Дом на Рождество

ГЛАВА 10

Истина: «Уродливые» рождественские свитера выглядят не так плохо, если носить их вместе

Холли

Родители Итана живут за пределами центра города. Правда в таком месте, как Уэстон, «за пределами» — это не так уж и далеко, но несмотря на все наши усилия, мы все равно опаздываем на несколько минут, когда наконец приезжаем. Мы ехали в молчании, Итан смотрел прямо на дорогу, а я, прислонившись головой к окну, опустила плечи, чувствуя себя веткой, на которую давит непосильный груз. И в каком-то смысле, думаю, так оно и есть.

За прошедший день мы почти не разговаривали, каждый из нас укрылся в своих мыслях. Я уверена Итан думает, что я все еще злюсь на него за вчерашнее, но эта размолвка померкла на фоне новой проблемы, нависшей надо мной. Часть меня хочет раскрыть свой секрет, выложить все и умолять его о решении, о помощи. Но я не могу заставить себя обратиться к нему.

Назовите это гордостью. Упрямством. Я не знаю.

Хотела бы я все еще злиться на него, хотела бы быть такой, какой могла быть. Но даже в свете этой ссоры, несмотря на все его и мои недостатки, я все время мысленно возвращаюсь к тому поцелую — нежному, горько-сладкому, полному трепета, но, несомненно, его поцелую. Я вспоминаю ночь похорон бабушки чаще, чем хотела бы признать. Не из сожаления. Какая-то часть меня хочет больше той физической близости, которую мы разделили.

Старые чувства должны исчезнуть, верно?

Мы должны были закрыть эту дверь, но факт остается фактом — я постоянно ловлю себя на том, что избегаю его прикосновений, как будто меня может ударить током, если я подпущу его слишком близко. Это почти болезненно.

Мы расходимся по дому родителей Итана. Он, одетый в зелено-красный свитер с надписью «Непослушный, пока не доказано обратное», и его отец стоят у рождественской елки, обсуждая возможные карьерные шаги за гоголь-моголем, а Грейс и Лея смеются над какой-то историей, которую рассказывает Калеб. В какой-то момент она замечает, что я смотрю и подмигивает, отчего я невольно фыркаю. Некоторые вещи никогда не меняются. А вот другие…

Я немного ерзаю на месте, уставившись в свою кружку с сидром. Мой желудок снова скручивает, и от того, что я знаю причину тошноты, легче не становится. Если уж на то пошло, сейчас я зациклена на этом больше, чем когда-либо.

— Холли, дорогая, ты в порядке? — спрашивает нахмурившаяся Кэрол, устраиваясь рядом со мной на диване. — Ты выглядишь немного не в себе.

— Я просто устала, — отвечаю я, стараясь не смотреть ей в глаза и делая глоток сидра.

— М-м. — Я чувствую, как она изучает меня и немного съеживаюсь под ее взглядом. Но, к ее чести, она не давит на меня. — Мне кажется, все немного устали, — замечает она, рассеяно поправляя край своего свитера с оленем Рудольфом. — Такое уж сейчас время года.

— Да уж, — соглашаюсь я. — Наверное, так и есть.

Как по команде, мой желудок слегка сжимается и на мгновение слезы снова появляются на глазах. Не желая сорваться у всех на виду, я прижимаю руку к животу и крепче сжимаю кружку.

— Просто дай знать, если понадоблюсь.

— Обязательно, Кэрол. Спасибо.

Я искренне улыбаюсь ей, надеясь, что выглядит это именно так, прежде чем она заканчивает разговор и направляется на кухню, чтобы помочь моей маме с закусками. Я остаюсь сидеть на диване, облокотившись на спинку, и в моей голове, обгоняя друг друга, проносятся тысячи мыслей. И тут глаза Итана встречаются с моими через всю комнату, и мое сердце переворачивается в ответ на этот взгляд. Он скользит вниз на губы, плечи, грудь, а затем снова возвращается к моему лицу. Мне всегда нравилось то, как он умеет прикасаться ко мне без помощи рук, вот этими долгими взглядами, без слов говорящими, как он любит меня, как сильно хочет.

