Дом Дверей: Второй визит

Глава третья

– «Аномалий» было даже не четыре, а восемь, – продолжал Уэйт. – Четыре над северным полушарием и еще четыре – над южным. Они сохраняли свое местоположение, перемещаясь по орбите вместе с Землей. И, примерно, как ты и сказал. Спенсер, они походили на захватившие цель средства наведения, так как представляли собой углы идеального куба с Землей в центре. «Джорделл-Бэнк», большая тарелка в Пуэрто-Рико и другие аномалии в разных точках Земли, включая Большую Многовибраторную Антенну, которая находится в Нью-Мексико, – все они зафиксировали одни и те же помехи.

– Космические корабли? – Наморщенный лоб Тарнболла говорил о смятении, если не сказать страхе (пережить то, что пережил он, – наилучшее тому объяснение). Но с ним не согласились.

– Нет, – покачал головой Джилл. – Это были дыры, Джек, но довольно специфические дыры. Радиотелескопы улавливают радиоволны за пределами земной атмосферы. А теперь представь себе, будто ты сидишь на вращающемся стуле в центре большой квадратной комнаты. Подняв взгляд, ты видишь все четыре верхних угла, опустив – четыре нижних. А потом, вдруг, ты их уже не видишь. На их месте – пустота. Свет из тех участков до тебя не доходит. Именно это-то и произошло с радиотелескопами. Они не увидели радиоволн, идущих из тех участков космического пространства. Что-то, какие-то невидимые силы, оказалось у них на пути, создавая помехи. И так продолжалось два часа.

– Устройства для наведения, – повторил Тарнболл, по-прежнему хмурясь, слова, произнесенные Джиллом ранее, но которые полностью дошли до его сознания только теперь и отзывались эхом у него в голове. И агент медленно, понимающе кивнул. – Как у истребителя, когда его системы наведения захватывают цель – неприятельский самолет – перед тем, как выпустить ракеты…

– Верно, – согласился Джилл. – Если повезет хотя бы чуть-чуть, самолет-цель улавливает сигнал захвата и пытается уклониться. И если еще больше повезет, то остается цел и невредим.

– Если повезет… – Тарнболл поглядел на министра, на Джилла, а затем снова на Уэйта. – Ведь все дело обстоит именно так? Нас кто-то взял на прицел?

– Еще хуже, – ответил Уэйт. – Он уже нажал на спуск, отправляя свой бесценный груз. Те радио-дыры – за неимением лучшего термина – наблюдались два часа, но прежде, чем они исчезли, последовали и другие проявления.

– Другие проявления? – уставился на него Джилл.

– Радиотелескопы – не единственное средство изучения космического пространства, – Уэйт мог лишь пожать плечами. – Есть еще ультрафиолет, рентген, инфракрасные лучи – телескоп «Хаббл» оснащен всем этим. И воздействие шло на все. Особенно на инфракрасные лучи.

Когда те дыры подсоединились, чтобы сделать свои выстрелы, последовали массированные тепловые удары, и одному Богу известно, что еще. Когда эти эхо-сигналы вступили в действие, на «Керне» и на «Фермилэбе» пошли прахом эксперименты, на которые угроханы целые месяцы и даже годы. Все выглядело так, словно кто-то взмахнул над этими «пышками» – космическими станциями – гигантским магнитом.

– Пышками? – снова не понял Тарнболл.

– Кольцами диаметром в полмили, – пояснил ему Джилл. – Они служат для ускорения протонов. «Керн» – около Женевы, а «Фермилэб» – в сорока милях к западу от Чикаго. Но мишенями являлись не они. Любые повреждения приборов – просто следствие стрельбы, вроде электрического хаоса рядом с эпицентром взрыва атомной бомбы.

– Опять в точку, – кивнул Уэйт. – Но приборы бывают разные. Мы направляем информацию не только с Земли в космос, но и улавливаем из космоса. И станции прослушивания Запада – это, несомненно, самая мощная наша система раннего предупреждения. Хотя в данном случае, как вы понимаете, государства потенциального врага нас не сильно волновали.

