«Джунгли» оказались не столь страшны, как думали Джилл и другие. Несмотря на множество субтропических видов птиц, животных и растений, это был скорее широколиственный лес, чем джунгли; так что возникало такое ощущение, словно идешь скорее по какому-то огромному, лесному непрореженному региону Англии, чем Китая. Но прошлой ночью при дожде и сотрясаемой грозой темноте им этот лес казался похожим на джунгли. Даже сейчас попадались участки, почти задушенные прочными ползучими растениями, которые приходилось обходить стороной, и места, где деревья, похоже, рухнули под тяжестью лиан, давя подлесок и делая местность крайне труднопроходимой.
Примерно через час, когда их скорость замедлилась буквально до черепашьего шага, а последние свистки и яростные угрозы давно остались далеко позади, спецагент сказал:
– По моим прикидкам, мы прошли примерно три мили. Не шибко быстрая ходьба, но, похоже, деревенским так же трудно, как и нам. Либо так, либо они не хотели рисковать головами, понимая наше превосходство в огневой мощи. Либо… – Но заканчивать фразу он не стал, пожав вместо этого плечами.
Джилл знал, что именно означало это «либо» Тарнболла: скорпиона. Спецагент раздумал давать название своему страху, вот и все; он не хотел называть его вслух, равно как и Джилл…
Они с Анжелой помогали Кину Суну не отставать от остальных, поддерживая его там, где идти становилось тяжело, просто находясь рядом с этим бедным, ошеломленным, смахивающим на зомби созданием, и предлагая ему товарищество.
Но когда группа остановилась передохнуть, Тарнболл с Мирандой присели на ствол упавшего дерева, Джилл присоединился к ним, оставив Кину Суна с Анжелой.
– Сун говорит, что дорог в этом районе немного, – сообщил он. – То есть, когда он еще говорил, а за последнюю милю или около того он не сказал почти ни слова. Однако сообщил-таки мне, что даже в самой маленькой деревне тут находится свой наблюдательный корпус красной армии, полувоенное формирование, следящее, не затевается ли каких вторжений из Кореи через Хуан Хай, Желтое море. И в нас могут увидеть именно такую силу: шпионов Южной Кореи. А это означает, что о нас сообщат по телефону тому, кто там командует ближайшей военной базой. Поэтому я бы на вашем месте не слишком сильно беспокоился из-за деревенских, но зато нам очень даже желательно следить за небом.
Потому что, по словам Кину Суна, над этим лесом регулярно летают разведаппараты, главным образом, вертолеты.
Рослый спецагент кивнул, но его мысли явно занимало иное. И, зная, что рано или поздно им придется об этом поговорить, он решил, что это может с таким же успехом произойти рано, он сказал:
– Я знаю, что никто пока не хочет вникать в это, но деревенщина, полувоенное формирование и вертолеты – не единственная наша забота. Я хочу сказать – черт, ты знаешь, что я хочу сказать! – требуется также подумать и об отвратной ищейке Сита, о нашем безобразном приятеле из синтезатора. Я обнаруживаю, что постоянно прислушиваюсь, не топает ли он за нами, оглядываюсь на путь, которым мы шли, и гадаю, а что же его задерживает.
– Лес, – ответил Джилл. – Должно быть, это он. Мы ведь уже однажды видели, как один из этих скорпиончиков увяз, помнишь? Я хочу сказать, эта листва разрослась весьма густо, а некоторые из заросших лианами участков почти непролазные. Возможно, скорпион прорубает себе дорогу, и в таком случае, мы вполне могли оторваться от него. И все же я бы на это не рассчитывал.
Эти твари настойчивы. Они попросту не сдаются.
– О, Боже мой! – содрогнулась Миранда. – Джек, Спенсер – неужели нам обязательно надо говорить об этой страшной штуке? Я никогда, ни в коем случае не забуду увиденного мной в той комнате, даже если проживу еще…
– Ш-ш-ш! – мягко прервал ее Тарнболл и подумал: «Она, кажется, забывает, что может и не выжить». Но вслух сказал лишь:
– Конечно, не забудешь. Никто не сможет. Но, ей Богу, я переживаю за этого бедолагу. – Он посмотрел туда, где Анжела сидела рядом с маленьким китайцем, корейцем, как теперь выяснилось, на замшелом стволе дерева. И спросил у Джилла:
– Это действительно было настолько худо. Спенсер?
