Двенадцать

Глава 20 Финансовый крах

2000–2004 годы

В двухтысячном году Макс состоял в руководстве нескольких интернет-компаний так называемой первой волны.

Однако не прошло и года, как он почувствовал, что пузырь или уже лопнул, или сделает это вот-вот.

В две тысячи первом Макс избавился от активов ряда фирм и увидел, как на его глазах тридцать миллионов долларов, вложенных в ценные бумаги, ужались до тридцати тысяч.

Такая сумма не покрывала даже месячных расходов на содержание Саммит Фармз. Новость о том, что не будет ни ресторана, ни виноградника, ни конного выезда, а то и вовсе придется продать усадьбу и переехать обратно в Калифорнию, Грэйс однозначно не обрадовала.

— Этому не бывать. Ни-ког-да, — ледяным тоном заявила она. — Тем более что в Калифорнии, по прогнозам, скоро будет землетрясение, а это небезопасно. В общем, я не переезжаю, а Саммит Фармз не продается. Тем более что собственность оформлена на меня, а лично я продавать ничего не собираюсь, — добавила жена.

Макс пытался ее урезонить.

— Ты же знаешь, мы это сделали единственно с целью защитить тебя, если что-нибудь вдруг случится со мной, — напомнил он, борясь с нарастающей паникой. — А сейчас нам необходимо выставить недвижимость на продажу, причем чем скорее, тем лучше, — сказал муж чуть ли не с мольбой. — Мне очень нужна твоя помощь.

— Исключено, — отрезала Грэйс. — Ой, я опаздываю на верховую езду. В общем, придумай что-нибудь. Не мне же этим заниматься.

С этими словами она вышла из дверей.

Макс проконсультировался у своего юриста. Тот лишь подтвердил, что продать дом он не имеет права, если тот оформлен на жену. Единственное, что можно попробовать сделать, это прекратить выплаты по ипотеке.

— Но ведь при этом можно погубить кредитный рейтинг, да еще и с лишением права выкупа?

— Возможно. Но так Грэйс может все-таки пойти на продажу или хотя бы на какой-то компромисс.

Макс так и поступил, а сам переехал обратно в городской дом, который держал под себя в пригороде Сан-Диего. Прошло несколько месяцев, прежде чем Грэйс поняла, что выплаты по ипотеке прекратились. Реакция была мгновенной и бесповоротной: развод плюс алименты, семьдесят пять тысяч ежемесячно.

Последовал изнурительный бракоразводный процесс, на одних только адвокатов ушли сотни тысяч долларов. Усадьбу Грэйс все же продала, позаботившись, чтобы вся вырученная сумма досталась ей. Макс, можно сказать, оказался обобран до нитки. Он хотел было найти способ извлекать доход через свой «МАКСимум продакшнс», но запоздало выяснилось, что Грэйс подсуетилась и здесь.

Кстати, фирма и без того дышала на ладан. После атак одиннадцатого сентября спрос на обучающие фильмы резко снизился. Финансовый упадок родного детища не давал Максу покоя. От этого у него разболелась спина.

Макс по работе был знаком с Джеффом Карно, основателем «Релаксэйшн компани», небольшого издательства, специализирующегося на экзотической музыке и аудиокнигах. Вместе они бывали на собраниях лос-анджелесской Выставочной ассоциации фильмов и книг. На очередной такой встрече от Джеффа не укрылось, что Макс болезненно морщится и прихрамывает.

— Я тебе, быть может, не говорил, что был хиропрактиком до того, как основать свой «Релаксэйшн». У тебя, похоже, спина не в порядке. Если не возражаешь, я тебе посоветую одного мануальщика. Это мой бывший одноклассник, работает как раз неподалеку от тебя. Подтянет в одночасье. — Джефф подмигнул. — Я скину его координаты по электронной почте.

По приходе в офис Макса и вправду уже ждало письмо с именем и адресом. Он открыл ссылку и с удивлением обнаружил, что товарищ Джеффа работал буквально в паре кварталов от него. Хотя в глаза ему бросилось скорее не это, а имя мануальщика.

Доктор Алан Тейлор.

Голова Макса была так забита разводом и борьбой с жизненными коллизиями, что до всего прочего ему просто не оставалось дела. Зато судьба его не забывала. Алан Тейлор тоже был одним из Двенадцати.

Макс назначил встречу, но не хотел до времени разглашать доктору историю насчет двенадцати имен. Надо было вначале понаблюдать за ним.

Через неделю он зашел в опаловый офис и лично познакомился с двухметровым балагуром с каштановой шевелюрой и непринужденной, сочувственной улыбкой. Возможно, именно в силу своей профессии Тейлор был на редкость невозмутимым человеком, а еще и остроумным скептиком аналитического склада в отношении большинства идей и людей.