И Джилл сделал вывод:

– Так значит, нам известно, где они материализовались. Упомянутые тобой другие проявления, верно? Так откуда же нам стало известно? Фотографии с самолетов – со спутников-шпионов? Это может означать только бывший СССР, Китай, Иран, Ирак, Ливию… и, возможно, горстку других государств со схожими наклонностями.

– Да неужели? – иронически усмехнулся Уэйт. – Но это может означать также и Америку. Соединенные Штаты Америки, знаешь ли, не очень-то известны склонностью добровольно делиться ценной и секретной информацией.

– Хватит играть в «угадайку»! – взорвался Джилл. – Застряв в этом гребаном вертолете, мы все равно зря теряем время! Так сколько же их и где они?

Лицо Уэйта слегка побагровело:

– Хотел бы напомнить тебе. Спенсер, что…

– Не надо, – резко посоветовал ему Джилл. – Лучше позволь-ка мне напомнить тебе. Когда я говорю, что подобных мне людей больше нет, то это вовсе не похвальба. И если мне требуется работать через посредство министра, то, как мне хорошо известно, тебя вполне может заменить любой другой. Понимаешь, Джордж, мне на твою карьеру плевать с высокого дерева. А если все, покамест сказанное тобой, правда, то и на карьеру всех и каждого, начиная с Ее Величества! Сейчас на карту поставлен весь мир, и он запросто может подойти к концу!

Уэйт скрипнул зубами и, казалось, хотел защищаться, но тут вмешался Тарнболл:

– Джордж, я пока еще не согласился работать на министерство. Если соглашусь, то буду называть тебя «сэр», может быть. Все сводится просто-напросто к позиции. Что касается нас с Джиллом, то мы побывали там. Мы знаем, на что это похоже, когда люди попадают в такой переплет. Следовательно, раз пока мы все не сможем поладить, то ты всего лишь легко устранимая часть трудностей. И в таком случае я вместо того, чтобы называть тебя «сэр», назову твои слова блефом и поддержу Спенсера.

Узит проглотил свою гордость. Главная роль в данном сценарии принадлежала не ему, и он это прекрасно знал. Без Спенсера Джилла вообще не состоится никакого спектакля!

– Полагаю, что я… я излишне осторожен, – уступил он. – Излишне тревожусь. Но я уже тридцать шесть часов весь на нервах. По-моему, я служу министерству чертовым козлом отпущения! Я хочу сказать, что это задание совершенно не похоже на те, какие кто-либо когда-нибудь выполнял. Его свалили на меня, потому что никто другой за него браться не хочет. Наверху – о! – там до сих пор преуменьшают важность случившегося. Но можете не сомневаться, «горячие линии» так и гудят: из Лондона звонят в Вашингтон, из Вашингтона – в Москву, из Москвы – в Пекин, и обратно в Лондон! Честно говоря, я не ожидал, что смогу заручиться помощью любого из вас. Вот потому-то я и предпочел преподнести это помягче, дать вам постепенно привыкнуть к страшной мысли. Именно поэтому мы и отправили тебя, Спенсер, в «Джорделл-Бэнк», чтобы информация не обрушилась на тебя, словно взорвавшаяся бомба.

Но ты прав: я нуждаюсь в тебе – мы нуждаемся в тебе – в твоем опыте, в твоих советах, во всем, что сможешь для нас сделать. Весь мир в тебе нуждается!

Джилл выслушал его, холодно кивнул и повторил вопрос:

– Сколько их и где они находятся? Но без театральщины, хорошо?

– Их три, – ответил Уэйт. – Во всяком случае, нам известны только три. Одна – более или менее стандартная, одна – нет, а третья – чертовски странная! Самое легкое – это Пирамида. Сами догадывайтесь, где… ладно-ладно, – успокаивающе поднял руку он. – В Египте. Легкая потому, что с египтянами у нас вполне сносные отношения. Вторая – это Пагода – в Китае, на полуострове Шандунь, – да, да, ты был прав. А третья…

– Ну? – подтолкнул его Джилл.

– Это… Айсберг, – беспомощно хлопнул ладонями по коленям Уэйт. – Ничейная земля посреди чертового океана!

Джилл откинул голову назад, обдумывая услышанное.

