Крик, взрывая грудь, взметнулся ввысь.
Ты платишь болью за мечту любить!
Смерть случайно выбрала тебя,
Весь мир уснул под шум дождя…
Едва дом Этайна скрылся за деревьями, как дорогу Альмаро преградил крылатый воин.
— Ну? Это был он?
— Да, вы нашли того, кто мне нужен. Жаль, что ваш народ не может жить среди людей, надеюсь, однажды это изменится. Так полезно иметь пару крыльев под рукой… Что ж, я в долгу не останусь, но ответ на ваш вопрос совсем вас не обрадует. Принц Нилед был пойман на границе с Арденной, незаслуженно обвинен в шпионаже и пособничестве врагам, а после даже не казнен, как подобает, а подло убит. Ему вырвали Золотые перья и даже не стали хоронить, скормив тело псам. Приказ совершить это омерзительное преступление отдал лично принц Риолен, недавно, кстати, принявший корону. Вы получили, что хотели, и мы в расчете. А теперь позволь мне пройти, я спешу.
Тейнар испустил резкий горестный крик и так хлопнул крыльями, что поднявшийся ветер едва не снес Темного Магистра с тропы. Немного успокоившись, воин испытующе взглянул на Альмаро, не спеша, однако, уступить тому дорогу:
— Мы чувствовали, что больше не увидим Ниледа, хоть и продолжали надеяться; и все же даже горькая правда лучше неизвестности. Люди первыми пролили нашу кровь, и мы ответим. У меня нет причин не верить тебе после того, как ты выполнил свою часть уговора в обмен на нашу добрую волю и вернул нам преступника, чтобы мы могли очистить наш род. Но не жди от меня слов благодарности, ибо если и есть в этом мире тот, с кем я не хотел бы встречаться более, то он сейчас передо мной. Прощай! — развернувшись, он взмахнул крыльями, и вскоре крона леса скрыла его.
Тейнары всегда неохотно принимали гостей из «нижнего мира». Даже до того, как два Буйства Стихий, укрепив недоверие между людьми и другими народами, привели к не прекращавшейся до сих пор вражде, мало кому доводилось увидеть прославленную Орлиную башню вблизи. Теперь же вероятность встретить на Облачной Тропе, единственной дороге, ведущей к стране Эннери, кого-то, кроме тейнаров, стала совсем уж крошечной. Людей сюда не пустили бы вовсе, да и не находилось среди них желающих пообщаться с крылатым народом. Детям Стихий же было слишком долго и неудобно сюда добираться.
Единственным исключением стали даэны, эти вездесущие торговцы. Только от них да от постоянно облетавших горы разведчиков тейнары и узнавали новости из «нижнего мира». И каждый раз, когда они возвращались, для скучавших на башнях стражей это становилось настоящим событием.
— Летят, летят! — закричал молодой тейнар, радостно замахав копьем. Тройка разведчиков плавно снизилась, и вскоре тимир[25] Орсин уже приветствовал стражей. Он был хмур и неразговорчив.
— У меня очень важные вести, но сообщу я их только владыке и его родне. Впрочем, уверен, вскоре он расскажет эту новость всему народу. В конце концов, боюсь, это коснется всех нас.
Ко всеобщему разочарованию, больше он не сказал ни слова.
Солнечные лучи протянулись между гранями, окутывая камень золотистой дымкой, темная глубина затянутого ряской водоема сменилась насыщенной зеленью молодой листвы. Изумруды такой величины и прозрачности редко встречаются и поистине бесценны, но Ниледу, водившему дружбу с даэнами, удалось раздобыть настоящее сокровище. А потом по его просьбе лучшие кузнецы урисков изготовили дивное ожерелье — воздушное переплетение тончайших золотых цепочек — и вправили в центр сияющий изумруд. Это ожерелье принц подарил Фьериль, своей невесте, как залог любви и верности…
«Хоть этот камень и красив, твои глаза в тысячу раз прекраснее, и он только подчеркнет их яркость, чтобы они сияли радостью и счастьем. Я забываю обо всем, глядя в твои глаза, любовь моя…» Так говорил Нилед, и сердце Фьериль таяло, и ей казалось: взлети они сейчас — и сильные крылья унесут их обоих за край мира, навстречу солнцу и луне…
Ожерелье выскользнуло из пальцев девушки и легло ей на колени, но она не заметила этого, бездумно глядя в окно, где на алом закатном небе четкими силуэтами выступали вершины гор. Какое тревожное небо — словно облачные воины вступили в схватку с посланцами ночи и первая кровь оросила небесные поляны…
— Фьериль! — Келар, даже не постучавшись, стремительно вошел в комнату. — Идем скорее к владыке! Есть новости о Ниледе!
