Дочь Водяного

Каждая кикимора свое болото хвалит

Хотя Михаил не мог похвастаться навыками Андрея и его коллег, которые в силу профессии разве что за редкими экспонатами в трясину не ныряли, но на болотах он бывал и о том, как себя вести, имел представление. Вот только одно дело знать, а совсем другое — применить эти знания на практике, когда и без того зыбкая и неустойчивая почва уходит из-под ног, занимая пустоты обрушившейся пещеры, а в поисках опоры приходится вспоминать навыки незабвенного Мюнхгаузена, у которого и волосы были подлинней, и фантазия побогаче.

Когда Михаил остановился, кругом простиралась непролазная топь. Моховое кочки и поросшие рогозом и осокой заводи, перемежались с заполненными стоялой водой бездонными чарусами, которые прятали свой ненасытный зев под малахитовой зеленью или маскировали нарядными цветами пушицы.

Кривые березы и осины, цеплявшиеся корнями за бесплодную почву редких островков, выглядели куда более измученными, чем их дальние родственники в постоянно терзаемой суровыми арктическими ветрами тундре. И даже россыпи клюквы и морошки на взгорках и у древесных корней казались обманом, созданным, чтобы заманить и погубить. А повисшие на ветвях и стелющиеся по земле клочья тумана не просто прятали гнилую изнанку этого царства тлена, а создавали мороки и наваждения, тоскливо-навязчивые и сбивающие с пути.

Не случайно в людском мире болота считались местом настолько нехорошим, что даже бревна на строительство города или дома в некоторых уездах старались везти в объезд. А что уж говорить про древние трясины и топи исподних миров. И все же следовало отсюда как-то выбираться, и желательно поскорее.

Барахтанье в молочной реке и пляски с Лихом Михаила измочалили и измотали, и на магию уже почти не оставалось сил. Рюкзак оттягивал плечи, а до тела в мокрой насквозь, провонявшей молочным киселем одежде мигом добралась промозглая болотная сырость, распуская щупальца озноба и заставляя недолеченные раны ныть, а зубы противно клацать. Согреться движением не получалось. Приходилось долго выбирать и примериваться, прежде чем сделать следующий шаг. И так уже несколько кочек рассыпались под ногами трухой, едва не лишив обуви, а гостеприимная зеленая полянка при ближайшем рассмотрении обернулась слепой еланью.

Добравшись до одного из островков, Михаил решил все-таки срезать какую-никакую слегу и сделать передышку. Не в последнюю очередь для того, чтобы переодеться. Он уже десять раз пожалел, что на переправе снял куму. И о чем только думал? Не захотел пачкать в молоке капризную замшу, побоялся, что двухпудовые обереги утянут на дно. А между тем виновником вынужденного купания в реке, похоже, стал именно утяжеленный рюкзак. Да и от морока лиха куму наверняка бы уберег.

И все же надевать подаренный Дарханом, изукрашенный любящими руками Веры шаманский плащ поверх замызганной рубахи и изгвазданных в болотной грязи штанов не хотелось. Михаил хотел было взяться за дудочку, собираясь, пока нет возможности полноценно переодеться, испачканную мокрую одежду хотя бы немного подсушить. Но в этот миг из стелившегося по земле тумана вдруг вынырнули отнюдь не призрачные костлявые и непропорционально длинные покрытые зеленовато-рыжей шерстью руки с цепкими крючковатыми пальцами, соединенными перепонками.

Поскольку длани, хозяина которых Михаил пока не видел, шарили возле его рюкзака, он поспешно поднял поклажу, намереваясь водрузить обратно на плечи, а затем вытащить дудочку или нож и хорошенько проучить неведомого охотника за чужим добром. Потом, однако, заметив, что руки продолжают слепо шарить по островку почти у его ног, сметая клюкву и разгребая сухую траву, замер, нащупав спиной ствол намеченной на слегу кривоватой, но прочной на вид березы.

— Да где же ты есть? — послышался из тумана скрипучий раздосадованный голос. — Я же тебя, охальника, чую. Шум какой на болоте поднял, Лихо бедное, почитай, до смерти убил. Где ж ты теперь прячешься?