Практикуя в Южной Калифорнии, он тем не менее скептически относился к здешней тяге ко всему авангардному.

«Подурачатся и успокоятся», — с восхитительной меткостью говорил доктор о быстро сменяющихся прихотях любителей всевозможных новшеств.

Заполняя формуляры, он немного рассказал пациенту о своей работе. Через несколько минут Макс уже лежал на столе, а Тейлор усердствовал над его конечностями.

— Ничего страшного, — знающе говорил он. — Немного к нам походите, и вправим вам все. Про боль в спине забудете.

Макс даже не предполагал, насколько прав этот доктор, владеющий уникальной техникой. Прошло всего несколько минут, и Максу действительно стало значительно легче.

Через неделю-другую лечения Макс все же решился заговорить с ним о Двенадцати.

— Доктор Тейлор, вы верите в так называемые предсмертные состояния? — спросил он как-то после сеанса.

— Зовите меня просто Аланом, как все, — откликнулся тот. — Если откровенно, то, пожалуй, нет. Мне доводилось слышать о чем-то подобном от пациентов, но я уверен, что всему этому есть логическое объяснение. В конце концов, вы или мертвы, или не мертвы. Нечто среднее вряд ли бывает. А что?

Макс решил идти до конца.

— У меня однажды, еще в пятнадцатилетием возрасте, было как раз такое состояние. В это самое время мне как будто было названо ваше имя, одно из двенадцати.

Алан ответил вполне категорично:

— Мне такое кажется маловероятным. Вместе с тем в вас я вижу вполне практичного и адекватного человека, а потому прошу, продолжайте.

Макс принялся подробно описывать, что именно он видел и ощущал. Так тайна Двенадцати стала непременной темой их разговоров, хотя оба они не могли нащупать какой-либо конкретной привязки или связи с другими именами — ни сейчас, ни в прошлом. Увлеченность Макса поиском Двенадцати незаметно передалась и Алану, причем настолько, что он сам выразил желание посодействовать в розыске остальных пятерых, если только он ведется с серьезными намерениями.

— Вот и спасибо, — сказал на это Макс. — Ловлю на слове. Посмотрим, как все будет складываться.

На том, собственно, разговор о Двенадцати у них исчерпался, сменившись, по крайней мере пока, святыми мужскими темами женщин, серфинга и гольфа. Да еще и спиной пациента, стремительно идущей на поправку.

Физическое недомогание у Макса прошло, но финансовое никак не унималось. Раздел имущества с бывшей супругой начался с позиций тех высоких доходов, что были у него до развода. Теперь одни лишь алименты, уходящие в карман Грэйс, превышали его поступления, а решение суда и вовсе поглотило оставшуюся собственность, да и все сбережения. У бизнесмена оставался лишь офис «МАКСимум продакшнс».

Финансовую брешь в фирме заткнуть в целом удалось, однако прежней беззаботной жизни из-за алиментов пришел конец. Как ни странно, Макса это не особо и огорчало. Он проявил гибкость и уже приспособил свою торговую марку — технические фильмы — под бизнес-тренинги или киноленты об историях делового успеха. Для привлечения к ним внимания Макс провел ряд мотивационных презентаций, намеренно сделав акцент на отличие новой продукции от технических фильмов.

Среди светил в этой области был некто Айвен Варн, с которым у них складывались замечательные, тешащие душу диалоги о философии Уайтхеда. К восторгу для себя, Макс уяснил, что Айвен тоже любитель покопаться в сложной уайтхедовской метафизике. Вскоре они были уже не коллегами, а доподлинно друзьями.

Айвен был старше Макса на добрых два десятка лет, так что отношения у них были в каком-то смысле как у сына с отцом. Герберта Доффа не стало как раз тогда, когда «МАКСимум продакшнс» набирал силу. По-своему хорошо, что отец ушел, когда Макс был на подъеме. Ему ничего не мешало гордиться сыном, а не наблюдать потом его удручающее падение.

Он ужасно скучал по частым телефонным разговорам с отцом, которого приятно удивляли сыновние успехи на поприще учебных кинохитов. Теперь он в основном звонил именно Айвену, когда в его жизни случалось что-нибудь волнующее, необычное. Они разделяли примерно такой же энтузиазм, связанный по большей части не с бизнесом, а с искусством, музыкой и философией.

Айвен Варн был основателем «Клуба чудес» — филантропического мозгового центра, направленного на сплочение человечества в единое, солидарное мировое сообщество. Он же пригласил Макса войти в его опекунский совет, став представителем клуба по США. Тот согласился, стал посещать заседания и встречи, проводимые по всей Европе, знакомиться там с известными учеными и политиками вплоть до премьер-министров и президентов.

На осуществление по-настоящему масштабных планов у клуба хронически не хватало средств, но их фабрика идей оказывала на планету серьезное, пусть и опосредованное, воздействие.