Украшение упало на пол с легким звоном, когда девушка вскочила.
— Что… что ты сказал? — прошептала она. — Новости? Откуда?..
— Вернулись разведчики, тимир Орсин сейчас будет говорить с владыкой. Идем же!
Однако Фьериль уже стояла на подоконнике. Расправив крылья, она спрыгнула в пустоту и устремилась прямо к Орлиной башне: золотистый вихрь в постепенно сгущающихся сумерках. Первый советник вздохнул и последовал за дочерью.
Келар был сильно обеспокоен. Стоя с дочерью на ступеньках возвышения, чуть ниже трона владыки, он оглядывал собравшихся здесь тейнаров и то и дело ловил себя на мысли, что с нынешнего дня жизнь крылатого народа изменится, и, уж конечно, вряд ли к лучшему. Добрые вести не приносят с таким лицом, какое было у тимира Орсина, стоявшего посреди зала с двумя своими воинами. Владыка Орстид сидел на троне спокойно и величественно, но лишь Келару было видно, чего тому стоит хранить самообладание: его сверкающие черные, как у старшего сына, глаза не отрывались от Орсина. Младший сын Орстида, Эорни, стоял справа от трона, бледный и взволнованный.
Наконец все собрались; воцарилась тишина. Орстид легко поднялся и заговорил:
— Потомки Тилаэра, вот уже год я не имею вестей о своем старшем сыне Ниледе и, видят Стихии, пребываю в печали и тревоге. Но сегодня впервые разведчики возвратились не с пустыми руками. Говори, тимир, мы слушаем тебя.
Тот учтиво склонил голову и, дождавшись, пока Орстид вновь опустится на трон, произнес:
— Благодарю, владыка. Воистину печальные вести принес я тебе и всем Детям Ветра. Наш любимый принц Нилед мертв!..
При этих словах по залу прокатился дружный испуганный вздох; Фьериль вцепилась в руку отца, но тот молчал, никак не выражая своих чувств, давая Орсину закончить.
— Год назад, — продолжал тимир, — на границе с Арденной его захватили по приказу Риолена, правителя людей. Ниледа назвали лазутчиком, обвинили в пособничестве врагам Арденны и лишили Золотых перьев. Но и это еще не все: нашему принцу было отказано даже в достойном погребении, его тело бросили псам как падаль! Подобное злодеяние просто не может остаться безнаказанным. Я жду вашего решения, владыка, и с готовностью выполню любой приказ. Риолен должен умереть, в этом нет сомнений.
Ответом ему была мертвая тишина. Все смотрели на владыку Орстида — самообладание на миг изменило даже ему. Его руки задрожали, и он с силой стиснул подлокотники кресла, чтобы не показать этого. Лицо его побледнело, он дважды открывал рот, силясь что-то сказать, но, по-видимому, не мог подобрать слов. Наконец он поднялся, глубоко вздохнул, как будто чуть успокоившись, и…
— Ты уверен, тимир, что это правда? — раздался вдруг звонкий голос, не давший Орстиду заговорить.
Эорни строго смотрел на Орсина. Его голубые глаза, всегда лучистые и ласковые, сейчас были холоднее горных ледников.
Тимир печально улыбнулся.
— Я понимаю твое недоверие, принц Эорни. Эту весть мы услышали от человека, у которого не было причин лгать нам: в обмен на сведения о Ниледе мы оказали ему незначительную услугу, но, спешу всех уверить, честь крылатого народа не была затронута. Можно сомневаться в клятвах и обещаниях, но не там, где речь идет о взаимной выгоде. К тому же подлый нрав людей давно известен всем, и даже столь отвратительный поступок вполне в их духе.
— Благодарю тебя, тимир Орсин, за верность и преданность, — наконец прозвучал голос Орстида. — Риолен, безусловно, понесет наказание, я обещаю это, но мне нужно время, чтобы решить, как именно стоит с ним поступить. А теперь — прошу всех разойтись!
