Царь не спал в этот поздний час. После ночного разговора с демоном с ним что-то произошло, словно внутри треснула какая-то перегородка, отгораживавшая его от мира. Он сам не мог понять, что это значит, но подозревал, что ничего хорошего. Самое скверное, что на утро ему не захотелось напиться. Он выпил по привычке несколько глотков вина, а потом отставил кубок. Мир вокруг обрёл непривычно чёткие очертания, и в голову то и дело забредали какие-то странные мысли. С мрачным любопытством наблюдая за собой в трезвом состоянии, он весь день бродил в одиночестве по дворцу, прогоняя с дороги докучливых слуг и надоевших просителей. Он даже не стал ссориться с женой, а молча выслушал её жалобы и упрёки, пообещал принять это всё к сведению и ушёл, оставив её в совершенном изумлении.
Он разглядывал росписи на стенах комнат, на которые раньше не обращал внимания, а из памяти выплывали давно стёршиеся воспоминания, какие-то незначительные события из его детства и юности. Он почти ясно вспомнил мать, а потом почему-то ему припомнился деревянный, инкрустированный обломками морских раковин слон с качающейся головой, которого ему подарил брат. Где сейчас этот слон? Если б у него был сын, то такую игрушку следовало бы подарить ему. Но сына у него не было.
После полудня он спустился в сад и присел возле ручья под кустом, образовавшим своими ветвями подобие беседки. Здесь пели птицы, и легко дышалось. Он долго смотрел на текущую воду и в какой-то момент уснул. Ему приснилась высокая скала с низвергающимся с неё хрустальным водопадом. Вокруг зеленели пышные растения, покрытые яркими цветами. Над переливчатыми лепестками, источавшими сладкий аромат, порхали маленькие драконы с тоненькими узорчатыми крыльями бабочек. Большие драконы с такими же крыльями парой кружились наверху в ослепительно голубом небе. От круглой чаши горного озера, куда низвергалась сверху вода, тянуло свежестью и покоем. А потом из неё, из самого центра вдруг появился белый единорог. Он вышел на берег, тряся длинной шёлковой гривой, и солнце звездочкой засияло на самом острие его витого рога. А потом оттуда же, из ледяного хрусталя воды появилась женщина в алом платье из тончайшей ткани. У неё были золотые волосы, такие же шёлковые и пышные, как грива единорога, и тонкие белые руки. Она вышла на берег и улыбнулась, вскинув эти руки к небесам, и от неё вокруг заструилось тёплое золотое сияние.
Проснувшись, Мизерис понял, что это был не простой сон. Он видел Существо Света, и Свет в этом явлении был совсем не таким, каким он знал и ощущал его. Наверно, именно таким он был изначально, пока бесконечные Битвы за власть над Агорисом не иссушили его душу и не покрыли его нежную плоть каменной бронёй доспехов. Но могло ли такое Существо Света победить Тьму? Вопрос остался без ответа.
Небо начало меркнуть, и вскоре его залила спокойная чернота ночи, в которой лёгкой кисеёй просвечивали едва заметные бледные звёзды. Мизерис вернулся во дворец. Дневной сон в саду придал ему сил. Спать не хотелось. Уединившись в своих покоях, он занялся ворохом бумаг, копившихся несколько дней. Доносы и прошения о повышении в должности он сразу же кидал в медную чашу на треножнике, в которой был разведён огонь. Несколько донесений о необходимости ремонта мостов через высохшее русло и углубления колодцев в бедных районах, он отложил, чтоб дать соответствующие распоряжения слугам. Длинный свиток, исписанный неровными знаками, привлёк его внимание. Видно было, что писавший его был молод, но несовершенство его почерка было вызвано не неграмотностью, а привычкой писать быстро, чтоб успеть за стремительно несущимися мыслями. Это был вдохновенный проект обустройства Тэллоса, с каналами, общественными прудами, в которых следовало разводить рыбу, садами, приютами для немощных и предприятиями, где неимущие могли бы заработать себе на жизнь, занимаясь ремеслом.
Проект был совершенно утопическим, но само его появление на столе среди вороха ненужных бумаг, порадовало царя. Ему понравились энергия и полёт мысли неведомого автора. В конце концов, это всё можно было привести в жизнь не сразу, а поэтапно. Он решил пригласить вдохновенного сочинителя во дворец, о чём сделал пометку на листе.
Сев в кресло, он задумчиво посмотрел на огонь, танцующий над медной чашей, поглотивший чьи-то честолюбивые замыслы и низменные мысли. Увы, возможно, и прекрасным надеждам этого юноши не суждено будет сбыться, и Дева Света не озарит своим сиянием несчастную землю Агориса. День Битвы, как день казни надвигался издалека. И мертвенный взгляд Лилоса всё пристальней разглядывал свою жертву из-за горизонта.
Именно в этот момент и появился ночной привратник Отерос, чтоб доложить о ночном визитёре. Как всегда он точно и кратко описал внешность незнакомца, и царь понял, кто пожаловал к нему.
— Пусть он уйдёт, — устало поморщившись, проговорил царь.
— Ты не хочешь даже выслушать его? — раздался сзади вкрадчивый голос.
Царь обернулся, но увидел лишь сиреневый краешек Лилоса, высунувшийся из-за гор. Отерос поклонился и повернулся, чтоб уйти. По всему было видно, что он не услышал этого вопроса.
— Подожди, Отерос, — проворчал царь и развернулся к окну. — Почему ты считаешь, что я должен слушать его? Он будет клянчить и играть на моих чувствах. Он, видишь ли, спас мне жизнь. А я просил его?
— Он сделал это не по твоей просьбе, а потому что считал это правильным, — возразил невидимый демон. — Он не просит наград и благодарностей. Он просит лишь выслушать его. Эту милость ты можешь оказать ему? Ведь каждый день ты с завидным терпением выслушиваешь разглагольствования десятков глупцов и ничтожных людишек. Выслушай того, кто был, может быть, твоим единственным другом в этой жизни.
— Моим другом?
— Разве он поступал с тобой не как друг?
— И что теперь? Я должен стать ему другом?
— Не думаю, что ты готов к такому подвигу, — в голосе демона прозвучал неприкрытый скепсис. — Но если ты в очередной раз пользуешься его дружескими чувствами, на сей раз к твоему пленнику, хотя бы выслушай его.
Царь обернулся к Отеросу и уныло кивнул.
— Он меня убедил выслушать этого пришельца. Проводи его сюда и будь любезен с ним. Постарайся, чтоб он не расшиб себе лоб о какую-нибудь низкую притолоку и не свернул шею, оступившись на крутой лестнице. Ступай.
Отерос, не проявивший никакого удивления по поводу общения царя с Лилосом, снова поклонился и ушёл. Настроение Мизериса рухнуло до самых плит каменного пола. Он знал, что разговор с Карначом разжалобит его, но так же знал, что не уступит.
— Зачем ты заставил меня? — воскликнул он, повернувшись к окну. — Ты же знаешь, что я откажу ему!
Щелчок пальцев прозвучал возле самого уха.
— Я здесь, — сообщил демон и, обернувшись, царь действительно увидел исчадье Тьмы, в изящной позе примостившееся на краешке стола. — Ты не только психопат, но и эгоист. Тебе даже в голову не приходит, что этот разговор может быть нужен не только тебе, но и ему.
— Даже с отрицательным результатом?
— Неудачи бывают полезны, если своевременно разбираться в их причинах. Я побуду здесь, понаблюдаю за вами обоими.
— Он тоже невольный участник твоих забав?
— Он, как и ты, слишком часто поминал меня всуе, — усмехнулся демон и растворился в воздухе.
Дверь распахнулась, и на пороге появился Карнач. Мизерис мрачно взглянул на него.
— Если собираешься выпрашивать у меня своего дружка, то не трать зря время. Не отдам, — сразу отрезал царь.
— Я пришёл предложить обмен. Отпусти его и оставь меня, — проговорил Карнач.
Мизерис поморщился.
— Это глупо, Алекс. Ты уже предлагал это, и я отказался. Твой парень слишком много знает и не будет молчать. Мне не хочется ссориться с Богиней Неба. Она может обидеться. Женщины бывают непредсказуемы, но, скорее всего, она улетит.
— Она не бросит здесь меня, — возразил Карнач.
— Конечно, — кивнул царь. — Вы не бросаете друг друга в беде. И потому постоянно оказываетесь в дурацком положении. Я пользуюсь твоей ответственностью за твоего дружка. А ты собираешься воспользоваться её ответственностью за тебя. Это не благородно.
— Ты говоришь о благородстве? — взорвался Карнач.
— Я ожидаю его от тебя, а не констатирую его наличие у себя. Это разные вещи, — пожал плечами Мизерис.
— Ну, почему я не могу просто придушить тебя, ко всем чертям! — прорычал Карнач, стиснув кулаки.
— Всё по той же причине, — объяснил Мизерис. — Из-за твоего сказочного благородства. Это красивое качество, очень неудобно для вас и крайне удобно для меня в достижении моих целей. Я согласился выслушать тебя, но, прежде всего, я хочу тебе объяснить, что искать во мне те же качества, что присутствуют в ваших удивительных душах, бесполезно. Я жесток, коварен, мне чуждо чувство благодарности. Я убил собственного брата и женился на его вдове, а теперь посматриваю и на дочку. Я могу сейчас позвать слуг и приказать им запереть тебя в подвалах или замуровать в какой-нибудь камере. Мне, что один заложник, что два. А если вы будете запрятаны так, что вас будет уже невозможно найти…
— Он жив? — перебил его Карнач.
— Он жив, Алекс, — кивнул Мизерис. — Слово царя. Не приходи больше сюда. Не унижайся и не трави себе душу, коль скоро она у тебя такая чувствительная. И помни, вы оба живы до сих пор только благодаря моему трепетному отношению к вашей прекрасной госпоже. Я не хочу повергнуть её в скорбь, вынуждая оплакивать вас. Ступай.
Карнач какое-то время молча смотрел на него, а потом развернулся к двери и замер, натолкнувшись на стоявшего за его спиной человека. Дрожь прошла по его телу, когда он встретил взгляд этих прозрачных зелёных глаз, снова заглянувших ему в душу.
— Что ты здесь делаешь? — спросил демон.
Этот вопрос заставил его вздрогнуть. Стиснув кулаки и зубы, он отступил и, обогнув демона, вышел. Демон проводил его усмешкой и взглянул на сумрачного царя.
— Какой ты, оказывается, негодяй! Вот бы не подумал!
— Так проще, — проворчал Мизерис, стиснув переплетённые пальцы рук. — Если навешаешь на себя побольше грехов, то тебя уже не в чем будет упрекнуть. К тому же становится ясно, что просить бесполезно. Надеюсь, он больше не придёт.
— Нет. Он, конечно, любитель танцевать на привычных граблях, но это не тот случай. А он всё-таки разжалобил тебя. Мальчишка жив?
— Конечно. Я и не собирался убивать его. Он живёт припеваючи в тёплой сухой камере, накормленный и напоенный. Спит по полсуток, часами качает мышцы и каждый день вслух повторяет какие-то заумные служебные наставления.
— Ты спускался к нему?
— Пару раз, просто для того, чтоб убедиться, что его содержат в хороших условиях. Всё было так хорошо, — царь тоскливо посмотрел на лежавший поверх бумаг проект обустройства Тэллоса. — А этот визит всё испортил. Мне нужно выпить.
— Лучше иди спать.
— Мне не хочется. Я выспался днём.
— Хочется, — возразил демон, взглянув ему в глаза.
Царь внезапно зевнул.
— Опять твои штучки, — проворчал он и направился к двери. — Мне кажется, я усну, не дойдя до спальни.
— Дойдёшь, даже если уснёшь, — усмехнулся демон. — Я прослежу.
Карнач вернулся на баркентину тем же путём. Никто не встречал его в галерее и на выходе из неё. Похоже, никто вообще не заметил его исчезновения. Он без спешки прикрепил на место край герметичной прокладки, задраил люк, положил на место подсумок с инструментами и поднялся в свою каюту. Войдя, он прислушался. Дыхание Игната было спокойным, как и полагается во сне. Карнач лёг на койку и закрыл глаза.
Внутри у него всё кипело от обиды и отчаяния. С самого начала было ясно, что рассчитывать не на что, что он зря рисковал, выбираясь ночью из звездолёта. Но он должен был попытаться. К тому же теперь он точно знал, кто стоит за всем этим. Это зеленоглазое чудовище снова было здесь, оно уже успело завести какие-то дела с Мизерисом. И, наверняка, демон теперь строил козни против них, и все их попытки что-то сделать были у противника как на ладони.
Несколько часов он размышлял, что делать дальше. Пойти к командиру? Рассказать, что он видел демона во дворце? А имплант? Не сочтут ли те, кто держит его на крючке, что этого достаточно для того, чтоб обрубить концы и уничтожить пленника? И поверит ли командир? Ведь она что-то знает о демоне, определённо знает… Тут он запутался. Думать плохо о Северовой он не мог. Много лет он знал эту женщину и доверял ей безгранично. Но её дочка, так похожая на демона… Знала ли она, кто её отец? Кто это точно знает, так это МакЛарен. На нём сходилось многое, и именно он был наиболее тесно связан с демоном.
Утром Карнач поднялся в стрелковые помещения, прошёлся по отсекам, глядя на своих товарищей. Они деловито занимали места за пультами и обсуждали какие-то детали вчерашнего совещания, которые его, увы, не касались. В ответ на его приветствия они кивали без особой доброжелательности, но, впрочем, и без явной неприязни. Так, дежурное «привет».
Он прошёл в небольшой коридорчик и осмотрелся. За ним никто не наблюдал. Беззвучно отодвинув дверь, он шагнул в комнату арсенала и сунул руку в ближайшее гнездо. Над ним загорелся зелёный круг. Никому в голову не пришло перекрыть ему доступ к табельному оружию. Пальцы привычно легли на ребристую рукоятку бластера. Достав его из гнезда, он вышел из арсенала и, прижимая оружие к бедру, прошёл мимо вахтенных. Игнат проводил его подчёркнуто ледяным взглядом.
Выйдя из сектора, Карнач направился прямо в медотсек. Убедившись, что поблизости никого нет, он оттолкнул в сторону дверь кабинета и, войдя, направил бластер на МакЛарена. Тот стоял возле колыбели с дочкой на руках.
— В кого ты собираешься стрелять, — усмехнулся Джулиан, — в неё или в меня?
— Положи ребёнка, — приказал Карнач.
МакЛарен поцеловал девочку и аккуратно опустил её в хрустальный кокон. Потом сделал несколько шагов к Карначу.
— Ну, может, так будет легче?
И в следующий момент Александр, как во сне, увидел мгновенную перемену, словно кто-то передёрнул изображение и вместо судового врача перед ним стоял демон. Он подошёл вплотную, так что ствол бластера упёрся ему в грудь.
— Будешь стрелять? Или зачем ты пришёл? — вкрадчиво поинтересовался он.
— Стрелять, я полагаю, бесполезно.
— Абсолютно, — кивнул демон.
— Я знал, что за всем этим стоишь ты, — проговорил Карнач, опуская бластер.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты с самого начала был связан с Мизерисом. И ты знал, что он похитил Ивана. Может, сам и надоумил его.
— Нет, с Мизерисом я познакомился совсем недавно, а про то, что Иван находится во дворце, узнал этой ночью, кстати, благодаря твоему визиту. Он очень скрытный, этот твой бывший подопечный, и не спешит делиться своими секретами. А темы наших разговоров не касались похищения.
— Но теперь ты знаешь.
— Ты тоже, — перебил его демон и, подойдя ещё ближе, заглянул в глаза. Карнач поспешно отвёл взгляд. Демон кивнул. — В том-то и дело. Опять пытаешься переложить с больной головы на здоровую? Разве я виноват в том, что произошло? Разве я спас жизнь этого безумца? Я привёл Ивана во дворец? Я позволил увести его и засунуть тебе в голову эту штуку? Тогда почему ты кидаешься на меня? Почему тебя каждый раз нужно ткнуть носом в стол, чтоб ты понял, что за все свои поступки отвечаешь сам?
