Царь медленно брёл по тёмным залам дворцовых покоев. В его голове всё ещё звучала странная музыка, а перед глазами извивалась подобно языку пламени стройная фигура танцовщика Храма Неба. После того, как он перевернул умы и души жителей Тэллоса, глупо было выбирать между танцовщиками Храмов Света и Тьмы. Потому царь ничего не сказал. Он проводил взглядом Богиню Неба, которая уходила из его жизни навсегда, унося с собой сумасшедшую надежду и мечту о несбыточном счастье.
Она обманула его, но, как и подобает Богине, самым прекрасным и безупречным образом. Она победила, вырвав у него своего человека и последний шанс осуществить безумный план спасения этого забытого Богами мирка.
Он умел проигрывать. Он слишком часто проигрывал. И теперь, увидев, как она скрылась из виду, поднялся с места и ушёл, предоставив Апрэме и Танирусу самим разбираться с этим танцевальным поединком. Теперь он шёл, ни о чём не думая, но чувствуя, как тоска снова наваливается на его душу тяжёлым пыльным телом.
Он вышел в тот самый зал и остановился перед панно с радугой. Не увидит радугу его Тэллос. А скоро и сама эта картина превратится в каменную пыль, и лишь холодный Лилос будет безучастно взирать на осколки падшей цивилизации.
Сзади послышались хлопки широких крыльев, в спину ударила волна тёплого воздуха, и следом раздался тихий звук, с которым босые ноги опустились на полированные плиты пола.
— Последний заложник потерян, — мрачно сообщил Мизерис, не оборачиваясь к демону. — И я знаю, что не без твоей помощи.
Демон вышел из-за его спины и встал сбоку, рассматривая мозаику.
— Нам ни к чему впутывать в это дело смертных, — он небрежно пожал плечами.
— Теперь они улетят, — высказал, наконец, царь свою тревогу. — И с ними — Существо Света. Где мы найдём другое ко времени Битвы? Это ведь был он? Этот танцовщик?
Демон молча перевёл взгляд мерцающих изумрудами глаз на царя.
— Он лишь стекляшка рядом с подлинным бриллиантом, который обитает в недрах этого корабля. И этот бриллиант, который нам нужен, действительно там.
— Если они улетят…
— Они не улетят, — перебил его Кратегус, — без меня. Я слетаю туда ненадолго, а потом вернусь и буду с тобой… уже до конца.
Он развернулся. Чёрные крылья обдали царя ещё одной волной тёплого воздуха и слились с сумраком.
— Я должен верещать от счастья? — раздражённо крикнул царь ему вслед.
Теперь ему уже не нужен был портал, чтоб перемещаться из одного места в другое. Ему больше не нужна была маска из чёрного хрусталя, чтоб взглянуть в глаза Тьмы. Всё чаще он уходил в тёмные бездны по ту сторону границы Света. Эта тишина, этот холод и абсолютный покой очаровывали его своей бесконечностью, тайной молчания, своей безысходностью и безбрежностью. Он мог часами носиться там, испытывая свои крылья в вихревых потоках мерцающей энергии, вылетающей из глубин мрака. Он мог надолго застыть в пустоте, снова и снова погружаясь в свою душу, в её бездонные пропасти, наполненные болью, в её всё ещё распахнутые небеса, полные любви. Он всё меньше чувствовал себя человеком, с интересом наблюдая, как трансформируются под действием Тьмы его тело, его чувства и его ум. Он становился другим и не понимал, да и не хотел знать, к чему всё это приведёт. Он становился собой, но его человеческое сердце болело не меньше чем раньше. Оно тосковало и обливалось слезами, оно молило о пощаде и мечтало о счастье. И он баюкал его в объятиях чёрных крыльев, не зная, чем утешить. Он обманывал его, всё дальше отодвигая час своего ухода, но знал, что ему придётся уйти. И вот этот час наступил.
Ему не было нужды возвращаться на баркентину. Его ничто не держало там, кроме тех уз, что он всё равно не в силах был разорвать. Но прежде чем уйти, нужно было вернуться. Нужно было уйти так, чтоб его уход был замечен и понятен. Именно поэтому он вернулся на «Пилигрим».
Её не было в каюте. Конечно, она на мостике. Где ещё быть командиру, когда звездолёт готовится к отлёту? Но она не улетит, он не позволит ей, по крайней мере, не сейчас. Но прежде чем хлопнуть дверью, он решил воспользоваться возможностью ещё раз взглянуть на дочь.
Джулиана спокойно спала в своей колыбели, прижимая к себе голубого медвежонка с красной ленточкой. Датчики на боковой панели показывали, что она здорова, спокойна и видит сон. Он улыбнулся, коснувшись ладонью тёплой поверхности купола.
— Если б ты знала, малышка, как я люблю тебя, — прошептал он, — как мне больно уходить. Но, если я и наберусь сил уйти от твоей мамы, то расстаться с тобой я не в силах. К тебе я всё равно вернусь.
Он наклонился и поцеловал прозрачный купол. От того места, которого коснулись его губы, слетела маленькая золотистая фея и запорхала вокруг головки девочки. Он улыбнулся и вышел из каюты.
Уже поднимаясь в Зал Пентаграммы, он знал, что там устроена ловушка. Это было только на руку: чем больше шума, тем лучше. Он прошёл по длинному коридору, и вошёл в гулкий тёмный зал. На полу матово отсвечивал защитный круг, в центре которого стоял алтарь.
— Свет, — негромко проговорил он, и на потолке вспыхнули световые панели.
Возле алтаря, жмурясь, стоял Дакоста в широкой чёрной мантии с вышитыми серебром знаками. Увидев МакЛарена без рубашки, в чёрных брюках, босым, да ещё с распущенными волосами, мальтийский рыцарь нахмурился.
— Значит, это, действительно вы, доктор, — безрадостно констатировал он.
Джулиан кивнул и осмотрелся. В глубине зала на стене он заметил несколько небольших датчиков с загадочной маркировкой.
— Те самые детекторы магического влияния? — заинтересовался он и прошёл туда, не обратив внимания на защитные контуры под ногами. — Как они работают?
— Любое магическое действие в зале приведёт к срабатыванию сигнализации, — пробормотал Дакоста, стаскивая с себя мантию.
— Они включены?
— Конечно, если я здесь.
— Проверим?
Джулиан щёлкнул пальцами, и как раз между датчиками в стене образовалась широкая чёрная воронка, которая постепенно расширялась, образуя портал.
— Я ухожу, — проговорил он, взглянув на Дакосту. — Мне неплохо работалось с вами, и я ценил вашу дружбу, но теперь наши пути расходятся.
— Я не могу позволить вам уйти, — покачал головой Дакоста. Сняв мантию, он отшвырнул её в сторону и взял с алтаря золотой жезл, украшенный на навершии орлом, распластавшим крылья. — Либо вы сдадитесь, либо я вас убью.
Джулиан покачал головой.
— Глупо и недальновидно, рыцарь, потому что вы вынуждаете меня к тому, о чём я уже жалею.
И стиснув зубы, он выбросил вперёд руку. С вытянутых пальцев сорвался голубой шар и, промчавшись по залу, ударил Дакосту в грудь. Рыцарь отлетел в противоположный колец зала, а выпавший из его рук жезл откатился в сторону.
Джулиан поднял его и повертел в руках.
— Надо же! Он возил эту штуку с собой и даже ни разу не проговорился о том, что у него есть такое сокровище…
В этот момент дверь зала с треском распахнулась, и ворвались три стрелка с парализаторами наперевес. Заметив среди них Валуева, Джулиан усмехнулся:
— Ну вот, наконец, наша пропажа вернулась.
— Положите эту штуку на пол, доктор, и отойдите от дыры в стене, — тихо, но твёрдо скомандовал Кирилл Оршанин.
— Это не дыра, мой мальчик, — ласково проговорил МакЛарен и, нагнувшись, положил жезл возле своих ног. — Это портал.
— Тем более…
Договорить он не успел, потому что его второй спутник вдруг быстро метнулся вперёд и, развернувшись, встал между стрелками и Джулианом, наведя на товарищей бластер. Кирилл замер, поняв, что у того в руках вовсе не пугач, обездвиживающий жертву, а смертоносная пушка, созданная для убийства.
— Опустите оружие, или я стреляю, — ледяным тоном сообщил Игнат Москаленко, и чуть повернув голову, произнёс, — Иди.
Джулиан измученно закатил глаза.
— Не делай глупостей! Я вовсе не нуждаюсь в твоей защите!
Но Игнат молча поднял бластер и навёл прицел на Оршанина.
Именно эту картину я и застала, вбежав в Зал пентаграммы. Дальняя стена была скрыта занавесом угрюмой, закручивающейся воронкой Тьмы. Возле неё стоял Джулиан босиком в чёрных брюках с обнажённым торсом. Его распущенные волосы развивал ветер, а глаза мерцали холодными зелёными искрами. В нескольких метрах от него с наведёнными парализаторами стояли Оршанин и Валуев, а между ними и Джулианом — Игнат Москаленко с бластером.
— Не стрелять! — крикнул из-за моей спины Хок.
Все обернулись в нашу сторону. Джулиан взглянул на меня и негромко произнёс:
— Я приду за тобой.
За его спиной с шелестом раскинулись чёрные атласные крылья, он повернулся и в следующее мгновение исчез. Тьму затянуло в ею же созданную воронку, и портал закрылся.
— Дьявол, — прорычал Хок. — Всем опустить оружие!
Стрелки молча повиновались. Игнат обернулся и посмотрел туда, где только что стоял Джулиан. К нему подошёл Валуев и, когда Игнат обернулся, с короткого замаха ударил его в челюсть, а потом забрал из его рук бластер.
— Прекратить, — приказал Хок и подошёл к ним. — Без рукоприкладства, лейтенант. А ты сам виноват, — обернулся он к Москаленко. — Не просят — не делай. Оружие — в арсенал, этого — под арест.
— За что? — возмутился Игнат.
— За то, что душу дьяволу продал, — огрызнулся Оршанин, но Валуев ткнул его локтем под рёбра, и тот смущенно и виновато взглянул на меня.
— За то, что на своих оружие навёл, — поправил старпом. — И взял его без разрешения из арсенала. Увести!
Проходя мимо меня, Игнат остановился.
— Он вернётся, Дарья Ивановна.
Я ничего не ответила. Стрелки ушли. Я медленно прошлась по залу до того места, где недавно клубилась Тьма.
— Что он опять задумал? — проговорил Хок, задумчиво глядя в другой конец зала.
Оттуда раздался сдавленный стон.
— Он мне не докладывает, — пробормотала я, и, взглянув туда, увидела поднимающегося с пола Дакосту.
— Он ушёл? — спросил рыцарь, с трудом переводя дыхание.
— А вы пытались его задержать, наивная душа? — проворчал Хок и поддал ногой по золотой палке с фигуркой орла, лежавшей на полу. — С помощью этого?
— Он испугался, иначе б не напал…
— Не обольщайтесь, — Хок обернулся ко мне, и взгляд его стал сочувственным и виноватым. — Прости, я надеялся, что он справится…
— С чем? — насторожилась я.
— С этим… С этой сущностью, которая просыпается в нём…
— О чём ты?
— Боюсь, что именно об этом, — он вздохнул. — Он говорил, что ему всё сложнее бороться с тем, что происходит. Эта тварь внутри него не успокоилась. Он уступил…
— Демон? — спросила я, и сама не услышала своего голоса, так сдавленно и слабо он прозвучал.
— Мне, действительно, жаль… — произнёс Хок и ушёл.
Я стояла, глядя под ноги, где голубели какие-то линии и знаки. Мне казалось, что я ни о чём не думаю, потому что именно в этот момент Тьма, так часто выглядывавшая из углов, вдруг распахнулась передо мной безбрежным провалом и в упор посмотрела мне в глаза.
— Неужели? — прошептала я, обращаясь к этим линиям, или, может, к Тьме. — Я что, так была увлечена свалившимся на меня семейным счастьем, что ничего не поняла? Я целый год наблюдала за тем, что с ним происходит, и мне казалось, что у него всё под контролем. Ведь все мы периодически выходим на какой-то иной уровень, в нас что-то, порой очень многое меняется, но мы всё равно остаёмся собой. И то главное, что остаётся прежним, переделать уже нельзя. Поэтому, какой смысл бояться трансформации? Её просто надо принять и позволить ей изменить себя. В любом случае, человек не может превратиться в дьявола. Верно?
Я отыскала глазами Дакосту. Он слишком сосредоточенно рассматривал свой жезл с орлом. И молчал.
— Рыцарь, — обратилась я к нему, — вы же демонолог. Вы же понимаете, что демон — это сущность, не имеющая души. А суть человека — его бессмертная душа, которой не может быть у демона. Они несовместимы…
Он, наконец, поднял голову и печально взглянул на меня.
— Я не знаю, командор… Я не знаю, что вам сказать.
— Конечно, — я выдавила улыбку и кивнула. — Это моё дело, и я сама с ним разберусь.
Я с усилием выпрямила спину, откинула назад плечи и вскинула голову. Мне хотелось рухнуть на пол и выть, но вместо этого я с гордым видом вышла из зала и пошла в командный отсек.
Я спустилась вниз, но не ступила на бегущую дорожку, а пошла по длинному пустому коридору, глядя на горящий в его конце свет.
Ощущение темноты, ужаса и тоски навалились на меня. Я вдруг очень остро ощутила, что совсем недалеко безмятежно спит в колыбели наша дочь, и не понимает, что именно сейчас рухнул наш спокойный и светлый мир.
— Мир рухнул? — тихо переспросила я и вдруг ощутила злость, на себя, на свой страх, на ощущение бессилия, но не на него. — Чёрта с два! — рыкнула я в пространство. — Это мой мир, и я его так просто не сдам!
Свет впереди становился всё ярче, и спустя минуту я вошла на мостик и окинула взглядом сидевших за пультами офицеров. Они всё ещё ждали команды на взлёт.
— Мы никуда не летим! — сообщила я. — Мы потеряли ещё одного члена экипажа.
— Нет! — простонал Вербицкий.
— Кого? — встревожился Булатов.
Я молча взглянула на сидевшего в стороне Хока и, ничего не сказав, ушла в свой отсек.
Я села на диван, спиной к окну. Мне не хотелось снова таращиться во Тьму, укравшую у меня мужа. Я ничего не понимала. Недавняя злость сменилась обидой, обидой маленькой девочки, у которой отобрали любимую игрушку. Мой чудный, мой несравненный, мой прекрасный муж ушёл. Почему? Что было не так? Я вспоминала последние дни, его ласковые глаза, его тёплые губы, его нежный шёпот. Он всё время говорил, что всё будет хорошо. Все сомневались, все колебались, но он был совершенно уверен в успехе, в том, что у нас всё получится, и мы улетим… Я нахмурилась. Нет, последние дни он уже не говорил этого. Пожалуй, с того самого дня, как вернулся из Храма Тьмы с этой противной маской из чёрного хрусталя. И стал вдруг таким… Эти кудри, эта перламутровая кожа, эти изумрудные глаза. Он превращался в демона? Чушь! Я помнила, как выглядел настоящий демон! С точностью до наоборот!