Приятное тепло разливается внизу живота. Мы будто находимся с ним в стеклянном снежном шаре. Мир вокруг меня замирает, шум собственных мыслей стихает, словно крупные снежинки, бесшумно падающие на землю, и я не ощущаю ничего, кроме стука собственного сердца, пока мы смотрим друг на друга.

Я нашла того, кого любит мое сердце.

Мое тело жаждет его прикосновений.

Я бы хотела, чтобы он отвернулся.

Как бы хотела я отвести взгляд.

Но вместо этого, мгновение только растягивается. Я даже не замечаю приближения Грейс, пока она не прислоняется к подлокотнику дивана, переводя свой проницательный взгляд с меня на Итана, и мне становится неловко. Этого достаточно, чтобы заставить себя оторвать взгляд от Итана, который, кажется, тоже возвращает себе контроль и продолжает разговор со своим отцом, вызывая у меня чувство облегчения и разочарования одновременно.

— Смотришь на что-то, что тебе нравится? — спрашивает Грейс, кивая головой в сторону двух мужчин.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — отвечаю я слишком быстро.

Грейс какое-то время смотрит, как я неловко ерзаю на месте, а затем, понизив голос, спрашивает.

— Как все прошло с тем, что я дала тебе вчера?

— Давай поговорим об этом в коридоре. — Я поднимаюсь и беру ее за руку. — Кэрол понадобится место, где она сможет разложить закуски. — Знаю, это неубедительное оправдание, но Грейс не нужно повторять дважды. Она выходит вслед за мной из гостиной, и мы останавливаемся возле небольшой площадки у двери в подвал. Я, как параноик, оглядываюсь по сторонам и обхватываю себя руками. Даже под объемным свитером мне вдруг становится холодно.

Грейс улыбается.

— Полагаю, не те новости, на которые ты надеялась.

— Ты была права. — Я делаю долгий, прерывистый вдох и добавляю, — Я беременна.

Ее улыбка исчезает, а лицо выражает удивление.

— И что ты собираешься делать? Расскажешь Итану? Ты сохранишь ребенка?

— Я… не знаю. — Качаю головой в смятении, еще не до конца осознавая все происходящее. Я в полном замешательстве. — То есть, конечно, это не то, что я планировала. Но да, я скажу ему. Мне просто нужно понять, что делать дальше.

Наступает долгая пауза, почти неловкая, и я вижу, как в голове моей подруги крутятся колесики, пока вокруг нас продолжается шум вечеринки.

— Ты все еще любишь его, — говорит она наконец. И это не вопрос.

— Да, — отвечаю я, и это звучит как-то скромно и неуверенно. — И я думаю, в каком-то смысле, так будет всегда. Но, Грейс… любви не всегда бывает достаточно. Ты знаешь это. И ребенок не должен быть той причиной, по которой мы с Итаном останемся вместе.

Она, похоже, готова сказать что-то еще, но в этот момент в дверях появляется Калеб, кажется, не обративший внимание на тон нашего разговора.

— А я думал, куда ты подевалась. — Его взгляд мечется между Грейс и мной. — Все в порядке?

— Да. Все хорошо, — отвечает Грейс, но я не упускаю многозначительный взгляд, который она бросает на меня.

— Я лучше пойду.

— Холли…

— Я уверена, что вам ребята, еще многое нужно наверстать. — Я похлопала Грейс по плечу, направляясь к выходу из прихожей. — Я просто… пойду… посмотрю, как там дела на кухне. — Не самый изящный выход, который я когда-либо находила, но, черт возьми, и так сойдет.

Ноги сами несут меня на кухню, и даже в моем нынешнем положении, запахи из духовки просто божественны. Кэрол достает противень с финиками в беконе, пока мама наблюдает за ее действиями, облокотившись о кухонную стойку.

— Знаешь, у тебя бы получилось, — говорит Кэрол, ставя противень на плиту остывать. — Уверена, что ты единственная, кто подходит для этого, Хелен.

— Точно. Никакого давления или чего-то в этом роде. — Смеется мама. — Продолжай в том же духе, и в один прекрасный день я, возможно, скажу «да».

— В этом и суть, — отвечает Кэрол и подмигивает ей, после чего уносится в неизвестном направлении. Мы с мамой смотрим ей вслед, забавляясь.

— Ты серьезно? — спрашиваю я ее, когда Кэрол нас уже не слышит. — Думаешь, ты справишься?