– Это было… – Джилл покачал головой; он не мог подыскать подходящих слов и все еще не хотел об этом думать, – одной из самых страшных вещей, какие я когда-либо видел. Если бы я не знал, если бы не был абсолютно уверен, что это – синтезированный мир… ну, думаю, это могло бы запросто свести меня с ума. А что касается Кину Суна…
– Нет! – резкий крик Анжелы заставил их всех вскочить на ноги. Находившиеся ближе всех к Анжеле и Суну, Фред Стэннерсли и Джордж Уэйт увидели, что происходит и бросились к ней на помощь.
На первый взгляд казалось, будто она дралась с Суном, но на самом-то деле коротышка не пытался причинить вреда Анжеле – только себе. Он держал нож, забранный им у своего толстого шурина, и вроде бы собирался полоснуть им себя по горлу!
Анжела сумела схватить его за руку, а так как у Суна осталась только одна кисть, он был не в состоянии отбиться от женщины. Тем не менее, обладая хоть и поистощившейся, но силой сумасшедшего, он побеждал в этой борьбе. Так что к тому времени, когда до него добрался Фред Стэннерсли, Анжела почти поддалась, и клинок Суна действительно коснулся его шеи, и дрожал, когда он старался перерезать себе горло как раз над адамовым яблоком.
Дополнительная сила пилота спасла положение – фактически, спасла жизнь Суну. Джордж Уэйт выковырял нож из вцепившихся в рукоять пальцев коротышки и отшвырнул его прочь. Однако нож этот хоть и выглядел неказисто, он являлся оружием; Джек Тарнболл подобрал его и закрепил в петельке на своем поясе для снаряжения.
Джилл подошел к Суну и опустился рядом с ним на колени.
– Кину Сун – что во имя?.. – Но на самом деле он знал – что. Кину Сун находился на грани безумия.
Вплоть до недавнего времени он мало или вообще ничего не понимал в происходящем и, несмотря на все объяснения Джилла, думал, будто это дурной сон. А когда они достигли того, что он считал своей родной или приемной стороной, начался настоящий кошмар.
Преданный своими родственниками и односельчанами, не признанный своей женой, подвергшийся предельному ужасу в виде смерти Лотос, когда та произвела на свет чуждое чудовище – якобы продукт его насилия над ней – неудивительно, что Кину съезжал с резьбы.
Теперь Сун прекратил бороться с державшими его, посмотрел на Джилла глазами, такими же черными и пустыми, как космос, и сказал:
– У меня нет ни родных, ни жены, ни лица. Я все равно, что умер, и потому вполне могу умереть. Мне следует умереть!
Джилл покачал головой и провел языком и губами:
– Лотос умерла только в этом мире. Ужас, который ты увидел в деревне, произошел только в этом месте. А что до твоей потери лица…
Но здесь он остановился, пристальнее посмотрел в глаза Кину Суну, и немного отступил. Это еще что за черт?
Может быть, все дело в том, как Сун держал лицо в напряжении, под которым находился, но его желтая кожа натянулась вдруг у него на щеках туго, как барабан.
Его нос, и так-то едва выступающий, тоже, казалось, немного сплюснулся, несомненно, из-за этого натяжения кожи. Но его рот…
Был немногим больше щели, и становился все меньше!
– Черт побери. Спенсер! – прошипел из-за плеча Джилла Джек Тарнболл. – Что здесь происходит?
Равно севшим голосом, не в состоянии даже на миг отвести недоверчивого взгляда от метаморфозы Суна, Джилл ответил:
– Джек, давай смотреть правде в глаза, здесь может произойти все, что угодно. Это – мир воображения, воображения Суна. А его взгляд на вещи в данный момент чертовски исковеркан. Забыл мир Клайборна?