— Это правда, — вздохнул Карнач. — Отвечаю я. Но я не знаю, что делать.
— Если тебе нужна помощь, то просто попроси о ней.
Карнач опустил голову, потом собрался с силами и произнёс:
— Помоги. Пожалуйста.
— Впредь с этого и начинай, — проворчал демон. — Не ты один готов кинуться на помощь ближнему. Это качество иногда встречается и у других.
— Почему я должен тебе верить? Ты же…
— Демон, — кивнул тот. — Но пока я один из вас.
Он провёл рукой по затылку Карнача, а потом, пальцем поманив его за собой, вышел из кабинета. Они прошли в процедурную, где демон привычными движениями включил аппаратуру. Александр следил за ним, не в силах избавиться от ощущения, что ему всё это снится.
— Смотри сюда! — велел демон и развернул небольшой экран в его сторону, взял сканер и провёл им вокруг головы Карнача.
На экране появилось изображение черепной коробки и мозга. Демон переключил на пульте какие-то кнопки и в височной части черепа высветился красным небольшой кружок.
— Вот всё, что есть инородного в твоей голове и шее, — пояснил он. — Этот имплант вживлён в мозг весьма профессионально и, надо полагать, с твоего согласия. Скорее всего, это было сделано в Медицинском Центре Космофлота. Больше ничего нет.
Карнач изумлённо смотрел на экран, а потом перевёл взгляд на собеседника.
— Так они мне ничего не поставили?
— По крайней мере, я ничего не вижу. Но мне кажется, такой блеф вполне в духе Мизериса. Он не любит причинять реальный вред кому-либо, но весьма ловко манипулирует людьми. Они просто чем-то укололи тебя и сказали, что что-то вставили. А дальше ты сам стал собственным тюремщиком.
— Боже мой! — простонал Карнач, прижав ладонь ко лбу, но тут же опомнился: — Извини…
— Ничего, я привык.
— Значит, я могу всё рассказать командиру?
— Можешь рассказать всё, но не упоминай обо мне. Скажи, что ходил сегодня во дворец, чтоб узнать, где держат Ивана.
— И не узнал, — горько усмехнулся Карнач.
— Сейчас узнаешь, — успокоил его демон. — Именно, благодаря своему визиту. После твоего ухода я заставил Мизериса вспомнить о том, как он дважды ходил в подземелье, чтоб убедиться, что с пленником всё в порядке. После этого я усыпил его, а во сне заставил снова проделать этот путь. И он прошёл его от начала до конца вместе со мной, рассказывая, где стоят стражники и сколько раз в течение дня и ночи они проходят по этому ответвлению катакомб.
Карнач поражённо смотрел на него.
— Ты знаешь, как туда пройти?
— Да, и покажу тебе на схеме, которую твои коллеги разработали на основе данных, полученных МАРНами.
— А где ключ от его темницы, он тебе не сказал? — усмехнулся Карнач.
— Там засов, — с серьёзным видом пояснил демон. — Садись за компьютер и ищи схему.
Спустя полчаса Карнач заворожено смотрел на золотистую ниточку, петлявшую в трёхмерной схеме дворца.
— Иди к командиру и доложи обо всём. Это её порадует, — проговорил демон. — Только сперва положи на место бластер.
— Спасибо, — кивнул Карнач, не отрывая взгляда от схемы.
— Не надо благодарности, — нагнулся к нему демон. — Просто перестань трепать языком обо мне и моей дочери.
Александр взглянул на него и снова встретился взглядом с прозрачными зелёными глазами, но на сей раз уже не ощутил прежнего страха.
— Не буду, — пообещал он.
Демон, не сказав больше ни слова, вышел из процедурной.
Рассказ Карнача оказался для меня полной неожиданностью. Он явился в мой отсек и заявил, что готов рассказать о том, что произошло на самом деле, и передал микрокристалл со схемой дворца. Присев за свой рабочий пульт я рассматривала схему, а он тем временем рассказал о встрече с Йорком на кладбище, их путешествии во дворец и разговоре с царём, после которого Валуев остался там заложником. Его признание о ночном визите во дворец повергло меня в состояние лёгкого шока. Внимательно слушая его, я то и дело бросала мрачные взгляды на Хока, а когда он закончил, первыми моими словами было:
— Монтажные люки в галереях опор заварить и установить там дополнительные камеры слежения.
— Сделаем, — пообещал Хок.
Карнач, похоже, не ожидал такого поворота и слегка сник.
— Ладно, учитывая обстоятельства, наказывать тебя за самовольную отлучку не буду, — проговорила я. — То, что выяснил, где находится Иван, молодец. Если б ты ещё сказал, как его оттуда вытащить.
— Пока не знаю, — признался он. — Но вы ж меня сами учили, Дарья Ивановна, что безвыходных положений не бывает. Придумаем.
— Хорошо. Иди к Белому Волку, расскажи ему всё и передай схему. Начинайте думать.
— Я тоже могу участвовать в разработке операции?
— Обязан, — отрезала я, поднимаясь, чтоб вернуться на мостик. — Карантин снят. Иди.
Он повернулся к двери, но выйти не успел. Она распахнулась, и на пороге появился Донцов. Увидев его лицо, я аккуратно опустилась на диван и очень спокойно спросила:
— Что на сей раз?
— Пропала Илд Эрлинг, — сообщил он.
— Как пропала? — воскликнул старпом. — Ей же запрещено выходить со звездолёта!
— Судя по всему, она и не выходила. Она дежурила ночью. Около двух часов по зависимому времени попросила Стэна присмотреть за порядком на мостике, потому что ей нужно отлучиться, вышла и уже не вернулась. Он не придал этому значения, потому что сам сказал ей что-то такое, что могло быть истолковано, как разрешение не возвращаться. Утром на смену пришёл Дэн и, поговорив со Стэном, решил, что она ушла в каюту и легла спать. Только полчаса назад в её каюту постучал Винд, обнаружил, что дверь открыта, а каюта пуста. Он сообщил братьям. Лин проверил данные биолокации, установил, что её нет на звездолёте, и поднял тревогу.
Моим первым порывом было отдать приказ всё проверить и перепроверить, ещё раз произвести биолокацию и обыскать звездолёт от киля до мачты. Но было ясно, что всё возможное для поисков на баркентине уже сделано. Не проверив всё несколько раз, стрелки не стали бы докладывать мне о таком происшествии.
— Город проверяете? — мрачно поинтересовалась я.
— Уже пару раз прочесали биолокатором со спутника, — ответил Донцов сокрушённо. — Ничего.
— Почему я не удивлена?
— Неужели они проникли на звездолёт? — спросил он тревожно.
— Надеюсь, что нет, — я обернулась к Карначу. — Она могла выйти за тобой?
— Я никого не видел, — пожал плечами он. — Но в принципе… Только зачем?
— Может, чтоб проследить, куда ты пошёл.
— Тогда она быстро меня потеряла, — вздохнул он. — Я не знаю, что на меня тогда нашло, но первые полчаса я петлял по улицам, как заяц.
— Ты что, выходил? — изумился Донцов. — Мы же проверили все системы контроля. Ночью ни один из люков не открывался.
— Один открывался, — огорчила я его. — И несколько часов стоял открытым. Надеюсь, больше это не повторится. Идите. Карнач, доложи обо всём своему командиру. И параллельно с поисками Илд начинайте работать над планом освобождения Ивана. Вечером я жду Белого Волка, Донцова и тебя с предложениями.
Они ушли, а я посмотрела на Хока. Он стоял у двери, подпирая стену, и был мрачнее тучи.
— Не успеваем разобраться с одной проблемой, наваливается другая, — проворчал он.
— Скажи что-нибудь, чего я не знаю.
— Будем искать по прежней схеме? — он потёр пальцами лоб, видимо, с усилием собираясь с мыслями.
— Это ничего не даст, как и в прошлый раз, — пробормотала я.
— Поедешь к царю?
— Аналогично, — я вздохнула. Апатия, которая вдруг навалилась на меня вслед за усталостью и ощущением собственной беспомощности, была сейчас совершенно излишней. — Будем действовать по всем направлениям. Искать в городе, продолжать биолокацию, Оршанин пусть снова выходит на охоту. Его цель — Илд. Она ушла со звездолёта сама и, скорее всего, заблудилась в городе. Кто-то что-то мог видеть или слышать. Я поеду во дворец и попытаюсь взять царя за горло. Есть шанс, что на сей раз за исчезновением стоит не он, стало быть, помощь его шпионов нам не помешает.
Мои рассуждения прервал решительный стук в дверь. Хок молча оттолкнул створку в сторону, и я увидела на пороге Лина Эрлинга, а за его плечами слева и справа — Винда и Иса.
Три брата норвежца с первого полёта служили у нас механиками. Ещё в начале нашего знакомства, я поняла, как мне повезло, что в экипаже оказались такие грамотные и исполнительные специалисты. А чуть позже мне стало известно и о других талантах братьев-норгов, как их окрестили в экипаже. Эрлинги управляли стихиями: старший брат Лин — подобно Тору метал молнии, средний Ис — замораживал всё вокруг, а младший Винд — вызывал ветер. Втроём они могли устроить грозу с ураганным ветром и снежным бураном, что однажды уже спасло нам жизнь. Впрочем, в повседневной жизни они были немногословны, сдержаны и старались держаться в тени.
Илд обладала собственным даром, она повелевала огнём. Впрочем, об этом я только догадывалась, хотя, если судить по поведению её братьев, заверивших, что сестра, как и они, держит свой дар под абсолютным контролем, моя догадка была верна. И в сложившейся ситуации именно это тревожило меня больше всего.
— Входите, — кивнула я, взглянув на братьев. По всему было видно, что они настроены решительно.
Они вошли, и Лин подошёл ко мне, в то время как двое других остались у двери.
— Командор, позвольте нам выйти в город, — проговорил он. — Мы сами её найдём.
— Как, позвольте узнать? — поинтересовался Хок.
— Сердце подскажет, — ответил ему Винд.
— Между нами есть связь… особого рода, — объяснил Лин. — Если мы сосредоточимся, то почувствуем, где она. Мы пойдём туда, заберём её и приведём на баркентину.
— Может вам взять с собой группу поддержки? — предложил старпом. — Стрелков с оружием.
— Не думаю, что их оружие лучше нашего, — не обернувшись, заметил старший из Норгов. — Если стрелки применят оружие, может возникнуть конфликт. Мы всё сделаем руками.
Я невольно бросила взгляд на его мускулистые руки, и вспомнила, как из этих широких ладоней вырывались огромные молнии, словно вырастали ослепительные стволы деревьев с причудливо извивающимися смертоносными ветвями. Его голубые глаза холодно поблёскивали. Думаю, если б я запретила, они бы подчинились, но внутри у меня вдруг вспыхнула злость на этот город, на его странных жителей, на его вероломного царя.
— Идите, — кивнула я. — Думаю, вам не нужно напоминать, что лучше обойтись без лишних жертв, и постараться избежать действий, которые могут привести к дипломатическому скандалу. Впрочем, я не сомневаюсь в вашем благоразумии. Идите, ребята проследят за вами и, в случае чего, будут готовы вмешаться.
— Это не понадобится, — качнул головой Лин и вышел из отсека.
За ними удалились его братья. На пороге Винд обернулся и кивнул мне:
— Спасибо, командор.
Хок, не меняя позы, задвинул створку двери и усмехнулся:
— Решила показать жалким смертным, как страшен гнев Богини Неба?
— Скорее, хочу достичь цели с наименьшими усилиями. Прикажи стрелкам подготовиться к силовой операции на случай, если Норгам потребуется помощь. Я — в командный отсек, посмотрю, куда они направятся.
Илд сидела на прохладной мраморной скамье и прислушивалась к журчанию сотен струй, падавших в круглый бассейн, окружавший белый островок, где она находилась. Сверху лился мерцающий свет, который проникал сквозь множество отверстий в куполе храма, отчего создавался странный оптический эффект, словно воздух вокруг мерцал и струился. Впрочем, она не думала о том, как зодчим удалось достичь этого, она пребывала в блаженном состоянии покоя и радости.
Рано утром она проснулась в том самом переулке, куда загнала её толпа нищих. Она сама не заметила, как уснула, и, открыв глаза, испугалась своей неосторожности. Но её преследователей нигде не было. Улица была пуста. Только перед ней стояла женщина в белоснежном струящемся одеянии. У неё было прекрасное белое с лёгким румянцем лицо, небесно голубые глаза с длинными чёрными ресницами и густые золотые волосы, тяжелыми волнами падавшие из-под наброшенного на голову полупрозрачного покрывала. Женщина ласково улыбнулась ей и нажала тонким пальчиком на кнопку небольшого прибора, который держала в руках, а потом заговорила. Её нежный глубокий голос полился волной, а прибор бесстрастно перевёл:
— Я искала тебя, избранная дочь Неба. Идём со мной, я покажу тебе предназначенный тебе путь!
Илд хотела возразить, что ей нужно вернуться на баркентину, что её, наверно, уже хватились и теперь ищут. В любом случае, она должна сообщить о том, где она находится. Она невольно отдёрнула рукав куртки и коснулась пальцами браслета.
Лицо женщины стало бесконечно печальным.
— Если ты сделаешь это, то тебя заберут от нас, — протарахтел дешифратор. — Они не дадут тебе возможности исполнить твою миссию, и этот мир погибнет навсегда. Его поглотит Тьма, потому что только ты можешь остановить её.
— Это какая-то ошибка, — покачала головой Илд. — Вы меня с кем-то спутали.
— Ты — Существо Света, посланное нам Небесным Драконом, — произнесла женщина, взглянув своими бездонными очами в глаза девушки. Её голос теперь удивительным образом сливался со смыслом механического перевода. — Я жрица Света Апрэма, и я знаю, что говорю. Я не могу заставить тебя. Я могу только просить тебя сжалиться над этим несчастным миром и выполнить волю нашего Небесного Отца.
Жрица опустилась перед Илд на колени и простёрла к ней руки. Девушка смутилась ещё больше. Она слышала о Поединке, но ей и в голову не могло придти, что она может участвовать в нём.
— Просто пойди со мной, — умоляла её прекрасная жрица. — Войди в наш Храм и взгляни в глаза Света, открой для себя его глубины и своё предназначение. Никто из нас не знает своего пути, пока не увидит его, но чтоб увидеть, нужно иметь смелость открыть глаза и взглянуть. Ты смелая девушка, тебе хватит мужества исполнить свою миссию и спасти нас от гибели.
Илд нерешительно взглянула на неё, потом поднялась и кивнула.
— Хорошо, я пойду с вами.
Она вдруг подумала о своём даре, который вынуждена была столько лет скрывать от всех, кроме самых близких людей. Но ведь зачем-то он был дан ей. Она часто размышляла об этом. Она чувствовала, что в её душе горит огонь, который может осветить мир, согреть тысячи душ и воодушевить на подвиги целые армии. Её братьев звали сыновьями Тора, но это значит, что она, их сестра — дочь Тора, дочь древнего бога-громовержца, которому поклонялись неукротимые викинги, перед которыми склонялись иные народы, которые на своих кораблях достигли края света и нигде не знали преград. Может быть, как раз ради этой миссии дан ей её удивительный воинственный дар, для этого судьба привела её на эту затерянную на другом краю Галактики планету. И отсюда ей надлежит начать свой победоносный путь борьбы с вселенским злом.
Вслед за жрицей она пошла в храм Света, где сняла с себя форму баркентины и отключила радиобраслет. Прекрасные девушки в белых одеяниях омыли её тело душистой водой, и надели на неё невесомые одежды белее снега. Они дали ей выпить ароматный напиток из хрустальной чаши и отведать удивительных плодов, принесённых на золотом блюде. Потом её проводили в тот самый зал, где по узкому мостику провели на островок посреди прохладной водной глади и усадили на белую скамью.
Где-то зазвенели колокольчики, и раздалось сладостное пение, воздух струился вокруг неё, овевая пьянящими ароматами. К ней подошла жрица Апрэма и присела рядом.
