Фейра
Я лежала под теплыми одеялами, согревшаяся и полусонная, когда с наступлением сумерек Рис наконец вернулся домой.
Я почувствовала, как сила поманила меня еще задолго до его приближения к дому, словно темная мелодия по миру.
Мор заявила, что мы не поедем в Вытесанный город еще больше часа, достаточно времени, чтобы я смогла забыть про бумаги на письменном столе, стоявшем через комнату и взяться за книгу. Я едва успела прочесть и десяти страниц, когда Рис открыл дверь спальни.
Его Иллирийская кожаная форма блестела от растаявшего снега, которого было еще больше в темных волосах и на крыльях, когда он тихо закрыл дверь.
— Ты там же, где я тебя оставил.
Я улыбнулась, положив книгу рядом с собой. Ее чуть не поглотило пуховое одеяло цвета слоновой кости.
— Разве это не все для что я гожусь?
Нахальная улыбка, задела один уголок рта, Рис начал снимать свое оружие, затем одежду. Но, несмотря на все веселье сверкающее в его глазах, каждое движение было медленным и наполнено усталостью, словно он боролся с истощением при каждым вздохе.
— Может, мы должны сказать Мор перенести встречу во двор Кошмаров. — нахмурившись сказала я.
Он стащил куртку и кинул на стол.
— Почему? Если Эрис действительно будет там, я хотел бы удивить его своим маленьким визитом.
— Ты выглядишь измученным, вот почему.
Он театрально положил руку на свое сердце.
— Твоя забота согревает меня больше, чем любой зимний костер, любовь моя.
Я закатила глаза и села.
— Ты хотя бы ел?
Он пожал плечами, его темная рубашка натянулась на широких плечах.
— Я в порядке. — Его взгляд скользнул по моим голым ногам, когда я отодвинула одеяло.
Я засунула ноги в тапочки.
— Я принесу тебе еды.
— Я не хочу…
— Когда ты в последний раз ел?
Тишина.
— Я так и думала. — Натянув на плечи халат с флисовой подкладкой я добавила. — Умойся и переоденься. Мы уезжаем через сорок минут. Я скоро вернусь.
Он поджал крылья, фейский свет заблестел на когтях сверху.
— Тебе не нужно…
— Я хочу это сделать и сделаю.
На этих словах я закрыла дверь и пошла по лазурно-синему коридору.
Через пять минут Рис придерживал для меня дверь, в одном нижнем белье, когда я заходила в комнату с подносом в руках.
— Учитывая то, что ты принесла для меня все, что было на кухне, — сказал он, когда я направилась к столу, все еще не переоделся для нашего визита, — мне стоило просто спуститься вниз.
Я показала ему язык, но нахмурилась, когда поняла, что стол завален и на нем нет свободного места. Вообще. Даже маленький столик у окна был покрыт вещами. Важными, жизненно важными вещами. Тогда я предпочла кровать.
Рис сел, сложив крылья за спиной и потянулся ко мне пытаясь усадить к себе на колени, но я увернулась от его рук и отошла на приличное расстояние.
— Сначала ты поешь.
— Тогда я съем тебя после, — возразил он, порочно ухмыляясь, и взял поднос.
С той скоростью и напором с которым он уплетал пищу, лишь подтверждали его слова и подогревали мой интерес.
— Ты вообще ел сегодня?
Блеск промелькнул в его фиолетовых глазах, когда он откусил хлеб и приступил к холодному ростбифу.
— Сегодня на завтрак у меня было яблоко.
— Рис.
— Я был занят.
— Рис.
Он отложил вилку, губы дернулись в улыбке.
— Фейра.
Я скрестила руки на груди.
— Никто не может быть на столько занят, чтобы не поесть.
— Ты волнуешься.
— Волноваться — это моя работа. И кроме того, ты тоже много волнуешься. Даже из-за более банальных вещей.
— Твои месячные не были банальной вещью.
— Мне было немного больно…
— Ты лупила по кровати, словно кто-то тебя рвал изнутри.
— И ты вел себя, словно властная курица-наседка.
— Я не видел, чтобы ты кричала на Кассиана, Мор или Аза, когда они беспокоились о тебе и хотели помочь.
— Они не пытались кормить меня с ложечки, как инвалида!
Рис усмехнулся, заканчивая с едой.
— Я буду регулярно есть, если ты позволишь мне дважды в год превращаться во властную курицу-наседку.
Точно… потому что мой цикл так отличался в этом новом теле. Исчезли ежемесячные неудобства. Я считала это подарком.
До двух месяцев назад. Когда это случилось впервые.
