Глава двадцатая

– Некоторые из этих экранов – двери, – подытожил ситуацию Джилл. – Возможно, что все они двери, но мы не смеем сунуться в них. Если мы приблизимся, то Сит, вероятно, нас увидит, а он теперь уже как раз малость разозлился. Поэтому нам нежелательно бегать по открытому пространству, давая ему слишком много шансов сравнять счет. Нашей второй самой верной ставкой была дверь, которая, как нам известно, существует в ржавой пустыне в терриконе ржавчервей. Единственный способ попасть туда – и ни в коем случае не безопасный способ – это на том драндулете-поезде. Но сам поезд взорвался к чертям собачим, рельсы погнуты, и этот путь отпадает. Поэтому мы и вернулись прямиком туда, где начинали путь в этом механическом мавзолее, в нашу так называемую «пещеру». Сейчас ранний вечер, еды и воды у нас, самое большее, на три-четыре дня. – Он переводил взгляд с одного лица на другое. – Есть ли у кого какие-нибудь идеи?

Все умяли кусочек-другой еды и выпили по глотку воды. Но, пытаясь поберечь то немногое, что у них оставалось, они по-прежнему испытывали голод или жажду, или и то и другое; и все они ощущали зуд с головы до пят. Фактически, этот последний был не так уж и страшен. Хотя зуд и боли не были ранами или «болезнями» как таковыми, они все же знали, что Дом Дверей восстановит их силы намного быстрее, чем они когда-либо могли надеяться добиться в «реальном», или несинтезированном мире. Но в отношении еды… тут просто-напросто не происходило никакого компенсирования. Когда иссякнет еда, они должны ослабеть.

– Идеи? – устало спросила Миранда. – Вы имеете в виду вроде таких, как выбраться отсюда? Это по вашей части, Спенсер. А насчет пищи: я бы лошадь могла съесть! Что же касается выпивки: джин с чем-то вполне подойдет, спасибо. Ах, да, и я знаю, что если мне когда-нибудь снова доведется уснуть, то приснится, что я принимаю ванну. Сожалею, но это единственные «идеи», какие я в состоянии выдать в данный момент. Ну, нет, есть еще одна. На самом-то деле, даже не идея, а скорее самооценка: что я должна быть полнейшей идиоткой, чтобы разгуливать в том, в чем разгуливаю в подобном поганом, пугающем, проклятом месте! – И все поняли, что на сей раз Миранда не жалуется, просто констатирует факт.

Она по-прежнему оставалась в брючном костюме, который сделался теперь ржаво-красным, особенно в районе седалища и коленок. Что же касается ее белой блузки, то оборочки смялись, замаслились и покрылись крапинками ржавчины. И хуже всего, каблуки ее модных туфель давным-давно сломались и были выброшены, оставив ступни в неглубоких, исцарапанных, потрепанных реликтах обуви, которая, наверняка, не доживет до следующего утра. И вот она сидела, раскачиваясь в полом изгибе того, что походило на крыло трактора, и осторожно массируя ступни.

Остальные, не считая Кину Суна, явились в Дом Дверей довольно хорошо подготовленными, по крайней мере, в отношении одежды. И даже Сун ходил в одном из поношенных старых армейских свитеров Тарнболла. Стэннерсли располагал защитой, какую могли представить его костюм летчика и ботинки, а когда Тарнболл покупал себе экипировку в Ньюпорте, то приобрел снаряжение и для Джорджа Уэйта. Так что в этом отношении дела у них обстояли не так уж и плохо… за исключением Миранды. Высокая, стройная, длинноногая и очень красивая, и не менее грязная, она выглядела, словно…

– Каминный эльф! – ухмыльнулся спецагент.

Миранда подняла взгляд и, казалось, сперва удивилась, а потом рассердилась, обнаружив, что его замечание относилось к ней. Наконец она, нахмурясь, посмотрела на него и резко бросила:

– Что?

– Эльф, который живет в камине, – разъяснил он, выпрямляясь с того места, где постоянно наблюдал за выходным отверстием. – Чумазый и миленький, и…

– Миленький? – Миранду никогда раньше не называли миленькой, ни разу в жизни; а происходило это оттого, что все мальчики и парни, а потом и мужчины, обычно пугались или трепетали перед ней. Но такого, как Джек Тарнболл, мало что могло испугать. – Миленький чумазый эльф? – Она стиснула кулаки… а затем разжала их и, себе вопреки, усмехнулась вместе с ним. – Так кто же тогда будете вы, мистер Тарнболл? Пещерный человек или, наверное, тролль.

