, что она, скорее всего, страдает, чувствует себя вдвойне виноватым. Из-за этого француз и сделался таким угрюмым.

— Раду! Женщину пытали, заставили примкнуть к ходячим покойникам, затем похитили, и все из-за него! Тебе никогда не приходило в голову, что у Луи Сезара имеются причины чувствовать себя виноватым?

— Ты рассуждаешь в точности так же, как он сам! — раздраженно произнес Раду. — Не он же ее пытал. Это сделал Черный круг!

Я заморгала.

— Опять?

— Они, как обычно, пытались украсть силу. Кристина, понимаешь ли, до своего обращения была необученной ведьмой, в магическом смысле очень сильной. Но из-за своих религиозных убеждений она отказывалась это признавать. Все проявления силы ею отвергались, она списывала их на происки дьявола. — Раду покачал головой. — Темные маги обязательно добрались бы до нее. Это был просто вопрос времени.

— Луи Сезар говорил, что однажды ты спас его от темных магов. Надо полагать, речь идет об одних и тех же персонажах?

Раду встревожился.

— Ему не следовало об этом рассказывать.

— Почему нет?

— Потому что я обещал Мирче не поддерживать никаких связей с Луи Сезаром.

— Из-за того сдвига во времени? — уточнила я.

— Какого еще сдвига?

— Того, о котором я знала бы, если бы не порвала с семьей.

— Ах да, именно того. Однако Луи Сезар исчез. Никто не мог его найти. Как ты думаешь, что мне оставалось делать? Обречь его на вечные ночные пытки? Только не упоминай об этом при своем отце. Мирче необязательно знать все.

«Аминь».

— А ты и в самом деле обрушил крышу?

Раду с аристократическим достоинством пропустил неуместный вопрос мимо ушей.

— Как я говорил, Кристине потребовалось несколько сотен лет, прежде чем она поняла, что никакие мы не чудовища. Я лично объяснял ей, что вампиризм — это болезнь. Она же не винила оборотней за то, что они регулярно превращаются в кровожадных тварей, зато в нас видела едва ли не воплощение самого Сатаны. Это оскорбительно.

— Наверное, оборотни не отнимали у нее жизнь, — заметила я и вздрогнула от звона стекла, бьющегося наверху.

— Беда в том, что с тех пор Луи Сезар больше не позволял себе ни с кем сближаться. Это нездорово! — произнес Раду таким тоном, как будто сам был образчиком умственного здоровья.

Дядя заметался по залу. Подол его затейливо вышитого халата путался у дяди в ногах. Лицо у Раду было такое, словно он болтался над пропастью.

Поэтому я сделала блистательное умозаключение:

— Тебя беспокоит не только проблема Луи Сезара.

Раду метнул в меня неприязненный взгляд.

— Мой брат уже не в первый раз пытается меня прикончить. Чтобы избегнуть этого, мне, скорее всего, придется убить его самого. Мой прекрасно обустроенный дом полон до чрезвычайности странных, поистине кошмарных существ, мой шеф-повар совершенно вне себя...

— Из-за Инцидента с Грушами. Да, я знаю. — Я поглядела на него с прищуром.

Что-то в этом списке меня насторожило.

— Ты сказал, что тебя тревожит предстоящее убийство Драко, так? Значит, ты согласен с тем, что это самый разумный выход, и не считаешь меня способной на сантименты, верно, Ду?

Меня обеспокоило, что дядя ответил не сразу. Он остановился перед камином, но смотрел не в огонь. Кажется, все его внимание приковывал к себе портрет, висящий над камином. Новое полено охватило пламя, искры затрещали в тишине. Все прочие дрова медленно распадались на красные уголья.

— Мне было восемь лет, а Владу — тринадцать, когда нас впервые сделали заложниками, — проговорил в итоге Раду.

— Дядюшка, только не говори, что тебя одолел приступ сентиментальности. — Я не могла поверить своим ушам. — Он же пытался тебя убить. Много раз!

— Это не сентиментальность, — возразил Раду, вглядываясь в живые краски на портрете. — Не какая-то там заржавевшая совесть, которая вдруг проснулась. Ты ведь знаешь, что я никогда, даже до своего обращения, не был особенно совестливым.

— Что же тогда?

