Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова

Заключение РАСПАД СИСТЕМЫ И УЧАСТЬ ГЕРОЯ 001

Судьба этой книги (как и ее автора) оказалась необычной.

Работа над рукописью о Павлике Морозове закончена в начале 80-х, когда Советский Союз торжественно отмечал пятидесятилетие со дня смерти героя-пионера. Нечего было и думать о публикации. Рукопись попала в самиздат, а имя автора — в черные списки тех самых органов, символом которых назван доносчик 001. Объявленные гласность и перестройка мало что изменили.

Выпустило эту книгу о Морозове по-русски лондонское издательство в 1988 году. Советские таможенники конфисковывали издание у тех, кто пытался его привезти. Очевидцы рассказывали, что на черном рынке в Москве за книгу просили сумму, равную месячной зарплате инженера. Между тем про найденные нами подлинные сведения о Павлике Морозове заговорил «Голос Америки», появились публикации в Европе[258]. Летом 1988 года автор прочитал текст, главу за главой, перед микрофоном нью Йоркской студии радио «Свобода», которое как раз тогда уже перестали глушить. Передачи повторялись каждые четыре часа и охватывали сорок миллионов слушателей от стран Восточной Европы до Дальнего Востока.

В редакции советских газет и журналов хлынул поток писем. «Недавно узнал о том, что Павел Морозов вовсе не тот, о каком мы говорили, не пионер-герой, а предатель, — писал в «Пионерскую правду» мальчик из города Цимлянска Ростовской области. — В нашей отрядной песне есть такие строки: “Равняйся на Павла Морозова!” А на кого равняться? Я очень гордился, что наш отряд носит его имя. А вышло вон что»[259].

Важнейший вопрос задал взрослым мальчик. «Пионерская правда» письмо это напечатала. И не просто так, а чтобы ответить. Похоже, органы пропаганды и не предполагали, что тема окажется настолько болезненной. «...Пишут пионеры и их родители, — сообщала газета. — Пишут учителя и библиотекари. Пишут ветераны и студенты. Вопросов в письмах много, но суть у них одна: хотим знать правду о Павлике»[260]. Советская пресса, после многих лет табу, заговорила об этом мальчике, — знак сам по себе отрадный. Молчать стало трудней.

В духе времени Всероссийское общество «Знание» организовало в Москве круглый стол «Белые пятна в истории комсомола». Мнения историков разделились. Одни назвали Павлика Морозова «пионером-доносчиком», резко осудив тот символ, который из него сделали во времена культа личности Сталина. Другие утверждали, что «гражданская позиция должна цениться выше, чем родственные, семейные отношения». Стало быть, донос детей на родителей морально оправдан. Заметим, что историки те служили в Научно-исследовательском центре почтенной памяти Высшей комсомольской школы при ЦК ВЛКСМ.

Мальчик эпохи гласности доверчиво писал в газету, чтобы узнать правду, а образованные дядя и тети, обсудив разные мнения и повторив за круглым столом легендарные сведения о подвигах Морозова, пришли в «Пионерской правде» к научному заключению (не до стиля, важна суть): «Подробно изучив все обстоятельства жизни и смерти Павлика Морозова, не уважать его нельзя»[261].

Неприязнь интеллигенции к герою-доносчику прорвалась на страницы перестроечной печати. Писателю В. Амлинскому, которому мы давали читать рукопись еще в начале 80-х, в статье по поводу реабилитации Бухарина в журнале «Юность» удалось сказать между прочим, что поступок Морозова — «символ узаконенного и романтизированного предательства»[262]. Журнал «Огонек» рассказал о 4-м классе одной московской школы, который в разгар перестройки боролся за право носить имя Павлика Морозова. И журнал мужественно писал об обществе сталинских времен, извратившем «даже самые первичные понятия о нравственности»[263].

Время было противоречивое, и та же «Юность», заимствовав из книги «Доносчик 001...» факты и фотографии без ссылок на источник, вдруг заявила, что «пришло время, когда мы должны окончательно лишить западные издательства этого приоритета — обнародовать белые пятна нашей истории»[264]. Зачем понадобилось «Юности» делать западных историков лишенцами, когда все уже качалось? Нечто подобное бывало в нашей истории и ни к чему хорошему не привело.

В советской печати раздались голоса об очистке духовной атмосферы от остатков сталинизма. Как известно, коммунистическую, классовую мораль, отличную от нормальной, объявил Ленин. А он тогда еще оставался неприкасаемым. То тут, то там проскакивали намеки на Павлика Морозова, подчас весьма туманные, но и это важно.

