Дочь полуночи

Глава 24

Прошло два дня, а мы все еще ссорились по поводу вина. Мы с Раду направлялись на поминки по Бенни. Собралась настоящая толпа, но это мероприятие все равно было устроено в его разгромленной конторе, поскольку в складском помещении пока еще зияли огромные дыры. Последние амулеты иллюзии из заначки Бенни были использованы для того, чтобы у посторонних наблюдателей не возникало вопросов, почему столько народу валом валит в тесный проулок перед складом.

Я наблюдала за почтовым фургоном, который выглядел вполне заурядно. Он внезапно свернул влево и проехал через главные ворота.

«Интересно, что это такое огромное потребовалось прятать аж в грузовике?» — лениво подумала я.

Задаваться подобными вопросами все равно было интереснее, чем выслушивать хныканье Раду, которому пришлось купить бутылку вина, причем куда менее выдержанного, поскольку его личные запасы были полностью уничтожены.

А затем я увидела, как по улице размашисто шел кто-то явно знакомый. Полы его плаща хлопали по ногам, обутым в сапоги. Последние лучи солнечного света все еще играли над Вегасом, сверкающим неоновыми огнями, поэтому голова человека была закрыта капюшоном, но это не имело значения. Я узнала бы походку Мирчи из тысячи. Меня вдруг охватила внезапная паника, не поддающаяся доводам разума, проникающая до кишок.

— Даже не думай об этом. — Я сама не заметила, что повернула в другую сторону, пока Раду не схватил меня за плечо.

— Мне кажется, спасение чьей-то жизни не означает списания старых долгов.

— Ни в коем случае, особенно когда при оказании помощи тебе удалось уничтожить винный цех и разнести дом этого кого-то.

— С домом мне помогли.

Раду засопел и потащил меня в контору. В коридоре застрял великан с длинной бородой, которая дымным облаком растекалась у него по груди. Я решила, что это он, скорее всего, и приехал в почтовом фургоне. На поминки уже собралась пара дюжин троллей, несколько типов явно из числа оборотней, судя по тем звукам, которые они издавали, и черт его знает сколько демонов низшего ранга. Я пробормотала слова сочувствия Ольге, которая казалась настоящей императрицей в черном атласе и под вуалью, а потом направилась в относительно безопасную маленькую кухню.

Она была сплошь заставлена какой-то едой, которую я не стала рассматривать слишком уж внимательно, и бочками с пивом, громоздившимися до самого потолка. Бутылка, купленная Раду, совершенно терялась на фоне подобного изобилия. Какой-нибудь тролль запросто мог бы осушить ее одним глотком. Но я все равно старательно искала штопор, когда эту самую бутылку кто-то вынул у меня из рук.

— Ты пропустишь поминальную речь. — Обволакивающий голос был полон обожания.

Это звучало настоящей издевкой, однако же мое сердце все равно таяло от этого звука.

«Проклятье!»

Я молча протянула ему стакан.

Поминальная речь сменилась серией баек, каждая из которых была красочней предыдущей и стремительно сменялась следующей. Рассказов и пива было припасено на всю ночь. Поток посетителей не иссякал. Родители приводили с собой детей, которые засыпали на плече у отца или же зачарованно слушали рассказы, положив голову на колени матери. Присутствующие вспоминали Бенни, пили за него, выражали свое восхищение. Все его ловкие сделки превозносили, за каждую сомнительную аферу провозглашали тост. Слезы блестели на глазах, даже когда народ ревел от смеха. Я не знала, нормально ли подобное поведение для жителей Волшебной страны или же вдали от дома все действительно тянутся поближе к своим. Так или иначе, но Бенни помянули как следует.

Мирча обнаружил нас среди семейства троллей. Закончилось все тем, что он усадил себе на колени их малыша. Мой папаша выглядел совершенно непринужденно, как будто бы нянчился с детьми троллей каждый день. Его длинные изящные пальцы легонько гладили беспокойного малыша, пока тот благополучно не заснул, притулившись к его плечу. Я заглянула в свой пустой стакан и поднялась, чтобы наполнить его.

