Дочь Водяного

Арысь-поле

По болоту, петляя между проток и перепрыгивая с кочки на кочку, пробиралась рысь. Великолепно приспособленные для прыжков задние лапы с легкостью и завораживающей грацией переносили поджарое гибкое тело через протоки. Усы настороженно топорщились, ноздри трепетали, втягивая воздух, а треугольные уши с кисточками внимательно поворачивались из стороны в сторону, слушая доносящийся все отчетливей женский голос.

— Арысь-поле! Дитя кричит,

Дитя кричит, пить-есть хочет.

Сколько Михаил ни напрягал память, значение этой странной формулы он вспомнить не мог. Впрочем, вряд ли за ней прятался какой-то скрытый смысл, поскольку возглас вскоре прервался громким плачем голодного младенца. Услышав этот отчаянный зов, который редко когда себе позволяют маленькие звереныши, рысь сначала остановилась, как вкопанная, облизывая языком ноздри, видимо, узнавая запах, а потом перешла на бег, и вскоре ее пестрый рыжеватый мех в осеннем лесу сделался неразличимым.

Насколько Михаил разглядел, это была самка, и ее соски набухли молоком, явно предназначенным для неведомого дитяти. Хотя сородичей пестрой красавицы уважительно именовали не иначе, как зверь лютый, распространяя это определение и на барсов, и на дальневосточного леопарда, рысь издревле считалась на Руси покровительницей материнства.

Враждебности в ней Михаил не ощущал, разве что не мог понять, откуда здесь, в чертогах предков, где и букашек-таракашек не отыщешь, взялся живой зверь. Да и зверь ли вообще? В краткий миг, когда рысь, пробегая мимо, обернулась и настороженно глянула на Михаила, он различил на мохнатой звериной морде совершенно человеческие, наполненные болью и страхом глаза. А еще неподдельная горечь напополам с надеждой слышалась в голосе той, которая свой странный зов перемежала с пестованием дитяти. И уж совершенно натурально звучал младенческий плач.

Вот по этому-то ориентиру Михаил и направил свои стопы, стараясь по возможности идти также по следу рыси. Благо топкая почва даже в неровном предзакатном свете хранила отпечатки мягких кошачьих лап, а кое-где на колючих кустах остались небольшие клочки шерсти. Он прошел, кажется, меньше километра, когда земля стала значительно суше и тверже, а хилый березняк и гнилой осинник сменились зарослями орешника и ольхи, росшей около выбегающего из болота, но уже чистого, хотя и неглубокого ручья.

На одном берегу с Михаилом, полускрытая ольшаником, застыла в нерешительности рысь, на другом, глядя на нее с мольбой и надеждой, стояла не старая на вид женщина с собранными в пучок волосами в строгой юбке, блузке с бантом и явно неподходящих для похода по лесу туфлях-лодочках. На руках она держала красного от воплей младенца, да и сама уже охрипла, бесконечно посылая свой странный зов:

— Арысь-поле! Дитя кричит,

Дитя кричит, пить-есть хочет.

Михаил догадался, что эта сцена повторяется уже не первый раз. Почему-то пестрая рысь, которая до этого, не задумываясь, сигала черед трех-четырехметровые протоки, только брезгливо отряхивая намоченные лапки, теперь не могла преодолеть узкий неглубокий ручей.

Бедный младенец, который до этого ненадолго затих, временами издавая жалобное поскуливание, снова зашелся плачем, и рысь решилась. Но едва она сделала шаг в сторону ручья, как из толщи воды песка к ней, ощерившись десятком жадных пастей, когтистых лап, склизких щупалец и жвал, взметнулось нечто страшное и бесформенное, издающее отвратительный запах гнили. Примерно так смердели и выглядели пытавшиеся забрать со стационара Лану и нападавшие на Леву порождения Нави.

Михаил бросился вперед, на бегу доставая дудочку, чтобы призвать духов и уничтожить чудовищ, но когда он приблизился к ручью, погас последний луч заката, а рыси уже и след простыл.

— Арысь-Арысь! — в отчаянии звала ее женщина. — Арыся! Арыся! Доченька! Аринушка, вернись!

Она в тоске металась по берегу, кичка ее рассыпалась, по щекам, размазывая тушь, текли слезы. Младенец плакал у нее на руках.

— Ну что встал пнем! — с досадой глянула женщина на Михаила. — Переходи на нашу сторону, не бойся. Твари из Нави тебя не тронут. Не по зубам им в здешних краях такая крупная дичь.

Михаил приглашению последовал, и, перейдя в пару шагов ручей, даже ничего не почувствовал. Вымокнуть еще больше он просто не мог.