Я замотала головой и горестно вздохнула. Я решительно ничего не понимала. Почему он ушёл? И куда он ушёл?..
Я неожиданно вспомнила остановившийся взгляд Мизериса, когда он узнал о побеге Валуева. Зачем им нужен был Иван? Почему он без конца просил меня задержаться на планете? Что ему от нас нужно? И какое отношение всё это имеет к Битве Детей Дракона? Впрочем, с этим уже что-то прояснилось. Они ищут у нас какое-то Существо Света. А до этого искали Существо Тьмы?
Храм Тьмы, маска, странное преображение Джулиана, запах сандала и блёстки случайно оставшиеся на его губах… Все события выстроились в одну цепочку, мозаика сложилась. И мне снова захотелось плакать. Мой драгоценный, золотой мальчик, это что, существо Тьмы? Это он будет биться с каким-то Существом Света? И ещё Совет духовной безопасности со своими дурацкими пожеланиями относительно исхода поединка!
— Боже мой, — всхлипнула я. — Разбудите меня!
Стук в дверь пресёк мою попытку разрыдаться от жалости к себе.
— Войдите, — проговорила я и невольно поморщилась от того, как измучено прозвучал мой голос.
Дверь открылась, и в отсек вошёл Хок. Аккуратно задвинув створку, он прислонился спиной к косяку и молча взглянул на меня. По тому, как явно он собирался с мыслями, я догадалась, что он сейчас скажет. И заранее обиделась.
— Нужно улетать, — мрачно проговорил Хок, увы, не обманув моих ожиданий.
— Мы не можем улететь без него, — проворчала я, отвернувшись. — Он такой же член экипажа, как и остальные. По Уставу…
— Ты просто прикрываешься Уставом, — перебил он, — чтобы…
— Чтобы? — резко перебила я, взглянув на него в упор.
— Послушай, — он сел рядом и печально взглянул на меня. — Скоро здесь начнутся глобальные катаклизмы. Неизвестно, уцелеет ли планета…
Я обернулась и всё-таки посмотрела в окно. Оттуда на меня задумчиво взирала Тьма. Та самая, поглотившая моего любимого.
— Странно, — пробормотала я, вглядываясь в неё, словно могла разглядеть в её глубине свою пропажу. — На Земле знают, что тут намечается что-то ужасное, но ничего не предпринимают. Они отправили сюда нас и не хотят, чтоб мы улетали. Что мы можем сделать здесь одни?
Он ничего не ответил. Я печально кивнула.
— Ты прав, Рауль, оставаться здесь опасно. Но вы полетите без меня. Я останусь…
— Исключено! — вскипел он. — Командир не имеет право оставлять звездолёт.
— Бывают нештатные ситуации, — вяло возразила я. — Я останусь в любом случае… К тому же именно этого хочет Совет духовной безопасности…
— Нет. Этого хочешь ты! — возразил он. — Из-за него! Неужели ты не понимаешь, что его больше нет? Это демон!
Я задумчиво посмотрела на него и покачала головой.
— Не уверена…
— Скорее, не хочешь поверить, — не унимался он. — Он встал на Тёмную сторону!
— А что такое тёмная сторона? — неожиданно спросила я. — Вообще, что такое Тьма, Рауль?
Он ошарашено взглянул на меня.
— Тьма — это зло!
— А если нет?
— О чём ты? — начал раздражаться он.
— Я просто подумала вот о чём, — осторожно подбирая слова, начала я. — Мы с тобой на протяжении многих жизней сражались с приспешниками Тьмы. Нам всё было ясно и понятно. Но мы даже не задумывались, что это такое на самом деле? Почему кто-то предаётся ей, если она Зло? Почему она не кончается? Почему её адептов практически невозможно перевоспитать? А, может, она не так плоха?
— Ты впадаешь в ересь, — сухо заметил он.
— Я пытаюсь понять то, что сейчас для меня важно! — объяснила я. — Пытаюсь понять, почему я здесь, а мой муж там? Почему он ушёл во Тьму, оставив меня? Я хуже?
— А это уже женские комплексы.
— Нет, погоди… Как мы вообще определяем, что перед нами враг? Что он тёмный?
— Мы чувствуем это!
— Инстинктивно? Как животные?
— Я не понимаю, о чём ты? — он уже обеспокоено заглядывал мне в глаза, видимо, заподозрив в помутнении рассудка.
— Рауль, просто скажи мне, что такое Тьма? — попросила я. — Без лозунгов, без фанатизма. Чтоб я поняла, почему он не удержался и сдался ей?
— Потому что она коварна, — ответил он. — Она раскидывает приманки на пути…
— Он не ребёнок и не идиот! — внезапно разозлилась я. — Мы с тобой до сих пор рассуждаем категориями средних веков, но мир изменился. Мы летаем во Тьме, прокладывая курс между редкими островками Света. Это реальность и отвергать её глупо. Джулиан видел и знает такое, о чём мы с тобой и помыслить не смеем. Он любит жизнь, он любит людей, он любит меня и наших детей, наконец. Но он ушёл. Какие приманки могут заменить ему всё это?
— Тебе нужно успокоиться и отдохнуть, — примирительно произнёс он. — А завтра мы всё решим.
— Я всё решила, — проговорила я. — Без мужа я отсюда не улечу, даже если мне придётся ради его возвращения нырнуть в ад. Если считаешь, что экипаж подвергается опасности, я сдам тебе командование, и летите домой. Жулю отвезёшь к моим.
— Я без тебя не полечу, — отрезал он.
Я пожала плечами, встала и направилась к двери, но не к той, что выходила в командный отсек, а к другой, ведущей в маленький коридорчик, куда редко кто заходил.
— Я иду спать, — сообщила я. — А у тебя ещё есть время всё обдумать и принять разумное и взвешенное решение.
Я не надеялась, что мне удастся уснуть, но я уснула вскоре после того, как легла и свернулась под одеялом, как-то слишком остро ощущая, что сегодня сплю одна. И сон не принёс мне успокоения.
Мне приснился древний белый город с белыми домами и храмами. Я видела тяжёлые каменные крыши, которые покоились на монументальных портиках. Разложенные на них панели солнечных батарей глянцево отражали алые отсветы садящегося в море светила. В густых зелёных садах среди кудрявых олив пестрели палатки, украшенные люминесцентными фонариками. На просторных площадях возвышались высокие обелиски с мраморными статуями героев и богов. А внизу вечерний ветер полоскал растяжки с полихромными рекламными надписями. По узким улицам шествовали воины в римских доспехах. Мимо них проносились на ярко раскрашенных аэроциклах мальчишки в шортах из обрезанных джинсов и цветастых рубашках с оторванными рукавами. А следом чинно шествовали вереницы белых коров, украшенных цветочными гирляндами, в которых ярко блестели электрические лампочки.
Я задумчиво разглядывала эту странную картину, сидя на парапете, который ограждал круглую площадку наверху белой башни. Ярусом ниже блестели золотые вазы с алыми и бирюзовыми розами, расставленные по краю широкой террасы, выложенной яшмовыми плитами розового и карамельного цвета. Я болтала босыми ногами и постоянно натягивала на колени слишком короткую белую рубашку, подол которой трепал тёплый ветер.
Пахло розами и морем, и почему-то было тревожно и грустно. Время от времени, я передёргивала плечами, потому что нижние перья моих крыльев упирались в пол позади парапета. Но стоило мне чуть приподнять их, я теряла равновесие, и мне казалось, что я сейчас рухну прямо на эту нарядную террасу внизу.
Время от времени я косилась налево, где в паре метров от меня на том же парапете присел на корточки Джулиан. Он расположился выше и его крылья не упирались в пол. Но демоны всегда сидят на корточках, а ангелы — свесив ноги над бездной. Так уж повелось.
Видимо, наш разговор продолжался давно и уже успел зайти в тупик, потому что я печально рассматривала пейзаж внизу, а он гневно поглядывал на меня, чего-то ожидая.
Смутное воспоминание о теме разговора, наконец, всплыло в памяти, и я упрямо мотнула головой.
— Ты говоришь ерунду. Во мне достаточно Света, чтоб справиться с этим! Я всегда добиваюсь своего!
— Сейчас другой случай, — резко возразил он. — Тьма, живущая в твоей душе, подставит тебе подножку, как тогда на Новой Луизиане, и ты снова проиграешь. Единственный способ избежать этого — примириться с ней!
— Во мне нет Тьмы! — упрямилась я.
— Есть! — не уступал он. — Не может не быть, потому что она есть во мне, а наши души слиты воедино!
— Моя душа не приемлет Тьму!
— Это иллюзия, которую ты вбила себе в голову! — воскликнул он, поднявшись во весь рост, и его крылья воинственно раскинулись над моей головой, закрывая от лучей уходящего за горизонт солнца. — Всё не так, как ты думаешь! Я внёс в твою душу Тьму, а ты не в состоянии отказаться от чего-либо, исходящего от меня! Вспомни! Вспомни нашу первую ночь, когда безумный водоворот страсти, смерч неземных энергий закружил нас и сшиб наши тела и души. Я удивляюсь, что в тот миг в небесах не засияло Божественное сияние, и не вспыхнул столб дьявольского огня, потому что сила, столкнувшая нас, была невероятной. Наши тела соединились с такой силой, что разбились на атомы и проникли друг в друга, наши души смешались на самых тонких уровнях. И если тела мы ещё смогли разъединить, то души так и остались единым целым! Моя душа наполнена Тьмой, и она — часть твоей души. Как и моя душа наполнена твоим Светом.
Я снова уныло потупилась.
— Зачем ты всё это мне говоришь?
— Я хочу тебя подготовить…
— К чему?
— К поединку… К прорыву… К откровению и победе… Ты должна победить в этой Битве, но победить невозможно, если не осознаёшь полностью себя и не понимаешь противника. Я хочу, чтоб ты раскрыла свою душу, заглянула в неё и увидела то, на что не хочешь смотреть. На Тьму, которую я поселил в твоей душе. Это поможет… Без Тьмы нет Света. И только Тьма заставляет Свет сиять всё ярче…
Его крылья опустились, и он снова присел рядом на корточки. Красноватый диск солнца уже наполовину погрузился в расплавленное золото залива, стиснутого с двух сторон ржавыми щипцами плоских мысов. Изящная триера скользила вдоль горизонта под белым парусом. И над городом раздался резкий протяжный звук.
Я проснулась и прислушалась. Из гостиной слышалось негромкое сонное хныканье Жули. Колыбель исправно отреагировала на её пробуждение, открыв купол и подав звуковой сигнал. Раньше на призыв откликался Джулиан. Выбравшись из-под одеяла, я в сорочке вышла из спальни и вынула из кроватки мягкое, тёплое существо, которое что-то ворковало и сонно жмурило зелёные глазки с длинными золотистыми ресничками. Я улыбнулась и поцеловала розовую щёчку, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы.
Сон, который мне приснился, отчётливо запечатлелся в памяти. И я снова и снова прокручивала его, пока занималась с дочкой. Потом, когда она, пахнущая молоком и шампунем для младенцев, одетая в новые розовые ползунки и распашонку, уснула на широкой кровати в спальне, я села рядом с ней, подтянув колени к груди и обняв их руками.
Я думала, что значит этот сон, и почему он так важен, что я помню его во всех подробностях, вплоть до алых плюмажей на шлемах каких-то несущественных воинов и венков из левкоев на рогах белых, зачем-то забредших в город, коров. В этом сне была какая-то подсказка, что-то такое, что должно было помочь мне разобраться в происходящем. Ведь Джулиан никогда не стал бы говорить мне такие слова, да ещё таким тоном. Это что-то внутри меня говорило от его имени. Что-то, что боится показаться открыто.
Я невольно взглянула в окно и снова наткнулась на Тьму, которая заглядывала в каюту. А в моей душе есть Тьма? Еще вчера я заявила бы — нет! И привела бы тысячу аргументов. Но во сне он сказал, что она есть. Или это Тьма, которая прячется где-то глубоко, подала голос, чтоб дать о себе знать. Чтоб выйти и так же, как эта Тьма за окном, взглянуть мне в глаза и сказать: я здесь!
На душе стало как-то неуютно и тревожно. Мне хотелось отмахнуться от этих мыслей, взять дочку на руки, прижать её к груди и… И что дальше? На минуту станет легче, но Джулиана это не вернёт. Нельзя гордо встав в позу заявить: «Я отвергаю Тьму!», а потом истерично вопить: «Верните мне мужа!» Значит, нужно повернуться к ней лицом, взглянуть ей в глаза и попытаться понять, почему он ушёл туда. И как его вернуть…
За окном постепенно рассвело, и каменистую равнину залил яркий свет. Мой радиобраслет уже несколько раз призывно пищал, а я всё сидела в прежней позе и размышляла, вспоминала, думала. Мысли проплывали мимо, оставляя странные чернильные следы. В памяти всплывали то давние события на Новой Луизиане, где я познакомилась с демоном по имени Кратегус, то невинные воспоминания о недавнем отпуске на Лазурном берегу, когда я сидела рядом с плетёной колыбелью под навесом из пальмовых листьев и с улыбкой следила, как Джулиан и Алик носятся наперегонки по мелководью, поднимая облака алмазных брызг. Какие-то выдержки из потрёпанных, пожелтевших от времени книг по демонологии лезли в голову. Память в поисках тёмных пятен услужливо подсовывала какие-то случаи, когда я вела себя вовсе не как ангел, трусила, малодушничала или просто кому-то грубила.
Жуля зашевелилась, потянулась, зевнула, открыла глазки и, посмотрев на меня, задумчиво сказала: «Угу!»
— Ты совершенно права, — кивнула я, вытягивая затекшие ноги и, взяла её на руки. — Информации либо слишком много, либо слишком мало. К тому же она не систематизирована и в таком виде не поддаётся анализу.
Браслет снова пискнул.
— У! — коротко прокомментировала Жуля.
Я посмотрела на часы. Завтрак в ресторане давно закончился, как и время утренних докладов старших офицеров. Нажав на кнопку связи, я увидела на экране браслета Хока.
— У тебя всё в порядке? — осторожно поинтересовался он.
Я задумалась, а потом кивнула.
— Да, а что?
— С добрым утром, — ледяным тоном произнёс он. — Я принял доклады и проверил показания основных систем, так что можешь не торопиться.
— Я всегда знала, что могу на тебя положиться, — с чувством изрекла я, потом выключила связь и, прижав к себе дочку, легла поудобнее. Укрывшись одеялом, я закрыла глаза и снова вернулась к своим размышлениям.