— Я расскажу тебе трагическую историю этого мира, — произнесла она своим завораживающим голосом. — А потом мы спустимся в сокровищницу, и ты взглянешь в Зеркало Света, хранящее все его тайны. Ты увидишь прекрасный мир, который может быть создан твоими усилиями, ты услышишь голоса ещё нерождённых душ, которые жаждут придти в этот мир для счастья, ты заглянешь в глубину своего сердца, где спрятано истинное знание о твоей сущности, и преисполнишься силы и уверенности, которые помогут тебе бестрепетно выйти на ристалище и встретить твоего противника.
Илд внимательно слушала её, и слова жрицы рекой лились в её сердце. Ей казалось, что нет нужды смотреть в какое-то зеркало. Она итак уже всё знает, всё видит и всё слышит, потому что она — Существо Света.
Братья Эрлинги вылетели с баркентины на флаере и сразу же взяли курс на небольшую площадь в самом центре Тэллоса. Стрелки настроили камеры спутника так, что мы могли наблюдать за нашими механиками без помех.
Они посадили флаер посреди площади и вышли, какое-то время стояли молча, осматриваясь по сторонам. Потом Винд указал рукой на запад. Ис вопросительно взглянул на Лина. Тот закрыл глаза, постоял так какое-то время, потом решительно кивнул и что-то сказал братьям. Они вернулись во флаер и направили его туда, куда указал Винд.
Честно говоря, я ожидала, что их заинтересует восточное направление, где стоял Храм Тьмы, или север, где высился царский дворец. Впрочем, на западе было тоже одно занятное местечко. Именно там сиял белыми колоннами в окружении цветущего сада Храм Света.
Туда и направлялись Эрлинги. Они посадили флаер перед мраморными ступенями дворца, вышли и решительно направились внутрь, как обычно, Лин — впереди, а его братья следом. Спустя минуту они скрылись в Храме.
Я посмотрела на Хока, стоявшего возле моего кресла. Он пожал плечами:
— Будем ждать.
Но ждать пришлось недолго. Наверно, ребятам сказали, что их сестры в Храме нет, а они не поверили. Они всегда умели держать себя в руках, но гнев их был страшен. Началось с того, что из-под белой крыши в стороны разлетелись осколки мрамора, круша ухоженные деревья и приминая клумбы. Потом оттуда повалил дым, и показались едва различимые в ярком свете дня вспышки. И, наконец, из всех дверей, окон и прочих отверстий в стенах здания начало выдувать белые струи снега, которые крушили уцелевшие деревья и покрывали пушистым белым покровам ярко-зелёные лужайки и кустарники. Ближайшие к стенам растения стремительно темнели и покрывались ледяной коркой.
— Похоже, ребята рассердились не на шутку, — пробормотал Хок.
Я невольно усмехнулась. Мне почему-то было совсем не жалко этого чудесного сада. А демонстрация силы в иных случаях бывает не лишней. Потом Норги снова показались на ступенях лестницы. Лин нёс на плече извивающуюся Илд, на которой белели обрывки странного одеяния. Она отчаянно что-то кричала и колотила брата по спине.
Братья спустились к флаеру. Винд заскочил в салон. Лин снял сестру с плеча и, невзирая на её сопротивление, засунул её внутрь. Следом забрался Ис. Лин, сев за штурвал, захлопнул дверцу. Флаер поднялся и, сделав лихой вираж, помчался в сторону баркентины.
— Она не хотела возвращаться, — заметил Вербицкий, тоже следивший за спасательной операцией.
— Не важно, — отмахнулась я. — Главное, что они её вернули, — и нажала кнопку связи на пульте. — Джулиан, спустись в ангар. Возможно, Илд требуется помощь.
— Уже иду, — тут же откликнулся он.
Я обернулась к Хоку, стоявшему рядом с довольной улыбкой на лице. Не знаю, что его радовало больше: скорое разрешение ещё одной проблемы или тот погром, который механики учинили в Храме.
— А они молодцы, — заметил он, поймав мой взгляд. — Но не вызовет ли это объявление войны Земле?
— Мизерис сумасшедший, но не настолько, чтоб объявлять войну тем, кто голыми руками может смести с лица Агориса его город, — усмехнулась я. — К тому же мы не будем оправдываться и извиняться. Мы будем топать ногами и требовать объяснений.
— Мне нравится такая тактика, — одобрил он.
Я снова посмотрела на экран. Вокруг белоснежной крыши Храма Света тёмными языками расползались уничтоженные холодом и ветром насаждения. На этом фоне ярко выделялись обломки колонн и статуй. Посреди этого разорения носилась встрепанная золотоволосая женщина в испачканной сажей белой одежде и потрясала кулаками. За ней, как выводок утят, бегали перепуганные девицы в мятых полупрозрачных платьицах. А в стороне смущенно топтались мускулистые стражники с посверкивающими на солнце секирами.
Механики появились на мостике спустя пару минут и задумчиво воззрились на экран, демонстрирующий результат их вылазки.
— Жертв нет, — сообщил Лин.
— Отлично, — кивнула я. — Объявляю вам благодарность.
— Мы не слишком там намусорили? — с сомнением спросил Винд.
— Ничего, приберут, — буркнул Ис и посмотрел на меня. — С Илд что-то странное. Она не хотела уходить оттуда, кричала о какой-то миссии, о том, что мы всё испортили. Я никогда не видел её в таком состоянии.
— Она даже пыталась отогнать нас огнём, — добавил Винд. — Это она подожгла там помост и занавеси. Ису пришлось выпустить ледяной поток, чтоб усмирить её и потушить пламя.
— Доктор забрал её в медотсек, — заметив мою тревогу, успокаивающе произнёс Лин. — Я уверен, он справится. Разрешите идти?
— Идите, — кивнула я.
Эта новость о состоянии Илд беспокоила меня и через полчаса я поднялась в медотсек. Я вошла в кабинет Джулиана как раз в тот момент, когда он мыл руки.
— Как она? — спросила я.
— Я запер её в изоляторе, сделав инъекцию успокаивающего препарата. Для её же пользы, — сообщил он. — Чтоб она не причинила вред себе или кому-нибудь ещё.
— Всё так серьезно?
— Не знаю, — покачал головой он. — Может быть, и нет. В её крови я обнаружил большую дозу наркотического вещества, но мне оно не знакомо. Разберусь, скажу больше. Возможно, его действие скоро пройдёт само собой, и тогда ею займётся Дакоста.
— Ей нужна психологическая помощь?
— Естественно. Они убедили её, что она — Существо Света. Это откровение легло на застарелый комплекс, связанный с необходимостью скрывать свой дар. Плюс наркотик и, возможно, другие методы психологического воздействия. Не думаю, что всё так уж фатально, но проблема есть.
— Я очень зла, — призналась я, выслушав его, и, развернувшись, вышла из отсека.
У меня возникло огромное желание прямо сейчас объявить Тэллосу войну и, не дожидаясь Битвы, стереть его с лица Агориса. Нет города — нет проблемы. Меня безмерно злило то, что нас всеми силами пытаются втянуть в эту странную историю с Поединком Света и Тьмы. Причём, обе враждующие стороны вели против нас нечестную игру, а нам ещё, по мнению командования, следовало вступить в борьбу на стороне одной из противоборствующих сторон. Более чем когда-либо, мне хотелось улететь из этого Богом проклятого мирка и забыть о нём навсегда.
Около полудня с нами связалась леди Бейл и на повышенных тонах начала выяснять, что мы устроили в Храме Света. Она была разочарована нашим поведением и абсолютным презрением к действующим здесь правилам поведения. Наверно, эти правила запрещали ломать храмы и устраивать снежные бури среди бела дня.
Я слушала её, еле сдерживая ярость, потом заявила, что более не нуждаюсь в её услугах, и ударила по кнопке, выключая связь.
Спустя ещё час из ближайшего переулка появилась процессия из пяти белых мулов, украшенных ковровыми попонами. На одном из них, обливаясь потом, сидел укутанный в белый плащ толстяк в розовой тоге. Его сопровождали четверо воинов в блестящих нагрудниках. Приблизившись к звездолёту, процессия остановилась, и толстяк замахал рукой. Я отправила вниз стрелков и через полчаса посланец царя, отдуваясь, стоял посреди командного отсека и осматривал его с нескрываемым восторгом и изумлением. Заметив моё нетерпение, он заулыбался и рассыпался в цветистых приветствиях, а потом передал просьбу царя немедленно явиться во дворец, чтоб уладить некоторые недоразумения, возникшие между Храмом Света и прекраснейшей Богиней Неба.
— Может, не стоит? — забеспокоился Хок, с подозрением глядя на толстяка, который, наконец, сообразил, что на огромном экране наверху изображение Храма Света сверху.
— А чего нам бояться? — поинтересовалась я. — Если что, пали из всех орудий прямо по дворцу, — и, улыбнувшись побледневшему посланцу, проговорила: — Не будем заставлять царя ждать. Это не вежливо. Донцов, Стаховски, Мангуст и Хэйфэн со мной!
Не смотря на то, что это несколько затянуло ожидание царя, я поднялась в свою каюту, надела парадную форму и пристегнула к поясу украшенный уральскими самоцветами кортик. Кроме того, в потайной кобуре я пристроила свой старый верный бластер «Оленебой».
Я не стала дожидаться, пока Гисамей взгромоздится на своего мула и двинется в обратный путь. Разместившись в шестиместном боте, мы вылетели из верхнего ангара баркентины и взяли курс на дворец. Уже через несколько минут внизу показался величественный комплекс царской резиденции. Сидевший за штурвалом Донцов заложил крутой вираж и посадил бот на площадь перед широкой лестницей, ведущей к парадному входу.
Выпрыгнув из салона, я решительно направилась вверх по ступеням, придерживая рукой кортик, который воинственно поблёскивал своими самоцветами в ослепительных лучах солнца.
Я была готова к более чем прохладному приёму, но встретивший нас привратник в зелёной тоге очень учтиво поклонился и жестом предложил следовать за ним. Никто не задерживал у входа моих спутников и даже не попытался разоружить нас перед высочайшей аудиенцией.
Следуя за слугой, мы долго петляли в тёмном и душном лабиринте дворца. Я уже даже не пыталась запомнить дорогу или хотя бы определить направление, в котором нас ведут. Мрачно озираясь по сторонам, я невольно вспоминала тот сон, ощущение невероятно мешающих крыльев, взгляд Тьмы и алый всплеск в темноте. Мне снился именно этот лабиринт, но во сне он был ещё уже и страшнее.
Неожиданно мы вышли на лестницу, которая поднималась вверх, где было чуть светлее, и оказались в небольшом зале с колоннами, между которыми виднелись настенные росписи. Рассмотреть их я не успела. Едва мы вошли, из кресла с низкими подлокотниками поднялся царь и, по обыкновению прихрамывая на обе ноги и потирая спину, направился к нам.
— С утра болит поясница, — пожаловался он, поморщившись. — У меня был повреждён позвоночник. Осколок извлекли, но позвонки срослись неудачно. Теперь временами мучают боли. Пока я пил, вино заглушало их, а теперь я не пью. Не могу. И при этом чувствую себя отвратительно. Говорят, что резко бросать пить опасно для жизни. Впрочем, кому нужна жизнь такой никчёмной развалины?
Он посмотрел на меня исподлобья и, не дождавшись слов сочувствия, вздохнул.
— Всё это так неприятно, — пробормотал он и внимательно посмотрел на стоявших чуть позади стрелков. — Это была плохая идея — разрушать Храм. По правде говоря, мне нет до него дела. Хоть он провалится под землю, и она сомкнётся над ним. Но грядёт Битва. Сейчас Храмы сильны, как никогда. Люди боятся, а вера, я имею в виду слепую бездумную веру в спасение руками божества, это лучшее лекарство от страха. Могут возникнуть волнения. Жрицы могут поднять своих последователей на бунт. Конечно, вашему звездолёту не повредит дождь из камней и палок, а потом они устанут и разойдутся. Но всё это ни к чему. Лучше во всём разобраться здесь и сейчас.
Он махнул рукой, и заковылял к тёмному дверному проёму между колоннами. Мы последовали за ним. Следующий зал был больше и освещался десятком факелов, укреплённых на стенах. У дальней стены стояло единственное резное кресло с подлокотниками в виде грифонов и спинкой из переплетённых виноградных лоз. Слева я увидела группу жрецов в чёрных мантиях, которую возглавлял Танирус в новеньком балахоне с поблескивающим позументом. Напротив него справа стояли жрицы Света в белоснежных одеждах, причёсанные и умытые. Впереди, как богиня Гнева возвышалась красавица Апрэма, кидавшая на меня свирепые взгляды.
Ни на кого не глядя, Мизерис медленно прошёл к креслу, держась за поясницу, развернулся и тяжело сел. Он какое-то время морщился и ёрзал в кресле, видимо, выбирая наиболее удобное положение для своей больной спины. Потом, подняв глаза, он поманил меня ближе и указал место в нескольких метрах от себя, где мне надлежало встать.
Я подошла и, не дав никому открыть рот, произнесла:
— Я требую объяснений, господин. Мы прибыли сюда с миссией спасения и вынуждены были сесть на поверхность вашей планеты, чтоб доставить сюда ваших подданных и гостей. Но с тех пор, как мы здесь, против нас постоянно предпринимаются недружественные действия. Моих людей уже неоднократно похищали. Нам так и не удалось выяснить, кто это делает, извинений мы так и не дождались.
Справа раздалось свирепое рычание, но я даже не повернула головы, чтоб взглянуть на Апрэму.
— Этой ночью мы в очередной раз потеряли члена экипажа. Правда, на этот раз, нам удалось, не уповая более на расторопность ваших слуг, найти девушку и вернуть её. Мы нашли её в Храме Света, причём нам препятствовали в том, чтоб забрать её обратно.
— Она пришла к нам по доброй воле и хотела остаться! — крикнула Апрэма. — По нашим законам совершеннолетняя женщина может уйти в Храм Света и стать жрицей. Никто не вправе забрать её оттуда силой! Вы в Тэллосе и обязаны соблюдать наши законы! Но вы подослали к нам трёх демонов, которые с помощью магии силой забрали нашу сестру, несмотря на её сопротивление. К тому же они причинили существенные разрушения Храму! Согласно Уложению Утоса применение магии, неподконтрольной Храмам, карается смертью. Намеренное повреждение храмового имущества карается смертью. При этом всё имущество виновного отходит к Храму. Похищение жрицы карается смертью!
Она вышла вперёд и, остановившись перед царём, опустилась на одно колено.
— Я требую справедливого суда на основании наших законов, господин! Я требую выдачи демонов и придания их смерти. Я требую немедленной высылки землян с Агориса и передачи их корабля Храму Света в качестве компенсации!
— Формально требования Жрицы Света обоснованы и соответствуют закону, — флегматично заметил Танирус. — Правда, звездолёт вряд ли принадлежит тем троим. Храму Света, скорее всего, придётся довольствоваться их личным имуществом.
— За раба отвечает господин! — крикнула Апрэма, указав на меня пальчиком, на котором поблескивали разом три перстня.
— Если эти трое рабы, то и девица — рабыня, а не свободная женщина, — улыбнулся Танирус. — И на неё не распространяется закон о праве женщины стать Жрицей Света. Она является имуществом Богини Неба, а Храм не может претендовать на чужое имущество, если оно не передано ему по закону.
Апрэма резко обернулась ко мне и, не сдерживая злости, прошипела:
— Твои люди — рабы или свободные?
— Они не рабы, но без моего разрешения они не имеют права покидать звездолёт и оставлять службу, — ответила я.
— Ладно, я не претендую на звездолёт, — пропустив последнее замечание мимо ушей, процедила она. — Пусть мне выдадут тех троих и их личное имущество.
— Всё это так неприятно… — пробормотал Мизерис в очередной раз. — Что скажет Богиня Неба в свою защиту?
— А мне нужно защищаться? — уточнила я, положив ладонь на рукоятку кортика. — Моих людей похищают, угрожают их жизни, и я же должна защищаться?
— Эту девку никто не похищал! — взорвалась Жрица. — Она пришла к нам по доброй воле и не хотела уходить!