– Первые две кажутся типичными, – сказал он наконец. – Пирамида и Пагода. В Египте и в Китае, конечно же. Обе равнозначны Замку в Шотландии. Но вот Айсберг меня озадачивает. Что же до причины, почему такое происходит, то это озадачивает меня и того больше, а еще больше – беспокоит.

– Почему что происходит? – Теперь Уэйт сделался весь внимание и ловил каждое слово Джилла. – И что именно тебя еще больше беспокоит?

– Почему происходит этот второй визит? – пробормотал все еще глубоко погруженный в собственные мысли Джилл. – Я хочу сказать, ведь нас же… как бы получше выразиться, очистили от подозрений. Нас приняли, так как мы показали себя достойными – в тот первый раз. Ха! – он фыркнул, насмехаясь над собой. – Фоны дали мне слово…

Тарнболл накренился к Джиллу и взял его за локоть, заставив посмотреть себе в глаза.

– Что-то я не улавливаю, – вмешался он в разговор. – Я думал, что все, определенно, закончено. Черт, мы же доказали свое право!

– Очистили от подозрений? Доказали свое право? – повторил их слова Уэйт. – Вы имеете в виду право землян на существование? Именно вокруг этого все и вертелось, правильно? Там, в Шотландии? Во всяком случае, именно так сказано в вашем докладе.

– Да. Именно вокруг этого все и крутилось, – подтвердил Джилл и быстро подытожил сценарий:

– Фоны распространяются по космосу. Они ищут подходящие миры, пригодные для обитания. В большинстве миров имеются какие-то формы жизни, и не все из них сочтены достойными – фактически, чертовски немногие! Поэтому, если бы фоны попали сюда шестьдесят миллионов лет назад, то динозавров истребили бы. А если бы и не истребили, то все равно им пришлось бы отодвинуться в сторонку, уступить дорогу. Что же касается человека, то он бы и не появился. Опять же, если бы нас навестили пять тысяч лет назад… то мы бы еле-еле, но проскочили. Две тысячи лет назад, нам, в общем-то, ничего не угрожало. Но четыре года назад все обстояло, как сказал Джек: вот тогда-то мы и доказали свое право на существование. Или, по крайней мере, мне думалось, что доказали.

– Так как же получилось, что у вас вышло столько неприятностей? – недоумевал Джордж. – Ведь из космоса должно выглядеть очевидным, что мы – развитая раса. У нас есть города на суше, самолеты в небе, корабли в море. Мы осуществляем связь посредством радио, телевидения, спутников, мы отправляли свои «зонды» в Солнечную систему и даже за ее пределы. И наши ученые тоже весьма и весьма неплохи: смотрят на звезды, ищут внеземную жизнь. Так кто же может усомниться в нашем праве на жизнь?

– У фонов – свои стандарты, – сказал Джилл. – Ладно, мы на пару ступеней выше амеб, но мы ведь и агрессивны – и даже очень! Во всей истории человечества не было ни дня, ни одного дня, когда людей где-нибудь не убивали бы во время военных действий или просто спорта ради. Да ведь, согласно Библии, даже первые люди, еще так недавно созданные Творцом, не могли жить в мире! Было двое братьев – и само собой, один убил другого!

– Но как раса… – начал было возражать Уэйт.

– …Вид, – остановил его Джилл. – Думай о нас в категориях видов. У человечества много рас, но вид у нас только один. А по поводу твоего заявления, что у нас есть города, так они есть и у термитов. Мы летаем по небу? Но и птицы летают, и насекомые, и даже семена растений. Осуществляем связь между собой? Вероятно, самое слабое доказательство из всех. И киты связываются между собой, через сотни океанских миль! А у них нет ни радио, ни телевидения. Значит, мы отправили в космос «зонды»? Ну так что с того? Все, что нам известно: там могут быть создания, которые действительно обитают в космосе! В конце концов, он ведь чертовски велик. Да ведь до знакомства с фонами мы даже не могли быть уверены в том, что мы разумные, самостоятельные существа, а миллионолетние окаменевшие микробы в марсианской почве – нет.

Почти все то время, пока Спенсер говорил, Уэйт сидел, отвергающее качая головой. Тарнболл же задумчиво заметил:

– У какого-нибудь пришельца, может быть, иной взгляд на разумность или достойность. Ты именно это имеешь в виду, Спенсер?