Из трясины на Михаила наползало невообразимо толстое, пузатое, будто аквариум проглотившее, невозможно грязное существо с почти человеческим туловищем и волосатыми перепончатыми лапами или ластами вместо ног. На круглой голове с ушами, напоминающими плавники, не нашлось места для глаз, однако рот с гнилыми зумами, между которыми застряла все та же болотная трава, мог шириной поспорить с футбольными воротами. Да и поросший бородавками, точно жабья спина, приплюснутый нос с жадно раздувающимися ноздрями работал усерднее, чем любой конвектор, только втягивал воздух внутрь.

Похоже, спросить за вторжение в свои угодья у Михаила решил сам Болотник, которого в разных губерниях называли еще Оржавником, Багником или Вировником и относили к существам неизменно темным и людям враждебным. И дудочкой его не взять, поскольку эта тварь, в отличие от своего дальнего родича Водяного, музыки не любит и к чарам почти не восприимчива. Ее даже молния не берет. Поэтому лучший выход, пока есть возможность, оставаться невидимым. Духов, если что, на подмогу всегда можно успеть призвать. Главное, держать ухо востро и следить за перебирающими каждый сантиметр земли на островке загребущими руками.

Страха Михаил не чувствовал, и выдержка его подводила. За то время, пока Болотник занимался своими изысканиями, он менял местоположение трижды, переставляя ноги буквально в нескольких сантиметрах от перепончатых пальцев и чувствуя даже веселый азарт, как при игре с Левушкой в жмурки. Тем более что неповоротливый толстяк не спешил приближаться, пытаясь достать добычу руками. Чему тут удивляться: в некоторых областях верили, что тот же Багник, обитатель торфяников, и на поверхности-то вовсе не показывается, только шарит своими длиннющими руками и за ноги хватает, пытаясь утянуть на дно. Да с таким пузом, пожалуй, попробуй прояви прыть.

В какой-то момент Михаил настолько обнаглел, что достал из рюкзака свой шаманский плащ-куму и надел его, исхитрившись, чтобы бесчисленные привески-амулеты не издали ни единого звука. Едва он успешно справился с задачей, Болотник еще раз обиженно повел носом:

— Да где же он? Где? Почему я больше ничего не чую? — запричитал он, отползая в туман и обнюхивая кочки, по которым проходил путь Михаила. — Вот ведь задал шурин Водяной мне, слепому, задачу. Отыскать прошедшего посвящение колдуна, дескать, вот он-то и сумеет у моей жены роды принять! Вот сам бы и разыскивал! Можно подумать, не его сестра там у меня в хате схватками уже третьи сутки мается, разродиться не может. Сорок сороков девок бесталанных мне родила, а на парне ее, видите ли, заклинило!

Болотник пошевелил ушами, прислушиваясь, но Михаил стоял посреди острова, будто теперь играл в «замри-отомри», с той разницей, что относительно удобную позу он мог выбирать сам. Другое дело, что, хотя он в своем человеческом обличье не обладал способностью менять положение ушных раковин, воркотню хозяина топей слушал с неослабевающим вниманием.

Нежити, особенно болотной, верить нельзя ни на грош, но этот пузырь раздутый упоминал Водяного. А что если у него и вправду жена рожает, и требуется помощь? За такую услугу Болотник мог и наградить. Михаилу никаких особых даров не требовалось, но, может быть, этот хозяин топей что-то знает про иглу? В крайнем случае, хоть из болота выведет. Михаил промок и устал, и всем сердцем желал бы попасть сейчас куда-нибудь, где сухо и есть, из чего развести костер.

— Ты кого-то потерял, почтенный? — нарушил он молчание, обнаруживая себя.

— Ух ты! А пришелец и в самом деле здесь! — обрадовался Болотник. — Не соврал Водяной, оказал услугу родич!

— Какая у тебя беда, что помощь колдуна потребовалась? — спросил Михаил, внимательно продолжая следить за действиями чудища.

— Да женка моя, русалка бродница, сыном разродиться не может! — пожаловался Болотник. — Все средства уже перепробовали. Вот брат ее, мой шурин, надоумил, что знающего человека надо бы покликать.

До этого дня Михаил только в ранней юности принимал роды у кошки. Да и то его помощь сводилась в основном к тому, чтобы успокоить любимицу и вытащить послед, со всем остальным как-то справлялись звериные инстинкты. Но он не сомневался, что у нежити все может быть даже проще. Особенно, если применить в деле магию.

