Древний Иран накануне империй (IX–VI вв. до н. э.). История Мидийского царства

IV.1. Ассирийские походы в страны Древнего Ирана и в Мидию

Последовательность событий истории Мидии и ее хронологические рамки восстанавливаются из ассирийских и вавилонских клинописных источников. Факты, сообщаемые Геродотом и другими античными авторами, лишь в некоторых случаях могут дополнить, подтвердить или украсить подробностями канву исторических событий в Мидии. Несмотря на лакунарность клинописных источников, описывающих современные им события, их приоритет, в сравнении с сочинениями античных авторов, очевиден. Последние отодвинуты во времени, что само по себе искажает историческую картину; кроме того, античные авторы рассказывают главным образом о событиях поздней истории Мидийского царства. Необходимо иметь в виду также идеологическую направленность источников: ассирийцы, очевидно, подчеркивали раздробленность стран и хаотическое состояние образа жизни народов за пределами имперского контроля. Греки, напротив, описывают унифицированное состояние, в частности Мидийского царства, что, возможно, отражает цели правящей династии Ахеменидов, бывшей изначальным информатором греческих авторов.

В 881 г. до н. э. Ашшурнацирапал II (883–859) образовал в верховьях Малого Заба провинцию Замуа, которая превратилась в плацдарм для проникновения ассирийцев в северо-западные районы Ирана. В 843 г. Салманасар III (858–824) безуспешно пытался расширить территорию этой провинции за счет страны Внутренняя Замуа, расположенной за главным хребтом Загроса. Поход в эту страну позволил ассирийцам впервые проникнуть в соседнюю с ней Манну. Манна — первое царство на Иранском нагорье — играла в дальнейшем огромную роль в балансе политических сил в этом регионе.

Поначалу завоевательная политика ассирийцев на востоке была нецеленаправленной, в определенном смысле «ознакомительной». Ассирийцы встретились в Иране в основном с разрозненными небольшими политическими образованиями, хотя их сопротивление агрессии было очень сильным. Грабительские походы ассирийцев мало себя оправдывали: облагать эти мелкие страны постоянной данью не удавалось, военная добыча была небогатой, так как местные царьки присылали дары лишь ввиду непосредственной опасности, а чаще всего им удавалось укрывать население, скот и прочее имущество в горах.

Мидия впервые упоминается Салманасаром III в 834 г. Целью похода этого года был Намар, который подвергся страшному разгрому. Через верховья Диялы ассирийцы проникли в соседнюю с Намаром Парсуа. Здесь царь получил дань от 27 ее владетелей, напуганных разгромом в Намаре. Но затем, углубившись в области, расположенные восточнее Парсуа, ассирийцы, чтобы вернуться домой по Хорасанскому пути, вынуждены были выйти на равнину Хамадан и вступить в западные пределы Мидии. На этот раз ассирийцы ограничились лишь проходом по ее территории [RIMA 3, 68, А.О.102.14:110–126].

Завоевательная политика Ассирии на востоке стала коренным образом изменяться со времени Шамши-Адада V (823–811) в связи с интенсивным проникновением урартов в страны Древнего Ирана. В период гражданской войны, шедшей в Ассирии в последние годы правления Салманасара III и в первые два года царствования Шамши-Адада V, урарты, воспользовавшись ослаблением Ассирии, начали захватывать приурмийские земли к западу и юго-западу от озера и вскоре там закрепились. Позднее урартам удалось совершить поход далеко на юг, до Намара, Парсуа и Бит-Хамбана (см. гл. III.5). В этой новой ситуации интересы Ассирии обозначились более четко, начала формироваться новая политика Ассирии на востоке, результатом которой стал захват территорий и образование ассирийских провинций, правители которых обеспечивали контроль над завоеванными здесь землями и регулярное получение дани.

Ассирии было необходимо помешать дальнейшему проникновению в Иран урартов и ослабить их позиции в приурмийском районе. Подавив мятеж в своей стране, Шамши-Адад направил свои силы в страны Наири (ассирийское название для стран Северо-Западного Ирана). Хотя в первый поход (819) была получена дань конями от всех царей Наири, очевидно, результаты похода были неудовлетворительны. В 818 г. маршрут похода был повторен, и, помимо вновь полученной дани конями от царей Наири, ассирийцам удалось разгромить Внутреннюю Замуа и города урартского царя Ишпуини. Это означало попытку помешать продвижению урартов на берега Урмии. Хотя разгром приурмийских территорий мог показаться ассирийцам существенным, но, судя по всему, поняв, что они не в состоянии противодействовать закрепившимся здесь урартам, ассирийцы вынуждены были изменить свои намерения. Во всяком случае, третий поход Шамши-Адада (815) был направлен уже в другую сторону, против Мидии. Из стран Наири, разгромив Мисси и Гизильбунду, Шамши-Адад с севера вторгся в Мидию во владения царя Ханацирука. В источниках сообщается, что здесь он разрушил царский город Сагбита и 1200 городков вокруг, которые, следовательно, входили во владения Ханацирука. Шамши-Адад взял 140 всадников и убил 2300 мидийских воинов. Если сравнить эти цифры с потерями Гизильбунды, где только в одном городе Ураше было убито 6000 воинов, то потери Мидии были не столь значительны [RIMA 3, 183–186, А.О.103.1 i:53b, ii: 1–59, iii: 1–36].

Это сообщение ассирийского царя оказывается весьма информативным. Обнаруживается, что название царского города Ханацирука, Сагбат или Сагбита, индоиранское (см. гл. III.4), тогда как имя царя не является индоевропейским и, по мнению Р. Шмитта, его лингвистическая принадлежность вообще неизвестна [Schmitt, 2000, р. 450 f.]. Грантовский [1970, с. 204–205], правда, пытался предложить иранскую этимологию этого имени, но специалисты не считают ее убедительной. Хотя число захваченных ассирийцами городков — 1200 — вряд ли соответствовало действительности (по словам К. Раднер, эта фантастическая цифра отражает лишь изумление ассирийцев перед многочисленностью индийских селений), это свидетельствует о том, что население этой страны было в основной своей массе оседлым [Radner, 2003, р. 41 f.]. Впервые сообщается о захвате здесь всадников, причем цифра 140 кажется вполне реальной, тогда как в Мисси и Гизильбунде в этом походе были захвачены только упряжные лошади и верблюды. И позднее мидийцы ассоциировались у ассирийцев с образом всадника, что, в частности, отражено в ассирийских рельефах [Ibid.].

Поход Шамши-Адада V в Мидию имел огромные последствия для этой страны. Ассирийцы увидели, сколь перспективным в экономическом и стратегическом отношении могло стать обладание этими землями: ведь помимо огромного количества скота, и главное, коней, которых потом ассирийцы здесь получали, Мидия лежала на Большом Хорасанском пути — главной магистрали всего Среднего Востока. К. Раднер считает, что именно эти два фактора, начиная с этого времени, формировали как политику Ассирии на востоке, так и экономику Мидии, которая использовала свое географическое положение и вымогала дань/пошлину у проходящих караванов [Ibid., р. 52, 64]. Но причиной переноса восточного фронта Ассирии в сторону Мидии стало прежде всего усиление Урарту. Ведь именно Урарту перекрыло, в частности, главный источник поставки коней для Ассирии из Внутренней Анатолии, на что обратила внимание К. Раднер [Ibid., р. 42–43]. Перенос сюда главного фронта был вызван развитием событий в приурмийском районе. Урарты к концу IX в. до н. э. овладели западным и южным побережьем Урмии вплоть до района современного Миандоаба, где оставили победную надпись (возле Таш тепе), в которой сообщалось о строительстве здесь крепости. Урарты владели этой территорией около ста лет; возведенные здесь многочисленные крепости свидетельствуют о том, что здесь был создан мощный плацдарм, необходимый урартам для дальнейшего продвижения вглубь Ирана. Отсюда они начали завоевание Маннейского царства. Ассирия, не сумевшая военным путем помешать урартскому продвижению в Иран, постепенно превратилась в союзника Манны в ее борьбе против Урарту. В результате Манна так и не была завоевана урартами, ими были отторгнуты лишь некоторые ее области. Мало того, несмотря на многочисленные походы сюда урартских царей, уже в 776–775 гг. Манна, по-видимому, сама попыталась перейти в наступление. Урартский царь Аргишти I (781–760) сообщает, что он покорил войско (не страну!) Манны [КУКИ, 173, V, 13–14]. Очевидно, Манна в этот период в определенной степени помешала Урарту расширить свои владения в Иране.

Пока же, в конце IX в., сообразуясь с этими обстоятельствами, Ассирия меняет направление своих походов из приурмийской зоны в Мидию и соседние с ней страны. Адад-нерари III (810–781) совершил не менее шести походов в Мидию (809, 793, 792, 789, 788, 787), не менее четырех походов было в Манну (807, 806, 800, 799) [Millard, 1994, р. 57–58]. Не исключено, что из Манны в 800–799 гг. ассирийцы проникали через Гизильбунду также и в Мидию. Ассирийский царь называет себя завоевателем Мидии, Манны и всех окружающих их стран. Однако если и были успехи на этом направлении, закрепить и развить их Ассирия не смогла. Лишь в 766 г. ассирийцы совершили еще один поход в Мидию, подробности которого неизвестны [Millard, 1994, р. 58]. Наступление и победы урартов, мятежи внутри царства, сепаратистские тенденции в ассирийских провинциях довершили крах завоевательной политики на востоке. Кризис Ассирии, начавшийся при Адад-нерари III, длился при трех его преемниках. Мидия, как и ее соседи, выиграла время, что дало ей возможность накопить силы для дальнейшего сопротивления.

Новый подъем Ассирии, наступивший после экономических и военных преобразований Тиглатпаласара III (745–728), довольно быстро начал сказываться и на характере завоеваний Ассирии. Видимо, при нем начала складываться новая концепция завоевательной политики. Если раньше Ассирия, за одним исключением (образование провинции Замуа), ограничивалась грабительскими походами, то теперь она пыталась создать на завоеванных землях, в том числе и в Иране, подвластные ей провинции. Освоенные таким образом территории превращались, с одной стороны, в постоянный источник дохода, а с другой — в плацдарм для завоевания соседних территорий. Акт образования провинции сопровождался назначением ассирийского наместника, которыми, как правило, были евнухи, что исключало возможность создания местных династий, и следовательно, сепаратистских тенденций, а также установкой памятной стелы.

В 744 г. ассирийцы образовали на западных окраинах Ирана две провинции — Бит-Хамбан и Парсуа [Tadmor, 1994, St. IB:9'–10']. В состав Бит-Хамбана уже входил округ Бит-Барруа (см. гл. III.3). Это в перспективе позволяло с добавлением новых провинций придвинуть границы Ассирии к Манне и Мидии, что и было осуществлено позднее. Но в 744 г. ассирийцы лишь приняли дань от маннеев и мидийцев. Образование этих провинций имело и другую сторону. Тиглатпаласар III готовился к борьбе с Урарту. Помня неудачу своих предшественников в попытках предотвратить проникновение урартов вплоть до Намара/Бабилу, Парсуа/Баршуа и Бит-Барруа/Баруата, ассирийский царь, по-видимому, попытался сначала укрепить ассирийские позиции в этом районе и поставить барьер урартскому проникновению в район загросского участка Хорасанского пути. В дальнейшем эти две провинции, с добавлением провинции Кар-Шаррукин (Хархар), образованной в 716 г., обеспечивали контроль над этим путем и поставку коней в Ассирию.

Но следующий ассирийский поход в Иран и специально в Мидию был предпринят только в 737 г. Важные сведения об этом походе сохранились в надписи на стеле, найденной в Иране [Tadmor, 1994, St. IIB:25'–43']. В ней имеется список мидийских правителей, принесших дань конями, всего более 1700 коней (нижняя часть стелы не сохранилась, список мог быть длиннее). В правление Тиглатпаласара III связь ассирийских походов в Мидию с поставкой коней уже очевидна. При нем появляется специальный термин tamkār sise, что означает «царский торговый агент по поставке коней» ([Radner, 2003, р. 44], здесь же литература).

В этом списке упомянут владетель города Цибар/Цибур, который в IX в. входил в состав соседней с Мидией Гизильбунды [RIMA 3, 185, А.О.103.1:25; Tadmor, 1994, р. 106, St. ПВ:34' р. 70; Ann. 14:12; Summ. 3:7'; 7:30, 37]. Включение этого владения в мидийский список позволяет предполагать, что мидийцы в период затишья, наступившего в первой половине VIII в. до н. э., настолько укрепились, что начали расширять свои владения. В 714 г. Цибур снова упоминается в числе мидийских данников [Thureau-Dangin, 1912,1.48].

Поход 737 г. был грандиозен по замыслу. Была предпринята попытка создать еще несколько провинций на значительной части мидийской территории. Ассирийцы утверждают, что тогда они дошли до горы Бикни (Демавенд), т. е. до отдаленных пределов Мидии на востоке, и получили там дань от местных правителей [Tadmor, 1994, Summ. 3:12'; 7:3, 38; 11:3; 12:3] и что они присоединили владения «могучих мидийцев» к Ассирии, поставив над ними наместников-евнухов [Ibid., Summ. 3:6'–11']. И главное, Тиглатпаласар III сообщает, что он поставил шесть памятных стел со своим изображением в странах Тикракка, Ариарми, Сильхази, в Петушиной стране, в городах Бит-Иштар и Циб(у)ар [Ibid., Summ. 7:37–38; St. IIB: 28'–29']. Это предполагало образование новых провинций, но подтверждения этому в источниках нет. Нужно признать, что результаты завоеваний на востоке, и прежде всего в Мидии, оказались эфемерными. Видимо, завоевания здесь не были приоритетными для Тиглатпаласара III. Слишком серьезные задачи пыталась решить Ассирия на юге, где ассирийский царь стал царем Шумера и Аккада, на западе, где огромные территории вошли в состав Ассирии, и на севере, где разворачивалась борьба с Урарту. Очевидно, поэтому, за исключением двух новых провинций, Бит-Хамбан и Парсуа, которые остались в составе Ассирии до ее конца, все остальное позднее пришлось завоевывать заново.

Лишь Саргон II (719–705) смог по-настоящему сосредоточить свои силы на восточном фронте, начав борьбу за передел сфер влияния в этом регионе. Задача завоевания Мидии стала одной из главных. И начал Саргон завоевание Мидии как раз с того, что не смог сделать Тиглатпаласар III. Он соединил границы ассирийских провинций с Мидией. В 716 г. он завоевал города Хархар и Кишесу и сделал их центрами ассирийских провинций, добавив к ним ряд соседних, в том числе мидийских, областей. К Хархару, переименованному им в Кар-Шаррукин, с западной стороны были присоединены Аранзеш/Аразиаш (иначе — Верхняя Речка) и Бит-Раматуа (Нижняя Речка), а также Урикату (или Уппария [ARAB П, § 14]), с южной стороны Сикрис, Шапарда и Уриакку (см. гл. III.З). Саргон подчеркивает в анналах, что укрепление Хархара было необходимо ему для завоевания Мидии [ARAB II, § 10–11, 15, 58]. Хархар занимал стратегически важное положение, находясь на горном участке Хорасанского пути перед выходом на равнину Хамадан, в Мидию. В состав провинции Кишесу, переименованной в Кар-Нергал, вошли западные окраинные мидийские территории, и прежде всего Сагбат/Экбатаны, а также области Бит-Хирмани, Бит-Умарги и города Хархубарбан, Киламбати и Армангу. Этим территориальные приобретения в Мидии в 716 г. ограничились. Углубившись в Мидию, ассирийцы смогли получить дань от 28 начальников поселений «могучих мидийцев», которые, по-видимому, перечислены на стеле Саргона между Хархаром и Ураттусом [ARAB II, § 11; Levine, 1972, 11. 46–70]. Но уже в 715 г. Хархар восстал и снова был завоеван. Однако не все области, завоеванные в 716 г., судя по списку данников 714 г., удалось снова включить в провинцию Хархар [ARAB II, § 14, 147].

Завоевания 716–715 гг. до н. э. позволили Саргону решить важную стратегическую задачу, поставленную или, скорее, осознанную еще Тиглатпаласаром III: обеспечить контроль над загросским участком Большого Хорасанского пути, ведущего в Мидию, и начать включение мидийских областей в состав ассирийских провинций. Но для дальнейшего усиления ассирийского влияния в этом регионе необходимо было уничтожить главного ее соперника на востоке — Урартское царство (см. гл. III. 1).

В 714 г. во время похода, направленного против Урарту, ассирийцы прошли по значительной части территории Северо-Западного Ирана. Когда Саргон находился в провинции Парсуа, устрашенные правители ряда стран, в том числе «владыки поселений» страны мидийцев, принесли ему дань. По словам Саргона, они устрашились, помня опустошение своих стран в прошлом году [Thureau-Dangin, 1912, 1. 42–49]. Список этих правителей показывает, что среди них названы владетели лишь тех территорий, которые ассирийцам удалось вернуть после восстания 715 г. в Хархаре. В 714 г. новых завоеваний в Мидии не было. Все силы Саргона были в это время брошены на борьбу с Урарту. На этот раз ему удалось стать победителем. Хотя нет оснований считать, что Саргон нанес государству Урарту сокрушительный удар, тем не менее приурмийский плацдарм урартов был уничтожен (см. гл. IV.3). Ассирийцы больше не совершали сюда походов, и следовательно, можно полагать, что Саргон выполнил поставленные перед собой задачи: уничтожить приурмийский плацдарм урартов и отодвинуть их к северу от Урмии, вбив, таким образом, территориальный клин между Урарту и Манной и развязав себе тем самым руки для завоеваний в южном и восточном направлениях в Иране. Саргон преследовал лишь реальные цели; полный разгром Урарту был непосильной для Ассирии задачей, как это убедительно показал П. Зимански [Zimansky, 1985, р. 12–16, 28–31].

В 713 г. Саргон прошел до отдаленных пределов Мидии, до горы Бикни, где обитали «далекие мидийцы» (см. гл. III.4). В этом походе в Мидию ассирийцы получили дань от 45 начальников поселений, однако окончательного покорения Мидии, вопреки планам Саргона, не произошло. Об этом, в частности, свидетельствует способ доставки в Ассирию из Мидии почты, которую посылали царские представители во время сбора там дани. Сначала она доставлялась в одну из восточных провинций мидийским курьером, а затем переправлялась в Ассирию, Саргону [Fuchs, Parpola, 2001, р. XXIX]. Следовательно, те районы Мидии, куда отправлялись ассирийцы собирать дань, не входили ни в одну из ассирийских провинций.

После 713 г. Саргон сосредоточивает свои усилия на завоевании Вавилонии. Этот южный фронт становится главным средоточием военных усилий и следующего ассирийского царя — Синаххериба (704–681). Лишь в 702 г. ассирийцы получили дань от «далеких мидийцев» (см. гл. III.3). Впрочем, это затишье могло означать также, что администрация провинций справлялась со своими обязанностями, способствуя равновесию взаимных интересов как Ассирии, так и местных, в том числе и мидийских, владетелей. Как бы то ни было, Мидия вновь получила длительную передышку. Перенесение Ассирией главного фронта на юг, по существу, поставило точку в дальнейшем продвижении Ассирии на востоке. В 702 г. Синаххерибу удалось лишь соединить границы провинций Бит-Хамбан и Хархар путем присоединения к последнему Бит-Барруа, северного района Эллипи, вместе с городом Элензаш (см. гл. III.З). Это не могло не сказаться на росте антиассирийских настроений в этой стране, что в дальнейшем склонило Эллипи к участию в борьбе против Ассирии. Между 713 и 677 гг., когда Асархаддон вновь прошел до восточных пределов Мидии, в странах Древнего Ирана произошли столь существенные изменения, что справиться с ними Ассирия уже не смогла. Здесь сформировалась мощная антиассирийская коалиция во главе с Мидией и Манной. Постепенно именно Мидия становится ведущей политической силой в регионе.

Подводя итоги завоеваниям урартских и ассирийских царей на востоке в IX–VIII вв., следует выделить те из них, которые повлияли на дальнейшее развитие событий. Урартское царство с конца IX до конца VIII в. до н. э., владея приурмийскими землями, создало здесь мощный плацдарм, нацеленный на завоевание раздробленных стран Древнего Ирана. Урартские цари смогли на некоторое время превратить маннейских царей в своих союзников в антиассирийской борьбе. В период ослабления Ассирии урарты проникли в район Хорасанской дороги, и за этим направлением могли стоять далеко идущие планы урартских царей. Ведь им уже удалось перекрыть пути поставки коней из Южной Анатолии в Ассирию. Что касается Ассирии, то начало ее деятельности в Иране нельзя назвать успешным. Она потерпела неудачу в борьбе за приурмийский район. До Тиглатпаласара III походы ассирийских царей носили характер грабительских набегов. Создание провинций, которые смогли стать плацдармами для проникновения ассирийцев в Иран и базой для осуществления контроля над завоеванными землями, началось, по существу, только при Тиглатпаласаре III. Лишь при Саргоне II Ассирия выполнила предварительную задачу: она соединила свои границы с Мидией и Манной, удерживая в своих руках провинции Замуа, Парсуа, Бит-Хамбан, Хархар и Кишесу. В состав двух последних вошли западные земли Мидии. Но основной своей цели — полного завоевания Мидии — она не достигла. Однако эта неудача была восполнена успехом в борьбе с Урарту. В 714 г. продвижение урартов в Иран было остановлено, чему существенно помог союз Ассирии и Манны, сформировавшийся в царствование Саргона.