– Как раз это я и имею в виду, – подтвердил Джилл. – Мы можем просто не вписаться в картину. И это, если пришелец играет по правилам, описанным Хойлом. А ведь он, вероятно, и слыхом не слыхивал о Хойле. У пришельца могут быть свои правила поведения.

Спенсер помолчал, потом посмотрел на Уэйта и сказал:

– Ты спрашивал, почему первоначальный Дом Дверей доставил нам столько хлопот. Ну, именно поэтому, или, может, ты прочел мой доклад не так внимательно, как утверждаешь? Понимаешь, у фонов есть собственные правила приобретения планет. Например, строгий запрет на путь завоеваний, так как это означало бы признать, что у них есть противник, что, в свою очередь, означало бы, признание за противником какой-то степени достойности. Давай смотреть фактам в лицо, тебе ведь приходится уважать того, кто готов встать и драться с тобой, даже если ты сильный противник, верно?

Нет, война им не подходит, их весы сбалансированы по иному.

Когда фоны обнаруживают, что на планете, где им хотелось бы жить, уже обитает развитой вид, они проводят некий эксперимент, в процессе которого представители данного вида сами должны доказать свое право на существование. В нашем случае – в чуждых мирах первого Дома Дверей – мы выступили против своих собственных сокровенных страхов. Фоны сделали реальными наши самые ужасные кошмары, и мы должны были встретиться с ними лицом к лицу. К тому же мы понятия не имели, что же происходит. Правил никто не объяснил. Конечно же, ведь это значило бы выдать всю игру! Но куда хуже, что фон, организатор игры, Сит, играл не по правилам. Он включил в игру себя, с целью гарантировать, что даже если мы одержим победу над своим собственным злом, то не сможем победить его.

– Но вы таки победили, – кивнул Уэйт, – а этого… этого «жулика-контролера» призвали к ответу его собственные начальники. А их внимание к нечестной игре Сита привлек именно ты. Спенсер. Вот в этом-то пункте твой доклад и оставляет желать лучшего. Иными словами, он оставляет много места воображению. Как именно ты сумел поменяться местами с этим пришельцем? В твоем докладе нет никакого стоящего объяснения.

Джилл пожал плечами – не безразлично или сдаваясь, а, скорее, нетерпеливо, как бы отмахиваясь от Уэйта.

– Дом Дверей был некой машиной, – разъяснил он. – Когда меня вместе с другими затянуло внутрь, я стал палкой, вставленной в колеса. Правда, это произошло не сразу, так как Дом был чужд моему рассудку, моему образу мышления. Но у меня, как известно, врожденная эмпатия с механизмами. И постепенно я стал понимать, что происходит. Но как объяснить это тебе или любому другому, если уж на то пошло? Я даже себе не могу этого «объяснить»! Но я таки проник в систему; мне удалось разровнять игровое поле и помешать Ситу передвигать штанги ворот. И тогда, в команде с Тарнболлом и Анжелой, мы победили. Сит получил по заслугам, а фоны пообещали больше не возвращаться. Все завершилось…

– Да только не закончилось, – сказал Уэйт.

– Похоже на то, – ответил Джилл.

– И ты озадачен и обеспокоен?

Джилл снова пожал плечами, на сей раз устало.

– Да, конечно, – подтвердил он. – Кто бы не встревожился… и кто не тревожится? Ведь именно потому-то мы и здесь, верно? – Он вздохнул, откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. Пауза наступила в разговоре, но не в размышлениях.

Чувствуя на себе взгляды. Спенсер чуть приоткрыл глаз и покосился на Тарнболла. Агент смотрел на него с тем выражением лица, которое Джилл чересчур хорошо знал. Этот взгляд говорил: «Спенсер, ты ведь выложил нам не все, что знаешь, не так ли?»

Джилл поджал губы и посмотрел на своего рослого друга, настороженно сузив глаза. Украдкой он кинул взгляд в другую сторону, на Уэйта: тот сидел, теребя себя за подбородок и уставясь в пространство. Тогда Спенсер вновь обратил настороженный взгляд на Тарнболла. Это было все равно, как сказать: «Позже, Джек. Поговорим об этом позже, мы, с тобой – наедине». И это будет именно позже.

