Глава 10 Хранитель

Июль 1973 года

Быстро сориентировавшись, что именно снимать в Лахоре, остаток дня Макс просто вбирал в себя этот экзотичный город, где осликов и рикш на дорогах было, пожалуй, больше, чем машин с автобусами.

Тем не менее он стремился как можно быстрее вернуться в Дели, отследить, принят ли сценарий и нет ли проблем на въезде для группы и оборудования. Так что в Индию Макс вылетел первым возможным рейсом, расположился у себя в гостинице и стал ждать информацию.

На следующий день он, к несказанной радости, получил от Акбара известие, что комиссия сценарием удовлетворена. На период съемок к группе будет приставлен официальный наблюдатель, чтобы не нарушались местные законы. Также он узнал, что запрещено снимать мосты, вокзалы и нищету. В противном случае весь материал будет конфискован, а съемочная группа — выслана из страны.

Для съемок в одном из предполагаемых мест — Национальном музее Индии в Нью-Дели — требовалось разрешение непосредственно директора этого учреждения. Раджаб Акбар требовал представить эту официальную бумагу завтра же.

— Насколько мне известно, снимать в своем музее он не позволял еще никому, — многозначительно сказал чиновник. — Так что есть у меня сомнения, что вам удастся получить это согласие.

Некая вкрадчивость в его голосе намекала на то, что подход к музейному директору найти все же можно, разумеется, при правильных обстоятельствах.

Уже с первых шагов на киносъемочной стезе Макс уяснил, что деньги воистину способны говорить и открывать двери. Тем не менее он не любил злоупотреблять этим способом и предпочитал добиваться своего без подмазки. До сих пор за счет находчивости и обаяния Максу уже не раз доводилось выигрывать даже в подчас непростых ситуациях.

В общем, была не была.

Собрав волю в кулак, он устремился в музей. Объяснение с охранниками на входе увенчалось тем, что Макса мимо уличных попрошаек и зазывал провели в служебный вход, как и надлежало представителям официальных делегаций.

Огромное пространство музея являло взору двадцать с лишним веков цивилизации великого субконтинента, имя которому Индия. Каждому периоду времени отводилась определенная экспозиционная площадь. Ее смотрителю присваивалось почетное звание хранителя. Забавно! Один-единственный человек надзирал за целым столетием истории и цивилизации. Куда бы ты ни шел, везде тебе сопутствовало неисчислимое наследие веков.

Сев наконец просителем в приемной, Макс не без напряжения прикидывал, как ему построить разговор с директором о разрешении съемок.

— Вас просят, — сказала ему улыбчивая секретарша в сари.

Через минуту он уже сидел перед высоким, внушительного вида мужчиной под шестьдесят, седобородым и в роговых очках. В. С. Найпул был здесь директором уж больше двадцати лет. Из разговора с ним явствовало, что он до сих пор не утратил природного любопытства, благодаря которому получил энциклопедические знания и важный пост. Глаза его источали задумчивую мудрость.

— Наша политика не допускает в музее никаких съемок, — непринужденно сказал он. — Многие экспонаты здесь требуют крайне бережного обращения. Их нельзя без необходимости перемещать. Иначе можно повредить так, что потом не восстановишь. Напротив, древности надо беречь как зеницу ока для науки и народа. Так зачем, спрашивается, их снимать, в том числе и вам?

Макс, тщательно взвешивая слова, заговорил.

— Возможно, вам и не следует позволять нам снимать, — сказал он откровенно. — Пройдясь сегодня перед нашей встречей по залам, я обратил внимание, насколько уникальны, поистине бесценны некоторые экспонаты. В Йельском университете я изучал литературу и антропологию, исследовательской работой занимался в отделе редких книг, в библиотеке кампуса. Там фотосъемка тоже запрещена. Но иногда, в крайне редких случаях, исключения там все же допускаются. Я полагаю, что наш фильм, название которого «В поисках древних тайн», для вашего музея как раз такой случай.

— А почему, собственно? — не уступал В. С. Найпул. — Что в вашем фильме такого особенного?