Все приурмийские владения были потеряны урартами. Пообещав маннейскому царю Уллусуну, своему верному другу, наказать «злого урартийца» и вернуть Манне ее земли, Саргон выполнил свое обещание. Он фактически подарил Манне все приурмийские владения урартов, многие из которых никогда ей не принадлежали. Ассирийцы впоследствии не бывали в этом районе, и маннеи довольно быстро начали проникать в бывшие приурмийские владения урартов. В этой связи показательно донесение Саргону, написанное Ашшурицуа, начальником одной из пограничных с Урарту областей[21]. В нем сообщается о неудачной попытке маннеев захватить урартские города «в районе возле берега озера», т. е. Урмии [Lanfranchi, Parpola, 1990, № 84]. Письмо было написано вскоре после 714 г., об этом свидетельствует, во-первых, упоминание правителя Муцацира Абалукуну (до 714 г. в Муцацире правил царь Урзана), и во-вторых, атакованные города названы еще урартскими, следовательно, прошло слишком мало времени после ассирийского похода. Саргоном были разгромлены не все урартские крепости и, очевидно, маннеи (в качестве союзника Саргона) попытались захватить оставшиеся. Тон письма вполне нейтральный. Уже в начале VII в. до н. э. владения маннеев приблизились к границам Хубушкии, крупного государства на юге от Урарту, в верховьях Большого Заба (см. гл. III. 1). Все это усилило Манну и вскоре изменило соотношение военно-политических сил в регионе. Очевидно, что успешные территориальные приобретения Манны, прекращение урартской угрозы и какие-то другие обстоятельства (неясно, почему Ассирия уступила Манне приурмийские земли) изменили ее политическую ориентацию. Проассирийская партия потерпела поражение, и на несколько десятилетий Манна становится противником Ассирии. Трудно сказать, когда начал складываться антиассирийский союз Манны и Мидии, но уже в 670-е гг. он существовал. Третьей непобежденной страной в регионе была Эллипи, и она, очевидно, была склонна к этому союзу.

Новой антиассирийской силой в Иране стали евразийские кочевники. Киммерийцы появились на Древнем Востоке еще в царствование Саргона П. Тогда они действовали к югу от Закавказья, в пределах северных границ Урарту. Начиная с 670-х гг. источники фиксируют киммерийцев на огромной территории от Ирана до Малой Азии, скифы известны только в Иране. Здесь, накануне антиассирийского восстания конца 670-х гг., киммерийцы и скифы в союзе с мидийцами и маннеями грабили ассирийские отряды, посылаемые из ассирийских крепостей за сбором дани. Киммерийцы и скифы совместно предприняли также военные набеги на ассирийские провинции Бит-Хамбан и Парсуа [Starr, 1990, № 35–40]. Киммерийцы и скифы упомянуты вместе и в запросе в связи с Хубушкией [Ibid., № 24]. Эти факты исключают предполагавшуюся некоторыми исследователями взаимозаменяемость обоих этнонимов. Киммерийцы участвовали и в самом восстании, об участии в нем скифов ничего не известно. Обычно считается, что Асархаддон в своем желании расколоть антиассирийскую коалицию переманил скифского царя Бартатуа на свою сторону, пообещав ему в жены свою дочь [Starr, 1990, № 20]. После 660-х гг. о кочевниках в Иране уже ничего не известно (см. гл. V.1).

Изменение баланса сил на востоке заставило Асархаддона (680–669) предпринять несколько рейдов в Иран. В 679 или 678 г. ему удалось разгромить маннеев и их союзника «скифа Ишпакая» [Heidel, 1956, р. 16, ii:20–23]. Но, судя по развитию последующих событий, этот «разгром» не ослабил союзников. Около 677 г. ассирийцы дошли до горы Бикни и страны Патуш'ара. Здесь были схвачены два индийских правителя, и со всем их имуществом и домочадцами они были доставлены в Ассирию [Ibid., р. 24, iii:53–61]. Но, судя по тому, что Саргон в 713 г. смог получить здесь дань от 45 владетелей, успехи Асархаддона были не столь значительны.

Об обстановке в Мидии накануне восстания, видимо, можно судить по одному примечательному событию, которое произошло вскоре после похода 677 г. К ассирийскому царю в Ниневию прибыли три мидийца «из отдаленных мест» (Мидии), прося покровительства и союза с Асархаддоном в связи с угрозами или выступлением против них других правителей Мидии. Эти трое принесли подобающие случаю дары: отборных коней и лазурит. Царь записал в анналах, что послал своих наместников из провинций, которые граничили с владениями этих мидийцев, и они восстановили их власть, но на них была наложена ежегодная дань [Heidel, op. cit. р. 24, 26, iv: 1–19]. Скорее всего, этот случай — следствие противоречий между крупными мидийскими владетелями в выборе ими генеральной линии — подчиниться Ассирии или объединиться против нее и в последнем случае искать союзников. Как уже было сказано, такие союзники были найдены. Но, как показывает этот случай, не все мидийские правители были согласны противостоять Ассирии.

Об одном из этих троих мидийцев, Раматее из Ураказаба(р)ны, известно из так называемого «вассального договора Асархаддона», который был приурочен к церемонии объявления Ашшурбанапала наследником в 672 г. до н. э. [Parpola, Watanabe, 1988, р. XXIX–XXXI, text 6]. Этот договор является клятвой в верности вновь назначенному наследнику. В договоре сохранились имена семи лиц, с которыми он заключался. Из них трое определенно были мидийскими владетелями из Сикриса, Ураказабану и Карзитали. До недавнего времени считалось, что этот документ был вассальным договором, навязанным Мидии вследствие ее недавнего подчинения Ассирии [Ibid., р. XXXI]. Асархаддон, мол, стремясь создать опору в северо-западных областях Ирана, должен был заключать договоры с правителями подвластных областей. В этом случае договор гарантировал местным владетелям сохранение за ними власти в своих владениях при условии верности ассирийскому царю и его наследнику. Однако вассальная зависимость индийских персон не очевидна. Сикрис, по-видимому, после 715 г. не входил в ассирийскую провинцию Хархар (см. гл. III.З). Упоминание Карзитали в одном из запросов к оракулу [Starr, 1990, № 64] определяет лишь маршрут, по которому могли продвигаться сборщики дани в районе Соляной пустыни, где незадолго до этого побывала армия Асархаддона. Впрочем, Раматея из Ураказабарну действительно должен был расплачиваться за помощь, оказанную ему ассирийцами.

Новое изучение этого договора М. Ливерани показало, что в нем не содержится ни одной статьи, которую можно было бы ожидать в соглашении, регулирующем обязанность вассалов. Вместо этого мы находим только навязчивое требование защиты назначенного на престол наследника. Из содержания статей договора вытекает, что мидийцы, которые подчинились клятве, жили в ассирийском дворце, находясь в непосредственной близости от наследника, исполняли службу охранного корпуса и сопровождали его в походах. Они приносили клятву верности по случаю назначения наследника не потому, что были вассалами, а потому, что были назначены, или, точнее, наняты, в охрану царевича. Формально клятву за своих людей, исполняющих службу при ассирийском дворе, давал каждый из «владык поселения», с кем был заключен договор-клятва [Liverani, 1995, р. 57 ff.]. Представленные в договоре мидийцы составляли проассирийскую часть Мидии. Не исключено, что служба в ассирийской армии дала мидийским наемникам необходимые знания и навыки, которые вскоре помогли, среди прочего, сделать индийскую армию вполне боеспособной и обеспечили ей скорые победы. Сообщения Ктесия, рассказывавшего о дружбе нанятых на службу ассирийским царем мидийца Арбака и вавилонянина Белесия, подтверждает существование практики найма военных специалистов (см. гл. 1.1).

IV.2. Антиассирийское восстание в Древнем Иране в 671 г. до н. э.

Несмотря на то что к концу 670-х гг. Ассирия владела западными территориями Мидии и могла оказывать политическое давление на некоторые ее пограничные владения, большая часть Мидии оставалась независимой. Но ассирийское присутствие представляло постоянную угрозу этой независимости, новые походы вглубь страны представлялись неизбежными. Все это сформировало антиассирийские силы, и здесь вспыхнуло восстание против Ассирии, которое следует относить ко времени после 672 г. до н. э. А. Старр вслед за Ю. Аро определил дату восстания между 674 и 672 гг. на том основании, что запросы, за редким исключением, были написаны нововавилонским письмом, тогда как после 672 г. стало преобладать новоассирийское письмо [Starr, 1990, р. LXI]. Однако этот признак, очевидно, не может быть абсолютным критерием при датировке событий. Если принимать дату 674–672 гг., то, судя по успешному развитию восстания, в 672 г. уже не со всеми можно было бы заключать упомянутый выше договор-клятву. Так, Эллипи, с которой он был тогда заключен, приняла активное участие в восстании вместе с союзниками (см. ниже), и против нее, судя по запросу к оракулу бога Шамаша [Ibid., № 79], предполагалось послать войско уже царевичем Ашшурбанапалом, т. е. уже после 672 г. То же относится и к договорам, заключенным с Карзитали и Сикрисом (см. ниже).

Сведения о восстании сохранились только в неофициальных документах ассирийского царя — в запросах к оракулу бога Шамаша. Содержание этих запросов, отражающее беспокойство Асархаддона в связи с происходившими тогда событиями, позволяет реконструировать с достаточной степенью вероятности события накануне восстания и его развитие. Накануне восстания обстановка на восточной границе Ассирии накалилась до крайности. Ассирийские отряды, посылаемые за сбором дани, главным образом конями, в Мидию с территории провинций Хархар (точнее, из индийской Сапарды, которая вошла в состав Хархара в 716 г.) и Кишесу (точнее, из Бит-Кари)[22], возвращались в крепости с пустыми руками. Их грабили мидийские, маннейские, киммерийские и тогда еще скифские отряды [Starr, 1990, № 64–73]. Можно считать, что канун восстания тоже относится ко времени после 672 г., поскольку в этих запросах упоминаются Карзитапи и Сикрис, с которыми Асархаддон в 672 г. также заключил договор, что вряд ли могло произойти в столь неспокойной обстановке. Не исключено, что Сапарда первой перешла к сопротивлению. В одном из запросов этого времени ассирийцы, отправляясь за сбором дани далеко на восток, опасались нападения с тыла со стороны Сапарды [Ibid.. № 64; Дьяконов, 1956, с. 263].

Восстание началось с осады крепостей в провинциях Кишесу [Starr, 1990, № 43] и Хархар. Из названных в запросах осажденных городов в Хархар определенно входили Цубара [Ibid., № 48], а также Килман, находившийся возле Санду [Ibid., № 50], название которого можно читать и как Сапарда [Дьяконов, 1956, с. 269; АВИИУ, № 68:г, 10, с. 229, примеч. 16]. Города Ушиши и Карибту, помещенные Старром в Мидию [Starr, 1990, № 44, 49, р. 364, 366], если изначально и находились на мидийской территории, то были в это время в составе ассирийских провинций Хархар или Кишесу, поскольку они подверглись нападению восставших. При образовании провинций в их состав включались, как правило, соседние территории, в данном случае — часть западных индийских территорий. Запросы в связи с осадой этих городов относятся к месяцу айаду (апрель-май). Но уже в августе (26 абу — июль-август) Цицирту, хархарская (т. е. ассирийская в данный момент) крепость на границе с Эллипи или даже на ее территории [Ibid., № 77, 78], подверглась нападению неназванного ассирийского врага. Не приходится сомневаться, что этим врагом была Эллипи, рискнувшая вернуть свои владения в Бит-Барруа, отнятые у нее ассирийцами в 702 г. до н. э. Может быть, эта деликатность гадателя, не назвавшего имя врага, вызвана неожиданностью выступления Эллипи, с которой ассирийцы только что заключили договор и которой они, судя по запросу № 76, помогали еще в сентябре (прошлого года?). Царевич хотел бы послать войско в Эллипи, но сомневается в успехе похода и называет войска врагов — эллипийцев, индийцев и киммерийцев (№ 79). Очевидно, что одной из стратегических задач восставших был захват именно Хархара. Их удача лишила бы ассирийцев возможности подхода к равнине Хамадан, к Мидии. Эллипи, находившаяся южнее Хархара, могла способствовать его блокированию. Нападения на крепости в Кишесу должны были блокировать другой — северо-западный — подступ к Мидии. В этом же ключе можно рассматривать и действия маннеев. Они участвовали вместе с восставшими в нападении на Хархар и Кишесу. Но кроме этого они самостоятельно захватывали другие ассирийские крепости в районе ассиро-маннейской границы [Ibid., № 29–33], которая проходила возле провинции Парсуа. Через нее можно было с севера попасть в Мидию. Правда, неясно, насколько одновременно с основными действиями восставших происходили военные действия в Парсуа.

Из всех участников восстания Асархаддон назвал по имени лишь трех мидийских вождей: Каштарити — владетеля города Кар-Кашши, Дусанни — правителя мидийской Сапарды в провинции Хархар и Мамитиаршу — «владыки мидийцев». Владение Кар-Кашши находилось в области Сагбат/Хангматана, которая в 716 г. была включена в провинцию Кишесу. Судя по тому, что ассирийцы не связывали Мамитиаршу с конкретной областью или городом, они имели о нем смутное представление. Очевидно, поэтому Мамитиаршу назван владыкой вообще мидийцев, по всей видимости, неподвластных Ассирии, в отличие от двух других лиц, которые, возглавив население двух областей ассирийских провинций, восстали против своего суверена. Неясно, стал ли Мамитиаршу союзником Каштарити, в запросе речь идет только о возможности такого союза [Ibid., № 41]. Но в ходе боевых действий вместе с армией Каштарити называются войска маннеев, киммерийцев, а также мидийцев. Поэтому можно полагать, что независимые мидийские вожди помогли восставшим в их общей борьбе против ассирийского гнета. Представление о существовании ассирийской провинции Мадай, в которой «владыкой поселения» был Мамитиаршу и которая восходит к толкованию Э. Форрером письма HABL 208 [Дьяконов, 1956, с. 266], теперь может быть оставлено (см.: [Медведская, 1995, с. 153]).

Главным из участников восстания, бесспорно, был Каштарити. Из 23 сохранившихся запросов к оракулу бога Шамаша в связи с восстанием в 17 по разному поводу упомянуто его имя, в остальных шести запросах имена отсутствуют. Один раз вместе с Каштарити упомянут Мамитиаршу [Ibid., № 41] и трижды Дусанни [Ibid., № 45, 50, 51]. Ответственность за организацию войны против Ассирии Асархаддон: возложил на Каштарити [Ibid., № 42], в военных операциях участвует в основном Каштарити [Ibid., № 43–51], ассирийская армия посылается против него [Ibid., № 60–62], переговоры о мире Асархаддон предполагает вести именно с ним [Ibid., № 56–57]. Вполне вероятно, что владение Каштарити Кар-Кашши соответствует Каркасии, упомянутой Саргоном в 716 г. [Radner, 2003, р. 61] вместе с Хагабтой/Сагбатом. Находясь в области Ураттус, вошедшей в состав Хархара, Саргон получил от этих двух городов дань [Levine, 1972, р. 45, 1. 69]. С другой стороны, Кар-Кашши, или колония касситов, и Сильхази, которую в 737 г. называли «крепостью вавилонян», могут быть одним и тем же городом. Дело в том, что в конце 2-го — начале 1-го тыс. до н. э. термин «касситы» часто использовался в качестве синонима термина «вавилоняне» [Дьяконов, 1956, с. 267, примеч. 3]. Сильхази упоминается вместе с Сагбатом. В Сильхази бежали жители Бит-Сагбата, спасаясь в 737 г. от ассирийцев; они названы рядом и в перечне завоеваний этого года [Tadmor, 1994, Ann. 15:9–11; Summ. 7:31]. Из всего этого следует, что главной силой в восстании были мидийцы именно из области Сагбат, которая в дальнейшем стала центром Мидийского царства со столицей Хангматана/Экбатаны.

Такой широкий антиассирийский фронт привел восставших к победе. Об успехе восстания свидетельствует следующее. Во-первых, в общей сводке завоеваний Асархаддона, составленной в конце его правления и сообщающей о завоеваниях первых лет правления, не упомянута ни одна из его побед на территории Древнего Ирана [ARAB II, § 710]. Судя по некоторым аналогиям, можно допустить, что со временем в текстах того или иного царя опускались факты, которые неуместно было упоминать в связи с изменившейся не в пользу Ассирии ситуацией. Вряд ли уместно было вспоминать об успехах на востоке, когда мидийцы свергли ассирийское господство, а маннеи захватили часть ассирийсих владений. Во-вторых, в одном из донесений Асархаддону около 670–669 гг. сообщается об установлении ассирийских сторожевых постов не только на границах с независимыми Урарту и Хубушкией, что естественно, но также на границах с Манной и Мидией, что показательно. Царь приказал разъяснять воинам гарнизонов, что они «не должны пренебрегать охранными обязанностями» [Luukko, Buylaere, 2002, № 148, р. XXVI; Starr, 1990, р. LVIII f.]. Эта оборонительная позиция Ассирии симптоматична — свыше 45 лет тому назад Саргон, укрепляя крепости в новой провинции Кар-Шаррукин/Хархар, напротив, заявлял, что делает это для завоевания Мидии. В третьих, ассирийские крепости, захваченные в ходе восстания Манной, оставались в ее владении не менее десяти лет.

По мнению И.М. Дьяконова [1956, с. 273–274], успех восстания не был полным, поскольку ассирийцам удалось удержать провинции Хархар, Кишесу и Бит-Хамбан. Теперь этот вывод может быть пересмотрен. Эти провинции упоминались в документах, которые Э. Форрер считал списками ассирийских провинций при Ашшурбанапале [Forrer, 1921, р. 52–54: К.4384, К.1521]. Однако новое исследование этих текстов подвергло сомнению оба вывода Форрера о том, что данные списки датируются временем Ашшурбанапала и являются списками территорий, плативших Ассирии дань. Цели составления этих списков остаются неясными, но списками провинций, плативших дань Ассирии, они не являются. Документ № 1 (К. 4384), по-видимому, является лексическим (топонимическим) списком для нужд канцелярии, о чем свидетельствует ряд признаков. Дата его составления не установлена, но другие подобные списки могут относиться ко времени Саргона II [Fales, Postgate, 1995, № 1, 2, р. XIV].

Взаимоотношения двух главных союзников — Манны и Мидии — в последующие годы также определенно свидетельствуют о результатах восстания. Лидерство Мидии, отмеченное Асархаддоном во время восстания, не ослабло и после него: Мидия созрела для экспансии. Поведение Манны, которая всегда верно реагировала на расстановку политических сил в регионе и умела извлекать для себя выгоду, указывает на новую политическую ситуацию в регионе, в первую очередь на усиление Мидии. Действительно, в VIII в. до н. э. Манна была, за исключением нескольких эпизодов в царствование Саргона, верным союзником Ассирии, которая помогала ей в борьбе с Урарту и с сепаратистскими тенденциями в самом Маннейском царстве. В начале VII в. до н. э., когда позиции Ассирии на востоке ослабли, Манна стала союзником Мидии. Этот союз принес ей выгоду, в ходе восстания ей удалось завоевать некоторые ассирийские владения. В 669 г. на ассирийский престол вступил Ашшурбанапал (669–627), а в Манне продолжал править царь Ахсери — ярый противник Ассирии. Но к концу 660-х гг. политическая ориентация Манны снова меняется, здесь побеждает проассирийская партия. Союз Манны и Мидии был крепким и более 15 лет успешно противостоял Ассирии. Но, начиная с 660-х гг., рост мощи Мидии, очевидно, начал пугать часть маннейской правящей верхушки, и боязнь превратиться из союзника в побежденного вновь толкнула Манну в объятия Ассирии. В 660 г. ассирийцы совершают поход в Манну. Поводом к нему послужило желание Ассирии вернуть захваченные более десяти лет назад ассирийские владения [Starr, 1990, № 267]. Но целью похода или, во всяком случае, его результатом было уничтожение мидийско-маннейского союза. Во время похода в Манне вспыхнуло восстание. Ахсери, оказавший упорное сопротивление Ашшурбанапалу, был зверски убит. На престол вступил его сын Уапли, который признал победу Ассирии и вернул ей земли в провинциях Парсуа и Замуа, захваченные в ходе восстания [ARAB П, § 786]. Манна вновь поступила выгодно для себя: союз с Ассирией, которой она оставалась верной до самого конца, спас Манну, ибо в эти годы Мидия еще не осмеливалась напасть на Манну, опасаясь Ассирии.