Он посмотрел на меня через плечо.

— Дори, как ты думаешь, почему я держу здесь этот портрет?

— Ну, этот человек был твоим любовником. Как мне кажется...

Раду засмеялся, но как-то совсем невесело.

— Мы никогда не были любовниками. Во всяком случае, в том, чем мы занимались, не было ни капли любви. — Он провел пальцем по узору на каминной полке, как будто ему срочно надо было чем-то занять руки. — У принца Мехмеда имелась карта, на которой были обозначены не только турецкие земли, но и Европа. Принц говорил, что всему этому суждено стать единой империей, с одним языком, одной верой и одним правителем. Турки считали, что я могу способствовать осуществлению этой мечты, поэтому-то он и обратил на меня внимание. При дворе отпивались дюжины смазливых oghlanlari — королевских пажей, — которые были гораздо красивее меня. Причем их выбирали не только за внешность, но еще и за способности, что бы там ни говорили. Ни один из них ни разу не поднял оружия на правителя.

— Ты покушался на султана и остался жив? — усмехнулась я.

— Тогда еще на сына султана. Да, остался. Мехмед сделал мне интимное предложение. Я замахнулся на него, но поранил совсем несильно, потому что никогда толком не владел мечом. После чего я продемонстрировал свою истинную храбрость, убежал и забрался на дерево. Слез я только тогда, когда он поклялся самой страшной клятвой, что не убьет меня. — Раду горько улыбнулся. — Я так легко отделался, потому что правитель считал меня полезным. Туркам был нужен принц-марионетка, а Влад не поддавался на уговоры.

— Странно, что ты сохранил портрет Мехмеда. Лично я спалила бы его.

Вернулся слуга и поставил передо мной поднос. Там была курица. Слава богу, она не кудахтала.

Раду отпустил вампира и присел рядом со мной.

— Я держу его портрет не из привязанности, Дори, а в качестве напоминания о том, как легко когда-то изменился под гнетом другого человека. Я сделался ровно таким, каким хотели меня видеть враги. Я одевался, как они, думал, как они, даже принял их веру. Честное слово, на какое-то время я стал турком больше, чем они сами. Я оставил портрет, чтобы не забывать, кем был.

Я засопела.

— Успокойся. Ты ведь был еще ребенком. Они просто промыли тебе мозги.

Раду покачал головой.

— Как бы мне ни хотелось поверить в такое, но это правда лишь частично. Мне было уже одиннадцать, когда он меня соблазнил. По современным стандартам — ребенок, а в тогдашнем мире я считался не таким уж и маленьким. Мехмед, например, в этом возрасте начал управлять провинцией. Мне промыли мозги, потому что я позволил такое сделать. Второй вариант был для меня немыслимым, поэтому я выбрал путь наименьшего сопротивления. Мне потребовалось много времени, чтобы понять: все мы в конечном счете несем ответственность за свои поступки.

— Драко тоже.

Раду секунду молчал.

— Иногда я спрашиваю себя, кого из нас они одурачили больше, меня или Влада. Для меня наваждение давным-давно рассеялось, а Влад до сих пор находится под его воздействием. В своих застенках они превратили брата в чудовище, Дори.

Я прикусила язык из уважения к тому, что пережил Раду, но сомневалась, смогу ли сдержаться, если он продолжит рассуждать в том же духе. Нельзя сказать, что я не слышала эту историю раньше. Звучала она примерно так: Драко был героическим подростком, которого не сломили угрозы турок. Как бы ни насмехались над ним тюремщики, он сейчас же им отвечал. На каждое их оскорбление выдавал два, к тому же более изысканных, поскольку мальчик был достаточно хорошо образован. Он проклинал турок, их предков и самого пророка. Его жестоко избивали, а затем бросали обратно в одиночную камеру, откуда он мог видеть самые страшные казни, совершаемые над другими. Способы экзекуции варьировались в зависимости от тяжести преступления. Иногда это было просто старое доброе повешение, в другой раз человека протыкали стрелами, обезглавливали и, самое жуткое, сажали на кол.

Сажание на кол обычно практиковалось для самых отъявленных негодяев, однако во время войны применялось повсеместно. Подростком Влад каждую неделю видел подобную казнь и, наверное, брал на заметку.

