Дракула против Гитлера.

«И я тоже», вмешался Харкер. «В школьные дни… э-э-э… ночи. Решая мировые проблемы за пинтой пива. Или двумя». Он улыбнулся Люсиль. «Или даже тремя».

«Да, доктор Ван Хельсинг, я прочел книгу, которую вы мне дали. Что вы думаете об этом Фрейде?», спросил Дракула.

«Давайте сначала позавтракаем», сказал ее отец и повел их вниз.

«Туфта это», заявил Харкер, когда они спускались по лестницу. «Этот Фрейд. Лже-наука».

Люсиль стала помогать с готовкой, а Харкер мешаться у нее под ногами. Дракула сел за стол, в ожидании дальнейшего обсуждения.

«Некоторые из его теорий, я это признаю, кажутся немного странными», сказал Ван Хельсинг. «Но саму идею изучения человеческой психики как объекта научного исследования я поддерживаю. Это можно сравнить с нашими исследованиями отдаленных уголков Амазонии, глубин океана, нашей Солнечной системы, миров, которые нам пока еще неизвестны, и которые ждут, чтобы мы разгадали их всеми доступными инструментами и способами, которыми мы располагаем. Человеческий разум — одна из этих темных, загадочных земель, которую мы должны начать, так сказать, картографировать, даже если некоторые места на этой карте отмечены условным обозначением “Здесь обитают чудовища”».

«Есть многое на свете, друг Горацио…», начал Дракула.

«…что и не снилось нашим мудрецам», закончила Люсиль.

Они с Дракулой переглянулись и рассмеялись. Англичанин не разделил с ними этого юмора, а вместо этого нахмурился, глядя на них двоих.

«Вы вдвоем так поладили, я смотрю», заметил Харкер. «Что никогда не подумаешь, что вас отделяют друг от друга пятьсот или более лет».

«У мисс Ван Хельсинг очень древняя душа», сказал Дракула, скорее адресуя эти слова ей, чем кому-либо еще на кухне.

«Зовите меня Люсиль, пожалуйста», сказала она ему. «А Князь Дракула — человек широких, прогрессивных взглядов, не закостеневший в старых, запретительных и репрессивных идеях, господствующих в наше время».

«И все равно он убийца», категорически заявил Харкер. Его слова тут же испортили общее приподнятое настроение, заставив всех замолчать. Люсиль повернулась к Харкеру, сжав губы в тонкую и твердую линию.

«Сейчас война, лейтенант», заявила она. «Мы все убийцы. И вы тоже».

«Но мы убиваем в силу необходимости», возразил Харкер. «А Князь забирает жизни, чтобы поддерживать свои жизненные силы, для, скажем так, пропитания. А порой (это он и сам признает), из-за собственной кровожадности. А это не совсем одно и то же».

«Не одно и то же?», спросил Дракула. «Видимо, у вас небольшой военный опыт, неужели вы не наблюдаете иногда кровожадности у своих товарищей в бою? Разве вы не убиваете других, чтобы сохранить себе жизнь? И разве вы не убиваете некоторых животных для собственного пропитания?»

«Вы ставите знак равенства между человеческими жизнями и жизнями безмозглых диких зверей, коров и овец?», грубо спросил Харкер. «Само собой, кто бы сомневался, что это так. Потому что вы же не человек. Вы и сам тоже какой-то зверь. Симулякр, лишь внешняя видимость человека».

«Но схож с ним достаточно, для того чтобы испытывать негодование от вашего тона, молодой человек». Глаза Дракулы запылали гневом. Он встал и повернулся к Харкеру. Англичанин не мог не затрепетать от могущества вампира.

Люсиль стала искать способ разрядить внезапно возникшую напряженность.

«Отец», сказала она довольно громко. «Что-нибудь известно о реакции нацистов на нашу маленькую вылазку прошлой ночью?»

Ван Хельсинг был более чем рад подхватить у нее эстафету. «Похоже, мы привели противника в замешательство, дезориентировав его», сказал он. «Или, точнее, не мы, а Князь. Я бы даже сказал, мы посеяли семена страха в среде оккупантов. Одни говорят о том, что на поезд напал медведь, другие — о волчьей стае, третьи — даже о пумах. Или еще того хуже».

«Великолепно», сказала Люсиль.

«Немецкие войска, дислоцированные в Плоешти, отказываются ехать на побывку на родину, если не могут добраться туда самолетом. Возможно, мы проигрываем в численности и оружии, но мы способны настолько запугать врага, что можем парализовать его деятельность».

«Что мы и делаем», сказал Харкер, отвернувшись от вампира. «Страх, несколько удачно размещенных бомб, стремительная просчитанная диверсия — и мы способны их парализовать. На данный момент. Но что дальше?»

«Что касается этого вопроса, сегодня утром у меня для вас на завтрак приготовлены не только яйца. Возможно, нашей веселой группе предостоит новая вылазка», сказал ее отец, махнув рукой Харкеру, чтобы он сел. Люсиль снабдила его тарелкой, и Ван Хельсинг выложил перед англичанином идеально приготовленный омлет.

Ее отец был таким же взыскательным поваром, как и хирургом, и его блюда всегда выглядели как на картинке, так, будто они были приготовлены специально для иллюстраций. Он разбил яйца в миску для Люсиль.

«Старый завод в Сфынту-Георге, производивший крылья к машинам Tatra, недавно переоборудован для производства артиллерийских снарядов», стал продолжать Ван Хельсинг.

«Это то самое место, где используется рабский труд, верно?», спросила Люсиль. «Я считала, он настолько сильно охраняется, что нам и думать даже нельзя на него напасть».

«Да, это так», согласился ее отец. «И раньше, вплоть до настоящего момента, итоговый результат такого нападения, а именно кратковременная остановка производства оружия, не стоил для нас тех возможных затрат, которые мы могли бы понести, потеряв людей и навлекая возможные ответные карательные меры возмездия на местное население.

«Однако теперь, хоть цена, которую придется заплатить за такую попытку, возможно, нисколько и не уменьшилась, но результат вырос в цене», сказал ее отец.

«В двух отношениях: во-первых, немецкие власти организовали на территории завода подразделение по сбору разведывательных данных — совместную группу в составе сотрудников гестапо и офицеров румынской военной разведки, пользуясь высокой защищенностью комплекса».

«Цель этого подразделения?», спросил Харкер.

«Перед ними поставлена задача составить список нежелательных лиц из числа румынских граждан», сказал им Ван Хельсинг.

Слова эти тягостным грузом повисли на кухне, как дым от плиты.

«Досье на всех, у кого есть хоть капелька еврейской крови, с родословными записями до четырех-пяти поколений», продолжил Ван Хельсинг. «Списки цыган, гомосексуалистов, коммунистов, левых и ряда отдельных конкретных лиц, которых власти либо считают угрозой, либо просто они им чем-то не нравятся, либо у них просто желают отобрать собственность».

«И в нужное время, как я понимаю, эти люди будут собраны и отправлены в концлагеря», сказала Люсиль. «И больше оттуда никогда не вернутся».

«Вы сказали, что в двух отношениях», сказал Дракула. «Что еще такого ценного на этом заводе?»

«Там начали производить снаряды для нового артиллерийского орудия», ответил Ван Хельсинг. «Модифицированный вариант “Большой Берты” времен Великой войны.

Называется оно «Толстый Густав» и еще одно — «Дора». Осадные орудия. Пушки, самые большие в мире. Настолько огромные, что их можно перевозить только несколькими железнодорожными вагонами. Сверхтяжелый гаубичный снаряд, способный пробивать 7-метровый слой бетона и 1 метр бронированной стали. Диапазон дальности стрельбы — от 35 до 55 км».

«Из такого орудия можно вести огонь через Ла-Манш по Лондону», сказал Харкер с некоторой тревогой.

«В Георге производятся два типа снарядов», продолжал Ван Хельсинг. «Семитонный и одиннадцатитонный. Оружие страшной разрушительной силы».

«Поэтому это артиллерийское производство должно быть остановлено», резюмировала Люсиль, «а список уничтожен».

«Но, как уже отмечалось ранее, завод неприступен», добавил ее отец.

«Тогда нам нужно разработать план», сказал Дракула.

ДАТА: 22 МАЯ 1941 ГОДА.

КОМУ: ОБЕРГРУППЕНФЮРЕРУ СС РЕЙНХАРДУ ГЕЙДРИХУ, РСХА.

ОТ: МАЙОРА СС ВАЛЬТРАУДА РЕЙКЕЛЯ.

КОПИЯ: ГЕНРИХУ ГИММЛЕРУ, РЕЙХСФЮРЕРУ СС.

Получил ваше сообщение. Приступаю к осуществлению операции и сделаю все возможное для поимки упомянутого вами лица. У местных повстанцев в нашем штабе есть по крайней мере один шпион; информация о времени отправления остановленного железнодорожного состава была известна только личному составу моей канцелярии.

Мы не стали немедленно перекрывать эту утечку и уничтожать ее источник, а вместо этого воспользовались тем, что осведомлены о его существовании, в собственных целях. Я составил необходимые записки и отдал все указания о создании подразделения, расположенного на предприятии по производству боеприпасов в Сфынту-Георге.

Это подразделение, плюс продукция военного завода, должны стать подходящей приманкой, способной выманить из укрытия мятежников и нашу главную цель. Помимо сфабрикованных письменных документов, я отдал устные распоряжения для осуществления операции «приманки». Разговоры об этом, как мною и задумано, должны быть услышаны как можно большим количеством людей в штабе.

Вдобавок к этой небылице, на территории завода на самом деле была создана канцелярия, укомплектованная весьма пестрой и разношерстной группой румынских военных под руководством одного из моих доверенных лейтенантов. Но даже он не знает об этой уловке. Он ежедневно шлет мне жалобы с подробным описанием некомпетентности своих подчиненных.

На завод Сфынту-Георге мной направлены три кадровых сотрудника гестапо из Плоешти и группа сотрудников безопасности из моего подразделения.

Я лично проинформировал эту группу охраны, что их поставят к стенке, если хоть малейшая частица этой информации выйдет наружу за пределы подразделения.

Уверен, что этой наживки окажется достаточно для того, чтобы заманить в ловушку наших противников и их недавних новобранцев — английских шпионов и того, кого вы ищете.

Буду держать вас в курсе происходящего.

Хайль Гитлер.

23 мая 1941.

Я конченный идиот и болтун! Не знаю, что на меня нашло. Вероятно, когда я вошел на кухню и увидел, как они разговаривают и смеются с такой интимностью, я сразу же почувствовал себя лишним, и что-то на меня нашло. Не знаю, что.

Нет, знаю. Это была ревность, основательно меня унизившая, щелкнувшая меня по носу. Обычная отвратительная ревность. Проблема в том, что мне нравится этот человек, то есть я хотел сказать этот вампир. Он представительной внешности, умный и, на первый взгляд, достойный, благородный человек. Или же раньше нравился, до этого момента. Я попытался подавить свои чувства к прекрасной Люси, забыть ту ночь блаженства, но у меня не получилось. Я потерпел в этом полный провал.

У меня не хватило сил.

И поэтому я все полностью испортил. Я облажался. Мой отец как-то сказал мне, что многие пошли не в ту степь, думая не тем, что над шеей, а тем, что ниже пояса. Он забыл сказать мне о том, что находится между ними, о сердце. Вот где берет начало это неуклюжее, грубое поведение; вот где окопалась моя боль.

Должно быть, ей кажется, что мне безнадежно горько, что я сломлен, что сердце мое разбито. И, должен признаться, что моя несгибаемая стойкость и мужество, похоже, несколько дрогнули под давлением стольких испытанных мною тяжелых эмоций. Это был горький удар, напомнивший мне о том, чему учила меня мама — что зачастую нам приходится проходить чрез горькие воды тяжелых испытаний, прежде чем мы достигнем сладких.[38]

Но я не должен сдаваться. На карту поставлено нечто гораздо важнее моих эмоциональных страданий: предстоящая операция и возможный мировой конфликт, который неумолимо докатится и до нас, когда Россия и строптивые американцы соберутся с духом и мобилизуются, включившись в настоящую серьезную схватку.

Я обманывал в своих сообщениях штаб, и от этого я чувствую себя еще более удрученно. Я ни разу не упомянул в своих донесениях начальству ни самого вампира, ни его участия в вылазке на юг, ни причастности его к освобождению заключенных на железной дороге. Я убежден, что если бы я это сделал, то сильно пострадало бы доверие к моим бюллетеням. Я знаю, о чем они подумали бы, если бы я им сообщил, вместе с кем я действую — с неким мифическим существом, а тем более с самим Дракулой — это было бы встречено с недоверием и вызвало бы сомнения относительно моей психической адекватности, и исходя из этого, моей способности выполнить свое задание. Они бы подумали, что я рехнулся. И меня, как минимум, отзовут в Англию. А мне очень не хочется отказываться от такой уникальной возможности и покидать дорогую Люси. И вот поэтому я продолжаю стоять на своем — на этом грехе умолчания.

По возвращении в Брашов, мне пока что не удается побудить местных партизан предпринять более агрессивные акции — диверсии или действия, беспокоящие противника.

Я призывал к этому Анку, Павлу и Фаркаша, во время операции по освобождению заключенных на железной дороге, но страх навлечь крайние репрессии удерживает их от этого. И я не упрекаю их за это, так как нацисты известны в прошлом своими многочисленными чудовищными акциями возмездия. В конце концов, ведь опасности подвергаются именно их собственные семьи и друзья. Я пытаюсь представить себе, что я бы делал на их месте, если бы это происходило в Грейт-Франшеме (Норфолк) или в Монк-Шерборне (Хэмпшир). Стал бы я рисковать жизнями своих товарищей и родственников?