– Клайборн верил в сверхъестественное, – ответил спецагент. – В его мире обязательно полагалось быть множеству демонов.
– Демоны Кину Суна – в его происхождении, – сказал Джилл. – И в его ситуации, в том факте, что его заставили почувствовать себя…
– У него нет лица! – воскликнула Миранда Марш.
Или почти нет.
Лицо Кину Суна сделалось совсем плоским – буквально. Ото лба до подбородка плоское, почти пустое пространство натянутой кожи с крошечными слезообразными точечками ноздрей, узенькими щелочками глаз, вообще никаких губ или рта, и уши, приваренные в виде тупых однообразных треугольников на колонне в верхней части шеи. Шапка черных волос выглядела похожей на неряшливый парик или что-то такое, что можно приспособить на макушке у пугала.
Его здоровая рука поднялась, чтобы коснуться того, чем стало лицо, или обнаружить, что его нет. Сун провел ладонью по своему почти плоскому лицу и откинул голову в вопле, который оказался самым худшим из всего набора. Потому что вопль его, конечно же, был безмолвным.
Об опасности их предупредило только уп-уп-уп лопастей вертолета и внезапный ветер сверху.
– Дерьмо и проклятье! – проорал сквозь метель из летящих листьев Тарнболл. – Бегите с глаз долой! Подоспела кавалерия, да только она не на нашей стороне!
Когда остальная команда получила импульс к паническим действиям, Кину Сун вскочил на ноги и бросился в лес, держа руки над головой и тряся ими в выражении восточного ужаса и отчаяния. Джилл и Анжела кинулись за ним, а следом и Уэйт со Стэннерсли.
Они пробежали, может быть, с четверть мили, не упуская Суна из вида, но так и не сумев догнать. До тех пор, пока он не выскочил, окончательно измотанный, на какую-то поляну и не рухнул, споткнувшись, лицом, точнее, некой маской вниз. А Джилл с остальными сразу же навалились на него. Но когда они прижали его к земле, то переглянулись, а затем оглянулись…
На поляне стояли два вертолета, и кольцо солдат Красного Китая быстро начинало сужаться, надвигаясь на них. Анжела очутилась на ногах, выхватила из кармана пистолет, но его выбили у нее из руки, когда какой-то солдат приблизился вплотную.
Солдат схватил ее за горло, и Джилл пнул его в пах…
И в следующий миг возникло такое ощущение, словно на него обрушился весь этот синтезированный мир…
Джиллу приснился пес, Барни, и во сне он все звал его, не получая никакого ответа. Поэтому когда проснулся, на мгновение забыв все происшедшее ранее, то прочистил горло и небрежно спросил Анжелу:
– А куда, черт возьми, теперь подевался этот пес? – Или попытался спросить, но рот у него оказался набитым грязью.
– Э-э, пес? – произнес резкий властный голос, не принадлежавший никому из тех, кого знал Джилл, за миг до того, как Спенсер почувствовал, как чей-то сапог ткнул его под ребра, переворачивая на спину. – Что? Ты называешь меня псом? – Голос дублировался; вверху он звучал по-китайски, но до Джилла доходил, как английский язык. Вот тогда он вспомнил происшедшее, и, дернувшись, поднялся и сел на холодном земляном полу.
Их было трое, солдат, китайцев, сплошь хмурых и казавшихся очень угрожающими. А Джилл находился в «камере», или, по крайней мере, своего рода комнате с бамбуковыми стенами и потолком, без окон, куда слабый свет просачивался лишь через крошечные трещины в толстом бамбуке. Солдат, стоявший прямо перед ним – тот самый, что говорил, предположил он, держал приклад винтовки направленным на него, и малейшее движение запястья, несомненно, причинило бы Джиллу немалую боль.
– Пес? Ты? – пробормотал спросонок Джилл. – Нет, просто я видел сон. Мы снова потеряли нашего пса, вот и все. – Он все еще не вполне пришел в себя и не без труда сохранял равновесие. И тот факт, что руки у него были связаны за спиной, тоже очень мешал.
