Доктор на просторе

Глава 3

Я приучился открывать «Британский медицинский журнал» по-китайски, с конца: последние двадцать страниц пестрят объявлениями с предложениями работы, а собственное благополучие — точнее даже возможность заработать на кусок хлеба с маслом — озаботило меня вдруг куда более, чем прогресс мировой медицины.

Провинциальных клиник, приглашающих начинающих хирургов, было в журнале предостаточно, хоть пруд пруди, и я, накупив марок, состряпал весьма элегантные заявления, которые разослал по дюжине адресов. Поскольку на проезд к местам собеседования мне полагался бесплатный билет третьего класса, я решил, что, по крайней мере, смогу посмотреть страну за счет Национальной службы здравоохранения.

Очень скоро выяснилось, что сногсшибательным успехом я не пользуюсь. Во-первых, меня угнетала сама обстановка, царившая на собеседованиях. Если перед устным экзаменом группу студентов объединяет дух товарищества, как у заключенных, приговоренных к расстрелу, то приемная возможного работодателя походит скорее на спасательную шлюпку, в которой иссякают запасы провизии и пресной воды. Во-вторых, в присутствии членов комиссии я почему-то всегда садился на единственный пустующий стул с чувством собственной вины. Кончалось это всегда тем, что я дергал себя за галстук, ломал карандаши, отвечал невпопад, нес околесицу и вообще держался как полный идиот.

Я побывал уже на нескольких собеседованиях, ставших в моем представлении столь же неразличимыми, как визиты к зубному врачу. Все они состоялись в каминных залах, украшенных портретами разъевшихся краснолицых деятелей в белых халатах, дипломами, неизменным бюстом Гиппократа в углу и списками жертвователей. Посредине зала возвышался массивный стол из красного дерева, способный, по-моему, выдержать танк, а вокруг сидело около дюжины самых устрашающих людей, что я когда-либо видел.

Самым важным было, войдя, сразу определить, кто из сидящих — врачи, а кто — непрофессионалы: деятели из муниципалитета и обычные члены правления. Это было необходимо, чтобы соответствующим образом корректировать ответы на вопросы; к чему, например, сыпать медицинскими формулировками перед оптовым торговцем обувью. Так, например, на одном из моих первых собеседований член комиссии в клерикальном облачении спросил меня торжественным тоном:

— Как вы поступите, доктор, оперируя ночью в полном одиночестве, если у больного начнется не останавливаемое кровотечение?

На что я уверенно ответил:

— Вознесу молитву Господу, сэр.

И тогда сидевший по правую руку от меня тщедушный человечек проснулся и спросил:

— А не кажется ли вам, молодой человек, что вы могли бы сначала позвонить своему главному хирургу и посоветоваться с ним?

Работу я там так и не получил.

В одних комиссиях интересовались, играю ли я в крикет или на пианино, в других спрашивали, женат ли я, третьих занимали мои политические взгляды и моральные убеждения. Что бы я ни отвечал, почему-то неизменно вызывало у вопрошающих разочарование, а то и вовсе повергало в недоумение. После короткого молчания следовал разочарованный вздох, а затем председательствующий благодарил меня за приезд и обещал известить о принятом решении.

Словом, я с большим опозданием убедился, что обучение в Св. Суизине вовсе не обязательно гарантировало мне теплое местечко по специальности. Все мы были свято уверены, что выпускники любых других заведений должны взирать на нас с не меньшим почтением, чем доктор Ватсон на Шерлока Холмса, поэтому столкнуться с людьми, даже не подозревающими о существовании Св. Суизина было чрезвычайно болезненным щелчком по моему самолюбию.

— Где вы учились, дружок? — спросил меня как-то раз один лощеный хирург из какой-то Богом забытой дыры.

— В Св. Суизине, сэр, — ответил я, пыжась от гордости.

И тогда этот прегнусный паразит пожал плечами и сочувственно произнес:

— Ничего, сынок, это ещё не самое страшное в жизни.

А остальные так и покатились от смеха. Мерзавцы.

Надеюсь, не нужно объяснять, что в том месте меня тоже не приняли.