Орстид, Эорни, Келар и Фьериль не спешили покидать зал. Первый советник опустил взгляд: было неловко видеть слезы на глазах обычно сдержанного владыки и слышать, как он пытается удержать стон отчаяния, рвущийся из груди. Эорни смотрел прямо перед собой, и лицо у него было очень бледное, даже белое, что вкупе с очень светлыми волосами и белыми крыльями придавало ему сходство с ледяной статуей. Белые крылья встречались чрезвычайно редко среди тейнаров и считались знаком особой милости Тэрни Тилаэра. Их обладатели всегда отличались необыкновенным даром; вот и Эорни слагал замечательные стихи и песни, а голос у него был такой, что заслушаешься. Сейчас его губы шевелились — наверное, сочинял прощальную песню для безвременно погибшего брата…
А Фьериль…
Сердце разрывалось от боли, девушка пыталась вздохнуть — не было воздуха, пыталась закричать — голос не слушался ее, она не могла разомкнуть судорожно сжатых губ, а внутри нарастало что-то огромное, горячее, росло, ширилось, как волна подземного огня, который, говорят, порой вырывается на поверхность, сметая все на своем пути.
Ниледа больше нет… Больше нет…
Он никогда не придет, не взглянет нежно и ласково, не подхватит ее на руки и не поцелует так, что сердце упадет куда-то, а вокруг расцветут дивные сады…
Он умер… Умер. Страшно, унизительно.
Лишенный Золотых перьев тейнар умирает долго и в полном сознании — она слышала это от стариков. И рядом с ним не было никого, кто бы помог, поддержал, утешил…
А она ничего не знала. И не почувствовала. Ни-че-го.
Подземный огонь вырвался наружу.
— Не-е-е-ет!..
Девушка резко дернула воротник. Фигурные застежки посыпались на пол, плотная атласная ткань лирта[26] с треском лопнула. Разорвав ее сверху донизу, Фьериль отбросила лохмотья в сторону и в одном белом нижнем платье бросилась к окну. Никто не успел удержать ее: распахнув створки, она рванулась вверх и исчезла в темнеющем небе.
По лицу хлестали струи дождя, смешиваясь со слезами, ветер рвал с плеч легкую ткань, выворачивал перья в крыльях, но Фьериль ничего этого не замечала. Она хотела остаться наедине со своей болью, чтобы прочувствовать ее, попытаться осознать то, что разум отказывался понимать и принимать, чтобы решить, как жить дальше.
Лишь когда дождь превратился в ливень, ледяные струи которого сковали ее холодом, и от усталости она едва не налетела на один из горных склонов, Фьериль наконец остановилась, зависла в воздухе, пытаясь отдышаться и постепенно приходя в себя. Недоуменно оглядевшись, она не увидела ничего, кроме мрака. От столкновения со скалой ее спасло лишь врожденное чувство препятствия, присущее всем тейнарам. Дождь Дети Ветра не любили, хотя сильные крылья, даже намокнув, могли держать их; но холод — вот чего они не выносили вовсе. Стояло лето, и горы тут были не столь высоки, чтобы на вершинах лежали вечные снега, но все же ночью заметно холодало. Это вполне могло стать угрозой для жизни насквозь промокшей, едва одетой тейнары. Не прекращавшийся ни на мгновение дождь вкупе с пронизывающим холодным ветром вернули ей способность рассуждать здраво (все же светлый Тилаэр не зря наделил своих детей не только крыльями, но и рассудком).
«Владыка Ветра! Куда это меня занесло?..» — в смятении подумала Фьериль. Она в полной мере ощутила, насколько замерзла, и страх поднялся в ней, обжигая еще одной ледяной волной.
— Эй! — позвала она. — Меня слышит кто-нибудь?..
Ответа не было, и девушке стало совсем уж не по себе.
Усилием воли заглушив в себе поднимавшуюся панику, дочь крылатого народа справедливо рассудила, что лучше всего будет спуститься вниз и дождаться утра — в такой тьме она не то что дорогу домой не найдет, а заплутает еще больше.
Взмахнув порядком отяжелевшими крыльями, Фьериль стала снижаться, придерживаясь за почти отвесный горный склон. И, к своему облегчению, вскоре обнаружила небольшую уютную пещерку. Стоило бы продолжить спуск, чтобы добраться до более теплых слоев воздуха, но девушке так хотелось обсохнуть. Она спряталась от дождя и, свернувшись калачиком в тщетной попытке согреться, снова дала волю слезам. Однако облегчения они ей не приносили, напротив — падали тяжелыми каплями, безразлично-ледяными, как и небесные потоки снаружи.