Постепенно появлялись и более серьезные выступления. Дважды заявил о своем неприятии доносительской морали писатель В. Кондратьев, который тоже одним из первых прочитал рукопись нашей книги. Отрицательно высказалась писательница И. Грекова в газете «Московские новости». «Страсть к доносу, — писал в «Новом мире» публицист Ф. Бурлацкий, — была всосана старшим поколением с молоком матери. Да и воспитывали ее. Я до сих пор вздрагиваю каждый раз, когда подъезжаю к своему дому на улице Павлика Морозова. Вот ведь мальчонка заложил отца родного по мотивам политическим и стал примером для подражания миллионам юношей и девушек...»[265] Позиция активного перестройщика звучала вполне пристойно.

Пугало другое. Попытки публично поколебать пьедестал национального героя-доносчика эмоциональны, а его мрачные защитники вовсе не собирались сдавать позиции. Они то и дело появлялись на страницах разных печатных органов не только с эмоциями. Споря с книгой и чувствуя свою силу, власти заявляли, что Морозов был и остается героем.

В «Аргументах и фактах» от имени Прокуратуры СССР старший советник юстиции И. Титов отвечал читателям, что он изучил «архивные материалы следствия и судебного разбирательства об убийстве Павлика Морозова»[266]. Притом рассказывал Титов старый миф, почерпнутый им из советских газет и книг. Даже обвинительное заключение по делу об убийстве Павлика и его брата прокурор изучал по пропагандистским материалам того времени. Ни единого архивного факта не приводил Титов, не назвал ни источников, ни имен свидетелей и еще больше замутил истину.

Скрытая цель публикации ясна: попытаться нейтрализовать книгу, то есть те свидетельские показания и документы, которые обнаружены нами, опубликованы в Лондоне и передавались западными радиоголосами. Но повторяя и подновляя старые легенды о юном большевике-агитаторе, борце за социализм, защитники Павлика Морозова вынуждали читателей стремиться узнать новости не из советских источников. Журналисты и писатели из авангарда призывали к совести. А в тысячах школ по всей стране честность продолжала воспитываться на примере подлости, концентрированным выражением которой оказался мальчик Морозов. Метастазы свидетельствовали о том, насколько серьезна болезнь. Попытаться лечить ее — значило отказаться от классовой морали и признать правоту христианской, признать, что социализм есть восстановление крепостного права в России, да такими методами, кои не снились Ивану Грозному.

Постепенно в советской печати стала обнаруживаться некая жесткая рука. Книга «Доносчик 001...» подтачивала устои социалистической системы, и ЦК ВЛКСМ, Прокуратура СССР, редакция газеты «Пионерская правда», журналы «Пионер», «Человек и закон» создали комиссию для проверки подвига Морозова. В результате Бюро Центрального совета Всесоюзной пионерской организации имени Ленина постановило: «1. Считать правильным решение Бюро... от 1955 года о занесении в Книгу почета... пионера Павлика Морозова. 2. Сообщить об этом через средства массовой информации всем пионерам и их родителям, широкой общественности»[267].

Итак, в разгар гласности и перестройки было всенародно объявлено, что известный всем доносчик остается героем 001. Начиналась третья (после реальной и мифической) жизнь Павлика Морозова — реанимированная. Обнаружилось стремление старых сил повернуть колесо истории вспять, к временам застоя. Усердие в восхвалении доносчика (читайте: сталинских порядков) проявляли некоторые издания, например журналы «Человек и закон», «Советская педагогика», газета «Советская Россия»[268].

Что же делать мальчику из Цимлянска и миллионам других мальчиков и девочек в Советском Союзе? Петь хором песню «Равняйся на Павла Морозова!» или не петь? Доносить на родителей куда следует, если папа маме рассказал анекдот про Горбачева, или не доносить?

Главный подвиг Павлика — донос на собственного отца — звучал неблагозвучно. И советские газеты, обязанные по постановлению оповестить население, дружно заявили: нет в документах доносов Павлика! И значит, он был просто юным коммунистом, борцом за светлое будущее. Указания оставить Павлика в героях поступали централизованно. Откуда? Может, комсомол оказался не удел и не в почете и, чтобы доказать свою полезность, искал заслуги в прошлом? Но комсомол — лишь приводной ремень. Кому выгодно оставлять доносчика всеобщим образцом для подражания?

В то время поступали настойчивые требования обнародовать списки тайных осведомителей. Самые резвые из них уже каялись в печати, освобожденной от цензуры. Становилось ясно, какая организация больше других печется о неколебимости и славе героя-доносчика. Указания шли из другого учреждения, которому гласность поперек горла, историческая правда опасна и не нужна, а доносчики требуются всегда. Газета «Известия» напечатала интервью с начальником Управления КГБ А. Бураковым. Он говорил о необходимости крепить сеть «нештатных сотрудников в каждом коллективе»[269].