Вместо этих ежемесячных человеческих неудобств была одна из двух в году, недель агонии, разрывающей живот. Даже Маджа, целительница Риса, не смогла особо помочь. В течение той недели были моменты, когда боль, от спины и живота до моих бедер и моих рук, стреляла, словно живыми молниями. Мой цикл никогда не проходил приятно, во время той жизни, и действительно были дни, когда я не могла встать с кровати. Казалось, что полученная сила Фейри поможет справиться, но нет. Совершенно нет.
Мор мало, что могла предложить, кроме сочувствия и имбирного чая. По крайней мере, это только два раза в год, утешала она меня. Это лишь с подвигло меня еще сильнее стонать от боли перед ней.
Рис оставался со мной все время, гладил мои волосы, менял пропитанные потом одеяла, даже помогал мне купаться. Кровь — это всего лишь кровь, все, что он сказал, когда я возразила ему снимая грязное нижнее белье. Я была едва в состоянии двигаться в тот момент, не хныкая, поэтому сказанные слова не казались серьезными.
Как и последствия этой крови. По крайней мере, противозачаточный напиток, который он давал мне, работал. Но зачатие среди Фейри было таким редким и трудным, что я иногда задавалась вопросом, вдруг отложив это до момента, пока я не буду готова, в конечном итоге выйдет мне боком.
Я не забыла, как выглядел Косторез, кем он мне показался. Я знала, что и Рис тоже не забыл.
Но он не давил и не спрашивал. Однажды я сказала ему, что хочу пожить с ним, испытать прелести жизнь с ним, прежде чем у нас появятся дети. Я все еще придерживалась своих слов. Было так много дел, наши дни настолько загружены, что даже некогда думать о ребенке, моя жизнь прекрасна, это было благословением и я была готова терпеть агонию дважды в год. И помоги Мать, моим сестрам с этим тоже справится.
О рождаемости у Фейри я никогда не говорила и не обсуждала с Нестой и Элейн, это было как-то не ловко, мягко говоря.
Неста только смотрела на меня в немигающем, холодном свете. Элейн краснела, бормоча о непристойности таких вещей. Но они были превращены почти полгода назад. Цикл приближался. Совсем скоро.
Мне нужно было найти способ убедить Несту послать сообщение, когда это начнется. Черт возьми, я бы позволила ей пережить эту боль в одиночку, хотя и не была уверена, что она бы справилась.
Элейн, по крайней мере, была бы слишком вежлива, чтобы отправить Люсьена, когда он захотел бы помочь. Она и в обычный то день была слишком вежлива, чтобы отправить его. Она просто игнорировала или едва говорила с ним, пока он не получил видимый намек и не ушел. Насколько я знаю, он не оставался поблизости с момента окончания последней битвы. Элейн же ухаживала за своими садами, молча оплакивая свою потерянную человеческую жизнь. Оплакивая Грейсена.
Как Люсьен выдерживал все это, я не знала. Не то, чтобы он проявлял интерес к преодолению разрыва между ними.
— Где ты витаешь?
Спросил Рис, выпивая вино и убирая поднос.
Если бы мне захотелось поговорить, он бы послушал. Если бы мне захотелось помолчать, он бы молчал в ответ. Это была наша негласная сделка с самого начала — слушать, если другому это нужно, и давать личное пространство, когда оно потребуется. Он еще рассказывал мне все то, что происходило с ним, все, что он видел под горой. Были ночи, когда я целовала его слезы, одну за другой.
Этот вопрос, однако, не казался столь сложным для обсуждения.
— Я думала об Элейн, — сказала я, прислонившись к краю стола. — И Люсьене.
Рис поднял удивленно бровь, и я ему рассказала.
Когда я закончила, его лицо было задумчивым.
— Люсьен присоединится к нам на Солнцестоянии?
— Будет ужасно, если он это сделает?
Рис хмыкнул, сильнее сжимая крылья. Я понятия не имела, как он выдерживал такой холод во время полета, даже со щитом. Всякий раз, когда я пробовала, в последние несколько недель, я едва могла продержаться больше нескольких минут. Единственный раз, когда мне это удалось, был на прошлой неделе, когда наш перелет из дома Ветра стал немного теплее.
Рис наконец сказал:
— Я могу смириться с тем, что приходится находится рядом с ним.
— Я уверена, что он хотел бы услышать эту захватывающую поддержку.
Полуулыбка, которая заставила меня подойти к нему, встав между его ног. Он положил руки на мои бедра.
— Я могу опустить насмешки, — сказал он, вглядываясь в мое лицо. — И тот факт, что он все еще питает некоторую надежду на воссоединение отношений с Тамлином. Но я не могу забыть того, как он обращался с тобой после все, что случилось под горой.
— Я могу. Я простила его за это.
— Ну, ты простишь меня, если я не смогу.
Ледяная ярость затемнила звезды в фиолетовых глазах.