Сопровождаемый Болотником, который отыскивал для своего дорогого гостя самый сухой и безопасный путь, Михаил покинул островок и зашагал по кочкам и взгоркам между поросшими багульником и пушицей чарусами, обходя елани и топи, над которыми кружились болотные огни и поднимались пузыри от выходящего на поверхность газа. Хотя местные топи слыхом не слыхивали про геологоразведку, но богатств хранили не меньше, нежели Васюганские рямы и веретья, и точно больше, чем карельские корбы.

Домом Болотника оказалась крепкая бревенчатая изба, крытая, как и у деда Овтая, мхом и кусками дерна, поросшего неизменными багульником и пушицей, да и топившаяся явно по-черному. Во всяком случае, признаков печной трубы или хотя бы дымогона Михаил не заметил. Впрочем, летом болотной нечисти обогрев точно не требовался, а с наступлением холодов все хранители леса обычно впадали в спячку, отдавая свои угодья на откуп вьюгам, завирухам и прочим снежичам, слугам сурового Корочуна. Не просто так Лана все эти годы зиму спокойно жила с мужем и дочкой в городе.

Болотника дочерями Доля, или кто там у нежити кует судьбу, тоже не обидела. Конечно, про сорок сороков хозяин топей явно преувеличил, или же с отцом оставалась сейчас лишь малая часть многочисленного потомства. Однако в избе их встречали не менее двух десятков шустрых и ладных девок, одетых в праздничные рубахи без поясов и венки из водяных лилий.

Похожие на русалок, но менее изящные и какие-то слегка простоватые, они усердно суетились возле огромного стола, ломившегося от такого количества самой разнообразной снеди, какой Михаил и на посольских приемах или гулянках олигархов не видывал. Бедная утроба, после приключений с Лихом начисто забывшая о завтраке в доме деда Овтая, докучливо заныла.

— Проходи, гостюшка дорогой, не стесняйся, — подталкивая Михаила к столу, хлопотал Водяной. — Откушай здешних яств. Чай, устал с дороги, проголодался, по болоту плутая. А там на дочерей моих поглядишь. Это все они для тебя старались, видишь, сколько всего приготовили. День-деньской трудились. Все они у меня умницы, красавицы и рукодельницы.

— Благодарю за гостеприимство, — поклонился Михаил, бочком обходя льнущих к нему девиц. — Только сначала дело, ради которого вы меня сюда пригласили, надо сделать. Покажите мне, где там ваша роженица мучается, какая помощь колдовская ей нужна?

— Роженица? Какая роженица? — искренне удивился Болотник, и дочери все как одна закивали, будто отец их усердие мог оценить (или все-таки мог?). — Ты, верно, гостюшка дорогой, что-то перепутал. А, ты говоришь о жене? — догадался хозяин топей, и его лоснящиеся то ли от жира, то ли от болотной слизи влажные толстые щеки затряслись от торжествующего смеха. — Так померла она, еще сотню лет назад померла. Так ни одного сына мне и не родила. А дочерей-то, сам знаешь, пристраивать надо. Выбирай любую, а хочешь — и всех бери.

Хотя Михаилу совсем не нравилось, какой оборот принимала история с Болотником, и он отчаянно жалел времени, потраченного на всю эту канитель, упреки и угрозы решил пока приберечь.

— Да я бы и рад взять, — не стал он перечить. — Да только есть у меня жена, а других не положено.

— Жена у него есть, вы его послушайте! — возмутился Болотник, перегораживая выход. — Так где она? Покажи мне ее! Что-то я не вижу. Впрочем, я забыл, я же слепой.

Он под подобострастный фальшивый смех дочерей хлопнул себя по лысой голове.

— Но ты не думай, мне все про тебя известно, все видно. И что хозяина Нави ты сумел пленить, и что за смертью его идешь, и что жена твоя осталась в мире людском, а сам-то ты сейчас в нашем исподнем мире. Вот я и решил, раз Водяной среди людей себе зятьев начал искать, а я чем хуже? И уходить тебе из моих владений никуда не надо. Знаешь же, какие у меня богатые залежи да кладовые! Одного торфу на миллионы. Но торфом вы теперь, нонешние, брезгуете, вам газ мой болотный подавай. Всю сибирскую тайгу своими вышками изрыли. Но мне не жалко. Я тебе такие залежи открою, Водяному таких сокровищ и не снилось!

