Друг детства Мегрэ

Глава 7

Несмотря на окончательно испортившуюся погоду и редкие просветы между ливнями, Мегрэ поступили как все: провели воскресенье за городом.

Покупая машину, они поклялись пользоваться ею только для того, чтобы добираться в отпуске до Мён-сюр-Луар, где у них был маленький домик. Два или три раза они так и сделали, но это было слишком далеко и им удавалось проводить там не более нескольких часов, да и те уходили у мадам Мегрэ на то, чтобы стереть в пустом доме пыль с мебели и на скорую руку приготовить поесть.

Выехали они около десяти утра.

— Поедем, минуя автострады, — решили они.

Но та же самая мысль пришла в голову тысячам других парижан, и потому прелестные проселочные дороги были столь же забиты, как и Елисейские поля.

Им хотелось остановиться перекусить в каком-нибудь симпатичном ресторанчике с заманчивым меню. Но все придорожные рестораны либо были заполнены и нужно было ждать, либо меню не внушало доверия.

Они не отчаивались. Это было как с телевизором. Когда они его приобрели, то обещали себе смотреть лишь самое интересное.

Недели через две они уже поменяли свои места за столом так, чтобы обоим за ужином было удобно смотреть.

В дороге они не спорили, как большинство пар. Но мадам Мегрэ за рулем не чувствовала себя от этого спокойнее. Она недавно получила права и водила неуверенно.

— Почему ты его не обгоняешь?

— Двойная полоса…

В это воскресенье, скрючившись на своем сиденье и свирепо глядя в пространство, Мегрэ курил трубку за трубкой и отмалчивался. Мысли его были на улице Нотр-Дам-де-Лоретт: он восстанавливал всевозможные варианты сцены убийства.

Персонажи превратились в шахматные фигурки, которые он расставлял то так, то сяк, пробуя различные комбинации. Каждая из них какое-то время казалась ему правдоподобной, и он отрабатывал детали, воображал диалоги.

Когда же все вроде бы выстраивалось, ему приходило на ум какое-нибудь новое соображение, и все рушилось.

Тогда он принимался за новую комбинацию с другими фигурками. Или использовал те же, по-новому их расставляя.

В конце концов им пришлось довольствоваться рестораном с кухней, напоминающей вокзальный буфет. Разница состояла лишь в цене.

Добравшись до места, они пошли прогуляться по лесу, но дорогу размыло, вновь зарядил дождь.

Домой они вернулись рано и закусили холодным мясом и салатом по-русски; после ужина Мегрэ закружил по квартире, и решено было отправиться в кино.

В понедельник в девять утра он уже был на службе.

Дождь кончился, сквозь тучи еще неуверенно проглядывало солнце.

У себя на столе он нашел донесения инспекторов, наблюдавших за Флорантеном.

Субботний вечер тот провел в пивной на бульваре Клиши. Судя по тому, что никто с ним не поздоровался, он не был здесь постоянным клиентом.

Заказав кружку пива, он пристроился неподалеку от стола, за которым четверо завсегдатаев, обращавшихся друг к другу на «ты», играли в белот. Подперев подбородок рукой, он рассеянно наблюдал за игрой.

Около десяти один из игроков — щуплый, ни на секунду не умолкавший малый — заявил:

— Пора трогаться, ребята. Если приду поздно, моя половина запилит меня, а мне завтра на рыбалку.

Товарищи его поупрашивали, но, делать нечего, стали оглядываться вокруг. Один из них, говоривший с южным акцентом, обратился к Флорантену:

— Сыграем?

— Охотно.

Заняв место выбывшего, он просидел за игрой до полуночи; Дьедонне, на долю которого выпало вести за ним наблюдение, устроился в углу и весь вечер умирал со скуки.

Боже милостивый! Флорантен даже поставил всем угощение из тех ста франков, которые достались ему от Мегрэ.

Затем он вернулся к себе и, заговорщически подмигнув своему невольному спутнику, лег спать.

Встал он поздно. Было уже за десять, когда он отправился в кафе выпить кофе с рогаликами. По пятам за ним теперь ходил Лагрюм; для Флорантена он был новеньким, и поэтому тот с любопытством разглядывал его.