Но этот список «нежелательных лиц», как его называют, должно быть, цель стоящая и, к тому же, она достаточно далеко находится от Брашова и не должна вызвать каких-то ответных репрессивных мер. Да, немцы потом могут снова начать собирать такие сведения и составлять картотеку, но наш налет приостановит эту работу, и мы сможем предупредить тех, кто в списке. Плюс к тому, я должен что-нибудь сделать, что угодно.

Каждый день я слышу о подлых бомбардировках моей страны и о храбрости британских летчиков, защищающих нашу Родину. И мне хочется как-то ей помочь. За короля, страну и все остальное. Этот дальнобойный артиллерийский снаряд, производимый на заводе-тюрьме, представляет собой непосредственную угрозу, нависшую над моим собственным домом и очагом. И я должен сделать все возможное, чтобы ее устранить.

В случае если мы добьемся успеха в Сфынту-Георге, я разработал план эвакуации (с конкретными маршрутами) тех, кто находится в этом списке, из Румынии в Стамбул и Одессу. Используя местную ячейку и некоторых агентов и ресурсы SOE в соседних странах, ряд сочувствующих будут укрывать беглецов, перемещая их в следующее убежище, а затем с вокзала на вокзал, пока они не выскользнут из-под контроля силовиков Оси.

Но, кроме задержки производственной деятельности и операций фашистов, этот рейд будет рассматриваться как некая демонстрация против германо-румынского режима, знамя, высоко поднятое партизанами. Это может помочь привлечь к их борьбе новых людей и, возможно, приведет к активизации их деятельности, добиваться которой так часто и настойчиво рекомендует наше МВД.

И теперь только бы облегчение моих личных проблем было бы столь же обнадеживающим.

…и шумиха о Польше развеется, как шелуха от пшеничных зерен на ветру. Кто сейчас помнит, как вырезали всех армян? Никто. Если герр Вольф способен послать Цвет немецкой нации в Ад Войны, не испытывая ни малейшей жалости к пролитию драгоценной немецкой крови, то он уж точно имеет право ликвидировать низшую расу, плодящуюся, как паразиты.

Если Герру Вольфу суждено править миром, любое действие, которое способствует этому правлению, оправдано. Править или погибнуть — единственные конечные результаты, заслуживающие внимания.

[Примечание редактора: далее крупными буквами во всю ширину страницы написано слово “r;cksichtslos!” — “безжалостно!”] 25 мая.

Герр Вольф не может уснуть. Он думает, что у него рак. У него постоянные головные боли, головокружения, дурнота, боли в желудке и в кишечнике. Порой после длительного приема ванны симптомы отступают. Он целыми днями расхаживает, не зная покоя. Возможность существования этого существа держит его, несмотря на все недуги, в состоянии лихорадочного психического возбуждения. Если это легендарное существо действительно существует, то мы заставим заткнуться наших критиков, этих Фом Неверующих.

С первых же дней своего пребывания в Вене герр Вольф стал читателем «Остары» — журнала, в котором мистик-теоретик Ланц фон Либенфельс пытался примирить и сочетать оккультизм с современной наукой. Герр Вольф с тех пор и стал Верующим.

Герр Вольф надеялся, что поиска и обретения Копья Судьбы будет достаточно, чтобы заставить скептиков замолчать, но тщательное изучение этого предмета не выявило у него никаких магических свойств или эманаций. Этот артефакт либо подделка, либо же не настоящее копье Лонгина.

И поиски Отто Раном Святого Грааля, по преданию обладающего невероятной силой, своим результатом имели лишь, похоже, обычную винную чашу. Пользовались ли ею на Тайной вечере или нет, неизвестно, но этот предмет не имеет абсолютно никаких оккультных свойств. Да и вообще, этот сосуд практически не удерживает воду.

Экспедиция в Северную Африку в поисках Утраченного Ковчега дала еще менее удовлетворительные результаты, равно как и исследования, проводившиеся в Тибете относительно эликсира Вечной Жизни.

Герр Вольф в курсе, что этот интерес к Сверхъестественному подвергается насмешкам. Но даже надменные британцы позволили Ведьмам из Ковентри создать магический Круг Силы вокруг их любимого и драгоценного для них острова в надежде предотвратить вторжение. Они даже согласны с тем, что мы сразу же после Дюнкерка не вторглись к ним из-за успешно проведенного ими этого самого заклятия.

Бомбардировщики герра Вольфа ежедневно нарушают это колдовское кольцо, им на него плевать.

HH верит. Он приверженец ясновидения, целительства, колдовства и пытается добывать золото из неблагородных металлов. Он помог Герру Вольфу создать условия для Гануссена, чтобы тот нашел корень мандрагоры и, выкопав его со скотобойни, перенес в место рождения Герра Вольфа, чтобы устранить любые препятствия на пути мирового господства Герра Вольфа.

Интерес герра Вольфа к тому, что некоторые могут назвать Фантастичным, основано на чисто Научных принципах. Разве не все грани нашего мира требуют надлежащего и равного изучения? Ведь доказано, что некоторые народные средства знахарства оказались столь же эффективны, как и самые современные лекарства.

Недавно нашим ученым удалось преобразовать физическое вещество под названием Уран в совершенно новый элемент — Плутоний. Они с большим энтузиазмом смотрят на перспективы исследований в данном направлении и обещают, что это даже может привести к созданию нового оружия, немаловажной значимости и силы. Вот так мифический Философский Камень становится реальностью, а мечта алхимиков — превращение элементов — свершившимся фактом. Большинство этих исследований в области мифов и магии окажутся напрасными, но сколько попыток провалилось, прежде чем человек поднялся в воздух и полетел, как птица? Вот еще один подвиг, когда-то считавшийся невозможным, покуда он не был совершен.

Таким образом, консультирование герра Вольфа астрологами или нумерологами и изучение ценных возможностей, которые могут быть и у других заслуживающих внимания необыкновенных явлений и феноменов, вовсе не более бессмысленны, чем тот факт, который нужно учитывать, что один ослепший ефрейтор[39] в один прекрасный день вдруг стал Фюрером.

Есть вещи, которые человек не в силах понять, но которые все же существуют. Ох, это все наша наука виновата: ведь она хочет все объяснить; а если не может, то говорит, что тут и нечего объяснять, потому что этого не существует: перемещения тел в пространстве, материализации, астральных тел, чтения мыслей, гипноза. Сегодня существует много такого в электротехнике, что было бы признано жуткой ересью тем самым человеком, который открыл электричество — и которого самого бы, еще не так давно, сожгли бы на костре как колдуна.

Теперь у нас будет научное доказательство того, что раньше считалось нереальной фантастикой. Жертвы нападения на поезд (или же куски этих жертв) уже исследуются в настоящее время помощником доктора М. Этот человек, барон фон Ф., занимавшийся в прошлом возможностью существования масла Диппеля — Эликсира Жизни, — теперь изучает кровь укушенных и надеется найти ключ к разгадке материальной телесности напавшего на них хищника.

Между тем, голова у герра Вольфа идет кругом от вращающихся в ней мыслей о возможностях этой новой находки. Он кое-что почитал об этом легендарном существе.

Эта мерзкая ночная тварь пользуется поддержкой некромантических сил. Он способен управлять стихиями, бурей, туманом, громом. Он может командовать низшими гадкими тварями, крысами, совами, летучими мышами, ночными мотыльками, лисами, волками. Он может стать крошечным, может вдруг вырасти, а может и вовсе исчезнуть. Он способен перемещаться под лучами лунного света крошечными частичками пыли. Он способен повелевать мертвыми!

Мы должны поймать это существо! Обязательно!

27 мая 1941.

Предварительная рекогносцировка нами военного завода по изготовлению боеприпасов принесла плохие вести. Весь комплекс обнесен со всех сторон 14-футовой [4,2 м] в высоту конструкцией из нержавеющей стали и железных столбов с колючей проволокой сверху. Внутри территория патрулируется часовыми и караулом.

На этой охраняемой территории выстроены грубые бараки, где живут подневольные рабочие, занятые рабским трудом, в то время как в новых постройках размещается подразделение охраны. За рабочими днем и ночью надзирает вооруженная охрана. Въезд туда только один, через широкие ворота, в которые могут въехать грузовики, доставляющие технику, снаряжение и новых заключенных, на замену тем, кто умер на каторге. Продукты их труда покидают лагерь через те же ворота.

Цеха и производственные линии работают круглосуточно семь дней в неделю. Если один из рабочих падает от истощения или голода, его расстреливают на месте.

Некоторые умирают прямо на своем рабочем месте. Трупы бросают в плавильные печи. Я видел это сам в бинокль. С высокой точки наблюдения — крыши многоэтажного служебного здания, находящегося через дорогу от завода.

На крыше завода имеется ряд узких окошек, под самым козырьком, вентиляционные прорези в которых постоянно открыты, что позволяет выпускать наружу зловонный воздух, а днем впускать внутрь свет для работы. Через эти отверстия я сумел довольно хорошо рассмотреть то, что находится внутри. Это картина настоящего ада. Всевозможные машины, непрестанно дымящие, испускающие пар, среди них огромные десятитонные молоты и прессы, сотрясающие землю своими непрекращающимися ударами и грохотом. Оборудование и рабочие покрыты грязью, сажей, угольной пылью. В цехах штампуются, свариваются и фрезеруются стальные гильзы для снарядов, затем в них закладывается порох, и сверху они в завершение завинчиваются собственно реактивным снарядом.

Результатом этого зловещего процесса являются артиллерийские боеприпасы. Снаряды необычайно огромные. Я подумал сначала, что это мне показалось из-за того, что я смотрю под наклоном, но затем я смог сопоставить их размеры с рядом расположенными знакомыми мне объектами и предметами и понял, что каждый снаряд примерно пяти метров в длину.

Я доложил о результатах своей рекогносцировки ячейке партизанского руководства. Все собрались за тем же самым исцарапанным столом в подвале у Михая. Дракула стоял в одиночестве в темном углу. Я заметил, что Люси сидела на сложенных рулонах ткани ближе всех к вампиру.

Я был только рад, что был вынужден сосредоточиться на своем докладе. Все стали рассматривать план, который я нарисовал с помощью Ренфилда, вместе с которым мы и проводили нашу рекогносцировку. Он оказался отличным рисовальщиком.

«Охрана внутри самого завода?», спросил Фаркаш.

«И сверху, и внизу», ответил я ему. «Патрулируют по мосткам над производственным цехом и ходят внизу среди рабочих. Все вооружены. Охранники в цеху нужны, чтобы понукать рабочих вкалывать без передышки. Если заключенный стал работать медленнее или падает, его избивают. Ночью охранников меньше, чем в дневное время».

«Где у них склады с порохом?», спросил Ван Хельсинг. Ренфилд сразу же навострил уши, услышав этот вопрос, обрадовавшись тому, что мы, наконец, обсуждаем то, что его интересует. Он подошел к столу и указал на нужное место на плане.

«Вот эти несколько насыпей за собственно заводом», пояснил я. «Не настолько далеко от него, как требуется в целях безопасности, но переоборудование завода позволило расположить их только на таком расстоянии. Там же складируются и готовые снаряды. Вот здесь и здесь. Они уложены на поддоны в ожидании вывоза».

«Ох!», воскликнул Ренфилд. «Вот бы все это бомбануть!»

«Да, сержант». Я похлопал его по плечу. «У тебя будет возможность поиграть в свои любимые игрушки».

«А где составляется и хранится этот список?», спросила Анка.

«Вот здесь». Я показал на план. «В конторе на втором этаже, над собственно заводскими цехами. Она выходит окнами на заводские цеха, что позволяет начальнику смены наблюдать за производственными линиями».

«Прямо в центре комплекса», заметил Павел. «Контора эта окружена стеной, цехами завода и всей охраной».

«Очень опасную операцию мы затеваем», сказал Фаркаш.

«Я думаю, что ее осуществить невозможно», заявила Анка. «Скажите англичанам, пусть разбомбят его своими самолетами».

«Это невозможно сделать, не убив при этом рабочих», сказала Люсиль.

«Они обречены в любом случае», ответил Фаркаш.

«Выходит, мы должны будем отыскать возможность проникнуть внутрь, завладеть списками и уничтожить записи, а затем выйти оттуда, не причинив вреда никому из этих несчастных», резюмировал Ван Хельсинг. «Непростая задача».

«Вообще-то», добавил я, «мне кажется, мы должны освободить заключенных». И я описал маршрут выхода и план действий на случай эвакуации, которые я подготовил для тех, кто в списках.

«Не забудьте про ба-бах!», сказал Ренфилд со слышимым в голосе небольшим беспокойством, как ребенок, напоминающий своим родителям, что они обещали ему сладкое.

«Бабахнуть было бы неплохо», сказал я. «Очень сильным взрывом, чтобы уничтожить боеприпасы. Но только после того, как мы эвакуируем рабочих». Я не мог выбросить из головы картины страданий этих несчастных, надрывающихся как каторжники над этими своими машинами, жестокости их надзирателей, унижений и абсолютных мучений, свидетелем которых я стал во время своей рекогносцировки. Я должен был что-то сделать, чтобы спасти их из этих издевательских условий. Что угодно, иначе их ужасная участь наверняка будет преследовать меня всю жизнь.

«Мне это не нравится. Круглосуточно вооруженные часовые, три яруса, четыре яруса в глубину. Это смертельная ловушка», сказала Анка и оттолкнула от себя мой план, словно выбрасывая грязную салфетку.

«Мне кажется, я смогу помочь вам в этой затее», впервые за все время сказал Дракула.

Анка свирепо посмотрела на вампира. «Мы провели совещание и приняли решение относительно вашего участия в нашей борьбе», объявила она. «Мы больше не будем действовать совместно с таким богомерзким монстром».

«Что за совещание? Когда оно состоялось?», спросила Люси. «И почему мне ничего не сказали?»

«Мы знали, что ты будешь возражать», ответила Анка. «Это окончательное решение. Мы не будем действовать совместно с этим чудовищем». Она бросила на Дракулу самый недобрый взгляд, какой только смогла.