А вертолет с гудением летел на юг, словно гигантская стрекоза, трепещущая почти невидимыми крыльями…

– Почему тебя так заинтересовал Андерсон? – внезапно выпрямился в кресле Джилл и, нахмурясь, посмотрел на Уэйта. – Ты сказал, что – как ты там выразился? – на тебя произвела впечатление «роль» твоего предшественника в деле Дома Дверей? Но какая роль? Его, как и всех нас, захватили в плен. Это вовсе не «роль» как таковая, а прихоть судьбы, совпадение. Он просто случайно оказался в неподходящем месте в неподходящее время.

С ним набралось нужное Ситу для начала игры число участников. А после этого, если он и играл какую-то роль, то исключительно роль помехи. Как указывал Джек, он оказался на пути и стал частью проблемы. Вот и вся его роль. Так что же интересует тебя на самом деле?

– Я также сказал, что меня заинтересовал его последующий упадок, – указал Уэйт. – Но, наверное, еще больше меня интригует определенная – не знаю даже, как сказать – аномалия.

– Новые аномалии? – нарочито зевнул Тарнболл.

– Да, и снова во множественном числе, – кивнул Уэйт, снова поворачиваясь к Джиллу. – Потому что к тебе это тоже относится, Спенсер.

– Что? – ушел в глухую защиту Джилл, считая, что уже все знает.

– Медицинские данные… – начал Уэйт и умолк, увидев реакцию Джилла: тот внезапно отпрянул, словно ощетинившись. Это показало Уэйту его преимущество, и он быстро продолжил:

– У Андерсона были проблемы с кистами. В более мягких, пленочных участках тела: в яичках, горле и так далее. Более того, были проблемы с носовыми полипами, разъедающими язвами на шее и еще… Ему приходилось каждые два-три года ложиться в больницу, где ему удаляли ткани в десятке мест сразу.

Как ты понимаешь, это обычно бывали мелкие операции, опасность внезапно рухнуть и умереть ему не угрожала. У него как раз намечался такой визит, когда его забрал Дом Дверей. Его уже осмотрел специалист и определил, что и где вырезать. Но после того как все вы вернулись целыми и невредимыми из вашего э-э… плена и Андерсон прошел предоперационные анализы…

Уэйт сделал театральную паузу в нужном месте, указующе глядя на Джилла, что приглашало его как-то прокомментировать сказанное.

И Джилл оказал такую любезность.

– А выяснилось, что он в полном порядке, – продолжил он. – Все мелкие недомогания Андерсона исчезли. Да и моя большая проблема тоже. Фоны испытывают отвращение к болезням. И не только у себя, но и у всех видов. Не знаю уж, чего там недоставало организму Андерсона и делало его подверженным этим кистам и полипам, но они это исправили. Одно лишь пребывание в Доме Дверей исправило это. А что касается меня, то оно превратило воду в вино.

– Что оно сделало? – Тарнболл не был в это посвящен. Как и все прочие, потому что в первом и последнем телепатическом разговоре с Верховным фоном принимали участие лишь Спенсер и Анжела.

– Моя кровь, – ответил Джилл. – После прогулки в Доме Дверей, она сделалась чистой, как у грудного младенца! Мало того, иммунная система тоже прекрасно заработала, готовая блокировать или нейтрализовать любые токсины, попавшие в мой организм. Но это было тогда. А сейчас я столь же подвержен своей доле болезней, как и всякий другой, хотя мой врач заверяет меня, что в настоящее время я совершенно здоров. – Он снова посмотрел на Уэйта. – Именно это-то и беспокоит тебя и тех, кто наверху, да, Джордж? Они что, думают, будто фоны заключили со мной какую-то сделку, а через четыре года вернулись, чтобы получить проценты? Именно потому-то за мной (и за всеми нами) и следили так внимательно все это время? Не знали, доверять нам или нет?

Теперь настала очередь Уэйта оказаться захваченным врасплох.

