На просторной террасе всё готово к завтраку. Круглый стол под навесом, чтобы жгучие лучи южного солнца не сожгли мраморно-белую кожу северянки. На столе в ледяном тазу стояли кувшины с напитками. Под прозрачными сферами лежали сосиски, омлет. В хлебнице — булочки.
Рядом два кресла: на одном из них, положив голенью одну ногу на другую, в расслабленной позе сидит Алекс. На нём его любимые светлые шорты. Верх обнажён. На плече татуировка: парящий в полёте дракон. Молодой человек время от времени поворачивает к ней голову, пытаясь получше рассмотреть. Ещё вчера это было родимое пятно: небольшое, неправильной формы. Сегодня, после того как Маша стала засыпать у него на плече, он почувствовал жжение. Но не придал этому значения. И лишь утром, когда пошёл умываться, неожиданно увидел, что его родинка выросла. Странная насмешка судьбы над бескрылым: парящий дракон.
В дверном проёме показалась девушка. Он ожидал увидеть её светящееся от счастья лицо, ведь она должна была быть накачена гормоном радости по самую макушку. Но его улыбка застыла, увидев, что девушка передвигается, семеня ногами. Щёки пылают, но это не румянец стеснения. Глаза блестят каким-то нездоровым блеском. На девушке пеньюар. Она обнимает себя руками, словно хочет согреться.
— Маша, что случилось? Тебе нездоровится? — Алекс подошёл к ней, хотел подхватить на руки, но она пресекла попытку. Выдавила из себя улыбку.
— Всё нормально. Говорят, что первый раз всегда больно. Пройдёт.
Перед тем как сесть на стул, она подложила под попу ладошки. Села аккуратно, словно под ней были кнопки.
Алекс взял в руки телефон. Тотчас над столом повисло голограммное изображение Стаси:
— Привет, бескрылый. Ты хочешь похвастаться, что всё-таки порвал свою беглянку? — Стася пребывала в хорошем расположении духа.
— Привет, — ответил Алекс. — Ты занята? Глянь Машу, пожалуйста. Что-то с ней не так.
— Переведи экран. — Алекс в воздухе крутанул изображение. — Алекс, у тебя дефицит гормона счастья? У неё вид, словно она на колу сидит. Измерь-ка температуру.
— Как я её измерю? У меня нет градусника. Мы прилетим сейчас?
Маша замотала головой. Ей хотелось лечь, закутаться в плед, а внутрь проглотить лёд. Но слушать её никто не стал.
Стелла материализовалась мгновенно. Она обняла девушку и перенесла на вертолётную площадку.
Маша никак не могла взять в толк, что такое эти драконы. Когда они в драконьем обличье — это понятно. Когда они как люди, тоже. Но когда это люди с крыльями… Ведь и Мишака она тоже увидела как человека с крыльями за спиной.
— Алекс, куда я в таком виде? На мне только этот халат. Под ним вообще ничего. Что люди подумают? — Маша смотрела, как отрывается вертолёт от площадки и летит над океаном.
— Не переживай, я спрячу тебя от посторонних, а Стасе абсолютно всё равно, в чём ты. Она врач.
Как и в первый раз, они спустились в лифте. Стася уже ждала их. На ней был короткий голубоватый халатик. Затронув девушку за руку, она тут же отдёрнула руку:
— Алекс, я тебе говорила, что ты придурок? Маша, быстро на кресло. Похоже, что он решил прокоптить тебя, — лицо Стаси было серьёзным. Настолько серьёзным, что Алекс, который собирался ей выдать за «придурка», решил промолчать.
Маша не спорила. Ей становилось всё хуже, а слова долетали словно сквозь пелену.
— Алекс, почему ты не запечатал её? Она же сгореть могла, — Стася возилась между ног девушки.
Маша почувствовала холодное прикосновение металла к промежности. Потом что-то в неё ввели. Боль постепенно стала уходить из низа живота, но всё ещё циркулировала по венам. Но вот установили капельницу. Глаза девушки стали закрываться. Румянец медленно сходил со щёк. Вскоре послышалось мерное дыхание. Губы постепенно стали расползаться в улыбке. Девушка спала. Спала в такой нелепой позе: в раскорячку в гинекологическом кресле с капельницей в руке.
— Пойдём, у нас есть полчаса, — и Стася взяла руку Алекса, положила её себе на пышную грудь. Второй рукой она стала поглаживать его ширинку.
— Стася, я только что лишил девственности одну. Её смазка ещё не впиталась до конца в мой конец, а ты хочешь, чтобы я уже его толкал в другую женщину. Это, по крайней мере, непорядочно по отношению к ней, и некрасиво по отношению к тебе. — И он властным движением убрал руки девушки от своего тела. — Расскажи мне, что с ней? Что опять не так я сделал? И ритуал провёл до конца, так что она не только не заметила, но ещё и сама мне помогла её порвать. И утро она досыпала спокойно.