Я провалялась в постели до обеда, блуждая среди своих мыслей, которые причудливым лабиринтом петляли среди забытых философских учений, моих собственных убеждений, романтических и страшных историй, когда-то слышанных мной или вычитанных в книгах. Меня кидало от глухого отчаяния к стоическому спокойствию, от пламенной уверенности, что всё поправимо, до ощущения полной безнадёжности. Я изнывала от любви и нежности к покинувшему меня возлюбленному, а потом начинала анализировать наши отношения, пытаясь понять, что в них было не так, где я допустила ошибку, оттолкнув его, где он начал лгать, постепенно отдаляясь.
Жуля пару раз отвлекала меня по своим надобностям и, наконец, уснула, мирно посапывая у меня под боком. С мостика меня больше не беспокоили. И только голод заставил меня понять бесперспективность моих терзаний, а также вспомнить, что я всё ещё командир звездолёта и сегодня не выходной.
Я встала, уложила Жулю в колыбель и настроила датчики на свой радиобраслет, потом привела себя в порядок и направилась в ресторан, потому что подходило время обеда.
Столики в зале были заняты. На корабле было слишком спокойно, в ожидании полёта многие маялись от безделья, и обед уже казался развлечением. Поздоровавшись, я прошла к своему столику, но увидела, что он пуст. Я снова очень остро ощутила отсутствие Джулиана. Да и Хок в этот раз не явился к началу трапезы, видимо, заработался. К тому же я вдруг заметила, что в ресторане очень тихо и, осмотревшись, заметила, что присутствующие смотрят на меня. Впрочем, большинство тут же уткнулись в тарелки или повернулись к сидевшим рядом товарищам.
Немного поразмышляв, я развернулась и направилась к столику, за которым сидел Елизар Дакоста. Бетти, которая обычно сидела рядом, всё ещё хлопотала на кухне, колдуя над своими котлами и сковородками. Поэтому мальтийский рыцарь и наш штатный маг, одиноко склонился над тарелкой и уныло ковырял вилкой салат.
Я подсела к нему. Елезар поднял свои большие и очень грустные в этот момент глаза.
— Не возражаете? — поинтересовалась я.
— Что вы, командор, — печально улыбнулся он. — Я даже рад. Не знаю, уместно ли это говорить, но мне очень жаль, что всё так произошло. Поверьте, это я не из вежливости. Просто, я очень дорожил дружбой доктора МакЛарена, и ценил его, как человека.
— Он ещё жив, — напомнила я.
Из дверей кухни вылетел плюшевый официант Микки и помчался, выписывая на своих роликах пируэты между столами, подхватывая свободной лапой с огромного подноса блюда и расставляя их на столиках. Я не смогла отказать себе в удовольствии снова полюбоваться на это чудное представление. Подлетев к нашему столику, он безошибочно выбрал из своего арсенала тарелочку с креветками в манговом желе и поставил её передо мной. Раскланявшись в ответ на слова благодарности, он полетел дальше.
Дакоста дождался, пока он отъедет подальше и, понизив голос, произнёс:
— Я давно замечал, что с ним что-то не так. А теперь говорят, что он превратился в демона.
— По-вашему, это возможно? — уточнила я, принимаясь за еду.
— Теоретически — нет. Но демонология наука лишь теоретическая, а что такое теория без практического опыта? Догадки… — он вздохнул и снова принялся терзать свой салат. — Видите ли, возможны варианты…
Он смущенно замолчал, но я его ободрила:
— Не стесняйтесь. Я сама хочу понять, что произошло.
— Возможна одержимость. Это излечимо с помощью экзорцизма. Возможно, что демон занял его тело, тогда его душа… вы понимаете.
— Да, так уже было восемьсот лет назад, — кивнула я.
— И возможно он, обладая некими дарами Тьмы, о которых, кстати, когда-то упоминал, просто перешёл на Тёмную сторону.
— Зачем? Что его там могло прельстить?
— Опять же возможны варианты… Власть, достижение определённой цели, просто жажда познания, которая поманила его туда, куда не смеет сунуться пугливый человеческий ум…
— Жажда познания? — заинтересовалась я. — А что такого интересного может быть во Тьме?
— Никто не знает, — улыбнувшись столь наивному вопросу, покачал головой он. — Именно потому и не знает, что человек, переступивший эту черту, обречён. Такие границы не пересекаются безнаказанно. Так говорит история.
— Ну да, например, легенда о докторе Фаусте.
— Не совсем легенда, и не только она.
Микки снова подкатил к нашему столу с очередным подносом. Дакоста передал ему свою тарелку. Микки огорчённо покачал большой плюшевой головой, заметив, что она не пустая. Моя, едва не вылизанная, его порадовала, и он весело шмякнул передо мной блюдо с жареной треской в яблочном соусе.
— Вас снимут с довольствия, рыцарь, если вы не реабилитируетесь, — усмехнулась я, проследив взглядом за удаляющимся в сторону кухни Микки, а потом спросила: — Елезар, скажите мне, что такое Тьма?
— Вас это интересует в связи с исчезновением доктора? — настороженно уточнил он.
— Нет, в связи с надвигающейся Битвой Детей Дракона. Как известно, Свет и Тьма не изменяют своих свойств в зависимости от координат во Вселенной. Мы можем столкнуться и с тем, и с другим, и с обоими одновременно. Знаете, я всю жизнь делала выбор в пользу Света, ни на мгновение не сомневаясь в правильности выбора. О Тьме я даже не задумывалась. Она была по другую сторону. Она интересовала меня только постольку, поскольку врага надо знать в лицо. Но, возможно, это приводило к несколько… одностороннему, неполному восприятию. Может быть, пришло время задуматься? Вот вы, рыцарь христианского Ордена, а занимаетесь чернокнижием. То есть, заглядываете по ту сторону.
— Рыцари Христа ещё в средние века занимались этим… — усмехнулся он.
— И за это их жгли на кострах.
— Скажем так, их жгли, прикрываясь именно этим, но совсем по другим причинам. А если серьёзно, то в чём-то я, наверно, еретик. Потому что считаю, что Тьма угодна Богу.
— Это не только ваше мнение, — заметила я.
— Оно считается очень опасным. Потому что Бог считается универсальным источником Света. Всё Священное Писание пронизано тем, что человек, созданный по образу и подобию Божию должен следовать этим путём. Но, читая его, нельзя не заметить, что Господь осознанно допускает существование Тьмы и даже использует её, отправляя туда грешников. Кого-то он выводит из Тьмы на Свет, кого-то оставляет во Тьме, считая недостойными. Это особенно часто случается в Ветхом Завете… — он как-то не очень решительно взглянул на меня, а потом продолжил: — Видите ли, даже из Библии видно, что Тьма изначальна и всеобъемлюща. Помните первую главу Бытия: «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы». Выходит, сначала была только Тьма. И Бог был частью Тьмы? Ведь он не был никем создан, он был всегда. И нигде не сказано, что Бог создал Тьму. Он создал свет и отделил его от тьмы. А тьма уже была. И потом вся история христианства, все её книги, всё это о продвижении Света, отодвигающего границы Тьмы, которая везде, куда не добрался Свет. И здесь я уж вовсе прихожу к еретической мысли, за которую меня в иные времена точно отправили бы на костёр. Получается, что Тьма создала Свет.
— На самом деле ничего сверхнового вы не сказали, — заметила я, подумав. — Если взять классическую теорию образования Вселенной, что было до Большого Взрыва? Только тьма, пустота, которая копила в себе напряжение до тех пор, пока не извергла из себя свет в виде тысяч разбегающихся галактик, состоящих из миллионов и миллиардов звезд, извергающих бесконечное количество света. Так что, в чём-то вы правы.
— А дальше просто, — он с облегчением вздохнул и пожал плечами. — Если Господу угодна Тьма, почему ему не угодна чёрная магия, если она существует? И ни один волос не упадёт с нашей головы без воли его. Заметьте! — он снова заволновался, настороженно взглянув на меня. — Я использую магию только во благо.
— Благо — понятие расплывчатое, — глубокомысленно изрекла я, — но я не сомневаюсь в чистоте ваших намерений.
К нашему столу снова примчался Микки с подносом и Елезар напряжённо замолчал, словно плюшевый медведь мог услышать его речи и донести на него Инквизиции. А Микки бухнул перед ним огромную миску с холодными макаронами, залитыми кетчупом, в котором темнели песчинки чёрного перца.
— Спасибо, Микки, — поблагодарила я медведя от имени мальтийца. — Ваш промах был замечен, Елезар, и возмездие не заставило себя ждать. Воистину — месть, это блюдо, которое лучше всего подавать холодным. Смелее, рыцарь. Если вы проявите малодушие, то будете получать это до конца полета.
— Иногда я жалею, что в наше время отменили аутодафе, — проворчал он, мрачно глядя на свою миску. — Потому что злые ведьмы не перевелись!
Как ни странно, но после разговора с Дакостой, моё настроение заметно улучшилось. Не знаю, что меня так ободрило, но я решила прекратить метания и просто посмотреть, что будет дальше. В любом случае, теперь удирать отсюда я не собиралась. В конце концов, звездолёт надёжно защищён, и даже если эта чёртова планета разлетится на куски, наши щиты выдержат удар. В любом случае, мы всегда можем спешно уйти на дальнюю орбиту, но это только в крайнем случае. Впрочем, если экипаж будет настаивать, я не стану удерживать их здесь. Но сама без мужа я отсюда не улечу!
Я вошла на мостик, где с мрачным видом сидел за командирским пультом Хок. Увидев меня, он попытался уступить мне место, но я жестом велела ему сесть.
— Не сердись, — жалобно проговорила я, склонившись к нему и заглянув в глаза с выражением маленькой несчастной девочки. — Мне нелегко, к тому же мне теперь придётся взять на себя всю заботу о дочке. Ты ведь поможешь мне?
— Менять подгузники? — попытался усмехнуться он.
— Избавив меня от части работы по кораблю, — уточнила я, доверчиво улыбнувшись.
— Мы остаёмся? — уточнил он.
— Я остаюсь, — шепнула я ему на ухо и добавила: — Ты понимаешь… Это сильнее меня…
— Значит, остаёмся, — пробормотал он, чуть дрогнувшим голосом. — Можешь на меня положиться.
Я чмокнула его в щёку, не слишком заботясь о том, что, может быть, за нами кто-то наблюдает.
— Как всегда… мой отважный рыцарь, — интимно мурлыкнула я и, развернувшись, направилась прочь из отсека.
В голове крутились слова Дакосты: «Потому что злые ведьмы не перевелись!» Неужели он прав? Впрочем, я тут же отмахнулась от этой мысли и поднялась наверх в медотсек. Входить в кабинет Джулиана было грустно, мне очень хотелось, чтоб он был там, но, видимо, время чудес ещё не пришло. И я, осмотревшись в его светлом кабинете, решительно направилась к столу. Я проверила все ящики, заглянув в самые дальние углы, потом обыскала шкафы, аккуратно переставляя с места на место упаковки с лекарствами и инструментами. Затем перебрала все простыни, полотенца, салфетки и прочие принадлежности в ящике для белья, заглянула в пакеты с комплектами формы Ордена госпитальеров, посмотрела за диваном, под кушеткой и стульями. Проверила шкафчик, где хранились запасы кофе, сахара и банка с печеньем, посыпанным корицей. Её нигде не было.
Осмотревшись вокруг, я поняла, что здесь обыскала всё, и направилась в процедурный кабинет. На его тщательное обследование ушло ещё больше времени, но я трудилась с упорством поросёнка, натасканного на трюфели. Увы, маска из чёрного хрусталя исчезла вместе с Джулианом.
Я вышла из медотсека и задумчиво посмотрела на двери палат и изолятора. Нет, прятать артефакт Тьмы рядом с пациентами он бы не стал. И в каюте, его, скорее всего, тоже нет. Если только где-нибудь в глубине шкафа, куда я не часто забираюсь, и потому там периодически скапливаются залежи случайно и специально засунутых туда мужских футболок и носок различной степени свежести. Может, где-то там…
— Дарья Ивановна! — услышала я молодой голос и обернулась.
В двух шагах от меня стоял Кирилл Оршанин. Вид у него был слегка смущенный.
— Я хотел извиниться за свою бестактность, — проговорил он. — Вчера в зале, насчёт дьявола… Понимаете, вырвалось.
— Понимаю, — кивнула я. — Ничего страшного. Просто субъективная оценка.
— Да нет… Я ж не против доктора. Я на Игната разозлился. А доктор… Он же и раньше уходил, на Светлозерье, например, но потом же вернулся. Верно?
— Да, — подтвердила я. — Надеюсь, и на этот раз нагуляется и вернётся.
— Ну, да, — улыбнулся он. — А хотите я снова в город схожу? Разузнаю что-нибудь.
— Не надо. На сей раз он сам ушёл. Будем ждать.
— Хорошо, — он повернулся, чтоб уйти, но я его окликнула.
— Кирилл, а что такое, по-твоему, Тьма?
— Отсутствие света, — сразу ответил он.
— Так просто?
— Ну, да, — он пожал плечами.
— То есть для тебя Тьма не связана, скажем, со Злом?
Он на мгновение задумался и отрицательно покачал головой.
— Это заблуждение вытекает из религиозных воззрений древних народов. Они противопоставляли понятия Зла и Добра, Тьмы и Света. Но что есть свет, как ни реакция наших органов зрения на поток фотонов? Заметьте, все светила в Галактике излучают фотонное излучение, но космос остаётся тёмным. Сами по себе фотоны не светятся. Только попав на сетчатку глаза, они дают эффект, называемый светом. А что представляет собой свет, если нет такого наблюдателя или он слеп в нашем понятии? Это восприятие чисто человеческое. В иной ситуации свет теряет смысл. Это же чистая физика, пополам с физиологией! А Добро и Зло — понятия философские и этические. Поэтому я не вижу никакого основания для того, чтоб отождествлять Свет с Добром, а Тьму со Злом. Разрешите идти?
— Конечно, — кивнула я, и он, насвистывая, направился к дверям в стрелковые помещения.
А я невольно улыбнулась. Как, оказывается, всё просто.
Я спустилась в каюту и с сомнением посмотрела на шкаф. Нет, не стал бы он прятать маску Тьмы поблизости от дочки. Словно, услышав мои мысли, она проснулась, и колыбель, издав мелодичный звон, приоткрыла купол. И я с радостью отвлеклась от своих тревог и сомнений.
Когда я вернулась на мостик, Хок поднял от пульта голову и сообщил:
— К тебе приезжал посланец царицы Эртузы.
— Да, а почему мне не сообщили? — насторожилась я.
— От него несло духами и немытой лошадью, а парчовая тряпка, в которую он был завёрнут, не стирана с момента изготовления, — поморщился старпом. — Ребята проводили его в командирские апартаменты, и я принял его там, сказав, что ты медитируешь. Он проникся священным трепетом и едва не на коленях умолял меня не отвлекать Прекраснейшую Богиню на его жалкую персону. Он всего лишь должен был передать тебе приглашение царицы прибыть сегодня ночью во дворец, где в садах будут устроены мистерии Света. Я сказал, что как только ты спустишься из высших сфер, я передам тебе приглашение. Он ушёл, унося своё амбре и восторженные воспоминания о Храме Богини Неба, которое в виде сказки будет рассказывать своим немытым внукам.