— Полагаю, ради Драко мы не станем устраивать ничего подобного, — произнесла я через несколько минут, осушая третью кружку пива.

Вино Раду давным-давно иссякло, и лишь пиво, доставленное из Волшебной страны, оказалось единственным алкогольным напитком, имевшимся в неограниченном количестве. Оно давало по мозгам, как контрабандный «ерш», но никак не пьянило, несмотря на мое серьезное намерение надраться.

— Это же семейное дело, — упрекнул меня Мирча.

— Драко был твоим братом, — колко заметила я.

Мирча передал спящего малыша его мамаше, которая жеманно улыбнулась поверх шикарной каштановой бороды. Вампир взял меня за руку и повел на улицу, в садик, устроенный Ольгой на крошечном клочке земли между домами. В углу стояли качели, развернутые к центру патио, вымощенного сланцем. В этом дворике стояло несколько кадок, из которых торчала какая-то зелень. Сквозь жалюзи конторы пробивалось достаточно света, чтобы все вокруг нас было пронизано оранжевыми и темно-коричневыми тенями, тогда как полная луна заливала вымощенные участки серебром.

— Он был не брат, — произнес Мирча. — Драко — болезнь, от которой наша семья страдала много веков.

— Именно поэтому ты его убил?

Мирча пристально посмотрел на меня. Его черные глаза сверкали в темноте.

— Мне казалось, это сделал твой приятель эльф.

Я засмеялась так, что запершило в горле.

— Даже не пытайся! Драко сражался с тобой всю жизнь, он точно никак не мог спутать твой стиль с манерой Кэдмона.

Я должна была догадаться раньше! Драко без вопросов принял Мирчу, который назвал его Владом, тогда как Кэдмон ни разу не слышал этого имени. Никуда не деть и тот страх перед огнем, какого не выказал бы ни один эльф. Но я поняла это только тогда, когда поговорила с Кэдмоном. На полпути к дому на него напал Эсубранд, который попытался завершить начатое и устранить главное препятствие на пути к трону. Кэдмон присоединился к обществу только потом, когда разобрался с возникшим осложнением. Они с Хейдаром обуздали негодяя.

— Луи Сезар попросил меня взглянуть на твоего загадочного эльфа, — сказал Мирча, даже не пытаясь что-либо отрицать. — Он думал, что Кэдмон может на самом деле оказаться Эсубрандом или Аларром, которые вовлекут в свою войну и наш мир. Я выполняю для Сената определенную работу, поэтому мне и пришлось познакомиться с ними обоими.

— Я спрашивала не об этом.

— Я не убивал Влада, Дорина. Это сделала наша прекрасная Ольга.

— Но только тогда, когда ты заманил его на нужную позицию. — Отец удивленно поднял бровь.

Я поморщилась, подумала, что нынче ночью не в настроении играть в эти игры, и произнесла без всякого выражения:

— Я никогда не видела, чтобы ты дрался так плохо. Ты хотел, чтобы он умер, но не испытывал ни малейшего желания убивать его. Почему?

— Потому что именно этого он и добивался.

— Я не понимаю.

— Он хотел погибнуть от моей руки, вынудить меня сделать то, в чем я обвинял его, снова вызвать раскол в семье. Я отказал ему в этом.

— В какой еще семье? — горько спросила я.

— Мы были семьей, Дорина, пусть и неправильной. Мы прикрывали спины, убивали ради родственников, снова и снова спасали друг другу жизнь. Да, иногда один из нас ненавидел всех прочих. Однако мы никогда не предавали близких, не охотились на них. Это делал только Влад.

— Раду первый напал на него.

— Нет! — Воздух между нами вдруг загустел. — Семья была расколота задолго до того.

Я сглотнула, потому как страх комом застрял в горле. Я просила о встрече с отцом, даже требовала этого, но вот теперь сомневалась, хороша ли была такая мысль. Может быть, мне стоило оставить все как есть, не пытаться выяснить, чем навеяны те глупые сны, продолжать и дальше пребывать в неведении?..