Последний раз ассирийские клинописные источники упоминают Мидию около 658 г. Ашшурбанапал сообщает о захвате одного мидийского «начальника поселения» по имени Бирисхадри и двух сыновей другого владетеля, Гагу [Piepkom, 1933, В, IV, 3–8; АВИИУ № 73]. По словам царя, Бирисхадри прежде подчинялся ассирийцам, но затем «сбросил ярмо ассирийского владычества». Вероятно, речь шла о какой-то части индийских владений, входивших в состав Кишесу, чья территория, в отличие от Хархара, не была, по-видимому, полностью отвоевана индийцами в ходе восстания. Возможно, Бирисхадри попытался перейти под власть Мидии и был наказан за это. Сама незначительность этого события, внесенного, тем не менее, в анналы, показывает, что грандиозные планы ассирийских царей по завоеванию Мидии, которые они вынашивали более 150 лет, так и не смогли осуществиться. Вскоре Ассирия была отвлечена событиями в Вавилонии и уже не представляла угрозы для Мидии. Но для того чтобы вступить в борьбу с ней, Мидии необходимо было обезопасить свои тылы, укрепить материальные ресурсы и обрести новых союзников, способных бороться с Ассирией. Мидия вступила в новый этап своей истории.

Понимание истории Мидии последующих десятилетий во многом зависело от сведений Геродота, в частности в вопросе о времени начала индийской экспансии. Так, Дьяконов, в полной мере оценивший значение выявленных по клинописным источникам событий конца 670-х гг. в Мидии, продолжал, тем не менее, как и многие другие исследователи, корректировать ключевые моменты индийской истории по Геродоту. Первоначально он считал, что развитие Мидийского царства после успешного антиассирийского восстания было задержано временным поражением индийцев от войск Скифского царства. Лишь освободившись от «временной гегемонии скифов», длившейся 28 лет, Мидия в середине 620-х гг. вновь стала значительной политической и военной силой [Дьяконов, 1956, с. 286–293]. Позднее Дьяконов усомнился в достоверности сообщения Геродота о поражении индийцев от скифов, поскольку клинописными источниками это событие не подтверждалось [Дьяконов, 1994, с. 112]. Он согласился с С. Завадским, назвавшим методологической ошибкой такой подход, когда клинописные источники привлекаются для подтверждения сведений античных авторов. Завадский считал, что, напротив, клинописные тексты должны быть базой исследования. Если два источника «конфликтуют» — приоритет имеет клинописный текст [Zawadzki, 1988, р. 98]. Но традиционная исследовательская модель не отвергнута до сих пор. В некоторых исследованиях по-прежнему основным источником по истории Мидии остается Геродот [Грантовский, 1994, с. 25, 31–41; 1997, с. 285]. В частности, Э. А. Грантовский полагал, что период экспансии Мидии не мог начаться ранее последней трети VII в. до н. э., поскольку он опирался на сообщение Геродота о том, что первыми мидийцы завоевали персов, а это не могло случиться раньше 630-х гг. ([Грантовский, 1994, с. 41]; см. также гл. II).

Между тем только клинописные источники, описывающие современные им события, позволяют в значительной степени восстановить последовательность этих событий в Мидии и установить их хронологию. Сведения Геродота и других античных авторов лишь в некоторых случаях могут подтвердить или дополнить сообщения клинописных источников, но определить последовательность событий и их взаимосвязь они могут не всегда. Такой подход к античным источникам вовсе не снижает их значения в исследовании истории Мидии. Но если не опираться в первую очередь на данные клинописных источников, то сообщения Геродота могут в некоторых случаях исказить историю Мидии. С этих позиций ниже будут рассмотрены три ключевых момента ее истории: начало мидийской экспансии после восстания конца 670-х гг. (и в этой связи необходимо рассмотреть некоторые спорные вопросы истории последнего периода существования Урартского царства), участие и роль Мидии в разгроме Ассирии в 612 г. и конец мидийской династии около 550 г. до н. э.

IV.3. Возвышение Мидийского царства и начало его экспансии. Урартское царство между 714 и 643 гг. до н. э. (карта-схема 4)

В 652 г. до н. э. началось восстание вассального царя Вавилона Шамашшумукина против Ассирии. В ассирийских источниках союзниками Вавилона названы подданные Ассирии (помимо самого Вавилона, халдеи, арамеи, жители вавилонского Приморья), а также Элам — наиболее активный союзник Вавилона. Кроме них названы цари всех сторон света: Гутиума (север и восток), Амурру (запад), Мелуххи (юг) [ARAB И, § 789, 817; Borger, 1996, S. 40, А III 103; Дьяконов, 1956, с. 287–288]. Дьяконов считал, что под Гутиумом в это время могла иметься в виду только Мидия. Действительно, Манна в это время вновь стала союзником Ассирии, оставаясь верной ей до самого конца. Единственной силой антиассирийской направленности на территории Древнего Ирана оставалась только Мидия. Восстание Шамашшумукина было жестоко подавлено только через четыре года, в 648 г. Вавилон пал, а его царь, не желая сдаваться, бросился в пламя горящего дворца [ARAB II, § 794; Grayson, 1980, р. 229–230, 233–235]. Ассирия, хотя и с трудом, но смогла справиться с восставшими. Однако среди наказанных стран — Вавилона, Элама, Приморья, Арабии — Гутиум не назван. Можно считать, что уже в 650-е гг. Мидия стремилась найти новых союзников в борьбе против Ассирии. Первая попытка оказалась для нее неудачной, однако она быстро переориентировалась и начала действовать в другом направлении.

Помимо необходимости обрести союзников, способных бороться с Ассирией, Мидии нужно было обезопасить свои тылы. Реальную угрозу для Мидии в эти годы могло представлять все еще сильное Урартское царство. История Урарту между 714 и 643 гг. важна для понимания политической ситуации в регионе, которая не могла не сказаться на развитии событий в Мидии. В связи с историей Мидии важными являются два положения истории Урарту: результаты антиурартского похода Саргона II в 714 г. и состояние страны после него, а также время и причины падения Урартского царства.

За последние 30 лет, благодаря интенсивным археологическим исследованиям в Иране, Турции и Закавказье, было открыто много урартских письменных и археологических памятников, изучение которых позволяет предлагать новые решения спорных вопросов истории и культуры отмеченного периода Урартского царства.

В 1970-е гг. в результате раскопок в Бастаме (северо-западнее оз. Урмия, Иран) было пересмотрено время падения Урарту — это произошло не в начале VI в. до н. э., как было принято считать, а несколькими десятилетиями раньше; началась дискуссия по так называемому позднему царскому списку. Открытия последнего десятилетия позволяют окончательно отказаться от прежней оценки результатов похода Саргона в 714 г. и предложить некоторые из вероятных причин падения Урартского царства.

Одним из спорных аргументов, положенных в основу понимания заключительного этапа истории Урартского царства, является оценка исследователями результатов успешного VIII похода ассирийского царя Саргона II против Урартского царства в 714 г. до н. э. Принято считать, что этот поход положил конец длительному противостоянию двух царств, что Урарту не смогло оправиться от поражения и в итоге закончился период его расцвета. В целом это положение устарело.

Описание VIII похода изложено Саргоном (помимо анналов) в его знаменитом письме к богу Ашшуру [Thureau-Dangin, 1912; АВИИУ, № 49]. Это яркое литературное произведение, в котором подробно и эмоционально описывается, как Саргон «в ярости сердца своего» разрушил города, осквернил храмы, уничтожил сады, виноградники, каналы и источники — все то, что создали урарты на земле, по которой прошли ассирийцы. Урартский царь Руса I не пережил поражения и покончил жизнь самоубийством.

Такое яркое изображение событий войны достигает цели, и трудно не поверить в абсолютную реальность описываемого, в действительность желаемого Саргоном — разгрома Урартского царства.

Между тем самым важным результатом похода 714 г. было, пожалуй, лишь изгнание урартов из приурмийского района Ирана, которым они владели с конца IX в. до н. э. Урарты, построив здесь множество крепостей, превратили этот район в плацдарм, с которого они проникали вглубь Ирана, что, конечно же, мешало Ассирии двигаться в этом же направлении. Поэтому, отодвинув границу Урарту к северу от Урмии, Ассирия выиграла и в дальнейшем без помех продолжила завоевание некоторых районов Древнего Ирана, хотя, в конечном счете, ей не удалось осуществить все свои планы, в частности завоевать Мидию.

Что касается Урарту, то в результате похода 714 г. упадка страны не случилось. События ближайших десятилетий показывают, что военно-политическое могущество не было утрачено и материальные ресурсы страны не пострадали, поскольку основную территорию страны Саргон не затронул [Медведская, 1989]. Уже преемник Русы I, его сын Аргишти II, продолжил традиционную антиассирийскую политику: на западе в 708 г. он участвует в заговоре против Ассирии вместе с правителем Куммуха (страна в верховьях Евфрата, южнее Мелида, см.: [АВИИУ, № 54:112]), на востоке он продолжает проникновение в страны Древнего Ирана, но двигаясь уже севернее Урмии в сторону Каспия.

О завоеваниях Аргишти II в этом направлении свидетельствуют три наскальные надписи: две возле Сераба (селения Разлик и Наштебан [Benedict, 1965, р. 35–40, № 1–2; André-Salvini, Salvini, 1999, р. 17–32]) и третья, открытая в 1998 г., — к северо-востоку от Ахара (возле Шише [Bashash Khanzaq, Biscione, etc., 2001, p. 25–37]). В этих трех почти идентичных надписях Аргишти II сообщает о завоевании нескольких «стран» в этом регионе (Арху, Ушулу, Буку, Гирду, Гитухани, Туишду) и о возведении укреплений на скалах, находившихся возле караванных путей; по сути, это один путь, существующий до сих пор, который идет с запада через район современного Тебриза, затем, разветвляясь вдоль обеих сторон хребта Себелан, в сторону Каспия. Один из фортов был назван «Защита Аргишти» (совр. Разлик), другой — «Защита Халди» (совр. Шише; о термине irdusi, означающем 'защита', см.: [Bashash Khanzaq, Biscione, etc., 2001, p. 32 (1. 11), p. 36]). Аргишти II продвинулся в этом направлении дальше Сардури II, который в VIII в. до н. э. оставил надпись в Секинделе, в 30 км к северо-западу от г. Ахар. Ст. Далли высказала предположение о заинтересованности как ассирийцев, так и урартов в торговле с прикаспийскими землями в районе современной провинции Гилян, откуда могли поступать сурьма, хаома, ковры. По ее мнению, этот приморский район мог быть также и посредником в торговле с другими прикаспийскими странами, из которых могла поступать, например, древесина [Dailey, 2006, р. 178]. В любом случае, укрепление урартов на этих землях в VII в. до н. э. означало их приоритет в контроле над немногочисленными путями в этом горном районе, а также возможность проникновения урартов в «Страну маннеев» и далее на юг, что в скором времени не могло не обеспокоить Мидию. Согласно этим надписям, Аргишти II совершил также поход в страну Этиухи (совр. Сисианский район Армении), занимался разведением садов и виноградников, сооружением каналов и искусственного водохранилища к северу от залива оз. Ван [КУКН, 406, 407, 411].

Руса II, сын Аргишти, сосредоточился на завоеваниях к северу и западу от своего царства. Страны к западу от верховьев Евфрата были, как и страны Древнего Ирана, объектом соперничества Ассирии и Урарту более 100 лет. Борьба здесь шла за господство над торговыми путями и источниками сырья. Ассирия нуждалась в железе, но своих железорудных месторождений у нее не было. Основная причина противоречий между Ассирией и Урарту в Северной Сирии и странах Юго-Восточной Малой Азии с середины VIII в. до н. э. заключалась именно в стремлении захватить богатые железорудные месторождения этих территорий [Бациева, 1953, с. 32–35]. Почти каждый ассирийский царь пытался завоевать позднехеттские царства, заявляя всякий раз, что он все захватил, разрушил и уничтожил. Наконец, к 708 г., как принято считать, все было завоевано, и позднехеттские царства перестали существовать [Hawkins, 1972–1975, S. 159]. Однако в 705 г. Саргон II вновь совершил поход на Табал, но ассирийцы были разгромлены, Саргон погиб, и тело его не было найдено [Tadmor, 1958, р. 94, note 311].

В VII в. до н. э. на западных границах Ассирии по-прежнему неспокойно — Урарту интригует, вступает в антиассирийские союзы и совершает походы. Недавно найденный в храме города «Русахинили перед горой Эйдури» (совр. Айанис на восточном побережье озера Ван) дубликат анналов Русы II, ранее известный по хуже сохранившейся надписи из Кефкале/Адильджеваза [КУКН, 414], уточняет перечень завоеванных им стран. В надписи из храма говорится, что Руса, сын Аргишти, угнал мужчин, женщин и крупный рогатый скот из вражеских стран, названы: Этиуни (Сисианский район Армении), Таргуни (хетт. Те(а)гарама, библ. Тогарма, находившаяся на территории царства Мелид-Камману северо-западнее современной Малатьи в долине р. Тохма, правого притока Евфрата [Garstang, Gurney, 1959, р. 46–48; Дьяконов, 1968, с. 180–189]), Хате (ассир. Хатти, западнее совр. Малатьи; согласно И.М. Дьяконову, все области западнее Евфрата урарты называли Хате [Дьяконов, 1968, с. 235]; царство Хатти — официальное название Каркемиша в Северной Сирии [Там же, с. 135]), Таблани (ассир. Табал, библ. Тубал, в горах Малоазийского Тавра в верховьях р. Гексу и ее притоков или чуть западнее — на территории античной Киликии, включая район совр. Кайсери [Garstang, Gurney, 1959, р. 50]), мушки (библ. Ме(о)шех, «западные» мушки или мусы — Фригийское царство в Центральной Анатолии; «восточные» мушки в долине Верхнего Евфрата в районе его слияния с р. Мурат. Неясно, дошел ли Руса II до Фригийского царства или ограничился завоеванием восточных мушков [Дьяконов, 1968, с. 171, 193; 1989, с. 46–52]), а также Халиту (в надписи из Кефкале), Цилукуни, Кайнару, локализация которых неизвестна. Но самое поразительное в этом списке — название первой страны — Ашшур/Ассирия [Salvini, 2001, р. 253, 258 section VI, 10–11, р. 261]. Впервые спустя много десятилетий после правления Сардури II, победившего ассирийского царя Ашшурнирари (754–745) [УКН, 156, КУКН, 242:DI+DII], в урартском тексте говорится о нападении на Ассирию, хотя остается спорным, что в данном случае имелось в виду под Ассирией и когда конкретно это могло произойти [Çilingiroglu, Salvini, 2001, р. 20–21]. Необязательно связывать это нападение на Ассирию с событиями 673/72 г. в Шубрии; в это время отношения между двумя странами были скорее дружественными, поскольку ассирийский царь вернул беглых урартов Русе II [АВИИУ, № 67л; см. также гл. V.3]. Но в любом случае важно то, что Руса II напал на владения Ассирии. Кроме того, тот факт, что Аргишти II (в 708 г.) и Руса II соперничали с Ассирией, продолжая борьбу за позднехеттские царства, свидетельствует о том, что Ассирия так и не смогла переломить ситуацию в этом регионе в свою пользу. Следовательно, ни о каком упадке Урартского царства после 714 г. говорить нет оснований.

Богатая военная добыча позволила Русе II вести огромное строительство по всей стране и осуществлять реформы с целью укрепления государства. П. Зимански четко определил принцип выживания Урартского царства: в силу географических условий (основная территория страны представляла собой труднодоступные изолированные горные долины) и постоянной ассирийской угрозы государственное управление балансировало между централизацией и децентрализацией, что и спасало страну. Хотя ассирийская кавалерия и пехота относительно быстро могли покрыть значительные расстояния внутри урартских границ, однако чтобы закрепить завоевания, необходимо было разрушить рассредоточенные по всей стране крепости. Но для перемещения армии, несущей осадное снаряжение, необходимо было значительное время, а именно оно было ограничено. Большая часть горных путей между двумя царствами и в самом Урарту были открыты только несколько месяцев в году. Отгонное скотоводство, преобладавшее в экономике страны, также способствовало большей выживаемости урартского населения, поскольку в момент опасности скот угоняли в горы. Впрочем, многое делалось и для развития сельскохозяйственных оазисов (в первую очередь орошение, налаженное благодаря проведенным каналам и искусственным водохранилищам), что обеспечивало самостоятельность провинций и независимость страны от импорта [Zimansky, 1985, р. 3, chp. 5, р. 95–96; Дьяконов, Медведская, 1987, с. 202–211]. Выводы и наблюдения П. Зимански позволяют считать, что тотальное завоевание и разрушение Урартского царства в ходе единовременного вражеского вторжения было практически невыполнимой задачей. Максимально возможным успехом ассирийцев на урартском фронте стало изгнание урартов из приурмийского района в 714 г. до н. э.

Теперь можно определенно говорить, что Руса II в первой половине VII в. до н. э. в условиях стабильности и процветания страны многое сделал для совершенствования отмеченного механизма балансирования. Он усилил управленческие функции — по всей стране строились города-крепости, в которых возводились храмы (наиболее крупные из них: Тейшебаини/Кармирблур, Малый город Русы/Бастам, Русахинили перед горой Килбани/Топраккале, Город бога Халди/Адильджеваз, Русахинили перед горой Эйдури/Айанис). По существу, это воплощение идеи «мобильной» царской резиденции. Руса II таким образом пытался «централизовать» «децентрализацию». Только к северу от оз. Урмия в Иране было построено 10 городов-крепостей (с учетом построек Аргишти II) [Kroll, 1976, S. 170–176, Abb. 46]. Страна, представлявшая собой «мозаику» провинций, управлялась на местах областеначальниками. Но они не имели средств вести подобное строительство, которое осуществлялось пленными: именно царь распоряжался военной добычей — людьми и угнанным для их прокорма скотом. Эти поселенцы строили города и селились в поселениях, которые возводились вокруг новых крепостей (т. н. «внешний город»). В Айанисе этим поселенцам были пожалованы сады, виноградники и ирригационные инструменты [Çilingiroglu, 2006, р. 138]. Считается, что Руса II реформировал бюрократический аппарат, хотя многое в управленческой иерархии остается еще неясным именно в связи с централизацией управления. Введенная Русой II канцелярская практика регистрации документов и прочих объектов с помощью печатей очень помогла современным исследователям в датировке памятников и в уточнении царской генеалогии.

Итак, огромная строительная и реформаторская деятельность Русы II заставляет отказаться еще от одного общепринятого мнения, а именно что крепости возводились Русой II в связи с возникшей внешней угрозой. Это объяснение изначально выглядело неубедительным, поскольку Мидия в первой половине VII в. еще не представляла опасности, а киммерийцы, враждовавшие с Русой I, были теперь союзниками урартов и действовали в основном уже в Малой Азии (см. гл. V.3).

Строительная активность Русы II, напротив, свидетельствует об отсутствии внешней угрозы. Очевидно, что он, помимо строительства крепостей, неменьшее внимание уделял возведению храмов, превратив, например, город «Русахинили перед горой Эйдури» (Айанис) в культовый центр. В нем отсутствует царский дворец, и, похоже, он не был ни экономическим, ни административным центром, как Бастам или Кармирблур [Sevin, 2006, р. 143–149]. Центральным сооружением на вершине холма был храм. Архитектурные особенности и использование необычных материалов и художественных приемов при орнаментальном оформлении целлы делают этот храм уникальным. Не исключено, что платформа в целле могла служить базой для культовой статуи [Çiùngioglu, 2003, р. 199, fig. 10.2, р. 205], возможно, бога Халди, которому был посвящен храм. Похоже, что после разграбления Саргоном Муцацира в 714 г. и вывоза оттуда статуи Халди Руса II стремился превратить Айанис в новый культовый центр государства, тогда как в соседнем городе — Топраккале («Русахинили перед горой Килбани») он «установил трон», т. е. там была его резиденция. Именно Русой II впервые были учреждены культы нескольких богов: в Закавказье, помимо бога И(у)арша, культ которого пытался ввести еще Аргишти I в начале VIII в. до н. э., это боги Анику и Мардук (по-видимому, последнему поклонялось население, депортированное из Месопотамии); в центре страны, в Айанисе возле озера Ван, — божество горы Эйдуру, имя которого вошло даже в название города Русы [Grekyan, 2006, р. 185, ТаЫ. 7; КУКН, 421,424, 427, примеч. 11; Salvini, 2001, р. 254, 259,11:1].

Но уже в 650-е гг. появляются признаки нарушения стабильности и процветания, которые переросли в кризис, приведший к падению Урарту. Около 657 г., по сведениям ассирийского царя, урартский областеначальник Андария напал на Уппумме и Куллиммери, ассирийские владения в Шуприи. Андария был убит, и его голова была доставлена Ашшурбанапалу в Ниневию [Piepkom, 1933, р. 56–57, iv:9–17]. Считалось, что именно областеначальники имели в своем подчинении воинские контингенты и по приказу царя поставляли их в его распоряжение во время войн. Однако это мнение теперь становится спорным, ибо раскопки обнаруживают, что именно в царских резиденциях находились казармы, конюшни и т. п. Был ли Андария сепаратистски настроенным областеначапьником или марионеткой в руках противников царя, трудно сказать. Как бы то ни было, не царь, а областеначальник вторгся в чужую страну — случай небывалый в урартской истории, и он обращает на себя внимание в связи с последующими событиями. В это время погибли или были покинуты некоторые города, построенные Русой II. Дата их разрушения заставила исследователей поставить вопрос о пересмотре времени падения Урартского царства.