— Какой ты злой, — рассмеялась я. — Ладно, прокатимся, посмотрим их мистерии.
— Может, не стоит? — с сомнением спросил он.
— А что мне теперь терять? А там я могу что-нибудь разузнать, — я обернулась и заметила в стороне у боковых окон Донцова и Мангуста, которые высматривали что-то в городе, раскинувшемся перед нами, как на ладони. — Со мной поедут Донцов и Хэйфэн.
— А я? — насторожился Мангуст.
— А вам, мой друг, выход за пределы звездолёта теперь заказан, — усмехнулась я. — Вы столь непредусмотрительно очаровали и свели с ума местное население, что я боюсь, вас умыкнут, невзирая на запреты и угрозу смертной казни.
На его лице появилась довольная улыбка, и он не стал со мной спорить.
После ужина я зашла к Бетти на кухню. Она помешивала большой ложкой золотистое варево в медном котле, и вокруг разносились ароматы персиков и мёда. Я невольно залюбовалась её румяным лицом и рыжими кудряшками, а кружевной передник смотрелся на ней очень уютно, хоть и был повязан поверх форменного комбинезона.
Микки усердно надраивал возле раковины большую сковороду, напевая что-то про Тома, который строил дом. А из-под стола вылез грустный, изрядно отъевшийся в оппозиции Киса и, подкатившись ко мне, мягко упал боком на мои ноги.
— Варенье, — пояснила Бетти, заглянув в свой котёл. — Своё лучше того, что привозят со склада в пластиковых банках. Я дам вам баночку, будете вечером пить чай у камина.
— И рецепт печенья с корицей, если можно? — воспользовавшись её благодушным настроением, закинула удочку я.
— Секрет фирмы, — неумолимо заявила она. — Могу дать рецепт пирога с цукатами и грецкими орехами… И морковного торта.
— Хорошо, — согласилась я. — А я могу дать вам рецепт гурьевской каши.
— Классический? — заинтересовалась она.
— С молочной пенкой, — подтвердила я.
— Хорошо, добавлю меренги с малиной, — расщедрилась она, а потом пытливо взглянула на меня. — Вы насчёт рецепта пришли или по делу?
— С просьбой, — призналась я и, объяснив необходимость отлучки, попросила присмотреть за дочкой, пока меня не будет.
— Конечно, — тут же согласилась она. — Я обожаю вашу малышку, заодно сниму мерку и свяжу ей кофточку из розовой пряжи. Крючком, ажурную, с розочками. И чепчик с оборочкой, если ниток хватит. Мне очень нравится ваша малышка. У неё такие чудные глазки, как горные луга весной! А вы там поосторожнее. Мистерии — дело не всегда безобидное.
— А что может со мной случиться? — удивилась я. — Это же мистерии Света.
Бетти снова посмотрела в свой котёл, а потом положила ложку на белую фарфоровую тарелку и вытерла руки о фартук.
— Не важно, Свет или Тьма, командор. Важно, кто этим занимается, — серьёзно проговорила она. — В наших краях ведьмы вроде как устраивают по ночам шабаши и поклоняются Господину Рогатому, но зла никому не причиняют. Это они так нервы себе щекочут и некоторую значимость своим посиделкам придают. А древние инки, говорят, приносили Солнцу кровавые жертвы. Солнце ведь светлое божество? Они считали, что если не прольют кровь, то солнце не встанет. И в этом не солнце было виновато, верно? Всё от людей зависит, а кому они поклоняются — неважно.
— А что, можно поклоняться Тьме и творить добро? — поинтересовалась я.
— Можно, — уверенно кивнула Бетти. — Язычники это очень хорошо знают, потому что для них Тьма — это Великая Мать. А Свет — Великий Отец. Тьма — Земля, Свет — Небо. Тьма — это женское начало: загадочная, тихая и, порой опасная, но всегда мудрая. Тьма хранит тайны, усмиряет страсти, готовит прозрения, создаёт колдовство. Из неё выходят, в неё уходят. В ней ищут забвения и покоя. В ней скрывается таинство любви. Есть время Тьмы, есть время Света. Плох маг, который не понимает этого.
Она взяла красное полотенце и, ловко подхватив им котёл, переставила его на дубовую подставку на столе.
— Языческие маги так тесно работают с Тьмой? — удивилась я.
Бетти задумчиво взглянула на меня.
— Свет и Тьма — это стороны одной монеты. Если заниматься только Светом, то магом не станешь. Это всё равно, что жить только днём, а на закате падать замертво и просыпаться только на рассвете. Полжизни проспишь, полмира не узнаешь. А силы можно черпать отовсюду, из земли и из неба, из огня и из воды. Храм настоящего языческого мага — природа, а в ней нет зла и добра. Зло и добро творит человек. Поэтому остерегайтесь местных жриц Света. Добра в них нет.
— А вы откуда это знаете? — насторожилась я.
Бетти хитро усмехнулась.
— Помню, Кирилл только появился на звездолёте, а сразу ко мне пришёл, помог из кладовой корзину с фруктами дотащить. Мы с ним хорошо тогда поболтали. С тех пор часто заходит чайку попить. Только ему больше малиновое варенье нравится.
— Дакоста думает, что ключи от сердец должны быть у психолога, — заметила я. — А они у кока. Потому что путь к ним лежит через…
— Вкусовые рецепторы, — закончила за меня Бетти. — Особенно у мужчин. Все поголовно сладкоежки. И ваш тоже. Так что он вернётся, не волнуйтесь. От моего печенья с корицей ещё никто не уходил.
Ближе к вечеру я уже привычно надела парадную форму, уложила волосы и подправила макияж. Мне не хотелось оставлять Жулю, даже на такую надёжную няню, как Бетти. Теперь, когда Джулиан ушёл, меня всё время тянуло к дочке, мне больше чем когда-либо нравилось слушать её голосок и глядеть в зелёные глазки с такими же золотистыми ресницами, как у папы. Но я решила ехать во дворец, надеясь хоть что-то разузнать о Джулиане. Снова и снова перебирая в памяти события последних дней, припоминая свои смутные подозрения, я уже не сомневалась, что он и раньше уходил со звездолёта, и уходил именно во дворец. Значит, и сейчас он, скорее всего, там. И вряд ли пропустит мистерии. И мне отчаянно хотелось увидеть его и спросить, что происходит. Я по-детски надеялась, что он всё объяснит и, как всегда, успокоит меня. И всё встанет на свои места! Ведь Кирилл прав, он и раньше уходил. Правда, никогда вот так — в открытую.
Уложив дочку, я зашла на кухню, чтоб сказать Бетти, что ухожу. Она тут же достала из шкафа красивую плетёную корзинку, обвязанную кружевным платком, в которой лежали разноцветные клубки ниток с воткнутыми в них спицами различной длины и толщины. Продемонстрировав мне большой пушистый клубок нежно-розового цвета, она получила моё одобрение и пошла в каюту. За ней, покачивая лохматым шариком живота, поплёлся заспанный Киса. Проследив за ним, я подумала, что кухонная оппозиция не идет на пользу его спортивной форме, и Хоку после примирения придётся изрядно его погонять, чтоб её восстановить.
Я зашла на мостик, чтоб оставить запись о своём отбытии со звездолёта в судовом журнале. К моему удивлению, там было темно, только с улицы через широкие окна-экраны лился призрачный свет бледных звёзд и маленькой сиреневой луны, которую называли Лилосом. За пультами никого не было, но, подойдя к краю верхней площадки, я увидела у окна силуэт высокого мужчины, стоявшего спиной ко мне.
— У нас что-то с освещением, Юрий Петрович? — спросила я, спускаясь вниз, к резервным пультам. — И где вахтенный?
— Я вахтенный, — ответил Булатов, обернувшись ко мне. — Я просил старпома поставить меня в график вахт вместо Илд. Его это устроило и мне тоже теперь есть, чем заняться, — он поднял голову и посмотрел на луну. — Со светом всё нормально. Я его выключил. Я люблю темноту.
Даже не видя в полумраке его лица, я по голосу поняла, что он улыбается.
— Я ведь астронавигатор, Дарья Ивановна. Я живу в этой темноте, пронизанной светом тысяч светил. Здесь я дома, среди своих. И только темнота позволяет мне видеть и узнавать звёзды. Конечно, после месяца полёта, я, как и все, радуюсь возвращению в атмосферу, удерживающую свет, но без этой бездны я б жить не смог. Наверно, все мы, живущие космосом, люди Ночи. Мы любим ночь. Мы любим сидеть в тишине и вглядываться в звёздное небо, вспоминая дальние полёты, мечтая о новых, прислушиваясь к этой невероятной тишине, порой нам даже кажется, что мы слышим её дыхание, и стук наших сердец сливается с биением огромного сердца вселенной. Только тёмное, бездонное, безмолвное пространство даёт возможность испытать это чудо.
— А в детстве вы не боялись темноты, Юрий Петрович? — поинтересовалась я.
— Нет, — покачал головой он. — Я слишком любил космос, его романтику, его непредсказуемость, его глубину, его тайны. У родителей иногда были проблемы с тем, чтоб загнать меня спать. Ночью мне и сейчас лучше думается, вдалеке от суеты дня, его заполненности делами, проблемами, общением. Ночью я остаюсь один на один с собой и с нею. Мне приходят в голову лучшие идеи для картин, лучше всего пишется, словно кто-то водит кистью, которую я держу в руке. И на холсте или на бумаге появляется что-то необыкновенное, прекрасное… Знаете, Дарья Ивановна, мне кажется, именно ночью, когда вокруг тьма и тишина, у людей рождаются лучшие идеи, они зажигаются самыми безумными мечтами, к ним приходят судьбоносные открытия! Чем было бы человечество, если б на Земле двадцать четыре часа в сутки светило солнце?
— Вы поэт… Но вы правы. Спокойного дежурства, командор.
— Спасибо. Вам удачно съездить и вернуться. Когда вас ждать?
— Не знаю, — беспечно ответила я. — Как только, так сразу… Обещаю, что, вернувшись, тут же зайду к вам. Если что, наверху Мангуст на связи с нами.
Я поднялась, продиктовала запись в судовой журнал, потом вышла из командного отсека и спустилась в нижний ангар, где меня возле флаера уже ждали Донцов и Хэйфэн.
На сей раз, на площади перед дворцом было пустынно и тихо. В установленных на верхних террасах больших чашах ярко полыхали высокие костры, отбрасывая вокруг рыжие отсветы, но их света было недостаточно, чтоб разогнать сумрак, царящий внизу. И бледное свечение, слабо отражавшееся от полированных ступеней лестницы, лишь ещё больше подчёркивало царящую вокруг мрачную атмосферу. Эта бесконечная, едва освещённая лестница, ведущая к нависшей над ней громадой дворца, показалась мне декорацией к какой-то античной трагедии. На душе вдруг стало тоскливо и тревожно, и вспомнились слова Бетти о том, что мистерии — дело не всегда безобидное.
На лестнице нас никто не встретил. Поэтому мы поднялись наверх и прошли мимо двух огромных стражников с секирами, похожих на статуи. Стоило нам войти под своды дворца, откуда-то сбоку выскользнула тень, которая оказалась невысокой женщиной, закутанной в блестящую чёрную накидку. Её бледное морщинистое личико выглянуло из-под капюшона, клюнув острым загнутым, как орлиный клюв, носиком, в качестве приветствия, она повернулась и засеменила вперёд, указывая нам дорогу. Проходя по душным узким коридорам и анфиладам крошечных комнат, я смотрела по сторонам. Эта дорога была мне ещё незнакома, поэтому я держалась настороже. Но, как выяснилось, нас вели на женскую половину дворца. Вернее, вели меня, потому что перед высокими резными дверями с золочёными накладками в виде цветов, моих спутников остановили стражники.
— Вход мужчинам на женскую половину запрещён, за исключением случаев, когда они приглашены царицей, — прокудахтала наша спутница и шмыгнула за дверь.
Я обернулась к своим спутникам. Они были явно встревожены.
— Может, не рисковать? — с сомнением спросил Донцов, озираясь по сторонам. Ему не нравилась эта темнота и таинственность.
— Я могу за себя постоять, — уверенно проговорила я. — К тому же поворачивать от дверей как-то не очень красиво.
— Если что, мы — на связи, — напомнил Хэйфэн. Его холодные, как чёрная сталь глаза, вглядывались в темноту. — Если вы к утру не появитесь и не свяжитесь с нами…
— Вы обойдётесь без самодеятельности, — перебила я. — Доложите старпому и получите от него указания.
— Есть, командор, — кивнул он.
Я повернулась к двери, и появившийся из темноты человек в бирюзовой тоге, видимо открыватель левой створки дверей на женскую половину, торжественно открыл эту самую створку, и я вошла. Старушонка терпеливо ждала меня там, и, увидев, тут же засеменила дальше.
На женской половине было красиво и просторно. Полумрак здесь был насыщен ароматами цветов и пряностей, изысканные вещички, тонкая резьба, красивая мебель и обилие лёгких занавесей придавали этой части дворца уютный и чувственный вид. В комнатах, по которым я проходила, были расставлены низкие диваны с набросанными на них подушками, манящие покоем альковы со струящимися пологами. В небольшом зале я увидела круглую, приподнятую над полом эстраду, вокруг которой были расставлены удобные кушетки и низкие столики.
Наконец, моя проводница застыла возле инкрустированной перламутром двери в позе, напоминающей вопросительный знак. С двух сторон появились две юные, совершенно одинаковые девицы, вся одежда которых состояла из расшитых поясов на тонких талиях. Они раскрыли передо мной двери, и я вошла в ярко освещённый зальчик, стены которого были покрыты росписями, изображавшими шествие разряженных людей с цветами и чашами. Они вели красивого белого быка, украшенного гирляндами из роз. Я невольно засмотрелась на тщательно выписанную кудрявую чёлку этого быка и большие печальные глаза вишнёвого цвета.
— Это священный бык, которому поклонялись наши предки, — услышала я голос Эртузы и обернулась.
Она сидела в резном кресле, поставив ноги на низкую скамеечку. Вокруг неё хлопотали пять обнажённых служанок, которые укладывали её волосы, массировали и украшали перстнями руки, умащали каким-то белым кремом маленькие изящные ножки, держа наготове золотые сандалии. Сама царица тоже была пока не одета, и её это не смущало. Хотя, теперь понятным становился запрет на вход в эти помещения мужчин.
В стороне на кушетке, поджав ноги, сидела царевна Анора. Она была в полупрозрачном платье до колен с открытой грудью. Её волосы были переплетены золотыми шнурами. Из-за яркого макияжа красивые раскосые глаза девочки казались огромными и при этом очень тревожными.