Прохладные пальцы сомкнулись на моем запястье. От удивительного света на лице Мирчи играли странные тени. Он казался весьма стройным и элегантным, в то же время — отстраненным и запретным. Я решила, что нужно выпить еще.

— Дорина, ты уверена?

— Я имею право знать, — автоматически отозвалась я.

Привычка во всем противоречить Мирче настолько укоренилась во мне, что сработала и теперь, не успела я как следует подумать. А потом было уже поздно.

— Я бросил ее, — заговорил он просто, без всякого предисловия. — Проследил, чтобы она ни в чем не нуждалась, но все равно бросил. Мне никак не удавалось уразуметь, что со мной творится, так как же я мог требовать понимания от нее? Я не хотел, чтобы она отвернулась от меня, когда ясно поймет, что именно со мной произошло.

Я не стала даже притворяться, будто не понимаю, о чем он.

— А когда ты вернулся?..

Мирча откинулся на спинку качелей, казался совершенно умиротворенным, хотя напряжение во всем его теле говорило о сдерживаемой энергии, как будто подобная неподвижность была выбрана им сознательно.

— Когда я вернулся, оказалось, что ее деревня сожжена дотла, все жители погибли, якобы от чумы. Все это было вполне правдоподобно, такое случалось и раньше. Все-таки...

— Ты не поверил.

Мирча — непревзойденный лжец. Он лгал всегда и во всем, это была основа его тактики выживания. Когда непреодолимые обстоятельства вынуждали его говорить правду, он открывал ничтожно малую ее часть. Если кто-нибудь и умел безошибочно распознавать ложь, то именно он.

— Нет, я не поверил.

Внезапно я поняла, что не могу слушать дальше. Горло сжималось все сильнее, и мне показалось, что я вот-вот задохнусь.

«Но что бы там ни было, я должна дойти до конца. Я хочу знать».

— Просто скажи!

— Когда я уехал, твоя мать поняла, что ждет ребенка, хотела оставить тебя дома, но когда твоя... принадлежность сделалась очевидной, суеверные односельчане стали требовать, чтобы она избавилась от тебя. Мать сейчас же пожалела о своем поступке. Но ты ведь была отдана не в какое-то определенное место, не в деревню, где тебя было бы легко отыскать. Цыгане скитаются по всей стране, зачастую уходят в соседние государства. Она искала тебя долгие годы, тратила на поиски почти все деньги, какие я давал ей, но все было напрасно. Наконец она отчаялась и направилась в Тырговиште.

— Зачем?

Ни один цыган в здравом уме и близко не подошел бы к этому городу. Драко считал этот народ настоящими паразитами.

— Умолять Влада помочь ей. — В голосе Мирчи звучала боль.

Я уставилась на него, не вполне уверенная, правильно ли услышала.

— Она отправилась к Драко? За... помощью?

— Я был его братом, ты — племянницей, — ровно проговорил Мирча, глаза которого были пусты. — Она вполне логично рассудила, что он войдет в ее положение.

Я замотала головой от потрясения и недоверия. Должно быть, мать ничего не знала о господаре Дракуле или же была непозволительно наивна, если решила, будто может явиться к нему с рассказом о его не вполне мертвом брате и незаконнорожденной племяннице, наполовину вампирше, а в ответ получить что-нибудь, кроме... кровь у меня похолодела.

— Что было дальше? — прошептала я, уже зная ответ.

— Он велел казнить ее за распространение возмутительной лжи. — Голос Мирчи звучал бесстрастно, однако я видела в его глазах неистовую, раскаленную ненависть. — Он заставил ее несколько дней корчиться на колу. Говорили, перед смертью она выкрикивала мое имя. Но меня там не было. Я не пришел. — Рука, столь непринужденно покоившаяся на колене, сжалась в кулак, на который я смотрела и не могла вдохнуть. — Смерть была бы смехотворно легким наказанием за его грехи.

