Дочь Водяного

Хождение по кругам

Хотя сон помог телу восстановить силы, душа Михаила пребывала в смятении. По пробуждении он долго убеждал себя не паниковать, пытаясь разомкнуть сдавившие грудь обручи тревоги. Задача оказалась не из легких, ибо то, что происходило сейчас дома, в простую цепь совпадений никак не укладывалось, слишком уж напоминая злой умысел. И он мог не только точно назвать имя недоброжелателя, но и оценить тонкость и продуманность его ходов.

Сначала Михаил увидел привычную обстановку их супружеской спальни. Подобранные в тон покрывала, красиво задрапированные мастерицей Верой гардины, компьютер с новеньким жидкокристаллическим монитором, этюдник возле бельевого шкафа. Ничего особенного. И только невидимое посторонним зеркало Верхнего мира, занявшее место на трюмо, напоминало о том, что эта похожая на сотни других комната находится в центре магического противостояния.

Сейчас на кровати поверх покрывала валялось скомканное рукоделие, а Вера в растерянности замерла с телефонной трубкой в руках, не в силах положить ее обратно на рычаг. Звонила родственница из Рязани, сообщала, что Верину маму забрали в больницу с сердечным приступом и подозрением на инфаркт. А ведь Екатерине Александровне еще даже не исполнилось пятидесяти пяти.

— Да какие тут могут быть разговоры? Ты должна срочно собираться и ехать, — урезонивала Веру свекровь.

— Но как же Лева? И разве с работы отпустят? У меня же в студии учебный процесс.

— Да о чем ты сейчас вообще думаешь?

Михаил знал: когда его мама о ком-то искренне переживает, то становится слишком эмоциональной. Тем более она, конечно, не могла понять истинные мотивы невестки и, не желая обвинять ту в черствости и неблагодарности, списывала все на молодость и естественную в такой ситуации растерянность.

— Можно подумать, мы с Левой до этого не оставались! А на работе объяснишь. В крайнем случае возьмешь без сохранения. Не так уж много ты в своей художественной студии получаешь.

— Тебе сейчас главное — встретиться с врачами и узнать, насколько там все серьезно, — подключился к уговорам отец. — В идеале Екатерину Александровну надо перевезти в Москву. Я могу похлопотать по поводу ведомственной больницы.

Вера убрала рукоделие и принялась собирать вещи и документы, испуганно глядя в сторону зеркала, которое она все эти дни честно охраняла, хотя и не могла видеть. А из-за сетки фульгурита, замыкающей оковы лунной амальгамы, на нее смотрел Константин Щаславович.

«Молодец, девочка, — улыбался он, удовлетворенно кивая. — Ты же послушная невестка и любящая дочь! Мало ли какое поручение дал тебе муж. Свекру и свекрови про зеркало ты все равно объяснить не сумеешь».

Словно услышав торжествующее шипение выползня, Вера подозвала к себе сына, с которым толком даже не успела после его возвращения с дачи пообщаться.

— Ты помнишь, о чем тебя просил перед отъездом папа?

— Он обещал, что, когда он вернется, мы вместе сходим к дедушке Овтаю, — пытаясь высвободиться из слишком крепких и порывистых объятий, ответил Лева.

— Нет. Про зеркало, — приглаживая растрепанные светлые вихры, подсказала Вера.

— Чтобы я не входил в вашу комнату, — недовольно насупил белые, точно снежинки, бровки Лева.

— Да что ты, Вера, вправду, — покачала головой вошедшая следом за внуком бабушка. — Совсем зашугала ребенка. И что вы с Мишей про эту комнату придумали? Сын как после той прогулки по тоннелям вернулся, сам не свой стал. Где его сейчас носит? Хоть бы позвонил. Знает же, что мы за него волнуемся.

— Вы там с ним, часом, не золото партии храните? — решил обратить все в шутку отец, не ведая, насколько его предположение близко к истине.

— У них там царь Кощей на цепях висит, — честно пояснил Лева.

Он глянул на пленника в упор, но Вера решительно преградила путь к трюмо, закрывая сына собой.

— Выдумают тоже, — наклоняясь к внуку с поцелуем, умилилась бабушка.

И только Лева мог слышать призывный шепот запертого в зеркале выползня:

«Ко мне, мой хороший! Иди сюда, мой золотой! Ты же хочешь узнать, как устроена моя ловушка? Я тебе многое могу показать и дать гораздо больше, чем твой отец и дед Овтай вместе взятые. Ты только подойди».