К середине прошлого столетия отечественные ученые наметили основные вехи истории Урарту, причем конец Ванского царства был освещен в исследованиях особенно ярко. Страшная картина разрушения Кармир-блура (Армения) предполагала, что гибель Урарту была насильственной. Виновников его гибели назвали сразу. Ими могли быть либо закавказские племена и скифы — ив этом случае удар был нанесен с севера (Б. Б. Пиотровский), либо мидийцы — тогда удар последовал со стороны Ирана (И.М. Дьяконов, позднее к его мнению присоединился и Пиотровский, см. гл. II). Время гибели Кармир-блура и в целом Урартского царства было первоначально установлено на основании письменных источников. В ассирийских текстах Урарту упомянуто в последний раз около 643 г., по-видимому, в связи с восшествием на престол Сардури (III), очевидно внука Русы (II) (см. ниже). Затем несколько десятилетий Урарту не упоминается. В 609, 608 гг. до н. э., согласно вавилонским хроникам, царь Набопаласар доходил до области страны Урашту [Grayson, 1975, р. 96, Chr. 3:72]. В 594 г. до н. э. пророк Иеремия назвал Урарту среди противников Вавилона. По мнению исследователей, гибель Урарту не могла произойти раньше двух последних дат. Крайней датой гибели Урарту мог быть, по мнению Леманн-Хаупта, также 585 г. до н. э., когда мидийцы, согласно Геродоту, дошли до реки Галис (через территорию Урарту), где произошла их битва с лидийцами [Lehmann-Haupt, 1921, S. 48–49].

Пересмотр времени гибели Урарту, как уже отмечено, начался в связи с исследованиями немецких археологов в Бастаме. Пожар, уничтоживший этот город-крепость, имеет довольно точную дату: в нескольких помещениях цитадели найдено огромное количество обгоревших костей копытных животных, среди которых обнаружено не менее 1315 булл с именами только одного урартского царя — Русы (II), сына Аргишти, и нескольких царевичей. Эти находки позволили предполагать, что город не мог погибнуть позднее смерти этого царя в 645, 639 г. или даже в 655/54 г. [Salvini, 1979, S. 128. Tab. 4; Kroll, 1988, S. 78]. Причины гибели крепости С. Кролл, У. Зайдль и другие исследователи видят в общем крушении Урарту. И если В. Клайсс, С. Кролл, М. Сальвини первоначально исходили из хронологии российских урартологов [Kleiss, 1979, S. 12,100,210], то позднее почти все они отказались от нее и теперь относят время окончательной гибели Урарту не к началу VI в., а к концу 40-х гг. VII в. до н. э. [Kroll, 1984, S. 157–170; 1988, S. 78–79; Zimansky, 1995, р. 98–100]. Однако необходимы дополнительные исследования, которые позволили бы говорить в пользу одновременной гибели всех урартских городов. Помимо Бастама, в правление Русы II определенно погибли Кармир-блур и Айанис. Топраккале функционировал позднее. Некоторые города также могли пережить правление Русы II и погибнуть позднее (см. ниже).

В Бастаме У. Зайдль выделила два типа печатей. Преобладают буллы с именем Русы, они имеют характерные признаки царской печати: изображение льва и зонтик над фигурой царя (рис. 1, А). Эти признаки столь существенны, что иногда в легенде на печати отсутствует сам титул «царь». На печатях же царевичей имена их владельцев и содержание рисунка считались недостаточными, и удостоверение данной печати обеспечивалось титулом LUA.NIN-li, букв.: 'сын госпожи', что интерпретировалось как 'сын царицы', т. е. 'принц, царевич' [Seidl, 1979, S. 137–146; 1988, S. 145–152; Kroll, 1984 S. 161–162). По мнению У. Зайдль и С. Кролла, печати с династическими именами урартского царствующего дома являлись печатями царевичей, которые занимали высокие административные посты. Они действовали в качестве представителя царя. Царевичи, чьи печати найдены в Бастаме, очевидно, были современниками Русы II. До тех пор пока их имена не засвидетельствованы печатями царского типа или царской титулатурой, они могут считаться только царевичами. Поэтому установление дополнительных урартских царей для второй половины VII в. только на основании этих имен, как предлагали И.М. Дьяконов, Б.Б. Пиотровский, Н.В. Арутюнян и М. Сальвини, по мнению немецких исследователей, — пока только недоказанная гипотеза [Kroll, 1984, S. 169; 1988, S.,77–78]. Позднее знаки на печатях принцев были прочитаны иначе — luA.ZUM-li — 'тот, кто выпускает (воду?)' [Hellwag, 2000, S. 21–43]. В таком случае это слово обозначает не титул, а должность чиновника, который отвечал, очевидно, за состояние ирригационной системы и за распределение водных ресурсов. Примечательно, что, в отличие от других официальных лиц, имена которых известны по табличкам и буллам, только персоны, обозначенные этим термином, носили династические имена и отчества. Следовательно, эти лица по-прежнему могут рассматриваться в качестве членов царской фамилии и так или иначе учитываться при составлении генеалогии урартских царей.

Отказавшись от общепринятой хронологии, исследователи продолжают считать главным виновником гибели урартских крепостей скифов, поскольку не находят в регионе иной силы (см., например: [Zimansky, 1995, р. 99; Çilingiroglu, Salvini, 2001, р. 24]). Однако сохранившиеся в источниках этого времени сведения о евразийских номадах делают маловероятным штурм ими этих крепостей. И.М. Дьяконов привел в пользу этого утверждения описание осады столицы Шубрии Асархаддоном: осада укрепленных городов требовала многомесячной подготовки и, судя по ассирийским рельефам, специальных осадных орудий [Дьяконов, 1994, с. 113; АВИИУ, № 67е]. Самостоятельно ни скифы, ни киммерийцы не могли взять эти крепости штурмом. Они и не нуждались в этом: завоевание и разрушение крепостей необходимо тем, кто ведет тотальное завоевание территории. Эти крепости не могли служить преградой кочевникам, которые к этому времени распространились далеко на запад за пределы этого региона. К тому же при Русе II урарты не только не враждовали с киммерийцами (скифы в Урарту не упоминаются), но действовали совместно с ними в западных регионах (см. гл. V.3).

Если строительная и реформаторская деятельность Русы II позволяет отказаться от представления, что крепости возводились им в связи с возникшей внешней угрозой, то последние находки надписей Русы III в районе искусственного озера Кешишгель позволяют предложить некоторые из вероятных причин падения Урартского царства.

Как уже сказано, в 650-е гг. в Урарту наблюдаются признаки нарушения стабильности и процветания страны, одним из которых стало выступление Андарии. Затем к власти приходит новый царь Руса, сын Эримены. До последнего времени о нем фактически ничего не было известно; фигурировали лишь его имя и царская титулатура на бронзовых щитах и других посвятительных предметах из Топраккале [КУКН, 434–442]. Последние открытия позволяют представить, как Руса III мог повлиять на ход событий накануне крушения Урартского царства.

В 2002 г. М. Сапьвини обнаружил в деревне Гевелек в стенах домов два фрагмента одной и той же стелы. Деревня находится восточнее озера Ван, возле урартской столицы Тушпы (Байкале) рядом с искусственным «озером Русы» (совр. оз. Кешишгель), созданным в урартское время. Текст на этой стеле принадлежит Русе, сыну Эримены. В нем говорится о сооружении в пустынном месте города «Русахинили перед горой Килбани», а также о сооружении искусственного озера и канала. Первоначально Сальвини предположил, что упомянутый Руса продолжил работу, начатую великим строителем Русой II, который, как считалось, был автором сходного текста на стеле, обнаруженной в этом же районе в 1891 г. В. Бельком (стела находится в Переднеазиатском музее в Берлине; КУКН, 391). Отчество царя на ней не сохранилось, поэтому первоначально авторство приписывалось Русе I, а позднее — иногда Русе II [Salvini, 2007].

Однако все изменилось после того, как в 2006 г. в музей г. Ван привезли стелу из села Савасик из района того же искусственного озера. В начале 2007 г. с текстом на стеле ознакомился Сальвини. Текст хорошей сохранности, и он доказывает, что все три текста на стелах — берлинской, из Гевелека и Савасика — дубликаты и принадлежат Русе III [Salvini, 2007а, S. 146–162, abb. 2]. Значит, ирригационные работы и сооружение искусственного водохранилища Кешиш-гель осуществил Руса III. Но его утверждение, что он построил, кроме того, и город «Русахинили перед горой Килбани», нуждается в уточнении — в действительности строительство города начал Руса II, что подтверждается другими документами — табличкой из Бастама, где сказано: «В тот год Руса, сын Аргишти, трон установил в Русахинили перед горой Килбани», а также фрагментами посвященного в храм этого города щита с именем царя Русы, сына Аргишти [КУКН, 412а, 413].

Открытия Сальвини 2002–2007 гг. позволяют иначе взглянуть на события тех лет и предположить, что фигура Русы III олицетворяет внутриполитический кризис, который наступил в Урарту в 650-е гг. Выступление Андарии около 657 г. до н. э. может свидетельствовать об ослаблении центральной власти. Далее к власти пришел не сын Русы II, а, в лучшем случае, представитель боковой ветви царской династии, вероятнее всего, его племянник, правда, имя его отца — Эримена — не является царским. Сам Руса II, судя по документам с Кармир-блура и оттискам печатей из Бастама, имел сыновей — Сардури и Русу. Руса III пришел к власти явно не мирным путем, ведь Бастам — резиденция Русы II — сгорел в его же правление. Но, исходя из того, что Руса III, став царем, занимался строительством города (Топраккале) и сооружением водохранилища, можно полагать, что Бастам сгорел не в результате иноземного вторжения, как считается, а в результате внутренних междоусобиц. «Русахинили перед горой Эйдури» (Айанис) тоже был разрушен при Русе II, но Руса III оставил его заброшенным, продолжив работы только на Топраккале. Высказано предположение, что Айанис был разрушен в результате землетрясения [Çilingiroglu, 2002, р. 487], но сотни наконечников стрел внутри города и за его стенами свидетельствуют о другом. Разрушение и запустение ряда городов-крепостей в ходе междоусобной войны исключают начало вражеского завоевания и падение Урартского царства уже в 650-е гг., в правление Русы III, если принять дату его воцарения около 653 г. до н. э. В этом году Ассирия разгромила Элам и приняла послов урартского царя Русы [Grayson, 1980, р. 230, 233] (см. ниже).

В последнее время появился ряд исследований, в которых доказывается, что Руса, сын Эримены, не наследовал Русе II, а правил либо до Русы II, либо еще раньше, сразу после гибели Русы I в 714 г. до н. э. или перед ним (табл. 3). У. Зайдль обратила внимание на стилистические различия в изображении львов на посвятительных щитах Русы II, сына Аргишти (II), и Русы III, сына Эримены. Изображения львов на щитах последнего соответствуют иконографическому канону, сформировавшемуся в VIII в., тогда как львы времени Русы II имеют существенные, по мнению Зайдль, отличия. Они заметны главным образом в манере изображения львиных хвостов. Согласно канону VIII в. до н. э., львы изображались с поднятым и загнутым в форме разомкнутого кольца хвостом; на изображениях времени Русы II (щиты, крылатый лев в украшении подиума в храме Айаниса, рельеф из Кефкале/Адильджеваза) хвост льва опущен. Следовательно, изображения времени Русы III, выполненные в стиле VIII в., как и само его правление, по мнению исследовательницы, могли предшествовать правлению Русы II [Seidl, 2004, S. 124, Abb. 94]. Следует, однако, отметить, что на царской печати Русы II изображение льва, тем не менее, соответствует старому канону (рис. 1, А).

М. Сальвини считает, что стилистические особенности изображений львов, выделенные У. Зайдль, не могут служить «параметром для датировки», и приводит пример различной позитуры львиных хвостов, представленных в тронном зале в Вавилоне времени Навуходоносора [Salvini, 2007а, S. 154–157]. Подтверждение этому он видит в стилистике изображений львов на щите из Айаниса (рис. 1, Ау.39.01, щит без надписи). На этом щите, как и на печати Русы II, кольцевидный хвост и лохматая грива львов похожи на подобные изображения на щитах Русы III, сына Эримены. Но появление предметов VIII в. в городе, построенном Русой II, по мнению Сальвини, маловероятно. И если допустить, что этот щит не принадлежал Русе II, то, в крайнем случае, он мог принадлежать его отцу Аргишти, как и шлем с его надписью, найденный в Айанисе. Шлем найден на храмовой территории и является единственным предметом, предшествующим по времени правлению Русы II [Salvini, 2001а, р. 279; 2007а, S. 154–157]. Необходимо подчеркнуть, что рассматриваемый щит найден в храме, и следовательно, он является приношением действующего царя. В Кармир-блуре, как известно, предметы с посвятительными надписями царей предшествующей эпохи оказались перенесенными из Эребуни, но они хранились в скрытом виде в кладовых города. Если бы шлем Аргишти был найден вместе со щитом в храме, это облегчило бы атрибуцию последнего. Хотя этот вопрос остается пока открытым, принадлежность щита Ау.39.01. Русе II наиболее вероятна. Гипотеза У. Зайдль, основанная на различной манере изображения львов, пока не делает убедительным перенос правления Русы (III), сына Эримены, в VIII в. до н. э.

На основании своих наблюдений У. Зайдль также допускает, что сын Эримены мог быть тем самым Русой, которого упомянул Саргон П в 713 г. в связи с предательством Амбариса, царя Табала (Бит-Буруташа), и которому прежде он отдал в жены свою дочь и страну Хилакку. Вероломный Амбарис предложил, по словам Саргона, Русе урартскому и Мите мушкийскому захватить владения Саргона, за что и был наказан в 713 г. до н. э. [Fuchs, 1998, S. 70–72, VI.c, VI.d, VI.e, VII.a; ARAB II, § 25, 55, 118; Seidl, 2007, S. 137–145] (табл. 3).

Однако упоминание Саргоном Русы в этом контексте можно истолковать иначе. Амбарис мог начать переговоры с Русой I еще до смерти последнего в 714 г., Саргон же смог наказать Амбариса только в 713 г., после разгрома Русы, объяснив причину этого наказания коварными планами зятя. Кроме того, мог ли успеть Руса III, сын Эримены, соорудить дамбу, искусственное озеро, вести строительство на Топраккале (см. выше) между 713 и 708 гг. до н. э.?

Это затруднение казалось бы снимает М. Роаф, который помещает правление Русы (III), сына Эримены, между правлениями Сардури, сына Аргишти, и Русы (I), сына Сардури. Последний правил в этом случае между 714/13 и 709 гг., а у Русы (III), следовательно, было бы достаточно времени для строительства, и в таком случае именно он становится противником Саргона в 714 г. до н. э. М. Роаф приводит в подтверждение своей гипотезы стилистический анализ бронзовых изделий, в основе которых лежит положение У. Зайдпь, рассмотренное выше. Но в таком случае возникает другой вопрос: как мог Руса (I), сын Сардури, в свое короткое правление между 714/13 и 709 гг. установить две стелы недалеко от г. Урмия на западном берегу одноименного озера (возле сел Мована и Мерге Карван) [André-Salvini, Salvini, 1997, р. 290–291] и вести здесь строительство (надпись на строительном камне из Махмудабада, см.: КУКН, 392), не говоря уже о стеле к юго-западу от озера Урмия у сел. Топузава, в 50 км северо-восточнее Ревандуза [КУКН, 387], если результатом похода Саргона II в 714 г. было изгнание отсюда урартов? Эти надписи Руса I мог сделать только до 714 г. Впрочем, все приводимые Роафом доказательства, по его же словам, не дают возможности окончательно установить последовательность правления обоих царей [Roaf, in print] (табл. 3).

Следует отметить, что на Топраккале найдены щиты и печати [Seidl, 2001, S. 446–455] Русы (II), сына Аргишти, а также щиты и другие посвятительные предметы Русы (III), сына Эримены, что согласуется с письменными свидетельствами о строительстве здесь города только этими двумя царями. Следовательно, больше оснований полагать, что их правления стыковались во времени и нет причин разделять оба царствования правлениями Русы I или Аргишти II, как это следует из предположений М. Роафа и У. Зайдль о правлении Русы III до 714/13 или между 713 и 708 гг., или правлениями Сардури III, Сардури IV и даже Эримены, как предлагали другие урартологи [Salvini, 1979, S. 128, Tab. 4, I–II; Арутюнян, 1976, с. 113–114]. Поскольку Руса II утверждает, что он «воссел на отцовское место царственное» [КУКН, 424], то правление Русы, сына Эримены, как и принято, следует помещать после правления Русы II, сына Аргишти.

Окончательную точку в дискуссии о последовательности правлений царей с именем Руса ставит давно известный документ из Кармир-блура с печатью Эримены, сына А[ргишти] [УПД, № 3]. Как справедливо подчеркивает М. Сальвини, служебная печать Эримены обнаружена в городе, построенном Русой II, который, реорганизуя государственное управление, ввел в практику использование печатей. Ими, помимо царя, пользовались высокие должностные лица, в том числе и царевичи (см. выше). Эримена, отец Русы, был современником Русы (II), сына Аргишти. Поскольку большинство исследователей приняли предложенное И.М. Дьяконовым восстановление в письме № 3 имени отца Эримены как Аргишти, то, как считает и М. Сальвини, Эримена был младшим братом Русы II [Salvini, 2007а. S. 152–154]. В таком случае, Руса III был племянником Русы И, который пришел к власти, устранив каким-то образом сыновей Русы II, его законных преемников. До своего воцарения он занимал какую-то должность в Аргиштихинили или Эребуни, о чем свидетельствуют две надписи, в которых говорится о зернохранилищах, заполненных Русой, сыном Эримены [КУКН, 443–444].

Что касается стилистических различий в иконографии, то и они не могут служить достаточным основанием для установления последовательности царских правлений. Энергичная деятельность Русы II в политической, экономической и религиозной жизни государства могла вызвать те или иные изменения, в том числе и в области искусства. Отход от традиционных изображений мог быть вызван какими-то причинами, хотя, как отмечено, он не был полным или завершенным, каноническое изображение льва на его печати не было изменено. Вместе с тем нужно учитывать индивидуальность мастеров. Все фигуры животных на щитах (рис. 1) различаются манерой изображения, что неоднократно отмечалось исследователями. Кроме того, узурпатор Руса III мог не признать нововведения своего предшественника, например в религиозной сфере, и, возможно, поэтому не стал восстанавливать разрушенный храм в Айанисе и сам город; он вернулся к старой манере изображений на священных предметах, подчеркивая, быть может, тем самым свою связь со всеми традициями царского рода. Эти рассуждения не противоречат немногочисленным сведениям письменных источников.

Возвращаясь к перевороту Русы III, следует отметить, что гибель городов, датируемая правлением Русы II, говорит о сопротивлении военных гарнизонов, стоявших в царских резиденциях. Помог ли кто-нибудь извне Русе III прийти к власти и кто был заинтересован в разжигании междоусобиц и ослаблении Урарту? В этой связи интересны две надписи к рельефам Ашшурбанапала [АВИИУ, № 76:1–2]. Около 653 г. Руса направил послов в Ассирию ко двору Ашшурбанапала, праздновавшего свою победу над Эламом. Принято считать, что урартские цари присылали послов по случаю своего воцарения, поэтому большинством исследователей 653 г. считается годом начала правления Русы III. Итак, это был обычный дипломатический акт, предпринятый одной независимой страной по отношению к другой. Но если в присутствии урартских послов «им в пример» были жестоко казнены высокопоставленный эламит и два его союзника, то это может говорить не только о могуществе Ассирии и слабости соседа. Возможно, это предупреждение ему на случай, если, несмотря на оказанную ему помощь, он посмеет ослушаться ассирийского царя. Примечательно, что именно при Русе, сыне Эримены, был учрежден культ ассирийского бога Ашшура [Grekyan, 2006, р. 176. Tab. 7].

Таким образом, Руса III, сын Эримены, пусть и ценой потери престижа Урартского царства пришедший к власти, занимался только внутренними делами — о завоеваниях на его стелах нет ни слова. Но, очевидно, династические распри продолжались. Около 643 г. на престоле находился новый царь — Сардури III. Из документов и надписей на предметах (Бастам, Кармир-блур) известны имена двух Сардури — сына Русы и сына Сардури [УПД, с. 32–33, № 1–2, с. 51–65; КУКН, 428–430; Salvini, 1979, S. 128, Tab. 4:11, S. 130; Kroll, 1984, S. 162–165, Abb. 3]. Царский статус первого из них титулом или царской печатью пока не подтвержден. Статус второго Сардури, судя по отчеству — сына Сардури, сына Русы, подтвержден царской титулатурой (щит без изображений из Кармир-блура, см.: [КУКН, 430]). Следовательно, по имеющимся в настоящее время данным, из двух Сардури предпочтительнее считать царем, с которым вел переписку Ашшурбанапал в 643 г., Сардури, сына Сардури. Не исключено, что он был внуком Русы II. Его отец, которому мог помешать воцариться Руса III, сын Эримены, мог к этому времени уже умереть[23]. И может быть, неслучайно Ашшурбанапал в переписке с урартским царем подчеркивает, что «Сардури, царь Урарту, предки которого цари…» — предки, но не отец; хотя принадлежность Сардури к царскому роду для Ашшурбанапала очевидна. Не скрыт ли здесь намек на то, что предшественник Сардури III — Руса III был узурпатором? Отмечает ассирийский царь также и то, что предки Сардури в письмах обращались к предкам Ашшурбанапала с эпитетом «брат», теперь же Сардури, «как сын своему отцу», стал постоянно писать «царю, моему господину». В другом письме Ашшурбанапал называет Сардури своим «сыном», который, по его словам, ищет «друга»/«благодетеля» [АВИИУ, № 72:Х, 40–50, № 79]. Эти дипломатические эпитеты могли означать некоторую зависимость от Ассирии ослабевшего Урартского царства, но не более того. В протокольном обращении слова «сын — отец», обращение «сына» к «отцу/господину» свидетельствуют о почтительном отношении со стороны Урарту, но и Ассирия не относится пренебрежительно к своему соседу. Лишь по отношению к завоеванным силой оружия странам в ассирийских документах используется формула «господин — раб» [Соловьева, 1987, с. 169–170]. Как быстро все переменилось: Руса II увел пленников из Ассирии, а уже Руса III был абсолютно унижен, Сардури, хотя и названный «сыном» Ашшурбанапала, находился в зависимости от него.