– Для моих друзей – просто Джек, – отозвался он. Затем без всякого смущения пожал плечами. – И тролль. Да, если хотите – особенно, если вы хотите предаваться именно такой фантазии! Но чертовски симпатичный, вы должны признать. Тогда сойдемся на троллеподобном, идет?

– Более, чем верно, – уныло потер челюсть Джордж Уэйт. – Я определенно могу поручиться, что удар у тебя, как у тролля!

– Сожалею об этом, – извинился Тарнболл, он говорил это всерьез.

Тем временем Анжела порылась в своей чудесной авоське и достала пару разношерстных спортивных туфель.

– Мне сгодятся и мои сапожки, – сказала она Миранде. – Но, возможно, тебе захочется примерить вот эти.

Миранда примерила их и сказала:

– Возможно, чуть-чуть малы. Но знаешь что? Мне наплевать! Спасибо, Анжела. Буду зашнуровывать их не слишком туго, вот и все.

И Джилл повторил:

– И это все? Больше никаких идей?

– Ну, я знаю, что у тебя одна есть, – уведомил его Тарнболл.

– О?

– Ты уже пару часов выглядишь веселым, – объяснил спецагент, – с тех самых пор, как мы встретились на стене каньона. Усталый, но оптимистичный, хоть и пытаешься скрыть это. Так почему бы тебе не посвятить нас в нее?

– Потому что она всего лишь то, что есть, просто идея, – ответил Джилл. – Я пока буду держать ее при себе, пока мы не отдохнем. Тогда, если она ни к чему не приведет, мы, по крайней мере, снова восстановим силы. И я лично не буду чувствовать себя таким неудачником.

– Ты не неудачник! – начала было возражать Анжела. – Никто ведь не мог предвидеть…

– Идея, – внезапно произнес Кину Сун, заставив Анжелу резко умолкнуть и поразив их всех. Сидевший на массивной наковальне, он снова ткнул себя в грудь большим пальцем и сказал:

– У моя идея. Нет, два идея! У меня есть.

Они смотрели на него, ждали.

– Одна: это сон, – заявил он, разводя руки и указывая на других, на пещеру, на все. Все это быть дурной сон! Это, – он поднял полностью заживший теперь обрубок. – Дурной сон. Это место не настоящий, дурной сон. Я приходить и уходить, проскальзывать в него и выскальзывать из него. Я здесь – и не здесь. Я помнить… вещи. Не помнить вещи. Это дурной сон, все.

– Ну, тут он прав, – сказал Джилл, когда стало понятно, что Сун закончил. – По крайней мере, все это создано из сна, да притом дурного, моего самого страшного кошмара. Но что, черт возьми, значит вся остальная бодяга? Он говорит, что проскальзывает в него и выскальзывает из него? И что-то не так с его памятью?

– Два, – произнес Кину Сун, подняв два пальца. – Если нет дурной сон, если настоящий… то мы имей еда! – Он показал на спящего в углу Барни, где тот пребывал с тех пор, как они вернулись в пещеру. – Мы есть собака!

– Черт! – взорвался Тарнболл. Но Джилл остановил его, подняв руку.

– Успокойся. В конце концов, Сун с Востока, а там собак, едят. По крайней мере, мне так кажется. И он не понимает, что Барни… важен для нас.

– Или, может быть, понимает, – усомнилась Анжела, подозрительная в отношении китайца, как никогда раньше, и вдобавок разъяренная.

Но Джилл быстро взглянул на нее, а также на Тарнболла и Стэннерсли, и его единственный многозначительный взгляд нес предупреждение. Если Сит их слушает, то словесная атака на Кину Суна даст пришельцу знать, что раскрыты оба его шпиона или следящих устройства. То есть, конечно, если Сун действительно был жертвой и орудием Сита. Но сейчас, когда он выдвигал и защищал идею съесть Барни, можно было увидеть, как он мог быть именно такой жертвой-орудием. Во всяком случае, Анжела думала именно так. В любом случае, троица сообщение от Джилла получила и сразу же стихла, предоставив Уэйту и Миранде гадать, а что бы все это значило.

А Сун посмотрел на них, на одного за другим и пожал плечами:

– Мой идея не хороший? Не важность. Скоро просыпаться… может быть. – Но не мог удержаться от взгляда в сторону Барни.

Прежде, чем другие снова завелись, Джилл обратился к китайцу:

– Кину Сун, по-моему, твоя очередь караулить. – И, показав на выход из пещеры, коснулся щеки как раз под глазом. И покуда Тарнболл искал место, где бы расположиться поудобнее, Сун, не жалуясь, занял его место у выхода.