Сначала непрекращающаяся дрожь не давала расслабиться, но позже усталость взяла свое. Холод начал отступать, сознание гасло, и постепенно Фьериль погрузилась в забытье, подобное тому, что настигает попавших в пургу путников, — лишившись сил, те ложатся прямо на снег и, убаюканные смертельными объятиями холода, не просыпаются уже никогда…
Частью сознания она понимала, что нужно встать, что здесь нельзя оставаться, но ее охватили слабость и такое безразличие, что она отмахнулась от этой мысли. Стало почти тепло, Фьериль ощущала легкое покачивание, словно ее нес ласковый ветер.
И вдруг — мгновенный ожог: жгучая волна прокатилась по телу, ошпарив, взбудоражив, но при этом не причинив боли. Тейнара распахнула глаза, жадно хватая ртом воздух. Попыталась вскочить — и чудом избежала столкновения с низким потолком тесной пещерки.
— Тихо, тихо, — прозвучал нежный голос, и заледеневшие ноги Фьериль обняло что-то пушистое и невероятно теплое. — Все в порядке, не надо бояться. Какие же вы, Дети Ветра, чувствительные…
Девушка скосила глаза и ахнула. Прямо на ее ногах уютно устроилась пушистая кошка — у тейнаров такие звери не водились, дочь Келара знала о них лишь из книг. Однако они обычно не отличались большими размерами; эта же кошка была просто огромной. Ее длинная шелковистая шерсть переливалась всеми оттенками — от золотистого до огненно-рыжего, и казалось, что по ее спине пробегают крохотные язычки пламени.
— Ты кто?
— Я дитя огня… дочь Огненной Стихии… песня пламени… — кошка дернула ушами и уставилась на девушку янтарно-прозрачными глазами. — Я везде и нигде, сейчас — там, где нужнее всего. Мое имя Ниара Эмвари — Ниара Цвет Янтаря.
— Зачем ты пришла?
— Если бы не я, ты бы умерла, Дочь Ветра. Я подарила тебе Огненный поцелуй — и ты вернулась.
Слова странного создания разбудили в девушке свежую боль, и слезы снова заструились по ее щекам. Кошка, переступая мягкими лапами, подошла и лизнула ее в щеку. Голова Фьериль вновь закружилась, но уже не так, как прежде, а словно от бокала хорошего вина. Тепло больше не было мнимым, девушку будто закутали в мягкие меха, ей стало хорошо — не безразлично, как это было недавно, а приятно. И совсем расхотелось плакать.
— Слезы ни к чему. Это соленая вода, в которой можно утонуть, так и не узнав, что на поверхности уже светит новое солнце. Ты вне опасности, Дочь Ветра. Ты будешь жить. Но будь осторожна — не играй своей жизнью, под золотистой травой может оказаться бездонная пропасть. Я подарила тебе Огненный поцелуй, теперь мы сестры. Но в другой раз я не смогу помочь, мое дыхание убьет тебя: Огонь и Воздух не враги, но смертельные союзники. Будь осторожна. И все же отныне Стихия Огня не чужая тебе и придет на помощь, если понадобится. А теперь — спи. Мы еще увидимся с тобой… скоро.
Глаза Фьериль закрылись сами собой, она погрузилась в глубокий сон. Ей снилась Ниара; они резвились и гонялись друг за другом по поляне, покрытой золотистой травой — не пожухлой, как осенью, а живой, свежей, молодой, и над ними в жемчужном небе смеялось золотое солнце. Ниара постоянно меняла облик, становясь то огненной жар-птицей, то рыбкой с радужными плавниками, плывущей в воздухе, словно в воде, то снова кошкой с пышным хвостом.
«Беги, беги! Ты быстра, но и я не отстану. Разве может ветер догнать огонь? Разве может огонь обогнать ветер? Но Ниара Эмвари не будет убегать. Она хочет играть! Давай поиграем!»
Ноги Фьериль не касались травы, она парила без помощи крыльев, и ни на миг ее не покидало живительное тепло; до самого утра она чувствовала на груди что-то мягкое и пушистое, и сердце больше не болело…