«Даже если это означает победу немцев?», спросила Люси. «Не надо ребячиться».

«Это богопротивное дело!», прошипела Анка.

«Суеверная чушь», сказал я, удивляясь самому себе тем, что снова защищаю Князя.

Анка бросила на меня тот же недобрый взгляд. «Вам лучше запомнить это, молодой человек из Англии», сказала она с какой-то странной страстью. «Мы в Трансильвании, а Трансильвания — это не Англия. Наши обычаи не такие, как у вас».

Я на некоторое время отошел от них, собравшихся в круг, как следует отчитанный, понимая, что вышел за пределы своей компетенции.

«Что произойдет после того, как мы победим нацистов?», спросил Фаркаш. «Он набросится на нас, удовлетворяя свои гнусные желания».

«Несколько мелодраматично, вам не кажется?», сухо заметил на это Дракула. «Вы уверены, что знаете меня настолько хорошо, что способны предсказать, как я буду себя вести?»

«Мы все видели ваше поведение в поезде», пробормотал Павел.

«Моя бабка прекрасно тебя знала, настолько хорошо, что сердце ее пронзил кол», сказала Анка сквозь стиснутые зубы. «Мой дед сам отрезал ей голову. Он так и не оправился после этого ужасного деяния. То, что он рассказывал нам, разные истории… Этот монстр похищал наших детей, младенцы пропадали и гибли от рук этого безбожного чудовища».

«Дети?», Дракула нахмурился. «Откуда взялась эта чушь?»

Анка встала и шагнула навстречу вампиру, лицо ее исказилось от ненависти. «Мы не потерпим тебя, дьявол!»

«Отец». Люси повернулась к отцу, чтобы тот вмешался. Он ближе всех знал эту толстую женщину. Но Ван Хельсинг лишь покачал головой.

«Я спорил с ними до хрипоты», сказал он. «Но у меня всего лишь один голос. Я не могу заставить кого-то что-то делать, даже при том, что считаю, что они ошибаются. Сильно ошибаются».

«Мы сами справимся», сказала Анка. С этим словами Анка попросила, чтобы Дракула покинул собрание.

Ван Хельсинги, Ренфилд и я вышли вместе с ним. На улице, когда мы шли к машине, вампир нарушил тишину.

«Их тут же перебьют, если они нападут на этот военный завод, не так ли?», обратился он ко мне.

«Боюсь, что да», сказал я ему. «Он сильно укреплен. И единственная тактика, о которой я когда-либо слышал от любого из них, это лобовая атака».

«Но на их стороне фактор внезапности», предположила Люси.

«От внезапности мало толку, если уступаешь в численности», возразил Ван Хельсинг. «Кроме того, противник прочно укрепился. Люди, безусловно, погибнут».

«Возможно, мое вмешательство может спасти их жизни», сказал Дракула.

«Вас одного?», спросил я.

«Я помогу вам», тут же ответила Люси.

«И я, мой Господин», присоединился к ней Ренфилд.

«Я тоже, конечно, помогу, чем смогу», сказал я им. Разумеется, если женщина и умственно отсталый человек намерены принять участие в этой самоубийственной затее, у меня не было иного выбора, кроме как тоже заявить о своем участии.

«Но ведь нас только пятеро?» Ван Хельсинг нахмурился. «Нет, это невозможно».

«У меня довольно близкое знакомство с невозможным». Дракула улыбнулся.

Люсиль с Дракулой шли вдоль стены, окружавшей военный завод. Прогулка оказалась долгой. Объект занимал четыре рядом расположенных больших квартала. С ним соседствовали другие строения — тоже в основном производственные, но меньших размеров, а также административные здания.

Ночь была тихой, все остальные предприятия уже закрылись, даже швейные фабрики. Шаги Люсиль по бетонному тротуару сопровождались лишь приглушенным гулом и грохотом машин из-за стены. Вампир ступал бесшумно, как кошка.

Люсиль почти притворялась, что они вовсе не проводят разведку местности, а вместо этого они с Князем — гуляющие под луной влюбленные. Они даже держались за руки, поддерживая романтическтй маскарад для всех посторонних, кто мог их увидеть — прохожих, случайных или нет. Она держала в своей руке его холодную руку, но к этому времени она уже привыкла к холоду его прикосновений, и даже была рада им. Они давали ей потрясающее ощущение близости с ним.

Несущиеся над головой темные облака создавали в воздухе гнетущее чувство надвигающейся грозы.

Они сделали один круг, обойдя весь комплекс и встретив, наконец, молодого Харкера, ожидавшего их там, откуда они начали свою прогулку. Прислонившись к стене, он курил трубку, переодетый в бродягу.

«Все тихо?», спросил Харкер.

Люсиль кивнула.

«Здесь тоже», сказал он.

«Что ж, похоже, и место, и время вполне подходящие», сказал Дракула, осматривая стену, возвышавшую у них над головами на восемь футов вверх.

«Как начнем? Устроим шухер?», спросила Люсиль. «Давайте, вот тут, подсадите меня».

«Подсадить?» Дракулу это выражение, похоже, озадачило.

«Помогите мне перелезть через стену», объяснила она.

«В соответствии с планом, сформулированным вашим отцом», сказал Дракула, «вам надлежит атаковать снаружи».

«Это неразумно», вмешался Харкер, «в самый последний момент отклоняться от намеченного плана атаки».

«Похоже, я, как обычно, в меньшинстве», ответила она. «Трое мужчин против одной женщины».

«Силы равны», сказал Дракула с улыбкой, «если эта женщина вы».

«Я помогу вам», предложила ему Люсиль с кривой усмешкой и, сцепив пальцы рук, расположила их пригоршней-чашечкой. Вампир проигнорировал предложенную помощь, чуть присел, согнув колени, и подпрыгнул ровно и прямо вверх, ловко приземлившись на вершине стены. Он держался на узком опорном столбе легко и непринужденно, как белка на телефонном проводе.

Люсиль, открыв от изумления рот, уставилась на него. Затем они с Харкером переглянулись и одновременно вздохнули. Она вновь подняла голову к Дракуле.

«Понтуешься», сказала она.

Вампир наклонился и протянул руку Харкеру.

«Вы можете передумать», предложил Дракула англичанину.

«Харкеры никогда не уклоняются от выполнения своего долга», сказал молодой человек и кивнул Люсиль. Она снова сложила ладони вместе, и он сунул ногу в девичье стремя. Благодаря ее поддержке и собственному прыжку Харкер оказался на достаточной высоте, чтобы Дракула схватил его за выброшенную вверх руку.

Дракула легко поднял молодого человека на стену, как ребенка. Харкер зацепился штаниной за колючую проволоку, и она порвалась, но в остальном он никак не пострадал.

Вампир обернулся, кивнул и улыбнулся Люсиль, затем спрыгнул на другую сторону и скрылся из виду. И Харкер тоже вместе с ним.

Выполнив эту свою часть плана, Люсиль поспешила отойти от стены. Эта улыбка не выходила у нее из головы.

Дракула спрыгнул со стены вниз, словно спикировав и изящно приземлившись, как балерина после величаво-царственного прыжка. Он поднял руки ко мне, и я соскочил со своей крайне ненадежной и опасной высоты. Он легко поймал меня, как пожарный падающего ребенка, и поставил меня на ноги. На мгновение я ощутил стальные мышцы его рук. Словно он был сделан из чугуна.

Мы двинулись к заводу. Чтобы попасть туда, мы должны были пройти мимо построек для рабочих и охраны. Восемь бараков, сооруженных из тонких деревянных досок, почти планок, в паре футов над землей. В этой наружной фанерной обшивке были щели, древесина там искривлялась, вероятно, она была еще молодой, когда возводились эти строения, и это говорило о том, что строительство было дешевым и поспешным. Завод и различные хозяйственные постройки были из кирпича и бетонных панелей; строения поменьше, невзрачные утилитарного назначения прямоугольники, в основном были одноэтажными. Собственно заводское здание было, как минимум, трехэтажным, длиной в четверть мили. Под остроконечной крышей по центру шла линия окон, и некоторые из них были открыты, для того чтобы выпускать наружу зловонный воздух, скапливавшийся внутри. Стекла были грязными, почти черными. Да и вообще все вокруг нас было покрыто столетней сажей, копотью и грязью, окрашивавшими все вокруг в унылый грязновато-серо-коричневый цвет. Под бледной луной все здесь напоминало черно-белую фотографию. Даже новые бараки уже были покрыты черноватой пылью, из-за чего выглядели такими же старыми, как и остальные. За несколько часов до этого прошел сильный дождь, превративший землю в грязное месиво из луж, но здания выглядели так, будто их никогда не мыли ничем иным, кроме щетки трубочиста.

Мое облегчение в связи с нашим легким проникновением внутрь периметра противника было резко прервано внезапным появлением двух патрульных. Когда они вдруг появились из-за угла одного из бараков, их тащили за собой два гигантских ротвейлера.

Увидев нас, собаки тут же начали лаять и рычать, поводки их натянулись, чуть ли не срываясь с цепи, и их хозяева едва сумели их удержать.

«Бисмарк!», крикнул первый патрульный, успокаивая своего тут же ставшего послушным зверя.

«Крупп!», закричал второй, с тем же результатом.

И тут до меня дошло, что на патрульных была немецкая форма. Во время предварительной рекогносцировки я выявил лишь румынскую охрану. И никаких патрулей с собаками.

«Эй, вы там!», рявкнул нам по-немецки один из фашистов. «Стоять!»

Я замер на месте. Но Дракула продолжал идти, невозмутимо шагая по территории, как ни в чем не бывало, словно гуляя воскресным днем. Ну наверно, вполне возможно вести себя таким образом, сохраняя в себе подобный настрой, если ты бессмертен. Что же касается меня, простого смертного, то я остановился. Дракула, однако, продолжал идти прямо к этим двум парам — собак и людей.

«Стоять!», снова раздался приказ, уже прямо адресованный вампиру, и оба охранника сняли свои автоматы.

Рука моя скользнула к ремню моего собственного оружия — пулемета Томпсона, владельцем которого я стал благодаря сбросу с воздуха груза. Американского производства, это оружие.45-го калибра предпочитают гангстеры и агенты ФБР. Прекрасное оружие, которое было абсолютно бесполезным, когда висело у меня на спине под пальто. Инстинктивное ошибочное движение. Я же понимал, что не успею пустить его в ход до того, как выстрелит один из этих охранников.

Дракула проигнорировал эту команду и помахал им рукой. Еле сдерживаемые часовыми собаки теперь пришли в бешенство, обнажив клыки, из их рычащих морд летели брызги слюны.

Часовые наклонились и спустили своих псов с поводков. Эти два зверя бросились вперед, несколько сотен фунтов зубов и когтей понеслись прямо на Дракулу.

Я потянулся за спину, к своему Томпсону, но оба охранника приставили автоматы к плечам и взяли меня на прицел. Рука моя замерла.

Ротвейлеры были всего в нескольких метрах от Дракулы, когда он вдруг поднял руку, ладонью к зверям.

И псы остановились, как вкопанные, заскользив лапами в жидкой грязи, глядя на вампира и не в силах отвести от него глаз.

Дракула поднял указательный палец к небу и слегка им покрутил. Я был поражен, увидев, как псы, мгновенно превратившиеся в подлизывающихся шавок, покорно развернулись, словно оказавшись на сцене цирка на Пикадилли. После чего я был ошарашен еще сильнее — как и их хозяева, полагаю, — когда животные бросились на своих же владельцев.

Оба охранника внезапно вынуждены были перестать целиться в меня и повернуть свое оружие против своих же собак.

«Бисмарк! Стоять!»

«Крупп! Стоять!»

Но животные проигнорировали их приказы. Они набросились на фашистов, с бешеной яростью впиваясь им в шеи, разрывая им горло и уродуя до безумия. Раздались ужасающие звуки человеческого воя и клацанья зубов. Я услышал звуки влажного разрыва тканей, гортанные вопли и крики настолько животные, что сложно было сказать, от кого они исходят — от человека или от зверя.

Дракула не обратил особого внимания на этот кошмар и двинулся дальше, тем же маршрутом, каким до этого шел к заводу. Я последовал за ним. Оглянувшись на двух патрульных, я увидел их неподвижные трупы и пожиравших их зверей, с покрытыми венозной кровью мордами. Мне вдруг вспомнился Дракула, весь покрытый кровью нацистов. Я покачал головой, прогоняя от себя это отвратительное зрелище, и поспешил вслед за вампиром, радуясь тому, что он на моей стороне.

Наш путь пролегал между убогими бараками. Я бежал трусцой мимо окон, в основном с разбитыми стеклами, или же прикрытых газетами и тряпками. Из этих печальных жилищ доносился запах — отчетливый запах пота и страданий.

Мы пересекли открытое пространство, отделявшее бараки от огромного производственного корпуса, влажно хлюпая по черной грязи сапогами, впитывавшими ее, всякий раз после того, как я вытаскивал ногу из липкой и вязкой слякоти. Больше никаких охранников мы по пути не встретили.

Когда мы добрались до заводской стены, Дракула снова присел на корточки и затем прыгнул вверх. На сей раз он взлетел на крышу. Я побежал вдоль стены, пригибаясь под окнами, чтобы не высовываться, пока, наконец, не обнаружил дверь. Она оказалась отворена, и поэтому я, заглянув в щель между петлями, смог разглядеть собственно цеха.

В ночной воздух ворвался грохот и гул металла о металл, лязг молота по наковальням, грохочущие удары гигантских прессов и молотов и прочие оглушительные скрежещущие и громыхающие звуки в промежутках между рокотом этого гула. Я услышал усиливающийся вой станков, режущих металл, а временами периодический громкий рев печи, извергавшей в воздух потоки огненных брызг. Из-под красно-желтых огней клубился пар, а над своими блестевшими от масла машинами в изнеможении трудились рабочие. Некоторые из них были голыми по пояс, раздевшись из-за влажной жары, и их тела блестели от пота.