— Ты её не запечатал. Только и всего. — Стася недовольно хмыкнула. — Давно у нас драконы стали такими щепетильными? Что-то раньше ты не стеснялся в меня пихать конец, перетоптав полдискотеки. Надеюсь, ты не собираешься из меня делать монашенку?
— Стася, я же давно тебя освободил от зависимости от себя. Не строй из себя обиженную. Сколько у тебя любовников? Ладно, расскажи мне, что не так.
— Я же сказала, ты её не запечатал.
— Если я её запечатаю, то нельзя будет делать кесарево, и она умрёт при родах. Я не хочу, чтобы она умирала. Мой дракон не желает её смерти. — Алекс прошёл к окну. Оперся ягодицами на подоконник. — И потом, другие же не запечатывают.
— Другие затычки сразу используют или утром сдают в инкубатор, и там им их ставят. Ты в школе хорошо учился? Ваше семя — это всё равно, что искры потухшего огня. Не горит, но жжёт. Представляешь, каково девушке, когда у неё внутри всё горит. Поэтому и запечатывают, чтобы перекрыть доступ кислорода огню. И вторая причина для запечатывания: тогда беременность не прерывается ни при каких обстоятельствах. Исключается риск выкидыша.
— Но тогда она бы не смогла уснуть, если бы мой огонь жёг её.
— Если она спала на тебе, то ты своей магией не давал огню разгореться. Полежал бы рядом ещё с полдня и даже не узнал бы о том, что могло такое случиться.
За ширмой послышался смех. Алекс и Стася заглянули. Это во сне счастливо смеялась Маша. Гормон радости вытеснил воспоминания о боли. Так всегда бывает, когда происходит желанное событие. Остаётся счастье, а боль уходит навсегда.
Дни шли за днями. Алекс баловал Машу. Каждую свободную минуту он проводил с ней. Они дурачились как дети, играли в догонялки, летали на вертолёте, бродили по горам. Иногда к ним присоединялись друзья. Макс превращался в большую кошку и катал Машу на спине. Она хохотала как ребёнок, вцепившись обеими руками в его шерсть. Эд не рисковал устраивать развлекательные прогулки по морю на своей спине, поэтому он выводил яхту.
Над ними кружились чайки и альбатросы, под кормой плескалась года, и разноцветные рыбы создавали пёстрый ковёр.
Но Алекс, следуя указаниям врача, не трогал её. Он обнимал, целовал, ласкал, обучал всем премудростям любви, но не трогал. Маша оказалась способной ученицей. Та волшебная ночь, когда она тонула в голубом мареве, настолько врезалась в её память, что она сама умоляла Алекса взять её. А он продолжал ласкать, раздражая рецепторы, помогая себе руками и языком дарить счастье любимой.
Маша со смехом вспомнила тот миг, когда увидела впервые Алекса обнажённым. Сейчас она не отказывала себе в удовольствии не только на него смотреть, но и трогать его, пробовать на язык, кусать, царапать, гладить и помогать, как он помогал ей, получить наивысшее удовольствие.
Его внутренний иногда бурчал, что ему тоже хочется. Но Алекс затыкал его, напоминая, что его размеры в разы превосходят человеческие, и чтобы он довольствовался тем, что получает человек. Сам же Алекс мечтал снова о том дне, когда будет позволено хотя бы как человек соединиться с любимой.
Для него было странно и то, что его не интересовали другие девушки и женщины. А от силиконовых губ его чуть ли не тошнило. Как он мог им доверить то, что доверил Маше? Он растворялся в этой любви. Он питался этой любовью.
Когда Алекс должен был уезжать по делам, Маша могла учиться. Ей было сделано прямое подключение к её группе. Она виртуально присутствовала на всех лекциях, слушала преподавателя. Лабораторные работы она делала в специальной комнате, которую ей оборудовали. Но девушке не хватало общества. Общества подруг.
И даже тот единственный раб, которого выкупил Алекс у Касыма, которого когда-то пожалела Маша, не мог ей их заменить. Этот раб был подарен Маше на следующий день после того, как она стала женщиной Алекса.
Однажды дверь отворилась, и в комнате оказалась Леся. Девушка зашла, опустила голову:
— Господин, я прибыла по вашему приказанию.
Маша недоумённо посмотрела на Алекса.
— Что всё это значит? Леся, я рада тебя видеть! — и она бросилась на шею подруги. Но та, встав на одно колено, взяла руку Маши и поднесла к губам для поцелуя. — Госпожа.
— Леся, встань немедленно! Алекс, ты мне объяснишь? — Маша была прекрасна в своём гневе. Настолько прекрасна, что Алекс не выдержал, улыбнулся, подошёл к ней, запустил руку в волосы, сжав их на затылке в кулак, накрыл своими губами её губы.
— Это твоя подружка. Я тебе её дарю, моя дорогая, — сказал он, увернувшись от её замахнувшийся руки. — Имей в виду, на Лесе тоже браслет слежения. Попробуйте только сбежать от меня.