— По доброй воле? — переспросила я. — Добрая воля предполагает ясный рассудок. Девушка же находится в невменяемом состоянии. Её напичкали наркотическими веществами и воздействовали на её психику так, что на баркентине её пришлось изолировать. Она напала на родных братьев…
— Стоп! — неожиданно встрепенулся Мизерис и поднял указательный палец. — Вот с этого места, пожалуйста, поподробнее. Значит, девицу одурманили?
— Это ложь! — вскочила на ноги Апрэма.
— Это правда, её накачали наркотиками и внушили ей, что она — Светлое Божество, которое должно участвовать в Битве Детей Дракона!
В зале нависла тишина. Апрэма смотрела на меня со смертельной ненавистью.
— Ай-яй-яй, — выразительно перевёл дешифратор. Танирус с блаженной улыбкой покачал головой. — Как не честно! Прекрасная Жрица Света нарушает законы Небесного Дракона. Ведь ты не имеешь права привлекать чужаков для этой миссии. Существо должно явиться само.
— А ты разве не делаешь то же самое? Не ты ли искал Существо Тьмы среди её уродцев?
— Тихо, — Мизерис поднял руку. — Оба хороши. Но это уже похоже на правду, Апрэма. К тому же твои методы нам известны. Мы можем направить нашего лекаря на баркентину, и он осмотрит девицу. Если он обнаружит признаки её отравления одним из применяемых вами ядов, мне придётся привлечь вас к суду. Ты готова назвать имена жриц, непосредственно отравивших девицу, чтоб я мог приговорить их к смерти? Или предпочитаешь ответить за всё сама?
Апрэма скрипнула зубами и отступила в сторону.
— Я снимаю обвинения.
— А я — нет, — заявила я.
— Тогда я буду настаивать на том, что девица не хотела уходить, потому что решила остаться с нами, — парировала Жрица. — Она — свободная женщина…
Мизерис прервал её, зацокав языком.
— Ты кое-что упускаешь, Апрэма. Богиня Неба сказала, что эти трое — братья девицы. По закону, незамужняя девушка не может уйти в Храм без согласия старших родственников мужского пола.
— Может, она замужем, — проворчала Жрица.
— Нет, она не замужем, — возразила я.
— Тогда за похищение незамужней девицы должен отвечать Храм Света! — развеселился Танирус.
В следующий момент я услышала тихий, до боли знакомый свист и инстинктивно отклонилась в сторону. Мгновение спустя там, где только что была моя шея, оказалась рука Донцова, сжимающая странный тонкий кинжал с рукояткой из лучей, веером расходящихся в стороны.
Апрэма с хищной улыбкой смотрела на результат своего броска, но, поняв, что он не достиг цели, обиженно фыркнула.
— Попытка убить пришельца… — начал слегка побледневший Танирус.
— Не смеши меня! — расхохоталась Жрица. — Кто посмеет обвинить меня и предать суду за несколько дней до Битвы?
Мизерис молча поднялся, подошёл к Донцову и забрал у него из рук кинжал. Потом приблизился к Апрэме. В зале было тихо, все настороженно следили за царём, который забыл о своей больной пояснице и теперь двигался беззвучной скользящей походкой, не сводя взгляда с бледного лица Жрицы. Подойдя к ней, он поднял руку, погладил её по золотым локонам, а потом вцепился в них и резко рванул вниз и вбок, так что женщина невольно упала на колени и замерла, запрокинув голову. Он склонился над ней и, взглянув в глаза, поднёс остриё кинжала к её шее.
— Я не стану судить и казнить тебя, — четко произнёс он звенящим от ярости баритоном. — Я просто перережу тебе горло. И пусть гнев толпы падёт на меня…
— Господин, — предостерегающе произнёс Танирус. — Смерть Главной Жрицы приведёт к осложнениям…
— Заткнись и не смей перебивать меня! — прорычал царь.
— Нам не нужны осложнения, — поддержала я Жреца. — Ситуация итак слишком сложная.
Мизерис разжал пальцы и выпрямился.
— Только ради вас, Богиня, — произнёс он, взглянув на меня. — А ты, — он снова взглянул на задыхающуюся от страха и злости Апрэму, — запомни, что моё обещание остаётся в силе. Если с Богиней Неба что-то случится, если прольётся хоть одна капля её крови, хоть на миг затуманятся её глаза или на мгновение прервётся её дыхание, если у меня будет хоть малейшее подозрение, что это произошло по чьей-то вине, то первое, что я сделаю, я перережу тебе глотку твоим же кинжалом, который оставляю себе в залог. И только после этого я начну искать виновных.
Он снова согнулся, словно под непосильной ношей, и схватился за поясницу. Проковыляв к креслу, он сел и печально взглянул на меня.
— Это очень неприятно, Богиня Неба, — жалобно проговорил он своим обычным голосом. — Я имею в виду ваше обвинение в похищении и отравлении этой девицы. Мне придётся дать ход этому делу, искать виновных, судить, казнить. Это очень хлопотно, особенно, когда имеешь дело с Храмами. Они ничего не хотят говорить. Приходится пытать всех подряд, может, кто-нибудь проговорится.
— А то, что они разрушили Храм Света, не имеет для вас значения? — поднимаясь с колен, поинтересовалась Апрэма.
Я заметила, что никто не спешил помочь ей. Напротив, её спутницы, боязливо жались к колоннам, держась подальше от своей повелительницы.
— Какое мне дело до ваших построек? — капризно проворчал царь. — Кто виноват, что они рушатся от ветра? В конце концов, согласно закону царя Боракиса мужчины имеют право применить силу, чтоб забрать состоящую с ними в родстве девицу из любого дома. И даже разрушить этот дом, если им не отдадут их собственность.
— Этот закон не применяется тысячу циклов, — заметила она, оправляя одеяние и накидывая покрывало на голову.
— Его никто не отменял, — пожал плечами царь. — И на этот раз мне угодно его применить. При наличии нескольких законов, регулирующих спорные отношения, подлежащий применению закон выбирает судья. Я выбрал. Хуже то, что похищение девицы и её одурманивание, а также покушение на жизнь пришельца регулируется весьма недвусмысленно, — он с мольбой посмотрел на меня. — Я простил эту ведьму ради вас, Богиня. Простите её и вы, ради моего спокойствия. А? Ну, хотя бы дайте отсрочку до окончания Битвы. Может, там уж и разбираться будет не с кем и некому.
— Хорошо, я снимаю обвинения, — уступила я. — Ради вас, господин.
— Ну, ладно, с этим разобрались, — он потёр руки и почесал голову под мятым венком из роз. — Что-то я устал. Мне нужно отдохнуть. Так что убирайтесь отсюда все, кроме Богини. Её я прошу пока оставить меня, хотя я рад буду видеть её в любое время, но несколько позже.
— Господин, — робко заговорил Танирус, — нам нужно обсудить ещё один вопрос.
— Что за вопрос? — нахмурился Мизерис. — Мы говорили только об этом досадном случае и больше ни о чём.
— Мистерии, — Танирус виновато улыбнулся. — Царица предоставила дворцовые сады для мистерий Храма Света. Мы будем проводить свои мистерии в Храме. Но остаются поединки храмовых бойцов. Поскольку на сей раз Храм Света получил право на публичное проведение мистерий в садах, мы просим хотя бы поединки провести во дворце.
Мизерис устало откинулся на спинку кресла и тоскливо оглядел потолок.
— Опять эта резня, потоки крови, отрубленные конечности и головы, зияющие раны. Меня мутит от этого! — он сорвал с головы венок и запустил им в Жреца. — Надоело! Вы зальёте кровью всё, и этот тошнотворный запах будет стоять везде. А потом по коридорам дворца будут ходить, горестно стеная и гневно рыча, призраки ваших воинов.
— Такого не случалось ни разу, — осторожно заметил Жрец.
Мизерис измучено поморщился.
— Ты просто не видишь то, что вижу я.
— Поединки храмовых бойцов уместнее провести на рыночной площади, — подала голос Апрэма, — чтоб как можно больше народу могло увидеть его и поддержать Свет.
— Или Тьму, — эхом откликнулся царь. — Чтоб как можно больше обезумевших от постоянного страха людей могли озвереть от вида крови, войти в раж и устроить свалку в центре города, громить дома и лавки, убивать и грабить. Ладно, пусть будет дворец. Я предоставляю под поединки храмовых бойцов дворцовый театр.
Он опустил голову, коснувшись рукой изуродованного лба, и вдруг встрепенулся.
— Я придумал! — заявил он, и его лицо просветлело. — Крови не будет.
— Но традиция требует поединков! — забеспокоился Танирус.
— Поединки будут, а крови — нет! — радостно сообщил царь. — Ваши бойцы не будут биться между собой. Они будут танцевать!
— Что? — возопила Апрэма.
— Молчать! — рявкнул царь. — Я тут главный, и я всё решил. В обоих Храмах есть храмовые танцоры. Вы без конца спорите, кто из них искуснее, но ни разу не представили доказательств ваших аргументов. Самое время! Пусть танцуют, и мы выберем лучшего. Исход тот же — мы назовём победителя и Храм, который его выставил, но крови не будет!
— Но… — начал Танирус.
— Спорить бесполезно! — прервал его царь. — Будете противиться моей воле, смещу обоих, посажу в Башню Дракона и назначу на ваши должности более покорных моей воле кандидатов. У меня уже скопилось несколько кип доносов на вас и прошений о назначении на должность.
— Воля моего господина для меня закон, — с нежной улыбкой Апрэма склонилась в поклоне.
— Я и не думал противиться, — пожал плечами Танирус. — Просто хотел уточнить, танцоров какого пола мы можем выставить?
— Любого! Помоложе, покрасивей, поискуснее. Кстати, Богиня Неба, а вы не желаете выставить своего танцора? Он, конечно, не будет признан победителем, но это обострит борьбу.
— Что называется, вне конкурса? — я на мгновение задумалась, а потом кивнула. — Я выставлю своего танцора.
И, обернувшись, взглянула на Мангуста. Он едва заметно пожал плечами.
По дороге на баркентину я принялась обдумывать план операции, но ничего конкретного в голову не приходило. Я сидела у окна, рассеянно глядя на проплывающие внизу плоские крыши прижавшихся друг к другу низких домов. Внезапно меня охватило отчаяние, словно всё, что мы делаем, будет зря и ни к чему хорошему это не приведёт. Я поспешно отогнала эту мысль, но она вернулась в виде тягостного предчувствия, которое перетекло в страх. Я вдруг вспомнила, что предчувствия редко меня подводят. Я снова раздражённо отмахнулась от этого ощущения, и на меня вдруг нахлынула волной странная необъяснимая тоска.
— Всё будет хорошо, — подсел ко мне Мангуст. — Мы его вытащим.
Наверно, все мои метания слишком явно отражались на лице, потому что его взгляд был сочувственным.
— Простите, Мангуст, я понимаю, что это не входит в ваши служебные обязанности, — покаянно произнесла я.
— Не входит, — с улыбкой кивнул он, — но я понял вашу идею. Моё участие в этом шоу даст нам легальный способ попасть во дворец, и я смогу отвлечь их внимание на некоторое время, необходимое для проведения операции по освобождению Ивана.
— Верно.
— Я постараюсь танцевать так, чтоб они забыли о том, что нужно дышать, — проникновенно пообещал он.
Вернувшись на баркентину, я собрала в своём отсеке экстренное совещание, на которое пригласила Хока, стрелков и Джулиана. Не акцентируя их внимание на том, что плана у меня нет, я сообщила о приближающемся танцевальном поединке, в котором примет участие Мангуст, что даст нам возможность провести операцию по освобождению Валуева. Пока я говорила, на лицах стрелков появилось несколько скептическое выражение, а Хок то и дело насмешливо поглядывал на Мангуста.
— Они будут следить за твоим танцем с замиранием сердца? — поинтересовался он, когда я закончила.
— Может, ты станцуешь? — я бросила на него раздражённый взгляд.
— Если только медленный фокстрот.
— Тогда помолчи, — отрезала я и повернулась к Белому Волку. — Сколько времени понадобится на проведение операции?
— При наиболее благоприятном стечении обстоятельств не менее тридцати минут, — проговорил он. — Но, возможно, придётся ждать прохода патрулирующих стражников. Минут сорок-сорок пять нужно.
Я обернулась к Мангусту и вопросительно взглянула на него.
— Я могу танцевать и дольше, — задумчиво произнёс он. — Другое дело, что ритуальные танцы, гипнотически воздействующие на зрителей, требуют определённой подготовки. Подготовить танец продолжительностью в сорок пять минут не так просто. Ведь я должен танцевать так, чтоб им не пришло в голову отвлечься.
— Это было бы идеально.
— Я начну репетировать сегодня же. Но мне нужно подобрать аккомпанемент.
— Как насчёт флейты и барабанов? — предложил Джулиан. Мне кажется, он был единственным, кто с энтузиазмом отнёсся к этой затее. — В фонотеке Елизара есть музыкальные композиции для медитации.
— А он не уснёт? — наигранно забеспокоился Хок.
— Я буду по другую сторону, — не взглянув на него, ответил Мангуст. — Это очень хороший вариант. Флейта поможет выстроить пластический рисунок танца, а барабаны зададут ритм.
— У нас всего три дня на подготовку, — заметила я. — У вас — для репетиций, а у вас, — я снова обернулась к Белому Волку, — для подготовки операции. Кто пойдёт?
— Хэйфэн и Оршанин, — после некоторых раздумий произнёс он. — Больше двоих посылать рискованно — проще засветиться, коридоры узкие. Меньше — неразумно. Эти двое умеют действовать в экстремальных условиях и оставаться незамеченными. Им легче будет проскользнуть в подземелье и вывести Ивана. А при случае они вполне могут постоять за себя и прорваться наверх.
— Надеюсь, обойдёмся без этого, — пробормотала я. — Если мы потихоньку умыкнём пленника, то никто нас в этом не упрекнёт, особенно, учитывая, что они скрывают, что захватили его. Другое дело, если начнётся бой.
— Мы должны предусмотреть все варианты развития событий, — пожал плечами Белый Волк.
— Всё будет хорошо, — улыбнулся мне Джулиан.
Его уверенность несколько ободрила меня, и я попросила Белого Волка вкратце рассказать о наработках, касающихся готовящейся операции. Его доклад был полным и обстоятельным, потом несколько замечаний добавили Карнач, Оршанин и Хэйфэн. Выслушав их, я признала, что мои стрелки вполне профессионально подошли к подготовке операции. План был чётким, детальным и вполне реальным в исполнении. Закончив совещание, я оставила в отсеке старшего стрелка и исполнителей, чтоб ещё раз обсудить детали.
После того, как всё было проработано и проверено несколько раз, я, наконец, вслед за стрелками, начала верить в успех нашего предприятия. Они в нём не сомневались. Они снова и снова возвращались к схеме в трёхмерной карте дворца, обсуждая возможные проблемы, связанные с внезапным появлением стражи, закрытыми дверями на выбранном маршруте и случайными встречами с многочисленными обитателями дворца. Они с азартом продумывали запасные пути, обходные маршруты, способы безвредной нейтрализации царедворцев и воинов. Слушая их, я понимала, что танец Мангуста будет лишь ещё одним фактором, который послужит успеху их действий, потому что они готовы были сделать это всё без отвлекающих манёвров и дополнительного прикрытия.
— Хорошо, — проговорила я, подводя итог. — Примем всё это за основу. Приступайте к подбору оснащения и тренировкам. Помните, всё должно быть сделано быстро, тихо и аккуратно.
— Мы не помешаем им наслаждаться балетом, — усмехнулся Кирилл Оршанин, а я вдруг пожалела, что не смогу взять его с собой на поединок танцоров, и он не увидит, как на самом деле танцует Мангуст.
Мне всего один раз удалось увидеть его на сцене инопланетного ночного клуба, где он танцевал под странную завораживающую мелодию. И я запомнила это на всю жизнь, потому что более прекрасного танца я не видела. Но это осталось в прошлом, как странное полустёртое воспоминание о волшебном сне. Порой мне действительно казалось, что всё это приснилось, потому что трудно было увязать то божество, что я видела тогда в полумраке, в клубящихся сумерках, со сдержанным и исполнительным офицером, каким я знала Мангуста. Лишь изредка, наблюдая за его движениями на тренировке, или когда он кружился в танце с одной из наших дам, я вдруг мимолётно узнавала в нём то таинственное и прекрасное существо, что околдовало меня тем давним вечером.