Вера, словно тоже что-то услышала, болезненно покосилась в сторону трюмо и, слишком торопливо подхватив сумку, вышла из комнаты, как никогда хрупкая, похожая на схваченный морозом надломленный цветок. Лева послушно поплелся следом.

Константин Щаславович удовлетворенно усмехнулся.

«Погоди, мой золотой! Мы с тобой скоро увидимся. Дай только срок, чтобы твоя мать уехала, а отец добрался до заветного дуба. Скипер, бычара, сплоховал, пойдет обратно в охранники без малинового пиджака и цепи! Зато сестры меня не выдали. Только бы Ворон Воронович все не испортил!»

Убирая спальник в рюкзак и наскоро пережевывая остатки совершенно застывшего прабабушкиного пирога, Михаил чувствовал себя виноватым в том, что происходило сейчас с близкими. Правы были прадеды. Не стоило ему вмешиваться в давний спор русалки и Ящера. Не по силам противника выбрал. Но что имел в виду Бессмертный, когда оговорился про дуб?

«Получается, он как будто заманивает меня. Хочет, чтобы я поскорее добрался до его смерти», — пускаясь в дальнейший путь, делился Михаил с духами.

«Может быть, ты неправильно понял? И выползень имел в виду, что надеется выбраться до того, как ты отыщешь дорогу к дубу?» — осторожно ступая по серпантину, предположил эхеле.

«Тогда тем более нам надо спешить!» — с чувством проговорил Михаил, вглядываясь в подсвеченный крыльями Семаргла мрак и прикидывая, сколько займет по времени спуск.

Увы, при всех своих талантах прибавить скорость эхеле не мог. На обрывистых и узких участках Михаилу приходилось спешиваться, но, едва он пытался ускорить шаг, а еще лучше перейти на бег, дыхание сбивалось под неумолимыми бичами тревоги, а дурные предчувствия привязывали к ногам пудовые гири. Хорошо хоть Семаргл страховал его на обрывистых террасах, перенося через разверзающиеся трещины.

Хотя гигантская воронка Неведомой дороги своим строением напоминала круги Дантова ада, Михаил не увидел ни болота Стикса, ни раскаленных могил, ни города Дита с Лесом самоубийц, ни Злых щелей, ни озера Коцита.

«Место, о котором ты вспомнил, находится вовсе не здесь», — услышав его мысли, пояснил эхеле.

«К тому же Данте увидел и описал лишь то, что укладывалось в систему мироздания, созданную Аристотелем», — добавил Семаргл.

Михаил и сам помнил, что тонкие миры перед каждым из странников предстают в том виде, который понятен ему, словно черпая образы из его надежд и страхов. Но почему же тогда он наматывает круги по злополучной воронке, которая даже не думает сужаться? Кто и зачем приготовил это испытание и как быть, если Неведомая дорога окажется очередной ловушкой, созданной специально, чтобы задержать его здесь и дать Бессмертному время освободиться?

Поначалу Михаил пытался отвлекаться в подсчетах. Он решил измерять пройденное расстояние, считая круги. Следовало же как-то распределить припасы и выделить время для отдыха и сна. Но отследить переход на нижний уступ в кромешной тьме не всегда получалось. Он сбился со счета, решив, что будет просто прислушиваться к своему телу. Этот способ планирования оказался еще более ненадежным и, главное, опасным. Желая добраться поскорее до цели, опередив Бессмертного, Михаил делал привал, лишь когда состояние приближалось к обморочному. Несколько раз он так и отрубился, даже не успев залезть в спальник. Хорошо, что духи не дали замерзнуть.

Во сне его мучили кошмары. Он то летал над полями, покрытый черной чешуей гигантской рептилии, имеющей явно больше одной головы, то в бессилии наблюдал за близкими. Бедная Вера, договорившись с врачами, дежурила возле реанимационной палаты больной матери. Лана и Андрей вместе с дендрологами пытались лечить деревья, на которые напал какой-то микоз или шютте Хотя Хранительница знала о том, что Вере пришлось оставить зеркало без присмотра, бросить в такой час подопечных она тоже не могла.

— Ничего не понимаю — качал головой Кузьмич, вместе с исследователями и лесниками участвовавший в обходе. — Не ко времени эта напасть. Неужели весной проморгали?

— Это все проклятый полигон! От него вся зараза идет, — даже не ведая, насколько он близок к истине, сокрушался Андрей, стряхивая с рыжей бороды пораженные грибком засохшие иголки.