У них над головами, обходя сверху конвейер по мосткам, цех патрулировали два охранника. Сквозь линию грязных окон, тянувшихся вверху у потолка, едва-едва проникал лунный свет. Мне показалось, что, подняв глаза, я увидел тень, скользнувшую по стеклам, закопченным серой.

Мостки заканчивались у заводской конторы с лестницей, ведущей на этаж вниз. В ней было несколько больших окон, предоставлявших хороший обзор цеха и рабочих.

Под этой конторой располагалось складское помещение для инструментов, отмеченное соответствующей табличкой на полудвери. Там рабочие точили себе сверла, и им выдавали или меняли инструменты.

Наверху в конторе горел свет, и мне были видны четверо мужчин, игравших в карты за столом, они курили и смеялись. На двух из них была узнаваемая форма гестапо.

На первом этаже между рабочими слонялись четыре охранника. Они, как и солдаты на мостках, были из румынской армии.

Я прокрался внутрь, укрывшись в темном углу за какой-то огромной железной глыбой — по-видимому, каким-то сломавшимся и не использовавшимся оборудованием.

Я поднес к глазам свой Томпсон и стал следить сквозь прицел пулемета за часовыми на мостках. Я стрелял из Томпсона лишь однажды, обучаясь обращению с оружием в Англии. Это оружие было не самым точным в стрельбе, но свои недостатки оно с лихвой компенсировало мощностью огня, выпуская пули со скоростью от 720 до 850 выстрелов в минуту, в зависимости от конкретного образца. И эти пули были грозного.45-го калибра, способными завалить быка.

Один из часовых наверху дошел до конца своего отрезка эстакады мостков и собирался уже развернуться, чтобы пройти свой маршрут заново, как из окна, расположенного под наклонным углом, выскользнул Дракула — так, будто он как-то вытек из него. Часовой уставился на него на мгновение, скорее всего, остолбенев от этого призрака. Из того, что рассказывал мне позже Дракула, я узнал, что охранник был поражен даже сильнее, чем я предполагал. Вампир загипнотизировал его, заставив поверить, что это не человек, а туман просочился в открытое окно.

Охранник заглянул сквозь проем мансардного окна крыши в ясную ночь. Там никакого тумана не было. Откуда взялся этот ползучий туман?

Он приблизился к этому клубившемуся облаку, осторожно, даже с явной опаской, наклонился к нему и прищурился, чтобы поближе рассмотреть это необычное явление.

Находясь полностью во власти гипнотических чар, охранник в изумлении смотрел, как то, что ему в состоянии гипноза казалось туманом, превратилось в туманные руки. Одна из них подползла к паху часового, а другая обхватила туманными пальцами охраннику шею. И две эти парообразные руки вдруг схватили его за промежность и горло и каким-то чудесным образом подняли его в воздух.

В этот момент он частично очнулся — настолько, что этого ему хватило, чтобы закричать.

Но было уже поздно. Его тело резко и с силой опустилось вниз, грянувшись оземь, и он ударился спиной о решетку мостков. Я совершенно четко услышал, как что-то там треснуло, даже сквозь грохот механической какофонии. Мертвый охранник был сброшен с мостков и рухнул прямо в пасть одной из рычавших внизу машин и вслед за этим был сразу же разрублен на куски мяса.

Дракула двинулся далее по мосткам ко второму охраннику, который вовремя повернулся и, увидев вампира, навел на него свою винтовку.

Некто старший сержант Сэдлер научил меня в свое время, как нужно эффективно обращаться с ручным пулеметом, учитывая его низкую точность и ограниченную дальность. «Представь себе, что это, блин, садовый поливочный шланг, прицелься чуть ниже и затем поднимай поток пуль по направлению к цели. Не очень точно, но зато, на хрен, эффективно». Чтобы этого добиться, он научил меня, как правильно заряжать магазин: каждая третья пуля должна быть трассирующей, и тогда траектория очереди отслеживалась в виде оранжевого следа, летящего дугой к цели. И вот, будучи прилежным учеником, я теперь прицелился в мостки часовому под ноги. Первая пуля угодила в деревянную доску, подняв в воздух град щепок. И когда я стал поднимать ствол, вместе с ним высоту стали набирать и пули, и пятая или шестая из них поразила охранника в грудь. Эта крупнокалиберная пуля сбила его с ног, и он рухнул на пол внизу. Этого никто не заметил ни там, внизу, ни в заводской конторе. К счастью, его крик и звук пулеметной очереди потонули в грохоте заводского шума.

Именно в этот момент я услышал ужасный грохот и почувствовал, как содрогнулся пол у меня под ногами. Я обернулся, увидев огромное полотно стального лезия-отвала, с содроганием остановившееся внутри заводского здания, и обломки разрушенной им стены, рушащиеся на дымящуюся решетку мощного тягача. Прибыли Ван Хельсинг и Люси.

Дракула кивнул мне в знак благодарности и направился к конторе. Но охранник внизу, чуть было не раздавленный своим упавшим сверху товарищем, тут же насторожился и понял, что наверху над ним творится что-то неладное. Он поднял глаза и прицелился в вампира из своего дробовика. Он выстрелил. Дробинки ударили в стальные опоры мостков, проделав дыру в деревянных досках и продырявив снизу подол плаща Дракулы.

Я стал искать глазами стрелявшего, но тот скрылся за токарным станком.

Люсиль отошла от стены и побежала по улице туда, где ее ждал отец за рулем угнанного грузовика. Они остановили его в квартале от завода. Она забралась в кабину. У нее сосало под ложечкой от тревоги за судьбу двух мужчин, которым она только что помогла войти в пасть чудовищу. Она проверила свой Люгер, убедившись, что патрон в патронник дослан.

Ренфилд сидел рядом с Ван Хельсингом, колени английского солдата нервно вибрировали то вверх, то вниз, как поршни. Он вцепился в большую сумку, лежавшую у него на коленях, с такой силой, что костяшки даже побелели, с широко раскрытыми от возбуждения глазами.

Ее отец, не отрывая взгляда, следил за заводскими воротами, которые находились в двухстах метрах перед ними. Дорога, на которой они остановили грузовик, вела прямо к въезду на заводскую территорию. На обочине стояло несколько других грузовиков, поэтому их грузовик не привлекал к себе нежелательного внимания, просто еще один тягач.

«Они перелезли через стену», сообщила им Люсиль. «Как дела здесь?»

«Все то же самое», сказал ей Ван Хельсинг. «Но разве эти охранники не кажутся какими-то необычно бодрыми и настороженными, что странно для такого позднего часа?»

Она прищурилась, вглядываясь сквозь ночной мрак в охранников. С обеих сторон закрытые кованые ворота охранялись четырьмя румынскими военными, по двое с каждой стороны. Винтовки висели у них на плечах, но по их виду не похоже было, что они устали. За время своего участия в Сопротивлении она провела немало изнурительных часов, следя за караулами. А сейчас уже был третий час ночи, и люди, которые так долго дежурили, обычно уже с трудом отгоняли от себя сон и усталость от несения караула.

«Они действительно кажутся бдительней обычного, чем можно было бы предположить, учитывая отсутствие событий и скуку», отметила она. «Но это не имеет отношения к делу. Ну что? Начнем?»

Ее отец уже думал о том, чтобы добавить свой голос к другим и попросить свою дочь воздержаться от участия в предстоящем столкновении, но он знал, что это бесполезно. По этому вопросу они оба неоднократно спорили, до хрипоты, возвращаясь к нему снова и снова, как по замкнутому кругу. Он лишь почувствовал, как прихватило у него сердце при мысли о том, что она подвергнет себя опасности или, не дай Бог, будет ранена.

Но он знал, какой упрямой она может быть, и поэтому он подавил свой внутренний протест, с силой надавив на сцепление, включил грузовик на передачу и нажал на педаль газа.

Двигатель зарычал, и грузовик покатился вперед, набирая скорость с каждым новым оборотом огромных шин. Ведь они же угнали не обычный грузовик. Эта машина была специально предназначена для того, чтобы убирать зимой занесенные снегом дороги. Шесть гигантских колес вгрызлись в асфальт, и огромное V-образное стальное лезвие-отвал выдвинулось перед всем капотом, зависнув под углом на всю ширину кабины.

Ван Хельсинг немного приподнял плуг, не настолько, чтобы двигатель стал уязвимым, но на достаточную высоту, чтобы защитить сидевших в кабине. Сам же он смотрел поверх этого гигантского лезвия, целясь им в ворота.

Один из охранников у ворот услышал грохот приближающегося двигателя и направил на грузовик прожектор. Другой крикнул: «Стой!», но его едва ли можно было услышать сквозь шум двигателя и чихающий глушитель.

Ван Хельсинг, не обращая внимания на приказ, просто продолжал жать ногой на педаль газа, пока не почувствовал половицу. Машина набирала скорость. Теперь начали кричать и два других охранника, но и их голоса невозможно было разобрать, так как двигатель взвыл от напряжения, работая на полную мощность.

Все четыре охранника стали целиться в них из винтовок: двое опустились на одно колено, а двое встали за ними. В голове Люсиль мелькнула мысль: это были не простые заводские охранники, это были профессиональные солдаты, дисциплинированные и подготовленные.

Они открыли огонь по несущемуся на них грузовику. От полотна плуга стали со звоном отскакивать пули. Две из них разбили лобовое стекло. Люсиль испуганно повернулась к отцу, но старик лишь стряхнул осколки стекла с лица и продолжал вести машину вперед. Она длинным стволом своего пистолета расчистила окно от оставшегося стекла, прицелилась в охранников и выпустила в эту четверку полную обойму патронов. Сидевший рядом с ней Ренфилд лишь хихикал.

Охранники отпрыгнули в стороны от ворот, когда грузовик врезался в кованое железо.

С сильнейшим грохотом лезвие снегоочистителя врезалось в ворота. Грузовик снизил скорость, потащив по бетону железо. Раздался ужасающий скрежет, и от контакта с землей полетели искры.

Люсиль получила возможность перезарядиться, затем она высунулась из бокового окна и выстрелила в двух часовых со своей стороны кабины, прежде чем те успели подняться на ноги. Она всадила в них все свои пули.

Ренфилд бросил гранату прямо возле лица Ван Хельсинга. Граната упала на колени одному из караульных. Люсиль не увидела взрыва: грузовик к тому моменту уже миновал ворота — но она услышала позади себя взрыв, почувствовав, как сотряслась земля.

Впереди стал виден завод. Пандус для погрузки и разгрузки оборудования под углом поднимался там к деревянным двойным дверям, которые вели в цеха. Но эти двери были недостаточно широкими, чтобы в них мог въехать их снегоотвал.

Ван Хельсинг не колебался ни секунды. Грузовик взмыл вверх по пандусу, врезавшись отвалом в двери. Под его ударом дерево раскрошилось, от опорных колонн отвалились кирпичи. Грузовик ворвался внутрь собственно завода. Моторизованный монстр содрогнулся и остановился, корпус его наполовину оказался внутри, а из-под капота повалил пар.

Люсиль выпрыгнула из кабины и осмотрелась. Она услышала выстрелы и увидела, от кого они исходили: это Харкер стрелял в потолок. Она проследила взглядом, куда он целился, и увидела, как с мостков вниз рухнул охранник.

И по тем же мосткам шагал Дракула к своей намеченной цели — застекленной заводской конторе в их конце.

Громыхнул выстрел. Люсиль узнала звук дробовика и увидела, как плащ Дракулы что-то хлестнуло, словно резким порывом ветра. Она поискала глазами источник и заметила присевшего на полу охранника, досылающего в патронник новую пулю и вновь целящегося в вампира.

Она вытащила из Люгера пустую обойму и перезарядилась.

Дракула был уже в нескольких шагах от заводской конторы, когда ему навстречу на мостки вышли два немецких офицера, вытаскивая пистолеты. Они что-то ему вызывающе крикнули, но я не услышал этого из-за шума оборудования и выстрелов внизу в цеху.

С удивительной быстротой Дракула бросился на них, схватив каждого за офицерскую портупею и, показав поразительную силу, поднял их обоих у себя над головой и ударил их друг о друга. Они столкнулись головами и проломили друг другу черепа.

Дракула легко швырнул их с мостков вниз, как выбрасывают пустую пачку от сигарет.

Я двинулся к охраннику, метившемуся из своего дробовика в Дракулу, но услышал чьи-то выстрелы и увидел, как он пригнулся. Оглядевшись в поисках причины того, почему он замешкался, я увидел Люси, стрелявшую в него из своего Люгера.

Ван Хельсинг стрелял из карабина из открытого окна кабины, укрывшись за полотном плуга как за щитом.

Все охранники в цехе укрылись за станками и различным оборудованием, и мы обнаружили, что угодили в настоящее полномасштабное сражение.

Рабочие разбежались, попрятавшись от выстрелов. Я стал пробираться к охраннику с дробовиком, который снова выстрелил в вампира. Стекло в конторе наверху треснуло и полетело вниз, как сосульки с крыши, разбившись на сверкающие осколки на полу.

Не обращая внимания на каскады оконного стекла, Дракула ворвался в контору. Один из нацистов шагнул к нему навстречу и направил на вампира свой пистолет, приказав ему сдаться. Был ли этот немец идиотом, храбрецом или кретином, для Дракулы значения не имело: он схватил этого строптивого чувака, нагнул ему голову на сторону и полакомился его незащищенным горлом.

Он стал пить. Немец поднял пистолет, пытаясь выстрелить Дракуле в голову. Я крикнул, пытаясь предупредить Дракулу, хоть и понимал, что вампир этого не услышит.

Дракула внезапно с отвращением оторвался от шеи немца.