Мне хотелось посмотреть, как он репетирует, но Белый Волк сказал, что Мангуст забрал отобранные в фонотеке кристаллы с записями и заперся в спортзале, переключив все камеры на внутренний терминал, чтоб записывать ход репетиции, смотреть записи и тут же поправлять то, что его не устраивает.
— Он просил никого не впускать в зал, — извиняющимся тоном пояснил старший стрелок. — Ему так проще. Он давно не танцевал на таком уровне, а ответственность очень большая. К тому же, он всегда показывает зрителям только готовый результат. Это его кредо.
— Такой подход заслуживает уважения, — согласилась я. — Не будем ему мешать.
В тот же вечер, вернувшись в каюту Джулиана, я уверено сообщила ему:
— Мы вытащим Ивана и уберёмся отсюда. Тут же улетим. И мне плевать, что подумает об этом Совет Духовной безопасности.
— Конечно, — ласково улыбнулся он.
Следующие два дня прошли с ощущением деловой активности и полной уверенности в том, что скоро всё это закончится. Я с интересом и одобрением следила за подготовкой стрелков, которые продолжали прорабатывать различные варианты развития событий по ходу операции, проводя десятки часов на имитационном полигоне, где был смоделирован запутанный лабиринт тех частей дворца, где им предстояло пройти.
Мангуст продолжал свои тайные репетиции, о которых знали все. Некоторые члены экипажа, наслышанные о его фантастических талантах, то и дело прогуливались у дверей спортзала, прислушиваясь к странным мелодиям, проникающим сквозь плотно закрытые двери. Но таинство рождения его танца оставалось закрытым для всех. Даже попытки пиратским способом подсоединиться к камерам наблюдения, установленным в зале, не дали результата.
Эта таинственность интриговала непосвященных и придавала грядущей вылазке стрелков налёт романтической авантюры. Её обсуждали, строили догадки, и всё больше верили в то, что она обязательно удастся. Ведь иначе и быть не может!
Но мне что-то мешало проникнуться всеобщим энтузиазмом. Раз за разом анализируя план, следя за подготовкой, я убеждалась, что всё продумано и подготовлено. Всё должно получиться. Но что-то всё же тревожило меня. Я долго не могла понять что, пока не сообразила, что моя тревога вовсе не связана с освобождением Ивана.
Меня тревожило совсем другое, и это было странное ощущение угрозы, нависшей надо мной, над моим счастьем, над моей семьёй. Со временем мне стало казаться, что я знаю причину этого беспокойства, но не хочу смотреть на неё. И легче мне не становилось.
Я пыталась думать о том, почему я так отчаянно не хочу вмешиваться в поединок Детей Дракона? Отчего мне хочется поскорее смыться отсюда и забыть об этой Богом проклятой планете на окраине галактики? И при этом я чувствовала, что задаю себе не те вопросы, какие нужно.
В тот вечер я сидела в кресле у камина в каюте Джулиана и смотрела на огонь. Но, кажется, не видела его. Я вглядывалась в какую-то вязкую темноту, клубящуюся перед моим внутренним взором. Я даже не заметила, как он подошёл и присел рядом на пол, опустив подбородок на моё колено. Только почувствовав это прикосновение, я очнулась и взглянула на него.
Его прозрачно-зелёные глаза мерцали золотистыми искрами, а на губах плыла нежная улыбка. Я тоже улыбнулась.
— Как хорошо, что у Жули твои глаза, — шепнула я, проведя пальцами по его щеке. — Она будет счастливой, потому что эти глаза созданы для смеха.
— Она в любом случае будет счастливой, — проговорил он. — Как и всякое дитя любви. А нашей любви — особенно.
— Ты, как всегда, прав, — согласилась я и снова взглянула на огонь. Не языки пламени, а недавняя темнота, проглянувшая сквозь них, притягивала меня.
— Не грусти, — умоляюще прошептал он, и его созданные для смеха искристые глаза наполнились печалью. — Мне больно, когда ты грустишь. Словно тупая игла вонзается в сердце. Лучше скажи, что тебя тревожит, чтоб я мог тебя успокоить.
Я хотела сказать, что меня ничто не тревожит, что всё будет хорошо, просто я думаю о намечающейся операции по освобождению Валуева. Но, вместо этого, тихо произнесла:
— Что-то будет… И я не знаю, что…
Он вздохнул и устало прижался лбом к моему колену. Я чувствовала его печаль и сама не знала, как его утешить. Я только провела рукой по его волнистым тёплым волосам.
— Всё будет хорошо, — повторил он и, подняв голову, посмотрел мне в глаза. — Всё будет хорошо.
— Я знаю, — кивнула я.
Он знал, что обманывает её, единственную женщину, которую любил на протяжении многих веков, ради которой когда-то пожертвовал самым бесценным, что имел, к которой вернулся из небытия, чтоб снова завоевать её любовь. Он понимал, что этот обман превращает в обман и то, что раньше он говорил вполне искренне о том, что будет с ней всегда, что последует за ней на край Вселенной, что в бою прикроет её спину… Всё оказалось ложью, кроме его любви. Что он мог сказать ей в утешение, прекрасно понимая, что она своим изначальным женским чутьём уже ощутила надвигающуюся опасность? Только снова воспользоваться её доверием и солгать, что всё будет хорошо. Пусть эта ложь хоть немного отсрочит удар, который он вынужден будет нанести. Пусть эта боль постигнет её как можно позже…
Его боль уже не имела значения. Он улыбался, он был ласков, потом обольстителен. Он, как обычно, успокоил её своими тихими речами, своим ласковым и спокойным взором, он убаюкал её в своих объятиях, и она, как всегда, поверила, потому что хотела верить ему. Она успокоилась, на её губах заиграла соблазнительная улыбка. И он снова позволил себе соблазниться. Почему нет, если это продлевает счастье для них обоих?
Пара часов нежности и страсти пролетели незаметно, и она уснула у него на груди, а он лежал в тишине, прислушиваясь к её дыханию, впитывая тепло её разгорячённого тела, вдыхая аромат, исходящий от кожи и волос. Нужно было идти в город, чтоб поддерживать решимость в этом гениальном безумце, который решил пошатнуть устои своего мира и спасти его. Но уходить не хотелось. Он знал, что не уснёт. Сон ему был не нужен. Но ему хотелось, как можно дольше оставаться здесь, в их летающем доме, держать её в объятиях и просто наслаждаться этим ощущением близости, ласки и тепла.
Его мысли снова вернулись к Мизерису, и в душе шевельнулось давно забытое дьявольское раздражение. Сложный клиент… И хочет, и боится. Сам задумал, но только и ищет возможность отвертеться. Может, проще было разыграть спектакль, заключить пакт на его душу, установить условия и назначить санкции за непослушание? Но это было бы слишком жестоко, потому что больше этот парень напоминал пациента, измученного собственным недугом, но отчаянно, на грани безумия, в полном одиночестве пытающегося не только противостоять своей болезни, но и взвалившего на свои поломанные плечи ответственность за целый мир.
«Как странно всё это, — думал он. — Меня занесло сюда с другого конца галактики, чтоб именно здесь я сдался Тьме, и лишь для того, чтоб осуществить замысел местного сумасшедшего царька». Стоит ли эта цель такой жертвы? Конечно, мир и ещё десяток миров… И его одинокая душа на другой чаше весов. И слёзы светлого ангела…
Он вздрогнул и почувствовал, как холодеет всё внутри. Светлый ангел… Конечно, светлый ангел! Дети Дракона должны явиться из космоса, но оттуда прилетел лишь их звездолёт. Вряд ли Существо Света имело смысл искать среди тиртанцев, прибывших на «Боливаре-57», хотя бы потому, что при всей своей доброте и обращённости к Свету, они не в состоянии вступить в какой-либо поединок. Их оружие — милосердие. Другого они не приемлют. Значит, Существо Света здесь на баркентине. И здесь есть только один светлый ангел, который возит с собой свой огненный меч.
Он посмотрел на жену. Её кожа и волосы снова излучали нежное золотистое сияние, только оно стало ещё ярче, чем раньше.
— Как жестоко… — прошептал он и, обняв её, закрыл глаза.
Мне снился сон. Как всегда такой реальный и ясный, что я не могла догадаться, что мне это только снится. Я не знала, как я оказалась на этой бескрайней зелёной равнине, простиравшейся от горизонта до горизонта под огромным куполом светлого прозрачного неба. Я не знала даже, кто я, и что я делаю на вершине белой четырёхгранной пирамиды, спускавшейся вниз широкими ступенями. Я просто стояла на небольшой площадке, глядя вокруг, и простор, наполненный теплом и солнечным светом, завораживал и восхищал меня. С высоты своего постамента я видела цветы, затерявшиеся в яркой изумрудной траве, ярких бабочек, перелетавших с цветка на цветок, полосатых пчёл и шмелей, деловито обследовавших чашечки из нежных разноцветных лепестков. Я слышала, как звенит в вышине маленький жаворонок, чувствовала тёплые прикосновения ветра, доносившие до меня ароматы трав и развивавшего моё белое одеяние и длинные золотистые волосы. Я полной грудью вдыхала этот ветер, его ароматы, этот простор, это жужжание насекомых и звон жаворонка, этот простор, и этот невероятно чистый свет, лившийся с небес. Я была счастлива и спокойна, чувствуя себя частью этого огромного и доброго мира. Наверно, я сама была этим миром, потому что хоть и стояла на вершине пирамиды, я чувствовала, как простираюсь от края до края равнины, заполняя своей любовью и светом всё пространство от трав до самых небес.
Невероятный восторг охватил меня, и любовь к этому миру хлынула через край. Я раскинула руки, и волны тёплой нежности мягко потекли вокруг, постепенно заполняя равнину, планету и дальний космос. Я не видела, но чувствовала это. И тёплый отклик пришёл мне в ответ. Широкий поток света устремился сверху, омывая меня золотым дождем. С севера, юга, востока и запада ко мне устремились жемчужно-радужные реки тепла и любви. Они сомкнулись во мне, и я ощутила ни с чем не сравнимое блаженство чистой, бесконечной и безмятежной любви, затопившей мою душу, моё тело, равнину вокруг меня, весь этот бескрайний и прекрасный мир…
Впервые за последние дни я проснулась с ощущением покоя и счастья. Я ещё какое-то время лежала в постели, глядя, как Джулиан ходит по спальне, заходит в ванную, уходит в гостиную, чтоб посмотреть на дочь. Я с улыбкой смотрела на него, а он с усмешкой поглядывал на меня. Последняя его отлучка из зоны видимости была ознаменована волнами кофейного аромата, проникшего в открытую дверь и мгновенно заполнившего комнату.
Он вернулся с двумя чашками кофе и присел на кровать.
— Сегодня воскресенье? — спросил он, пока я выползала из-под одеяла и устраивалась поудобнее.
— Нет, — мотнула головой я и забрала у него одну чашку. — Просто я уверена, что у нас сегодня всё получится! Мы вернём Ивана! Мне приснился хороший сон.
— Рад за тебя, — кивнул он. — А в том, что получится, я и раньше не сомневался. Ты приносишь удачу.
— Правда? — я задумалась, перебирая в памяти своих друзей и членов моего экипажа. — А знаешь, наверно, ты прав. Но мне приносишь удачу ты. Ты — мой талисман.
— Я согласен быть даже твоим плюшевым мишкой, только почаще обнимай меня по ночам, — усмехнулся он.
Утро началось чудесно, и день был таким же хорошим. Я вышла на мостик, занялась своими делами, слушала доклады вахтенных, но мой взгляд всё время притягивал поток яркого солнечного света, который лился в отсек через огромные лобовые окна. Закончив с неотложными делами, я встала со своего кресла и спустилась вниз к резервным пультам. Я остановилась в этом потоке льющегося сверху золотого света и подняла голову. Хоть сквозь экраны не проникало инфракрасное излучение, мне казалось, что эти широкие лучи были тёплыми, они ласкали моё лицо, проникали сквозь кожу и заполняли золотым сиянием всё тело. Тот же бесконечный восторг, что и в недавнем сне охватил меня. Я посмотрела в сторону и увидела Джулиана, который с улыбкой стоял в простенке возле пульта и смотрел на меня.
— Иди сюда, — позвала я. — Сегодня это солнце светит так же чудно, как дома! Этот свет… Я просто таю. Да, милый, кто хоть раз ощутил прикосновение Света, никогда не изменит ему! Потому что ему не нужны уловки и хитрости, ему не нужен подкуп и обман. Он есть любовь, счастье и блаженство! Просто так! Без причин и поводов! Просто потому, что это Свет!
А он с улыбкой смотрел на неё и чувствовал, как в душе его нарастает отчаяние и страх. Потому что он, в отличие от других, смотревших на неё, видел, как её лицо, руки и волосы начали излучать свет ещё более яркий, чем лился снаружи. А за её спиной распластались, победно вздымая пушистые белые перья прекрасные сильные крылья.
Она снова взглянула на него, жмурясь от света, как кошка.
— Иди же сюда!
Он покачал головой и отступил дальше в тень. И в голове тоскливо заметалась отчаянная мысль: «Только б этот безумец не ошибся!»
День ушёл на окончательную подготовку рейда стрелков в подземелья дворца. Я уже не сомневалась в успехе. После того, как они доложили окончательный план и показали мне на схеме дворца несколько подходящих маршрутов к камере, где держали Ивана, и продемонстрировали с десяток вероятных путей к отступлению, мы поднялись в верхний ангар. Братья Эрлинги как раз закончили проверку оборудования небольшой капсулы с экран-полем.
— Всё в порядке, — кивнул Лин. — Экран-поле работает отлично. Капсулу никто не обнаружит, пока не стукнется об неё лбом.
— Скафандры тоже в порядке, — добавил Ис. — Мы немного подрегулировали модуляторы полихромного покрытия, так что отзыв на изменение фона будет практически мгновенным. Щитки шлемов старайтесь не поднимать.
— Что мы, дети? — проворчал Оршанин, заглядывая в кабину капсулы. — Где третий скафандр для Ивана?
— В рюкзаке, на запасном сидении.
— Что с оружием? — Белый Волк обернулся к Донцову.
— Всё готово, — доложил тот. — Армейские парализаторы отрегулированы под функцию среднего поражения, внешние прицелы сняты. В этих закоулках от них проку не будет, только лишняя тяжесть. Будут работать с лазерными.
Хэйфэн кивнул.
— Я возьму меч, — сообщил он и, пресекая мои возражения, терпеливо объяснил: — там все вооружены именно холодным оружием. В коридорах лучше фехтовать, чем стрелять. Обещаю, что никого сильно не порежу.
— Ладно, — уступила я и посмотрела на часы. — Мы с Донцовым, Стаховски и Мангустом вылетаем через два часа. Вы дождётесь темноты и взлетайте. К этому времени шоу будет в полном разгаре. Мангуст обеспечит вам фору.
— Как справимся, сообщим, — пообещал Кирилл.
Я спустилась в свою каюту, чтоб переодеться в парадную форму, тщательно уложила волосы, подправила макияж и сунула в потайную кобуру «оленебой». В окно лился нежный золотой свет предзакатного солнца. Подойдя к окну, я выглянула на улицу. Высохшая долина была насыщенного жёлтого цвета и, казалось, даже выщербленные камни испускали ровное сияние. Мне это показалось хорошим предзнаменованием.
Перед отлётом я зашла в каюту Джулиана. Он сидел на диване, держа на коленях Жулю.
— Я полетела, родные, — улыбнулась я и, нагнувшись, поцеловала сперва мужа, потом дочку. — Ведите себя хорошо, не хулиганьте.
— Постараемся, — кивнул Джулиан, а Жуля вдруг захныкала, протягивая ко мне ручки.
— Маме нужно лететь, но я скоро вернусь, — пообещала я. — И уже никуда больше не полечу. Мы отправимся домой, к Алику.
— Так и будет, — подтвердил Джулиан.