Тайной полиции герой-доносчик нужен всегда: и в заморозки, и в оттепель. Сетования отважных интеллигентов насчет повреждения общественной нравственности не меняли сути дела. Сталин, как мы помним, задумал поставить памятник Морозову на Красной площади, а поставил на Красной Пресне. Но подлинное место тайному осведомителю на Лубянской площади, возле той организации, в которой уверены, что павлики морозовы служат и будут служить ей верой и правдой.

Пресса централизованно обрушилась на книгу в духе самых мрачных времен, обвиняя автора в клевете, создании «антисоветской фальшивки», «оскорблении чести советского героя». Журнал «Человек и закон», выходивший тиражом десять миллионов, сообщил читателям, что будет судить автора книги[270]. Особенно агрессивные статьи писали журналисты, причастные к созданию мифа о пионере-герое.

А изданная в Лондоне книга, о которой много писала пресса во Франции, Германии, Англии, США, потихоньку продолжала проникать за железный занавес. Пересказ книги опубликовал в Таллине журнал «Пионер» на эстонском языке, появился перевод на венгерский. Книга начала печататься по главам в латышских газетах и журналах в Риге. Там же, хотя и не полностью, перепечатал ее по-русски с продолжением журнал «Родник». «Доносчик 001...» дважды издан на польском языке. В результате известных послаблений в цензуре отрывки стали появляться в московских и периферийных газетах и журналах: «Семья и школа», «Век», «Семья», «Курортная газета».

Намерения российских издательств выпустить наше независимое расследование, опубликованное в разных странах, во время гласности и даже после развала Советского Союза, как ни странно, не увенчались успехом. Кто-то таинственный каждый раз мешал. В России «Доносчик 001...» вышел лишь в 1995 году[271].

У входа на Красную площадь место, предназначенное когда-то советским правительством для героя-доносчика, занял бронзовый маршал Жуков верхом на лошади. А указания держать Павлика в героях настойчиво исходили из неведомых простому человеку источников. Видимо, чем больше открытых ртов, тем больше требуется ушей. Парадокс в том, что миф о Павлике работал и против авторитета самих секретных служб.

Важным стал и еще один аспект дела Павлика Морозова — международный. Раньше газета «Нью-Йорк таймс» напечатала пессимистическую статью о праздновании пятидесятилетия подвига Морозова[272] . А едва герой-доносчик подвергся публичной критике в советской печати, та же газета поместила статью своего московского корреспондента «Времена меняют положение святого сталинской эры»[273]. Судя по некоторым публикациям, удивленно сообщила американская газета, советская печать назвала Павлика Морозова, героя, вписанного в Книгу почета под номером 001, предателем.

Почему на Западе следили за отношением властей к Павлику Морозову с нескрываемым любопытством? Дело вовсе не в персонифицированном мальчике-предателе, а в той государственной морали, которую он собой представляет. Если мораль внутри страны партийная, классовая, коммунистическая, то есть отличная от общечеловеческой, как сосуществовать с остальным человечеством? Другими словами, если в Кремле и около особая мораль, России нельзя доверять. Ни в глобальных вопросах, ни в мелочах. Ибо ложь классовому врагу, согласно такой морали, оправданна.

Не доносчики КГБ спасают страну, которая находится в состоянии кризиса, а многомиллиардные западные кредиты на развитие отечественной экономики, международная торговля и деловые договоры с Западом о разоружении. Таким образом, в глазах общественного мнения демократических стран экономическая помощь России зависела, если упростить ситуацию, от Павлика Морозова. Вот почему газета «Нью-Йорк таймс» и другие западные издания с удовлетворением сообщили о первом же проскочившем в советской печати намеке на отказ от морали, символом которой является Павлик Морозов. Вопрос ставился о будущем Российского государства. Если славить Морозова — этого будущего нет.

По горячим следам августа 1991 года, когда рухнул памятник Дзержинскому в Москве на Лубянке, толпа двинулась к монументу юного доносчика в парке его имени на Красной Пресне. Бронзового героя свалили и поставили на этом месте деревянный крест. На фото, опубликованном в газетах, автор этих строк появился на поваленном постаменте статуи мальчика-героя, на свержение которого потребовалось столько времени, сил и жертв.

После хлопот общества «Мемориал» дело об убийстве Павлика Морозова пересматривалось в 1999 году в Генеральной прокуратуре и Верховном суде России. К рассмотрению ФСБ подготовилась. Давно истек пятидесятилетний срок хранения секретных документов, и журналистов допустили к «Делу № 374», представляющему собой две папки. Оказалось, что первая папка состоит полностью из «откликов трудящихся» на публикации в газетах об убийстве Павлика. Во второй папке тщательно отобраны документы, которые не добавляют ни единой новой детали по данному делу. Российские газеты, радио, телевидение в основной массе дружно одобрили решение Генпрокуратуры и Верховного суда[274]. Многие статьи оказались похожими на те, что публиковались в 30-е годы, даже липовые фотографии героя перекочевали в новую печать из сталинских времен.