Лагрюм был самым мрачным из инспекторов — десять месяцев в году его мучил гайморит. К тому же у него было плоскостопие, отчего он ступал как-то по-особенному.

После завтрака Флорантен направился к городскому тотализатору и заполнил карточку игрока на бегах, затем спустился по бульвару Батиньоль. Ему пришлось пройти мимо отеля «Босежур» — откуда ему было знать, что здесь проживает его рыжий соперник.

Пообедал он в ресторане на площади Терн и, как и накануне, закончил день в кино.

Что он будет делать со своим тощим громоздким телом, со своим гуттаперчевым лицом, когда иссякнет сумма, выданная ему комиссаром?

Он ни с кем не встречался. Никто не искал встреч с ним. Поужинал он в кафе самообслуживания.

Наблюдение за привратницей не дало никаких результатов. Она выходила только затем, чтобы выставить мусорный бак и подмести лестницу.

Одни жильцы были в церкви, у воскресной мессы. Другие на весь день уехали за город. Улица была оживлена меньше обычного, и оба инспектора, поочередно дежурившие на ней, едва дождались конца дежурства.

Мегрэ с утра прочел все поступившие донесения: врача, оружейника, экспертов и отдела идентификации.

Предупредительно постучав в дверь, в кабинет вошел отдохнувший, веселый, полный энергии Жанвье.

— Как вы, шеф?

— Плохо.

— Воскресенье было неудачное?

— Да.

Жанвье не мог удержаться от улыбки: он знал, что подобное настроение шефа — хороший знак. Во время расследования Мегрэ как губка впитывал все, что касалось событий дела и участников их, бессознательно запоминал малейшие подробности.

Чем больше он ворчал, тем больше становился груз всего того, что он накопил таким образом.

— А ты как провел воскресенье?

— Гостил с женой и детишками у свояченицы. На площади были устроены праздник, ярмарка, уж и не знаю, сколько дети потратили, стреляя по глиняным трубкам.

Мегрэ встал и заходил по кабинету. Прозвенел звонок, возвещающий о начале оперативного заседания, но он лишь буркнул:

— Обойдутся без меня.

У него не было ни малейшего желания отвечать на вопросы начальства и еще меньше хотелось во всеуслышание заявлять о своих дальнейших шагах. Он и сам толком не знал, что предпримет. Он продолжал действовать на ощупь.

— Если бы только это чудовище заговорило!

Мысли его по-прежнему витали вокруг бесстрастной и несгибаемой привратницы.

— Начинаю сожалеть, что ее нельзя подвергнуть пытке, и прикидываю, сколько пришлось бы влить в нее воды…

Всерьез он, конечно, так не думал, просто это был способ излить свое скверное настроение.

— Что ты думаешь по этому поводу?

Жанвье не нравилось, когда шеф задавал ему подобные вопросы, и он старался избежать конкретных ответов.

— Мне кажется…

— Что тебе кажется? Думаешь, я пальцем в небо попал?

— Напротив. Только мне кажется, что Флорантену известно куда больше, чем ей. А он не такой твердый орешек. И ему уже не на что надеяться, остается лишь мыкать горе и побираться на Монмартре.

Мегрэ с важным видом взглянул на него.

— Приведи его, — попросил он и тут же окликнул выходившего Жанвье: — Зайди еще на Нотр-Дам-де-Лоретт, прихвати и привратницу. Пусть упирается сколько душе угодно: если надо, примени силу.

Жанвье улыбнулся, с трудом представляя себе неравный бой с этой махиной, в два раза тяжелее его.

Мегрэ позвонил в министерство общественных работ.

— Будьте добры, соедините меня с господином Паре.

— Соединяю вас с его отделом.

— Алло! Господин Паре?

— Господин Паре отсутствует. Только что звонила его жена и сообщила, что он болен.

Мегрэ набрал домашний номер Паре.

— Госпожа Паре?

— Кто говорит?

— Комиссар Мегрэ. Как себя чувствует ваш муж?

— Плохо. Доктор боится, что это нервный срыв.

— По-видимому, я не смогу переговорить с ним?

— Ему рекомендован полный покой.

— Он что, терзается? Просит принести газеты?

— Нет. Молчит. Едва отвечает, когда я к нему обращаюсь.

— Благодарю вас.

А теперь звонок в отель «Скриб».