Эртуза покосилась на меня.
— Прекрасной Богине Неба не жарко в столь закрытом одеянии?
— Нет, госпожа, — ответила я, — эта ткань обеспечивает прохладу.
— А этот кинжал у вас на поясе? Вы чего-то опасаетесь?
— Ваше гостеприимство — лучшая гарантия моей безопасности, — дипломатично заметила я. — Этот кинжал — знак отличия, атрибут власти. Как ваша корона.
Как раз в это время на вершину её затейливой причёски служанки водружали филигранный венец в виде двух, увитых розами рогов.
— Я говорила о быке, — припомнила она. Девушки закончили с её правой рукой, и она любезно указала мне на кресло возле стены. — Садитесь, у нас есть время. Я расскажу вам эту легенду. Тогда вам понятнее будет суть того, что будет происходить в садах.
Я села и приготовилась слушать.
— Наши предки жили в другом мире, населённом многими племенами и народами. Там были народы, поклонявшиеся Медному Змею, Соколу и другим богам. Наши предки жили на небольшом острове, и им часто приходилось защищаться от набегов соседей. К счастью остров был скалистый, и высокие берега делали его не слишком удобным для завоеваний с моря. Однажды иной народ, поклонявшийся могучим богам Неба, Моря и Земли, направил гонцов с требованием сдаться и поклоняться их богам. Наши предки, естественно отказались и утопили гонцов в море. Тогда боги их врагов разгневались. С неба на них обрушился огненный дождь, земля задрожала, и море начало поглощать остров. Они бы погибли, но в это время на главной площади появился белый бык и пошёл по улицам. Люди бежали за ним. Он вывел всех из города, поднялся на гору, и тут они увидели белые ворота. Бык вошёл в них и исчез. Они поспешили за ним. Они проходили через ворота и оказывались на прекрасной плодородной равнине. И лишь последние, кто не успел войти, были поглощены волнами, затопившими остров. Ворота захлопнулись и исчезли. А они, наши предки, обрели благодаря своему светлому и кроткому божеству этот мир, где у них не было врагов. Они были здесь одни и были счастливы.
Она замолчала, любуясь браслетом, который надели на её левую руку.
— А Дракон? — поинтересовалась я, заметив, что молчание начинает затягиваться.
— Дракон? — она с недоумением взглянула на меня. — Ах, да… Небесный Дракон. Его придумали мужчины, чтоб оправдать свои безумства!
Она встала, и на неё надели мерцающее и совершенно прозрачное платье с широким, расшитым золотом и каменьями воротником. Такой же расшитый пояс обернули вокруг её талии и завязали шёлковыми тесёмками.
— Значит, Дракона не было? — уточнила я.
— Был, — спокойно возразила она. — Он создал Агорис и населил его нашими предками. Только никто не знает, как он это сделал. Дети Небесного Дракона — Существо Света и Существо Тьмы. Люди не его дети. Откуда-то он их взял? Ответ на это даёт легенда о Белом Быке. Он не слишком почитаемое божество, но каждая женщина, которая хочет, чтоб в её доме был мир и покой, чтоб муж хранил верность, а дети были здоровы, втайне поклоняется Белому Быку. Он привёл людей сюда до того, как на Агорисе появилась Тьма. Он хотел им счастья. Говорят, что первые жрецы Тьмы убили Белого Быка, принесли его в жертву своему властелину. А жрицы Света нашли его останки и, оплакав его, похоронили кости под алтарём своего Храма. Идёмте, скоро начнётся церемония.
Она гордо прошествовала к дальней стене. Ещё две одинаковые девушки с поклонами раздвинули в стороны стенные панели, открывая выход в сад. Царевна Анора обречённо вздохнула, спустила ножки с кушетки и, встав, нехотя пошла за матерью. Служанки стояли, почтительно глядя на меня. Только когда я направилась следом за царицей, они пристроились сзади.
Выйдя из комнаты на широкие ступени лестницы, я невольно остановилась, поражённо глядя вокруг. Я уже знала, что позади дворца расположены сады, но не думала, что на этой высушенной солнцем равнине может быть такой чудесный оазис.
Под звёздным куполом неба, в розоватом свете Лилоса мерцали листвой высокие деревья с пышными, широкими кронами, над ними поднимались другие, похожие на кипарисы, но с причудливо изогнутыми вершинами. Внизу стволы этих исполинов утопали в кудрявой зелени кустов, покрытых огромными цветами. Между ними расстилались зелёные лужайки, среди которых вздымались небольшие холмы, сплошь засаженные цветущими растениями. Меж холмов извивались выложенные полированной плиткой дорожки. В глубине сада белели ажурные беседки. Возле них поблескивали гладкой зеркальной поверхностью небольшие пруды, обсаженные невысоким кустарником, цветущие ветви которого изысканно склонялись над водой. Через пруды были перекинуты лёгкие мостики с выточенными из светлого камня фигурками птиц и драконов.
Издалека слышался шум воды, видимо, где-то в глубине сада был водопад. Лёгкий шелест листвы и мелодичный негромкий пересвист птиц, дополнял чудную картину.
Царица тем временем спустилась вниз и пошла по вымощенной тропинке. Я поспешила за ней, с удивлением осматриваясь по сторонам. Вскоре к ночным звукам сада добавилось тихое пение юных голосов. Обогнув очередной холм, я увидела широкий ровный как стол луг, окружённый причудливыми арками, увитыми вьющимися растениями с белыми крупными цветами, от которых исходил нежный медовый аромат.
По лугу уже ходили две вереницы девушек в белоснежных прозрачных накидках. Они двигались по кругу, навстречу друг другу и пели. В стороне в ряд стояли юноши в белых хитонах. Они держали в руках арфы и свирели.
Эти лёгкие светлые силуэты, парящие над травой под нежное пение, аромат цветов, призрачный свет Лилоса, казались мне прекрасными и чистыми, как детская сказка. Я вспомнила о хороводах эльфов, о которых говорил Алику Джулиан, сидя вечером у камина. Он рассказывал старые шотландские легенды так, словно сам видел, как в лунном свете танцевал маленький народец, а крохотные феи перелетали с цветка на цветок.
Я невольно улыбнулась. И в этот момент юноши заиграли негромкую плавную мелодию. Девушки встали двумя рядами, и из высокой арки показалась женщина с золотистыми волосами. На ней было белое платье и белое покрывало, а за пояс из золотого шнура был заткнут изогнутый кинжал. Она шла, глядя перед собой. За ней шествовали молодые жрицы с гирляндами цветов. Следом юноши вели большого, очень красивого быка, почти такого же, как на стенной росписи в покоях царицы. Он шёл, покачивая кудрявой лобастой головой с небольшими изогнутыми рожками, покрытыми позолотой. На его шее висел пышный венок из роз. Шествие замыкали два ряда молодых мужчин в коротких чёрных туниках с накинутыми на головы тёмными покрывалами и чашами в руках.
Процессия вылилась на луг и потекла между рядами девушек, которые запели что-то протяжное и грустное.
Я с интересом рассматривала жрицу, которая шла впереди. Сперва я подумала, что это Апрэма, но потом увидела, что эта женщина моложе и чуть ниже ростом.
— Это Тила, — заметив мой интерес, пояснила царица. — Сестра Главной Жрицы Света. Апрэма доверила ей провести ритуал, как своей преемнице на тот случай, если Свет победит, и она сможет воцариться.
У Эртузы вырвался короткий смешок. Анора вздохнула и посмотрела назад. Обернувшись, я увидела над вершинами деревьев террасы дворца. Лишь одна из них была освещена.
Мизерис стоял на террасе, облокотившись на перила. Отсюда он прекрасно видел круглый луг, на котором начинались мистерии Света. Он видел девиц в белом, круживших по траве, слушал их пение. Потом до него донеслись звуки арф, и на сцене появилась жрица Тила со своей свитой. Храмовые служки вели красивого белого быка.
— Симпатичная зверушка, — заметил демон, пристроившийся рядом на перилах.
Царь мрачно покосился на него. Этот ловкач сидел на корточках на тонких перилах, как на широком столе и с явным интересом следил за происходящим. Его глаза азартно блестели, а на губах появилась улыбка, не обещавшая ничего хорошего.
— Хоть это и ритуал Света, он тебе понравится, — проворчал Мизерис, удерживая себя от попытки сдёрнуть демона с перил, ухватив за крыло, перья которого колебались под порывами ночного ветра в соблазнительной близости от руки. — Этого быка выращивали в Храме пять лет, кормили зерном и свежей травой, и всё для того, чтоб зарезать сегодня.
— Серьёзно? — нахмурился демон. — Они собираются принести его в жертву Свету?
— Если бы… — мрачно усмехнулся Мизерис. — Всё ещё бессмысленней! Они изобразят сцену забытой легенды о том, как Жрецы Тьмы принесли в жертву своему божеству Священного Белого Быка — благодетеля народа Агориса. Потом начнутся собственно мистерии. Девицы будут рыдать над убиенной скотинкой, потом — взывать к мщению. А потом… Собственно и наступит само мщение.
— Ты о чём? — заинтересовался Кратегус.
— Видишь чаши у парней? Они, кстати, тоже жертвы. Будут изображать служителей Тьмы. В чашах вино, настоянное на травах и яде, выделенном из личинок, собранных с дерева Мару. Девицы упьются и превратятся в чудовищ, будут бросаться на свои жертвы. Оргия потихоньку перейдёт в кровопролитие. Они будут рвать их зубами и ногтями, раздирать на части. Потом сад будет осквернён на много дней вперёд, потому что мы ещё долго не будем уверены, что собрали все останки из-под кустов и сняли с веток. Девиц тоже останется не больше половины. Некоторые погибнут от рук своих же товарок, а другие просто не смогут придти в себя, отведав отравленное питьё. Потому Апрэма и доверила эту миссию сестричке, чтоб не рисковать самой.
— Да уж, — пробормотал Кратегус. — Наша Чёрная месса — это преферанс в доме для престарелых по сравнению с вашими мистериями.
Царь с унылым видом пожал плечами.
— Я б давно запретил, но тут моей власти недостаточно. Что с тобой?
Он увидел, как побелело лицо демона, а глаза в ужасе расширились. Мизерису стало не по себе.
— Что так напугало тебя, дух Тьмы? — с дрожью в голосе спросил он.
— Что она там делает? — прошептал демон, напряжённо вглядываясь вдаль.
— Кто?
— Эта женщина… которую ты называешь Богиней Неба.
— Она там? — возопил царь, вцепившись пальцами в волосы. — Мерзавка! Тварь! Это я об Эртузе, — пояснил он, устало уронив руки. — Это она мне назло. Знает, что я влюблён в Богиню Неба, вот и пригласила её.
— Так забери её оттуда! — нетерпеливо перебил демон.
— Не могу! Меня не пустят в сад. Сегодня его охраняют стражи Храма. Они подчиняются только Апрэме.
— То, что там будет происходить, зрелище не для этих глаз, — процедил сквозь зубы Кратегус.
— Если они дадут ей выпить вина…
— С ядом каких-то личинок? — зашипел демон, и его кулаки сжались так, что на плечах выступили вены. — Они отравят её, а потом, быть может, ребёнка? И ты стоишь тут как истукан?
— Какого ребёнка?
— Её дочь, — ответил тот. — Её маленькую дочь, которую она кормит грудью.
Лицо царя стало бледнее полотна. Он остановившимся взглядом смотрел перед собой. Демон медленно поднялся на перилах во весь рост.
— Не говори о любви, царь, — хрипло произнёс он. — Ты не знаешь, что это такое.
И он прыгнул вниз, распахнул крылья и понёсся над ночными садами туда, где водили хороводы жрицы Света.
Пение лунных дев убаюкивало. И только широкая чёрная тень, внезапно пролетевшая надо мной, заставила меня очнуться. Я поняла, что стою и, качая головой под музыку, глупо улыбаюсь. Теперь я осматривалась по сторонам, пытаясь рассмотреть, что промелькнуло только что, на мгновение скрыв от меня маленький диск Лилоса. Но ничего необычного вокруг не было. Мне показалось, что что-то зашумело в верхушках деревьев, словно птица задела шелестящие ветки. Я какое-то время вглядывалась в них.
— Какая честь… — услышала я рядом ядовитый голосок Эртузы и обернулась.
Ко мне медленно шла жрица Тила, держа в руках чашу и мило улыбаясь.
— Вам предлагают принять участие в мистериях, — пояснила царица. — Ни мне, ни моей дочери, хоть мы и царского рода, такая честь не выпала. Мы будем лишь смотреть.
Тила приблизилась ко мне и, глядя в глаза с нежной улыбкой, протянула мне чашу. Я настороженно смотрела на неё.
— Отказываться нельзя, — шептала Эртуза. — Это оскорбление, нанесённое Храму. За ним может последовать проклятие.
— Пей, — шепнул сзади знакомый голос.
Я резко обернулась. Позади меня никого не было, но шёпот был, и была крылатая тень, и шум в листве. Мне стало грустно и как-то очень спокойно.
— Как скажешь, — прошептала я, взяв чашу из рук жрицы. — Я тебе верю.
Я поднесла её к лицу и почувствовала знакомый сладковатый запах молока с мёдом. И на вкус оно было совсем такое же, как то, что Джулиан приносил мне с кухни. Я улыбнулась и выпила его до дна. Жрица не отрываясь смотрела на меня, а потом взяла у меня чашу и отошла.
— Как вам вино? — поинтересовалась Эртуза, хищно улыбнувшись.
— Это молоко, — ответила я.
Она растеряно заморгала. Девицы тем временем затянули новый гимн. Мужчины в чёрном, опустив головы под платками, обносили их чашами, девушки пили, а потом удивлённо переглядывались. Тем временем быка подвели к Тиле и поставили напротив, крепко держа за рога. Жрица достала из-за пояса свой длинный изогнутый нож и, сжав двумя руками рукоятку, занесла его над головой быка. Только тут я поняла, что бедное животное сейчас принесут в жертву. Бычка было жаль, он спокойно стоял, глядя на жрицу тёмными печальными глазами. Нож сверкал в лучах Лилоса, и по алмазной кайме лезвия было видно, что оно очень острое.
Хор на мгновение смолк, Тила ещё выше вскинула нож, замахиваясь. Я хотела отвернуться, но не успела, потому что клинок ножа вдруг с громким шипением начал извиваться. Жрица завизжала, как перепуганная девчонка, и отшвырнула оживший нож в сторону. Тот упал на плиты дорожки и мгновенно уполз в траву.
Хор смолк, пение сменилось перешёптыванием и даже тихим смехом. Тила, потрясённо смотрела туда, где скрылся её нож, превратившийся в змею, а потом быстро огляделась. Она была, скорее, зла, чем напугана или озадачена. Заметив у меня на поясе кортик, она подбежала ко мне и протянула мне руку.