— Опоздал ты! — с уважением глядя на его шаманский наряд, вздохнула женщина. — Арина теперь до рассвета не появится. Да и утро вряд ли что-то изменит. Останется моя бедная девочка в звериной шкуре по болоту блуждать, пока себя не позабудет. А это время злая ведьма, принявшая ее облик, мужа, ничего не подозревающего, к рукам приберет и внука моего, Кирюшеньку, совсем погубит.

Сейчас Михаил видел, что дитя к чертогам предков принадлежит еще меньше, чем его мать, в пестрой рысьей шкурке блуждающая по топкой и сумрачной приграничной области между Молочной рекой и Заповедным лесом.

— Зачем ты его сюда принесла? — двинулся в сторону странной женщины Михаил, готовый, если надо, применить все свои способности шамана, возвращая малыша домой, где было его место.

— Принесла, чтобы дать с матерью родной повидаться, молока из груди поесть! — не скрывая горечи, отозвалась женщина, продолжая баюкать внука. — Думаешь, ему там с лиходейкой злой, да ведьминой дочерью, да чужой нянькой, которая к нему лишний раз не подойдет, лучше? Если Арина сможет его покормить, то в человеческий облик снова вернется. Злую ведьму из своего тела прочь выгонит. Вот только Ленка-змеюка и здесь все предусмотрела. Стоит Аринушке к берегу приблизиться, чтобы Кирюшу покормить, сам видел, какая гадость из ручья поднимается! А ведь я в свое время о Ленке как родная мать заботилась, и Арина с мужем, когда Ленка пропала, ее Каринку к себе забрала. И вот вам благодарность! Впрочем, о какой благодарности я толкую? Ленка, говорят, и родную мать извела, чтобы силу ведовскую у нее забрать, и учителя своего шамана старого в зеркале заключила, пока сама в этой же ловушке не оказалась. Нашелся и по ее душу бесовскую более сильный колдун.

Михаил почувствовал, как у него перехватывает горло. Таких совпадений не бывает. С другой стороны, еще до того, как его собеседница, путаный рассказ которой больше напоминал горестное причитание, упомянула историю с зеркалом, он понял, что встреча с рысью и ее близкими не случайна.

— А как фамилия у этой вашей ведьмы? — осторожно спросил Михаил. — Часом, не Ищеева?

— А ты откуда, мил человек, знаешь? — удивилась женщина, продолжая баюкать дитя.

Едва только рысь скрылась на болоте, малыш снова затих и, кажется даже заснул, посасывая палец. Михаил видел, что именно в такой позе он сейчас лежит и в своей кроватке, вместо материнской колыбельной убаюканный мелодией, издаваемой китайской погремушкой.

— Да приходилось встречаться, — уклончиво ответил Михаил.

— Ее это фамилия еще материна, не захотела называться, как все мы, Полозова, и дочери ее же дала, хотя там, верно, по-другому и не получалось. Каринку-то она не в браке прижила. Видать, думала, что этот аффинажный король, глава фонда Экологических исследований, женится на ней, а он хоть дочь вроде и признал и от алиментов не отказывался, но приближать к себе Ленку не торопился.

Михаил почувствовал невольный укол совести. Когда он на вершине Сторожевой башни вступал в противостояние с заместительницей Константина Щаславовича, то не думал о том, что у безжалостной ведьмы росла маленькая дочь. С другой стороны, Ищееву все равно следовало остановить. Да и в семье сводной сестры, насколько он понял, о девочке заботились, как о родной.

В это время малыш, едва успокоившись, снова забеспокоился, а потом и вовсе исчез, полностью вернувшись из тонких миров в Явь. В квартире, где он спал, раздался звонок, и в сопровождении незнакомых мужчины и женщины в детскую со смехом вбежала темноволосая девочка лет двенадцати.

— Кирюшка, смотри, какой мне аквагрим на днюхе у Танюсика сделали!

Хотя еще даже не наступил Мабон, вечеринку по случаю Дня рождения этой Танюши устроили явно в стиле Хэллоуина, или дочь Елены Ищеевой специально попросила сделать ей грим настоящей ведьмы, при первом взгляде на который бедный Кирюша разрыдался в голос.

— Ну зачем ты его, Кариночка, разбудила? — с ласковым упреком улыбнулась девочке вошедшая вместе с ней женщина. — Он теперь до утра не уснет, будет хныкать и капризничать.

Хотя ее явно раздосадовало пробуждение малыша, в ее голосе не звучало теплоты. Зато, когда она смотрела на Кариночку, в ее взгляде явно проглядывала материнская гордость.