После месяца безуспешных поездок в холодных вагонах, успев исколесить уже едва ли не половину Англии, я был полностью обескуражен. Меня уже не столько обуревали мечты заполучить место хирурга, как заботило желание заработать себе на хлеб. На моем банковском счете хранилось четыре фунта и десять шиллингов, а из всех пожитков оставались один костюм, сумка с клюшками для гольфа, набор медицинских инструментов и небольшой гипсовый бюст лорда Листера. Жил я в дешевой меблирашке в Масвелл-Хилле, погода стояла прескверная, а мои ботинки срочно нуждались в ремонте. Вдобавок меня мучил хронический голод, а постоянные неудачи вынуждали посещать пивные вдвое чаще обычного. Микроскоп я давно продал, а мой драгоценный скелет пылился неподалеку от Св. Суизина в лавке ростовщика, напоминающей, должно быть, катакомбы после эпидемии чумы.

Из всего мало-мальски ценного у меня остались только учебники. С неделю я пялился на их золоченые корешки, сопротивляясь соблазну, после чего решил, что начинающий хирург на первых порах вполне способен обойтись без справочника по здравоохранению и пособия по биохимии. Один за другим я оттащил томики в магазинчик подержанной медицинской литературы на Гауэр-стрит, вознося затем мысленную хвалу его владельцу за каждой трапезой. «Нарушений кровообращения» Уитби и Бриттона, правда, хватило только на бекон с яйцами и чашечку кофе, зато «Учебник по практической медицине» Прайса оказался куда более питательным; на вырученные за него деньги я досыта наелся томатным супом, бифштексом с жареным картофелем и яблочным пирогом, запив все это изобилие пинтой пива. «Анатомию» Грея я решил сохранить на собственный день рождения, а, избавившись от «Энциклопедии хирурга», заказал даже столик в «Скотте».

Вскоре из всей моей библиотеки уцелели лишь несколько брошюрок из серии «В помощь студенту», тонюсенький справочник «Что делать при отравлениях» и «Таблицы калорийности пищевых продуктов». Все это вместе взятое с трудом потянуло бы на чашку чая с сандвичами. В итоге я стал усердно готовиться к предстоящему собеседованию в Нортумберленде, преисполненный решимости во что бы то ни стало устроиться на работу. Когда настал долгожданный день, я шел в зал заседаний как на последний бой. Члены комитета сидели за длиннющим столом напротив меня, тогда как на своей стороне стола я был один, что почему-то показалось мне хорошим предзнаменованием. На вопросы я отвечал четко, как полицейский в суде. Высокий хирург в углу то и дело согласно кивал, а затем произнес:

— Что ж, все это вполне приемлемо. Скажите, вас и в самом деле так привлекает профессия хирурга?

— Да, сэр, — искренне ответил я. — Несмотря даже на все сопряженные с ней трудности. Это моя давнишняя мечта.

— Замечательно, — расцвел он. — Вот бы все мои ассистенты были такими. Не так ли, джентльмены?

Все согласно загалдели.

— Очень хорошо, — закончил хирург. — Теперь доктор Брайс-Дерри, наш председатель, задаст вам несколько формальных вопросов.

Председатель, сидевший прямо напротив меня, был приятным моложавым человеком в твидовом костюме, клетчатой рубашке и домотканном галстуке.

— Итак, доктор Гордон, — с улыбкой заговорил он, — вы уверены, что и в самом деле хотите работать в нашей клинике?

— Да, сэр.

Улыбка стерлась с его лица.

— Вы, кажется, получили врачебный диплом четыре месяца назад. Это так?

— Да, сэр.

Председатель приумолк. Взгляд стал откровенно недружелюбным.

— И вы состоите в профсоюзе медицинских работников? — медленно произнес он.

— Да, сэр, разумеется.

Во мне нарастало недоумение. Обстановка в зале, определенно, нагнеталась. Члены комитета либо разглядывали потолок, либо, напротив, сидели, уставившись в свои записи. Никто даже не пытался заговорить.

— И в Британской медицинской ассоциации? — зловещим тоном осведомился председатель.

— Д-да, сэр, — запинаясь, выдавил я.

Объяснить столь внезапную враждебность было невозможно. Я был подавлен, разбит и отчаянно нуждался в глотке свежего воздуха. Вытащив из кармана носовой платок, я утер вспотевший лоб и, отодвинув назад стул, бессильно откинулся на спинку. В следующее мгновение, потупив взор, я увидел под столом прямо напротив меня краешек твидовой юбки и пару ног в вязаных чулках и грубых башмаках.

От ужаса мой хребет промерз до основания.