— Дай мне твой кинжал! — приказала она.
— Нет, — спокойно проговорила я, положив руку на рукоять кортика.
Она снова осмотрелась и, не увидев ничего подходящего для убийства быка, крикнула:
— Нож, бездельники! Принесите мне нож!
Несколько юношей-музыкантов бросили свои инструменты и побежали куда-то. Но ей этого показалось мало, и она с криком: «Стража!» тоже бросилась в темноту и скоро скрылась в густой зелени цветущих кустов.
Девушки сбились в стайки, бурно обсуждая срыв ритуала. Несколько мужчин в чёрном откинули с голов платки, и с интересом смотрели по сторонам. Все они были молоды и красивы.
Царица Эртуза неуверенно переступала ножками в золотых сандалиях и всматривалась в траву.
— Это была настоящая змея? — спросила она. — Как выдумаете?
— Похоже на чёрную мамбу, — кивнула я. — Её укус может убить слона.
Она подскочила на месте и, забыв о своём царском достоинстве, запрыгала к дорожке, стараясь не ступать в траву. Со стороны это выглядело так, словно она изображает танец горной козы. Царевна уныло побрела за ней, не слишком заботясь о том, куда ступает.
— А вы не боитесь змеи? — встревожено спросила Эртуза, задержавшись на дорожке.
— Нет, — мотнула головой я. — У меня костюм и обувь из сверхпрочной ткани, которую не прокусит даже тираннозавр Рекс.
— А я, пожалуй, пойду! — сообщила царица. — И сообщу Апрэме, что её глупая сестра сорвала мистерии.
И развернувшись, она побежала в сторону дворца. За ней устремились её нагие служанки, а следом брела заспанная и недовольная Анора. Вид у этой процессии был уже совсем не такой торжественный, как по пути сюда.
Громкий рёв, похожий на звук огромного турнирного рога заставил меня обернуться назад. Белый бык мотал головой, мыча, подобно иерихонской трубе. Державшие его служки отскочили в стороны, и с быком начало происходить что-то странное. Он вдруг вырос, его холка поднялась и круто изогнулась, рога тоже внезапно пошли в рост, золотая краска на них полопалась, и вскоре его мощную голову украсило подобие огромной серебряной арфы без струн. Перламутровое сияние прокатилось по его белоснежной шкуре, и весь он замерцал, словно, был осыпан алмазной пудрой.
Бык пошёл по лугу, покачивая своими роскошными рогами, и от его точёных копыт в стороны расходились зеленоватые круги призрачного света. Там где они прокатились, в траве зажигались маленькие золотистые огоньки. Бык задрал вверх голову, посмотрел глубокими ясными глазами на Лилос и издал столь мелодичное мычание, что ему наверно позавидовал бы орган.
В небе вспыхнуло золотое свечение, напоминающее северное сияние, которое медленно опускалось на сады. Когда оно достигло верхушек деревьев, их листва начала золотиться и сверкать. Золотая волна прокатилась до самой земли, и сад странно преобразился, став золотым и звенящим. На кустах замерцали перламутром гроздья крупных жемчужин.
Собравшиеся на лугу люди испуганно и изумленно озирались по сторонам, а бык пошёл по дорожке куда-то вглубь сада. И теперь хорошо было видно, что его рога и шкура излучают чистое белое сияние.
— Он вернулся, — восторженно крикнула одна из девушек. — Священный Белый Бык вернулся к нам!
И она бросилась следом за быком. За ней побежали ещё несколько молодых жриц. В это время другая служительница Света подошла к ближайшему кусту и, сорвав с него лист, принялась разглядывать его.
— Золото, — проговорила она удивлённо. — Это золото!
И она начала срывать листья с куста и ссыпать их в свой подол. К ней тут же присоединились ещё несколько девушек.
Еще одна жрица опустилась на колени и взяла в руки один огонёк, мерцавший на травинке. Разглядев его, она тут же сунула находку за пазуху, тревожно оглядываясь. Но её манипуляции были замечены, и тут же ещё несколько девиц бросились собирать огоньки. Приглядевшись получше, я увидела, что это отблески на гранях самоцветных камней, рассыпанных по лугу. Жемчужины на кустах тоже нашли своих почитательниц.
Но всё же большая часть девушек не заинтересовались ни золотом, ни жемчугом, ни самоцветами. Они с интересом поглядывали на мужчин, которые с не меньшим интересом смотрели на них. Вперёд вышла высокая красавица с длинными волнистыми волосами. Надменно посмотрев на мужчин, она обернулась к своим подругам и предложила:
— Пойдёмте купаться!
Те радостно загомонили, и гордая красавица развернулась и, не торопясь, пошла туда, откуда слышался шум водопада.
Царица Эртуза вбежала на террасу и только после этого вздохнула с облегчением. Она чинно поднялась по ступеням, вошла в свою комнату и присела в кресло возле столика, на котором стояли сосуды с мазями и притираниями. Служанки встали у входа в ожидании приказаний. Последней вошла царевна, мрачно покосившись на мать, она молча прошла к дверям.
— Куда ты? — окликнула её царица, которой хотелось обсудить промах Тилы.
— Спать, — ответила царевна.
— Как тебе ритуал? — попыталась всё же завязать разговор Эртуза.
— Я рада, что он даже не начался! И, надеюсь, уже не начнётся, — Анора снова повернулась к выходу.
— Не хочешь поцеловать меня на ночь? — спросила царица.
— Нет, — не оборачиваясь, буркнула та и ушла.
— Злая девка, — проворчала царица и, взяв со стола зеркало, посмотрелась в него, улыбнулась и добавила: — Вся в меня!
Задумчиво посмотрев на застывших вдоль стены служанок, она махнула рукой:
— Убирайтесь! Я пока в состоянии сама умыться и стащить с себя тряпки.
Девушки повернулись и гуськом вышли из комнаты. Эртуза некоторое время размышляла, а потом взяла маленький золотой молоточек в виде птичьей лапки и постучала по тонкому диску гонга. Дверь чуть приоткрылась, в комнату юркнула старушка в блестящей чёрной накидке и склонилась в поклоне, отчего её спина стала напоминать садовую арку.
— Где Апрэма? — спросила царица, откладывая молоточек.
— Она повела к царю новую наложницу, — тихим голоском пропищала старушка.
Эртуза задохнулась от внезапно вспыхнувшего гнева и вскочила с кресла.
— Наложницу?
— Высокую девицу из владений Небесного Дракона с золотой кожей и глазами цвета бирюзы. Думаю, что такую красотку ведут среди ночи к мужчине не для учёных бесед.
— Меня не волнует, что ты думаешь! — прорычала Эртуза и, схватив со стола зеркало, запустила им в старуху.
Та не шелохнулась, да и зеркало пролетело мимо и, звякнув о стену, упало на пол. Эртуза замерла, лихорадочно ломая руки и глядя в потолок, а потом приказала:
— Позови ко мне Этара! Немедленно!
Старуха склонилась ещё ниже и беззвучно юркнула за дверь.
Дева из Владений Небесного Дракона слегка заинтересовала царя, и даже отвлекла его от горестных размышлений по поводу угрожающих прекрасной Богине Неба опасностей, а также от терзаний, вызванных собственной трусостью и словами демона.
Эта дева была прекрасна и ужасна одновременно. Царь с изумлением, восторгом и некой долей отвращения взирал на это существо из далёкого мира. Дева была высокой и тонкой, с длинными руками и ногами, впалой грудью и худыми бёдрами. Её лицо было узким и вытянутым вверх. Широкий лоб сужался дельтой переносицы к длинному тонкому носу. Маленькие губы обрамляли круглый рот, в котором поблёскивали прозрачно-радужные острые зубки. При этом дева обладала огромными раскосыми глазами ярко-синего цвета, над которыми высоко вздымались изысканные тонкие брови. Её кожа представляла собой плотную, мерцающую чистым золотом мелкую чешую. Пышная грива упругих кудрей цвета начищенной бронзы вздымалась надо лбом и опадала до самой поясницы прихотливыми волнами. По бокам из массы волос торчали кончики острых ушей с просвечивающими зеленоватыми венами.
Каждое движение её было исполнено силы и невероятной грации, взгляд глубоких синих глаз был мудрым и спокойным. Блестящие пластины искусно выкованных лат, составлявших её одежду, которую она носила так же естественно и легко, как иные модницы носят дорогие шелка и парчу, а также большой меч, который виднелся причудливо изогнутой рукояткой из-за её плеча, недвусмысленно говорили о её призвании. Дева была воином.
— Вот Существо Света, которое вступит в Битву с Тьмой, — проговорила Апрэма, наслаждаясь тем, что сумела поразить царя. — Эта воительница явилась к нам из владений Небесного Дракона, чтоб вступить в схватку на стороне Света и победить.
— Она готова к схватке? — снова мрачнея, спросил Мизерис.
— Она уже давно странствует по владениям Небесного Дракона и борется с силами Тьмы, — ответила Жрица. — Она всегда побеждает. Господин благословит её на посвящение Светом?
— На что вам моё благословение, если вы всё решили? — проворчал он, отворачиваясь и, тяжело ступая, подошёл к своему креслу. — Делайте, что хотите.
— Господин видел Существо Тьмы? — неожиданно низким голосом спросила золотая воительница. — Кто он?
Мизерис задумчиво взглянул на неё и слабо улыбнулся.
— Он тайна Тьмы, гостья, — тихо проговорил он. — Его лицо — лик Тьмы. Если вы узнаете его, то не сможете его победить, потому что вам не захочется сражаться с ним. Не смотрите ему в глаза, он проникнет в вашу душу и узнает все ваши слабости, а потом змеёй обовьётся вокруг вашего сердца, и, чтоб пронзить его, вам придётся воткнуть меч в свою грудь. Идите. Я устал.
Золотая воительница с достоинством склонила голову и вышла. Апрэма какое-то время задумчиво смотрела на царя, а потом пошла вслед за своей протеже. Молча они прошли по тёмным коридорам и анфиладам дворца. Они проходили по нижней галерее, выходящей в сад, и Апрэма прислушалась, в надежде услышать пение своих жриц. Тишина насторожила её, и она остановилась, вглядываясь в гущу деревьев. Инопланетная дева ушла вперёд. Странный скрип и последовавший за тем оглушительный грохот заставили Апрэму вздрогнуть. Она побежала дальше и замерла перед большим каменным блоком, из-под которого торчала неподвижная узкая рука золотого цвета с острыми алмазными наконечниками, надетыми на длинные тонкие пальцы.
Вокруг в воздухе стояла взвесь каменной пыли, а на потолке в аккуратный квадрат пустоты заглядывало звёздное небо.
Отчаянный вопль Апрэмы потряс тишину дворца. Она с ужасом, злобой и безнадёжностью смотрела на то, что осталось от её спасительницы, явившейся с Небес. Она готова была упасть на пол и рвать на себе волосы, она готова была руками разрушить этот камень, отнявший у неё надежду, она была готова на что угодно, лишь бы звёздная воительница была сейчас жива. Но та была мертва, и шансов на чудо не оставалось.
Шорох наверху заставил её вздрогнуть. Она взглянула вверх и увидела, мелькнувшее там бледное лицо. С проклятиями она бросилась к ближайшей лестнице, взлетела по ступеням на верхнюю открытую террасу и заметила метнувшийся в сторону силуэт. Рванувшись за ним, она в два прыжка догнала злодея и, вцепившись в его волосы, бросила к своим ногам.
Крик ужаса и боли слегка остудил её ярость, но лишь настолько, чтоб вместо того, чтоб ногтями выцарапать убийце глаза, она достала из складок одеяния кинжал.
— Кто послал тебя? — прошипела жрица, склонившись к искаженному бледному лицу незнакомого юноши.
— Царица! — чуть не плача, крикнул он. — Госпожа Эртуза…
Узнав то, что ей было нужно, Апрэма резко полоснула кинжалом по его шее и разжала пальцы, позволив вздрагивающему телу упасть на каменные плиты. Она мрачно посмотрела на Лилос, а потом на далёкий луг, где должны были продолжаться мистерии. Там было пусто. Она развернулась и пошла к лестнице, вытирая окровавленный кинжал о своё белоснежное покрывало.
Тила вернулась на поляну с секирой в руках. Она долго искала в саду стражников, но все они куда-то делись. Наконец, ей удалось разыскать пару этих негодяев, которые, лёжа под кустом, потягивали вино из глиняных бутылей. Увидев сестру Главной Жрицы, они вскочили, но ей некогда было устраивать им взбучку. Она лишь внимательно посмотрела на них, запоминая лица, а потом потребовала отдать ей секиру. Один из стражников повиновался, и вот она с оружием в руках вернулась на луг в полной уверенности, что там всё осталось так, как было, когда она ушла.
Но на лугу не было ни жриц, ни певиц, ни музыкантов, ни предназначенных в жертву мужчин, ни жертвенного быка. Не было царицы с дочерью и их свиты, не было Богини Неба, никого. Только Лилос задумчиво взирал сверху на растерявшуюся жрицу.
Тила вышла на середину луга, размышляя, что теперь делать. Неожиданно она заметила в сумраке под деревьями странный силуэт. Странным он был потому, что она видела лишь верхнюю часть тела незнакомого молодого мужчины с длинными волнистыми волосами. Его бледное лицо, мускулистый торс и красивые сильные руки словно светились в темноте, но ниже талии всё скрывала темнота. Посмотрев на неё, незнакомец усмехнулся и, развернувшись, скрылся в кустах.
— Стой! — крикнула ему Тила и бросилась вдогонку.
К её удивлению, там, где беспрепятственно прошёл этот странный человек, она запуталась в ветках кустарника. Никакого прохода не было, и ей пришлось продираться сквозь густые заросли. Ещё не выбравшись из куста, она снова увидела его. Он всё с той же оскорбительной усмешкой наблюдал за её мучительными попытками прорваться наружу. Но стоило ей освободиться, как он развернулся и снова нырнул в темноту между стволами деревьев.
Издав злобное рычание и стиснув рукоять секиры, жрица бросилась следом. Ей хотелось догнать его и разрубить на части, чтоб отомстить за эти насмешки, а заодно и за сорвавшийся ритуал. Она настойчиво преследовала его по ночным садам, не упуская из виду. Она продиралась сквозь кусты, протискивалась между шершавыми стволами деревьев, вброд переходила пруды, перебиралась через ограды, но ни на минуту не упускала его из виду. Она была одержима желанием достать его, этого дерзкого незнакомца, посмевшего смеяться над ней.
И, наконец, она настигла его. Он замер на небольшой полянке, упершись в широкую живую изгородь, подковой окружающую небольшой поросший цветами холм, в центре которого на постаменте стояла каменная фигура женщины, держащей на руках ребёнка.
Увидев, что загнала его в ловушку, Тила на мгновение остановилась, чтоб насладиться его смятением и своей властью над ним. Но он стоял к ней спиной, осматривая преграду, возникшую на его пути. Тогда она занесла над головой меч и шагнула к нему.