— Частично то, что его целью, помимо прочего, является показ передовых технологий древних цивилизаций, — без утайки сказал Макс. — Наши исследования показывают, что здесь, у вас в музее, хранятся древние тексты на санскрите, где описывается существование в древней Индии летательных аппаратов. Нам хотелось бы заснять эти тексты и взять интервью у специалистов, которые могли бы подтвердить, что данные аппараты действительно существовали.

Губы Найпула тронула улыбка.

— Я сам специалист по санскриту и читал эти тексты. О летательных аппаратах в Индии знали более тысячи лет назад. Здесь, в музее, самая ранняя ссылка на них обнаружена в тексте пятнадцатого века, но лично мне известно и о других древних рукописях, где во множестве приводятся чертежи и описание рабочих свойств этих машин.

Он рассказал Максу, как в годы учебы в Оксфорде сокурсники нередко над ним подсмеивались за то, что он упорно твердил: летательные аппараты впервые были созданы не в американском Китти Хоук, а в Индии. В тех музейных текстах, по его словам, были и чертежи. Однако на то, чтобы тексты предстали перед посторонними глазами, необходимо вначале получить разрешение от хранителя материалов пятнадцатого века. Если тот не будет против, то директор сделает исключение и разрешит съемки фильма.

Макс разволновался. Цель ощутимо близка! Однако ему приходилось делать поправку на цейтнот. Письмо с разрешением необходимо предоставить завтра и никак не позднее.

Вызванный хранитель был представлен гостю как Б. Н.

Этот до поры поседевший человек лет тридцати говорил очень тихо и обращения был самого тонкого. Он учился в Бостонском университете, особый упор делая на математику и антропологию. Но страсть к археологии в конце концов все же возобладала.

По совпадению, он обучался у профессоров, которые преподавали и в Йельском университете. Получается, с Максом они проходили считай что одну и ту же школу жизни. Это их обоих тут же сблизило.

Для посещения музей был уже закрыт, и Б. Н. мог без спешки, обстоятельно ознакомить гостя с залом, где экспонировались материалы пятнадцатого века. Манускрипт оказался во вполне сносном состоянии, и перед Максом предстали свитки с чертежами древних летательных аппаратов.

Б. Н. заверил Макса, что разрешение на съемки директор даст. Завтра, мол, можно будет его забрать. Затем он пригласил гостя к себе домой на ужин.

— Думаю, моя семья будет рада знакомству с тобой, — тепло сказал он. — Но нам надо поторапливаться на поезд.


Впечатление было такое, будто на вокзал съехался весь город. Сноровисто лавируя в толпе, Б. Н. вышел к нужному поезду и протиснулся в полукупе с восемью забронированными местами. Там уже устроились шестеро браминов, которых Б. Н. поприветствовал как старых знакомых по бессчетному числу совместных поездок.

Менее удачливые пассажиры сидели на полу в проходах. Были и такие, кто разместился на крышах вагонов, цепляясь за все подряд при судорожных толчках и кренах на ходу состава, что происходило часто и регулярно.

Макс и Б. Н. сошли минут через сорок в небольшом городке, улочки которого отродясь не знавали мостовой. Всюду сновала ребятня. Дети катались на великах, играли. Все они дружно озирались на светлокожего незнакомца. Кое-кто даже пытался потереть ему руку. Может, сверху она присыпана чем-то белым, а внизу нормальная, как у всех, смуглая кожа?

Б. Н. то и дело перекидывался с ребятней шутками.

— Мы с тобой отъехали от Нью-Дели всего на двадцать миль, — пояснил он Максу. — Но ты первый белый, которого они видят. Ребята думают, что таким бледным быть просто нельзя. Ты прикидываешься или болен. Школы здесь на примитивном уровне. Кроме нашей семьи и еще кое-кого из брахманов, дети и взрослые живут здесь крайне изолированно, об остальном мире почти ничего не знают. А уж об Америке они и слыхом не слыхивали.