Жуля нерешительно взглянула на него. А он вдруг щёлкнул пальцами свободной руки, и вокруг запорхали блестящие золотые бабочки. Жуля, сунув палец в рот, озиралась по сторонам, изучая новое явление, а я поспешно выскользнула из каюты и направилась в нижний ангар.
Тэллос был залит ярким светом, который из лимонного постепенно перетекал в оранжевый. Небо за городом краснело, покрывая низкие горы багровым налётом. Солнце всё ниже спускалось к горизонту. Зрелище было прекрасным и немного ирреальным, потому что на Земле я не видела таких странных закатов.
Донцов провёл флаер высоко над городом и опустил его на площадь перед дворцом, где двигалась вереница носилок и целый строй богато разукрашенных слонов с башенками-кабинками на спинах. Впрочем, стоять в очередь нам не пришлось. Как только флаер коснулся опорами брусчатки, из дворца выскочил запыхавшийся Гисамей, кубарем скатился по ступеням и, размахивая руками, бросился к нам. Оказалось, что этими жестами он отгоняет гостей, которые посмели расположиться между нашим флаером и ступенями лестницы. Его манипуляции увенчались успехом: носильщики разбежались, унося в стороны изящные портшезы, слоны попятились, и запыхавшийся Гисамей оказался у дверей флаера за мгновение до того, как Донцов распахнул дверь.
Он спрыгнул на брусчатку и галантно подал мне руку. Гисамей, отдуваясь на ходу, елейно улыбался, кланялся, а потом, пятясь, поманил нас за собой. Я, гордо выпрямившись, не спеша, проследовала за ним. На шаг от меня отставал Донцов, и замыкал шествие Мангуст в широком халате тёмно-вишнёвого цвета с золотыми кистями на витом поясе.
Вслед за Гисамеем мы поднялись по лестнице. Он провёл нас скудно освещёнными запутанными коридорами в небольшой зал, стены которого были украшены росписью праздничной процессии, а между резными колоннами стояли на высоких треножниках медные чаши, в которых горело какое-то ароматическое масло. Можно было бы говорить о приятном аромате, если б он не был столь насыщенным, что буквально забивал горло. Я невольно чихнула.
— Вы больны? — раздался сбоку обеспокоенный голос. — Эти ужасные сквозняки кого угодно доконают. У меня недавно случился прострел в пояснице…
— Я здорова, господин, — успокоила я царя, обернувшись к нему. Он стоял, слегка нагнувшись вправо и потирая левый бок. Венок на его спутанных кудрях для разнообразия был сплетён из свежих роз. — Просто тут душно.
— Да, и это масло! — закивал он. — Я им говорил, что незачем жечь масло. Можно брызнуть его в котёл с кипящей водой. Аромат был бы восхитительным. А так совершенно нечем дышать, — он заглянул мне за спину и посмотрел на Мангуста. — Это он будет танцевать? Даже если он двигается, как пьяный осёл, наши дамы всё равно устроят драку из-за пряди его волос. Если же он, действительно, умеет танцевать, они будут стонать и падать в обморок. Некоторые по-настоящему. Тупые и экзальтированные девицы особенно. Так что не удивляйтесь и не смущайтесь. Идёмте.
Он развернулся и заковылял перед нами, указывая путь и продолжая бормотать на ходу:
— Это была хорошая идея с танцами. Если они потом казнят в своих Храмах проигравших — это их дело, но крови во дворце не нужно. Особенно перед Битвой Детей Дракона. Она близко, и дыхание Лилоса уже отравляет всё вокруг. Во дворце видели рогатого змея. Это плохой знак. К тому же то и дело пропадают люди. Я б не переживал. Во дворце полно людей. Одним больше, одним меньше… Меня беспокоит причина их исчезновения. А недавно в зале, где умер мой брат, видели белый призрак, который прогуливался туда-сюда и диктовал стихи. Глупо, кто в наше время будет записывать стихи? Говорят, он был похож на моего брата. Правда, я сам не видел. А в нижнем городе родился белый ослёнок с двумя головами. Что это, никто не понял, но Храм Света тут же купил его, и теперь жрицы выкармливают этого зверёныша. А он съедает молока в два раза больше слонёнка и, если запаздывают с кормлением, орёт так, что откликаются все ослы на несколько улиц вокруг.
Мы вышли на арену большого амфитеатра, который пока был пуст. Это был не тот небольшой театр, в котором я познакомилась с царём. Широкая каменная площадь была окружена рядами каменных скамей. Тут явно могло поместиться больше тысячи зрителей. Увидев это, я вздохнула с облегчением, поняв, что большая часть обитателей дворца соберётся этой ночью здесь.
— Я приберёг для вас местечко, — пояснил царь, направляясь к противоположной трибуне. — Слева разместятся жрицы Света. Справа — жрецы Тьмы. Мы с Эртузой вон там наверху, на площадке, где стоят троны. А вы чуть ниже. Вам троны не положены, но, чтоб вам не было жёстко и холодно, я приказал положить на ваши места подушки. Вокруг вас на расстоянии пяти локтей никто не сядет, так что мешать вам не будут. Слуги принесут фрукты и сладости. Если хотите, вино.
— Лучше воду, — задумчиво осматриваясь по сторонам, произнёс Мангуст.
— Хорошо, что вас никто не слышит, — вздохнул царь. — Иначе мне пришлось бы вас казнить за несоблюдение этикета. Этикет — такая глупость, но его нужно соблюдать. Вам принесут кувшин с родниковой водой и три кубка. Подождите, пока мы с женой сядем, потом можете сесть.
Он пошёл дальше, а мы с Донцовым остановились, чтоб подождать Мангуста. Тот явно решил воспользоваться возможностью обследовать площадку для выступления. Он прошёлся по арене, присел на корточки, рассматривая отполированные плиты пола, потрогал их рукой. Потом посмотрел наверх, окинул взглядом трибуны.
— Ну? — спросил его Донцов.
Мангуст подошёл к нам.
— Отлично! — кивнул он. — Места достаточно. Плиты гладкие и не скользкие. Можно танцевать босиком. Амфитеатр обеспечит хорошую акустику. К тому времени, как наступит моя очередь, стемнеет, так что световые и визуальные эффекты будут выглядеть впечатляюще. Ты не забыл пульт?
Донцов сунул руку в карман и достал планшетку.
— Ничего менять не надо. Программа сама всё сделает, — продолжил Мангуст. — Но как только от наших поступит сигнал, нажмёшь финал. Я услышу барабанную дробь, и буду закругляться. Идём? Папа с мамой уже уселись.
Я обернулась и увидела, что Мизерис действительно уныло скособочился на своём резном кресле. А рядом восседает закутанная в шёлковую кисею и обвешанная золотом Эртуза. Сбоку от неё на скамеечке примостилась тонкая, как тростинка, царевна Анора с пышной копной чёрных кудрей. Она уже с интересом посматривала на Мангуста.
— Хорошенькая, — заметил он.
— Никакого почтения, — усмехнулся Донцов и, обняв его за плечи, увлёк к трибуне, где устроились правители Тэллоса.
Мы поднялись на несколько рядов и увидели большие красные подушки, уложенные на каменную скамью. Пройдя туда, мы сели. Я обернулась и увидела, как Мизерис утомлённо махнул рукой. Двери впереди, слева и справа распахнулись, и в амфитеатр хлынули толпы зрителей. Они втекали через двери, поднимались на трибуны и рассаживались, те, что побогаче, — внизу, те, что победнее, — выше. Несколько раз вспыхивали споры из-за мест и даже потасовки, но они разрешались простым и эффективным способом. К спорщикам подходил высокий человек в лиловой тоге с палкой в руке и щёлкал их по головам. Они тут же успокаивались и садились на свободные места.
Потом людские потоки обмелели, и через двери одновременно втекли две процессии: жрицы Света в белоснежных одеждах с цветочными гирляндами в руках и жрецы Тьмы в чёрных мантиях с медными чашами, в которых горел огонь. Цветами и чашами украсили почётные места на трибунах, после чего чинно вплыли Апрэма и Танирус. Смерив друг друга весьма презрительными взглядами, они уселись на украшенные места, а вокруг них расположилась их свита.
После этого снова был открыт доступ для простых смертных. Трибуны стремительно заполнялись. Мест уже не хватало и люди садились на ступени лестниц, в проходы, женщины — на колени к мужчинам. Опоздавшие теснились в проходах и подпрыгивали, чтоб увидеть хоть что-то.
Гомон, стоявший в амфитеатре, напоминал птичий базар. Я с трудом представляла, как среди этого шума можно будет слышать музыку. Но стоило царю поднять руку, всё вокруг стихло.
Он, кряхтя, поднялся и заговорил. Его негромкий голос разносился по всему амфитеатру, и зрители жадно ловили каждое его слово.
— Что ж, дети мои, — начал он. — Грядёт последняя Битва Детей Дракона, которая повергнет Тэллос в хаос и смерть. Кто победит в ней, Свет или Тьма, неизвестно. Да и не так важно, потому что Тэллосу уже не восстать. Однако мы, чтя традиции предков, должны свершать старые обряды. Уж так заведено, что Храмы, стремясь предвосхитить победу своих божеств, устраивают поединок воинов. Но, дети мои, к чему до срока лить кровь и оплакивать убитых? Лучше веселиться, услаждать взор красотой и соревноваться в прекрасном искусстве танца. Много лет длился словесный спор между Храмами, чьи танцоры лучше. Сегодня и узнаем. Каждый Храм выставил своих танцоров. Они могут станцевать только один танец, который я, правда, не ограничиваю временем. Потому что продолжительный танец, если он хорош, позволит показать мастерство и красоту исполнителей, а если он плох, то он надоест и вскроет все изъяны. Единственная же попытка обострит борьбу. После мы увидим танец прекрасного посланца звёзд, служителя Богини Неба. Перед тем, как начать, я напоминаю, что во время танца запрещается шуметь, кричать, топать ногами, свистеть и бросать что-либо на арену. Запрещается выбегать и прикасаться к танцорам. Запрещается устраивать драки. Нарушители запретов будут подвергнуты наказанию, им всыплют по тридцать восемь ударов палкой и запрут в подземелье до окончания Битвы Детей Дракона.
Он поднял голову и посмотрел в золотистое небо, которое по нижнему краю уже начало наливаться синевой.
— Пока Свет не покинул наш мир перед наступлением ночи, позволим танцевать его служителям, — изрёк он и, снова взявшись за левый бок, опустился на трон.
Красавица Апрэма царственно кивнула, и из проходов появились высокие юноши в белых туниках, которые несли странные устройства, похожие на колонны, увитые цветами. Однако эти колонны состояли из целой системы зеркал, хрустальных кубов и шаров с раструбами, начищенных до блеска медных ёмкостей. Они расставили эти сооружения по четырём сторонам арены и застыли рядом.
Потом появились музыканты с арфами и свирелями, девушки в развивающихся белых одеяниях. Они выстроились вдоль трибун. И, наконец, из входа напротив царской трибуны появилась танцовщица в костюме из филигранных металлических узорчатых пластин. На её голове была причудливая корона с извивающимися отростками, каждый из которых заканчивался алым самоцветом, ярко горевшим в закатных лучах солнца. Она вышла в центр арены и замерла в причудливой позе, чем-то напомнившей мне древнеиндийские храмовые статуи. Потом с четырёх сторон к ней устремились разноцветные лучи, которые, скрестившись, образовали вокруг золотистой фигурки ярко-белое свечение.
Музыканты начали играть, и над ареной поплыли нежные переливы, похожие на набегающие на берег волны. В эти волны вплелись струи свирелей, а потом к ним добавились высокие голоса девушек в белом. Наверно, так когда-то пели сирены, потому что эти высокие и мощные звуки завораживали. Танцовщица начала медленно двигаться в такт аккомпанементу. Её руки извивались, как морские водоросли в воде. Следом начало змеиться тело. А к паре рук добавилась ещё одна, потом ещё, и спустя несколько тактов, тонкая фигурка оказалась окружена целым солнцем трепетно извивающихся рук.
Только спустя мгновение я поняла, что на арене уже не одна танцовщица. Их было одиннадцать, совершенно одинаковых, гибких и подвижных, которые двигались, подчиняясь странной и нежной мелодии. Вокруг них заиграли искрами полупрозрачные фонтаны, потом заклубился лёгкий туман, и к девушкам присоединились неизвестно откуда появившиеся юноши. Они образовали два круга, двигавшихся в разные стороны, а над ареной из скрещивающихся лучей образовался радужный шар, от которого вниз устремились разноцветные ленты. Танцоры подхватили эти ленты и их хороводы начали переплетаться между собой, всё больше завораживая притихшую публику.
Следя за отточенными и синхронными движениями танцовщиков, я со смущением подумала о том, как будет выглядеть после них наш одинокий Мангуст. Я посмотрела на него. Он сидел, скрестив руки на груди, и со спокойным вниманием наблюдал за танцем. Внезапно на его лице мелькнуло недовольство, потом он снисходительно усмехнулся, затем прищурился, явно заметив какое-то заинтересовавшее его па.
А танцовщики на арене уже кружились в танце, закручивая несколько маленьких золотистых водоворотов. Их прыжки становились всё более лёгкими и высокими, повороты и кружение — более быстрыми и изящными. Над ними такими же круговоротами завивались множество белых звездочек, лёгкими потоками воздуха выносившихся из начищенных ёмкостей необычных колон.
Потом большая часть танцоров отхлынула на края арены и в центре остались две пары, которые начали стремительно сбрасывать с себя костюмы, оставив лишь короны на головах.
В это время уже опустились сумерки, радужный шар наверху померк, и четыре луча высветили золотую площадку, на которой две пары исполняли чувственный и очень красивый танец, напоминавший одновременно балет и акробатический этюд.
С последним лучом солнца, скрывшегося за горами, умолкли голоса сирен, арфы и свирели. Померкли лучи, и на арене воцарился полумрак. В нависшей тишине что-то затрещало, и, спустя минуту, на трибунах вспыхнули ровные, спускающиеся сверху вниз ряды светильников-чаш.
Арена была пуста. Очарованные танцем зрители, наконец, ожили, и раздался невероятный шум. Они кричали, вопили, свистели, топали ногами, дамы вскакивали и картинно падали в обморок на руки своим кавалерам.
— Ну, как? — стараясь перекричать шум, обратилась я к Мангусту.
— Хорошо, — кивнул он. — Жаль, не записали. На открытии Нового Карфагена можно было б поставить что-нибудь этакое… Естественно, без обнажёнки.
Царь тем временем с мрачным видом взирал на беснующиеся толпы на трибунах. Особого восторга на его лице я не увидела. Наконец, он поднялся, и шум перекрыл глубокий звон гонга. Как ни странно, трибуны тут же погрузились в тишину, и обезумевшие от восторга зрители замерли, преданно глядя на своего царя.
— Вы выразили своё одобрение этим танцовщикам, и мы приняли это во внимание, — сообщил он. — Теперь, когда на Тэллос опускается ночь, пришла пора выступить её служителям.
Он снова сел, и как-то тоскливо посмотрел на темнеющий горизонт. Взглянув в ту сторону, я увидела в небе необычное лиловое сияние. Жутковатый пронзительный звук отвлёк меня, и я снова взглянула на арену. Словно древний рог, вызывавший врага на битву, этот звук пронзил нависшую над ареной темноту, а следом слева и справа застучали барабаны и в темноте зажглись оранжевые звёзды огней, которые мчались, сливаясь в яркие колёса, которые, в свою очередь, стремительно закружились по арене. Только спустя какое-то время я разглядела тёмные гибкие силуэты людей, бегущих по площадке с яркими факелами в руках.
По периметру арены вспыхнули дорожки света, прочерченные горящими в плошках огнями. Потом на самой арене неизвестно откуда возникли витые треножники, и в больших котлах наверху полыхнуло красное пламя. Теперь света было достаточно, чтоб разглядеть танцовщиков Тьмы. Надо сказать, они произвели на меня куда большее впечатление, чем изящные служители Света. Все они, мужчины и женщины, были высокими и мускулистыми, с длинными густыми волосами. Их смуглые тела, прикрытые только неким подобием набедренных повязок, блестели от масла и бронзовых блёсток, подчеркивая рельеф мышц. Их резкие и энергичные движения казались на первый взгляд слишком простыми и даже грубоватыми, но странно притягивали взгляд грацией и силой. Они кружились на месте, извивались и кувыркались, сплетались в клубки, проносившиеся по арене вихрем, снова распадались и закручивались в маленькие хороводы, но всегда только против часовой стрелки.