— И опрыскивать уже поздно, — прикидывал схему лечения кто-то из дендрологов. — Может быть, хотя бы фундазолом корни пролить? Если само к зиме не пройдет.

— Да тут надо не одну цистерну, — прикинул кто-то из лесников. — Как перестали леса обрабатывать, так все это и пошло. Где это видано, таежные энцефалитные клещи терроризируют Подмосковье.

— И, как нарочно, Константин Щаславович куда-то уехал! — вздыхал Андрей. — А от его заместителей не то что грантов на опыление, снега зимой не получишь.

И только Лана молча обращалась к духам леса, просила их помощи, укутывала лес покровом живительной магии, словно прозрачной пеленой. Но даже у нее не хватало сил, и после целого дня упорных трудов Хранительница выглядела более измученной, нежели дежурившая в больнице Вера.

Михаил рвался к ним обеим или хотел попасть домой, но только ежился от холода на спине эхеле, перепрыгивал или перелетал на крыльях Семаргла через трещины или, прижимаясь к скале, пробирался по узкому карнизу над бездонной пропастью.

«Ты только попусту себя мучаешь!» — не выдержал добряк эхеле, когда Михаил впал в черную меланхолию, в очередной раз убедившись, что Неведомая дорога не собирается его никуда выводить.

В сознании все отчетливее крепла мысль, что воронка в каком-то месте заворачивается лентой Мебиуса, заставляя бесконечно бродить по кругу, и способности эхеле тут бессильны.

«Я не смогу тебя вывести отсюда, пока ты сам этого не захочешь», — пояснил мамонт.

«А разве это не главное мое желание?» — удивился Михаил.

«Возможно, — кивнул Семаргл. — Но ты постоянно куда-то рвешься, а вместо этого блуждаешь по кругу своих дурных мыслей. Хотя кому, как тебе, не знать, что терзания да тревога близким точно не помогут и выползня в зеркале не удержат».

«Вспомни напутствие, которое тебе дал в дорогу Великий кузнец Вселенной, и попробуй ему последовать», — добавил эхеле.

Михаил с определенным недоверием относился к афоризмам Марка Аврелия, который, хотя и считался выдающимся представителем стоицизма и последним из «пяти хороших императоров», но при этом оказался никудышным отцом. Впрочем, себя Михаил со своими бесконечными командировками тоже не мог считать идеалом, поэтому попытался взглянуть на происходящее в Яви с другой стороны.

Андрей и биологи опрыскивали деревья, в то время как Лана, вооружившись обсидиановым ножом, обрезала споры ползущей из самой Нави зловредной грибницы, а маленькая Василиса прижигала их можжевельником. Состояние тещи потихоньку приходило в норму, инфаркт не подтвердился, ее перевели из реанимации в палату и обещали скоро выписать. Вера регулярно звонила в Москву, общалась с сыном, обсуждала со свекровью и свекром возможность привезти маму в Москву на обследование.

И даже Лева, хоть и поглядывал в сторону родительской спальни, но в основном послушно играл в своей комнате, читал с бабушкой книжки или смотрел мультики. А уж когда в гости приходили Ваня и Маша, то и вовсе забывал, что он будущий шаман, полностью отдаваясь общению с друзьями.

Каждый из тех, к кому Михаил был привязан и за кого чувствовал ответственность, на своем месте так или иначе исполнял свой долг. Что же мешало ему? Может быть, хватит считать и выгадывать? Куда-нибудь Неведомая дорога да выведет. Пока Бессмертный заперт в зеркале, еще есть время для поисков. На душе действительно как-то сделалось легче, а по телу разлилось успокаивающее тепло, поскольку пламя Семаргла засверкало ярче, а эхеле прибавил ходу, и пришлось прилагать усилия, чтобы удержаться на его спине.

Михаил больше не вглядывался во мрак, не считал круги, но вскоре начал замечать, что воронка сужается. И уже к концу перехода Неведомая дорога закончилась, выведя путешественников на зловонную захламленную пустошь, посреди которой возвышалась похожая на застывший смерч непроницаемо черная башня.

«Мы добрались до логова хозяина Нави, — на всякий случай пояснил эхеле. — Теперь, чтобы попасть на берег моря-Окияна, тебе надо построить портал».