Минут через пятнадцать, пройдя обсаженным пыльной сиренью проулком, они вышли к воротам широко раскинувшегося одноэтажного строения с большой верандой и просторным внутренним двором. Веранда обступала дом с трех сторон. Здесь в беспорядке стояли стулья и столы, висели гамаки. В настоящее время родовое гнездо населяло где-то два десятка человек, не считая примерно такого же количества женщин, которые в данный момент занимались готовкой на кухне или отдыхали в просторных гостиных внутри жилища.

Б. Н. представил своего гостя семье — жене, дочурке, отцу и сонму прочих родственников. Все были одеты примерно одинаково, в традиционно белые индийские наряды, и улыбались с таким же одинаковым умиротворением. На Макса посыпались вопросы на вполне уверенном английском. Несмотря на неброский образ жизни, эти доброжелательные люди были далеко не простаки. Все они владели вполне достойными профессиями, от архитекторов до преподавателей и инженеров с высшим образованием, многие обучались или работали за рубежом.

Конец вечера застал Макса на веранде за чаем, который подавали женщины, и за разговором с дядей Б. Н. Его звали Гупта. Этот сухощавый, подвижный человек лет пятидесяти долгое время жил в Англии и изучал философию в Оксфорде. Истинный интеллектуал, он закончил еще и архитектурное отделение в Кембридже, а также курс экономики в лондонской бизнес-школе.

Сравнительно молодым, в тридцать пять лет, он уже был проректором Делийского университета. Б. Н., как и пятеро его братьев, очень уважал этого человека и неукоснительно прислушивался к советам в вопросах карьеры, политики или финансов. Это был первый за долгое время человек, с которым Макс со вкусом порассуждал о тонкостях Спинозы, своего любимого Уайтхеда и прочих авторитетов, изучать которых ему упорно не давали в университете.

Он рассказал дяде Гупте и об интервью, данном накануне «Индостан таймс», крупнейшей в Индии англоязычной газете.

К разговору он не готовился, однако менеджер отеля прознал о кинопроекте, счел это достойным внимания событием и кликнул репортера. Макс пытался объяснить, что в этом деле он вовсе не главный, но менеджер и слышать не хотел.

— Какой вы, право, непроницательный, — выговаривал он Максу. — По вашей ауре видно, что вы руководите всей этой затеей. Без вас бы этому фильму и не состояться. Нет, вы выслушайте! — несмотря на протесты, упорствовал он. — Мне доводится общаться с самыми влиятельными людьми на свете. Так вот смею вас заверить, что вы — человек поистине особый. Я по вашей ауре могу определить, что вас нисколько не гнетет карма, а в мир вы явились с тем, чтобы во имя всех живущих осуществить некое предназначение.

Гупту рассказ позабавил, местами он даже смеялся, но следующие его слова Макса откровенно огорошили.

— Не знаю, зачем ему понадобилось тебе все это высказывать, — сказал он. — Но, по сути, тот человек прав. Я тоже способен читать твою ауру и могу сказать: у тебя действительно от рождения нет кармы и человек ты судьбоносный. Однако забываться не стоит. Даже будучи свободным от кармы, ты отвечаешь за свои действия, находясь в этом мире, так что какой-то кармический узор ты за свои годы уже соткал. Я не считаю себя специалистом в таких вопросах и толковать их не берусь. Моя жизнь и без того вполне насыщена и увлекательна. Да и тебе не стоит вдаваться во все это философствование. Занимайся своей работой, и жизнь у тебя будет долгой и плодотворной.

Макс от этих слов настолько расположился к Гупте, что поделился с ним тем своим ощущением, которое испытал при встрече с Марией. В продолжение разговора о природе пространства и времени он пробовал соотнести их рассуждения с тем, что тогда пережил.

— Существует ли по-прежнему тот момент, который я испытал? И правда ли, что нам с Марией суждено пройти наш жизненный срок рука об руку? Если на то пошло, разделяем ли мы фактически этот срок сейчас, когда я тут с вами разговариваю?