Таким образом, имеющиеся данные позволяют из всех предложенных вариантов позднего царского списка остановиться на следующем: правление Русы II закончилось около 653 г., Русы III — около 643 г., правление Сардури III было кратким. Во всяком случае, в отличие от его предшественников, обнаружен лишь один его посвятительный щит. Примечательно также и то, что щит Сардури III обнаружен на Кармир-блуре, тогда как щиты Русы II — в Айанисе и Топраккале, Русы III — только на Топраккале. Может быть, появление Сардури III на окраине царства в разрушенном еще при его деде Тейшебаини означало не только попытку восстановить этот город (посвятительные дары хранились в городском храме), но и найти безопасное место в охваченной волнениями стране (табл. 4).

Помимо обозначенного внутриполитического кризиса, который мог стать причиной ослабления и последовавшего затем распада Урартского царства, в это время могли возникнуть трудности экономического характера. Одну из причин этих осложнений назвать нетрудно — прекращение войн, которые были важным источником доходов урартских царей. Однако Руса III продолжал строительство города и даже соорудил искусственное озеро. В результате ресурсы страны были полностью исчерпаны. Хотя, казалось бы, благодаря ирригации сельское хозяйство должно было процветать. Но если в результате междоусобиц некоторые районы опустели — города или сгорели, или были заброшены, что подтверждается археологически, — то это предполагаемое процветание становится сомнительным. Города, бывшие местом расквартирования военных гарнизонов, оказались заброшены потому, что войска покинули их.

Итак, если в основе крушения жизнеспособности Ассирийского царства лежал социально-экономический фактор [Zawadzki, 1988, р. 14–22], то в основе крушения Урартского царства мог лежать внутриполитический кризис. Он разрушил жизненно важный для выживания страны механизм балансирования между централизацией и децентрализацией в пользу последнего. По-видимому, как и Ассирия, Урартское царство накануне падения могло быть ввергнуто в гражданские войны, и в 640-е гг. Урарту как целостное государство перестает существовать. Распад как Ассирии (около 629 г. до н. э. Ассирия распалась на два царства, или на «два правительственных центра» во главе с Ашшуром и Ниневией [Тадмор, 1962, с. 240–241; Zawadzki, 1995, p. 68]), так и Урарту стал следствием именно кризиса в обоих государствах, что и облегчило их скорое завоевание.

Окончательную точку в истории как Урарту, так и Ассирии поставили внешние силы. Возвышение Мидии, как и возрождение Вавилонии, совпало с агонией обессиленных от постоянных войн друг с другом Ассирии и Урарту, и их гибельный конец стал неизбежен. Мидия могла воспользоваться ситуацией, сложившейся внутри Урартского царства, и продолжить его разрушение. Иной силы, способной окончательно сломить жизнеспособность Урарту, в это время уже не существовало.

Для пресечения сепаратистских тенденций в Урартском царстве сохранялись малые размеры провинций, у которых, как уже было отмечено, не было даже средств вести, например, самостоятельное строительство. Личный контроль царя над людскими и прочими ресурсами осуществлялся посредством бюрократии, которая от имени царя управляла страной — во всяком случае в VII в. — из таких крупных центров, как Кармир-блур, Бастам и Топраккале [Zimansky, 1985, р. 77, 98]. Следовательно, разрушение этих центров и, очевидно, физическое уничтожение царя облегчили завоевание и означали гибель целого царства. Другими словами, мидийцам не нужно было сразу пройти по всей территории страны, по всем ее долинам. Таким образом, в конце 40-х гг. VII в. до н. э. Урарту как независимое государство перестает существовать, хотя на деле не все его территории могли быть завоеваны сразу. Замечание Геродота о том, что Фраорт начал покорение Азии именно народ за народом, может свидетельствовать в пользу длительности этого процесса, который закончил только Киаксар. Не исключено, что другая ремарка Геродота — о разгроме мидийцев именно у Кавказских гор, когда речь шла о вторжении скифов в Мидию (I, 104), может служить дополнительным доказательством вхождения этого региона в состав Мидийского царства уже между 640 и 625 гг. до н. э., то есть во время вторжения скифов Мадия ([Алексеев, 2003, с. 122]; см. также гл. V.6).

Возникает другой важный вопрос: как могли мидийцы, уничтожив центры управления такой страной, сами управлять ею? И.М. Дьяконов, тем не менее, считал, что система управления Урартским царством, реконструированная П. Зимански, впоследствии была возрождена в державе Ахеменидов, и она могла быть передана им через посредство мидийцев [Дьяконов, Медведская, 1987, с. 211].

Данные письменных источников, на основании которых доказывалась гибель Урарту в начале VI в. до н. э., в действительности не противоречат предлагаемой дате окончательного его падения уже в конце 640—начале 630-х гг. до н. э.

В пророчестве Иеремии (51:27–28) против Вавилона в 594/93 г. до н. э. его противниками названы царства скифов, Урарту, Манна и цари Мидии. Это свидетельство долгое время считалось важным доказательством существования Урартского и Маннейского царств еще в VI в. до н. э. и активной роли скифов в политической жизни того времени. Правда, ряд исследователей оспаривают подлинность этой фразы у Иеремии и считают ее поздней вставкой. Часть исследователей считают проклятие Иеремии литературным топосом, который мог использоваться иудеями уже в VII в., но в адрес не Вавилонии, а Ассирии, например в годы, предшествовавшие отпадению Иудеи от Ассирии в 628 г. С. Завадский полагает, что он мог использоваться в Иудее уже в первой половине VII в., когда Урарту, Манна и скифы были реальными врагами Ассирии ([Zawadzki, 1988, р. 132–143]; здесь же см. литературу). Отсюда неизбежным казался вывод, что проклятие Иеремии, будучи анахронизмом для 594 г., не может использоваться для определения столь позднего времени существования названных стран, с одной стороны, и служить доказательством покорения этих стран Мидией только в начале VI в. — с другой [Ibid., р. 151–152]. Но противоречие, возникающее между свидетельством Иеремии и проистекающей из других данных очевидностью ухода с политической арены Урарту, Манны и скифов задолго до 594 г. не может быть решено лишь отрицанием достоверности сообщаемых Иеремией фактов. Он мог назвать эти царства, но в каком значении?

У него буквально сказано следующее: «Поставьте веху (= знамя) в стране (или на земле), трубите в рог среди народов, посвятите на нее (Bābél, т. е. Вавилон) народы, заставьте услышать (т. е. созовите) царства Арарат, Минни, Ашкеназ, назначьте на (против) нее (т. е. Bābél) чиновника, поднимите коня (коней, по-видимому, колесницы) как саранчу ощетинившуюся. Посвятите против нее народы, царей Мидии, сатрапов (= областеначальников, акк. pihātu 'область') ее и всех наместников (= градоначальников) ее и всю землю, подвластную ей». В комментарии И.М. Дьяконова к этому тексту отмечено, что поскольку Вавилон (др.-евр. Bābél) существительное женского рода, а Ашшур или Ассирия (др.-евр. Assûr) — мужского рода, то речь, направленная против Вавилона, не может быть топосом, механически перенесенным из речи против Ассирии. Далее, «царство» — mamldkā в библейских текстах — означало не только самостоятельное царство, но также город-государство (Иисус Навин 10:2, Амос 7:19) и номы внутри царства, например Египта (Исайя 19:2). Чиновник — tipsār, слово, заимствованное из ассирийского tupāarru 'писец, администратор'. В Библии этот термин упомянут дважды: один раз в литературном сравнении и в нашем случае при описании конкретной административной системы Мидии (перевод и комментарии Дьяконова [Медведская, 1992а, с. 231, примеч. 5]). В комментариях Дьяконова, считавшего проклятие Иеремии реальностью 594 г., можно найти компромиссное решение проблемы. Понятие «царство» — мамлэка для Урарту, Манны и Скифии могло означать административные единицы внутри большого царства, а именно Мидии. Возглавляет все эти три единицы типсар — представитель администрации. Иеремия призывает к победе над Вавилоном и превращению его в сатрапию, управляемую наместником — типсаром. В проклятии Иеремии, по-видимому, подразумевается подчиненное Мидии положение перечисленных мамлэка. Об иерархическом подчинении царств внутри Мидии сообщает Геродот (I. 134), о структуре Мидийского царства писал Дьяконов [1956, с. 336, 361]. Другими словами, можно допустить, что перечисленные Иеремией царства — это административные области в составе Мидии, сохранившие лишь свои исторические названия (см. ниже).

Что касается Урарту, то Иеремия мог под этим старым названием подразумевать также и Армянское царство. Еще в ахеменидское время армянские сатрапии продолжали у вавилонян называться «Урарту», хотя сами персы называли их Армина [Дьяконов, 1956, с. 354].

Не являются свидетельством существования царства Урарту в конце VII в. и вавилонская Хроника Гэдда № 3, описывающая события войны 616–609 гг., и Хроника № 4, описывающая события 608–606 гг. [Grayson, 1975, р. 90–98]. Можно утверждать, что в них под 609, 608 гг. Урарту упоминается в качестве географического понятия, куда включались и территории, никогда не бывшие в составе Урартского царства [Kessler, 1986,

р. 78; Дьяконов, 1981, с. 40–44]. В работе 1951 г. И.М. Дьяконов предложил восстановить ход событий в лакунарном тексте хроники за 609 г. следующим образом: «…царь Аккада подошел [к городу Харрану], битву [дал в] стране Исапла […] города многих стран [покорил и] сжег огнем. В это время войско [Киаксара, царя Умманманды. отправилось] до области страны Урашту…» [Дьяконов, 1951, с. 31; Grayson, 1975, Chr. 3:67–72]. Дьяконов полагал, что речь могла идти о мидийском походе на Урарту, в результате которого уже в 609 г. Мидия завоевала это царство [Дьяконов, 1951, с. 38–39]. Из контекста хроники следует, что войска, дошедшие до области Урашту, были дружественны вавилонскому царю, что позволило ему вернуться в свою страну, не предпринимая никаких действий. В 608 г. Набопаласар пошел вдоль Тигра и, поднявшись в горы Бит-Ханунии, которые находились в области страны Урашту, сжег и разграбил ее поселения [Ibid., Chr. 4:1–4]. Дьяконов предложил локализовать Бит-Ханунию северо-западнее оз. Ван, в верховьях Тигра и Аракса в районе Муша — Эрзерума. Одной из целей похода могло быть желание Набопаласара отрезать Малую Азию от Мидии [Дьяконов, 1981, с. 43–44]. Было ли это сделано для защиты мидийского тыла от наступления какого-то врага (Мелитены) или для предотвращения продвижения самих мидийцев на запад, Дьяконов не смог определить точно. Хотя его второе предположение в работе 1981 г. было ослаблено традиционной трактовкой пророчества Иеремии 594 г., что делало маловероятным продвижение Мидии в 609 г. так далеко на запад [Там же, с. 44, примеч. 59]. Завадский согласился и с реконструкцией текста хроники за 609 г., предложенной Дьяконовым в 1951 г., и с тем, что не следует интерпретировать вавилонскую активность 609–608 и 607–606 гг. как противодействующую Мидии [Zawadzki, 1988, р. 127]. Однако новая трактовка проклятия Иеремии, предложенная Дьяконовым в 1994 г., дает основание с большей определенностью утверждать, что, во-первых, вавилонский царь вторгается на территорию Урарту в связи со своими политическими планами, которые не имеют прямого отношения к Урарту, а связаны с Мидией, следовательно, Урарту как единое государство уже не существует; во-вторых, что речь идет о возможном продвижении Мидии в район западнее оз. Ван и возникших у Набопаласара опасениях по поводу усилившихся амбиций Мидии (см. ниже).

Если бы к началу войны с Ассирией в 616 г. Урартское царство не погибло, оно было бы союзником Ассирии, как Манна и Египет. Как уже сказано, в последний период своего существования ослабленное (в том числе и борьбой с Мидией?) Урартское царство уже было в некоторой зависимости от Ассирии: в 644/43 г., вступая на престол, Сардури III называет ассирийского царя, по сути, своим господином. Вероятно, он надеялся с помощью Ассирии спасти остатки своего царства. В это время у Ассирии и Урарту были общие враги, которые и привели их поочередно к гибели.

Следующим важным и необходимым шагом Мидии после победы над Урарту стало, согласно Геродоту, завоевание Персиды. В современных этому событию клинописных источниках прямого указания на него нет, но в Сиппарском цилиндре Набонида говорится о подчиненности персов мидийцам (Кураш, царь Аншана, «малый раб» Иштумегу/Астиага, см.: Langdon, 1912, S. 218 f.). Персида (иранское название — Парсу(м)а(ш), Аншан) была периферийной территорией — родиной еще далеких от могущества Ахеменидов. Но, будучи потенциальным союзником Ассирии, Персида могла представлять опасность для южных рубежей Мидии в период, когда Мидия и Ассирия, вероятно, уже осознавали неизбежность войны. Кроме того, захват этой территории мог обеспечить материальные ресурсы для Мидии в предстоящей борьбе с Ассирией. Завоевание Персиды могло произойти не ранее 630-х гг., т. к. еще около 641 г. независимый персидский царь Кир I (Куруш) посылал дары Ашшурбанапалу по случаю его победы над Эламом [Weidner, 1931–1932, р. 4, § 7; Grayson, 1980, р. 232, 235]. Геродот же, ничего не зная об Урарту и его гибели, утверждает, что первым завоеванным индийцами народом стали персы. Не исключено, конечно, что гибель Урарту не имела того политического резонанса, как, например, гибель Ассирии несколько десятилетий спустя, и об этом государстве просто забыли. Но, по-видимому, история Урарту и Манны игнорировалась Геродотом потому, что, будучи уничтожены в VII в. до н. э., эти государства уже не были связаны с эпохой, предшествовавшей периоду греко-персидских войн, истории которых и был посвящен его труд. Именно в этой предыстории, реконструированной Геродотом, он пытался найти причины и объяснения противостояния Эллады и Древнего Ирана. В Иране такую предысторию, по мнению Геродота, создали персы, мидийцы и скифы. Именно они в дальнейшем стали современниками или участниками греко-персидских войн.

Прежде чем перейти к рассмотрению заключительного этапа борьбы Мидии и Вавилонии против Ассирии, закончившейся падением Ниневии в 612 г. до н. э., нужно рассмотреть хронологию индийской династии, которую сохранил Геродот, и попытаться согласовать его сведения с историей Мидии, которую удается воссоздать по клинописным источникам и археологическим данным.

IV.4. Хронология мидийской династии

Мидийская династия, согласно Геродоту, насчитывала четырех царей, правление которых длилось 150 лет (I. 102, 106, 130). Смена династий в Иране произошла в 550/49 г. до н. э., когда к власти пришел Кир II Ахеменид[24]. Следовательно, начало мидийской династии относится к 700/699 г. до н. э., а приведенные Геродотом годы правления царей получают следующие даты (схема I):

Из четырех царей только два последних упоминаются в клинописных источниках: Киаксар — (H)uvaxātra- (др.-перс.), Makištara (злам.), Umakištar (вавил.) и Астиаг — Ištumegu (вавил.) [Kent, 1953, р. 177].

Попытка найти в клинописных источниках имена двух первых царей, Дейока (акк. Dayaukku, злам. Dahiwukka, греч. Δηιοκης) и Фраорта (акк. Раrumartiš, злам. Pirumartiš, др.-перс. Fravartiš, греч. Φραορτης), привела к созданию так называемой «длинной хронологии» мидийской династии. В источниках времени Саргона II встречается имя Dai(a)ukku, и с одним из носивших это имя лиц — наместником в Манне — и был отождествлен Дейок [Smith, 1869, р. 98]. Поскольку этот Дайукку был отстранен от власти в 715 г. до н. э., стало необходимым удлинение продолжительности правления династии. Источником этого, как первоначально казалось, служило сообщение Геродота (I. 106) о 28 годах скифского владычества над мидийцами. Поскольку не все рукописи Геродота имеют ремарку о включении 28 лет в 40 лет правления Киаксара, то это позволяло исследователям суммировать обе цифры, удлиняя продолжительность династии (150 + 28 = 178), и, таким образом, позволяло считать 728 г. до н. э. годом начала правления Дейока (схема II).

«Длинная хронология» позволила идентифицировать и второго царя — Фраорта — с вождем антиассирийского восстания в Иране около 671 г. до н. э. Каштарити. Идентификация Фраорт — Каштарити основывалась на данных Бехистунской надписи, в которой среди руководителей восстаний против ахеменидского царя Дария I в 521 г. до н. э. был назван Фравартиш (греч. Φραορτης). Дарий сообщает, что некий человек, мидиец по имени Фравартиш, восстал в Мидии. Народу он говорил так: «Я — Хшатрита из рода (Х)увахштра» [Schmitt, 1991, р. 56, II. 13–17]. Предлагались различные объяснения, почему Геродот назвал второго мидийского царя Фраортом, а не Хшатритой; предполагалось, в частности, что Хшатрита — тронное имя Фраорта [Cameron, 1936, р. 177]. Однако неизвестно, было ли правилом принимать тронное имя мидийскими царями. У Ахеменидов известно лишь несколько случаев принятия царями тронных имен [Дандамаев, 1985, с. 275, примеч. 71]. Следует также учитывать, что Хшатрита возглавил восставших в подчиненной Ассирии части Мидии до того, как он стал царем, поэтому его имя не могло быть тронным. Прав был, очевидно, И.М. Дьяконов, который считал, что произошла путаница между именами самозванца Фравартиша и мидийского царя. Неясно, зачем человеку, уже носившему царское имя, было брать другое имя — Хшатрита, если бы именно оно не было царским [Дьяконов, 1956, с. 275–276]. Эту мысль можно развить. Ко времени Геродота могла произойти контаминация двух царствований: Хшатриты/Каштарити — освободителя от ассирийского владычества в VII в. до н. э. и Фравартиша — вождя восставших против Ахеменидов мидийцев, который хоть и ненадолго, но восстановил их власть в Мидии в 521 г. до н. э. На его сторону, помимо Мидии, перешли Парфия, Гиркания, Ассирия и Армения ([Дандамаев, 1963, с. 197–198]; см. также гл. IV.6). Слава Фравартиша в народной памяти перекрыла славу Хшатриты. Скорее всего, не Геродот, а его информаторы произвели эту путаницу. Но в любом случае информация современников должна быть приоритетной: Асархаддон имел дело с Каштарити, а Дарий I казнил Фравартиша, объявившего себя Хшатритой/Каштаритой.

Таким образом, «длинная хронология» определила имена двух первых мидийских царей и подтвердила, как казалось, достоверность Mêdikos logos, но главное, окончательно утвердила в умах исследователей огромную роль скифов в истории стран Древнего Востока, и в частности Мидии. «Длинная хронология» (схема II) сложилась в исследованиях 1930–1950-х гг. ([Грантовский, 1998, с. 148–150]; здесь же см. литературу). Однако она рухнула, когда исследователи признали вслед за Р. Лабатом невозможность прибавления 28 лет к 40 годам правления Киаксара, и они были включены в эти 40 лет ([Lаbаt, 1961, р. 7]; см. также гл. II). Идентификации двух первых царей отпали сами собой.

Начиная с 1960-х гг., с одной стороны, усиливается доверие к рассказу Геродота, а с другой — растет скептицизм в оценке его достоверности, ибо после века интенсивного изучения новоассирийского периода стало «мучительно очевидно, сколь мало схождений между конкретными сведениями новоассирийских источников и Mêdikos logos» [Brown, 1988, р. 71]. В 1980-е гг. выдвигается новый методологический подход — новоассирийские источники должны иметь приоритет в реконструкции истории Мидии [Ibid; Zawadzki, 1988, р. 98].

Но смена приоритетов пошатнула источниковедческую базу, и в дальнейших исследованиях истории Мидии стали заметны крайние суждения: одни ученые полностью отказали рассказу Геродота в историчности, другие настаивали на его достоверности. Но история правления двух первых мидийских царей по-прежнему оставалась неясной. Э. А. Грантовский предложил третий вариант хронологии индийской династии. Он не был сторонником нового подхода к источникам и настаивал на приоритете Mêdikos logos. Тем не менее он отказал Геродоту в достоверности его цифровых определений.