– Итак, ты главарь, да? – спросил тот же самый солдат.
– Главарь? – Джилл попытался тупо посмотреть на него, что было в данный момент не слишком трудно. – Но мне некого возглавлять. Я даже не понимаю, что мы здесь делаем или почему с нами так обращаются.
Солдат резко рассмеялся, и, похоже, подумывал: а не двинуть ли Джилла прикладом своего оружия? Он передумал и сказал:
– Вы – иностранцы, разгуливаете с корейским предателем-убийцей, и не понимаете, почему с вами так обращаются? Ну, поверь мне, с вами пока обращались очень даже по-доброму. Но так не обязательно будет продолжаться, когда прибудет полковник из Еньчена! – Он отступил на шаг, плюнул в Джилла и промахнулся (чему Джилл порадовался), приказал своим бойцам выйти из камеры и вышел вместе с ними. На короткий миг открытая дверь впустила дневной свет, прежде чем все снова сделалось темным и затхлым.
Но в том недолгом луче света Джилл увидел сидящие у стен фигуры, и теперь окликнул их:
– Анжела? Ты тут? Миранда? Джек? Фред?
– Из нас не хватает двоих, – сообщил из мрака голос Джорджа Уэйта. – Миранды и Джека… здесь нет. Возможно, им удалось скрыться, а может, они дали слишком хороший бой.
Джилл переварил это и спросил:
– Анжела?
– Она рядом со мной, здесь, – сказал Фред Стэннерсли. – Ее стукнули по голове. После того, как они треснули тебя, она действительно разозлилась на них и дралась, как бешеная! Эта малютка – еще та женщина.
Джилл попытался встать, обнаружил, что ноги у него тоже связаны, упал на бок, и, извиваясь, пополз в сторону голоса.
– Но она в порядке?
– Посапывает вполне мирно, – ответил пилот. – С остальными из нас тоже все в порядке. Но Кину Сун… ну, он мало чем интересуется. Не могу сказать, что действительно виню его.
Джилл дополз; он знал запах Анжелы – ее сладкий аромат, который даже вся грязь в мире не могла заглушить или спрятать от его носа – и протолкнул себя между Стэннерсли и ее спящим или лежащим без сознания телом. И обратился к пилоту:
– У кого-нибудь тут свободны руки или ноги?
– Суна, думаю, не связывали, – ответил пилот. – Он был настолько отрешен от всего, настолько погрузился в свой собственный мир, что они особо не утруждали себя возней с ним.
– Более, чем верно, – крякнул Джилл. – Ты попал в самую точку. Это как раз именно он и есть: его собственный мир. Его собственные кошмары.
Анжела на секунду перестала дышать, а затем вздрогнула, и ее руки обвили шею Джилла.
– Спенсер? – Она обняла его и не желала выпускать из объятий.
– Ты меня задушишь, – сказал он, и она, наконец, ослабила хватку. И тут же пожаловалась:
– Ой, моя голова! Должно быть, меня ударили.
– Точно, – подтвердил он. – Но ты в порядке?
– Думаю, что да.
– И ты не связана?
– Возможно, они думали, что я еще долго пробуду в отключке. Или, что раз я женщина, то им незачем из-за меня беспокоиться. – А ее руки уже искали его узлы.
И теперь мысли Джилл могли вернуться к Тарнболлу и Миранде.
– Спецагент не сумел, да? – И к Стэннерсли:
– Равно, как и Миранда? Ну, не списывайте их. Этот парень побывал и в худших переделках, могу вам сказать. В такой обстановке он просто расцветает! И он позаботится о Миранде. Что же касается Суна…
– Все в порядке, – Сун встрял в разговор из мрака в противоположном углу шепчущим, свистящим голосом, тонким, как шорох листьев. – Оно возвращается. Мое здравомыслие, и мое лицо тоже, они возвращаются. – Что-то с трудом поднялось на ноги, проковыляло, шатаясь из стороны в сторону, вперед на тонкий луч света с потолка.