— Отвечу коротко: да, — произнес Гупта. — Такие моменты и вправду существуют вне времени. Но если ты в данный момент не с ней и обстоятельства не позволяют тебе быть с ней в будущем, то не стоит себя изводить. Возможно, данное ощущение было своего рода déjà vu того, что когда-то уже проступило. Это не указание на твою будущность, и за ним не нужно намеренно гнаться.

Такая практичность в подходе слегка ошеломляла, но мудрость этого человека настолько впечатлила Макса, что он захотел удостовериться в том, как Гупта относится к другим якобы мистическим совпадениям.

А может, рискнуть и выложить на суд мудреца то свое предсмертное ощущение с откровением насчет двенадцати имен? Вместо этого Макс поинтересовался, как его собеседник относится к тому, что в США все большую популярность набирают всякие там йоги, медитации и гуру.

— Истинный йог способен путешествовать где угодно во Вселенной, — сообщил Гупта. — Я сам знаком с такими удивительными людьми. Однако способности свои они не афишируют и не пытаются на этом наживаться как на фокусах.

В устах столь здравомыслящего ученого мужа, скептически воспринимающего все, от чего попахивает шарлатанством, подобное звучало малость диковато.

— Вы имеете в виду, что истинный йог может странствовать в своей внутренней вселенной, у себя в уме? — уточнил он.

— Нет, — поправил его Гупта. — Он способен совершать это в самом что ни на есть физическом смысле.

В эту минуту к ним подошел Б. Н.

— Поезда уже не ходят, — указал он на циферблат часов. — Так что обратно тебе придется ехать на автобусе. На станцию надо выходить сию же минуту, иначе опоздаешь на последний рейс, — предупредил он. — У ворот уже ждет рикша.

Макс засобирался.

— На съемках, надеюсь, свидимся, — протягивая визитку, сказал Б. Н. — Да и вообще предлагаю поддерживать связь.


Вскоре Макс оказался в автобусе, идущем в Старый Дели. Публика здесь была, честно признаться, не столь деликатная, что на поезде, и даже несколько зловещая. А уж на выходе из автобуса и подавно: карманники, обычное ворье, хулиганье, шлюхи, нищие, больные и бездомные — в основном именно такой контингент.

Опустив глаза и стараясь не вдыхать окутавшее автовокзал зловоние и общую атмосферу опасности, Макс поспешил поскорее пробраться к стоянке велорикш.

Добравшись наконец до отеля, он поднялся к себе в номер и на подходе вздрогнул от неожиданности, чуть не наступив на чистильщика обуви, спящего в нише возле двери. Макс знал, что здесь существует традиция, дошедшая еще от англичан колониальных времен. Постояльцы оставляют снаружи у двери свою обувь, чтобы к утру она была надраена. Сам Макс никогда не задумывался, где и каким образом будут чиститься его ботинки.

Он извинился перед чистильщиком за то, что нарушил его сон. Тот в ответ лишь спросил насчет обуви и получил ее. Войдя в номер, Макс отключился, едва коснувшись головой подушки. Тем не менее среди ночи он почему-то проснулся и обнаружил, что его тело свободно плавает над кроватью. Мысль о том, что это сон, не подтвердилась, когда он рукой нащупал под собой матрас.

Он парил в воздухе без всякой опоры, за счет странной левитации.

Тут его кто-то неожиданно взял за руку. В общих чертах это был человек, только более легкий и какой-то текучий. Вскоре проглянули черты лица. Пришелец был вполне различим, но как бы полупрозрачен.

— Не бойся, — послышался его голос. — Я йог. Меня послал Гупта. Ему понравилась ваша нынешняя беседа, и он хочет, чтобы я показал тебе то, о чем он говорил. Если хочешь, мы можем отправиться в любое место во Вселенной. Куда бы ты хотел попасть?

— На Луну, — ничего другого не придумав, брякнул Макс.

В какое-то мгновение, разом лишившись гравитации, его облегченное тело вознеслось на Луну — да-да, тело именно в физическом смысле, только несказанно легкое. Макс сохранял все свои очертания, способность мыслить, говорить и наблюдать, но в измерении, совершенно лишенном веса.