Поразительно, что безо всякого доследования «Определение Верховного суда» практически повторило постановление показательного суда в Тавде от 1932 года и признало четверых крестьян: деда, бабушку, дядю и внука — «обоснованно осужденными по настоящему делу и не подлежащими реабилитации». Раньше советские власти вместе с КГБ утверждали: Павлик донес на отца, что и вызвало месть деда. Потом они же заявили, что Павлик доносчиком не был. Но если Павлик не доносил, повис вопрос: зачем его убивать? Теперь тайная полиция и всегда согласные с ней органы суда и прокуратуры, замяв политическую суть дела, заявили о «бытовом убийстве». Еще в 1990 году Комиссия по реабилитации жертв режима официально признала, что все показательные процессы 30-х годов были вопиющим нарушением законности. И вот колесо истории опять повернули вспять.

И в 1999 году суд не вышел за пределы пресловутого «Дела № 374» об убийстве, состряпанного органами ОГПУ для показательного процесса[275]. Единственное, что публично признал Верховный суд, так это простой факт: «дело возвращено» в Центральный архив ФСБ — туда, где его сотворили.

Итак, накануне XXI века судебная система новой России вновь встала на защиту чести сталинского НКВД. Ложь еще раз узаконена. К сожалению, с тех пор как в 1983 году пошла в самиздат эта наша книга, новых независимых документальных расследований герасимовского дела не появилось. Почти все свидетели, показания которых мы записывали, ушли в мир иной. Улицы, парки, библиотеки сменили вывески, но не везде. Музей Павлика Морозова в деревне Герасимовке переименован на западные деньги в Музей коллективизации, а экскурсантов так и водят к ритуальному месту убийства. Россия — страна медленная. В конечном счете мы все исправляем, но чего нам стоят эти зигзаги?

Публикации в защиту героического мальчика по-прежнему продолжают появляться, затуманивая истину. Катриона Келли из Оксфорда, учившая русский язык в Воронеже, прочитала нашу книгу и побывала в архиве на Лубянке. Там Келли показали упомянутые выше две папки с давно известными всем, кроме нее, сведениями о деле Морозова и просили опубликовать их. Списав большую часть книги «Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова», Келли выпустила на английском сочинение «Товарищ Павлик: Вознесение и падение советского мальчика-героя», где популяризирует постановление Верховного суда от 1999 года[276]. Заканчивается ее труд трогательной благодарностью ФСБ за помощь.

Повторим, что ответственность за убийство детей Морозовых несет тайная полиция, по выражению Ленина, — «вооруженная часть партии», а за нравственное растление миллионов малолетних павликов — правившая тогда партия. Наше расследование — литературное. Суд над истинными виновниками смерти братьев Морозовых есть частный случай общей беды и вины. Такой суд легко было организовать в то время. Сейчас это вряд ли возможно, поскольку та партия и те опричники ушли в историю. Славной когорты поколения 1937 года нет в живых, их наследники сменили маски, перестроились и рассредоточились в новой власти. Для виновных, на наш взгляд, остается наказание словом, то есть наказание обнаруженной и опубликованной в печати истиной.

Тайное постепенно становится явным. Почти одиннадцать миллионов жителей Страны Советов в той или иной степени сотрудничали с органами, добровольно, принудительно или за деньги предоставляя информацию о политических высказываниях своих мужей, жен, детей, родственников, друзей, знакомых, соседей, сослуживцев и посторонних лиц. Получается, что на каждые восемнадцать граждан Страны Советов приходился один стукач[277]. Такой паутины человеческая история, кажется, еще не знала. Сколько же их значится в активе секретных служб по сей день? Где гарантия, что завтра утром очередной властитель не решит заняться прополкой огорода, который ему удалось прибрать к рукам? Кто против — опять враг, и на него готово досье, и телефон его прослушивается. Советский поэт Щипачев заявил, что пионер-доносчик будет нашим ровесником «во все века»[278]. Это приятная перспектива.

Павлик Морозов был героем в Советском Союзе, и первая правдивая книга о нем написана нами в той стране. В Россию пришло новое время, поются новые песни. Умирают и создаются новые мифы. Многое изменилось, но еще больше остается нетронутым[279]. Герой-осведомитель 001, как показывают исторические факты, видится напоминанием и тревожным предупреждением всем: и тем, кто доносит, и тем, кто становится жертвами доносов. Впрочем, доносчики, как говорит печальный исторический опыт, тоже жертвы.

Дай Бог, чтобы старое не повторилось. Такая опасность есть.

2005

Дейвис (Калифорния, США)