Дом на Рождество

ГЛАВА 2

В этом и заключается смысл Рождества: мы никогда не одиноки. Тэйлор Колдуэлл

Итан

— Рад видеть, что ты собираешься довести дело до конца.

— Легче сказать, чем сделать, — покачав головой, ответил я.

Я поворачиваюсь к отцу. Он стоит в дверях спальни, его лицо напряжено, а руки в карманах. На мгновение вспоминаю сотни таких моментов из моего детства, готовясь к одной из его классических бесед. Может быть, обстановка и изменилась, но это все еще моя спальня, и некоторые вещи остаются неизменными, сколько бы лет тебе ни было. Например, взгляд, который бросают на тебя родители, когда беспокоятся о тебе, но не знают, как начать разговор. Под его пристальным взглядом иду обратно к кровати, где рядом с перевернутым чемоданом в беспорядке разбросаны, кажется, все мои вещи. Как мне удалось накопить столько вещей меньше чем за два месяца, ума не приложу. Впрочем, Холли всегда говорила, что я малость барахольщик. Еще один камень преткновения в списке, который за последние несколько лет становился все длиннее.

Отец прочищает горло.

— Как бы то ни было, кажется, это будет самая трудная часть.

— Даже не знаю. — Я выдохнул, осматривая перед собой катастрофу, в которую превратился сбор вещей. — Я говорил то же самое о последних четырех этапах, но каждый их них становился только труднее.

Отец почесывает левую бровь, похоже, подыскивая нужные слова. Я не виню его за это. Ему никогда раньше не приходилось разводиться, не говоря уже о том, чтобы бок о бок провести неделю со своей женой, которая живет отдельно.

— Итан…, — начинает он. И хотя его речь сбивается, его глаза говорят: «Мы с твоей мамой знаем, что это полный отстой».

Что ж. С той минуты, как мы прочитали завещание Фионы, я понял, что это станет проблемой для всех участников «мероприятия». Какими бы тактичными ни были мои родители в этот период моей жизни, не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, что мысль о моем возвращении в тот дом на Рождество, не внушает им доверия.

Я не виню их, учитывая мой послужной список с Холли, моей будущей бывшей женой. В последнее время, находясь рядом друг с другом, мы походили на скороварку, или на бомбу замедленного действия, которая вот-вот взорвется и прихватит с собой кучу невинных прохожих.

Я делаю вдох и провожу рукой по волосам.

— Все будет хорошо.

— Я просто… — Отец колеблется. Он никогда не умел красиво говорить. — Я не хочу, чтобы все стало еще хуже. И твоя мама тоже.

Сказать ли ему, что я взрослый тридцатилетний мужчина и сам могу разобраться со своей жизнью?

Это было бы смешно. Я без работы, скоро разведусь и живу с родителями со Дня Благодарения. Я мог бы стать наглядным примером, с чего не нужно начинать свое тридцатилетие.

— Это то, чего она хотела, — говорю наконец, избегая взгляда отца. — Фиона была хорошим человеком.

Отец кивает. Фиона была не только бабушкой Холли, она была важной персоной в обществе. Она была другом, которого все любили.

— Это меньшее, что я могу сделать. И после этого… — Я умолкаю так и не закончив предложение. После этого моему браку придет конец. — После этого я смогу жить дальше, — закончил я вместо того, что хотел. — Новая работа, новая жизнь, новое все. — Я не упоминаю, что это Я ушел с хорошо оплачиваемой должности архитектора в одной из самых престижных фирм Манхэттена, что это Я вернулся в Вермонт, что, возможно, Я сам во всем виноват. Возможно, уход с работы и стал для Холли последней каплей, но к тому беспорядку, в котором я оказался сейчас, я шел давно.

— Я буду внизу. — Отец делает шаг и останавливается в дверях. — Дай знать, если тебе понадобится помощь.

Я киваю в знак благодарности, и он удаляется вниз по лестнице, оставив меня заканчивать собирать вещи в тишине. Во всем этом есть некое ужасное чувство завершенности, как будто я готовлюсь навсегда закрыть книгу. Я в оцепенении собираю вещи и укладываю их в чемодан, мои движения механические, как у робота. После этого Рождества между мной и Холли все будет кончено. От этого осознания сердце забилось тяжелее.

Окинув напоследок свою комнату взглядом, взяв в руки чемодан, я закрываю дверь и спускаюсь вниз. Отец ждет меня в прихожей у входной двери.