Он так увлекся своей вдохновенной речью, что даже забыл про необходимость, водя гостя за нос, поддерживать морок. Или это шаманский плащ-куму помог Михаилу увидеть все в истинном свете. Уютная изба с узорчатыми занавесками, застланным плетеными ковриками дощатым полом, лавками и полатями превратилась в гигантскую торфяную яму или пещеру вроде той, в какой обитало Лихо, только куда более сырую, со стенами, сплошь поросшими тиной и мхами, и топким, грязным полом.

Вместо богатого угощения на большом камне лежали улитки, жуки, личинки трубника и мотыля, водоросли и прочая малоаппетитная для человека биомасса из рациона амфибий и пресмыкающихся. А миловидные простушки-дочери, с удовольствием поедающие эту специфическую снедь, в лучшем случае имели когти, клыки, шипы и лягушачьи лапы, а в худшем — напоминали своего уродливого отца.

— Ну что, увидел моих красавиц? — досадливо скривился Болотник, каким-то образом догадавшийся, что обман для гостя раскрылся. — И что мне с ними делать? Кому эти когтистые да зубастые нужны? Это тебе не русалки! А вам, мужикам, раскрасавиц подавай! Еще бродницы — туда-сюда, — указал он на простушек с жабрами и перепонками между пальцев. — За красных девок сойти могут. Красой, чай, в мать пошли. А куда мне, спрашивается, кикимор девать? — ткнул он перепончатой дланью в сторону притихшей стайки своих уменьшенных копий с гипертрофированными женскими формами, особенно уродливыми в сочетании со звериными лапами и лягушачьей кожей. — Им для того, чтобы морок наводить, кровушка человеческая нужна, а ее сейчас просто так не достать. Вот и остается мне, горемычному, всем угождать и подо всех прогибаться. А еще этот родственничек так называемый, шурин мой беспутный Водяной, пытался на свою сторону склонить! Говорит, пусть колдун идет своей дорогой, а ты его не трогай, а как тут не трогать, когда все мои угодья таежные эти аспиды с полигонами и прочими заводами-пароходами осушить хотят? Приходится как-то выкручиваться. И тут и там успевать. В последний раз предлагаю миром — иди ко мне в зятья. Станешь богаче хозяина Нави безо всяких мусорных полигонов. Сделаешься влиятельнее всех ваших нефтяных и газовых королей! Любые прииски, любые месторождения за своими дурехами в приданое дам. Ну что, возьмешь хоть одну бродницу? Кикимор не предлагаю, пусть сами выкручиваются, они тоже мороки наводить мастерицы, не все же из вашего брата зрячи во всех мирах.

— Бродницу, говоришь? — снова не подал вида Михаил, хотя угрозы Болотника его начали порядком утомлять.

Да что он себе позволяет? Стакнулся с Бессмертным и еще свои условия тут диктовать смеет. Месторождениями да приисками заманивает.

— А что ж к геологам да нынешним управляющим компаний не пристроил? Неужто никто твоим дочерям не приглянулся? Ни один в их сети не попал?

— Да как тут попадешь, когда геологи эти почти все сплошь атеисты! — пожаловался Болотник. — На них морок наводишь, а они в упор ничего не видят! А все эти нынешние управляющие компаний в тайге да на буровых ни разу и не бывали. Только в ваших каменных джунглях сидят. Барыши считают.

Михаил невольно вспомнил Андрея, который Лану сумел разглядеть лишь когда она человеческий облик приняла, что кикиморам, судя по сказкам, было недоступно, а Константина Щаславовича и вовсе видел совсем не тем, кем он на самом деле являлся.