— Это вы, Жан? Говорит Мегрэ. Вернулся ли из Бордо господин Виктор Ламотт? Уже на работе… Спасибо.

Звонок в контору на улице Обера.

— Попросите к телефону господина Ламотта… Комиссар Мегрэ.

Послышались щелчки, словно на пути к большой шишке нужно было преодолеть целую иерархическую лестницу.

Наконец послышалось сухое «да».

— Говорит Мегрэ.

— Мне сказали.

— Вы намерены провести первую половину дня у себя в кабинете?

— Не знаю.

— Прошу вас не отлучаться и ждать моего звонка.

— Предупреждаю: на новую встречу я явлюсь с адвокатом.

— Это ваше право.

Мегрэ повесил трубку и позвонил на бульвар Вольтера; Фернана Курселя на службе еще не было.

— Раньше одиннадцати он не появляется, а в понедельник, бывает, приходит лишь во второй половине дня.

Хотите поговорить с его заместителем?

— Нет, спасибо.

У Мегрэ было время воскресить в памяти все те гипотезы, которые он выстроил вчера во время поездки за город, что он и сделал, заложив руки за спину и расхаживая по кабинету.

В конце концов он остановился на одной, но в нескольких вариантах. Раза три взглянул на часы.

Почти стыдясь самого себя, он открыл шкаф, где хранил бутылку коньяку. Он держал его не для себя, а для тех, кому во время признания становилось дурно.

Мегрэ сознания не терял. И не ему предстояло сделать признание. Тем не менее он отпил прямо из горлышка.

Отпил и остался недоволен этим. Еще раз, теряя терпение, посмотрел на часы. Наконец в коридоре послышались шаги нескольких людей и разъяренный голос, который он сразу узнал, — голос госпожи Блан.

Он пошел навстречу, открыл дверь.

— Я начинаю привыкать к этому кабинету, — попробовал пошутить Флорантен, явно обеспокоенный.

Что до госпожи Блан, то она отчеканила:

— Я свободная гражданка и требую…

— Подержи ее где-нибудь, Жанвье. Побудь с ней и постарайся увернуться, когда она станет выцарапывать тебе глаза, — приказал Мегрэ и, повернувшись к Флорантену, предложил тому сесть.

— Предпочитаю стоять.

— А я предпочитаю видеть тебя сидящим.

— Ну если ты настаиваешь…

Он гримасничал, как когда-то во время перебранки с учителями, когда старался рассмешить весь класс.

Мегрэ вышел за Лапуэнтом: тот присутствовал почти на всех допросах и больше других был в курсе дела.

Комиссар не спеша набил трубку, раскурил ее и большим пальцем осторожно умял табак.

— Ну что, Флорантен, тебе по-прежнему нечего мне сказать?

— Я все сказал.

— Нет.

— Клянусь, это правда.

— А я тебе говорю: ты врал мне всю дорогу.

— Ты считаешь меня лжецом?

— Ты всегда им был. Еще в лицее.

— Только чтобы смешить…

— Вот-вот. А здесь мы не шутим.

Он глянул своему старому приятелю прямо в глаза. Он был серьезен. Лицо его одновременно выражало презрение и жалость. Может быть, жалости было больше.

— Как ты думаешь, что будет дальше?

Флорантен пожал плечами:

— Откуда мне знать?

— Тебе пятьдесят три.

— Пятьдесят четыре. Я старше тебя на год, поскольку в шестом остался на второй год.

— Ты ведь уже не первой свежести, и тебе будет нелегко найти вторую Жозе.

Флорантен опустил голову:

— Я и искать не стану.

— Твоя торговля подержанной мебелью — так, для отвода глаз. У тебя ни профессии, ни надежного занятия. Да и лоска у тебя поубавилось, чтобы надувать простофиль.

Это были жестокие слова, но их следовало произнести.

— Жалкий ты человек, Флорантен.

— Все у меня прошло сквозь пальцы. Знаю, что я неудачник, но…

— Но продолжаешь надеяться? На что?

— Не знаю.

— Ну хорошо. С этим вопросом мы покончили, а теперь я хочу снять у тебя тяжесть с сердца.

Мегрэ выждал, вновь взглянул Флорантену в глаза и произнес:

— Я знаю, что ты не убивал Жозе…