Но складывалось такое впечатление, словно Барни сознавал, что речь шла о нем, наверное, он собирался проснуться, когда услышал, как произнесли его имя. И теперь он, выглядевший сильно измотанным, вышел из своего угла, встряхнулся, подняв вокруг себя облако ржаво-красных пылинок, и прохромал к Джиллу.

– Все в порядке, старина, – успокоил его Джилл. – Никто тебя не собирается есть. Фактически, совсем наоборот. – Нос у пса сделался сухим, лапы огрубели; в самом деле, когда он лапал Джилла, то они оставляли на десантной куртке кровавые следы. А красные полосы ржавчины на шкуре Барни, казалось, пристали к ней, словно прилипнув из-за пота, давно высохшего. Так какими же такими упражнениями занимался тут пес?

Джилл вскрыл банку с солониной, нарезал ее и скормил Барни кусок за куском; никто не сказал ни слова.

Взяв свою флягу, он налил в ладонь немного воды и дал псу вылакать, а затем увлажнил платок, промокнул нос Барни и вытер ржавчину из уголков его карих глаз.

Барни слегка моргнул, поднял голову, посмотрел вверх, и вверх, и…

Джилл проследил за его взглядом. На сплошной металлический потолок в девяти футах над головой.

Ржавчина продолжала сыпаться с высоты, словно пыль, попадая на все – попадая даже в глаза, если ты поднял взгляд на потолок. Но на что же смотрел Барни?

Или… что он высматривал? И что поделывал, чтобы так вот порезать лапы?

И Джилл подумал: «Возможно, мне следует прямо сейчас и сказать им, что у меня за идея. Но, если я скажу, и если я прав, то, может быть, это как раз тот случай, когда попадают из огня да в полымя? Но, с другой стороны, как может быть что-нибудь хуже?» Беда, конечно же, в том, что он знал – может.

Пес по-прежнему смотрел на потолок и начинал поскуливать, и Фред Стэннерсли заметил это.

– Он что, теряет голову? – Пилот подошел туда, где сидел Джилл с Барни. – С ума сходит?

Джилл покачал головой.

– Я так не думаю. Думаю, что пока мы ползали вверх-вниз – или вниз-вверх – по тому проклятущему каньону, Барни был чертовски занят. Но задача, которую он перед собой поставил, оказалась для него просто чересчур тяжелой. – И теперь Джилл тоже смотрел на потолок.

– Там что-то есть? – нахмурился Стэннерсли. – Я вижу лишь металлолом. Почти миллионы тонн его. И мне это не шибко нравится. Нет, я не страдаю клаустрофобией или, во всяком случае, не сильно, но всегда предпочитаю открытые небеса. А когда думаю о том, какая махина давит на нас…

– Постарайся не думать, – посоветовал Джилл.

К ним присоединился Джек Тарнболл. Слегка ткнув Джилла локтем в ребра, он прошептал:

– Смотри!

Просачивавшийся в пещеру свет стал теперь совсем тусклым. Снаружи, видимое через приблизительно овальный вход, атомное солнце закатывалось над ржавой пустыней. А сидевший в том входе Кину Сун казался странно загипнотизированным. Он сидел настолько неподвижно, насколько это вообще возможно, двигались только его глаза, сиявшие во мраке. И двигались они сперва в эту сторону, а через несколько секунд в другую и обратно к исходной точке, где вся последовательность начиналась сызнова.

– Все дело в этом месте, или оно ни при чем? – прошептал Стэннерсли. – Я хочу спросить, мы что, постепенно сходим с ума?

Джордж Уэйт и две женщины поднимались на ноги.

Они сознавали: тут что-то происходит, но что? Джилл сделал им знак помалкивать, подкрался сзади к Кину Суну и поглядел, куда тот смотрит.

По другую сторону ущелья в последних лучах солнца что-то сверкнуло. Сун смотрел туда. И когда он повернул голову, Джилл проследил за направлением его взгляда. Вторая вещь, на которую смотрел китаец, походила на первую. Точка отблескивающего серебром света примерно в четверти мили от них, вдоль стены каньона. Затем, миг спустя, обратно к первой точке света, и так далее.

Джилл немного сдвинулся в сторону, споткнулся о машинный утиль, оперся рукой на плечо Суна. А коротышка не обратил на это ровным счетом никакого внимания, просто продолжал смотреть на отдаленные мигалки, их огоньки отражались в его собственных глазах.

Азбука Морзе? Нет, не то. Здесь не передавалось никакого сообщения; постоянно повторялся только взгляд Суна. Радиомаяки? У-у. Или может, это солнце отражалось от гигантских экранов? Чего бы там ни было, Сун, определенно, образовал здесь часть треугольника.