— Но ты не думай! — набивал дочерям цену Болотник. — Мои девки не все оплошали, некоторые все-таки нашли себе путных мужей. Теперь на нефтяных вышках да на газовой трубе сидят, заботы не знают. Я не такой гордый, как Водяной, которому, видите ли, и Хозяин Нави не подходящий зять. Подумаешь, его дочь-русалку когда-то отверг, предпочтя жар-птицу, с кем не бывает. Зато какой богатый и разумный! Не то что этот любитель лягушек блаженный, за которого дурочка Лана по большой любви пошла. Хотя я бы и на такого зятя согласился. Дочерей-то у меня не счесть, это ж при мне самые любимые остались. Младшенькие. Из тех, в чьих болотах еще разведку даже не производили. А запасов там не счесть, хотя вам, людям, с вашей жадностью и на двести лет, пожалуй, не хватит.

— Ничего, мы что-нибудь еще придумаем, — заверил Болотника Михаил.

Хотя его, конечно, заинтересовало упоминание той старой семейной тяжбы между Водяным и его несостоявшимся зятем, расспрашивать Болотника о ней он не стал. Этот все переврет и исказит, как ему выгодно. Понятное дело, что, хоть и кичится он своими богатствами, а все равно Водяному завидует. Нечисть-то он более мелкая и пакостная, про которую и сказок-то приличных толком не сложили. Одни побасенки.

В крови снова разливался злой кураж. Достаточно этот пузырь со своими кикиморками натешился наглумился, пора бы и пошутить в ответ. И можно даже без магии. Михаил нащупал в кармане подаренную Анатолием Тихоновичем кремниевую зажигалку известной уважаемой фирмы. Старый военкор никак не мог запомнить, что «салага» не курит и не собирается даже пробовать. Сейчас эта зажигалка могла сыграть важную роль в намечавшемся шоу. Только бы не рванул наверняка скопившийся в яме метан. Хотя головокружения и других признаков отравления Михаил не чувствовал, а зловоние исходило от гниющих растений и самого семейства Болотника. Конечно, на болоте царствовала сырость, но торф в яме выглядел достаточно сухим.

— Приданое, говоришь? — двинулся Михаил на Болотника с видом Апломбова из старого фильма «Свадьба» по Чехову. — Сейчас проверим, на что оно вообще годится. Или это все тоже обман и морок, как и угощение.

Он чиркнул зажигалкой, и в пещере заполыхало зарево. К счастью, взрыва не получилось, из-за щелей помещение достаточно хорошо проветривалось, но эффект превзошел ожидания. Болотник, которого неплохо опалило, завопил что есть мочи и рухнул в грязь, придавив своей тушей нескольких дочерей. Остальные кинулись было к ускользающему от них жениху, пытаясь его задержать, но, наткнувшись на серебряные обереги, завопили и затрясли руками, точно схватились за уголья.

Михаил проверил не пригодившуюся ему здесь дудочку, поправил за плечами рюкзак и, расталкивая кикимор, поспешил к выходу, сопровождаемый стонами и причитаниями барахтавшегося на полу Болотника.

— Стой, куда пошел! Вернись! Сгинешь ведь! Да нет ни в Слави, ни в Нави того, что ты ищешь. Сам Бессмертный не знает, где теперь она, он мне сам сказал, и никто не знает!

Михаил не слушал старого обманщика. Над болотом уже горела вечерняя зоря, а он так и не нашел отсюда выхода, а поскольку ночевать в этом поганом во всех отношениях месте он не собирался, то, раздобыв слегу, пошел наугад, стараясь хотя бы вспомнить дорогу, которой его привел сюда Болотник. Но старый плут то ли хорошо отвел ему глаза, то ли сухой путь появлялся лишь по его велению.

Михаил уже достаточно долго плутал, перескакивая, как журавель, с кочки на кочку, пробавляясь клюквой, которая оказалась вполне съедобной и даже приятной на вкус, моля лишь о том, чтобы не выйти снова к вонючей берлоге Болотника. Он высушил одежду под кумой движением и снова вымочил штаны выше колена, когда форсировал протоки вброд. Он потихоньку набирал сухие ветви и пласты торфа, поскольку подумывал о том, чтобы на одном из островков как-нибудь переночевать, а уже завтра с новыми силами либо самому сориентироваться на местности, либо уже обратиться к помощи духов.

Однако в это время впереди между хилых берез и дрожащих без ветра осин мелькнул виденный на переправе пестрый мех, и в тот же миг женский голос откуда-то зычно позвал:

— Арысь! Арысь!

Арысь-поле! Дитя кричит,

Дитя кричит, пить-есть хочет.