Э. А. Грантовский подтвердил искусственность расчета поколения в 25 лет, принятого у. греческих хронографов, и отказался от 150 лет (75 + 75) при установлении продолжительности индийской династии [Грантовский, 1998, с. 152–156, 167–168, 273–274]. (Искусственность расчета была порождена необходимостью согласовывать мифическую генеалогию правителей Нижней и Верхней Азии, первым из которых был Геракл, а последним, вновь объединившим Верхнюю и Нижнюю Азию, — Кир II.)

Заканчивая Mêdikos logos, Геродот сообщил и другую цифру: мидийцы владычествовали над Верхней Азией 128 лет (I. 130). Но эта цифра, по мнению Грантовского, также не вызывает доверия, так как расходится с указанной Геродотом продолжительностью мидийской династии в 150 лет и противоречит реальному началу экспансии Мидии, которое, как и другие исследователи, Грантовский связывал с завоеванием мидийцами персов (не ранее 630-х гг.) [Грантовский, 1998, с. 179, 189]. В результате хронологическими привязками в построении Грантовского стали даты, установленные по клинописным источникам. Для конца династии — 550/49 г., для ее начала — индийское восстание около 672/71 г. Главной посылкой для такого отсчета служит его утверждение, что Дейок стал царем Мидии уже после свержения ассирийского ига [Там же, с. 139, 174–176]. Между этими двумя датами помещены все четыре правления (схема III):

Таким образом, индийская династия, по Грантовскому, длилась приблизительно 120 лет; Фраорт завоевал лишь персов, а владычество индийцев над Верхней Азией началось после победы Киаксара над Ассирией в 612 г. и длилось приблизительно 62 года; продолжительность скифского господства сокращена и помещена между 635 и 615 гг.

В основе предложенной хронологии лежит, как представляется, неверная посылка, согласно которой ассирийское владычество было свергнуто первым индийским царем Дейоком. Сам Геродот не назвал его имени, по-видимому, не зная, при каком царе мидийцы в борьбе с ассирийцами, «свергнув рабство, обрели свободу» (I. 95). Именно потому об этом говорится в начале рассказа о Кире, при котором персы стали владыками всей Азии, а в Mêdikos logos в описании правления Дейока нет ни слова о каких-либо военных действиях царя. Все, чем славен Дейок у Геродота, это мудрость, объединившая мидийцев, и обустройство Экбатан. Описание правления Дейока вообще отличается от рассказов об остальных царствованиях, которые наполнены конкретными делами, главным образом военными. О Дейоке говорится как об идеальном, мудром правителе (такие описания свойственны более поздним дидактическим сочинениям античных авторов). Царствование Дейока исследователи еще в XIX в. описывали как «идеальную картину становления восточной монархии» (Г. Штейн) или, напротив, как картину успешной карьеры греческого тирана, демонстрирующую превосходство «греческого идеала над восточной действительностью» (Дж. Грот). С точки зрения А. Кристенсена, Дейок «весьма точно представляет собой тип первого царя в иранской эпической традиции» [Грантовский, 1998, с. 150–151]. Сам Грантовский видел в описании политики Дейока отражение главных положений Гат Заратуштры об извечной борьбе добра (в данном случае справедливого порядка, порождающего мир и процветание под властью сильного и праведного правителя) и зла (олицетворяющего центробежную политику царьков и жрецов, ведшую к усобицам и раздору [Там же, с. 140]).

Но в любом случае возникает вопрос: не был ли Дейок эпонимным царем, подобно Ахемену; не пал ли на него лишь отблеск славы его потомков? Все военные действия и победы мидийцев отнесены Геродотом к правлению трех его преемников, ставших властителями всей Верхней Азии, первым из которых был Фраорт.

Фраорт не только завоевал персов, что обычно подчеркивается, но и начал покорение «всей Азии, народ за народом» [Геродот, I. 102], что обычно игнорируется. Недооценка исследователями политических событий в Мидии в период царствования Фраорта порождена непреодолимыми, на первый взгляд, противоречиями, содержащимися в некоторых сообщениях Геродота. Прежде всего, Геродот говорит, что Киаксар присоединил к своей державе «всю Верхнюю Азию по ту сторону Гаписа» (I. 103), что могло случиться только после начала его правления в 625 г. Отсюда недоверие к 678 г., с которого могло начаться 128-летнее владычество «мидийцев над Азией по ту сторону Гаписа» (I. 130), т. к. возникает противоречие между сообщенным Геродотом числом 128 и продолжительностью правления династии, равной 150 годам. Все три хронологические реконструкции индийской династии действительно не согласуются с 678 г. как годом становления Мидийского государства и начала экспансии, приведшей к 128-летнему господству мидийцев над Азией. Если в первом случае (схема I) все эти явления характеризуют правление Дейока (что, однако, никак не отмечено Геродотом), то во втором (схема II) — индийское восстание, начатое, согласно ассирийским источникам, Каштарити в конце 670-х гг., не имеет отношения к 678 г., когда правил еще Дейок. К тому же утверждаемое скифское господство делает сомнительными и саму независимость Мидии, и ее способность покорить Азию народ за народом. В третьем случае (схема III) 678 г. вообще выходит за рамки предложенной хронологии.

Тем не менее именно эти 128 лет могут стать краеугольным камнем в хронологии мидийской династии. Начало 128-летнего владычества мидийцев приходится на 678 г. Этот год может быть связан с приходом к власти мидийского вождя за несколько лет до восстания против Ассирии, в котором этот правитель прославился и после которого действительно началось возвышение Мидии. Анализ событий в последующие после восстания годы дает основание полагать, что успех мидийцев стимулировал молодое государство к экспансии — успех восстания уже означал, что силы для этого созрели. Хотя Ассирия в эти годы была еще сильным государством, она, тем не менее, занимает оборонительную по отношению к Мидии и Манне позицию (см. гл. IV.2). Уже через 10 лет Мидия представляла для своих соседей и союзников по восстанию опасность, о чем свидетельствует, например, развитие отношений Мидии и Манны. Последняя снова становится союзницей Ассирии и находит в ней защитницу, ибо в эти годы Мидия еще не была готова перейти в наступление на Ассирию. В конце 640-х гг. начинается завоевание ослабленного внутриполитическим кризисом Урартского царства, затем завоевывается Персида. Мидия готовится к предстоящей войне с Ассирией, ищет союзников, обеспечивает тылы, реорганизует армию. В этот период подъема Мидии нет места для 28-летнего господства скифов.

С чьим правлением можно связать 678 г.? Каштарити/Фраорт — единственная фигура, которая вписывается в исторический контекст. Мог ли он начать свое правление именно в 678 г.? Еще в XIX в. исследователи обратили внимание на то, что 128 лет состоят из суммы трех из четырех названных Геродотом правлений мидийских царей: 53 + 40+ 35 = 128. Фраорт, а не Дейок правил 53 года, начиная с 678 г. Еще Дж. Раулинсон, подчеркнув, что Дейок был лишь правителем мидийцев, а основателем царства был Фраорт, относил начало правления последнего к 686 г. (он отсчитывал правления мидийских царей не от 550 г., а от 558 г., когда Кир стал царем Персии). Но поскольку 686 г. ничем не был отмечен в мидийской истории, то Раулинсон признал искусственность хронологической схемы Геродота [Rawlinson, 1875, р. 407–409]. Р. Дрюс также отказался от достоверности цифры 128 и, соответственно, от 678 г. как даты начала возвышения Мидийского царства, ибо опирался на сообщение Геродота о том, что только Киаксар присоединил к своей державе всю Верхнюю Азию [Drews, 1969, р. 8–9]. Но он упустил из виду другое сообщение Геродота — о том, что уже Фраорт начал покорение Азии. Совершенно очевидно, что у Геродота отмечены два последовательных этапа завоевания Азии — один царь его начал, другой его закончил.

Утверждение Геродота, что первыми подверглись нападению мидийцев именно персы, кажется сомнительным как раз в силу того, что в данном случае его интересовали уже персы, а не мидийцы. Именно в истории VI в. Геродот пытался найти причины событий, приведших к греко-персидским войнам. Поэтому завоевания Мидией стран, история которых уже не имела отношения к интересующей его теме, и события VII в. до н. э. или были им опущены, или о них уже забыли. Но все сведения о персах, об их взаимодействии с окружающим миром были важны для Геродота, да и информации об этом было значительно больше. Поэтому их история начата им как раз с мидийского завоевания. Но это вовсе не означает, что история Мидийского царства началась с завоевания Персии.

Все становится на место после согласования 128 лет с событиями мидийской истории, которые известны из клинописных источников или реконструируются путем их анализа. Даты правлений Дейока и Фраорта были перепутаны, но эти 128 лет оказываются контрольной цифрой.

Прежде всего эта цифра определяет продолжительность правления Каштарити/Фраорта в 53 г. (678–625) и дает основание считать его великим царем мидийской династии. Его правление подготовило победу Мидии над Ассирией в 612 г. и господство мидийцев над всей Верхней Азией. Выше были обозначены главные события его правления, начиная с антиассирийского восстания и последовавшего за этим завоевания Урарту и Персии. Эти события не могли не рассматриваться в мидо-ахеменидской традиции как начало возвышения мидийцев над Азией, которая и могла быть сообщена Геродоту. Именно Каштарити/Хшатриту — освободителя, завоевателя и политика — запомнили мидийцы и персы, и поэтому именно его имя и было взято Фравартишем как символ борьбы против власти Ахеменидов.

Таким образом, очевидная достоверность цифры 128 позволяет, во-первых, объединить все сообщения Геродота о возвышении мидийцев, они дополняют, а не исключают друг друга. Геродот сохранил картину последовательного завоевания Верхней Азии, начатого Каштарити и законченного Киаксаром. Во-вторых, эти 128 лет позволяют считать Каштарити великим царем Мидии, и для этого не нужно искусственно «удлинять» продолжительность мидийской династии (схема II). Что касается Дейока — «правителя мидийцев», то Геродот мог добавить к 128 годам еще 22 года, чтобы получить 150 лет, необходимые ему для согласования мифической генеалогии правителей обеих Азий (схема IV).

Вне зависимости от происхождения чисел, сообщенных Геродотом, сам факт полуторавековой дискуссии по хронологии мидийской династии допускает новую попытку согласования этих цифр с изложенной выше картиной возвышения Мидии. Кроме того, безрезультатность этой дискуссии, которая привела к отказу от схемы II, повлияла (хотя и в меньшей степени, чем историческая география Левина) на современное понимание истории Мидии, с одной стороны, и на усиление доверия к мидийскому рассказу Геродота — с другой. Предлагаемая хронология мидийской династии, в основу которой положен 128-летний период возвышения Мидии, позволяет устранить некоторые кажущиеся противоречия в Mêdikos logos Геродота и согласовать его сведения с реконструируемой на базе клинописных источников историей Мидии.

Единственным сообщением Геродота, которое не подтверждается клинописными источниками, остается рассказ о 28-летнем господстве скифов. Между тем очевидная фольклорная природа этого сюжета, связанная с военным бытом скифов, не позволяет использовать его в историко-хронологических построениях. Д. С. Раевский привел убедительные доказательства, позволяющие считать, что цифра 28 соответствует периоду военной активности скифского воина с 17 до 45 лет, после чего мужчина переходил в категорию стариков. Именно в течение этих 28 лет воин мог принимать участие в военных походах в чужие страны [Раевский, 1997, с. 18–21], тогда как сами походы были менее продолжительными. У Помпея Трога поход длился 8 лет [Юстин, II. 5]. У Геродота, которому рассказывали старинные предания, когда он находился в Причерноморье, по-видимому, произошло совмещение 28-летнего возрастного периода с длительностью походов скифов в Переднюю Азию, протяженность которых во времени не была ему известна. Не исключено, что ввод в Mêdikos logos сюжета о 28-летнем господстве скифов и оценка их важной роли в политических событиях стран Древнего Востока были сделаны Геродотом сознательно. Он пытался объяснить таким образом причины некоторых событий более позднего времени, например, похода Дария I в Скифию [Геродот, IV. 1].

IV.5. Крушение Ассирийской державы

Возвращаясь к военно-политическим планам Мидии накануне решающих сражений с Ассирией, необходимо рассмотреть процесс сложения союза Мидии и Вавилонии. Официально он был заключен в 614 г. на руинах Ашшура, но, будучи необходим каждой из сторон, начал складываться задолго до этого. Можно предполагать участие Мидии в вавилонском восстании Шамашшумукина в 652–648 гг., нельзя исключить ее участие и в борьбе против Ассирии вместе с Вавилоном в начале 620-х гг. Создание этого союза происходило в удачный момент. Мидии необходим был союзник, а к этому времени иной силы, кроме Вавилонии, начавшей в 627 г. борьбу с Ассирией за независимость, уже не было. Элам после нескольких кровопролитных вторжений Ассирии, по мнению некоторых ученых, прекратил свое существование в 643 г.; правда, по мнению других исследователей, Элам продолжал существовать до времени Кира II (Ю.Б. Юсифов, послесловие к: [Хинц, 1977, с. 185–186]). Но в любом случае Ассирия была измотана этой войной, и ее победа над Эламом стала одним из факторов ее скорого конца. В 630-е гг. Ассирия теряла влияние в Сирии и Палестине, где ее место стремился занять Египет. Прекратило существование Урартское царство. Убедительный анализ внешних и внутренних факторов, сломивших жизнеспособность Ассирии, сделан Завадским [Zawadzki, 1988, р. 14–22; Медведская, 1992а, с. 226–227]. Около 629 г. Ассирия распалась на два царства (или на «два правительственных центра») с центрами в Ашшуре и Ниневии [Тадмор, 1960, с. 241; Zawadzki, 1995, р. 68]. В конце 626 г. царем Вавилонии стал Набопаласар, который возглавил борьбу за окончательную независимость Вавилонии [Grayson, 1975, р. 88; Chr. 2:14–15; Chr. 16:24]. Мидия, обеспечившая свою безопасность на флангах, «обратила свое лицо» к Ниневии.

В плохо сохранившемся тексте вавилонской Хроники № 2 (ВМ 25 127) за 625–623 гг. Мидия не упоминается, но ее название могло быть в лакуне. Исключить полностью ее участие в событиях этих лет нельзя. Воспользовавшись сложившейся кризисной как для Ассирии, так и для Вавилонии ситуацией, мидийский царь мог начать поход на Ассирию в помощь Набопаласару. Им мог быть именно Фраорт: в двух схемах (I, IV) хронологии индийской династии его смерть приходится на 625 г., в схеме III — на 620-е гг. Геродот сообщает, что Фраорт, покорив персов, выступил против ассирийцев, «именно тех, что владели Нином» (после распада Ассирии ок. 629 г.). Произошло это, продолжает Геродот, после того, как союзники Ассирии отпали от нее и ассирийцы остались одни (см. выше); в этом походе пал сам Фраорт и погибла большая часть его войска (I. 102). Исследователи искали подтверждение этому сообщению в упомянутой вавилонской хронике [Grayson, 1975, р. 89; Chr. 2:20–24]. В ней под 625 г. сообщается об успешном нападении ассирийцев на вавилонский город Шаллат на р. Евфрат, после чего ассирийцы неожиданно ушли. Что-то помешало их успешному наступлению на вавилонян, но когда спустя два с половиной месяца Набопаласар попытался вернуть город, он был отброшен вернувшимися назад ассирийцами. Предполагалось, что именно мидийцы отвлекли ассирийцев, и лишь после разгрома Фраорта они смогли снова вернуться в Вавилонию, к Шаллату [Белявский, 1964, с. 101–102].

События 623 г., описанные в Хронике № 2, подтверждают, по мнению В. А. Белявского, рассказ Геродота о походе Киаксара против Нина, желавшего отомстить за смерть отца (I. 103). В плохо сохранившемся тексте хроники сообщается о военных действиях против eber nāri — Заречья (Северная или Верхняя Сирия) и Ниневии, далее говорится, что кто-то пришел сразиться против него, когда они увидели его, они склонились перед ним [Grayson, 1975, р. 90, Chr. 2:33–36], далее упоминаются узурпатор и 100 дней. Если Д. Дж. Уайзмен предполагал, что Ниневию осадили вавилоняне [Wiseman, 1956, р. 10–11], то Белявский считал, что Киаксар разгромил ассирийцев и осадил Ниневию. Но тогда их спасли скифы, которые, надо полагать, пришли из Заречья и нанесли поражение мидийцам [Белявский, 1964, с. 104–105, примеч. 34]. Основной вывод Белявского заключался в том, что сведения Геродота, Библии и археологические данные подтверждают начало 28-летнего владычества в 623/22 гг. до н. э. [Там же, с. 105–107]. Часто цитируемый в связи с толкованием этих строк хроники Э. Кавеньяк считал, что события 623 г. связаны еще с Фраортом, а месть Киаксара за отца случилась в 614 или 612 г. [Cavaignac, 1954, р. 28–29].

Ст. Завадский, подробно рассмотревший текст этой хроники, отклонил предположение о мидийском вмешательстве в 625 и 623 гг. [Zawadzki. 1988, р. 90–92]. Он уверен, что в хронике за 623 г. речь идет о противостоянии ассирийского царя Синшаришкуна и некоего внутреннего врага, узурпатора, восставшего против законного правителя. Им, как он считает, мог быть Синшумлишир [Ibid., р. 27–28, 91–92], но контекст объяснен не вполне вразумительно. Следует отметить, что сведение Завадским всех событий, названных в строках 33–36 Хроники № 2, к противостоянию ассирийского царя и узурпатора основывается, очевидно, на ошибочном толковании термина eber nāri, данном в CAD (Е р. 8), где вариант 1 предполагает название местности возле Вавилона и У рука. Отмечу, что Дж. Рид, очевидно на этом же основании, считает, что в данном тексте eber nāri обозначал территорию к востоку от Тигра, куда отправился Синшаришкун, чтобы разрушить восставший Дер [Reade, 1970, р. 5][25]. Поскольку eber nāri означает только верховья Евфрата или Северную Сирию, то, очевидно, необходимо развести два сообщения Хроники № 2: кто-то совершил поход против Заречья и Ниневии, кто-то стал узурпатором.

Как отметил К. Мазетти, противником ассирийского царя в 623/22 г. не мог быть Набопаласар, так как если бы именно он сдался на милость другому, то ассиро-вавилонская война закончилась бы в 622 г., а не в 612 г. [Мазетти, 1979, с. 22], и с обратным, надо добавить, результатом. Да и как бы вавилонский царь попал в Сирию, минуя Ассирию? Впрочем, Завадский, который соглашается с этим выводом Мазетти, не замечает, что последний был категорически против используемого Дж. Ридом и затем самим Завадским толкования термина eber nāri [Мазетти, 1979, с. 22; Zawadzki, 1988, р. 91].

Если Набопаласар не участвовал в 623/22 г. в военных действиях, то стал бы Киаксар это делать, да еще со стороны Северной Сирии? В последующие годы мидийцы, как следует из хроник, часто действовали независимо от вавилонян, хотя это не исключает предварительных договоренностей, поскольку между ними тогда уже был заключен союз. Следовательно, теоретически мидийцы могли выступить в 625 и 623 гг. Поскольку урартская территория после разгрома царства была, очевидно, под контролем Мидии, то ее военные силы не могли не находиться в таком случае сравнительно недалеко от верховьев Евфрата. Поэтому нельзя полностью исключить возможность использования их в попытке нападения на Северную Сирию и Ниневию. Ведь оставалось всего 7 лет до зафиксированного хроникой военного выступления Мидии против Ассирии. Сам факт сдачи на милость другому, т. е. мидийцев ассирийскому царю, не исключает их побед в дальнейшем. В подобных стычках приобретался военный опыт, необходимый, в частности, для военной реформы Киаксара, о которой сообщает Геродот (I. 103).

Предполагалось также, что в 622 г. это могли быть и скифы, которые двинулись через Палестину на Египет. Но при чем тогда их нападение на Ниневию? Поскольку поход скифов в Палестину, о котором говорил Геродот, не имеет бесспорных доказательств ([Медведская, 2000, с. 221–228]; см. также гл. V.7), то допустить набег скифов в этот район с учетом того, что бывшие урартские земли уже контролировались мидийцами, довольно трудно (см. ниже).

Более десяти лет длилась война Набопаласара с Ассирией за овладение территорией собственно Вавилонии. Но только к 616–615 гг. вся Вавилония оказалась в руках вавилонского царя, и в 616 г. война перешла на территорию Ассирии.