— Да он все время плачет! — закапризничала Карина. — Он, наверное, больной, его надо в больницу сдать!

— Еще скажи «в поликлинику на опыты», — ласково потрепала ее по волосам мать, без спросу занявшая тело сводной сестры.

Елену Ищееву Михаил узнал и в чужом обличии, и теперь гадал, как ей удалось выбраться из зеркала и провернуть такой хитрый ход. То, что она сейчас отзывалась на имя Арина, ничего не значило. В девочке тоже ощущались семейные черты — материнские ведьмовские глаза характерного якутского разреза сочетались с чеканной правильностью человеческого обличия отца.

— Арина, — позвал откуда-то из кухни муж. — А что у нас сегодня на ужин?

— Не знаю, милый, — по-прежнему без тени теплоты отозвалась лже-супруга. — Мы с Кариночкой в клубе детском поужинали, а ты яичницу себе пожарь.

— Да сколько можно? — возмутился муж. — Каждый день эта яичница или пельмени, как у закоренелого холостяка. Раньше ты готовила!

— Раньше Кирюшки у нас не было. Ты же сам хотел сына!

В это время Карина, уйдя, видимо, к себе в комнату, врубила на полную мощность музыкальный центр, так что успокоившийся было Кирюша снова истошно заорал.

— Карина, прекрати! — прикрикнул на нее мужчина. — Мы же купили тебе сиди-плеер!

— А музыкальный центр папа подарил! — возразила Карина. — И компьютер тоже он купил, — добавила она, указывая на жидкокристаллический монитор, где мелькала картинка с забавным троллем из популярной телепередачи, персонажем детских игр, в которые пытался гонять уже и Лева. — А у тебя нет денег даже на новую машину!

В самом деле, хотя квартирка выглядела ухоженной, и в ней, судя по всему, недавно делали ремонт, окна с аккуратно ошкуренными, покрашенными, но деревянными рамами и купленная еще в восьмидесятые годы мебель говорили о том, что, хотя семья не бедствует, достатком с аффинажным королем и его помощницей спорить не собирается. А тут еще траты на няню и походы с Кариной на всякие детские праздники, и все это, судя по всему, при единственном кормильце.

— Ну и отправлялась бы к своему папе! — возмутился мужчина. — Что же он тебя не забрал, когда вернулся из своих Куршавелей? Или ему все недосуг?

— Не кричи на ребенка! У Кариночки сейчас переходный возраст! — немедленно вступилась за юную смутьянку мать. — Ты прекрасно знаешь, что Константин Щаславович — человек занятой и постоянно в разъездах, а девочке надо учиться, да и внимание всяких недоброжелателей не к чему! А Кирюше я сейчас смесь наболтаю, и он тоже успокоится, не понимаю, почему няня не догадалась.

— Может быть, не стоило отказываться от грудного вскармливания, — неуверенно предположил Кирюшин отец. — Как ты его кормить перестала, он все время такой беспокойный.

— Ну врач же сказал, что у него непереносимость лактозы, — терпеливо, как ребенку или слабоумному, пояснила подменная жена, доставая с полки порошок от известного импортного производителя.

Михаил с Верой тоже приобретали такой, поначалу думали, что молока не хватит, но потом как-то все обошлось. Жена даже Ваню Царева подкармливала, когда его родителям как-то срочно потребовалось на несколько дней уехать.

— Непереносимость лактации! — возмутилась незримо присутствовавшая в квартире дочери вместе с Михаилом Кирюшина бабушка. — Она ж взятку врачу дала, чтобы он так написал. Знает, ведьма, что если приложит ребенка к груди, обратно в зеркало вернется, а ее место Арина займет! Да что без толку говорить. Я теперь не уверена, что и молоко моей бедной Арины тут поможет.

Она устало сгорбилась и зябко поежилась, переступая в своих лодочках.

— Пойдем пока, что ли, ко мне, мил человек, отдохнешь, поешь, расскажешь, откуда и как с Еленой познакомился. Если и не сумеешь нашему горю помочь, так хоть время до утра мне скоротать поможешь. Арина теперь на утренней заре появится, вот только как бы подгадать, чтобы еще и Кирюша спал.

Она проводила Михаила к добротному бревенчатому дому, напоминавшему избу деда Овтая, только охранявшему границу с другой стороны. В обстановке, дополненной расшитыми занавесками, подзорами, рушниками, скатерками и салфеточками, явно чувствовалось женское присутствие. На столе к тому времени, как Михаил привел себя в порядок, появилась не только каша, но и источающие дивный аромат пироги.