— Я… Извините, ради Бога, сэр… то есть, мадам, — пролепетал я. — О Господи!

Взвизгнув, я как ошпаренный сорвался с места и, не чуя под собой ног бросился к дверям.

И этот пост мне не достался.

На обратном пути в Лондон я вытащил из кармана свежий номер «Британского медицинского журнала» и снова погрузился в чтение объявлений о вакансиях, для удобства размещенных в алфавитном порядке — от анестезиологии до хирургии. Похоже было, что настала пора попытать свои силы в другой области медицины. Микробиологическая лаборатория означала необходимость корпеть там с девяти до шести без малейшего намека на общение с живыми пациентами. Не говоря уж о риске подцепить какую-нибудь заразу вроде чумы или черной оспы. Возня с туберкулезными больными подразумевала пребывание на свежем воздухе, вдоволь масла и яиц, однако безмятежная и размеренная жизнь в санатории зачастую погружала в летаргический сон не только больных, но и врачей. Для ортопедии требовались навыки плотника, а для патологии — кровожадность Прокруста. Рентгенологи были обречены на нездоровое обитание в мрачных подземных склепах, а педиатры не успевали очищать брюки от рвотных масс детишек, объевшихся всякой дряни.

Уныло разглядывая бесцветный пейзаж за окном, я попытался вспомнить, какие ещё занятия в Св. Суизине доставляли мне радость. Увы, в моей памяти отпечатались одни лишь запахи. Появившаяся во рту кислятина заставила вспомнить химию в первый год обучения; приятное щекотание в ноздрях канадский бальзам и гистологические препараты; вонючая смесь карболки с формалином — анатомичку; пряный и сочный аромат луга — биохимическую лабораторию; запах мастики — больничные коридоры, а эфирные пары операционную. Про морг же и вспоминать не хотелось — в голову всплывало сравнение разве что с заброшенной скотобойней. Я вздохнул и принялся листать страницы. Ничего. Взгляд мой задержался на внутренней стороне обложки. Красиво набранный текст гласил:

Располагалось агентство совсем неподалеку от Св. Суизина.

Утро выдалось туманное, мне предстояло расплачиваться за жилье, в горле нещадно свербело, но мысль о посещении агентства настолько согревала меня, что даже унылый и серый Масвелл-Хилл показался мне залитым солнцем. Жизнь снова представлялась в розовых тонах.

Позавтракав на скорую руку, я отправился по указанному адресу. Агентство размещалось между больницей для хроников и пабом, наверху ветхой и скрипучей лестницы.

На двери висела табличка с надписью «Вход». За дверью располагалась комнатенка, стены которой были обиты вагонкой, а вдоль противоположных стен стояли две деревянные скамьи, прибитые к полу, точь-в-точь, как в купе поезда французской железнодорожной дороги. Напротив входа была дверь с матовой стеклянной панелью, местами растрескавшейся, и с табличкой «Управляющий». На скамье слева примостилась бледная личность примерно моих лет с «Журналом нейрологии, нейрохирургии и психиатрии», а на скамье справа развалился обрюзгший и неопрятный тип с кустистыми усами и в замызганной фетровой шляпе. Осоловело уставившись в пол, он что-то невнятно бормотал.

Я присел рядом с бледнолицым. Он даже не покосился в мою сторону. Мы сидели и молчали. Наконец, дождавшись своей очереди, я вошел к управляющему.

Я оказался в каморке, по сравнению с которой наружная приемная могла показаться залом ожидания в аэропорту Хитроу. За высоким и узким деревянным столом восседал добродушного вида старичок с бакенбардами и в очках с золоченой оправой. Он был облачен в манишку с шейным платком и старинный сюртук.

— Мистер Вилсон, мистер Верескилль или мистер Возлюблингер? жизнерадостно спросил я. Приятно было чувствовать себя клиентом, а не просителем.

— Увы, доктор, — никого из них здесь нет, — доброжелательно улыбнулся управляющий. Отложив ручку, он сплел узловатые пальцы. — Чем могу быть вам полезен?

— Я пришел по вашему объявлению. Я бы предпочел мультимиллионера, если вакансия ещё не занята, но готов согласиться и на круиз. Сборы у меня много времени не займут — я сейчас свободен как ветер.

— И снова вынужден разочаровать вас, — ответил старичок с наинежнейшей улыбкой. — Оба места уже заняты.

— Но ведь объявление появилось только вчера! — раздосадованно воскликнул я.