«Он заражен венерой!», прошипел Дракула, выплюнул кровь, свернув жертве шею, прежде чем та успела нажать на курок своего Вальтера. Вампир повернулся к другому немцу, который выстрелил в него из своего PPK [тоже Вальтер — Прим. переводчика]. Четырьмя пулями, прямо Дракуле в грудь. Под воздействием силы выстрелов вампир отшатнулся. Он поморщился, но, скорее всего лишь от грохота выстрелов, так как это был единственный вред, который могли нанести ему пули.

Стрелявшему был виден голод в красных глазах Дракулы, с клыков его капала кровь, которой был измазан его рот. Немец приставил к своей голове Вальтер и сделал один выстрел, необходимый для того, чтобы избежать участи, ему грозившей. Дракула покачал головой, наверное, из-за того, что лишился возможности насытиться.

Внизу под заводской конторой распахнулась дверь инструментальной мастерской, по лестнице со всех ног бросились вверх пять человек. Я узнал их форму. Ваффен СС!

Я стал поливать их огнем из своего Томпсона. Двое из них упали; двое укрылись за сверлильным станком. Пятый споткнулся и упал, выронив оружие. Я выстрелил в него очередью, но промахнулся. Цепляясь всеми четырьмя конечностями, он полез по лестнице вверх, к конторе.

Дракула вскрывал картотечные ящики и выбрасывал их содержимое на пол. Он не видел и не слышал, как к нему сзади подошел солдат СС. Но он увидел тень, нависшую перед собой на стене, и повернулся как раз в тот момент, когда нацист ударил его в грудь.

Дракула охнул, взвыв от боли, как раненый зверь. Он схватил немца за гимнастерку, подтянул его к себе и впился зубами ему в горло, жадно присосавшись к нему. Солдат стал беспомощно и тщетно дрыгаться и корчиться, замахав руками и болтая ногами, он пытался пинать ими Дракулу, но сопротивление его с каждой секундой слабело.

Люсиль была ошеломлена, увидев еще с полдюжины хорошо вооруженных немецких солдат, внезапно ворвавшихся на завод с черного хода. Откуда взялись все эти проклятые немцы?

Она увидела эсэсовцев, высыпавших из инструментальной мастерской. И хотя ее порадовали действия Харкера, завалившего большинство из них, само появление этих немецких солдат на мгновение ее абсолютно потрясло. Харкер, проведя рекогносцировку, ничего не говорил о том, что здесь есть нацисты, не говоря уже об эсэсовцах. Харкер заметил здесь только сотрудников гестапо, занимавшихся составлением списка «нежелательных лиц». Эти подкрепления могли означать только то, что это была хорошо спланированная ловушка.

Она узнала одного из эсэсовцев — высокого лейтенанта с сильно щербатым лицом. Он командовал одним из блокпостов в Брашове. Что он здесь делает?

Люсиль выпустила по новым противникам всю обойму из своего Люгера. Они укрылись за ящиком еще необработанных железных деталей. Она перезарядила пистолет.

Тем временем ее отец продолжал стрелять из-за полотна снегоочистителя. Ренфилд полез в свою сумку и достал еще одну ручную гранату.

«Нет!», приказал Ван Хельсинг. «Здесь слишком много заключенных!» Ему пришлось кричать сквозь грохот перестрелки. Ренфилд неохотно убрал гранату.

«Беги в контору!», приказал ему ее отец. «Сожги записи!»

Ренфилд ухмыльнулся, набросил себе на плечо саперную сумку, выбрался из кабины и побежал по заводскому цеху, уклоняясь от пуль и виляя по пути между станками.

Она была впечатлена его внезапной ловкостью и проворством, как у футболиста, умело скакавшего и прорывавшегося сквозь защитников.

Люсиль и ее отец продолжали вести огонь, не давая противнику высунуться, чтобы безумный сержант мог бросками перебегать от одного укрытия к другому.

Люсиль прицелилась в высокого лейтенанта, пробиравшегося вдоль груды необработанных стальных деталей к лестнице, ведущей в контору. Ее палец уже начал сжимать курок, когда ее вдруг резко перевернули на спину.

На нее набросился один из охранников-румын. Люгер вылетел у нее из рук, когда она начала бороться с напавшим на нее солдатом, прижатая его весом. Ей на помощь поспешил один из рабочих, прятавшихся под конвейером, но он был сбит с ног пулей, выпущенной невидимым стрелком. Другие рабочие отреагировали на это тем, что забрались еще глубже под станки, где укрывались от выстрелов.

Ее отец столкнулся с собственными трудностями. Его оружие, старый французский карабин MAS 38, заклинило, и он пытался устранить дефект. Двое эсэсовцев, поняв, что он не ведет по ним ответный огонь, поднялись и бросились на него. Всё, он покойник.

Они быстро добежали до грузовика, распахнули двери и навели свое оружие на старого профессора, который бросил своё. Один из них спросил: «Это тот, кого мы ищем?»

«Нет», ответил второй, сверившись с фотографией. Ван Хельсинг мельком увидел зернистое фото. Дракулы в поезде.

«Тогда его можно пристрелить, да?», спросил первый солдат и поднял пистолет к голове Ван Хельсинга. Но так и не успел спустить курок.

За спиной двух немцев появились рабочие, сжимавшие в руках трубы и стальные арматуры. Они толпой набросились на эсэсовцев и забили их до смерти. Профессору показалось, что рабочие сделали это даже с излишней ненавистью.

Люсиль же отчаянно дралась за жизнь. Охранник схватил ее за горло руками и стал его сжимать, пока она не начала задыхаться. Легкие ее горели, зрение стало затуманиваться. Сопротивляясь ему изо всех своих убывающих сил, ей удалось вновь подняться на ноги.

Некоторое время они шатались в неуклюжем танце, пока Люсиль, отступая и пятясь, не оказалась в огромной башне из бухающей от грохочущих ударов стали, которая оказалась десятитонным молотом.

Машина еще вовсю громыхала и клацала — глубокими, гулкими лязгающими ударами стали о сталь. Обычно в ее маслянистую пасть подавались латунные листы, где они сгибались в большие трубы. Теперь же она колотила лишь впустую по воздуху, всякий раз сотрясая заводской пол маленькими землетрясениями, когда бились друг о друга, сталкиваясь и соприкасаясь, ее прессы. Прижатая бедрами к основанию машины, Люсиль всем телом ощущала эти ритмичные содрогания.

Как бы она ни старалась отбиться от охранника изо всех сил, тот оттеснял ее назад, выгибая ей позвоночник, и вскоре ее голова оказалась под молотом. Затылком она коснулась матрицы пресса, выполненной из твердых сплавов, и это придало ей дополнительный стимул вырваться из лап грозившей ей опасности. Она выбросила вперед руку, стараясь пальцами за что-то ухватиться, как краб на камне, вслепую шаря по сторонам и стараясь нашупать что-то похожее на орудие сопротивления.

Пальцы ее наткнулись на гаечный ключ и подняли его, замахнувшись им в голову напавшего, в попытке грохнуть верзилу по голове ключом. Но он отбил удар, отбросив гаечный ключ в сторону ударом локтя вверх. Ключ вылетел у нее из руки, упав в жерло пресса. Один-единственный мощный штампующий удар молота — и гаечный ключ мгновенно оказался расплющен.

Люсиль увидела это и поняла, что ее череп будет раздавлен еще быстрее и легче.

Держа руку под подбородком Люсиль, охранник медленно, но верно приближал ее голову к месту, где сталкивались два пресса. Все ее чувства болезненно обострились: в ноздрях она ощущала остро-ядовитый кислотный запах растворителя, тяжелый дух смазочного масла, с примесью озона, а в ушах у нее громыхал сотрясающийся молот, ударявший сталью о сталь. Она сейчас погибнет.

Собравшись с силами, охранник рывком затащил ее голову на платформу пресса. Она подняла глаза и увидела десять тонн металла, несущихся вниз, к ее лицу.

Волевым усилием, внезапно придавшим ей сил, она вырвалась, в последнюю секунду отдернув голову из-под падающего молота. Стальные прессы столкнулись друг с другом в паре сантиметров от ее носа. Она почувствовала, как из пространства между прессами вырвался воздух, ударивший ей в лицо неприятным запахом, как будто изо рта.

Пресс вновь поднялся вверх, готовясь опуститься снова. Охранник изменил свою тактику. Убрав руки с ее горла, он схватил ее за талию и поднял, сунув верхнюю часть ее тела под молот. И не выпускал ее оттуда.

Она запаниковала, глядя на смерть, летящую на нее сверху, сопротивляясь изо всех оставшихся сил. Она увидела, как верхний пресс уже помчался вниз, к ее лицу.

И вдруг ее что-то неожиданно вырвало из-под молота. Пресс шмякнулся, опустившись вниз, как захлопнувшиеся врата ада.

Она отвела взгляд от молота и обнаружила, что находится в руках Дракулы. Вернее, в руке, потому что он вытащил ее только одной рукой. Она посмотрела в его бледно-янтарные глаза, а затем снова на то место, где она только что чуть не погибла. Шесть дюймов ее волос лежали на нижнем прессе молота, аккуратно отрезанные, как будто парикмахером.

Она вновь повернулась к своему спасителю. «Вы спасли мне жизнь», сказала она хрипло, измученным горлом.

«Береги ее», сказал Дракула, «потому что она драгоценна».

И он повернулся к напавшему на нее охраннику. Тот лежал на полу, куда бросил его Дракула. Румын поднялся, схватил монтировку и бросился на вампира. Дракула поймал стальное орудие посередине удара и вырвал монтировку у него из рук, а затем, подбросив ее в руке и развернув, зацепил ею охранника за грудную клетку и приподнял его над землей, как рыбу на копье, и швырнул охранника в пасть десятитонного пресса.

Люсиль отвернулась, чтобы не увидеть то, что произошло после этого. Но услышала, как что-то влажно хлюпнуло, раздавленное весом. Дракула прижал ее к себе, и она обхватила его руками, цепляясь за него, как за плывущую в бурном море доску.

Я беспомощно стоял и смотрел, не в силах ничего сделать, как Дракула вырвал Люси из лап смерти. Я попытался подобраться к ней, когда она боролась с охранником, но из-за шедшего уже на убыль перекрестного огня не смог это сделать. Дракула тоже увидел эту схватку у десятитонного молота и просто спрыгнул с мостков, пролетев вниз футов тридцать или даже больше. В своем рваном плаще, развевающемся у него за спиной, он выглядел прямо как огромный ворон, опускающийся с неба на добычу. Он отшвырнул румынского солдата от Люси и вырвал ее из пасти машины. Когда она с благодарностью обняла его, сердце у меня в груди остановилось.

Но стрельба вывела меня из эгоистичной задумчивости, и я увидел Ренфилда, пытавшегося подняться по лестнице в контору, но огонь противника несколько раз его отгонял. Я выпустил длинную очередь, и солдаты на некоторое время прекратили стрелять, и этого времени моему сержанту хватило, чтобы добраться до своей цели.

Оказавшись в конторе, он установил там свои зажигательные заряды и таймер. Я вставил в свой Томпсон свежую обойму, приготовившись к новым залпам эсэсовцев.

Но тут снова показали себя рабочие, отреагировав так же, как и при спасении Ван Хельсинга. Они набросились на солдат со всем, что только пригодно было для боя: гаечными ключами, отвертками, монтировками и прочими попавшимися под руки железяками, выплеснув всю злобу, накопившуюся за время принудительного рабства. Солдатам отомстили даже жестче, чем нужно, расправившись с ними за считанные секунды.

Ренфилд спустился из конторы по лестнице без инцидентов. Я встретил его, и мы поспешили к Ван Хельсингу, находившемуся в грузовике, где нас уже ждали Дракула с Люси. Ренфилд по дороге разбрасывал по заводу куски гелигнита [динамита] с таймерами, у бочек с топливом и маслом, у раскаленных, светившихся красным цветом печей; один брусок взрывчатки он положил на толстый трубоотвод, на котором трафаретом было нанесено предупреждение. Он сеял вокруг себя хаос и смерть, словно фермер, бросающий семена репки в плодородную глинистую почву.

«Пора бы попрощаться с этим местечком», сказал Ван Хельсинг. «Сколько у нас времени, сержант?»

«Пятнадцать минут», ответил Ренфилд.

«Нужно поторопиться, если мы хотим заняться топливохранилищами и боеприпасами», сказал я, стараясь не обращать внимания Дракулу и Люси, до сих пор стоявших обнявшись.

«Да, все остальные заряды я уже подготовил», сказал нам Ренфилд в разумном своем воплощении. «Осталось только сбросить их и подзорвать».

«Я помогу тебе», вызвался я. «Люси, вы с отцом эвакуируете гражданских. Дракула, прикроете их?»

«Сделаю», ответил вампир.

И тут вдруг в конторе раздался взрыв, и она вспыхнула огромным огненным заревом.

Ренфилд довольно захихикал.

Я посмотрел на часы и яростно посмотрел на него: «Пятнадцать минут, говоришь? Ага, как же!»

Он пожал плечами: «Хм, боеприпасы по самой низкой цене, выгодного правительственного подрядчика», вот единственное, что он на это ответил.

Люсиль вместе с отцом поспешили вывести рабочих с завода. Некоторые из них сообщили ей, что на территории есть еще солдаты, в казармах неподалеку от их бараков.

Она удивилась тому, что они не были разбужены звуками боя, развернувшего внутри фабрики, но, по всей видимости, обычный производственный грохот оборудования скрыл шум перестрелки.

Дракула направился прямо к указанному зданию. Он вошел в казарму, и она услышала те же звуки кровавого ужаса, которые сопровождали и кровавую баню в вагоне и на аэродроме.

Рабочие тем временем захватили различные грузовики и военную технику, находившуюся на территории комплекса, и погрузили в них своих товарищей по несчастью.

Некоторые из этих несчастных настолько ослабли от перенапряжения в цехах и недоедания, что их приходилось нести или тащить.