Михаил испытал неловкость. Все-таки его хозяйка, которую звали Таисия, совершенно не выглядела Бабой Ягой, да и он себя Иваном-царевичем никак не чувствовал.

— Это вас сюда падчерица отправила? — поинтересовался он, надломив пирог и только ощутив, до какой же степени он сегодня вымотался и проголодался.

Таисия, которая тоже собрала свою кичку, поправила блузку, сменила туфли на домашние тапочки и теперь с умилением следила за трапезой гостя, досадливо поморщилась.

— Была бы Ленкина воля, она бы меня или в своем поганом зеркале заперла, или в Навь утащила. Но я у Трех цариц и мужа своего Полоза эту службу выпросила, чтобы за дочерью и внуком иметь возможность приглядеть. Вот ведь, думала ли я о таком, когда шла замуж за вдовца с маленькой дочкой. А ведь отговаривали меня, говорили, что порченная девка. Да я не поверила. Муж-то вместе со мной на аффинажном заводе в Наукограде работал. Золото, как и положено Великому Полозу, сохранял. Через него Ленка и на Бессмертного вышла. Только я ее хвостом крутить перед ним не учила, она сама привыкла от жизни брать все. Арина моя не такая. Мужа по любви нашла и ни в чем никогда не попрекала, понимала же, что не хватает на всех бизнесменов, да и не каждой они нужны. Ленку всегда считала сестрой, в Каринке, особенно пока Кирюша не появился, просто души не чаяла. Вот за все хорошее, бедная, и получила.

Михаил подумал, что, хотя дочь Елены Ищеевой и Константина Щаславовича вела себя как типичный подросток, которому после рождения младшего брата или сестренки не хватает родительского внимания, она тоже знала, что под личиной тети скрывается родная мать. Возможно, Елена ей и сама об этом рассказала. Или же Карина каким-то образом даже причастна к ее возвращению. И хотя девочке Михаил не имел оснований желать зла, он не мог допустить, чтобы Елена Ищеева каким-то образом снова обрела свободу и плоть. Даже если забыть о другом зеркале, которое стояло у него дома. В конце концов, безвинная Арина пеструю рысью шкуру точно не заслужила. Да и Кирюше с его отцом стоило вернуть настоящую любящую жену и мать.

Закончив с ужином, Михаил спросил у Таисии, как давно ее дочь стала жертвой злокозненной ведьмы. Хотя в Слави время текло иначе, Стражи границы в событиях людского мира ориентировались лучше иных обитателей Трех Царств.

— Да вторую неделю уже, — вздохнула Таисия, скорбно заламывая руки. — Карина до этого как раз встречалась с отцом. Он ей зеркальце маленькое подарил, велел что-то над ним шептать сначала на Летнее Солнцестояние. Потом на Осеннее равноденствие. Но то ли девчонка что-то перепутала, то ли колдовство, которое ее мать заперло, слишком сильным оказалось, только теперь Ленка тело моей дочери заняла, а Арину в рысь обратила.

— То есть вы говорите, если Арина сумеет покормить Кирюшу молоком, то она снова вернется в человеческий облик, — уточнил Михаил, продумывая план дальнейших действий.

— Другого способа нет, — кивнула Таисия. — Да только как она покормит, если не может перейти ручей?

— Я помогу вам, если сумею, — устраиваясь на отдых, пообещал Михаил. — У меня к вашей Ленке старинные счеты.

— Уж не ты ли, милый человек, ее, змеюку, в зеркало загнал? — всплеснула руками, догадавшись, хозяйка избы.

Но Михаил уже спал и видел во сне Веру и Леву.

Поднялся он до свету и еще до того, как над лесом появилась первая зарница, стоял возле ручья, готовый в любой момент призвать духов. Таисия баюкала на руках спящего внука.

Когда предутренний сумрак немного рассеялся, сменившись прозрачной синеватой дымкой, в лесу на той стороне ручья мелькнул знакомый пестрый мех. Маленький Кирюша, вновь почуяв родную мать, потянул крохотным носиком, наморщил розовый лоб, да и разразился плачем, от которого у Михаила рвалось сердце. Впрочем, он понимал, что, если сегодня удастся преодолеть темное колдовство, разлуке малыша и его матери придет конец.

— Арысь-поле! Дитя кричит,

Дитя кричит, пить-есть хочет! — затянула свою жалостливую песнь Таисия, с надеждой глядя на глубоко запавшие бока дочери, ее слипшийся сосульками, свалявшийся колтунами мех.

На болоте между Молочной рекой и Заповедным лесом пленница чужого тела не имела возможности насытиться охотой, да и не могли пока звериные инстинкты одолеть человеческий разум.