— Я совру, если скажу, что не рассматриваю этот вариант, — отвечает мама. — Посмотрим. Я пока не собираюсь ни на что соглашаться. — Она поворачивается ко мне. — Дорогая, что насчет Рождества, мы будем что-нибудь устраивать дома?

Она имеет в виду бабушкин дом. Каждый год бабушка устраивала большое праздничное застолье и, по сути, приглашала к себе весь город. Вместо того, чтобы дать ответ сразу, я готова выпалить прямо здесь и сейчас, что беременна, просто чтобы было кому поплакаться, но сейчас не время. Проходит немного времени, когда Кэрол возвращается, вытирая руки о фартук, следом идет Итан.

— Что происходит? — спрашивает Кэрол.

— О, мы с Холли обсуждали планы на Рождество в бабушкином доме, поскольку ее с нами нет.

Итан бросает на меня вопросительный взгляд.

— Эм, да, — отвечаю я. Меньшее, что я могу сделать это устроить прощальное рождественское «ура» в честь бабушки. — Мы точно должны отпраздновать. — Я поворачиваюсь к Итану. — Что думаешь?

Он пожимает плечами.

— Конечно. Фиона была бы счастлива.

Мама складывает ладони вместе.

— Отлично. Я позвоню тебе, чтобы обсудить меню.

— Дети, мне нужна ваша помощь кое с чем, — заявляет Кэрол, переводя взгляд со своего сына на меня. — В подвале есть сервировочные тарелки, те, что с листьями остролиста. Не могли бы вы принести их?

— Я принесу, — предлагает Итан. — Холли не нужно…

— Они на верхней полке, — замечает Кэрол. — Тебе понадобиться помощь. Поверь мне.

— Хорошо. Без проблем.

Я киваю Итану, и мы спускаемся вниз, остро ощущая, как наши матери наблюдают за нами, без сомнения, готовые начать обсуждать нас, как только мы выйдем из комнаты.

В подвале, по крайней мере, тихо, и вне толпы у меня наконец получается перевести дух.

— Где они могут быть? — спрашиваю я, останавливаясь рядом с Итаном у подножия лестницы.

— Я думаю вон там. — Он подходит к высокой полке в углу, подтаскивает стул и забирается на него. — Да, вот они. На верхней полке.

— Знаешь, — говорю я ему, — не уверена, что действительно подхожу на роль помощника.

— Это не совсем то, что хочешь услышать, когда уже балансируешь на стуле.

— Я просто хочу сказать, что ты знаешь, какие у меня ужасные рефлексы.

— Еще бы, — соглашается он, посмеиваясь, пока возится с коробками. — Помнишь, как мы играли во фрисби в парке, когда были в восьмом классе?

— Ты имеешь ввиду день, когда я чуть не сломала себе нос?

— Да, именно его, — фыркает он, а затем качает головой. — Извини, я не должен смеяться.

— Почему нет? Это было забавно.

— Я думал твоя мама меня убьет.

— Я тоже, — говорю я, не в силах сдержать улыбку. — Тебе повезло, что ты был таким чертовски милым.

Он бросает на меня взгляд, слезая со стула с коробкой в руке.

— Правда? Ты так думаешь?

Я закатываю глаза и игриво шлепаю его по руке.

— Ой да ладно, ты же знаешь, что таким и был. — После небольшой паузы я бормочу, — И все еще остаешься.

Итан улыбается мне своей широкой, мальчишеской улыбкой, которая никогда не перестанет быть очаровательной, и моя оборона начинает рушится. Все дело в этой чертовой улыбке.

Я вдруг осознаю, насколько близко он стоит ко мне, и Итан, похоже, тоже это осознает. Он перехватывает коробку другой рукой и кладет ее на стул, а затем придвигается еще ближе, его рука нежно касается моего предплечья.

По всему телу пробегают мурашки. Теплый комок непозволительного удовольствия закручивается внизу живота. И когда его губы касаются моих уже во второй раз, я чувствую, что могла бы раствориться в нем, отдать ему все, сказать ему все, что он хочет услышать, лишь бы удержать его здесь, рядом, еще на несколько мгновений.