Михаил, насколько позволяла непроглядная тьма, огляделся. Дед Овтай и его предшественники волхвы ничуть не сгустили краски, даже когда описывали жуткие чертоги, сложенные из человеческих черепов и костей. Башня Хозяина Нави источала такую мощную энергию смерти, что Михаил даже помыслить боялся, сколько загубленных душ, поддавшихся темным страстям и соблазнам, расколотых обидами и распрями, источенных сомнениями, разъеденных завистью, развращенных вселенской гордыней, поддерживало эту мощь.

Конечно, Михаил не увидел ворот и сторожевых башен, которые, по рассказам деда, караулили злая Недоля, Горе да Кручина, Обида да Беда. Зато лиходеи и душегубы, умершие дурной смертью, да так в содеянном и не раскаявшиеся, бродили по пустоши, подкарауливая добычу не хуже порождений Нави. Давно утратившие человеческий облик, покрытые грязью и слизью, звероподобные и уродливые, обросшие чешуей или шерстью, они даже после смерти не знали покоя и за неимением иных жертв бесконечно грызлись друг с другом.

Одни отчаянно рвали ближним и дальним глотки и выедали внутренности из-за нанесенных стекавшей сюда из верхнего мира слизью и гнилью отбросов. Другие вступали в ожесточенную борьбу, пытаясь завершить какие-то старые распри, или просто от скуки или от того, что кто-то кого-то задел. И вся эта жуткая игра происходила буквально на головах у тех, кто изнемог или при жизни предпочитал праздность, а теперь просто отдался на волю распада, все больше погружаясь в зловонное болото вселенской свалки.

А еще там бродили немертвые — не нашедшие упокоения люди и сотни погибших в жутких мучениях животных, которым черная магия Бессмертного закрыла доступ на Радужный мост. И конечно, завидев пришельца из мира живых, все они, как ранее порождения Нави, захотели изведать его крови, а между тем Михаилу сейчас требовалось сосредоточиться, чтобы построить портал.

«Ни о чем не тревожься, — успокоили Михаила духи, — вытаскивай все, что требуется, мы тебя прикроем».

Конечно, математика никогда не относилась к любимым предметам Михаила. Однако имевший инженерное образование и в годы войны эвакуировавший заводы на Урал дед Федор, пока был жив, с ним занимался и требовал строже учителей. Особое внимание он уделял геометрии и черчению, заставляя повторять теоремы и переделывать набело аксонометрические проекции. Знал бы он, при каких обстоятельствах внуку пригодятся эти уроки.

Найдя относительно ровную площадку на камнях, Михаил попросил Семаргла очистить его от гнили и слизи, потом посыпал остатками песка с семи заветных ключей. Теперь следовало, как объяснили Водяной и дед Овтай, расставить служившие в качестве зеркал фульгурит, обсидиан и отполированный серебряный амулет Дархана, стараясь поймать отражение башни.

Когда Михаил только планировал путешествие в Навь, у него возникали мысли проникнуть внутрь этой жуткой крепости и поискать смерть Хозяина Нави там. Сейчас, видя, какие яростные атаки душегубов, чудовищ и немертвых его помощникам приходится отбивать, он понимал, что не стоит попусту рисковать, и все-таки разумнее спросить сначала у Ворона Вороновича. Вернуться он всегда успеет.

Следовало торопиться. Жуткие обитатели пустоши отпускать добычу не спешили, норовя прорваться через пламя Семаргла или пролезть под брюхом эхеле. Они целыми ордами запрыгивали мамонту на спину, впивались в ноги, тщась опрокинуть. Другие, наделенные крыльями, атаковали выписывающего фигуры высшего пилотажа Семаргла. Смерти они не боялись: все они давно уже умерли или вовсе не жили. К боли, своему вечному уделу, привыкли, только пестуя в ней злобу и распаляя кипучую ярость. И даже развоплощение представлялось лишь досадным недоразумением. Впрочем, немертвые, кажется сами лезли под пламя Семаргла в надежде таким образом освободиться и попасть на Радужный мост.

Михаил, собрав волю в кулак, не позволял себе суетиться и не давал страху взять над собой верх, продолжая построение. Когда во всех трех зеркалах заклубилась отраженная тьма, а песок под ними начал плавиться, он спокойно встал в центр круга и поднес дудочку к губам, призывая духов, стараясь не думать о том, что с ним произойдет в случае ошибки. И вот уже пространство вокруг зеркал начало изгибаться, закручиваясь водоворотом, а через миг он вместе со своими помощниками стоял на абсолютно пустом морском берегу.