— От желающих просто отбоя нет… Однако могу предложить вам много не менее привлекательных мест. Хотели бы вы, доктор отправиться за границу?

— Я бы не возражал. Если там тепло, конечно.

— Тогда у меня есть как раз то, что вам надо. Для «Акрополос ойл компани» — это греческий концерн, весьма уважаемый — требуется грамотный специалист в Ираке. Очень многообещающая должность. Вот контракт на пять лет…

— Нет, спасибо, я ещё не настолько замерз.

— Что ж, попробуем другое. Вы человек набожный? — Он смерил меня взглядом. — Вижу, что да. В Таиланде нужен врач-миссионер. Заработок, правда, невелик, но, — он вздохнул и молитвенно возвел глаза к потолку, ведь всех нас ждет вознаграждение на небесах.

— Я предпочитаю земное, — покачал головой я, начиная испытывать разочарование. — Скажите, а что-нибудь попроще у вас найдется? Обычная практика, пусть даже не в самом престижном месте.

— Конечно, конечно, доктор, — поспешно ответил старичок. — Просто мне показалось, что вы стремитесь по тем или иным причинам покинуть страну… Разумеется, у нас масса самых привлекательных вакансий. Вы даже не представляете, скольких молодых людей мы уже устроили. Для нас это вроде хобби. То, что вы здесь видите, — он обвел рукой по сторонам, — вовсе не моя привычная среда обитания… Я, видите ли, человек довольно разносторонний, — добавил этот добряк, чуть помолчав. — Просто случилось так, что однажды очень близкого мне человека спас от неминуемой гибели начинающий врач, совсем ещё юнец. Вот я и стараюсь теперь, по мере возможности, помогать вашему брату в выборе пути.

Он устремил на меня трогательный, чуть затуманенный взгляд, словно готов был вот-вот заплакать. Я понял, что наконец-то и мне повезло.

— Некоторые считают меня чудаком, — снова заговорил старичок, вытаскивая из кармана грязный носовой платок и с шумом высмаркиваясь. Однако ничто так не берет меня за живое, как встреча с юным врачом, едва вступающим на жизненную стезю. — Он посерьезнел и продолжил: — Есть у меня на примете подходящая для вас должность. Ноттингемпшир, полусельская местность. Прекрасное местечко. С врачом я на короткой ноге. Славная личность и замечательный доктор, просто душа-человек. Рядом с ним вы многому научитесь. Да и условия весьма соблазнительные, доктор! Полный пансион плюс десять гиней в неделю. Недурно, да?

Я замялся.

— Решайте сразу — к обеду это место уже займут, я вам гарантирую.

— Полусельская местность, говорите?

— Даже больше, чем полу.

— Хорошо. Я согласен.

— Что ж, весьма разумно. Теперь, думаю, вы бы хотели получить аванс? Он внезапно хихикнул. — Вы уж извините старика, доктор. Не могу удержаться, чтобы не протянуть руку помощи начинающему специалисту. Вы ведь, молодежь, всегда, как бы выразиться… немного нуждаетесь. К тому же книги вам понадобятся. Инструменты кое-какие. Верно? — Он полез в карман и извлек из него потрепанный кожаный бумажник. — Сотни фунтов хватит?

— Но… вы хотите сказать, что это безвозмездно? — вскричал я, не веря своим глазам. — Подарок?

— Ну, скажем, что скорее — заем. Да-да, заем. Я прекрасно понимаю ваше смущение, доктор…

— Но мне даже нечего вам в залог оставить!

— О, это меня нисколько не заботит, — отмахнулся мой благодетель. Ничуть, поверьте. Только подпишите вот здесь…

Я подписал.

— Я назначил небольшой интерес, чтобы вы не чувствовали себя так неловко, — продолжил старик. — Пятнадцать процентов годовых, с выплатой раз в три месяца. И вот здесь ещё подпишите, доктор…

— А это что?

— О, обычная формальность. Я беру скромные комиссионные на накладные расходы. В наши дни все ведь так дорого. — Он промокнул обе мои подписи. Вы выплатите мне третью часть своего дохода за первый год. А в дальнейшем я больше не возьму с вас ни гроша. Ступайте, доктор. Вот, возьмите адрес. Отправляйтесь сразу, не мешкайте. И не пропадайте. Как приедете, черканите мне открытку. До свидания, доктор.

Следующий!