Триангуляция!

И когда Джилл вздрогнул от внезапного понимания – от знания того, что здесь происходило, если и не каким образом – то увидел нечто большее, чем просто отблеск.

На этой стороне каньона второе «отражение» больше не отражало… оно выдавало зигзагообразные дуги электрического огня и блестящие вспышки зажигательных фейерверков. Экран, который стал теперь дверью!

– Ах ты, паршивый ублюдок, шпион! – закричал Джилл, хватая Суна за грудки свитера и тряся его. Но выражение лица китайца не изменилось; он просто был не здесь. Он действительно не был здесь; он снова «выскользнул». Так что толку срывать на нем злость? Злился-то ведь Джилл не на него, а на личность или тварь по другую сторону глаз Суна.

И повернулся к спецагенту:

– Он не знает. С ним поступили точь-в-точь, как с Джорджем, всадили «жучка», а он об этом не догадывается. Но с Кину Суном это иначе, это идет глубже. Буквально глубже. Ты прав, Джек – должно быть, «жучка» имплантировали.

– Сейчас я так имплантирую этому мелкому… – двинулся на китайца Тарнболл.

– Погоди, – встревожился Джилл. – Разве ты не видишь, что в этом нет его вины? Его повредили.

Но Сун снова «проскальзывал» в себя. Поскольку он послужил своей цели на данном этапе, Сит-фон больше не контролировал его.

– Смотреть! – закричал Сун, оседая, когда Джилл выпустил его. – Вы смотреть!

Джилл высунул голову из выхода – и сразу же убрал ее обратно.

– Скорпион, – сообщил он. – Последние лучи солнца отблескивают от его брони. Он ярдах этак в четырехстах и движется прямо к нам. Но эта стена каньона – не самая легкая местность. Добраться сюда – потребует время.

– Еще один скорпион? – ахнула Миранда, переступая с ноги на ногу. – Сколько же там этих тварей?

– Сколько нужно Ситу, – едва слышно ответила ей Анжела. – Он их создает, синтезирует.

– Нам пора убираться! – Тарнболл сдернул с плеча автомат. Но Джилл покачал головой.

– Может, и да, а может, и нет, – сказал он. – Джек, подсоби мне.

– А?

– Снаружи валяется кусок лесенки. Ржавая дрянь, но, думаю, сгодится.

– На что?

– На то, чтобы дать мне подняться или поднять туда Барни. – Он посмотрел на потолок.

И Фред Стэннерсли догадался.

– Выпали-то мы оттуда, – показал он на потолок. – Словно с неба. Значит, мы явно откуда-то упали.

– Из того болота в Замке, – кивнул Джилл.

– Мы отправляемся обратно туда?! – взвизгнула Миранда.

– Не обязательно, – возразил Джилл, покидая пещеру вместе со следующим за ним по пятам Тарнболлом.

– Не обязательно? – повторил за ним спецагент, но себе под нос. – Или ты просто надеешься, бодришься ради нас? Может быть, ради меня?

– Надеюсь, бодрюсь, – ответил Джилл. – Господи, Джек – да я даже не знаю, что именно делаю! Я не знаю, но вот Барни знает, надеюсь. Он не просто для забавы порезался, пытаясь забраться по стене из утиля в пещере. Не зря весь вспотел, полуослеп и свалился, заснув от полной усталости.

– Да, он это сделал, чтобы вернуться в то болото!

– Неверное. Все дело в нюхе, Джек. А когда Барни проголодается, нюх у него делается чертовски острым. Держу пари, он чует что-то хорошее. А я лично не могу припомнить ничего хорошего в том болоте. Эрго: Барни пытался попасть в какое-то иное место.

– Ты уверен?

– Нет, не уверен. Как я могу быть уверен? Но разве Сит не сказал, что он перепрограммировал синтезатор на игру в «змейки и лесенки»? Что же это была бы за игра, если бы мы при каждом гребаном ходе попадали на «змейку»? Поэтому, как я сказал, возможно, Барни пытался попасть в какое-то иное место.

– Ладно, – согласился спецагент. – Ты меня убедил. Я тоже хочу попасть в какое-то иное место. Давай займемся этим. Ха! – и к тому же, при помощи настоящей лесенки!

Фред Стэннерсли присоединился к ним вместе с Кину Суном, общими усилиями они вытащили из путаной груды утиля, составлявшей гору механического лома, кусок ржавой лесенки. Но пока они пропускали ее через вход в пещеру, откуда-то поблизости донесся скрежет раздираемого металла, и миг спустя – грохот покатившихся в каньон обломков. Солнце уже почти село, оставляя розовое (нет, ржавое) марево, великое множество угловатых теней и миг тишины. Так что спецагент остановился понюхать воздух и спросил:

– Как считаешь. Спенсер? Наш уродливый приятель потерял там равновесие – надеюсь?