Закатное солнце, показавшееся нестерпимо ярким после непроглядного мрака, освещало безжизненные черные скалы, окрашивало в цвет венозной крови маслянистые, тяжелые волны, разбивавшие о берег неторопливые седые валы, хотя ветра и вообще какого-то движения воздуха не ощущалось. У самого горизонта, где опять дыбилась фиолетовая тьма, небо пронзали неровные зигзаги и трезубцы зарниц.

«Ну наконец-то! — выдохнул эхеле, по собачьи отряхиваясь. — Насилу вырвались! Вот же настырные твари попались! Видимо, с голодухи шаман в собственном соку им очень вкусным показался!»

«Или на мамонта позарились, решили, что хоть на том свете наедятся», — добавил Семаргл, облизывая лапу и тут же брезгливо отплевываясь с недовольным ворчанием, что все-де падалью провоняло.

«А ты говорил что-то про злые щели, Стикс, Коцит», — назидательно припомнил эхеле, вытирая о камни запачканные скверной бивни.

«Тут все по-простому, грубо, без поэзии», — вздохнул Семаргл, приводя в порядок шерсть.

«Где мы?» — пропустив болтовню духов мимо ушей, спросил Михаил, ошалело оглядываясь. Хотя на освещаемой солнцем стороне горизонта маячил какой-то остров или даже два, никаких мостов или намеков на иную переправу не существовало.

«На краю мира, — пояснил Семаргл. — Чуть в стороне от того места, где река Смородина впадает в море-Окиян, несущий свои воды за пределами пространства и времени».

«Это тот, по которому плавают три кита, держащие на спинах плоскую землю», — на всякий случай уточнил Михаил.

«Мне больше по душе версия с черепахой и слонами», — мечтательно проговорил эхеле».

«Не знаю насчет черепахи и китов, — фыркнул Семаргл, — но Мировой змей, спящий на самом дне, тут регулярно колеблет море и землю. А еще каждую ночь ведет битву с солнцем, вершащим свой полуночный путь».

При других обстоятельствах Михаил бы многое отдал, чтобы своими глазами взглянуть на свивающего кольца Уробороса или Йормунганда. Но сейчас его мысли устремлялись в направлении острова Буяна и основной цели их пути — утеса, ставшего пристанищем Ворона Вороновича.

«Ты сможешь меня туда перенести?» — спросил Михаил у эхеле.

Тот лишь покачал всклокоченной после схватки мохнатой головой.

«Я могу беспрепятственно проходить только по рекам и озерам, — виновато пояснил мамонт. — Они под землей текут, в Земле сырой свое начало берут. А море-Окиян мне неподвластно».

«Здесь даже мои крылья не справятся», — добавил Семаргл.

Михаил прикинул расстояние и попытался построить портал. Но зеркала отказывались ловить отражение острова, словно он был миражом, порождением игр преломленных лучей или и вовсе существовал только в воображении. Более того, попытка извлечь из дедовой дудочки хоть пару звуков тоже провалилась: воздух, выходя из легких Михаила, вместо того, чтобы создавать колебания в стволе флейты, непостижимым образом рассеивался, будто в вакууме или в воде. А ведь во время путешествия по подземным рекам к озеру Водяного таких проблем не возникло. Неужели царицы специально объяснили, как построить портал и, поманив призрачной надеждой, прислали сюда на погибель?

«Может быть, это место какое-то неудачное?» — предположил эхеле протягивая хобот, чтобы поднять Михаила на спину.

Они двинулись в путь вдоль берега, но ничего не менялось. Похоже, море-Окиян блокировал магию.

«Может быть, все-таки существует какая-то переправа», — предположил Семаргл, срываясь с места и улетая на разведку.

Михаил обреченно подумал о том, что, коли через реку Смородину перекинут только Калиновый мост, а Молочную реку и вовсе приходится преодолевать вброд, вряд ли море-Окиян тут станет исключением. А на Радужный мост его не пустили. Он делал над собой чудовищные усилия, чтобы не впасть снова в отчаяние и не начать паниковать, когда из-за тучи вдруг спикировал Семаргл, крылья которого сияли так ярко, что затмевали не только угасающий свет закатного солнца, но и зарницы молний.

«Смотрите! — воскликнул дух. — Там впереди что-то есть. Я толком не разглядел, но, по-моему, это лодка или даже целый корабль».

Эхеле без дополнительной просьбы перешел на рысь. Они обогнули уступ скалы и увидели гигантскую щуку, которая покачивалась на волнах у берега.