Арина-рысь остановилась возле ручья, и Михаил достал дудочку, чтобы вызвать духов, и изничтожить уже преграждающую дорогу злокозненную Навь. Однако в этот миг в далеком Наукограде в комнату Кирюши вошла Елена, почуявшая неладное.

— Старая хрычовка! — пробормотала она. — Опять внука утащила. Хочет молоком своей дочери его накормить! Не бывать этому. Мне, конечно, в Аринкином теле не совсем сподручно, но к себе вернуться я способ найду и Константина Щаславовича вытащу! А если им так нужен этот Кирюшенька, то пускай подавятся!

Подойдя к кроватке, она выдернула из-под головы малыша подушку и набросила ее ему на лицо, явно намереваясь задушить. К счастью, до того, как она успела причинить племяннику вред, Михаил призвал духов. Огненный Семаргл пришел на помощь малышу и, не причинив вреда телу Арины, принялся жечь и язвить Елену изнутри, вынуждая ее убраться прочь. В это время мамонт-эхеле, появившись у ручья, бивнями рвал в клочья порождений Нави, топтал их могучими ногами, поддевал хоботом, подкидывая выше вершин леса.

Другое дело, что бедная Арина снова пустилась наутек, и Михаилу, который, продолжая играть, забрал у Таисии ребенка, не подпуская к нему Елену Ищееву, пришлось снова прибегать к помощи Семаргла. Крылатый вестник, приняв кошачий облик, без труда догнал беглянку и убедил вернуться, подталкивая ее лбом, призывно порыкивая и что-то объясняя с помощью языка усов и хвоста.

Хотя возле ручья все выло и стонало, а из Нави, закручиваясь жуткими кольцами, угрожая клыками и когтями, лезли невообразимые гнусные чудовища, эхеле не позволял ни одному из них приблизиться к броду через ручей, оттесняя вглубь, в болото и обратно во тьму исподнего мира. Семаргл вел Арину по созданному его магией золотому мосту. Едва беглянка оказалась на том берегу, лапы ее подкосились, дыхание прервалось, но Михаил и Таисия уже приложили ребенка к ее груди. Михаил даже не пытался осмыслить, каким образом маленький Кирюша понял, что мягкая пушистая киса — это его мать. Малыш, подражая Ромулу и Рему, извечным рефлекторным движением всех младенцев отыскал сосок, а в следующий момент свершилось чудо, которого безуспешно дожидалась бедная Таисия.

Звериный облик исчез, а мать и сын возвратились домой в детскую. Арина привычно сидела на диване и кормила маленького Кирилла. Михаил услышал негодующий вопль Елены Ищеевой, которая снова вернулась в потусторонний темный мрак зеркала Нави.

— Арина, ты все-таки решила его покормить? — удивился вошедший в комнату муж. — Но доктор же сказал…

— Да много он понимает, — ласково потянулась к нему жена, явно наслаждаясь прикосновениями его рук.

Кирюша уже наелся и довольно гулил.

— Пойду собираться на работу, — полюбовавшись умиротворяющей картиной, засуетился муж.

— У тебя же еще есть время? Я пожарю котлеты, — улыбнулась ему Арина, укладывая мигом уснувшего сына в кроватку.

— Мама? — в комнату зашла заспанная Карина, бросила взгляд на треснувшее зеркальце, висевшее у нее на шее, все поняла и остановилась на пороге. — Я хотела сказать, тетя.

— Доброе утро, милая.

Карина вместо ответного приветствия убежала к себе в комнату и со стуком захлопнула дверь.

Михаил только усмехнулся, переводя дух и желая счастья воссоединившейся семье. Хотя присутствие дочери Константина Щаславовича в доме не могло не вызывать опасений. Но Арину и ее близких он надежно защитил, да и на Елену успел наложить дополнительные чары, снять которые мог только он сам. А за девчонкой он еще успеет присмотреть.

— Спасибо тебе, мил человек, — поблагодарила его на прощание Таисия, бросая на землю отрез полотна, а вернее, длинную скатёрку, которая, прямо как в ставшей иронично-ругательной поговорке, тотчас развернулась гладкой удобной дорогой. — Иди по этой тропинке, не сворачивая, она тебя доведет до самого Медного царства. Только Скипера зверя опасайся. Коварный он, спасу от него нет. Голову заморочит, памяти лишит, добро и зло местами поменяет. Если сам не совладаешь, проси заступничества у мужа моего Полоза. Он за Арину и Кирюшу теперь тебе должен. А от меня возьми в подарок вот это просяное зернышко. Оно тебе в самый трудный момент поможет и от беды убережет.