Пыльный и какой-то жидкий простор Луны был серым, безжизненным и почти прозрачным. Ощущение собственной невесомости наталкивало путешественника на мысль, что так недолго и провалиться куда-нибудь в самые недра спутника Земли.

Спустя какое-то время йог снова подал голос:

— Куда еще?

Все еще толком не опомнившись, Макс тем не менее отозвался:

— Давай на планету с кольцами.

В мгновение ока Макс очутился в месте с таким ярким оранжевым колоритом, какого он раньше и представить не мог. На Земле видеть подобное ему не доводилось. Оттенок оказался столь насыщенным, а ощущение — до того реальным, что усомниться в подлинности происходящего было невозможно. Именно явь, а не сон!..

Эту потрясающую оранжевость он созерцал, казалось, несколько часов кряду, когда в голове вновь ожил голос йога:

— Куда еще?

— Ой. На один вечер, пожалуй, предостаточно, — ответил Макс. — Можно обратно. День впереди жесткий.

С такой же молниеносностью, с какой его закинуло на Луну и оранжевую планету, он возвратился в номер ветшающего, некогда фешенебельного «Ашока палас».

Физическое тело Макса по-прежнему плавало в воздухе, в десяти сантиметрах над матрасом, хотя и стало вновь осязаемым, плотным, а йог все так же держал его за руку.

Макс почувствовал, как йог улыбнулся, прежде чем исчезнуть. Тело плавно опустилось на кровать. На часах значилось четыре сорок четыре утра.

Макс для верности себя ущипнул — не сон ли все это? — и постепенно ушел в дремоту.

Вновь проснувшись минут через сорок, он чутко оглядел помещение. Не случилось ли чего? Нет, гостиница никуда не делась. Макс вылез из постели, выглянул из окна на зелень газона, блаженно вдохнул запах утра, посмотрел на цветы и фрукты в вазе и с улыбкой припомнил свое ночное путешествие.

Он взыскательно оглядел себя в зеркало. Тот ли это Макс, что и прежде? На миг ему подумалось, что что-то случилось со зрением. Лишь по тихому сиянию своего же лица он впервые осознал, что различает внутри собственного тела еще и тонкую сущность, нечто такое, чего прежде с ним не бывало.


Тем же днем в Национальном музее Макса не мешкая проводили в приемную директора, где секретарша с улыбкой вручила ему конверт.

— Знаете, — сказала она с плохо скрытым волнением, — секретарем я здесь работаю вот уже пятнадцать лет. Это вообще впервые, чтобы он поручил мне напечатать письмо с разрешением на съемки. Видно, проект у вас действительно важный. Примите мои поздравления.

Письмо Макс не мешкая доставил в офис Раджаба Акбара. Атташе по культуре принял конверт с нескрываемым изумлением.

— Я, признаться, удивлен, — с плохо скрытой ноткой разочарованности произнес он. — Но директор дает вам и вашей группе разрешение на съемки в музее, а значит, быть по сему. Наблюдатель к вам приписан. Он встретится с вами и вашим персоналом в гостинице в понедельник в девять утра.

Макс вышел из офиса, пробился сквозь строй красноштанных приматов и занялся выверкой перечня объектов — от древней обсерватории в Дели до пещер Аджанта близ Бомбея.

Это была лишь малая часть неразгаданных тайн, составляющих сущность Индии.


Завтра в четыре утра Максу предстояла поездка в аэропорт, чтобы заняться растаможкой и доставкой бригады в отель сквозь сумбур уличного движения. Так что надо было пораньше поужинать и на боковую.

Просматривая содержимое карманов, Макс впервые прочел визитку Б. Н.:


Хранитель материалов пятнадцатого века

Национальный музей Дели

Брама Непал Махар.


Ясность откровения в третий раз резанула его пугающей четкостью.

Б. H. — если полностью, то Брама Непал Махар — было третьим из двенадцати имен.

Непостижимым образом хранитель материалов пятнадцатого века был причастен к мистическому замыслу, выходящему далеко за рамки простого разрешения на съемки в Национальном музее.

Загрузка...