Два англичанина побежали мимо поддонов с готовыми артиллерийскими снарядами, сложенных во дворах за казармами, разбрасывая подрывные заряды, они были похожи на мальчишек, доставлявших газеты.

То же самое они сделали и пробежав среди бункеров, где хранился порох для изготовления снарядов. Затем они присоединились к Ван Хельсингам у разрушенных ворот.

«О да, это будет неплохой ба-бах», сказал сияющий Ренфилд. «Классное шоу. Красивейший пламенный красный цветок. Целый букет ба-бахов. Жаль, что мы его не увидим».

Они стали ждать Дракулу, который вскоре и появился, весь залитый кровью. Когда к нему подошла Люсиль, она нечаянно схватила его за повисшую сбоку руку, и он поморщился.

«Надо уходить отсюда», сказал Ван Хельсинг и повел нас из комплекса. «Боюсь, что нас тут ждали, и у противника может быть где-нибудь поблизости подкрепление».

«Это будет самое впечатляющее извержение, Хозяин», сказал Ренфилд Дракуле. «Лучшее из всего, что я создал. Может, подождем и посмотрим?»

«Задерживаться нельзя», ответил вампир и, коснувшись своей раненной руки, вздрогнул. Мимо начали проезжать машины и грузовики с бежавшими рабочими, некоторые из них пялились на Дракулу и что-то кричали.

Люсиль увидела двух ротвейлеров, выбежавших из ворот и помчавшихся по улице, щелкая по кирпичам когтями, как высокими каблуками по мозаике терраццо. Собаки бежали, разинув пасти, в таком состоянии, которое можно было назвать только радостью и ликованием, известным лишь тем, кто увидел свободу впервые после долгого пребывания в кабале.

Бентли Ван Хельсинга находился в квартале от завода. Вся группа побежала по вымощенной кирпичом улице туда, где он был припаркован. На полпути Дракула пошатнулся и упал. Люсиль и Харкер тут же подбежали к нему, помогли подняться на ноги и довели его до Бентли.

Ван Хельсинг открыл дверь машины и помог усадить вампира на заднее сиденье. Сам Ван Хельсинг сел за руль, а Люсиль села на заднее сиденье рядом с Князем.

Харкер уже почти сел в машину, как вдруг остановился и огляделся.

«А где Ренфилд?», спросил он.

«Он вроде бежал за нами», сказала Люсиль. Она обыскала глазами улицу, но британского сержанта и след простыл.

«Вернемся и найдем его», предложил Ван Хельсинг.

«Отец», сказала Люсиль. «С Князем что-то не так».

«Нет», запротестовал Дракула. «Надо найти сержанта».

Но было видно, что силы покидают вампира. Люсиль не могла понять, в чем причина его внезапной слабости. Разве он не бессмертен, ведь ему даже пулевые ранения нипочем, как комариные укусы?

«Поезжайте», сказал Харкер. «Я отыщу Ренфилда. У меня есть кое-какие соображения, куда он мог отправиться».

Он наклонился к Люсиль: «Позаботься о Князе. Встретимся в Брашове. Уезжайте поскорей, пока от взрывов не поднимут по тревоге всех солдат в округе».

И он побежал к заводу.

Профессор завел машину и уехал. Но не успели они проехать и мили, как от взрыва мощнейшей силы даже их машина содрогнулась на колесах. Люсиль оглянулась и в заднем окне увидела слишком ранний ярчайший рассвет, устроенный пропавшим сержантом.

Предварительную рекогносцировку я проводил с крыши шестиэтажного административного здания чуть к северу и через дорогу от военного завода по производству боеприпасов. С этой высоты хорошо просматривался весь тюремный комплекс, и, кроме того, мы получили некоторое представление о том, какие возможности предоставляли заводские окна на крыше. Ренфилд сопровождал меня во второй вылазке, имевшей целью провести разведку целей уже по его специальности. Мы целый день и большую часть ночи осматривали территорию в свои полевые бинокли.

И теперь я предположил, что свихнувшийся сержант вернулся на эту самую нашу наблюдательную точку, поглазеть на зрелище, которое он сам и устроил. Место в ложе для лучшего шоу в городе.

Входная дверь была приоткрыта, стекло в ней было разбито, и по всему вестибюлю валялись сверкающие осколки. Очевидно, сюда и вломился Ренфилд. Он был здесь.

Я влетел в здание и, не останавливаясь, бросился вверх по лестнице, прыгая через две, а то и три ступеньки.

Я был уже на третьем этаже, когда первым взрывом на лестничной клетке выбило стекла. Я бросился на пол. На меня обрушилось битое стекло. Затем я вскочил, осторожно отряхнул с одежды осколки и выглянул из пустого окна. Я увидел серию мощных взрывов: завод разлетелся на куски прямо у меня на глазах. В воздух взлетали кирпичи и сыпались с неба на землю каменным градом. Обломками оказались забросаны улица, бараки и казармы, хозяйственные постройки.

Вслед за этим пожарищем последовали вторичные взрывы: это взорвались топливопроводы, извергая пламя, словно изо рта какого-то дракона, сопровождавшееся оглушительным ревом.

Затем начали взрываться поддоны со снарядами. Первый такой поддон взлетел в воздух в извержении пламени и осколков, за ним последовал второй, а затем и еще один — и так началась цепная реакция колоссальных масштабов. Некоторые снаряды взмывали дугой в ночное небо, как ракеты во время какого-то юбилея.

Я не мог оторвать глаз от этого пиротехнического шоу, надеясь, что Ренфилд сейчас тоже наслаждается делом рук своих. Мне показалось, что я услышал его детский смех где-то наверху.

Затем к звукам взрывов, переполоху и грохоту нескончаемого извержения снаружи прибавился какой-то приглушенный гул. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это за звук — это были бегущие шаги на лестнице внизу, шаги очень многих людей, громыхавших по ступеням.

Я бросился в боковую дверь, ведущую с лестницы на третий этаж, закрыл ее за собой и оказался в темном коридоре с комнатами и кабинетами по сторонам. Приоткрыв дверь лестничной клетки еще раз, я посмотрел вниз и увидел с десяток эсэсовцев, бежавших вверх по лестнице, с оружием наготове. Они миновали мой этаж, помчавшись на крышу. Я закрыл дверь, сделал глубокий вдох и попытался оценить ситуацию.

Ясно было, что мне нельзя идти ни вверх, ни вниз. Мне хотелось надеяться, что я ошибся насчет места, куда желал попасть Ренфилд. Эта надежда не оправдалась уже довольно скоро, так как фашисты стали спускаться вниз, на этот раз уже не спеша, и двое из них тащили под руки Ренфилда, находившегося без сознания.

Рука моя потянулась к пулемету, но никаких дальнейший действий с моей стороны не последовало. Я знал, что любое из них будет самоубийством. Тем не менее, мне было стыдно за свою робость. Стыдно, что я струсил.

А потом я услышал немецкий голос, гулко прозвучавший на лестнице. «Обыскать здание! Найти всех остальных! Обыскать каждый этаж!»

КОМУ: ОБЕРГРУППЕНФЮРЕРУ СС РЕЙНХАРДУ ГЕЙДРИХУ, РСХА.

ОТ: МАЙОРА СС ВАЛЬТРАУДА РЕЙКЕЛЯ.

КОПИЯ: ГЕНРИХУ ГИММЛЕРУ, РЕЙХСФЮРЕРУ СС.

Относительно вашей последней корреспонденции, отвечаю на ваши вопросы в том же порядке, в каком они были заданы:

1) Мы подготовились к атаке. Ожидалось, что противник нападет ночью и скрытно. Однако в действительности налет был осуществлен гораздо большими силами, чем ожидалось. По словам людей, там находившихся, в крупном и хорошо организованном нападении участвовали от 15 до 30 человек, вооруженных минометами и пулеметами. И лишь благодаря нашей бдительности и тому, что мы заранее подготовились, обнаружив разведывательный наблюдательный пункт противника, а также благодаря постоянному наблюдению, наши усилия были вознаграждены захватом в плен одного из нападавших. Справедливости ради следует заметить, что мы недооценили противника и слаженность его действий во время рейда. Больше такого не повторится.

2) Нашей целью не являлось защитить завод или список. Они были лишь приманками, чтобы заманить их в устроенную нами западню. Уничтожение боеприпасов вызывает сожаление, но хочу напомнить вам, что лично сам Фюрер дал нам приказ захватить это существо «любой ценой».

3) Нет, нам не удалось схватить существо, являвшееся целью данной операции. Неудача с моей стороны, я это признаю. Если кто-то должен быть за это наказан, то это именно я. И я готов покинуть свой пост. И отправиться на русский фронт.

4) Но мы действительно заманили того, кто вам нужен, в нашу западню. На некоторых из погибших наших людей были обнаружены следы, подтверждающие, что на них набросилось именно это существо. (Трупы находились в плохом состоянии, из-за разрушительного воздействия огня и взрывчатки. Нам мало что осталось для их обследования). Так что это существо было среди нападавших и участвовало в налете. В этом отношении наш план доказал свою оправданность и эффективность.

Мы выманили объект нашей охоты. И сможем сделать это снова.

5) Тот тип, которого мы поймали, приведет нас к добыче. Я в этом абсолютно уверен. По всей видимости, это один из британских шпионов, которые, по слухам, действуют в нашем регионе. И поэтому, являясь таковым, он наверняка связан и даже является участником подпольного руководства. Захват и гибель этих террористов станет для нас радостной победой. Я уверен, что главный объект нашей охоты близок к этому узкому кругу. Мы приступаем к допросам захваченного в плен лица (которое в данный момент пытается симулировать психическое расстройство. См. прилагаемую стенограмму). Но мы его сломаем. Все ломаются.

Если он не владеет нужной нам информацией, то его можно будет использовать в качестве наживки. Если они так сильно рисковали ради простого списка, они рискнут еще больше ради одного из своих. И на этот раз мы подготовимся гораздо лучше.

Хайль Гитлер.

Возвращение из Сфынту-Георге оказалось тревожным и полным опасностей. Попытавшись сразу же выехать из города, они обнаружили блокпосты везде, куда бы ни поворачивали. Но местные партизаны всегда были готовы к такой возможности. Ван Хельсингу оставалось лишь найти знаки, нанесенные мелом.

Спешно нарисованные на углах зданий и фонарных столбах стрелки указывали ему, куда можно поворачивать, а куда нет; свастики же предупреждали о немецком блокпосте впереди. Эти направляющие знаки позволили им, наконец, покинуть Сфынту-Георге.

Оказавшись за пределами города, они решили, что опасность миновала, но затем профессор заметил знак мелом на бетонном указателе километров — грубо нарисованное свиное рыло. Он снизил скорость, смутившись.

Но затем Ван Хельсинг поехал дальше. Они с дочерью стали обсуждать, что может означать этот символ, и имеет ли он вообще какое-либо отношение к ним, когда вдруг их фары высветили крестьянина, стоявшего на обочине дороги. Рядом с ним, на веревке, стояла большая пятнистая свинья. Это чрезвычайно необычное видение, появившееся посреди ночи, плюс предшествовавший ему любопытный знак, склонили Ван Хельсинга к решению остановить машину.

«Добрый вечер», сказал Ван Хельсинг в окно автомобиля. «Выгуливаете хрюшку?»

«У нее проблемы со сном, когда вокруг шумят армейские грузовики, устраивающие на дорогах блокпосты и все прочее».

«Блокпосты?», спросила Люсиль, отвернувшись от Дракулы, который лежал вялый и неподвижный.

«На дороге, там впереди», ответил крестьянин, худой, немолодой уже человек с морщинистой обветренной кожей, серебряными бакенбардами и слезящимися глазами.

«Меня тоже раздражает звук армейских грузовиков», сказал Ван Хельсинг. «Хотелось бы избежать неприятностей».

«Тогда поезжайте за мной и Пеппи», посоветовал крестьянин. «И выключите фары».

Ван Хельсинг выключил фары и, пользуясь бледным задом свиньи как розовым маяком, двинулся вслед за ней по темной проселочной дороге.

Она представляла собой две еле проторенные колеи посреди недавно вспаханных полей. Пеппи шествовала весьма игриво, вертя задницей, как парижская проститутка.

Несмотря на свое бесстыдство, походку свинюшки едва ли можно было назвать резвой, и Ван Хельсингу приходилось держать скорость автомобиля чуть выше холостого хода.

Люсиль повернулась к Дракуле, который тяжело развалился на сиденье, обессиленный, с закрытыми глазами и открытым ртом, как будто что-то безмолвно крича.

Он явно страдал от боли, теряя силы, и было такое непривычное ощущение, что он не в состоянии сопротивляться волне тошноты и заражения, его одолевавших.

Люсиль также охватило чувство беспомощности. Она так долго помогала своему отцу, усваивая знания еще подростком под его медицинской опекой, что давно уже стала квалифицированной медсестрой, но этих знаний было недостаточно, ведь этот человек был уникален. Он был холоден на ощупь, но ведь он всегда был таким холодным, и она не знала, чем ему помочь.

Она вынуждена была признать тот факт, что он не является человеком и поэтому обычные средства и лекарства окажутся не эффективными. Как они с отцом будут его лечить?

«Папа, нам нужно поторопиться», сказала она еще раз. Она попыталась скрыть нотку страха в голосе, но это ей не удалось.

Ван Хельсинг высунул голову из окна и обратился к крестьянину: «Почтеннейший, а нельзя ли поместить Пеппи в багажник нашего автомобиля и двигаться чуть быстрее?»

«Пеппи уташнивает, когда ее перевозят на машинах», объяснил крестьянин. «И к тому же, все равно уже недолго осталось».

Наконец, они подъехали к какому-то ветхому сараю на перекрестке двух проселочных дорог. Крестьянин остановил свою свинью и наклонился к машине.

«Вот по этой дороге налево. Поезжайте по ней, пока снова не выедете на асфальтированную дорогу», проинструктировал он. «И блокпост останется у вас за спиной.