Он наблюдал, как вороны слетались на тела, оставленные под жарким турецким солнцем, чтобы обратиться в гниющее мясо. Возможно, мальчишка сносил все лишения, представляя, как в один прекрасный день посадит на кол своих мучителей. Уж не знаю. Но когда он в конце концов занял трон Валахии, эта казнь стала излюбленным способом Дракулы стращать врагов и подкреплять свои приказы.

Почти любое преступление, от лжи и кражи до убийства, во времена правления Драко каралось сажанием на кол. Мирча как-то рассказывал, что его брат поставил на главной площади у колодца золотую чашу, чтобы путники могли утолять из нее жажду. Она стоила целое состояние, но никто ее не тронул. Могу поспорить, что мысль о краже никому даже в голову не пришла.

Еще более популярна одна история, когда два турецких посла при валашском дворе не сняли тюрбаны в присутствии князя. Драко приказал прибить эти уборы гвоздями к головам послов, чтобы тем и впредь не пришлось их обнажать. В другой раз он устроил пирушку посреди целого леса кольев, на которые были посажены люди. Когда какой-то вельможа за столом зажал нос, не в силах вынести запах, Драко приказал посадить этого неженку на самый высокий кол, чтобы смрад там его не беспокоил.

Влад оправдывал свои поступки, указывая на то, что до его появления эта земля не знала закона. Беда состояла лишь в том, что закон и порядок Драко в итоге истребили больше народу, чем какое угодно беззаконие. Я как-то просматривала цифры, просто из любопытства, и обнаружила факт, леденящий кровь. За короткое, всего-то шестилетнее, правление Дракула уничтожил по меньшей мере сорок тысяч человек. Нет, никакие оправдания тут не помогут.

— Однако же именно Влад решил применить все, чему научился у турок, и против них, и против своих.

Я заморгала, глядя на Раду и удивляясь тому, как его слова вторили моим мыслям.

— Я несколько не поспеваю за твоими рассуждениями, Ду, — призналась я честно. — Так ты хочешь сказать, что выступаешь за его уничтожение?

Раду раздраженно посмотрел на меня.

— Именно так. Подобное действо необходимо, хотя удовольствия оно мне не доставит. Нет, не потому, что я все еще питаю к Владу привязанность. Я вообще сомневаюсь, было ли такое когда-нибудь. Причина в том, что на его месте мог бы оказаться и я. Если бы принца прельстила физиономия Влада, а меня бросили бы в темницу, то разве сегодня мы не поменялись бы с ним местами?

«Так вот что его гложет!»

— Вряд ли, Ду. Ты же сам сказал, что вы с ним совершенно разные люди.

— Верно. Сомневаюсь, что я выжил бы в той темнице. Я никогда не был храбрецом.

— Ты все равно уцелел бы. — Я едва не подпрыгнула, услышав охрипший голос Луи Сезара, и повернула голову.

Француз был здесь, всего в трех футах от меня, а я не услышала даже шороха. Если в ближайшее время не отосплюсь, то от меня скоро не будет никакой пользы. Кэдмон не появился, но Луи Сезар не был испачкан кровью. Поэтому я решила, что эльф жив.

— Храбрость бывает разная, — продолжал Луи Сезар. — Ты сделал ровно то, что было необходимо. Ни больше ни меньше.

Я согласно кивнула и запечатлела на щеке Раду довольно мокрый поцелуй.

— Турки не превратили Драко в чудовище, Ду. Они просто воспитали того, кто уже родился монстром.

Мы с Луи Сезаром переглянулись. Огонек в глазах вампира означал, что Драко внезапно вплотную приблизился к месту своего последнего упокоения.

«Не знаю, что вызвало в Луи Сезаре такую перемену, но огорчаться по этому поводу точно не стану. Наконец-то мы с ним пришли к соглашению».

Раду проводил меня обратно в спальню, как только я покончила с курятиной. Я подождала, пока затихли его почти беззвучные шаги, после чего выскользнула за дверь и отправилась на поиски Кэдмона или того, что он него осталось.

После бесплодного получаса блужданий я уже начала задумываться, не наплевал ли Луи Сезар на перемирие и не скормил ли эльфа зверюшкам Раду, затем услышала, как к дому подъехала машина, и вовремя оказалась у входной двери. Кэдмон как раз выходил, и выглядел он так же безупречно, как обычно.