При общем ощущении хаоса на арене, в нём, тем не менее, усматривалась странная гармония, внутренняя слаженность этого подвижного живого механизма, который всё более и более начинал напоминать мне подвижную схему какого-то устройства. Бой барабанов и завывание рогов, гудение труб из какофонии сливалось в завораживающую сложную мелодию. Я снова покосилась на Мангуста и увидела, что он подался вперёд, его огромные глаза расширились, он с возбуждением и восторгом смотрел на то, что происходило на арене.
Я снова вернулась к созерцанию и заметила, что происходящее внизу действо принимает упорядоченный и лаконичный вид. Движения танцоров уже слились в единый мощный ритм, они стали изящными и утончёнными. Целые группы двигались совершенно синхронно, при этом их движения становились агрессивными и резкими. Они разом взлетали, устремляясь на треножники, приземлившись на цыпочки, закручивались юлой и проносились цепочкой вокруг треножников, подпрыгивая и вздымая вверх к огню руки. В танец вплеталось всё больше сложных прыжков и движений, который все танцовщики исполняли безукоризненно и одновременно, как размноженные в зеркале отражения одного танцора.
В какой-то момент я сообразила, что теперь уже все они кружатся вокруг треножников, сосредоточенно выполняя какие-то замысловатые фигуры, и время от времени вскидывают руки к огню в угрожающем или даже нападающем жесте. Вокруг них клубилась тьма, постепенно заполняющая арену. Движения танцовщиков становились всё более мощными и стремительными, их блестящие от пота лица были сосредоточены. И только тут я поняла, что это не просто танец. Это — ритуал Тьмы. Они гасят Свет, символизируемый огнями на треножниках.
Не было видно никаких приспособлений, но Тьма сгущалась, на движущихся в жутком и прекрасном танце телах появились алые отсветы. А затем пламя в треножниках начало угасать. И, несмотря на то, что света на арене оставалось всё меньше, танцующие фигуры ярко выделялись, словно были сделаны из расплавленного металла. Их танец наполнился ликованием и превосходством. Рога отчаянно взвыли, барабаны выдали такую дробь, что воздух завибрировал. Несколько живых колец вокруг погасших огней распались, на несколько мгновений они слились в один кружащийся против солнца хоровод, который разлетелся в стороны, и всё погрузилось в абсолютную Тьму.
Я с трудом перевела дыхание и посмотрела наверх, где в небе неярко и знакомо светились бледные звёзды.
— Боже… — прошептал рядом со мной Донцов.
— Это было классно, — очень тихо проговорил Мангуст и поспешно добавил: — С точки зрения хореографии…
Постепенно Тьма на арене начала рассеиваться. Трибуны затихли в потёмках. Ни аплодисментов, ни криков радости я не слышала. Наверно, до зрителей дошло, что их одурачили, проведя под видом концертного выступления ритуал Тьмы.
Я обернулась и посмотрела на царя. Мизерис весьма мрачно смотрел на арену. Поймав мой взгляд, он вздохнул и нехотя поднялся.
— Я вижу, вы потрясены и напуганы тем, что увидели. Тем, дети мои, Тьма и отличается от Света, что ею не восторгаются. Ей ужасаются, а если и восхищаются, то втайне. Ваше молчание подтверждает, что искусство танцовщиков Храма Тьмы произвело на вас должное впечатление. Мы примем это к сведению, выбирая победителя. А теперь, как дар Небес и благословение Небесного Дракона, нас ждёт танец служителя Неба. И я надеюсь, что он прольёт бальзам на ваши перепуганные детские души.
Он сел. Мангуст поднялся и движением плеч сбросил с них красный бархатный халат. На нём был чёрный, расшитый серебром костюм: обтягивающие брюки и короткий жилет, облегающий верхнюю часть мускулистого торса. Я с интересом разглядывала его наряд и вскоре заметила под тканью какие-то бугорки, пластинки, чуть более выпуклые, чем нужно, швы и странный блеск вышитых узоров. На его правой руке поблескивал необычный серебристый браслет, который больше был похож на наруч. Он был покрыт заострёнными стержнями, расположенными вдоль руки, над тыльной стороной ладони размещался необычный выступ. Он заметил моё любопытство, улыбнулся, подмигнул и, выйдя в проход, легко сбежал по лестнице на арену.
В полной тишине он вышел в центр и завертелся волчком, выставив вперёд руку. От него разлетелись маленькие ракеты, которые упали по кругу, очертив достаточно широкую площадку. Поблескивающие палочки неожиданно раскрылись, превратившись в серебристые цветы, которые засветились чистым голубым светом. Донцов достал свой планшет и, положив его на колени, нажал кнопку на панели управления.
В тот же миг над ареной слева направо пронёсся звон тысяч хрустальных колокольчиков, а следом раздался плеск воды в ручье, защебетали птицы, и откуда-то со звёзд слетела уверенная и светлая мелодия флейты. Мангуст медленно и плавно поднял руки вверх, вытянулся, поднялся на цыпочки и его изящное тело начало медленно и плавно извиваться вслед за звуками флейты. Слева послышался лёгкий перестук, и движения его стали более ритмичными. Руки, плечи и бёдра двигались, словно сами по себе, следуя замысловатому ритмическому рисунку. По мере нарастания перестука, переходившего в бодрый барабанный бой он, кружась, двинулся по кругу, постепенно расширяя его.
Флейта зазвенела, подражая птичьему пересвисту, и его кружение перешло в лёгкий танец, сплетённый из высоких прыжков и изящных пируэтов. Я поймала себя на том, что слежу за ним с блаженной улыбкой. Посмотрев по сторонам, я увидела, что сидящие неподалёку от меня зрители тоже смотрят вниз, по-детски улыбаясь и качая головами в такт ликующим барабанам.
Со звёзд обрушились лихие гитарные переборы, и Мангуст, вскинув руки, начал исполнять что-то среднее между фламенко и тарантеллой. Он двигался так легко и изящно, его движения были столь отточенными и изысканными, его высокая, стройная и полная энергии фигура так притягивала взгляд, что вскоре зрители забыли о запретах. Они начали топать в такт мелодии и ударять ладонями по коленям. Я осмотрелась и увидела, что некоторые уже вскочили с мест и, забравшись на скамьи, танцуют, пытаясь подражать его движениям.
Было ясно, что он полностью завладел вниманием и симпатией невзыскательной публики Тэллоса. И, что сказать, он, действительно был изумительно хорош. В каждом его движении сквозили благородство и сила, его белозубая озорная улыбка озаряла всё вокруг. Густые длинные волосы блестели в лучах маленьких прожекторов, светивших на него жемчужным светом из чашечек серебристых цветов по краю площадки.
Темп мелодии постепенно замедлился, и из темноты, как змея, выполз одинокий голос флейты, который причудливо заструился в темноте. Я подалась вперёд, узнав ту мелодию, что слышала в тёмном зале на далёкой планете пару лет назад. И точно, лицо Мангуста стало спокойным и непроницаемым, и он, не спеша, устремился вслед за флейтой, повторяя телом все переливы звука, все изгибы загадочного невидимого змея, струившегося из темноты. Жемчужный свет сменился фиолетовым, и его костюм замерцал, заиграл искрами, как бриллиант.
Потом вокруг него появились призрачные полуразрушенные колонны, из пустоты полились на арену прозрачные струи водопада, плеск воды слился со звуками флейты, послышался шум ветра, шелест листвы, над площадкой возник белоснежный диск Луны. И прекрасный одинокий бог начал в своих волшебных садах завораживающий магический танец Жизни.
Я следила за ним, не отрываясь, и единственной моей мыслью была благодарность за то, что судьба дала мне шанс ещё раз увидеть это чудо. Потому что где-то в глубине моей души жила сумасшедшая мысль, что этот колдовской танец каждым движением ткёт сейчас полотно жизни, простирающееся во множество миров, наполняя их звёздами, музыкой и мечтами.
Я, как и все вокруг, поддалась волшебству этого танца, и совершенно забыла о том, что операция по освобождению Ивана Валуева уже идёт полным ходом.
В сумерках небольшая сферическая капсула под прикрытием экран-поля подлетела к дворцу и опустилась на небольшую террасу в западной части. Тонни Хэйфэн распахнул люк и спрыгнул на выщербленные плиты пола. За ним спустился Кирилл с рюкзаком за спиной и парализатором в руках.
Прислушавшись, они услышали где-то недалеко тревожный рокот барабанов и странное завывание труб.
— Шоу в полном разгаре, — заметил Оршанин. — Жаль, не наша вечеринка…
— Люк закрой, — распорядился Тонни и двинулся к небольшой надстройке в виде нескольких колонн, на которые была установлена массивная плита-крыша.
Кирилл захлопнул дверь и с удовольствием осмотрелся. Терраса была пуста. Он даже глянул на экран локатора на наручи, чтоб убедиться, что капсула ещё здесь. На экране голубовато отсвечивал небольшой круг. Кивнув, он надел шлем и поспешил вслед за напарником.
Под крышей были установлены выщербленные временем скамьи и покосившийся стол. Видно, что здесь бывали не часто. Сбоку темнел провал, где с террасы спускалась в глубину дворца череда истёртых ступеней.
Эта часть дворца находилась далеко от парадных залов и царских апартаментов. Здесь располагались трущобы дворца, где доживали свой век постаревшие придворные, которых давно сменили более молодые и энергичные, а внизу, в подвалах располагались казематы, странный лабиринт соединяющий подвалы, заваленные рухлядью, и тюремные помещения, где содержали опасных преступников.
Стрелки сбежали вниз по лестнице и углубились в каменный лабиринт, всё ниже спускаясь по эстакадам и лестницам. Коридоры были пусты. Может, здесь было не так много обитателей, но к тому же большинство из них выбралось из своих нор, чтоб издалека поглазеть на поединок храмовых танцоров.
Только раз, в одном из ответвлений коридора послышался шорох, который тут же был уловлен шлемофонами стрелков. Они одновременно взглянули на экраны своих биолокаторов и увидели медленно приближающийся объект. Отпрянув к стене, они почти вжались в неё. Лёгкие скафандры-хамелеоны позволили им слиться с тёмной стеной. Но вскоре они поняли, что это было излишне. Из-за угла появился сгорбленный старик в потрёпанной одежде, на которой ещё поблескивало изодранное золотое шитьё. Он ковылял, согнувшись, и неся перед собой низкий сосуд, в котором мерцал крохотный огонёк. Он проследовал мимо, кряхтя и вздыхая, и через какое-то время скрылся за поворотом.
Две тени снова отделились от стены и в темноте скользнули дальше. Свет был им не нужен. Стёкла шлемов преобразовывали поступающее на них изображение, и они отчётливо видели всё, вплоть до осколков посуды в углах.
Они продолжали путь, и вскоре в шлемофонах раздался странный, похожий на стон звук. Оршанин настороженно посмотрел на напарника. Тонни жестом показал, что этот звук доносится из вентиляции, но в следующий момент рядом с ним образовалось странное свечение, которое постепенно принимало очертания человеческого тела. Спустя мгновение уже можно было разглядеть, что это женщина с длинными взлохмаченными волосами и железным ошейником на шее.
— Призрак, — спокойно констатировал Тонни и прошёл мимо.
Оршанин неопределённо кивнул и пошёл следом. Жалобный стон раздался им вслед. Обернувшись, он увидел бледную фигуру и различил на полупрозрачном лице печальные, молящие о чём-то глаза. Вздохнув, он прибавил шагу, чтоб не отстать от Тонни.
Они спустились на тот уровень подвала, где располагались тюремные помещения. Здесь было чище, и вскоре на стенах начали появляться небольшие железные светильники со вставленными в них фитилями. Дважды им пришлось останавливаться и отступать в боковые ответвления коридоров, чтоб пропустить стражников в медных нагрудниках, которые по двое вразвалку проходили привычным маршрутом, позвякивая своими секирами.
До цели их путешествия оставалось совсем недалеко, когда они наткнулись на неожиданное препятствие. В небольшой комнате, которая разделяла два коридора, прямо на полу устроились несколько стражников. Они шумно дышали и что-то кричали, со стуком бросая на пол какие-то предметы. Спустя минуту стало ясно, что они играют в какую-то азартную игру, причём так увлечены, что закончат ещё не скоро.
Кирилл жестом указал Хэйфэну за спину, и тот, коротко кивнув, повернул назад. Им пришлось вернуться, чтоб зайти с другой стороны. К счастью такая возможность была, но для этого им пришлось спуститься ещё ниже, протиснуться через узкие, заваленные истлевшей рухлядью проходы, и снова выйти в коридор. И тут они услышали странный свистящий звук, перешедший в необычный шорох, словно кто-то протаскивал по коридору большой кожаный тюк, который тёрся краями о выщербленные каменные стены. Стрелки замерли, настороженно глядя вперёд. Но явление этого чудовища было совершенно неожиданным. Огромное змееподобное существо с длинной мордой, увенчанной ветвистыми рогами, с пастью, полной острых зеленоватых зубов, вдруг оказалось совсем рядом и нависло над Кириллом. Он вскинул парализатор, но Хэйфэн мгновенно выступил вперёд, прикрывая его собой. Раздался негромкий лязг стали. Кирилл увидел тусклый отблеск на изогнутом лезвии меча, и голова чудовища упала на пол. Спустя мгновение всё пропало: и змей, и его голова.
— Фантом, — пояснил Тонни.
— Вижу, — согласился Кирилл и двинулся дальше.
За ближайшим поворотом они увидели карабкающуюся наверх полуразрушенную лестницу и поднялись по ней, чтоб снова оказаться в тюремном коридоре. Здесь было светлее, потому что светильники располагались ближе друг к другу. Пройдя чуть дальше, они увидели низкую дверь, запертую на некое подобие засова.
Кирилл присел рядом, чтоб осмотреть его в поисках ловушки или секрета. Ничего не было. Положив руку на рычаг, он отодвинул засов в сторону и открыл дверь.
Они проскользнули внутрь, и Тонни прикрыл за собой дверь. В небольшой комнатке было довольно чисто и пусто. У дальней стены стояла низкая лежанка, а в углу — большой глиняный сосуд с ручками, по форме напоминающий цветочный горшок.
Едва они вошли, человек на лежанке приподнялся и развернулся к ним.
— Подъём, лейтенант! — гаркнул Кирилл, приподняв стекло шлема.
— Ну, наконец-то! — проворчал Иван, поднимаясь. — Чё так долго? Сколько я уже тут?
— Достаточно, чтоб вылететь из флота по дисциплинарке за самовольную отлучку со звездолёта. — Кирилл скинул с плеч рюкзак и бросил ему. — Облачайся!
— Ладно гавкать, — фыркнул Иван и заглянул в рюкзак. — Не больно-то вы торопились вызволить боевого товарища из вражеского плена.
— Надеялись, что сам справишься, — серьёзно заметил Тонни, снимая шлем. — Ждали, ждали… Потом поняли, не та подготовка у спецов Азарова. Надо вытаскивать, чтоб всех троих по описи сдать.
— Ну, да, — кивнул Оршанин, — чтоб командира не подводить. Она троих под отчёт получила, и сдать нужно всех, в надлежащем виде с учётом естественного износа.
Иван расхохотался.
— Теперь верю, что не снитесь!
Он достал из рюкзака скафандр и мгновенно натянул его на себя. Потом собрал в хвост изрядно засаленные волосы, аккуратно перетянул их лентой и после этого надел шлем.
— А оружие? — уточнил он.
— Перебьёшься, — ответил Кирилл и опустил забрало шлема.
— Пусть храбрость тигра и мудрость змеи будут твоим оружием, — изрёк Тонни и надел шлем.
— Ага, — озадачено кивнул Иван. — Парализатор, однако, надёжнее…
Оршанин посмотрел на свою наруч и убедился, что коридор пуст. Он открыл дверь, выпустил товарищей и аккуратно задвинул засов. После этого стрелки двинулись в обратный путь.