Как я понимаю, это для вас будет не очень сложно».

«Спасибо вам», сказал Ван Хельсинг. «И надеюсь, Пеппи будет теперь сладко спать».

Старик поднял правую руку в оскорбительном жесте, согнув локоть и сжав второй рукой бицепс. Не в нацистском приветствии, а в том, которое Люси видела у многих партизан.

«Гитлер капут!», хлестко заявил он.

Старик ухмыльнулся, показав больше десен, чем зубов, а затем повернулся и двинулся обратно — тем же путем, что пришел сюда, ведя за собой свою игриво фланирующую хрюшку.

Это были два медленных километра движения по указанной дороге, если таковой ее можно было назвать. Ван Хельсингу, еще опасавшемуся включать фары, пришлось наклониться вперед, сгорбившись и нависнув над рулевым колесом, чтобы разглядеть колеи, по которым он двигался. После показавшейся бесконечной езды автомобиль снова вырулил на асфальт.

Люсиль посмотрела в заднее окно и увидела военные машины в полукилометре за ними, в свете их фар были видны солдаты. Они останавливали каждую машину и грузовик, покидавшие Сфынту-Георге. Ван Хельсинг подождал, пока они не окажутся на вершине холма, скрывшись из виду, и затем снова включил фары. Затем он смог, наконец, увеличить скорость, и он сделал это с превеликим удовольствием.

Чувствуя беспокойство и нетерпение дочери, он нажал на педаль газа и помчался к Брашову.

Оставшаяся часть поездки прошла без происшествий. В мыслях Люсиль преобладала тревога за слабеющего Дракулу. Она наблюдала за ним, держа его голову у себя на коленях.

Он лежал в полуобморочном состоянии, сознание его расплывалось по мере распространения по телу яда. Он пытался на чем-то сосредоточиться, хоть на чем-то, чтобы удержаться в реальности, изо всех сил стараясь оставаться в сознании.

Он сосредоточился на девушке, склонившейся над ним, с исполненным тревогой и беспокойством лицом. Что это за очаровательное, но грозное создание? Такая бесстрашная и смертоносная, пламенная и жестокая, и такая красавица, временами исполненная детского восторга и радости. Каким образом все эти противоречивые черты могли уживаться в одной женщине, было для него удивительно. И каким-то даром судьбы. Если кому-то суждено вести его по этому удивительному новому миру, то это именно ей.

Если он выживет.

Наконец они добрались до дома, и Ван Хельсинг подошел к Люсиль, чтобы помочь ей дотащить вампира до дома. Но Князь удивил их, отстранившись и отказавшись от помощи.

«Я сам смогу дойти», выдохнул он. Но слова его находились в резком противоречии с его возможностями, и он тут же упал на одно колено. И когда отец с дочерьми вновь взвалили на себя тяжкий груз, возражений больше не последовало.

Ван Хельсинг повел их в свою клинику, в ту часть дома, где он принимал пациентов.

Оказавшись там, они усадили Дракулу в кресло для осмотра больных. Пока Люсиль включала свет, профессор разрезал вампиру рубашку, обнажив его рану.

«Можете вы мне сказать, что вас беспокоит?», спросил Ван Хельсинг. «Я не столь силен в вашем… в особенностях вашей физиологии».

«Меня ударили ножом», сказал Дракула. Он вытянул шею, осмотрев рану. Из нее сочилась темная жидкость, это была не совсем кровь, а какая-то более темная и густая жидкость.

«Действительно, вижу небольшую колотую рану в передней грудной области, между большой грудной мышцей и широчайшей мышцей спины». Ван Хельсинг осмотрел и потрогал это место. «Но это же в основном крупные мышцы. А не жизненно важные органы».

«Вам же раньше уже наносили раны ножом и даже стреляли, и это не влекло за собой никаких серьезных повреждений», сказала Люсиль. «Я же видела это».

«Думаю, этот нож, вероятно, был серебряным», сказал Дракула. «Почему так, с какой стати, не знаю. Серебро не сохраняет остроты и плохо подходит для оружия».

«Некоторые воинские ритуальные кинжалы эсэсовцев выполнены из серебра», объяснила Люсиль.

«Серебро для вас вредно?», спросил Ван Хельсинг.

«Чрезвычайно», ответил Дракула. «Для меня это яд».

«Интересно», сказал Ван Хельсинг, размышляя вслух и тыкая скальпелем в порез.

«А есть какое-нибудь противоядие от этого?», спросила Люсиль.

«Нет, из того, что известно мне — нет», сказал Дракула. «Если честно, я и сам не так уж и силен в собственной физиологии».

«Потрясающе», воскликнул профессор. «Вот почему я оставил вас в живых. Ведь остается еще так много невыясненных вопросов относительно вашего биологического вида».

«И самый важный из них сейчас — это то, как нам его вылечить», с укором сказала Люсиль отцу.

«Конечно, конечно». Ван Хельсинг повернул лампу на гибкой ножке, осветив рану. На теле имелись еле заметные шрамы от недавних пулевых ранений, уже зажившие.

Но в бледной плоти вампира имелась также свежая рваная рана, почерневший порез, и от нее под кожей расползались ядовитые усики. Люсиль даже было видно, как они растут прямо у нее на глазах, эти крошечные ответвления, распространявшиеся по грудной области.

«Заражение быстро распространяется», сказала она отцу.

«Я вижу это», сказал профессор. «Но не знаю, как это остановить. Может, антибиотиками?»

«Должно быть, в ране еще остается осколок этого губительного для меня металла. Вы должны удалить его из меня». Дракула поморщился от уколов скальпеля Ван Хельсинга, прощупывавшего рану.

«Кусочек серебра в ране, говорите?», спросил Ван Хельсинг, нахмурившись.

«Да, и побыстрей, пожалуйста», прошипел Дракула сквозь стиснутые зубы. «И вы также должны удалить зараженную плоть».

«Очень похоже на отрезание гангрены или сгнивших тканей», сказала Люсиль. Она подошла к операционному хирургическому лотку, наполнив его отцовскими инструментами.

Она стала макать каждый из них в спирт, не желая тратить время на нагрев автоклава.

«Рана кровоточит не сильно», заметил Ван Хельсинг.

«Кровь я беру у других, и не так просто получить ее от меня в дар», сказал ему Дракула.

«Вы уверены, что это недавняя рана?», спросил Ван Хельсинг. «Некроз уже на поздней стадии».

«Некроз?», спросил Дракула.

«Омертвение тканей», последовал ответ от Люсиль.

Дракула рассмеялся: «Я же, в конце концов, ходячий мертвец», сказал он. «Вытащите серебро, пожалуйста, пока отравление не распространилось еще сильнее».

«Сначала немного анестезии», предложил Ван Хельсинг.

«Анестезии? Еще одно новое слово в моем словаре», сказал Дракула. «Объясните, пожалуйста».

«Обезболивающие средства», сказала Люсиль и пошла к запертому шкафу, где у них под замком лежали пробирки и склянки.

«Они на меня не подействуют», покачал головой Дракула. «Если бы смягчение боли было бы для меня возможным, я бы давно уже погиб от нее. Пожалуйста, вырежьте пораженные ткани. Я чувствую, как пока мы тут с вами говорим, заражение продолжает распространяться».

И действительно. Люсиль были видны ядовитые вены, черным пауком расползавшиеся под его белой, как известь, кожей.

«Готовы?», спросил Ван Хельсинг вампира.

Люсиль протянула Дракуле руку, который взял ее. Дракула кивнул доктору.

Ван Хельсинг взял щипцы и ввел их кончиками в рану, прощупывая. Дракула стиснул зубы, не возражая, хотя было видно, что ему больно. Люсиль поразилась тому, какими уверенными были движения рук ее отца, даже в таком преклонном возрасте.

«Есть!», объявил Ван Хельсинг и извлек небольшой треугольный кусочек белого металла. Он бросил его на поднос и взял скальпель.

«Теперь удалить мертвую ткань, говорите?», спросил он вампира.

«Некроз, если вам так удобно. Мертвая ткань — это я». Дракула слабо улыбнулся.

Скальпель вонзился в кожу вокруг раны, куда черное поражение еще не добралось. Лицо Дракулы исказилось от боли.

КОМУ: ОБЕРГРУППЕНФЮРЕРУ СС РЕЙНХАРДУ ГЕЙДРИХУ, РСХА.

ОТ: МАЙОРА СС ВАЛЬТРАУДА РЕЙКЕЛЯ.

КОПИЯ: ГЕНРИХУ ГИММЛЕРУ, РЕЙХСФЮРЕРУ СС.

СТЕНОГРАММА ДОПРОСА (01/06/41).

Допрос проводится майором В.РЕЙКЕЛЕМ и специалистом по допросам ефрейтором ШРЕКОМ. Также присутствует ротный писарь.

Допрашиваемый закреплен в специально сконструированном ефрейтором кресле для допросов. У допрашиваемого имеются синяки и ссадины, полученные при задержании и во время предыдущего, незадокументированного допроса.

МАЙОР Р.: С кем вы работаете?

ДОПРАШИВАЕМЫЙ:

Ефрейтор Ш. берет в руки инструменты — молоток и гвозди.

МАЙОР Р.: Мы могли бы сэкономить массу времени, весьма неприятного для нас обоих, если бы вы назвали мне одно только имя. Только одно. Это не так уж и сложно, не правда ли?

ДОПРАШИВАЕМЫЙ:

МАЙОР Р.: Вы расскажете мне, с кем вы сотрудничаете.

Ефрейтору Ш. приказано снять брезент в углу камеры для допросов. Под ним труп, сильно обгоревший. И хотя останки обуглены, по ним хорошо заметно, что горло у погибшего разорвано, как будто каким-то животным. (Писарю после этого пришлось ненадолго отлучиться в уборную).

ДОПРАШИВАЕМЫЙ:

Командир кивает ефрейтору Ш. Небольшой гвоздь (30 миллиметров) вставляется между средними костяшками первого пальца левой руки допрашиваемого. Он отвечает криком, но разобрать в нем что-либо невозможно.

МАЙОР Р.: Имя. Одно только имя.

ДОПРАШИВАЕМЫЙ: Р.М.Ренфилд, сержант, Королевские инженерные войска.

Майор Р. кивает еще раз. Вставляется второй гвоздь, закрепляемый аналогичным образом, но на этот раз на втором пальце той же руки.

ДОПРАШИВАЕМЫЙ: Меня не уничтожить сантиметр за сантиметром! Я вытерплю всё, за Господина и Хозяина моего!

Услышав приказ обыскать все этажи здания, я побежал по коридору, отчаянно дергая каждую дверь. Я вел себя прямо как крыса, угодившая в ловушку и лихорадочно ищущая выход из опаснейшей ситуации. И справа, и слева, все двери во все кабинеты и комнаты были заперты. Я пожалел о том, что не уделил должного внимания курсу взлома замков в поместье Болье, но так уж получилось, что в тот день у меня было жуткое постпраздничное похмелье после победы в крикете.

Я подумал было разбить стекло одной из дверей, но вскоре отказался от этой идеи; разбив стекло, я на 100 процентов выдал бы себя тем, кто обыскивал помещения, как это случилось и у меня на входе в здание.

Наконец, одна из дверей поддалась моим паническим толчкам. Войдя туда, я сразу же понял по резкому неприятному запаху, что нахожусь в уборной. Вскоре я сообразил, что это был даже не мужской туалет: об этом говорило отсутствие писсуаров и наличие изящного ротангового диванчика, выкрашенного в белый цвет с выцветшими розовыми подушками. Кабинки были выкрашены желтой, облезшей от давности краской, а когда-то белые восьмиугольные плитки, которыми был выложен пол, были битыми во множестве мест, и каждая неправильной формы трещина в них была черной от многолетней грязи. Воздух был насыщен сырой влагой и благоухал мускусом сигаретных окурков и тошнотворно-сладким запахом духов.

В отчаянии я стал повсюду, где только можно, искать какое-нибудь место, где можно было спрятаться. Но ничего такого там не оказалось — ни вентиляционного отверстия, ни какого-нибудь технического подпола. Одинокое окошко находилось весьма высоко от пола и было явно слишком маленьким, чтобы я мог в него пролезть.

По виду оно было таким, будто его не открывали со времен Наполеона. Местечко это было плотно закупорено, как герметичная подводная лодка, что, вероятно, было связано с запахом.

Я прижался спиной к двери и услышал, как дребезжат дверные ручки и трясутся двери в коридоре — точно так же, как делал это я, войдя сюда. Я выглянул в коридор и увидел одного-единственного солдата, один за другим проверяющего офисы.

Эта нацистская сволочь вскоре обнаружит то же самое, что и я. Что открывается здесь только одна дверь. Та самая, за которой притаился я. До обнаружения у меня оставались считанные секунды. Биение моего собственного сердца и кровь, стучавшая у меня в висках, были похожи на удары молота, они казались мне такими громкими, что я был уверен, что их слышно даже моему преследователю.

Отставив в сторону свой Томпсон — даже один выстрел из пулемета поставит на уши все здание — я вытащил пистолет Welrod.32-го калибра с глушителем, который был у меня при себе большую часть всей южной кампании. Тогда мне не пришлось им часто пользоваться, я выстрелил из него лишь несколько раз. Он не отличался большой точностью стрельбы, но ведь туалет был крошечной каморкой. Это будет убийством с близкого расстояния. И слава Богу, так как стрелок из пистолета из меня ужасный, я не способен попасть в задницу слону, даже если бы держал его за хвост.

Мои пальцы обхватили рукоятку пистолета, сжимая ее изо всех сил. Длинная трубка, в которой прятался ствол, лежала у меня на ноге.

Дверь слегка приоткрылась. В уборную вошел немецкий солдат в гимнастерке до боли знакомого уныло-серого цвета.