— Так, значит, вы живы!

— Кажется, вас это удивляет.

— Немного.

Кэдмон улыбнулся.

— Ваши вампиры слишком уж гордятся своими способностями. В этом их слабость. На ней можно сыграть.

— Но вы ведь не стали бы.

— Не исключено, что в следующий раз я поддамся искушению.

— А сейчас?

— А сейчас я удаляюсь с позором, поскольку оскорбил дочь семейства, — радостно сообщил эльф. — Дорина, проводите меня. Позвольте мне смиренно вымолить прощение за мое ужасное поведение до того, как я отбуду.

Я вышла вслед за ним на улицу, где уже ждала машина, за рулем которой сидел обычный человек. Мы остановились рядом с автомобилем и достаточно далеко от дома. Если повезет, то нас никто не подслушает. Кэдмон привалился к забору загона, в котором Раду держал свой эзотерический зверинец. Рыки, визги и крики, доносившиеся изнутри, еще сильнее заглушали наши слова.

— Кажется, за мной следят, — сообщил мне Кэдмон. — Хотят удостовериться, что моя не поддающаяся исправлению дурная природа — это, между прочим, цитата — не ввергла меня в еще более унизительное положение, заставив покаянно ползать на брюхе.

— Ну, давайте ползите.

Вьющаяся роза склонилась и прильнула к эльфу. Он нежно погладил ее стебель.

— Сначала вы.

Щупальце, покрытое коричневым мехом, угодило в заклинание, защищающее загон, зашипело и через миг упало на землю. В воздухе запахло жареным беконом. Новые обитатели дома Раду, видимо, сражались со старыми за права, а парочка самых диких гибридов пыталась разорвать друг друга на куски. Менее опасные твари прижались к забору загона, наверное, в надежде закусить проигравшими.

Кэдмон с отвращением наблюдал за этим представлением.

— Из чистого любопытства спрошу, что это ваши вампиры пытались создать?

— Ничего. Этих животных захватили у магов Черного круга. Во всяком случае, так говорят.

— Чего ради кому-то потребовалось создавать нечто настолько бесполезное? — Я лишь покачала головой, потому как ответа по-прежнему не знала. — Кто-нибудь подозрительный мог бы предположить, что самые жуткие из этих тварей были созданы для отвлечения внимания, чтобы среди них затерялись истинные результаты эксперимента, если вдруг по какой-то случайности их обнаружат, — задумчиво проговорил Кэдмон.

— Может быть. Но кто из них настоящий, а кто для отвода глаз?

— Лучше спросить, с чего этими животными так заинтересовались вампиры. Они не из тех, кто делает что-то просто так. Вампиры возятся с этими гибридами в надежде извлечь из них выгоду либо использовать для устрашения.

Длинные когти принялись царапать землю, вырывая огромные куски дерна, но тут какое-то создание, похожее на птицу с кожистыми крыльями, поднялось со своего насеста, устроенного на крыше сарая. Оно приземлилось прямо между враждующими тварями, набросилось на них, нимало не заботясь о собственной безопасности, и моментально разметало драчунов в стороны молниеносными ударами когтистых лап и смертоносного острого клюва. Когда кровопролитие завершилось, птица не стала пировать на останках врагов, а заметалась по загону. Длинный хвост волочился по земле, пока она выискивала новую жертву.

— Так кого же мы здесь высматриваем? — спросила я, странным образом зачарованная глазами птицы, уставившимися на меня и пугающе похожими на человеческие.

Кэдмон засмеялся.

— Если бы я знал, то, наверное, сказал бы. Мы ведь партнеры, правильно?

— Неужели?

— Конечно. — Он понизил голос. — Я сейчас с позором отбуду, а завтра вернусь в образе Мирчи.

— Мне по-прежнему кажется, что из этого ничего не получится.

Птицеподобная тварь принялась кормиться. Она отрывала огромные куски от полумертвого тела жертвы, покрытого мехом, которое дергалось в тщетной попытке спастись. Сцена тревожно напоминала обед у Раду, в особенности из-за того, что глаза, похожие на человеческие, до сих пор были устремлены на меня. В них читался голод.