— Езжай осторожно, — говори он, снимая пальто. — Позже опять обещают снег.

— Обязательно.

— Загляни в закусочную, когда сможешь.

Мои родители владеют закусочной «Кленовый лист» в городе, где работает и мама Холли. С тех пор, как я вернулся домой, я обедал там пару раз — не могу сказать, что меня это не смущало.

— Да, обязательно.

Отец несколько секунд изучает меня взглядом.

— Думаю тебе пора.

Я смотрю в окно. Прошло всего несколько минут, но на лобовом стекле уже лежит свежий слой снега.

— Ты прав. — Я поднимаю чемодан, открываю дверь и выхожу на крыльцо. — К Новому Году я буду дома.

Отец кладет руку мне на плечо.

— Передавай от нас привет Холли.

— Конечно. — Не говоря больше ни слова, поворачиваюсь и иду к своей машине, припаркованной у обочины. Остановившись в последний раз, чтобы помахать отцу, я сажусь в машину и завожу двигатель, уже дрожа от вермонтского холода.

Отец с матерью живут на другом конце города от дома бабушки Холли. Хотя для этого места другой конец города — это всего лишь небольшая поездка. Это меня вполне устраивает — чем меньше времени у меня будет на размышления о прошлом (или, что еще хуже, о будущем), тем лучше.

Развернувшись и медленно направляясь вниз по улице, которую еще не посыпали солью, я наблюдаю в зеркале, как исчезает из виду дом, в котором я вырос. Если повезет, то основные дороги уже расчистят, хотя гарантий нет. Это не Нью-Йорк.

Особенность жизни в таком городе, как Уэстон, заключается в том, что все знают, кто ты такой. Это своего рода обоюдоострый меч. С одной стороны, это облегчает жизнь. Куда бы ты не пошел, ты обязательно встретишь кого-нибудь из знакомых, и все — от владельца продуктового магазина на углу до старушек, которые каждое утро как по часам ходят в церковь — знают кто ты.

Неважно, насколько вы близки. Проживи достаточно времени в небольшом городе и рано или поздно ты станешь известной личностью. И если говорить о небольших городах, то Уэстон, пожалуй, занимает первое место в этом списке. По данным последней переписи, его население составляет около шестисот человек, а территория городка занимает чуть более тридцати квадратных миль, большую часть которых занимают зеленые холмы, журчащие речки и огромные старые клены. Это живописное место, настолько близкое к воплощению образа Американской деревни, насколько это вообще возможно в наши дни, и, если не обращать внимание на размер, я бы даже назвал его очень уютным.

Но есть одна проблема — отсутствие анонимности, и это хреновая сторона жизни маленького города, несмотря на весь уют. В таком месте, как Уэстон, невозможно убежать от своей репутации, независимо от того, как долго ты живешь там. Или, как в моем случае, как долго ты отсутствовал. Конечно, люди приезжают и уезжают, динамика меняется. Но каким-то образом они всегда помнят тебя.

А когда ты связан с человеком, которого обожает весь город, эти воспоминания никогда не исчезнут. Тошнота безудержно закручивается в моем пустом желудке. В конце улицы торможу, доехав до первого перекрестка. Направо — Шоссе 100, налево — город.

Я поворачиваю налево и оказываюсь между растущими вдоль дороги огромными заснеженными дубами и потоком машин, возвращающихся домой на Рождество. Мимо меня проезжает седан, и я мельком вижу пару на переднем сиденье. Она смеется над тем, что сказал мужчина, а он на долю секунды отрывает взгляд от дороги и улыбается, глядя на нее с любовью. На заднем сиденье две девчушки смеются и подталкивают друг друга, глядя в окно на проплывающие мимо пейзажи.

Знакомое чувство боли, сожаления, разочарования и печали пронзает мое нутро при этом зрелище. Не совсем рождественские эмоции, но я и не ожидал, что Рождество будет таким, как пишут в книгах. Думаю, нам с Холли повезет, если мы продержимся всю неделю не поссорившись.

На центральной улице довольно оживленно для середины дня, хотя я не удивлен, учитывая, что школы закрыты и большинство людей уже ушли на праздничную неделю. Это зрелище словно сошедшее с какой-нибудь открытки. По обеим сторонам улицы тянутся небольшие здания в викторианском стиле, многие из которых выкрашены в цвет ржавчины и служат помещениями для ресторанов, почты и библиотеки. Покупатели снуют туда-сюда, пруд вдоль дороги полон людей, катающихся на коньках, а в воздухе витает почти детское предрождественское возбуждение.