Они снова спустились ниже, туда, где встретили рогатого змея, но на сей раз он не пожелал выйти навстречу, и они без проблем миновали этот участок пути.
Поднявшись выше, они пошли уже знакомой дорогой, поглядывая на экраны своих биолокаторов. Им удалось без проблем миновать тюремную часть катакомб, и они снова углубились в запутанный лабиринт коридоров и комнатушек в западной части дворца. Мрачный лабиринт дворцовых трущоб словно вымер. Они спокойно шли по узким коридорам, протискиваясь мимо куч запылённого хлама. Усилители звука в шлемофонах транслировали только их собственные осторожные быстрые шаги.
Им уже казалось, что они спокойно доберутся до своей капсулы, как вдруг где-то совсем близко раздался отчаянный женский вопль. Было ясно, что какая-то обитательница этого жуткого места попала в беду. Второй крик уже содержал явный призыв на помощь. Тонни и Кирилл замерли в нерешительности, но Иван без колебаний бросился туда, откуда слышался зов.
— Стой! — приказал Тонни, но Ивана было не остановить.
Пробежав по боковому ответвлению коридора, он ворвался в маленькую комнатку, где возле стены, сжавшись от ужаса, сидела маленькая худая женщина в платье из рваного и истёртого шёлка. Над ней возвышался мужчина в тёмных штанах и широкой накидке с облысевшей меховой оторочкой. Иван сразу увидел в руке этого человека странный предмет, похожий на наконечник копья, занесённый над головой женщины.
Сбив нападавшего с ног, он одним ударом отправил его в глубокий нокаут, ногой отшвырнул в сторону странный заострённый предмет и посмотрел на женщину.
Она перестала кричать, но ужас на её лице был столь явным, что только в этот момент он сообразил, что выглядит, как статуя из камня, вышедшая из стены. Убедившись, что мужчина ещё не скоро придёт в себя, он развернулся и пошёл назад.
— Балбес! — зло процедил Кирилл, встретив его. — Засветил всё-таки!
— Я должен был позволить убить её? — возмутился Иван, следуя за друзьями.
— Её всё равно убьют, только завтра, — заметил Хэйфэн. — А сегодня могут убить нас!
— Да она никому не скажет…
Но в этот момент раздался протяжный крик сзади и быстрый топот лёгких ног. Женщина с криками о призраках убегала прочь.
— Быстрее! — приказал Тонни, и они прибавили шагу.
Однако вскоре позади послышался шум. Прислушавшись, они различили тяжёлый топот и бряцание оружия.
— Влипли! — прокомментировал Оршанин, переходя на бег.
Они неслись по коридору, но их преследователи не отставали. Было ясно, что местные стражники довольно часто устраивают погони за злоумышленниками по этим катакомбам, а, учитывая, что злоумышленники весьма вёртки и, как правило, тоже хорошо знают каждый закоулок дворца, для того чтоб настичь их нужно быть опытным ловчим.
Вскоре топот стал более отчётливым, и Кирилл, обернувшись на ходу, увидел позади сосредоточенные лица охранников.
— Много их? — деловито спросил Тонни.
— Прилично… Можно биться, но лучше смыться.
— Понял.
Он свернул за очередной поворот, на ходу вспоминая варианты отхода, которые они отрабатывали при подготовке операции. Оторваться от преследователей не удавалось, а тут ещё в одном из ответвлений коридора они успели на бегу заметить блеск медных нагрудников группы, видимо, направленной на перехват.
Еще несколько поворотов позволили слегка увеличить расстояние, но внезапно впереди они увидели двух патрульных, которые, заметив их, отважно вскинули свои секиры и бросились навстречу. Тонни на ходу выхватил из ножен меч и отбил клинок первого, оттолкнув его плечом с пути. Второго Кирилл, поднырнув под руку с секирой, приложил прикладом парализатора. Из-за этого небольшого промедления они снова оказались в опасной близости от преследовавших их солдат.
Прикинув количество стражников, Тонни понял, что если вступить в бой, без жертв не обойдётся. Значит, нужно уходить любой ценой. Он снова свернул в боковой коридор и ещё прибавил скорости.
— Ветер, мы уходим с маршрута! — сообщил обеспокоенный Кирилл.
— Знаю, — отрезал Тонни и снова свернул, но уже в другую сторону.
Его тактика была понятна. Он собирался уходить давно проверенным способом, внезапно меняя направление и запутывая противника полным отсутствием логики в поведении. Но вся проблема была в том, что они уходили в ту часть дворца, которая была им почти незнакома. Здесь легко можно было оказаться в ловушке, попав в тупик или налетев на группу стражников.
Но иного выхода Кирилл не видел, потому следовал за Хэйфэном, время от времени оглядываясь назад. Им удалось сохранять дистанцию, к тому же стражники уже не могли воспользоваться маневром для перехвата, поскольку направление, в котором в следующий раз свернут беглецы, было непредсказуемым.
Через какое-то время они выскочили в широкий коридор, вдоль стен которого стояли кованые светильники с зажжёнными в чашах огнями. Взглянув мельком на настенные росписи, Тонни узнал их. Здесь они когда-то проходили с командиром, и он помнил это место на плане дворца.
— Вперёд! — крикнул он и помчался дальше.
Он вспомнил, что за высокими коваными дверями впереди должен быть высокий квадратный зал, а в его противоположном конце есть ещё одна дверь, которая ведёт на крытую галерею, обрамляющую малый двор. Это был шанс!
Подбежав к двери, он ударом ноги открыл её, и они влетели в зал. Там было полно народу. Слуги расставляли столы, несли посуду и широкие блюда с какой-то едой. Видимо здесь намечался банкет по поводу поединка храмовых бойцов. Увидев три тёмные фигуры без лиц, перепуганные слуги заметались, с криками расшвыривая посуду и мебель. Не обращая на них внимания, стрелки устремились к открытым дверям напротив. Возле них стоял тоненький подросток в зелёном веночке и белой тунике, сжимая побелевшими пальцами позолоченную арфу. И когда до спасительной двери было лишь несколько метров, он вдруг выскочил наружу и захлопнул дверь.
— Нет! — взвыл Иван, на всей скорости налетев на широкие створки из цельных толстых досок.
— Дьявол… — простонал Кирилл, и, развернувшись, прижался спиной к двери, сжимая парализатор.
В этот момент в зал ворвались стражники. На какое-то невероятно долгое мгновение они остановились, группируясь перед тем, как напасть на непрошенных гостей.
— Может, сдаться? — проговорил Иван. — Во избежание лишних жертв.
— Нас убьют, — проговорил Тонни. — Любые проявления магии вне Храмов подлежат уничтожению.
— Точно, — кивнул Кирилл. — Сначала кончат, потом будут разбираться. Мы для них — пришельцы из другого измерения.
— А если сказать, что мы земляне?
Ответить Оршанин не успел, потому что в зале повеяло холодом. Он не мог почувствовать это сквозь скафандр, но заметил, как забеспокоились, ёжась, стражники, начали испуганно озираться жавшиеся к стенам слуги, и их просторные одежды развивались под нарастающими порывами ветра. Вскоре огни факелов на стенах начали тревожно метаться, отклоняясь в одну сторону, но самое странное, что все они склонялись так, словно ветер кружил вдоль стены. Впрочем, так оно и было. Вскоре его порывы стали столь сильными, что опрокидывали посуду на столах, а потом огни сорвались с факелов и понеслись вокруг зала, сближаясь к опустевшему центру, где уже закручивались в высокую воронку мелкие предметы, какие-то тряпки, сорванные с голов женщин покрывала. Спустя мгновение огни влились в воронку, и она вспыхнула. Огненный смерч танцевал по залу, закручиваясь против часовой стрелки, танцуя и извиваясь с жутковатым гудением. Перепуганные люди вжались в стены. Даже отважные стражники отступили, опустив свои секиры, и настороженно следя за смерчем. Тот постепенно прогорал, и вскоре вместо рыжего пламени он уже закручивал столб черного дыма.
— Что за хрень? — пробормотал Иван.
— Уходим, — услышал он в шлемофоне спокойный голос Тонни и, обернувшись, увидел, что тот стоит за дверью, придерживая тяжёлую створку.
Не дожидаясь развития событий, Иван скользнул за ним и увидел, что мощный деревянный засов по-прежнему задвинут, но его перекладина перерезана, скорее всего, тонким лазерным лучом.
Кирилл стоял на перилах галереи, переключая что-то на наручи. С другой стороны бежали стражники, но это было уже неважно, потому что прямо над перилами в пустоте образовался люк, через который розово светился салон капсулы. Оршанин запрыгнул внутрь. За ним одним прыжком заскочил в капсулу Тонни. Иван ещё успел увидеть, как по широкому прямоугольному двору бегают с криками люди, и тоже заскочил внутрь.
Захлопнув люк, он с удовольствием рухнул в ближайшее кресло и привычно защёлкнул привязной ремень.
— Всё! — выдохнул он. — Теперь домой и в душ!
Оршанин устроился за пультом и, спокойно наблюдая за суматохой на галерее и во дворе, взялся за штурвал. Хэйфэн присел рядом, снял шлем и, держа его в одной руке, другой быстро набрал на пульте текстовое сообщение и отправил его командиру. После этого он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Задание выполнено. Можно было расслабиться.
В квадратном зале хозяйничал смерч, круша мебель и разбрасывая посуду и еду, но, не касаясь перепуганных людей. В какой-то момент он вдруг замер, превратившись в чёрное веретено, которое стянуло к центру нижний и верхний концы, превратившись в мерцающий огненными искрами кокон. Кокон лопнул, разлетевшись ошмётками густого дыма, а в центре зала на высоте нескольких метров возникла человеческая фигура, закутанная в большие чёрные крылья.
Потом демон резко распрямился, раскинул крылья и обвёл взглядом прижавшихся к стенам людей. Его зелёные мерцающие глаза, проникающие взглядом в души, — это было последнее, что они увидели в ту ночь, потому что спустя мгновение все они: стражники и слуги, женщины и мужчины, юноши и старики, попадали на пол там, где стояли, и затихли. Демон медленно опустился на пол и осмотрел картину разгрома.
На пороге зала со стороны галереи раздались крики и несколько стражников вбежали внутрь. Они успели увидеть высокую изящную фигуру человека с длинными тёмными кудрями и огромными чёрными крыльями, который вдруг обратился в призрачный смерч, исчезнувший так же внезапно, как и появился.
Командир стражников осмотрелся по сторонам и, подойдя к ближайшему телу на полу, наклонился. Человек неподвижно лежал ничком. Стражник с усилием перевернул его и тут же услышал мощный храп, который издал лежавший. Все, кто находился в зале, были живы, но спали крепким сном, причмокивая и похрапывая во сне.
Время остановилось. В синей туманной дымке, в окружении белых призрачных колон продолжался волшебный танец странного божества. Его гибкое тело извивалось подобно струе дыма, его густая чёрная грива мерцала в свете звёзд, его прекрасное лицо хранило выражение глубокой отрешённости и сосредоточенности, потому что танец был его жизнью, его смыслом и способом существования.
Неизвестно, сколько времени это продолжалось, мгновение или вечность, но колонны растаяли во мраке, а водопад, наконец, излился, образовав круглое озеро в окружении голубых огней. И теперь, когда босые ноги танцора касались его поверхности, от них по зеркальной глади расходились лёгкие, постепенно тающие круги. Он продолжал кружиться, и теперь всё его тело было наполнено звёздным светом, а при каждом взмахе рук из пальцев выскальзывали звёзды, которые медленно поднимались вверх и занимали своё место на небосводе, отражаясь в глади вод. Там наверху возникали цветные туманности, лёгкие воронки спиралевидных звёздных облаков, пучки созвездий. И вскоре небесный свод, заполненный сиянием, сомкнулся краями с водами внизу, и образовалась звёздная сфера, в центре которой продолжался танец. Но он был уже другим, слишком странным, полным плавных переливов, когда одно движение переходило в другое, и мерцающий силуэт выписывал странные письмена, смысл которых был скрыт для простых смертных, но само очертание их очаровывало, наполняя душу покоем и светом.
Писк радиобраслета заставил меня очнуться, и я бросила взгляд вниз, на экран, постепенно вспоминая, кто я, и что тут делаю. «Мы уходим. Иван с нами», — светилась на экране лаконичная надпись. Я вздохнула, окончательно сбрасывая оцепенение, и посмотрела на Донцова. Он сидел рядом, но вид у него был такой, словно он находился в глубоком трансе. Однако стоило мне тронуть пальцами его руку, он тут же взглянул на меня, а потом на экран моего браслета. Кивнув, он с явным сожалением нажал кнопку на лежавшем на его коленях планшете.
Только сейчас я заметила, что мелодия, звучавшая над ареной, не имеет ничего общего с флейтой и барабанами. Это явно был синтезированный звук, с очень странным глубоким тембром, сопровождаемым тонкими мелодиями, вплетёнными в общий поток. Я слышала, что в Центре психической реабилитации Объединённого космофлота есть какой-то суперкомпьютер, который пишет красивые музыкальные композиции, предназначенные для лечения различных патологий, но услышала его произведение впервые и решила, что нужно завести такой кристалл для психологической разгрузки.
Мелодия тем временем мягко ускорилась, выводя застывшую публику из медитативного состояния, со звёзд посыпалась лёгкая барабанная дробь, и Мангуст закончил своё выступление высоким изящным прыжком в центр площадки.
Музыка смолкла. Звёзды и озеро пропали, голубые чашечки блестящих цветов закрылись, и тонкие серебристые стрелы взлетели вверх, соединились в воздухе в мерцающий жезл, который упал вниз, точно в смуглую руку Мангуста.
В амфитеатре по-прежнему стояла полная тишина. Зрители с трудом приходили в себя после этого сказочного действа. Я обернулась назад и увидела, что рядом с царём стоит, нагнувшись, человек в медном шлеме и нагруднике и что-то ему говорит. А Мизерис остановившимся взглядом молча смотрит на меня.
Я поднялась и слегка склонила голову, мило улыбнувшись, и сквозь зубы прошептав:
— Уходим. Очень быстро.
Я прошла по ряду, спустилась по лестнице и вышла на арену. За мной с халатом в руках следовал Донцов. Мангуст ждал нас посреди арены, и когда мы подошли, изящно развернулся к Донцову спиной, чтоб тот мог эффектно накинуть на его блестящие от пота плечи роскошный халат. Я, не задерживаясь, прошла мимо. Оба стрелка последовали за мной. Нас никто не преследовал, но, ещё до того, как мы дошли до выхода с арены, вокруг начался гвалт, который перекрывали вопли и стоны. Осмотревшись, я увидела, что зрители протягивают руки к Мангусту, видимо, умоляя его не уходить. Но он, как всегда, был неумолим. Даже не повернув головы, он проследовал к выходу.
Мы вошли в широкий коридор, и я замедлила шаг. Нас не задерживали, но и не торопились провожать.
— И как мы выйдем? — пробормотала я.
— Как и вошли, — пожал плечами Донцов.
А Мангуст ласково улыбнулся мне, как испуганному ребёнку.
— Эта часть операции нами тоже продумана. Мы знаем дорогу.
И он прошёл вперёд. Мне пару раз казалось, что мы всё-таки заблудились в лабиринте дворцовых коридоров и анфилад. Но мои спутники были спокойны и уверены, поэтому я тоже решила не волноваться.
И очень скоро мы почувствовали прохладу ночного ветра, а затем оказались у выхода на верхних ступенях лестницы, у подножья которой стоял наш флаер.
Я, наконец, смогла спокойно вздохнуть и сбежала вниз. Стаховски предупредительно распахнул дверь салона и подал мне руку.
— Они уже на баркентине, — улыбнулся он. — Как всё прошло?
— Жаль, ты не видел, — воскликнул Донцов. — Я и не знал, что у нас такие таланты пропадают!
— Почему пропадают? — надменно вздёрнул бровь Мангуст.
Когда мы разместились в салоне, Стаховски поднял флаер над площадью и направил его в сторону баркентины, а я взглянула на Мангуста. Он сидел, улыбаясь своим мыслям.
— Хорошая публика, — пояснил он, поймав мой взгляд.