– Кину Сун? – Джилл почувствовал, что развязаны последние узлы; когда его руки дернулись, расходясь в стороны, он едва сумел удержаться от вскрика, когда его кровь начала обращаться более свободно. И миг спустя он уже энергично растирал себе запястья, чтобы ускорить этот процесс. И снова спросил:
– Кину Сун? Ты… ты говоришь? – (Глупые слова, потому что коротышка, конечно же, говорил). – И твое лицо?..
– Мое лицо возвращается. Мои мысли прояснились. И знаете, что же придавало мне силы, Спенсер Джилл? Ваша вера. Вера всех вас. Ваша, Анжелы, всех. И ваше послание!
– Мое послание?
– Что этот мир – не настоящий. Конечно, он не настоящий. Моя Лотос любит меня. То была не моя Лотос! И то чудище, которое она родила, подобное тому созданию в вашем машинном мире. Следовательно, это не мой истинный мир. Но если его создали мои мысли, мои самые мрачные сны… то, может быть, они же смогут также помочь уничтожить его.
Облегченно вздыхая и возясь с тонкой веревкой, связывавшей его ноги, Джилл подумал: «Если бы только подобной силой мог обладать Клайборн». Теперь, когда его глаза чуть больше привыкли к мраку, он яснее различал других.
– Джордж? – тихо бросил он в сторону за Анжелой. – Ты в порядке?
– Мне будет намного лучше, когда Анжела снимет с моих рук эти веревки, – ответил тот. – Но да, я в порядке.
И теперь, когда ноги Джилла были свободны, он повернулся к Стэннерсли и принялся работать над ним.
Что же касается Кину Суна, то он перебрался к ногам пилота и делал, что мог, единственной здоровой рукой.
И Джилл спросил его:
– А что наши охранники подумали о… о вашем лице?
– Они его не увидели, – ответил Кину Сун. – И это тоже сказало мне, что этот мир – фальшивый, не настоящий; что те ужасы предназначались только для меня – и для вас всех.
– Вы уверены, что теперь с вами все ладно?
– Нет, со мной не все ладно, – очень тихо ответил коротышка. – Я охвачен гневом. Мне хочется отомстить. Этому миру и тому, кто заставил этому случиться – Ситу? Если я не могу вернуться в свой мир, то хочу, по крайней мере, причинить какой-то вред этому… – как он причинил вред мне.
– А вы подумывали, как этого достичь? – спросил его Джилл. – Я хочу сказать, мы ведь здесь не в самом лучшем положении. – Руки Стэннерсли освободились, и Джилл принялся массировать затекшие запястья и пальцы пилота, покуда ждал ответа Суна. И, наконец, услышал:
– Мой отец участвовал в войне, – сказал Сун. – Он видел последствия той войны, и это заставило его бояться их. Именно потому-то мы и переехали поближе к лесу и морю, чтобы жить ловлей рыбы. Но страх его передался и мне. В моем настоящем мире есть места, вроде этого – даже в лесу, где люди готовятся к войне.
Есть ракетные шахты, вроде базы, где ракеты стоят, дожидаясь команд, которые бросят их через Желтое море на Корею. И другие – в Корее, развернутые в эту сторону. В своих кошмарах я видел, как они подлетают, видел, как они падают… как все кругом опустошается.
И когда бодрствовал, то всегда ждал, что это вот-вот случится. Это был кошмар наяву, так же, как во сне. И эти кошмары были хуже всех… – Сун умолк и Джилл ждал. Теперь уже все освободились от веревок и растирали затекшие руки.
Кину Сун продолжил рассказ:
– Поймите, пожалуйста – я боялся не столько за себя, сколько за свою жену и новорожденного ребенка. Я боялся за невинных. Но в этом мире таких, по-моему, мало. Это дурной мир, произошедший из дурных снов. И если сон – это подсознательная мысль… то какая же сила может таиться в мысли сознательной? – Он замолчал.
Опасная цепь рассуждений. Но, в любом случае, Джилл не ответил: хватало и других поводов для беспокойства.