Незнакомец медленно развернулся, и за его спиной раскинулись большие чёрные крылья, глянцево заблестевшие в свете Лилоса. Только теперь она заметила, что нижняя часть его тела покрыта плотно облегающей тёмной тканью. Тила смутилась, но лишь на мгновение. Она вдруг поняла, кто перед ней. Это было загадочное и несущее угрозу её семье и её божеству Существо Тьмы. Желание покончить с ним прямо сейчас, заслужив тем самым прощение за неудачу с мистериями, а, быть может, и почёт, и статус Существа Света, победившего до Битвы, вспыхнуло в её душе. Она улыбнулась и бросилась на демона. Он не шевелился. Он стоял, спокойно глядя ей в лицо. И в тот миг, когда ему удалось поймать её взгляд, она остановилась.
Тила вдруг увидела эти глаза, зелёные, как трава в саду, мерцающие, как блики на поверхности ручья днём, спокойные, как вершины гор, глубокие, как небо. Взгляд этих глаз проник в её душу и заглянул в самые потаённые уголки. Она с ужасом поняла, что ничто в ней не скроется от этих прозрачных и чистых глаз, и осознала, что стоит перед ним босиком, в изодранной в клочья одежде, уже почти не прикрывающей её израненное тело. Секира выпала из её руки и упала на траву.
Тила медленно опустилась на колени перед демоном и в мольбе протянула к нему руки. Она сама не ведала, о чём просила его. Но теперь он знал о ней всё, все её муки, терзания, задавленные мечты, ему известно было даже то, в чём она не хотела признаться самой себе. И в её сердце затеплилась отчаянная надежда, что он, столь могущественный, чтоб проникнуть в её душу, быть может, смог бы помочь…
Она сидела на траве, грустно и потеряно глядя на него, плача от собственной беспомощности и одиночества. Он подошёл ближе и склонился к её лицу.
— Я хотел наказать тебя за злые намерения, — проговорил он тихим тёплым голосом. — Но тебе не удалось осуществить их, к тому же ты не безнадёжна. Потому я решил простить тебя…
Она жалко всхлипнула, а он взял её пальцами за подбородок и снова взглянул в глаза. И взгляд его стал нежным и полным участия.
— Почему ты здесь, Тила? Ведь ты хочешь не этого. Пойми, что жизнь твоя принадлежит не семье, не Храму, не Свету. Она принадлежит только тебе. И только ты решаешь, какой ей быть, и отвечаешь за своё решение. Достаточно ли у тебя сил, чтоб сойти с пути, предназначенного тебе другими, и пойти тем путём, который подсказывает тебе твоё сердце? Послушай его. Голос его становится тише с каждым днём, и однажды оно онемеет. Но пока ты ещё можешь разобрать слова его молитвы. Подумай над моими словами, Тила. Ты ведь всё ещё можешь быть счастлива.
Он коснулся тёплыми губами её лба и выпрямился. Потом отошёл обратно к изгороди, взмахнул крыльями и поднялся в небо. Спустя мгновение он исчез во Тьме, а Тила сидела на траве, горько плача над своей судьбой, глядя на каменную женщину с ребёнком на руках и повторяя про себя слова Существа Тьмы.
Я бродила по саду, ища своего любимого. Я была совершенно уверена, что сплю. Только во сне можно вот так блуждать по золотому саду, где под ветром раскачиваются с тихим перестуком крупные жемчужины, где мерцают под ногами драгоценные камни. И только во сне можно идти, не дивясь этой сказочной красоте, не радуясь чудесным пейзажам, которые открываются один за другим, не любуясь ажурными мостиками и беседками, а печально озираться по сторонам, бормоча про себя просьбы и жалобы.
Я говорила с ним, рассказывала, как мне плохо без него, как тревожно из-за того, что он оставил меня, что я теперь не знаю, как управляться со звездолётом и дочкой, что мне просто холодно засыпать одной в нашей постели. Я просила его вернуться и сказать мне, что всё будет хорошо, что он пошутил, или просто у него дела, но он скоро обязательно вернётся и всё будет по-прежнему. Я просила его хотя бы показаться, дать мне знак, что он здесь, и что он слышит меня.
Но его не было, и я чувствовала себя маленькой девочкой, заблудившейся в большом лесу. Мне было грустно и одиноко. Потом я услышала где-то далеко гром и замерла, соображая, бывают ли здесь грозы. А потом откуда-то раздался истошный женский вопль. Я вздрогнула и осмотрелась. Можно было до утра бродить в этих садах, но если он не хочет появиться, он не появится. Он делает то, что считает нужным. Он мужчина и у него свои дела. А я женщина. Я упрямая и терпеливая. И я люблю его. И я всё равно дождусь, когда он закончит свои дела. И ему придётся многое мне объяснить.
С этой мыслью я развернулась и пошла туда, откуда доносился шум воды. Вскоре я вышла к водопаду, который низвергался в большую каменную чашу озера. Вокруг золотились пышные деревья и кудрявые кусты, покрытые жемчугами. Но самым невероятным было то, что в озеро низвергался странный серебристый свет, пронизывающий воду. Этот свет вызывал восторг не только у меня. Молодые жрицы, скинув свои накидки, прыгали в воду, плескались в ней со смехом, а потом быстро выбирались на берег и любовались, как нежное серебристое сияние струится по их волосам и телам, стекая вместе с водой на траву. Мерцающие капельки украшали их кожу и мокрые локоны, а они снова со смехом кидались в воду.
Я заметила несколько широких плоских камней на берегу, прошла к ним и, забравшись на самый высокий, легла в ложбину, словно созданную для того, чтоб покоить человеческое тело. Камень ещё хранил тепло жаркого дневного солнца, и мне было так уютно лежать здесь, под открытым небом, слушая смех девушек и следя за их купанием в волшебном серебре. Потом из-за деревьев вышли мужчины в чёрном и несколько юношей в белых туниках. Они стояли, с улыбками наблюдая за купальщицами. А девушки, заметив их, вдруг бросились к ним и, вытащив к берегу двоих, столкнули их в воду. От неожиданности бедняги ушли в неё с головой, потом, отфыркиваясь, вынырнули и тут заметили, что их тела серебрятся каплями волшебной воды. Стащив с себя мокрую одежду, они выбросили её на берег, и принялись плавать и нырять.
Понаблюдав за ними, и остальные мужчины сняли туники и бросились в воду озера. Я с улыбкой наблюдала за тем, как резвятся в сияющей воде эти молодые и удивительно красивые люди. А они поднимали целые облака мерцающих брызг, смеялись, ныряли, обнимали друг друга. Потом они выбрались на берег, и улеглись на траву, девушки в объятиях мужчин, юноши, положив головы на колени девушкам. Они о чём-то говорили и смеялись. А потом раздался чистый звонкий голос, затянувший красивую нежную мелодию. К нему присоединился второй, третий. И над садами понеслась странная, но прекрасная песнь, полная любви и счастья, которой вторил шум водопада, нежный перезвон листвы, лёгкий перестук жемчужин и безмолвная музыка звёзд, с нежностью смотрящих с неба.
Я закрыла глаза. Было очень поздно, я устала, свежий воздух и молоко с мёдом сморили меня. Уже засыпая, я услышала хлопанье крыльев и почувствовала рядом с собой знакомое тепло.
— Где ты был? — жалобно прошептала я, обнимая его, но не в силах поднять отяжелевшие веки.
— Я был занят, — шепнул он, и его губы коснулись моего лба. — Спи.
И я как всегда послушно опустила голову ему на грудь и уснула.
Утро наступило стремительно. Нежная прохлада ночи откатилась прочь, и с неба хлынул свет, который с каждой минутой всё больше наполнялся горячим зноем. Я почувствовала этот переход на грани сна, и горячие лучи солнца заставили меня проснуться окончательно.
Я открыла глаза и осмотрелась. Я лежала на камне возле водопада. Странные видения прошлой ночи казались лишь сном. Вода в озере была обычного цвета. Вокруг него зеленели обыкновенные деревья и кусты, покрытые красивыми, но совершенно заурядными цветами. Правда, на берегу, прямо на траве в обнимку спали прекрасные юные жрицы и их живые и вполне счастливые жертвы.
Я слезла с камня, оправила форму и умылась из озера, размышляя, насколько уместным будет искупаться. С сожалением решив, что совершенно неуместным, я попыталась привести в порядок растрёпанную причёску, но без зеркала и расчёски это было невозможно. Поэтому я просто вытащила из волос оставшиеся шпильки и пошла искать выход из этого затерянного в Дальнем космосе Эдема.
Я шла по вымощенной каменными плитами дорожке, улыбаясь своим воспоминаниям и размышляя, приснился ли мне Джулиан, или он всё-таки не удержался и навестил свою любимую жену. В любом случае, вспоминать об этом было приятно.
Проходя по дорожке, я заметила под кустами неподвижные тела, а, подойдя ближе, увидела, что это жрицы Света спят в куче сорванной листвы. Пройдя немного, я заметила ещё нескольких девушек, которые видимо только проснулись, и теперь с растерянным видом вынимали из-за пазухи сорванные и уже увядшие цветы. Ещё несколько сидели на земле в совершенно мокрых накидках, вокруг них в траве мерцали в лучах восходящего солнца крупные капли росы.
Я пошла дальше и увидела на полянке спокойно пасущегося белого бычка, обычного крупного молодого бычка с кудрявой чёлкой и изогнутыми, покрашенными золотой краской рожками. Неподалёку лежали, покусывая травинки и весело болтая, те девицы, что убежали ночью вслед за Священным Белым Быком. Их божество снова исчезло, но это не испортило им настроения. Наверно, потому, что они всё-таки видели чудо.
Наконец, я дошла до того самого круглого луга, где должны были проходить мистерии. Навстречу мне вышла Тила. Её белое одеяние превратилось в грязные лохмотья. Тело было покрыто ссадинами и царапинами. Я встревожено посмотрела на неё, но она только улыбнулась и покачала головой.
— Я ухожу, — сказала она, снимая с талии золотой шнур. — Передайте это Апрэме и скажите, что я не вернусь. Я иду в город. Я хочу быть со своим мужчиной и надеюсь, что он не захлопнет передо мной дверь своего дома, как я когда-то захлопнула перед ним дверь своего. И если мы переживём Битву Детей Дракона, я хочу нарожать кучу ребятишек и соткать сотню самых красивых ковров. А если не переживём… мы по крайней мере до конца будем вместе.
Она протянула мне свой пояс. Я взяла его, а она обернулась. Из-за деревьев послышался смех. Посмотрев туда, я увидела жриц Света и молодых мужчин в чёрных и белых туниках. Они шли парами, держась за руки или обнимаясь, болтали и смеялись. Внезапно увидев Тилу, они остановились, и на их лицах отразились смущение, и даже страх.
— Наверно, именно так и должны проходить мистерии Света, дети мои, — усмехнулась она. — Может, мы учредим новый Храм Света и станем просто радоваться жизни, пока она у нас есть? Идёмте, проказники, я выведу вас отсюда в Тэллос.
Кивнув мне на прощание, она пошла прочь от дворца, а повеселевшие пары направились вслед за ней.
Сообразив, что уже утро, а мои спутники до сих пор не знают, что со мной, я поспешно вызвала на связь Донцова.
— Как вы, командор? — тут же прозвучал из динамика его обеспокоенный голос.
— У меня всё хорошо, — ответила я. — Тут всё закончилось, так что я иду к вам.
— Как мистерии? — поинтересовался он.
— Провалились, — рассмеялась я. — Но с блеском!
— Как это?
— Потом расскажу. Вполне вероятно, что, если Тэллос уцелеет после Битвы Детей Дракона, эта ночка войдёт в анналы, как весьма поучительная легенда.
Я отключила связь и направилась по мощёной дорожке в сторону дворца. Мне казалось вполне естественным вернуться тем же путём, каким я пришла сюда, а заодно нанести визит вежливости царице.
Дойдя до дворца, я поднялась на террасу и ещё раз обернулась, любуясь раскинувшимися внизу садами, зелёными, безмятежными и хранящими тепло удивительной ночи. Створки дверей в покои Эртузы были закрыты. Я отодвинула одну из них и вошла в её будуар, сразу почувствовав нежный, пряный, чуть горьковатый аромат, с нотками ванили и гвоздики. В комнате никого не было, и я задержалась у стенной росписи, снова разглядывая Белого Быка. Тот, которого я видела ночью в садах, был несравненно красивей и величественней даже этого.
Я повернулась к двери, но краем глаза заметила на полу какой-то странный предмет и, посмотрев туда, увидела маленькую узкую ножку в золотой сандалии. Я подошла ближе. Царица Эртуза лежала между своим креслом и столом, на котором стояли разномастные золотые баночки и коробочки, украшенные самоцветами и накладками из перламутра. Её руки были раскинуты, а бледное лицо запрокинуто. Чёрные, тщательно подведённые глаза были открыты, но она уже давно ничего не видела. Всё итак было ясно, но я склонилась над ней и пощупала её шею, надеясь почувствовать под пальцами биение сонной артерии. Её кожа была влажной и уже холодной.
Сзади раздался вскрик, и ещё до того, как я обернулась, дверь захлопнулась, и послышался долгий причитающий крик и быстрые удаляющиеся шаги. Меня увидели склонившейся над трупом царицы, и вскоре наверняка по всему дворцу разнесётся весть, что Богиня Неба убила госпожу Эртузу. Что за этим может последовать, можно только догадываться. Я вызвала на связь Донцова и сообщила ему о происшедшем, велев оставаться на месте и соблюдать все инструкции и конвенции, которые он сможет вспомнить.
После этого я решила дождаться развития событий. Бежать было глупо, да и куда? Мне не удастся самой найти путь в лабиринте царского дворца, к тому же он заполнен челядью, так что выбраться незаметно всё равно не удастся. К тому же, нужно было предпринять меры, чтоб прояснить ситуацию и снять с себя все подозрения. Пока никто не явился, я решила получше осмотреть место преступления. Эта мысль удивила меня. Кто сказал, что Эртуза была убита, а не умерла естественной смертью? Но потом я вспомнила о весьма неприятном ощущении от прикосновения к её коже и присела на корточки, чтоб лучше осмотреть тело.
Она была всё в том же прозрачном платье, и никаких следов насилия на её теле не было. Я потрогала заднюю часть шеи. Позвонки были на месте. И лишь на шее спереди темнело какое-то пятно. Нагнувшись ниже, я увидела то, что, скорее всего, и привело к смерти — маленькое чёрное отверстие с голубоватыми краями. Её укололи в шею отравленной иглой, и, несмотря на то, что укол был, видимо, глубоким, крови не было. Яд подействовал мгновенно, и кровь на краях ранки свернулась, не успев вытечь.