– Ни в коем случае, – покачал головой Джилл. – Разве ты не помнишь? Одна из этих штук спустилась по отвесной скале со мной у нее на спине! Нет, это он просто расчищал себе проход – на пути к нам.

Занеся лесенку в пещеру, они заклинили ее в середине пола и держали в устойчивом положении, в то время как Джилл взял Барни подмышку и поднялся на самый верх. А затем, зацепившись ногой за одну из перекладин, он взял пса обеими руками и поднял к потолку из спутанного металла. Или попытался это сделать. Но Барни позволил Джиллу поднять его лишь до определенной высоты, пока его задние лапы не нашли опору на плечах Джилла. А затем он оттолкнулся и прыгнул вверх.

И с тявканьем (судя по звучанию, радостным) покинул руки Джилла…

И исчез!

– Дерьмо! – вытаращился с отвисшей челюстью Тарнболл. Но миг спустя он уже подсаживал на лесенку Анжелу.

– Давайте, пошли! – призвал Джилл, отодвигаясь на другую сторону лесенки, чтобы уравновесить эту шаткую штуку и дать пройти Анжеле.

Подымаясь, она поцеловала его, просунув голову между перекладинами, и попросила:

– Не иди последним. Я не смогу вынести напряжения.

В ответ Джилл лишь уперся ладонью ей в зад, проталкивая в следующий мир.

Затем пошла Миранда, и Джилл расслышал, как она шепчет себе под нос, взбираясь:

– О, проклятье! О, черт! О, дерьмо!

А снаружи, когда она исчезла, донесся визг разрываемого металла и грохот рушащихся лесов.

– Этот ублюдок приближается! – заорал Тарнболл.

– Следующим Фред, – крикнул Джилл. И когда пилот поднялся, вход в пещеру начал прощупывать этот такой обманчиво мягкий перистый усик – только для того, чтобы миг спустя убраться, уступив место паре огромных клешней, которые принялись разрывать стенки отверстия, увеличивая вход. – Теперь ты, Джордж! – заорал Джилл. – Пошевеливайся, Бога ради! – И Джордж пошевеливался. Затем настала очередь Тарнболла, но когда он поднялся, оказавшись лицом к лицу с Джиллом, тот хрипло прошептал:

– Следующим будет Сун.

Как только он появится – ну, где бы там ни было – не рискуй и выруби его.

– Именно это я и собирался сделать, – пробормотал спецагент. И сразу же добавил:

– А я и не знал, что ты работал в цирке? – А затем пропал, и Джилл вдруг понял, что он имел в виду.

Но несмотря на обладание всего одной полноценной рукой, этот китаец вполне мог найти занятие в цирке!

Он вскарабкался по лесенке, удерживаясь в равновесии при подъеме. К тому времени, как он поднялся, все уже тряслось, даже сама пещера, так как скорпион разломал вход и просунул в пещеру голову и жвалы.

Сун пролез мимо Джилла, протянул руку вверх…

И скорпион вломился в пещеру, сеча жвалами по подножью лесенки, напрочь перерезая гнилой каркас и ржавые перекладины.

В последний миг Джилл выпустил лесенку, вытянул руки вверх и попытался прыгнуть к потолку. Но вместо того, чтобы бросить его к потолку, отталкивание от лесенки смяло и расшатало ее. А пещера вокруг рушилась, и стенки ее обвалились на вторгнувшегося монстра.

И…

«О, черт!» – подумал Джилл, – а затем был провал в памяти, когда он почувствовал, как его схватили за правую руку и потянули его тело вверх. На какой-то миг, который, как ему думалось, должен стать для него последним, Джилл закрыл глаза; теперь же, чуть приоткрыв их, он увидел улыбку Кину Суна в обрамлении полной луны и кружащиеся в ночном небе чуждые звезды. Затем, открыв их побольше, он увидел собравшихся вокруг спутников, почувствовал под своей спиной твердую почву и невероятно сладкий ветерок, веющий сквозь шуршащие листья того, что могло быть только лесом. И, наконец, Джилл увидел, кто именно все еще стискивал ему запястье, гибкую желтую руку, вытащившую его из ада.

– Кину Сун! – глупо произнес он, и тут рука коротышки исчезла, и улыбка тоже, когда рослый спецагент ударил его по голове…

Загрузка...