— Просто меня прервали раньше, чем я успел объяснить свой гениальный план, — радостно произнес Кэдмон. — Все довольно просто. Дракула увидит, как прибыл этот самый Мирча, и вскоре после того защитное поле отключится. Он, естественно, решит, что вам удалось исполнить свою часть соглашения, и двинется в наступление. Я позабочусь о том, чтобы вокруг поместья оказалось достаточно моих соплеменников, которые разберутся с Дракулой и освободят госпожу Клэр.

— А если он не притащит ее с собой?

Эльф счастливо вздохнул.

— Тогда мы найдем способ его убедить. Он расскажет, где она. — Я на мгновение представила, как эльф пытает Драко. Просто восторг!

— Звучит великолепно, — чистосердечно призналась я. — Если только нас не подведут тысячи мелочей, начиная с вашего маскарада.

— Мне больно оттого, что вы не верите в мои силы, — упрекнул меня эльф.

— Надо, чтобы Драко увидел, как вас приветствуют и впускают в дом в облике Мирчи, иначе он не купится. Но если кто-нибудь разглядит за гримом вас — игре конец. Луи Сезар ни за что не позволит нам отключить защитное поле и подвергнуть опасности жизнь Раду. Пока оно включено, Драко не сможет подойти к дому ближе чем на милю. Если ваших соплеменников не настолько много, чтобы растянуться по всему периметру, мы даже не знаем, с какой стороны пожалует дядюшка...

— Вы должны довериться мне, крошка. По сравнению с теми интригами, которые проворачивают каждый день при дворе, это сущие пустяки. Насколько я понимаю, сложность заключается только в одном — чтобы меня не узнал вампир.

— Раду не имеет обыкновения лично открывать дверь. Вам придется морочить голову Джеффри, по крайней мере до тех пор, пока не удастся войти, хотя и с ним будет не проще. Он один из вампиров Мирчи. Надо думать, дворецкий в состоянии узнать собственного хозяина!

— Нет, не ему, а совсем другому. Дурить придется Луи Сезара.

Я уставилась на эльфа, но не увидела ни сочащихся ран, ни оторванных конечностей. Значит, он сумел дать французу достойный отпор.

— Ну, Луи Сезар тоже вряд ли будет ошиваться в прихожей.

— Да, но он может, как вы сказали, ошиваться в любом другом месте, например у источника силы, которая питает защитные экраны поместья.

— Где это?

— Вот именно это вы и выясните в первую очередь. Защитные экраны пропустят меня, когда я вернусь. Они уже знают, что я — друг семьи. Я закрою их за собой, но у меня не будет времени обыскивать дом. Второе, о чем вы должны позаботиться, — убрать с дороги Джеффри. Пусть дверь открывает кто-нибудь, не так хорошо знакомый с Мирчей, лучше всего — кто-то из обычных людей. И третье! Вы должны отвлекать внимание Луи Сезара, пока я ослабляю защитные поля вокруг поместья.

— Только и всего? — саркастически поинтересовалась я.

— Этого должно хватить. — Эльф улыбнулся восхитительно непринужденно. — Я явлюсь завтра в девять вечера. Значит, у вас в запасе больше двадцати часов. Нисколько не сомневаюсь в том, что вы сумеете управиться.

Я не укусила его лишь потому, что знала — ему это понравится.

— Почему я должна верить вам, странному эльфу, с которым познакомилась только вчера?

Кэдмон вежливо улыбнулся.

— Мне кажется, вы знаете почему.

Кажется, я тоже знала, поэтому накрыла его руку своей.

— Но только до тех пор, пока вы честно играете по отношению к Клэр. Не смейте уводить ее в Волшебную страну силой. — Кэдмон посмотрел на меня невинными глазами.

Я наколола его большой палец на розовый шип, достаточно длинный, чтобы пронзить плоть до кости.

— Если вы меня предадите, я выпущу вам кишки, а то, что останется, скормлю зверям Раду.

Кэдмон снял ладонь с розового шипа, поднес кровоточащий палец к моим губам и размазал по ним кровь.

— Какое чудесное обещание.

— Я серьезно, Кэдмон.

Он наклонил голову и нежным поцелуем стер кровь с моего рта. Вкус его губ был подобен сладкому взрыву, сгущенным запахам лета.

— Я знаю.