Створки двери распахнулись, и в комнату ворвались несколько стражников с секирами. Не приближаясь ко мне, они встали у стены, сжимая обнажённые мечи и внимательно следя за каждым моим движением. Потом вошёл, громыхая нагрудником, командир Кротус и сурово взглянул на меня.
Я поднялась и, отодвинув кресло от трупа, села в него. Ждать пришлось недолго, потому что вскоре раздались быстрые шаги и в дверном проёме появился встрёпанный Мизерис. Он посмотрел на меня, а потом медленно перевёл взгляд на пол возле моих ног. Подойдя к телу супруги, царь медленно опустился на колени и застыл, глядя ей в лицо. Его дрожащие пальцы коснулись её щеки.
Я почувствовала себя неловко, потому что царь сидел передо мной коленопреклонённым, и это было явным нарушением этикета. С другой стороны, я боялась лишний раз пошевелиться, чувствуя на себе напряжённые взгляды стражников.
— Богиня Неба убила госпожу, — сообщил Кротус.
— Чушь, — бесцветным голосом произнёс царь. — Зачем ей убивать царицу? Она богаче и могущественнее её. К тому же… Царица умерла давно, несколько часов назад. Я знаю это, потому что видел много смертей. А Богиня Неба пришла сюда недавно. Слуги видели, как она шла из сада к дворцу, и доложили мне.
Он опустился на пятки и посмотрел на меня. У него был воспалённый и бесконечно усталый взгляд.
— Ночью ко мне приводили деву-воительницу, которая должна была биться с существом Тьмы. А утром останки этой девы нашли под каменным блоком, упавшим с потолка. Во дворце полно таких смертельных ловушек, которые приводятся в действие с помощью проржавевших пружин и рычагов. Мои предки были весьма изобретательны. И им явно нечем было заняться…
Он поднялся на ноги, и я вздохнула с облегчением.
— Я видел останки этой девы, — продолжил он, глядя на меня. — Там не было крови. Только золотая кожа, раскрошенные кости и золотая пыль, словно, раздавили большую золотую бабочку. А неподалёку нашли труп молодого чтеца царицы. Я полагаю, что она часто утешалась в его объятиях, а он ради неё готов был на любые безумства. У него было перерезано горло. Возмездие нынче очень быстро находит свои жертвы.
— Мы проведём расследование, — начал Кротус.
— Разве это твоё дело? — даже не обернувшись, спросил Мизерис. — Твоё дело охранять дворец и меня. И её, — он указал на тело Эртузы. — Ты не справился. Поздно махать мечом. И я не хочу знать, кто сделал это, потому что, если я узнаю, моя боль и ненависть потребуют мести. Но я не вправе своей местью множить зло в этом и без того переполненном болью городе.
— Я сочувствую вам, господин, — произнесла я, поднимаясь с кресла. — И всё же мне хотелось бы разобраться в этом деле, чтоб окончательно снять с себя подозрения.
Он посмотрел на меня затуманившимся взором и покачал головой.
— Нет никаких подозрений. Сегодня же глашатаи объявят, что царица умерла от укуса пчелы в горло. Похоже на правду, не так ли? Впрочем… Делайте, что хотите.
Он был подавлен горем и явно хотел остаться один.
— Мне, действительно, очень жаль, — проговорила я.
Он кивнул и обернулся к стражникам:
— Проводите прекрасную Богиню Неба к её слугам, а потом всех их выведете из дворца, и пусть они летят, куда им будет угодно.
Я вышла из комнаты и вслед за Кротусом прошла по анфиладам уютных, наполненных чувственной негой и ароматами комнат. За дверями женской половины дворца к нам присоединились Донцов и Хэйфэн. Не проронив ни слова по дороге, мы вышли на верхние ступени лестницы. Кротус остался у дверей, а мы втроём спустились вниз, к нашему одиноко стоявшему флаеру.
— Что произошло? — спросил Донцов, распахнув передо мной дверь салона.
— Потом, — проговорила я, и, войдя, села у окна.
Донцов сел рядом, а Тонни — за пульт.
— Домой? — спросил он, обернувшись.
Тут я почувствовала, что сбоку мне что-то мешает и, сунув руку в карман, вытащила золотую верёвку, пояс Тилы.
— Завернём на пару минут в Храм Света, — без особого энтузиазма произнесла я.
Мне хотелось вернуться на баркентину и увидеть, наконец, мою малышку, по которой я успела соскучиться. Но я обещала Тиле, что передам пояс, а, главное, её слова сестре, и потому решила сначала покончить с этим делом.
Входить в Храм Света мне не хотелось, посмотрев на величественную белую колоннаду, я прошла вдоль портика, осматривая сад. Жрицы поработали на славу, устраняя следы разрушений, причинённых нашими механиками. Побитые морозом кусты и деревья были убраны, клумбы перекопаны и засажены новыми цветами, разрушенные скульптуры заменены на другие. Лишь кое-где виднелись полосы потемневшей травы, да из пышной зелени на вершинах деревьев местами торчали почерневшие сучья, до которых, видимо, ещё не добрались садовники.
Пройдя вокруг Храма, я остановилась у бокового входа, украшенного рядом белоснежных статуй, изображавших процессию девушек с цветами в руках. Прямо на широком крыльце, в большом круглом вазоне росли необыкновенные цветы. Это были небольшие пирамидки, сплошь состоящие из маленьких нежно-кремовых роз, росшие из розетки длинных острых листьев тёмно-малахитового цвета. Поднявшись по ступеням, я подошла ближе, чтоб рассмотреть цветы. У основания лепестки украшали прожилки ярко-малинового цвета, отчего казалось, что бутоны рождаются из застывших огненных вспышек. К тому же цветы издавали нежный пряный, чуть горьковатый аромат, который я уже встречала где-то. Пытаясь вспомнить, где именно, я нагнулась, чтоб понюхать цветок, и вздрогнула, почувствовав весьма ощутимый укол в горло. Невольно отшатнувшись, я схватилась пальцами за шею, но раны не было, зато я вспомнила, где встречала этот аромат: сегодня утром, в будуаре Эртузы. Именно он, корица и ваниль в одном флаконе, и мёртвая царица на полу.
— Для нас великая честь видеть у себя Богиню Неба, — услышала я елейный голосок и обернулась.
На пороге Храма стояли две жрицы, одна — постарше, её покрывало было расшито по краю тонким золотым узором, вторая — моложе, одетая в белые одежды без дополнительных украшений. Обе они любезно улыбались, глядя на меня.
— Мне хотелось бы поговорить с Главной Жрицей Света Апрэмой, — сообщила я. — Я должна передать ей послание от её сестры.
Та, что постарше, как возрастом, так, видимо, и положением в Храме, обернулась и взглянула на вторую. Та кивнула и ушла. Я снова обернулась к цветку.
— Очень красивое растение, — заметила я. — Мне не приходилось встречать такие даже в садах царского дворца.
— Их там нет, — пояснила жрица, подходя ближе. — Это растение является священным и принадлежит только Храму Света. Мы выставляем эти вазоны утром, а на ночь заносим обратно в Храм. Днём за ним присматривают стражники. Никто, кроме нашего Храма не вправе владеть этими прекрасными цветами.
— И они волшебно пахнут, — улыбнулась я. — Из них делают благовония?
— Нет, — снова возразила жрица. — Этот аромат используется только в наших ритуалах. Царица Эртуза давно мечтает заполучить баночку экстракта лепестков, она любит приходить в храм и дышать этим ароматом, говорит, что он напоминает ей юность, когда она проходила обучение при Храме. Но ей не позволено взять даже лепесток этого цветка с собой.
— Как жаль, — проговорила я, проведя пальцами по острым, длинным листьям. — Я б тоже не отказалась иметь такое в своей оранжерее…
Жрица не успела ответить. Она низко поклонилась и быстро попятилась назад, отступая в тень, а на крыльцо решительным шагом вышла Апрэма.
— Хорошо, что вы приехали, Богиня Неба, — проговорила она. — Я хотела обсудить с вами одно дело.
— Какое? — слегка растерялась я.
— Я хочу купить у вас того танцовщика, что танцевал прошлой ночью во дворце.
Я открыла было рот, собираясь объяснить ей, что Мангуст — свободный человек, и при всём желании не может быть продан и куплен. Но, взглянув в её решительное лицо, поняла, что ей эти объяснения покажутся малоубедительными. Поэтому я лишь улыбнулась и поинтересовалась:
— А вы бы его продали?
Она на мгновение задумалась и кивнула:
— Если б кто-нибудь дал за него достойную цену.
— И вы можете предложить мне цену, достойную моего танцовщика? — продолжая улыбаться, уточнила я.
— Я дам вам то, что вы захотите, — уверенно заявила она.
Я невольно усмехнулась.
— А я ничего не хочу, по крайней мере, от вас. И не думаю, что у вас есть нечто, что могло бы меня заинтересовать.
— Я заплачу вам за него миллион кредитных единиц в межгалактической валюте! — предложила она.
«Ого!» — подумала я, а вслух сказала:
— У меня уже есть миллион кредитных единиц в межгалактической валюте. Я предпочитаю оставить своего танцовщика при себе. Но я к вам по делу, — я достала из кармана свернутый золотой шнур и протянула ей. — Это велела передать вам ваша сестра Тила. Она сказала, что не вернётся, потому что хочет жить со своим мужчиной, нарожать детей и соткать сто прекрасных ковров.
Апрэма взяла у меня пояс и раздражённо пожала плечами.
— Эта дура с детства возилась со своими нитками. А потом влюбилась в мальчишку-каменотёса, который обучался при Храме. Мы его изгнали, и он перебивается с хлеба на воду, вырезая из камня истуканов для украшения дворов в домах таких же нищих, как и он, торговцев. И она ушла к нему? Я надеялась, что она поумнела.
Я воздержалась от ответа и, ещё раз взглянув на цветок, источающий аромат, казавшийся мне теперь не таким уж приятным, кивнула ей на прощание и, повернувшись, пошла к своему флаеру.
Апрэма проводила Богиню Неба подозрительным взглядом и повернулась к стоявшей рядом жрице.
— Почему она так смотрела на цветок, Апира?
— Она восхищалась его красотой и ароматом и сказала, что хотела бы получить такой для своей оранжереи…
— Нужно было предложить ей обменять его на… — Апрэма замерла, посмотрела на моток золотого шнура в своих руках, потом на цветок и, наконец, вслед исчезнувшей из виду женщине из другого мира.
Какая-то догадка мелькнула в её голове, и эта догадка была не слишком приятной.
— Но мы не можем отдать кому-то… — растеряно пробормотала Апира, взглянув на растение.
— Замолчи! — перебила её Главная Жрица и бросила ей пояс Тилы. — Повесь пояс на хвост статуи дракона и скажи, что его обладательница опозорила себя и изгнана из Храма, а у меня больше нет сестры. Я отправляюсь во дворец, чтоб повидать царя.
— Значит, убийство царицы раскрыто? — поинтересовался Хок, сидя на диване в моей каюте, пока я примеривала на Жулю новую розовую кофточку с искусно вывязанными цветочками.
Она хихикала, вертелась, и мне никак не удавалось застегнуть пуговку.
— Там нечего особо раскрывать, — ответила я. — В комнате, где я нашла мёртвую царицу, пахло священным цветком, который не выносят из Храма Света без охраны, но цветка там не было. Я всё успела осмотреть. При этом на шее у Эртузы была рана именно в том месте, куда меня уколол острый лист. Я думаю, что Апрэма или кто-то из её прислужниц принёс царице цветок, листья которого были заточены или в них были вставлены иглы…
— Смазанные ядом, — закончил он.
— Умница, — похвалила я его и, наконец, справилась с непослушной пуговкой. Теперь на очереди был чепчик с двойной кружевной оборочкой. — Судя по симптомам — это какой-то сильный алкалоид. Царица обрадовалась подарку, её совершенно естественным порывом было понюхать цветок. Она нагнулась, и лист вонзился в шею. Подозреваю, что она даже не успела понять, что случилось. А убийца удалилась, прихватив орудие преступления. И только аромат цветка в закрытой комнате выдал её. Когда я раздвинула створки, а потом все входящие начали хлопать дверями, сквозняк развеял аромат, и следов не осталось. В условиях этого дремучего мира — практически идеальное преступление.
— А мотив?
— Понятия не имею. Возможно, это как-то связано со смертью той девы-воительницы, которую они считали Существом Света.
— Расскажешь царю?
— Нет. Он не хочет знать, кто это сделал, и это его право. К тому же он терпеть не может Апрэму, и на этот раз, пожалуй, точно пристукнет её. Нет, пусть разбирается сам, если захочет, — я поправила оборочки на чепчике и полюбовалась на довольную вниманием дочку. — Какая ты у меня хорошенькая! Жаль папа не видит!
— Ей идёт, — посмотрев на Жулю, подтвердил он. — Такой красавице всё впору, верно, принцесса? — он поднялся и подошёл к нам. — Ты его видела?
— Нет, но слышала.
— И что он там делал?
— Развлекался, — пожала плечами я. — Сорвал жертвоприношение, подправил сценарий мистерий по собственному вкусу, соблазнил сотню девиц пятью различными способами и воздал всем по заслугам. Участники этого шоу будут рассказывать об этом своим внукам, и лет через сто программа вечера превратится в красивую и поучительную легенду.
— Как обычно? — он многозначительно взглянул на меня.
— О человеческих жертвах, как, впрочем, и о каких-то иных, мне неизвестно. Всё было красиво и забавно.
— Может, я ошибся, — проговорил он. — Если так, то извиняюсь… погоди, ты сказала, что ту инопланетянку они считали Существом Света. Ты полагаешь, что это не так?
— Если б она была Существом Света, то не погибла бы до Битвы. Это не по правилам. Существо Света должно явиться само.
— Я тут подумал, — Хок слегка смущенно посмотрел на меня. — Здесь не так много инопланетян… с подходящими навыками. Я хотел сказать, может, Азаров в чём-то прав?
— В чём? — с наивным видом улыбнулась я.
— Может это Существо Света — это ты?
— Нет, — категорически возразила я. — Потому что я не сражаюсь с мужчинами, которых люблю. А Существо Тьмы — это Джулиан.
Хок застыл, изумлённо глядя на меня, а я, воспользовавшись моментом, посадила Жулю ему на руки и велела:
— Держи крепко и нежно, а я иду готовить фруктовое пюре.
— И что теперь делать? — воскликнул он, направившись следом за мной к барной стойке.
— Ничего, — ответила я. — Пусть сражается, с кем хочет. Кирилл говорил, что Дети Дракона не убивают друг друга. Так что после Битвы мы заберём его и улетим.
Хок ничего не сказал на это, и я с удивлением обернулась.
— А если Существо Света — это всё-таки ты? — спросил он, бережно прижимая к себе притихшую Жулю.
— В таком случае, на этот раз Существо Света не явится на ристалище. Это не моя битва, Рауль. Я больше не буду выходить со звездолёта. И никто не выйдет. Мы задраим все люки, и будем ждать.