Я зажмурилась и снова увидела перед собой то самое тело, закоченевшее на морозе, которое покачивало на ветру негнущимися конечностями, глядя неподвижными, обледенелыми глазами. Под веками вспыхивали багровые искры. Я наполовину поднялась со стула, чтобы сделать... не знаю что. Она мертва, чудовище, убившее ее, тоже. Делать было нечего, не осталось даже могилы, которую можно было бы навестить, вообще ничего. На мое плечо легла рука. Она опустила меня на место, и я слепо повиновалась ее движению.

Мирча выдержал долгую паузу и продолжил, так спокойно, словно на него никогда и не накатывала волна безудержного гнева:

— Когда я вернулся, Влад понял, что она все-таки говорила правду, что он убил мою любимую женщину. Братец... забеспокоился, как бы я не узнал обо всем. Пытаясь скрыть тайну, он выследил всех, кто ее знал, и уничтожил их.

Болезненно ясное осознание ткнуло меня колючим пальцем.

— Всех?

— Он нанял кого-то, чтобы разыскать цыган, принявших тебя. Им подсыпали снотворное в вино, а потом прикончили, — подтвердил Мирча. — Тебя они тоже собирались убить, однако были слишком суеверны и не посмели тронуть дампира, хотя ты и спала мертвым сном, как все прочие. Они оставили тебя там, где ты была, рассудив, что ребенок погибнет от голода, когда о нем некому будет заботиться.

— Но как ты узнал все это?

— Ты сама рассказала мне чуть ли не все. Этого было достаточно, чтобы я понял остальное.

— Я не помню подобного разговора.

Мирча не ответил на очевидный вопрос, а я была все еще слишком потрясена, чтобы настаивать.

— Когда все цыгане, принявшие тебя, погибли, ты твердо решила разыскать свою настоящую семью и успела увидеть обгорелые останки деревни твоей матери.

— Неужели он уничтожил целую деревню только из-за того, что мать могла упомянуть при ком-нибудь его имя?

— Он знал, что случится, если я обнаружу правду. Он распустил слух, будто все умерли от чумы, и сжег деревню якобы для того, чтобы не допустить распространения заразы. Я уже говорил, что не поверил ему. Да, Влад всегда был патологическим лжецом, но поразительно неумелым.

— Все остальные ему поверили.

— Нет, сочли, что разумнее не задавать вопросов, — поправил Мирча. — Однако я начал расследование и выяснил, что где-то остался ребенок. Но прошло уже много лет, Влад перебил почти всех, кто мог бы рассказать какие-нибудь подробности. Я столкнулся с той же проблемой, с какой пыталась справиться твоя мать, — понятия не имел, где тебя искать.

— Странно, что ты вообще захотел меня найти.

«Ведь папенька должен был понимать, что я такое, догадываться, что я все равно не обрадовалась бы его появлению, даже если бы оказалась кровожадным психом».

— Comoara mea...(дорогая моя)

— Не называй меня так! — Я издала придушенный рык, но хотя бы глаза остались сухими.

Мирча притянул меня к себе. Мягкая кожа его пиджака показалась мне гладкой, как масло, прикосновение пальцев к лицу было нежным.

— А почему нет? Ты и есть мое самое большое сокровище, Дорина. — В мягком теноре были мед, солнечный свет и такая искренность, что я почти поверила. — И всегда оставалась им.

Мирча мог бы уговорить солнце не всходить, но ему не удалось сбить меня с мысли.

— Как же ты меня нашел?

— Это не я. Не успел я приступить к поискам, как ты сама меня нашла.

— Поенари!.. — Так, значит, сон был правдивым.

— Да. Ты каким-то образом проникла в замок, всегда считавшийся неприступным, намереваясь убить того, кого объявила виновным в смерти Елены.

В памяти шевельнулось что-то, похожее на занозу.

— Елена.

— Да. Ее назвали в честь Елены Троянской.

— Я ее не помню.

«Ни черт лица, ни голоса. Ничего».

Мои воспоминания всегда были четкими, словно вырезанными бритвой, но только не о ней. Мне удавалось наскрести в памяти лишь разрозненные обломки, причем не случайно.

— Ты и эти воспоминания украл?

— Дорина...

— Не лги мне! Только не сейчас. Ты изменил мои воспоминания. — Это было единственное разумное объяснение.