— Но она человек. Свободный человек. Леся, да встань же ты, наконец.
— Ладно, девочки, я вас покидаю, — и он, поймав летевшую в него думочку, кинул её в сторону Маши и скрылся за дверью.
После ухода Алекса Леся поднялась. Но она по-прежнему не смотрела на Машу. Слуги не должны смотреть на мать наследника, чтобы не сглазить. Маша пыталась растормошить подругу, но всё было тщетно. Скудно выдавливая из себя по слову, смешанному со слезой, Леся поведала о том, как её арестовали в аэропорту, как перевезли во дворец и как «дрессировали», делая послушной рабыней.
— Меня приговорили прислуживать тебе до рождения наследника.
— За что приговорили? — Маше очень хотелось выразить сочувствие, но порой гормон счастья играет не в нашу пользу. Все счастливые люди — эгоисты. Они считают, что если они счастливы, то и все вокруг них должны быть тоже счастливыми.
— За побег. За то, что я помогла тебе сбежать.
— Но меня никто не спрашивал, — ответила Маша.
— Зато меня спросили. Напустили ауру правды, я сама всё и рассказала, — невесело вздохнула девушка.
— Так, я не знаю, чем смогу тебе помочь. Но я ужасно рада, что у меня теперь будет рядом подруга. Скажи, что сделать, чтобы хоть как-то облегчить свою участь? Леся, ну улыбнись, пожалуйста! — Маша обняла девушку со всей той пылкостью, на которую была способна.
— Ты себе помоги для начала, — буркнула Леся. — Тебя отправят в инкубатор, меня туда же. Я уже проходила практику. — И она зло, наслаждаясь страхом Маши, рассказала о белых капсулах, в которых живут «курочки», как их «ласково» кличут там.
Каждое утро всех «курочек» обязательно посещает врач: он измеряет живот, на мониторе смотрит на состояние яйца и зародыша в нём. Именно состояние маленького дракончика влияет на рацион и активность «курочки». Они гуляют в определённое время. Они едят, что им предписано. У каждой «курочки» есть личная прислуга, которая живёт в одной капсуле с ней. Чтобы «курочки» не скучали, им показывают фильмы о счастливых родах, о счастливом детстве малыша и о счастливой жизни без ребёнка, создают голограммные музеи и аттракционы.
Каждую «курочку» раз в две недели посещает будущая семья дракончика. Одинокий дракон не может иметь себе курочку. Малыш должен родиться в полной семье. Когда наступает срок, «курочку» переводят в родильное отделение.
— Они кричат. Я сама слышала, как кричат. Им вкалывают анестезию, но не настолько, чтобы они совсем ничего не чувствовали. Мы, будущие сиделки, там проходили практику. Потому что иногда яйцо настолько большое, из-за того, что семья пожелает, чтобы оно находилось как можно дольше в теле матери, делается очень большой разрез. Драконов интересует только яйцо. Их не волнует судьба «курочки». Они бережно, чтобы не разбить скорлупу, перекладывают его в специальный кювет, вытягивая пуповину. С этого дня «Курочка» должна передвигаться, таская за собой это сооружение. Порой яйцо вырастает до размеров, превышающих свою мамочку. На последних месяцах «курочки» уже не двигаются. Они лежат и едят и через свою пуповину кормят драконов. Это страшно. Толстые, раскормленные «курочки». Если они не хотят есть, в них впихивают еду. Они жрут то, что должны есть драконы: одни сидят только на траве, других пичкают сырым мясом. Они всё время жрут и жрут.
Слёзы катились по щекам Маши:
— Но как же те, кто вернулся в Хивернию? Они возвращались богатые и счастливые.
— Ты не помнишь, что драконы стирают память? На последнем месяце яйцо постепенно отключают от его батарейки. И мамаш начинают гонять. Их сажают на тренажёры. Карлицы-надсмотрщицы заставляют заниматься по восемь часов в день. Рацион уменьшают до человеческого. А ещё им возвращают сексуальность. «Курочки» становятся злые, голодные и неудовлетворённые. Вот такими их и возвращают в Хивернию. Ты заметила, что все суррогатки буквально в первый месяц выходят замуж?
— Это неправда. Меня Алекс не отдаст в инкубатор. — Маша всхлипывала. В ней одновременно боролись страх и счастье. Она плакала и смеялась. Она хотела к Алексу и желала спрятаться от него.
— Ага, — усмехнулась Леся. — Поэтому меня к тебе и прислали. Готовься. Скоро помолвка Алекса. Тебя на ней быть не должно. В тот час, когда он будет объявлять Киру своей невестой, ты будешь посажена на вертолёт и перевезена в инкубатор.
Леся торжествовала!
Маша ушла на террасу и долго над чем-то размышляла. А потом подошла к Лесе и сказала:
— Я твоя госпожа, и ты обязана мне подчиниться. Я сбегу, а ты мне в этом поможешь.
«Помогу, — прошептала про себя Леся, — Я лягу под Алекса. И он забудет тебя, Маша…»