Я кладу руки ему на шею, мой рот приоткрывается, приветствуя его. Итан, кажется, почти безумным, когда его поцелуи усиливаются, он увлечен ими так же, как и я, как будто наше время утекает.

Истосковавшись, я не останавливаю, когда его вторая рука обхватывает мою талию, притягивая вплотную к себе, в то время как мои собственные пальцы запутываются в его волосах, отчаянно желая, чтобы он был ближе.

Я хочу, чтобы он целовал меня вечно.

Хочу забыть все причины, которые привели нас туда, где мы сейчас.

Прошло так много времени с тех пор, как я обнимала его вот так, с тех пор как мы были так близки. Я и забыла, как сильно он действует на меня.

Моя кожа практически пылает, когда руки Итана начинают блуждать по моему телу, проникая под свитер и лаская обнаженную кожу живота, вызывая у меня стон.

— Холли, — шепчет он мне в шею, вжимаясь в мои бедра.

Звук моего имени наконец вытягивает меня из блаженного тумана. Нет. Нет. Я еще не готова. Я хочу насладиться последним кусочком рая. Не думать обо всех причинах, по которым нам с Итаном не стоит целоваться.

Слишком поздно. Между нами уже вырастает стена.

Каким-то образом я нахожу в себе силы положить руки ему на грудь и отстраниться, несмотря на внутренний голос, умоляющий меня продолжать.

— Остановись, — шепчу я, прерывисто дыша. — Мы не можем этого делать.

— Нет, можем.

В подтверждение своих слов он притягивает меня к себе для еще одного поцелуя, который кажется таким же правильным, как и первый, но это не значит, что я могу позволить ему продолжаться. Понимая, что должна остановить это восхитительное, всепоглощающее безумие — даже если это последнее, чего я хочу — я отстраняюсь от его губ.

Наши взгляды встречаются. Тишина окутывает нас. После длительного молчания Итан опускает руки и позволяет мне отстраниться, его глаза все еще всматриваются в мои.

— Чего ты боишься?

— Мы разводимся, Итан. — Моя голова кружится от вопросов, эмоции не стабильны. Я не хочу думать прямо сейчас. Я не хочу никаких серьезных разговоров. Не хочу продолжать вспоминать, как мы вообще оказались в этой ситуации. — Секс не исправит то, что сломано.

— Ты все еще любишь меня. Я все еще люблю тебя.

Мое тело покалывает от желания, которому я абсолютно точно не должна следовать. Это было бы самым глупым поступком, совершенным за этот год. Если не считать беременность от моего будущего бывшего мужа.

— Ты думаешь о возвращении в Вермонт, а я живу в Нью-Йорке.

— Так уволься с работы. Очевидно же, что тебя это мучает.

— И что потом?

— Я не знаю, мы что-нибудь придумаем.

— Мы на грани развода, — напоминаю я ему. — У нас серьезные проблемы, которые нужно основательно решать.

— Какие например? — спрашивает он, бросая вызов.

— Ты не споласкиваешь раковину после бритья. — Я знаю, что это мелочь, но это одна из тех вещей, которые меня в нем раздражают. — Мелкие волоски с твоей щетины прилипают к фарфору и от них практически невозможно избавиться.

Итан долго смотрит на меня.

— Ты храпишь, и из-за этого невозможно уснуть, — наконец говорит он.

— Только когда я устаю.

— Но все равно храпишь.

— И что мы делаем? Обмениваемся колкостями?

— Нет. — Он проводит рукой по волосам. — Меня не волнуют наши «особенности». Я просто хочу свою жену. Что бы ни случилось, мы можем исправить это, вместе.

Каждое мгновение в его присутствии напоминает мне, как сильно я люблю его, что только больше запутывает. Да, я опасаюсь. Я боюсь выйти из своей зоны комфорта. Я беспокоюсь, что если мы смогли дойти до развода, то откуда мне знать сможем ли мы выдержать еще одно испытание?

А теперь еще и ребенок. Непроизвольно прижимаю руку к животу. Я не хочу, чтобы причиной нашего сохранившегося брака стал только ребенок.

— Мне нужно возвращаться на вечеринку.

Боль отражается на его лице.

— Холли…

— Давай не сегодня. — Я прохожу мимо него к двери, и грусть проникает в каждую клетку моего тела, когда я выхожу из подвала.