— Потому что не хотел потерять вас обеих. Ты твердо вознамерилась уничтожить убийцу матери, нашла на пожарище нож с семейным гербом. Влад потом рассказал мне, что, наверное, обронил его, когда на него набросился отчаявшийся крестьянин. Он тогда не заметил пропажи, но этой улики оказалось довольно.

Вглядываться в полуразмытые образы было все равно что совать в мозг ледяные пальцы, но я не оставляла попыток, не хотела, чтобы он рассказывал, должна была вспомнить сама.

— Я просто чего-то не поняла. А люди сейчас же подтвердили, что нож принадлежит воеводе. — Это было не просто звание, а титул местного правителя.

Я рассудила, что моим отцом должен быть Дракула. Ведь цыгане говорили мне, что он был сыном старого воеводы. Поэтому я и отправилась мстить, но вместо Драко нашла Мирчу.

— Ты был тогда почти мертв. Почему?

— Влад знал, что его рассказ меня не одурачил, что я пытаюсь выяснить правду. Он опасался, не упустил ли какую-нибудь важную деталь, и решил нанести удар первым, не дожидаясь, пока это сделаю я. Однако братец побоялся открыто выступить против меня, поскольку знал, что может проиграть. Он нанял убийц, которые обнаружили, что я несколько... живучей, чем они ожидали.

— Почему же ты не убил Драко и даже защищал его, когда узнал от меня достаточно, чтобы восстановить всю картину, убедился во всем?

Нежная рука коснулась моих волос. Прикосновение было таким же легким, как поцелуй ветра, мягким и бесконечно приятным. Однако вслед за ним пришло спокойное умиротворение. Я сопротивлялась изо всех сил, чтобы не потерять себя.

— Я же объяснял тебе, Дорина. Смерть была бы просто нелепо мягким наказанием за его преступления. Тысячи людей погибли, умерли для того, чтобы он мог накопить силу и удержать ее в себе. Те времена были кровавыми. Некоторые из тех, кого убил Влад, действительно заслуживали смерти, но не все. Далеко не все. И точно не она.

— Ты посадил его под замок? Если смерть была для него недостаточно суровым наказанием, то чем оказалось заключение?

— Дело не только в том, чтобы найти что-то достаточное. Справедливость требовала, чтобы он был казнен за каждую свою жертву, но как можно убить больше, чем один раз?

Я подумала о Джонатане и Луи Сезаре, но ничего не сказала.

— Не понимаю, как любое заточение может быть хуже смерти.

— Ты забываешь, что Влад провел почти все детство под замком. Он ненавидел заточение больше всего на свете. Для него не было более страшного наказания.

— Но в те времена Драко не был вампиром. Ты же не мог держать его взаперти, надеясь, что он никогда не постареет и не умрет. Сам ты только-только стал вампиром, у тебя не было силы, чтобы обратить его.

— Я забрал тебя и сбежал прежде, чем Влад успел уничтожить нас обоих. Мы скрывались, и я изменил твои воспоминания. Я боялся, что если не сделаю этого, то ты вернешься, чтобы мстить, и погибнешь сама.

Я прислушивалась к далекому шуму уличного движения и сражалась с проникающим до костей чувством успокоения, благополучия, какое вселяло присутствие Мирчи. Он тратил очень много силы, чтобы утихомирить мои взбудораженные чувства, сделать возможным наш разговор и не дать мне кануть в привычное спасительное безумие. Побочным эффектом стало то, что его ответы звучали для меня вполне логично. Папаша с обычной легкостью недоговаривал правду.

«Нет, этот номер не пройдет. Не сегодня».

— Или же ты боялся, что я спутаю твои планы и он умрет легкой смертью.

— Может быть. — Голос Мирчи звучал беззаботно, искренне. — Как бы то ни было, я выждал несколько десятилетий. Мои силы возросли, и только тогда я вернулся, чтобы вытащить Влада с поля боя, пока турки не обезглавили его или вельможи не подослали к нему убийц.

— Тогда с чего бы убивать его теперь, спустя столько лет? Зачем давать ему то, чего он хотел?