– Я… действительно не понимаю, о чем ты…

– Да, конечно же, понимаешь! – резко оборвал его Джилл и обратился к Тарнболлу:

– Джек, где тебя подцепили?

– Где подцепили… – Тарнболл пристально посмотрел на него, потом на Уэйта и опять на Джилла. – Ты, Спенсер, знаешь что-то, о чем я даже не догадывался спросить!

– О чем спросить? – покраснел Уэйт, пытаясь блефовать.

– Спросить, откуда твои громилы узнали, где меня найти, – прорычал агент. – Вся история завертелась в последние тридцать шесть часов, и всего через двадцать четыре из них твои ребята просто случайно натыкаются на меня в баре в Шарлоттенберге в Берлине?! Чушь собачья!

– Четыре года, – улыбнулся натянутой улыбкой Джилл. – Неужели ты ни разу не почувствовал, что за тобой следят, Джек? Вот это да! А ведь ты же агент и все такое.

– Да чувствовал, твою мать! – скрипнул зубами Тарнболл. – Но думал, что это все мне спьяну мерещится!

– Не верю своим ушам! – визгливо засмеялся Уэйт. – Удивляюсь вашему отношению к этому. Черт возьми, люди летают в космос, а когда возвращаются обратно домой, то отправляются в карантин. Люди работают и с атомной энергией, и с бактериологическим оружием, и каждый день после работы их обследуют для… для их же блага! Ни один из них не видит в этом никакого заговора! А вас похитила машина пришельцев, продержала не один день черт знает где, и вы, вернувшись, ожидаете…

– Что нам скажут, наконец, что же все-таки происходит! – отрезал Джилл. – Мы ожидаем некоторой приватности, некоторого понимания. Черт побери, вы думаете, будто мы – пришельцы! Я хочу сказать… – тут он резко остановился и посмотрел на Тарнболла, который ответил ему точно таким же взглядом, сидя с отвисшей челюстью. А затем они оба перевели глаза на Уэйта.

– Это было еще до моего прихода на эту должность! – запротестовал тот. – Нельзя винить в этом меня. Никого нельзя винить! Или, если уж вам требуется кого-то винить, то вините, пожалуйста, самих себя. Это вы отдали тот палец Андерсону!

– Палец? – повторил Джилл прежде, чем вспомнил и понял. Палец, который удачный выстрел Тарнболла снес с руки пришельца – пришельца, выглядевшего как человек. Точь-в-точь как человек.

– В нем содержалась кровь, которая была не совсем кровью, – сказал министр. – И плоть была почти человеческой, но не совсем. Только эксперт с микроскопом смог определить это наверняка. Синтетическая, почти идеальная подделка. И, конечно, «личность», частью которой была эта подделка, тоже была насквозь фальшивой.

Джилл закрыл рот и сказал:

– Мы-то это знали. Но вы все эти четыре года… вы проверяли нас, желая убедиться, что мы не такие же синтетические, как этот палец?

– На самом-то деле немногим больше двух лет, – уточнил Уэйт. – Потребовалось два года тайных анализов, прежде чем ученые мужи полностью убедились в том, что вы… Какого черта?!

Уэйт заткнулся, потому что в этот момент Джек Тарнболл поднялся со своего сиденья и навис над ним, схватив за модный пиджак и показав зубы в предельно убедительном оскале. И, тряся Уэйта, словно детскую погремушку, разъяренный агент прорычал:

– К черту всех твоих ученых! Как же насчет тебя, Джордж? Уж ты-то «полностью убедился»?

Но тут вмешался Джилл:

– Оставь, Джек, – положил он ладонь на руку Тарнболла. – Джордж – всего лишь винтик в этой системе. А мозг ее находится вне пределов нашей досягаемости.

Что же касается убежденности Уэйта в том, что мы всего лишь люди-человеки, то, конечно же, он убежден в этом. Неужели ты думаешь, будто он и в самом деле сел бы в этот вертолет, не доверяя нам.

Тарнболл с неохотой разжал руку, и после этого Уэйт прожег взглядом их обоих. Люди-человеки? Ну, во всяком случае, насчет Джилла он был убежден. Но что касается Тарнболла – может быть, тот и не пришелец, но уж наверняка какой-то зверь…