Вдали виднеются очертания монастыря на фоне вечнозеленых деревьев, за пределами которых высятся горы. Где-то там, скрытая деревьями, застыла некогда полноводная река Уэст-Ривер, по крайней мере до весны, пока любители пеших прогулок снова не начнут выходить на улицу, пережив самые сильные холода. Все покрыто несколькими дюймами снега, с каждой крыши свисают сосульки. Даже находясь в салоне машины, я ловлю себя на мысли, что мне хочется выпить кружечку чего-нибудь горячего.

Можно подумать, что после долгой жизни в Нью-Йорке, я привык к плохой погоде, но Вермонт — это совсем другая история. Зимы здесь суровые, и я позабыл этот урок довольно быстро после отъезда в колледж. Вопрос в том, смогу ли я заново его усвоить теперь, когда вернулся сюда, возможно, на ближайшее будущее.

Если бы еще несколько месяцев назад вы спросили меня, чем я планирую заняться на праздники, я бы, наверное, ответил, что напьюсь до отключки, прежде чем официально оформлю развод. Именно этим мне и следовало бы заняться, находясь на безопасном расстоянии от Холли, но у Фионы имелись другие планы на мой счет.

Растягиваю губы в улыбке. Надо отдать должное бабушке Холли. Она всегда что-нибудь затевала. Держу пари она с интересом смотрит на нас, где бы сейчас ни была.

Я крепче сжимаю руль, сворачивая с главной улицы на боковую. Дом Фионы стоит на холмах, с которых открывается вид на город, и в этот вид я был влюблен с самого детства. Продажа дома станет трагедией, но позволить ему пустовать будет еще большей трагедией.

Фиона была хорошей женщиной. Одна из лучших, которых я когда-либо встречал, и она любила Холли. Она любила и меня и, наверное, поэтому хотела, чтобы дом достался нам, когда ее не станет. Даже после того, как наши с Холли отношения начали рушиться, она настояла на том, чтобы после ее смерти дом перешел к нам. Как бы я ни готовился к ее смерти, она все равно наступила быстро, приправленная маленькой местью во многих отношениях.

Только после оглашения завещания мы с Холли узнали о ее последнем желании, если можно так выразиться. Фиона была очень умной женщиной. Даже в последние годы своей жизни она знала, что мой брак с ее внучкой находится на последнем издыхании. Может быть, поэтому она просила всего неделю… одну неделю прожить вместе, как раньше, в доме, который она любила, который любим мы с Холли, а потом мы можем делать с имуществом все, что захотим. Но чем дальше я направляюсь в горы, тем сильнее скручивается комок нервов в желудке, и неделя кажется мне невыполнимой просьбой.

Расслабься… Держи себя в руках. Семь дней под одной крышей с моей в-скором-времени-бывшей женой не должны превратиться в катастрофу. Во-первых, это рождественская неделя. Во-вторых, когда-то мы были счастливы.

Я сворачиваю за угол на Аспен-Стрит. Дом Фионы стоит в конце заснеженной дороги, по обеим сторонам которой высятся абсолютно голые деревья, и выглядит он так красиво, словно с картинки. Стены дома выкрашены в кремовый цвет, крыша с остроконечным верхом, окна широкие и приглашающие заглянуть внутрь. Красный цвет — вот, что действительно придает этому месту характер, темно-красные ставни и входная дверь создают прекрасный контраст с окружающей зимней сказкой. Я перевел дыхание, остановившись на подъездной дорожке, рядом с арендованным черным седаном и заглушил двигатель. Не ожидая, что Холли откроет дверь и выйдет на улицу — мы уже давно прошли через подобные жесты — я выхожу на холодный воздух.

Засунув руки в карманы, поднимаюсь по мощенной дорожке между колоннами и останавливаюсь на крыльце. У меня нет ключей, и мне остается только тяжело сглотнуть, когда я поднимаю руку, чтобы позвонить в дверь. Не успевает палец коснуться кнопки, как дверь распахивается и передо мной предстает женщина, стоящая в центре всего этого — стройная, со светлой кожей, с застывшей грустью в ее обычно ярко-карих глазах, с исходящим из каждой клеточки тела беспокойством, и россыпью веснушек на лице. Она выглядит усталой и прячет неловкость за вуалью, но она все так же ослепительна, как и всегда.

Холли Миллер. Моя будущая бывшая жена.