Набопаласар, как сообщает вавилонская хроника, очень активно начал боевые действия против Ассирии. Весной 616 г. он двинулся вверх по Евфрату, где две ассирийские провинции, Суху и Хиндану, покорились ему без сопротивления. Только летом ассирийцы смогли послать туда карательную экспедицию. На помощь ассирийцам подошли маннейские войска. Но возле города Габлини ассиро-маннейские войска потерпели поражение, и вавилоняне захватили город. Опираясь на эту базу, Набопаласар поднялся вверх по реке, примерно до места впадения в Евфрат р. Балих, где захватил три города и большую добычу. Не будучи уверен в своей победе, Набопаласар на обратном пути увел жителей Хиндану. Спустя два месяца объединенные силы ассирийцев и египтян появились на Евфрате, заняли брошенный Габлини, но царя Аккада не настигли. Провинция Суху осталась за Вавилонией. Спустя четыре месяца, в марте 615 г., Набопаласар вторгся в ассирийскую провинцию Аррапха и нанес ассирийцам поражение в пригороде г. Аррапха, разбитые войска были сброшены в реку Малый Заб, была захвачена большая добыча. Но когда в мае он попытался захватить священный город ассирийцев Ашшур, то потерпел поражение и вынужден был отступить вниз по течению Тигра, где ему удалось укрыться в крепости Такритайн. Десять дней ассирийцы безуспешно штурмовали крепость и отступили [Grayson, 1975, Chr. 3:1–22]. Но и Набопаласар после года изнурительных боев тоже остался почти ни с чем; как показали последующие события, его власть в Суху оказалась очень слабой, а закрепиться в Аррапхе ему не удалось.

Ход войны против Ассирии изменился поздней осенью 615 г. до н. э., когда мидийцы начали наступление в провинции Аррапха, которая, очевидно, по-прежнему принадлежала Ассирии (Ibid., Chr. 3:23]. Начиная войну, Мидия не могла оставить у себя в тылу верного союзника Ассирии Маннейское царство. Мидийцы могли воспользоваться разгромом маннейских войск летом 616 г. возле Габлини, куда маннеи подошли на помощь ассирийцам, и захватить Манну. Как самостоятельное государство после 616 г. Манна больше не упоминается. Если бы Маннейское и Урартское царства еще существовали в 612 г., они пришли бы на помощь Ассирии или как-то проявили бы себя, как это сделал ее последний союзник — Египет.

С вступлением Мидии в войну события стали разворачиваться стремительно. В августе 614 г. мидийцы подошли к Ниневии, овладели соседним городом Тарбицу, форсировали Тигр и спустились к Ашшуру, Город был взят и разграблен, все сокровища Ассирии стали достоянием мидийцев. Когда все было окончено, появился Набопаласар со своими войсками, «которые шли на помощь мидийцу, но сражения не застали». Как ни объяснять причину задержки вавилонского царя, фактом остается его неучастие в военных действиях 614 г. Тем не менее на развалинах священного Ашшура все еще нуждающиеся друг в друге Киаксар и Набопаласар заключили договор о дружбе и союзе [Ibid., Chr. 3:24–30].

Весной 613 г. в Суху произошло проассирийское восстание [Ibid., Chr. 3:31–35]. В Хронике № 3 это восстание представлено как событие местного значения, несущественное для status quo в этом регионе. В ней не отмечается участие Мидии в подавлении восстания. Действительно ли это было так, а если нет, то чем вызвана такая оценка событий в Хронике? Понять и оценить события 613 г. позволяет надпись Набонида на стеле из Хиллы, в которой описано подавление царем умман-манды восставших городов «у границ Аккада». Многие исследователи полагали, что здесь описана победа мидийцев над последним оплотом Ассирии — городом Харран. Завадский привел убедительные аргументы против такого понимания текста [Zawadzki, 1988, р. 66–67, 109–110], показав, что описанное в хронике восстание в Суху и сообщение в надписи из Хиллы о подавлении царем умман-манда восставших городов у границ или в границах Вавилонии — это фиксация одного и того же события. Соединив оба описания, Завадский представил решающий аргумент, разрушающий гипотезу о тройственной коалиции против Ассирии, включавшей, помимо мидийцев и вавилонян, также и скифов. Согласуясь со сведениями Геродота, эти исследователи считали, что неучастие мидийцев в 613 г. было вызвано вторжением на территорию Мидии скифов. Но отсутствие упоминаний мидийцев в Хронике Гэдда вызвано, как показал Завадский, более поздней редакцией текста этой Хроники в период ухудшения отношений между мидийцами и вавилонянами. Редакция Хроники позволила преуменьшить роль мидийцев в крушении Ассирии ([Ibid., р. 114–131]; см. также гл. II). Итак, в 613 г. неудачные действия Набопаласара привели к расширению восстания на территорию Центральной и Южной Вавилонии. Набопаласар почти терял власть, а Ассирия впервые за много лет могла изменить ситуацию в свою пользу. Будущее обоих государств было предопределено интервенцией Мидии, пришедшей на помощь Набопаласару; она разгромила восставших.

Анализ боевых действий за 616–613 гг. обнаруживает бесплодность первых побед Набопаласара. Очевидно, что после года изнурительных боев, с весны 616 г. до весны 615 г., он и его армия были измотаны. После неудачного штурма Ашшура и отсидки в Такритайне он, по существу, два года не участвовал в боевых операциях. Он лишь засвидетельствовал победу мидийцев в Ашшуре, которая не стала его победой за год до этого. Бездействие Набопаласара, очевидно, и послужило толчком к восстанию в Суху, где его власть оказалась слабой. Он не смог самостоятельно справиться с ним. Очевидно, что лидирующей силой в этой войне становилась Мидия.

Кульминацией войны стали осада и разгром Ниневии соединенными силами Киаксара и Набопаласара в 612 г. Осада города длилась около трех месяцев. За это время произошло три сражения, и в августе Ниневия пала, Синшаришкун погиб, новый ассирийский царь Ашшурубаллит (II) вступил на престол в Харране [Grayson, 1975, Chr. 3:38–52]. Падение Ниневии произвело огромное впечатление на современников, яркое описание гибели города запечатлено в «Книге пророка Наума» (гл. 1–3), который, по-видимому, был очевидцем событий. Согласно Науму, штурм удался благодаря созданию искусственного наводнения, по-видимому, подмывшего сырцовые стены города. Ассирийский царь Синшаришкун, не желая попасть в плен, бросился в огонь горевшего дворца. Вот как, согласно Науму, восприняли современники гибель главного города ненавистной Ассирии: «Все, услышавшие весть о тебе, будут рукоплескать тебе, ибо на кого не простиралась беспрестанно злоба твоя?» Опустошенный и разграбленный город был сожжен и разрушен. В сентябре Киаксар и его войско с громадной добычей удалились в Мидию. Набопаласар оставался в Ниневии, а его войска продолжали разрушать и грабить окружающие ассирийские поселения.

Согласно Геродоту, Ассирия была уничтожена одними мидийцами, они «покорили ассирийцев, за исключением вавилонской области» (I. 106). Последующие авторы, очевидно через Ктесия, знали, что союзником мидийцев были вавилоняне (см. гл. 1.1). Согласно Ктесию, инициатором этого союза в предстоящей войне с ассирийским царем был мидиец Арбак, именно ему вавилонянин Белесий предсказал будущее правление поверженной Ассирией и всей Азией [Diod., II. 24.2; 28.1]. Ктесий также сообщил, что окончательно удалось взять Ниневию после трехлетней осады (в Хронике Гэдда — 3 месяца) в результате наводнения Евфрата (так у Диодора) и гибели ассирийского царя, который бросился в огонь подожженного им самим дворца [Ibid, II. 26.9; 27. 2–3]. В Хронике Гэдда тоже сообщается, что в день штурма города Синшаришкун, очевидно, погиб, хотя само это слово не сохранилось, но чуть ниже сообщается о восшествии на престол нового ассирийского царя, следовательно, выше сообщалось о гибели предыдущего.

Таким образом, ход войны в 616–612 гг. и сообщение Хроники Гэдда (в трактовке Завадского) служат вместе с данными античных авторов доказательством решающей роли Мидии в войне против Ассирии.

Падение Ниневии не означало еще гибели Ассирийской державы. Уцелела значительная часть ее армии и знати, оплотом которых стал Харран — крупнейший в то время город Северной Месопотамии. Он получил от ассирийских царей самоуправление и, очевидно, поэтому придерживался проассирийской ориентации. Здесь, вскоре после гибели в Ниневии Синшаришкуна, новым ассирийским царем был провозглашен Ашшурубаллит II (612/11–609?). Наступил завершающий этап войны, сутью которого стала борьба за «ассирийское наследство». Формально под властью ассирийцев еще оставались обширные территории в Северо-Западной Месопотамии, Сирии и Палестине. Помимо Мидии и Вавилона, на «ассирийское наследство» претендовал также и единственный союзник Ассирии — Египет. С конца 630-х гг., когда власть Ассирии в Палестине значительно ослабла, началось проникновение туда Египта, которое закончилось недолгим завоеванием всей Палестины (Иудеи) фараоном Нехо после 609 г. до н. э.

После взятия Ниневии и вплоть до ноября 610 г. Набопаласар самостоятельно завоевывает ассирийские владения. Однако в ноябре 610 г. к нему на помощь снова пришли мидийцы. Объединив свои войска, они подошли к Харрану, где находились ассирийский царь и только что вступивший на престол фараон Нехо (610–595). Не приняв сражения, последние ушли на запад. Город был взят, жители его уничтожены [Grayson, 1975, Chr. 3:58–65], почитаемый храм бога Сина разрушен. Современниками это святотатство было приписано мидийцам [Langdon, 1912, р. 284, № 8, X, 12–21]. Летом 609 г. ассиро-египетские войска в течение нескольких месяцев безуспешно пытались вернуть Харран [Grayson, 1975, Chr. 3:66–69]. В ходе боев 610–609 гг. Харран был полностью уничтожен, и 54 года он лежал в развалинах. Важная роль Харрана, прежде всего как стратегического пункта, контролирующего путь из Сирии в Месопотамию и в Малую Азию, перешла к Каркемишу, который стал оплотом египетских сил в регионе.

Вавилонский царь, однако, не сразу сосредоточил свои силы на борьбе с этим, ставшим теперь главным, врагом Вавилона. В 609–608, (607?) гг. вавилонский царь совершил походы к границам бывшего Урарту [Ibid., Chr. 3:72; 4:13, 11?]. Лишь осенью 607 г. до н. э., когда престарелый Набопаласар передал командование армией царевичу Навуходоносору, Вавилония сосредоточила свои силы на западном фронте, где единственным противником остался египетский фараон. А что касается последнего ассирийского царя, его судьба остается неизвестной. Эта задержка привела к тому, что весь Сиро-Палестинский регион уже находился в руках египтян.

Для того чтобы начать борьбу против Каркемиша, Вавилонии понадобилось более полутора лет, чтобы обеспечить безопасную переправу через Евфрат. Вавилонский плацдарм на правом берегу реки угрожал бы коммуникациям, которые связывали Каркемиш с остальной Сирией. Египтяне оказывали сильное сопротивление проникновению сюда вавилонских сил и дважды уничтожали вавилонские гарнизоны, укрепившиеся у переправы. Лишь в начале 605 г. вавилонянам удалось обеспечить себе переправу. Решающие события разыгрались весной 605 г. у Каркемиша. Фараон Нехо собрал огромную армию, в составе которой наряду с египтянами были ливийцы, нубийцы, лидийские лучники и греческие наемники. Каркемиш был осажден и взят штурмом, город горел. В панике египтяне бежали на юг в Хамат, но были настигнуты и уничтожены. «Ни один человек (т. е. египтянин. — И.М.) не вернулся в свою страну», отмечает хроника [Ibid., Chr. 5:1–8]. Дата битвы у Каркемиша не сохранилась, но произошла она, очевидно, в мае или июне 605 г., так как к моменту смерти Набопаласара в августе 605 г. вавилонская армия уже очистила от египтян большую часть владений Ассирии в Сиро-Палестинском регионе. На этом с остатками Ассирийской державы было покончено. Об участии мидийцев в осаде Каркемиша нет прямых свидетельств, но исключить его нельзя. Во всяком случае, согласно свидетельству Александра Полигистора, сохранившемуся в выдержках Евсевия [Eusebius. Evang. Praep. IX, 39], Навуходоносор, готовясь к войне против Иудеи, обращался за поддержкой к мидийскому царю в 597 г. [Дьяконов, 1981, с. 42, 46; Zawadzki, 1988, р. 133]. Победа при Каркемише ознаменовала создание двух новых мировых держав: Мидийского царства и Нововавилонского (или Халдейского) царства.

Вопрос о разделе ассирийского наследства победившими странами стоит лишь перед теми исследователями, которые признают существование если не Мидийской империи, то, во всяком случае, Мидийского царства (см. гл. II). Но и среди них полного единогласия нет. Основные расхождения связаны с определением границ между мидийскими и вавилонскими владениями на территории коренной Ассирии и в верховьях Евфрата, а также в сирийских владениях Ассирии. В целом признается, что Вавилония захватила приевфратские территории, отвоевала у Египта Сиро-Палестинский регион, в 597 г. завоевала Иудею. Наконец, в начале VI в. до н. э., под контроль Вавилона перешел и Элам, хотя в связи с последним событием имелись (или имеются) возражения. Мидийцы завладели ассирийскими провинциями в Древнем Иране, завоевав также Маннейское царство и еще раньше Перейду, но по поводу захвата последней также есть расхождения. Так, Р. Роллингер сомневается в ее вассальном статусе [Rollinger, 2003а, р. 290]. Владение Мидией коренной территорией Ассирии оспаривается. Приобретение ею области Харран в Верхней Месопотамии в целом признается, но предлагаются и контраргументы. Завоевание Урарту предполагает продвижение Мидии, согласно Геродоту, до р. Галис.

Сообщение Геродота о лидийско-мидийской границе по р. Галис и владении мидийцами Каппадокией (I. 72, 103, 130), повторенное им в связи с началом лидийско-персидской войны 547 г. до н. э. (I. 76), подтверждается, как принято считать, вавилонской хроникой. В ней сообщается, что Кир, персидский царь, собрав свое войско, перешел Тигр ниже Арбелы и, выступив против страны Ли[дия], убил ее царя (чтение допускает вариант — лидийский царь «потерпел поражение»), забрал его имущество [Grayson, 1975, Chr. 7:15–17]. Таким образом, лидийский царь Крез нарушил границу по Галису и вторгся в Каппадокию, а царь Мидийско-Персидского царства защитил границу, установленную его предками — Киаксаром в 585 г. или Астиагом в предполагаемой войне 577 г. или 575 г. до н. э. (см. ниже).

Предложение И. Эльснера читать в Хронике № 7 вместо «Лидия» «Урарту» [Oelsner, 1999/2000, р. 380] нуждается в дополнительном обосновании и пока может оставаться темой дискуссии [Rollinger, 2003, р. 315–316]. Следует, однако, отметить, что С. Маццарино уже высказывал сомнение в обоснованности чтения «Лидия» С. Смитом, но Грэйсон в 1975 г. вновь подтвердил это чтение [Мазетти, 1978, с. 177–178]. Сам Эльснер, соглашаясь с тем, что Урарту было завоевано мидийцами еще в VII в., полагает, что урарты, узнав о победе Кира над мидийцами, восстали (против кого? — И.М.) и вынудили Кира начать войну. Странно, что в Малой Азии не сохранилось ни одного свидетельства этого события. Но как бы ни решился этот вопрос окончательно, сам факт войны 547 г. между Лидией и Персией, сохраненный в подробностях античной традицией, не подлежит сомнению [Дандамаев, 1985, с. 20–27].

Что касается Элама, то предполагалось, что он отошел к Мидии, а в качестве мидийского наследства перешел к Киру еще до завоевания им Вавилонии в 539 г. до н. э. (Э. Мейер, Ф. Вейссбах). Р. Цадок полагает, что в основе их точки зрения лежали сведения Геродота (I. 188) и Страбона (XV. 3, 2). Первый сообщал, что Кир, выступая в поход, всякий раз запасался водой из р. Хоасп (Керха), протекающей в районе Суз. Но Цадок не считает это сообщение доказательством владения Киром Сузами до начала войны с Вавилонией: воду, мол, можно было брать значительно выше по течению реки на территории, принадлежавшей раньше Мидии и им унаследованной [Zadok, 1976, р. 62]. Но в таком случае воду брали бы уже из р. Сеймерре, истоки которой находятся в районе Хорасанской дороги вокруг Керманшаха, определенно ставшего владением Мидии в период ее возвышения. Судя по современной карте, Керха начинается после слияния Сеймерре и Кешганруд сравнительно недалеко к северу от Суз. Другое дело, что именно называл Хоаспом Геродот, поскольку его уточнение относится именно к району Суз. В конце концов, именно персы должны были сообщить ему это уточнение.

Согласно Страбону, персы и Кир, завоевав Мидию, увидели, что их родина (совр. Фарс) расположена на окраине империи и что Сузиана располагалась ближе к Вавилонии и другим племенам, и следовательно, царскую резиденцию нужно было устроить в Сузах. Согласно Цадоку, логичнее это было делать только после завоевания Вавилонии, тогда именно Сузы становились центром Ахеменидской империи. Но, по-видимому, следует различать сообщение Страбоном фактов и собственных домыслов. Так, определение Страбоном времени именно после завоевания Мидии — это факт, который он не мог придумать, и получил он его из источника, вероятно, нам неизвестного; отклонять его, исходя из логики современного исследователя без попыток объяснения, видимо, нельзя. Другое дело — предлагаемый самим Страбоном мотив переноса столицы. У Кира II за несколько веков до Страбона наверняка были иные мотивы. Если учесть, что до завоевания Вавилонии Кир включил в свою империю «всю Азию» вплоть до Индии на востоке и Лидии на западе [Дандамаев, 1985, с. 25–26], то перенос столицы чуть западнее Персиды явно не имел значения. В конце концов, любил Кир воду из Хоаспа, вот и захотел жить ближе к ней.

Другими словами, аргументы Геродота и Страбона, по-видимому, не могут в данном случае служить доказательством принадлежности Элама Мидии или Вавилону, равно как и определять последовательность захвата Элама и Вавилона Киром. Бесспорным доказательством, дающим основание утверждать с большой долей уверенности, что Элам принадлежал Вавилонии до 539 г., является один из текстов Кира [Цилиндр Кира]. В нем, во-первых, Сузы, как и Ашшур, названы в перечне городов, расположенных вне границ Мидии/Гутиума. Следовательно, Сузы принадлежали Вавилонии. И во-вторых, Кир мог вернуть в эти города идолы богов, которые были увезены оттуда халдейскими царями в Вавилон, только после его захвата в 539 г. Последнее не могло совершиться раньше завоевания Элама из-за расположения последнего на путях подхода к Вавилонии из Мидии и Персии. Правда, в это время география империи Кира позволяла подход к Вавилону почти со всех сторон. Все эти города находились под вавилонским контролем и были отвоеваны Киром у Набонида [Zadok, 1976, р. 61 f.].

Археологические находки в Сузах также свидетельствуют скорее о вхождении Элама в состав Вавилонии. Там обнаружены строительные кирпичи со штампом Навуходоносора II, а также предметы с именами как этого царя, так и последующих: Амель-Мардука (562–560) и Нериглиссара (560–556) [Scheil, 1927, р. 47–48].

Относительно раздела коренной территории Ассирии одни исследователи, начиная с 1930-х гг. (М. Сан-Николо), считают, что вся территория коренной Ассирии вошла в состав Мидийского царства, другие на основании Цилиндра Кира полагают, что, во всяком случае, район Ашшура находился под вавилонским контролем до 539 г. [Zadok, 1984, р. 1–2, 13, notes 5, 6]. Предположение о возможном восстановлении в этом тексте названия Ниневии теперь отклонено [Finkei, 1997, р. 23, note 24]. Сторонников первой гипотезы поддерживал И.М. Дьяконов. Он считал, что территориальный треугольник Ниневия — Арбела — Ашшур был полностью инкорпорирован в Мидию [Дьяконов, 1956, с. 312; Diakonoff, 1985, р. 125]. Правда, на карте в работе 1985 г. район Ашшура не включен в мидийскую территорию, а Элам отнесен к спорным ее владениям (карта на с. 120). В качестве доказательства мидийской принадлежности Арбелы Дьяконов привел данные Бехистунской надписи, в которой говорится о казни там Дарием I восставшего мидийского (сагартийского) вождя Читрантахму, объявившего себя потомком Киаксара. Дарий имел обыкновение казнить повстанцев в стране, где они восставали [Дьяконов, 1956, с. 339, примеч. 1; Diakonoff, 1985, р. 125]. Он также учитывал сведения Ксенофонта в «Анабасисе», согласно которым земли коренной Ассирии, войдя в состав Мидии, позднее в народной памяти стали восприниматься как исконно индийские. Упомянутый Ксенофонтом город Меспила, по мнению Дьяконова, мог быть Ниневией, а Лариса — Кальху/Нимрудом ([Дьяконов, 1956, с. 310, примеч. 1]; см. также: [Xen., Anab., III. 4, 10]); в переводе М. И. Максимовой (изд. 1994 г.) в примечании 27 на с. 268 Меспила определенно названа Ниневией, о г. Ларисе сказано, что следы города просматриваются у г. Кала в области Древней Ассирии.