Любопытный парадокс войны, на котором я пока подробно не останавливался, — это тонкая грань между обычным умышленным убийством и убийством на войне. То, как цивилизованный человек, религиозный и верующий, приученный ненавидеть убийство и разумом, и морально, обычный человек, которого наши законы, вера и нормы семейного воспитания учат, что решительно неправильно убивать другого человека, может вдруг резко, по щелчку какого-то переключателя в мозгу, внутренне согласиться и оправдать убийство своего врага, посчитав его не только необходимым, но и правильным. И часто прославляемым.

Я и до этого, разумеется, убивал представителей противника, во время наших действий на юге, в вагоне на железной дороге, и вообще-то там я убил людей даже больше, чем пришлось на мою долю на этом военном заводе примерно с час назад. Но все эти убитые мною жертвы находились на расстоянии от меня, я их воспринимал просто как цели в тире, которые падали; тот факт, что они были мною бесповоротно и окончательно ликвидированы, мною лишь отмечался, но я о нем не задумывался.

И после этого они сразу же исчезали и забывались, удаленные из действительности и рационального осознания, выразимся так. В ситуации, когда либо ты убиваешь, либо тебя, ты просто действуешь, и все прочие мысли и эмоции заглушаются ощущением чистой радости и облегчения, что сам ты остался жив.

Но самым значимым фактором этого традиционно-ортодоксального убийства является именно удаленность от цели.

А этот человек, вошедший в дверь, находился на таком близком от меня расстоянии, что я даже почувствовал лук и перец в его дыхании. Настолько близко, что я увидел конъюнктивит, от которого у него вспухло одно веко, отчего даже казалось, что он подмигивает мне. Настолько близко, что я увидел его загорелую кожу и необычно низко опускавшийся вдовий мысок, видный из-под краешка его пилотки. Он чем-то напоминал мне моего дядю Клайва.

Но вовсе не память о дяде заставила меня тормознуть (он надоедливый кретин), поэтому, мне кажется, дело именно в этом близком нахождении солдата от меня и, не могу подобрать других слов, в том факте, что это был именно живой человек, во плоти и крови, находившийся недалеко от меня — вот это и заставило меня воздержаться от импульсивного убийственного намерения.

Я развернул свой Велрод, схватив его вместо рукоятки за толстый ствол и ударил немца пистолетом по голове. Удар сбил набок его пилотку, и он, похоже, ничего не почувствовал, кроме как испугался от неожиданности. Но, в отличие от противников «Бульдога» Драммонда[40], он не упал к моим ногам, лишившись сознания.

Я ответил на отсутствие схожести его действий с поступками отрицательных героев бульварной литературы тем, что ударил его по голове еще несколько раз.

Однако и это все же не дало ожидаемого результата. И даже больше того — одна его рука метнулась к автомату Шмайссер, висевшему у него на плече. Другую же он выбросил вперед, схватив меня за пояс, чтобы не упасть, как я полагаю, поскольку мои новые жестокие удары, посыпавшиеся на него, возымели определенный эффект.

Он упал на одно колено и потянул меня за собой. Мы повалились на пол; Welrod вылетел у меня из рук и покатился по плитке с зубодробительным звуком стали о камень. Мы стали кататься по полу, схватившись друг за друга и борясь, я пытался как можно сильнее к нему прижиматься, чтобы он не смог выхватить Шмайсер, а он пытался от меня отстраниться. Фиалковый запах бриллиантина его средства для укрепления волос был настолько сильным, что я даже стал кашлять.

И вновь возвращаясь к временам моей военной подготовки. Кроме обучения пользоваться пистолетом, винтовкой и другим боевым оружием, я получил несколько уроков рукопашного боя, которому тренировал нас небольшого роста парень родом из Уэллса, сержант Чарли Холл, который усердно пытался обучить нас, студентиков, как нужно драться. У него было множество техник, от подленьких приемов кулачного боя до заходов, бросков и контрударов восточного бокса. Им нас учили по большей части в ритуалистическом духе — позициям и выпадам, больше похожим на балет, чем на драку.

Но этот солдат, с которым я боролся в женском туалете, ни в коей мере не мог и никогда в жизни не посещал уроков хореографии Чарли. Он стал пытаться выдавить мне глаза, кусался, царапался и пинался. Я отвечал тем же, бешено сражаясь, как берсерк. Это была битва варваров, и мы оба были под стать своим озверелым предшественникам. Стараясь не отпускать его от себя, я был вынужден терпеть жестокие удары по спине. Он также ударил меня коленом в пах. Я убрал руки с его туловища и схватил его за горло, сунув большие пальцы ему в гортань, пока не почувствовал, что у него ломается хрящ, как куриная косточка. После этого его дыхание стало свистящим. Но он продолжал меня бить с еще большей силой. Однако я держался, и весьма твердо, могу признаться с гордостью.

Я пинал его ногами, царапался, кусался, сражаясь за свою жизнь, как дикий зверь. Наконец, мне удалось ударить коленом ему в грудь — или же это он ударил меня коленом, я точно не помню, так как был полностью захвачен бешеным неистовством этой рукопашной схватки, — но так или иначе, кто-то из нас оттолкнулся ногой, и мы оказались отброшенными друг от друга. Он поднялся и стал судорожно пытаться схватить свой автомат, который до этого момента был закинут у него за спину. Я же пополз к своему пистолету.

Я прицелился, и он тоже. Я выстрелил. Пистолет кашлянул, и фашист вздрогнул. Над правой его бровью появилась дырка — неплохой выстрел, учитывая все обстоятельства и то, что я тяжело дышал. Думаю, я был удивлен не меньше, чем он. Его поднимавшийся Шмайсер остановился. Велрод — оружие однозарядное, и я стал готовиться снова его применить.

Он глубоко вздохнул, а плечи его сжались, как будто он потягивался в конце тяжелого долгого дня. Затем он нашел в себе остатки сил и поднял ствол автомата, направив его мне в лицо. Я следил глазами за медленным подъемом ствола, понимая, что одно слабое нажатие спускового крючка выпустит в мою сторону целую очередь.

Но затем он вдруг остановился, поднес другую руку к вспотевшему лбу, словно намереваясь почесать зудящее место, появившееся из-за моей пули.32-го калибра.

И он упал, медленно, набок, как падает большое срубленное дерево.

Я рухнул спиной на стену и соскользнул на пол, пытаясь перевести дух большими глотками воздуха и ожидая, что в любую минуту в дверь ворвутся другие немцы.

Возвращаясь в клинику с новой бутылкой карболки, Люсиль услышала внутри голоса. Это разговаривали ее отец и вампир. Что-то заставило ее остановиться за дверью и подслушать их.

«Вы должны понять, Князь», говорил ее отец. «Дочь — это божий дар для меня».

Она услышала стон Дракулы: это доктор отрезал вокруг раны поврежденную ткань.

«Вы причиняете мне боль, чтобы меня предостеречь?», спросил Дракула.

«Я могу причинить вам не только боль. Я могу покончить с вами совсем. Навсегда», предупредил его Ван Хельсинг. «Я уже победил вас однажды. Но я обращаюсь к вам, как джентльмен к джентльмену. Когда я поселился здесь, в Трансильвании, после столкновения с вами, я уже тогда был не молод. Я встретил здесь женщину, чудесную, благословение судьбы, а потом у нас родился ребенок. Для меня самого это загадка, чем я заслужил такое счастье, это выше моего понимания».

«Кармическая награда за победу надо мной, возможно?» За этим вопросом последовало болезненное шипение.

«Можно взглянуть на это и так. Я души не чаял в жене и дочке. Я потерял жену, упокой, Господи, ее нежную душу. После этого Люсиль стала для меня всем.

К сожалению, когда она выросла и стала уже взрослой, я продолжал относиться к ней как к ребенку, отсюда и ее бунтарская жилка, и мятежная полоса в ее жизни».

Еще один приглушенный стон Дракулы от боли.

«Я пытаюсь дать вам понять, что с радостью пожертвую своей жизнью, чтобы ее защитить. Вы это осознаете?»

«Да», ответил Дракула. «И вы должны знать, что за все короткое время нашего с ней знакомства я почувствовал то же самое, и сделаю то же самое».

Люсиль почувствовала, как у нее вдруг сердце остановилось, и перехватило дыхание. Она попыталась отдышаться, глотая ртом воздух, но все равно на какое-то мгновение ей показалось, что она вдруг стала мертвой. Ирония ситуации не ускользнула от нее.

В комнате стало тихо, и Люсиль, улучив этот момент, решила войти. Она вылила карболку в почковидный медицинский тазик и замочила в этой жидкости иглу и нити для наложения швов. Все продолжали молчать, пока отец стал зашивать зияющую рану.

Когда он закончил, Люсиль обмазала швы и область вокруг них йодом и помогла отцу перевязать вампира. Она старательно избегала смотреть им обоим в глаза.

Отец заговорил первым: «Думаю, я удалил всю зараженную плоть. Я не имею никакого представления о ваших способностях к восстановлению, так что, полагаю, нам придется просто ждать и смотреть. А теперь спать». Он повернулся к Люсиль. «Вы оба».

«Доктор сам должен выполнять собственные назначения», сказала Люсиль. Глаза у него были отяжелевшими, а лицо вытянулось.

Дракула спустил ноги с кушетки, поднялся, но затем пошатнулся. Люсиль тут же пришла ему на помощь.

«Я помогу вам добраться до вашей комнаты». И она, поддерживая его, стала выводить его из клиники, а отец ее начал прибираться. «Я сама уберусь тут, чуть позже, папа. Прошу тебя», сказала она умоляющим тоном.

«Я хочу сначала проверить, вернулись ли два наших англичанина», сказал ей отец. «Пойду узнаю».

«Куда же им еще идти, кроме как только сюда?», спросила она. «Ложись спать, мы разберемся с ними потом, когда хоть немного отдохнем. До тех пор мы ничего не можем сделать. Если они будут уже здесь, когда мы проснемся, то и вопрос вообще снимется сам собой».

Отец согласился и последовал за ней и Дракулой вверх по лестнице, старик шагал медленно и устало. Она остановилась на секунду, убедившись, что он вошел в свою спальню, а затем помогла вампиру добраться до его комнаты и уложила его в кровать. Ей пришлось убрать стопку книг, чтобы освободить ему место для ног.

Он опустил голову на подушку, и она повозилась еще немного, укрывая его.

«Спасибо, мне больше не требуется ваша помощь», сказал он ей.

«Я знаю», ответила она. «Вы бесстрашное чудовище».

Он улыбнулся, а затем слабо рассмеялся, отчего ему стало немного больно, и он невольно схватился за свою рану.

И в этот момент, в это самое мгновение его беззащитности, ранимости, уязвимости, Люсиль увидела перед собой не миф, не легенду, и не историческую фигуру, а человека. Человека, которым он был до того, как стал вампиром, и даже до того, как стал Князем. Возможно, она даже заметила, глядя на него, черты мальчика — до того, как он, возмужав, стал мужчиной.

И ее охватило глубокое сочувствие к нему. К тому, кто чувствует свое одиночество, вынужденную изоляцию из-за своей необычности. Ведь он был существом, отделенным от остального мира, у него не было ни спутников, ни товарищей, не было рядом никого, такого же, как он, никого, кто понимал бы его, никого, с кем можно было бы разделить эту необычную жизнь.

Люсиль почувствовала острую близость с Князем, свою схожесть с этим существом, этим мужчиной. Она теперь была им, а он — ею.

После жестокой и изнурительной битвы в женском туалете покинуть само здание мне оказалось относительно просто. Я снял с мертвеца его форму и натянул ее поверх своего тряпья бродяги, под которого я маскировался. Очень кстати оказалось, что он был крупным мужчиной, поэтому форма подошла мне довольно сносно.

Распрощаться с Томпсоном было тяжелее, но я все-таки принял это решение, сунув его под диван, и взяв вместо него Шмайсер моего покойного противника. Военный трофей и все такое. Тело я оставил там же, где оно лежало, не придумав, как и куда спрятать этот чертов окровавленный труп. На самом деле, крови вообще-то было мало, она лишь немного сочилась каплями из дыры в голове.

После этого я просто вышел из туалета, и этот первый шаг наружу заставил меня похолодеть от страха. Но в коридоре оказалось пусто. Я сделал еще одну остановку, у двери на лестничную площадку, еще раз проверив свою маскировку. Опустив пилотку пониже на лоб, я открыл дверь и, войдя, оказался посреди хаотического движения солдат, спешивших по лестнице вниз.

«Все чисто». Я услышал эти слова, неоднократно повторенные разными голосами по всей лестнице, как сверху, так и снизу. В свою очередь, и я повторил эту фразу, постаравшись как можно лучше произнести ее на своем нижненемецком диалекте сержанту СС, стоявшему на площадке чуть выше меня, и затем присоединился к общей массе спускавшихся нацистов.

Снаружи немецкие солдаты слонялись у обочины, болтая между собой, куря и смеясь, как делают это все солдаты, получившие краткую передышку между приказами.

Я смешался с толпой, но стал медленно пробираться к ее краю, отчаянно сопротивляясь растущему желанию бежать из этого дымного гадюшника, кишащего врагами.

Но тут, благодарение Господу, взяло верх то, чему меня учили, и я услышал голоса моих инструкторов в школе обмана и тайных трюков. Они сумели вбить мне в голову, что бежит только тот, кто в чем-нибудь виноват; ни в чем не виновный же ведет себя естественным, обычным образом, сливаясь с окружающими. Руководствуясь этим положением, я стрельнул сигарету у одного фашиста и прикурил от горящей сигареты у другого. Это была нелегкая задача — добиться, чтобы руки у меня не дрожали. Признаюсь, мне пришлось заглушить кашель, когда дешевый крепкий табак резанул мне горло, как наждачная бумага. Во время этого маскарада я искал глазами своего сержанта. И безрезультатно, так как Ренфилда нигде не было видно.