— Каждый раз, вырываясь на свободу, Влад причинял боль тем, кого я люблю. Наконец я задался вопросом, как долго еще буду рисковать, продлевая его страдания.

Я бесстрастно наблюдала за Раду сквозь жалюзи, висящие на окнах конторы. Поминки достигли сентиментальной стадии. Дядюшку прижимала к своей могучей груди рыдающая дамочка из троллей, по сравнению с которой Ольга показалась бы Дюймовочкой. Он вынул носовой платок и принялся утирать глаза красавицы.

В это время голос Мирчи продолжал успокаивать мои болезненно натянутые нервы:

— Я понял, что в жизни есть кое-что поважнее любой мести.

Я резко встала, была так зла, что с трудом различала предметы.

— Ладно, я потрясена прозрением, снизошедшим на тебя!

— Дорина!..

— Сколько народу умерло из-за твоей жажды мести? Сколько пострадало? Ты мог бы покончить со всем этим столетия назад, освободить нас всех, но нет. Великий Мирча всегда прав!

Я рычала на него, наконец-то смогла облечь в слова все то, что сознавала годами, то, что он упрямо отказывался увидеть. Я ждала этого мига, мечтала о нем, и вот теперь, когда он настал, слова звучали как-то странно, пусто.

Я все еще мысленно видела изуродованное тело Луи Сезара, Джонатана, который нежно поглаживал бесчисленные раны, нанесенные им. Я поняла, о чем говорил Мирча. Одна смерть была бы слишком хороша для мага. Мне хотелось убить Джонатана по разу за каждую рану, но я не знала, сумела ли сделать это хотя бы единожды. Он одурачил меня иллюзией, будто Луи Сезар умер. Но ни один вампир, даже мастер, не сможет за пару минут оправиться от смертельных ран. В особенности мастер, из которого выжали столько силы, что он не в состоянии удержаться на ногах.

«То, что я приняла за вызов, было попыткой Джонатана убедить меня в том, что не стоит рисковать головой, спасая мертвое тело. Ему не повезло. Я плохо соображаю в момент приступа бешенства.

Теперь я, как и в прошлый раз, вынуждена разбираться в том хаосе, который получился из-за мести Мирчи. В самом ли деле Джонатан погиб или же это была очередная иллюзия? Мы нашли несколько обгоревших тел, которые с равным успехом могли бы принадлежать Джонатану или же кому-то из его помощников. Кажется, никто не знал точно, сколько именно магов было в доме, сколько тел мы должны обнаружить.

У меня не осталось иного выбора. Придется считать, что теперь за мной охотится чокнутый маг, одержимый жаждой мести, и неизвестно сколько его подручных. Все потому, что Мирча решил поступить по-своему».

Он приподнялся, протянул ко мне руку.

— Не надо, — предостерегающе сказала я. — Не надо. — Его рука упала.

«После веков неведения тяжело взвалить на себя столько всего. Теперь я обеспечена воспоминаниями Луи Сезара и прочими темами для ночных кошмаров по крайней мере на тысячелетие вперед. Хуже того, я никак не смогу от них избавиться. Все уже позади, но мне предстоит еще вымести мусор».

Я вдруг ощутила жуткую усталость.

Секунду мы с Мирчей смотрели друг на друга. Даже в полумраке я видела, что на его лице, лишенном возраста, от изнеможения залегли тонкие морщинки. Мирча казался таким же усталым, как и я, плюс этот тоскливый взгляд побежденного. Я никогда не видела его таким. Мои кулаки сжались. Я с ужасом осознала, что один из них поднялся. Костяшки пальцев осторожно провели по гладкой щеке вампира. Затем я развернулась на каблуках и направилась к двери, отчаянно стремясь уйти отсюда раньше, чем выкажу слабость, о которой позже буду сожалеть.

— Дорина! Куда ты поедешь? — Голос папаши звучал мягко, осторожно.

— Обратно в Нью-Йорк, к своей жизни. — Я замешкалась у самой двери. — И вот еще что, Мирча. В следующий раз, когда тебе потребуется помощь, не звони мне.