И все-таки относительно владения Ашшуром Мидией сведений Ксенофонта недостаточно. Археологический материал из Ашшура, который можно было бы датировать 612–639 гг., достаточно спорный, а письменные памятники, найденные там, пока не могут быть отнесены к этому периоду с достаточной определенностью [Curtis, 2003, р. 161–162]. Но вместе с тем, как уже отмечалось, согласно Цилиндру Кира, Ашшур включался в область вавилонского контроля. В пользу последнего можно привести еще один аргумент, основанный на наблюдении Дьяконова относительно Харрана. Он привел несколько примеров, доказывающих существование на Древнем Востоке особого порядка раздела союзниками завоеванного имущества. Одному из союзников доставались пленные и движимое имущество, другому — стены города и земля. Относительно Харрана этот обычай, по мнению Дьяконова, подтверждается Хроникой Гэдда [Дьяконов, 1956, с. 315]. В 610 г., согласно Хронике, царь Аккада, достигнув города Харран, захватил его, унес из города и храма много добычи, затем вернулся в свою страну, а умман-манда, которые пришли на помощь царю Аккада, ушли [в свою страну] [Grayson, 1975, р. 95–96, Chr. 3:63–65]. Таким образом, согласно обычаю, именно индийцам достался Харран, что и подтверждается надписями Набонида.

Сопоставление текстов хроник за 614 и 610 гг. обнаруживает поразительное совпадение действий союзников. В 614 г. Киаксар напал на Ашшур, разрушил его, устроил резню, ограбил город и увел пленных. Царь Аккада, который пришел на помощь мидийцам, вернулся в свою страну, Киаксар — в свою. Следовательно, сам Ашшур должен был достаться вавилонскому царю.

В этой связи примечательно описание в хронике взятия Ниневии в 612 г. В отличие от 614 и 610 гг., тогда союзники действовали сообща: вместе напали на осажденный город, из города и храма они унесли большую добычу и превратили город в развалины [Grayson, 1975, р. 94, Chr. 3:40–43, 45–47]. Другими словами, город не достался никому, и жизнь в нем не возобновилась. Последнее подтверждается археологическими и письменными материалами [Curtis, 2003, р. 160].

Скорее даже археологические данные становятся решающим аргументом в ответе на вопрос — кто владел коренной территорией Ассирии после 612 г. — никто. Картина страшного разрушения и последовавшего после 612 г. запустения в Ассирии свидетельствует, по мнению Кертиса, об отсутствии чьего-либо контроля над этой территорией. И хотя время от времени Вавилония пыталась утвердить свое присутствие здесь, но отдельные намеки на это в ряде мест бывшей Ассирии не складываются, по словам Кертиса, в целостную картину. Вместе с тем Кертис считает, что мидийцы имели право прохода через территорию Ассирии в свои западные владения. Правда, археологические доказательства их присутствия здесь неуловимы, так как неясно, в чем материально оно могло быть воплощено [Ibid., р. 157–167].

Однако Д. Стронах на основе археологического материала предлагает локализацию главного мидийского прохода на запад: от Хорасанского пути через Арбелу/Эрбиль, через Тигр к северу от Ниневии, через верховья р. Хабур до района Кайсери в 100 км к югу от Керкенес-Дага [Stronach, 2003, р. 146–248, fig. 8].

Итак, сторонники мидийского присутствия в 612–550 гг. далеко на западе имеют основание определять границу между Мидией и Вавилонией следующим образом. Она могла проходить от Каркемиша, находившегося в вавилонском владении, по территории к югу от Харрана, далее приблизительно по горному хребту Джебель Джингар, через Тигр южнее Арбелы, но не южнее Ашшура, как считал Дьяконов, а севернее его, далее вдоль гор Джебель Хамрин, по долине Диялы и северо-западным границам Элама [Diakonoff, 1985, p. 125]. Таким образом, вся Северная Месопотамия севернее линии Харран — Ашшур входила в Мидийское царство и позднее, когда Кир II пересекал Северную Месопотамию, он не нарушал владений Вавилона [Ibid.; Дьяконов, 1981, с. 40, примем. 52, с. 46].

Развитие событий в ходе антиассирийской войны, результаты раздела «ассирийского наследства», экспансионистские возможности Мидии показывают, что на определенном этапе из двух союзников сильнейшим была Мидия. Ведь даже начиная войну с маленькой Иудеей, Вавилония, по-видимому, обращалась за помощью к Мидии. Решив общую для них задачу по уничтожению Ассирии, обе державы уже не были, как прежде, заинтересованы в своем союзе. Не исключено, что чувство некоторой зависимости Вавилонии во время войны переросло в неприязнь к сильной Мидии. Во всяком случае, анализ вавилонской Хроники Гэдда, описывающей события 616–609 гг., позволил Завадскому сделать такой вывод. Текст Хроники не является первоначальной версией событий, ее редакция была сделана позднее, около 596 г. до н. э., когда мидо-вавилонские отношения начали ухудшаться. Хроника была переписана с целью преуменьшить военную роль мидийцев в кампании против Ассирии (см. гл. II). Страхом перед сильным соседом (Мидией) объяснял Дж. Камерон тот факт, что Вавилон при Навуходоносоре стал самым укрепленным городом Древнего Востока [Cameron, 1936, р. 220–221].

В конце VII в. до н. э. на Древнем Востоке оставались четыре крупные державы: Вавилония, Египет, Лидия и Мидия. Попытки изменить это число не увенчались успехом. Навуходоносор вынужден был отказаться от притязаний на Египет и занялся благоустройством своего государства. Мидия же в последующие десятилетия не отказалась от завоевательной политики. Киаксар продолжил завоевания в Малой Азии. Здесь его интересы столкнулись с интересами лидийского царя Алиатта. Согласно Геродоту, война между ними длилась пять лет, но ни одна из сторон не могла одержать решающей победы. Во время битвы у реки Галис (совр. Кызыл-Ирмак) 28 мая 585 г. произошло солнечное затмение, воспринятое воюющими сторонами как плохое предзнаменование. Войну прекратили и при посредничестве вавилонянина Набонида (Лабинет Геродота) и царя Киликии Сиеннесия был заключен мирный договор, согласно которому границей между Лидией и Мидией становилась река Галис. Мирный договор был скреплен браком между царскими детьми (I. 74). Более поздние источники дают основания предполагать, что в рассказе Геродота соединены события двух мидийско-лидийских войн. Вторая война, начатая Астиагом в 577 или 575 г., как раз и могла закончиться свадьбой Астиага и Ариении [Cobbe, 1967, р. 30]. Все-таки примечательно, что Геродот неоднократно говорит о индийских владениях в районе Галиса и в Каппадокии.

О завоеваниях Мидии на востоке имеются лишь косвенные свидетельства. Сопоставление данных Бехистунской надписи и списка сатрапий Ахеменидской державы, восходящего, как принято считать, к греческому логографу Гекатею [Геродот, III. 89–97, V. 36], позволило И.М. Дьяконову предположить, что в результате мидийского завоевания на востоке покоренными территориями стали Парфия, Арея (вероятно) и Гиркания, Дрангиана и часть Кармании [Дьяконов, 1956, с. 336–349, табл. 4, карта на с. 337; Diakonoff, 1985, р. 127].

IV.6. Падение мидийской династии

Конец мидийской династии — это начало истории Ахеменидской державы. Достоверность сведений Геродота при описании этого периода, его событийного содержания, почти бесспорна. Он был знаком с персидской исторической традицией, и в этой части его труда умозрительных реконструкций практически нет, разве что его рассказ украшен многочисленными фольклорными подробностями. Основной ход событий, представленный Геродотом, подтверждают клинописные источники. О конце царствования Астиага Геродот рассказал в красивой пространной новелле, в которой сообщил несколько конкретных и существенных деталей: у Астиага не было сыновей, а Кир — сын его дочери, выданной замуж за перса Камбиза (I), — приходился ему внуком. Этот Кир организовал восстание против мидийского владычества, а мидийская знать и часть армии предали своего царя, перейдя на сторону Кира [Геродот, I. 107–130].

Действительно, согласно вавилонской Хронике № 7, в зависимой Персии/Аншане в 553 г. до н. э. произошло нечто такое, что заставило Астиага собрать войска и выступить против царя Аншана Кира. Далее, согласно Хронике, случились необычайные события. В мидийской армии произошел мятеж, Астиаг был арестован и выдан Киру. После этого Кир пошел на Экбатаны, забрал все сокровища индийских царей и вернулся к себе. О военных действиях Хроника не сообщает [Grayson, 1975, Chr. 7, ii: 1–4], в ней скупо, но точно описан военный переворот, в результате которого около 550 г. до н. э. власть в Мидии перешла к другому царскому роду. Что же происходило в Мидийском царстве накануне переворота и кто был в нем заинтересован? Геродот, Ктесий и другие античные авторы, по-разному описывая последние события царствования Астиага, сходятся с вавилонской хроникой в главном: Астиаг был предан мидийской знатью.

Свидетельства источников о предательстве индийского царя знатью имеют рациональное объяснение, которое подтверждается событиями последующих десятилетий в Древнем Иране. Долгий период завоевательных войн в царствование Астиага закончился. Мидия включила в свой состав множество стран, находившихся на разных этапах развития государственности. Перед Астиагом стояла трудная задача государственного строительства, однако либо он с нею не справился, либо ему помешали ее выполнить. Права и привилегии военно-родовой знати, состоявшей из потомков независимых мидийских владетелей, в соединении с огромным богатством, приобретенным в ходе войн, сделали мидийскую знать оппозиционной преобразованиям царя. Сильная централизованная власть, способная сохранить от распада огромную державу, могла существовать только в борьбе со знатью и ее центробежными силами. Не исключено, что в этом противостоянии на стороне царской власти находились и религиозные служители. Ведь местные царьки одновременно бывали и жрецами, и на этом во многом основывались их авторитет и влияние. Зороастризм, уже утвердившийся среди восточных иранцев, после включения их в состав Мидии начал распространяться и среди западных иранцев. Согласно Геродоту, маги занимали при дворе Астиага видное положение и он с ними советовался. Маги в это время могли стать врагами местной знати и жречества с их местными культами, не унифицированными и противостоявшими учению, которое приписывается Заратуштре.

Борьба мидийской знати против царской политики закончилась ее победой и, согласно античной традиции, выдвижением на престол своего ставленника — царя маленького владения, которому, казалось, можно было диктовать свою волю. Им стал Кир из рода Ахемена. Если к тому же он был, как утверждает Геродот, сыном дочери Астиага, то формально кандидатура Кира устраивала не только мидийскую знать, но и более широкие слои населения, поскольку власть передавалась по родственной линии. Согласно Ктесию, Кир, чтобы выглядеть законным царем Мидии, даже женился на дочери Астиага Амитиде (см. также: [Дьяконов, 1956, с. 423]).

Тот факт, что через одиннадцать лет после победы Кира II вавилонская хроника сообщает о правителе страны гутиев (Мидии) Угбару/Губару [Grayson, 1975, Chr. 7, iii: 15], означает лишь, что Мидия, как и другие области Ахеменидского царства, имела управителя и, включая самих персов, платила налоги, дань и т. п.[26] Важно другое — армия гутиев, действуя наравне с армией Кира, захватила в 539 г. до н. э. Вавилон, после чего Губару был назначен его правителем, но вскоре умер ([Grayson, 1975, Chr. 7, iii: 15–16, 20, 22]). Видимо, в связи с особой ролью армии гутиев в хронике отмечено вооружение их щитами, что делалось крайне редко [Ibid., iii: 16–17].

После победы над Астиагом, став властелином Мидийского царства, Кир, по-видимому, не сразу принял официальный титул. До падения Вавилона в 539 г. до н. э., очевидно, не было даже официального названия царства Кира. Во всяком случае, вавилонские писцы его не знали и называли Кира по-разному. Описывая его войну с Астиагом, они называли Кира царем Аншана (= Парсу; см.: [Grayson, 1975, Chr. 7, ii: 1; Langdon, 1912, S. 218 f.]). В 547 г. Кир — царь Парсу (= Аншан; см.: [Grayson, 1975, Chr. 7, ii: 15]). В надписи на Харранской стеле (составлена около 542–541 гг.; [Beaulieu, 1989, р. 32–33]) среди царей Египта, страны Арабии, упомянут (царь?) города мидийцев [Gadd, 1958, р. 58–59,1, 42–43]. Очевидно, что так назван Кир II Ахеменид, новый владетель Хангматаны/Экбатан. Лишь после завоевания Вавилона и включения его в свое царство Кир принял титул «…царь Вселенной, великий царь, могучий царь, царь Вавилона, царь Шумера и Аккада, царь четырех сторон света…» [Цилиндр Кира]. Не исключено, что Кира называли мидийцем потому, что в его пышную титулатуру не входил титул «царь Персии» и мир не сразу узнал новое название страны [Graf, 1984, р. 25–28].

Но не в меньшей степени имело значение и то, что династический переворот внутри Мидийского царства, частью которого была Персида, остался для современников внутренним делом Мидии. И в сознании народов стран, которые пережили ее падение, термин «мидиец» как синоним «персов» укрепился потому, что эти народы имели первоначальные контакты именно с мидийцами, народом, пришедшим «с гор» и сокрушившим врага всех народов Ассирию. И недаром персов продолжали называть мидийцами, то есть жителями Мидийского царства. Так, в Египте, например, персидские завоеватели в местной номенклатуре обычно обозначались как мидийцы, или, иносказательно, «те, кто пришли после мидийцев», «чужеземцы», «азиаты» [Graf, 1984, р. 22–24]. Если бы лидийцы не вошли в контакт с мидийцами в ходе войны в начале VI в. до н. э., вряд ли имя последних стало бы так широко использоваться в античной литературе в качестве синонима персов, когда последние под предводительством Кира начали завоевания малоазийских городов (поэзия Ибика и Ксенофана, VI в. до н. э., см. гл. 1.1.). Геродот часто вкладывает в уста своих персонажей слово «мидиец» как синоним «персов», персидский царь у него — это царь мидийцев [Геродот, I. 206; VI. 109, 112, 120; VII. 136, 228; VIII. 114; IX. 7, 44, 82]. Но ведь информаторами Геродота были сами персы, следовательно, они сами и позволяли так себя воспринимать. Эта взаимозаменяемость обоих этнонимов стала традиционной в греческой литературе вплоть до времени Павсания (II в.). В его «Описании Эллады» Ксеркс — царь мидийцев (III, 4.8), война с греками названа мидийской (II, 29.5; IV, 6.1) и сражались греки с мидийцами (многократно в кн. V–X).

Персы, противопоставляя себя и мидийцев остальному миру, видимо, считали себя одним и тем же (иранским) народом. В Бехистунской надписи Дарий неоднократно говорит: «и Персия, и Мидия, и другие страны» (I. 35–48, 61–71). Геродот и Ксенофонт говорят именно об отнятии власти у мидийцев, но не о разрушении страны [Геродот, VII. 8; Xen., Anab., III. 4: 8,11].

О сохранении страны свидетельствует, во-первых, существование мидийской армии (Дарий, как и Кир в 539 г., использует как персидскую, так и мидийскую армию, причем обеими армиями мог командовать мидиец, см.: Бехистунская надпись, II. 18–29, 78–91; III. 28–40), во-вторых, высокое положение мидийцев в государстве и возможность возврата власти мидийской династии в случае нового переворота или восстания. Камбиз, умирая, просил своих приближенных: «Не допускайте, чтобы власть снова перешла к мидийцам» [Геродот, III. 65]. Его опасения оправдались, и власть на значительной территории Ахеменидской державы осенью 522 г. до н. э. перешла к мидийцам. Сведения Геродота о государственном перевороте в конце правления Камбиза II не расходятся со словами Дария I в Бехистунской надписи об этом событии. Различаются лишь имена узурпаторов: Смердис у Геродота, тезка брата Камбиза, и маг Гаумата, присвоивший имя брата Камбиза — Бардии, у Дария ([Геродот, III. 61–79; Бехистунская надпись, I. 35–71]; подробнее см.: [Дандамаев, 1963, II, гл. 2]). Многие исследователи считали, что мидийцы восстановили свое господство, когда Лже-Бардия, будучи сам мидийцем, стал царем Ахеменидского царства. Опровержение этой «традиционной теории» было сделано М. А. Дандамаевым [Дандамаев, 1963, II, с. 141–158]. Во время переворота Лже-Бардии на его сторону перешли все страны, входившие в состав царства, в том числе и Мидия [Бехистунская надпись, I. 35–48]. Мидийцы, возглавляемые Фравартишем, восстановили свою власть только осенью 522 г., когда после убийства уже Лже-Бардии Дарием I вся страна была охвачена восстаниями против него [Бехистунская надпись, II. 13–17; Геродот, I. 130; Plat., Leg. III. 694]. По словам Дария, Фравартиш стал царем в Мидии.

Но власть победивших мидийцев не была ограничена собственно Мидией, на стороне Фравартиша были также Ассирия, Армения, Парфия и Гиркания [Дандамаев, 1963, с. 198] (о вожде восстания Хшатрите/Фравартише см. гл. IV.4). Другими словами, он восстановил власть мидийцев на значительной, если не на всей территории бывшего Мидийского царства. Это восстание, будучи наиболее опасным для Дария I, было жестоко им подавлено, и в июне 521 г. Фравартиш был казнен в бывшей столице Мидии — Хагматане/Экбатанах. После этих событий мидийцы стали терять свое привилегированное положение. В данном случае важен тот факт, что по прошествии 30 лет со времени падения Астиага мидийцы были в состоянии вернуть себе власть. Следовательно, в 550 г. до н. э. уничтожения Мидийского царства не было.

Синонимичность терминов «мидиец» и «перс» также служит одним из доказательств того, что крушения Мидийского царства в 550 г. не было. И дело не в том, что персы заимствовали индийскую культуру и, на первых порах, систему государственного управления [Дандамаев, 1985, с. 18–19], а именно в том, что не было крушения царства и персы продолжали пользоваться индийским наследием и развивать его. Другое дело, что победы Дария в 522–521 гг. до н. э. изменили политику Ахеменидов по отношению к Мидии — ее привилегированное положение пошатнулось; хотя остается неясным, было ли оно утрачено полностью. Во всяком случае, и сам Дарий продолжал считать ядром своей империи Персию и Мидию, и позднее, например, Ксеркс называл себя царем Персии, Мидии, Вавилона, царем стран и т. д.

Возвращаясь к военному перевороту в Мидийском царстве в конце 550-х гг. до н. э., необходимо подчеркнуть, что он был совершен индийской военно-родовой знатью, боявшейся потерять свою независимость в процессе централизации страны, и был поддержан армией, которая была недовольна прекращением завоевательных походов, обогащавших ее. Обе эти силы победили и продолжали господствовать в стране еще 200 лет. Ахеменидское государство также не справилось со своеволием «семи» — с представителями родовой персидской знати. Персидский царь Кир из рода Ахемена, в течение двух лет укрепивший свою власть в Мидийском царстве, продолжил в угоду знати расширение границ государства, которое, по существу, можно считать Мидийско-Персидским. К 519 г. все страны Древнего Востока, включая Египет, оказались под властью Ахеменидов. Но как только преемниками Кира Камбизом и Бардией была сделана попытка урезать привилегии знати, она сразу была пресечена [Дандамаев, 1963, с. 165–180; 1985, с. 77, 97]. Представители знати действовали по той же схеме, что и в случае с Астиагом и Киром. На престол был возведен новый царь — Дарий, который, хотя и происходил из рода Ахемена, но до воцарения был незначительным по своему положению человеком [Дандамаев, 1985, с. 81]. И Дарий, как и Кир, восстановил привилегии знати. Преемник Дария Ксеркс для укрепления государственной централизации провел религиозную реформу [Дандамаев, 1985, с. 175] и был убит. Родовая знать стремилась к олигархии, и все последующие цари становились марионетками в руках придворной знати.

Представляло ли Ахеменидское царство новый этап в развитии Мидийско-Персидской империи? И да и нет. Как и Мидийское царство, Персидское государство стало мировой державой, еще не освободившись от господства родоплеменных отношений. «И после административно-финансовых реформ Дария Персидская держава оставалась военно-административным объединением, которое могло существовать до тех пор, пока удавалось силой оружия удерживать различные народы в составе государства» [Дандамаев, Луконин, 1980, с. 109]. По существу, все результаты социально-экономических достижений Ахеменидов (в государственном управлении и правовой системе, в налогообложении и денежной системе, торговле и т. п.) пожирались этой «силой оружия». В отличие от мидийских царей, Ахемениды создали механизм для сдерживания процесса распада империи, но все уходило на содержание этой «машины сдерживания». И сил хватило лишь на сто с небольшим лет.

Подводя краткие итоги, необходимо подчеркнуть следующее: сложившееся к 670-м гг. противостояние народов Древнего Ирана и Ассирии привело к возвышению Мидии не позднее 660-х гг. и закончилось гибелью Ассирии в., 612–605 гг. до н. э. Эти десятилетия включили в себя борьбу Мидийского царства за господство в регионе, первое неудачное выступление ряда стран, включая Мидию, против Ассирии в конце 650-х гг., а также завоевания Мидийского царства (Урарту и Персиды), которые обеспечили ему необходимые ресурсы и возможность полностью сосредоточиться на борьбе с Ассирией. В результате победы над Ассирией и раздела ее владений в Мидийском царстве сложились предпосылки для образования империи: два главных признака империи (включение чужих территорий и главных торговых путей всего Древнего Востока в состав царства) были уже налицо. Переход власти к династии Ахеменидов не разрушил самого Мидийского царства.

О том, какую роль могли играть в. развитии этих событий евразийские кочевники, о которых стало известно из античных, библейских и клинописных источников, речь пойдет в следующей главе.