– Думаю, нас ненадолго оставят в покое, – сказал он всем. – И я лично не могу сказать, что мне нравится то, как говорили об этом полковнике из Еньчена. Мне он кажется специалистом по допросам. Сун абсолютно прав: это дурное место, и его настроили выплеснуть всю свою злобу на нас. Поэтому я считаю, что нам следует первыми сделать ход. Но, прежде чем мы попытаемся что-то предпринять, я бы хотел узнать, как мы прибыли в этот лагерь. Кто-нибудь может мне помочь? Как мы сюда попали?
И Джордж Уэйт ему рассказал.
– После небольшой стычки на поляне солдаты погнали нас – а вас с Анжелой понесли – на борт тех двух вертолетов. На них-то нас и отвезли сюда. Недалеко, возможно, с милю-другую. Когда мы подлетали, я хорошо разглядел это место. Судя по тому, что я видел, все обстоит именно так, как сказал Сун: это военная оборонительная позиция в лесу. Уйма маскировочных сетей, пара грунтовых дорог сюда и отсюда, какие-то хорошо скрытые в лесу помещения и бетонный бункер неподалеку от центра, вроде как в ступице колеса. Ракетная шахта? Да, полагаю, это возможно, хотя наземный состав кажется не слишком многочисленным. Но, впрочем, опять же, с чего бы им иметь большую охрану? Это же материковый Китай, в конце концов, а предполагаемый противник находится далеко.
– Отлично, – сказал Джилл. – Мне это кажется немного хитрым, но вот замечание, что наземного персонала тут негусто, мне нравится. А поскольку мы штатские, да к тому же одна из нас женщина, то они, вероятно, будут не слишком беспокоиться о том, что мы попытаемся скрыться. – Он пожал плечами. – Я хочу сказать, куда нам бежать-то? Поэтому, что еще тут в нашу пользу, не считая перечисленного?
– Может быть, элемент внезапности? – Уэйт поднялся на ноги и расхаживал взад-вперед по ограниченному пространству. – Как только кто-нибудь войдет в эту дверь – бац! – Он расположился сбоку от двери.
И Джилл подумал: «Джордж, я начинаю видеть другую твою сторону. И она мне сильно нравится». Тогда как вслух он сказал:
– Что еще?
– Я пилот вертолета, – заговорил Фред Стэннерсли. – Да, вы это знаете, но те-то красные солдаты не в курсе. Если мы сможем добраться до одной из тех машин… возможно, придется потесниться, но, думаю, она вместит нас всех.
– Хорошо, – одобрил Джилл. – Фактически, замечательно!
Кину Сун двинулся к двери. Обернувшись на миг, он посмотрел на Джилла, и сказал:
– Вы храбрые люди. Рядом с вами я чувствую себя трусом.
– Ты не трус, – хором заверили его Джилл и Уэйт.
И Джилл продолжил:
– Там, где многие другие сломались бы раз и навсегда, ты выглядишь совсем неплохо. – И действительно, Сун неплохо выглядел. Лицо его почти вернулось к нормальному виду, и рот больше походил на настоящий рот, чем на свистящую щель. И прямо на глазах у уставившегося на него Джилла лицо коротышки улучшалось, принимая прежнюю форму.
– Возможно, мне придется остаться здесь, в своем кошмаре, – ответил Сун, – но вы все заслуживаете возможности скрыться.
Джилл внезапно встревожился. Он словно услышал, что думает Сун, и услышанное ему отнюдь не понравилось. Но коротышка уже отвернулся и отошел, встав по другую сторону двери, растаяв в тени стены напротив Уэйта.
В то же время издалека, но быстро становясь все громче, доносился уп-уп-упающий шум винтов вертолета, заставляя Джилла гадать, а не подлетает ли тот.
Анжела явно гадала о том же, когда ее голос тихо прошептал из мрака:
– О, Боже, мой! – И:
– Спенсер – каковы шансы, что это Инквизиция?
Это было их личной шуткой, что-то из репертуара «Монти Питон». И поэтому Джилл услышал, как он почти автоматически отвечает:
– Не говори об Инквизиции.
И фактически, он правда желал бы, чтобы она этого не говорила…