— Ты едва можешь говорить с Нестой, — сказала я. — Тем не менее, с Элейн у вас прекрасные отношения.
— Элейн — это Элейн.
— Если ты одного считаешь виноватым, это не делает виноватыми других.
— Нет, я этого не делаю. Элейн — это Элейн, — повторил он. — Неста… она — Иллирийка. Я имею в виду, что это комплимент, но в глубине души она Иллирийка. Так что нет оправдания ее поведению.
— Она более чем компенсировала все это летом, Рис.
— Я не могу простить никого, кто заставил тебя страдать.
Холодные, жестокие слова, произнесенные с такой непринужденной грацией.
Но ему все равно было наплевать на тех, кто заставил его страдать. Я провела рукой по завиткам татуировок на его мускулистой груди. Он дрогнул под моими пальцами, зашевелив крыльями.
— Они-моя семья. Ты должен простить Несту в какой-то момент.
Он уперся лбом в мою грудь, прямо между грудями, и обхватил руками мою талию. В течение долгой минуты он только вдыхал мой запах.
— Это должно быть моим подарком тебе на день Солнцестояния? — пробормотал он.
— Простить Несту за то, что она позволила своей четырнадцатилетней сестре пойти в тот лес?
Я коснулась пальцем его подбородка и подняла голову.
— Ты не получишь от меня никакого подарка в день Солнцестояния, если будешь продолжать нести эту чушь.
Порочная ухмылка.
— Придурок, — прошипела я, делая шаг назад, но его руки крепче обвили меня.
Мы замолчали, просто любуясь друг на другом. И Рис сказал по связи,
Одна мысль взамен на другую, дорогая Фейра?
Я улыбнулась просьбе, старой игре между нами. Но ответила я уже без улыбки,
Сегодня я посетила Радугу.
И?
Он коснулся кончиком носа моего живота.
Я провела пальцами по его темным волосам, наслаждаясь ощущением шелковистых прядей против моих мозолей.
Есть художница, Рессина. Она пригласила меня рисовать с ней и другими фейри через два дня.
Рис откинул голову и посмотрел на меня, а затем выгнул бровь.
— Почему ты не радуешься этому?
Я показала на нашу комнату, на городской дом, и выдохнув ответила.
— Я уже давно ничего не рисовала.
С тех пор как мы вернулись с войны. Рис молчал, позволяя мне разобраться со своими мыслями.
— Это эгоистично, — призналась я. — Тратить время, когда есть так много дел…
— Это не эгоистично. — Его руки погладили мои бедра. — Если хочешь рисовать, то рисуй, Фейра.
— У некоторых людей в этом городе до сих пор нет дома.
— Ничего не изменится, если ты будешь рисовать несколько часов каждый день.
— Дело не только в этом. — Я наклонилась, приложив свой лоб к его, цитрусово-морской запах, заполнял мои легкие, мое сердце. — Их слишком много… вещей, которые я хочу нарисовать. Нужно выбрать что-то одно… — я вздохнула. — Я не совсем уверена, что готова увидеть то, что получится, когда я нарисую некоторые из них.
— Вот как. — Он вычертил успокаивающие, полные любви линии на моей спине.
— Присоединишься ли ты к ним на этой неделе или через два месяца, я думаю, ты должна пойти. Просто попробуй.
Он осмотрел комнату, затем толстый ковер, словно он мог увидеть весь городской дом внизу.
— Мы можем превратить твою старую спальню в студию, если захочешь…
— Все в порядке, — прервала я его. — Свет не идеален там. — На его удивленно приподнятые брови я призналась, — я проверяла. Единственная комната, которая хорошо подойдет — это гостиная, и я бы не заполнила дом вонючей краской.
— Я не думаю, что кто-то будет возражать.
— Я бы не возражала. И мне все равно нравится уединение. Последнее, чего я хочу, это чтобы Амрен стояла за спиной, критикуя мою работу.
Рис усмехнулся.
— Амрен может справиться с тем, чтобы не делать этого.
— Я не уверена, что мы говорим об одной и той же Амрен.
Он ухмыльнулся, снова прижимая меня к себе:
— Твой день рождения в день Солнцестояния.
— И что?
Я предпочла бы забыть об этом. И пусть другие тоже забудут.
Улыбка Риса стала приглушенно-кошачьей.
— Значит, ты получишь два подарка.
Я застонала.
— Я не должна была тебе говорить.
— Ты родилась в самую длинную ночь в году. — Его пальцы снова погладили мою спину.
— Ты должна была быть на моей стороне с самого начала.
Он продолжил медленно спускаться по спине. И когда я стояла перед ним вот так, он мгновенно почувствовал изменения в моем запахе, биение моего сердца. И прежде, чем Рис успел, что-то сделать, я сказала по связи.
Твоя очередь. О чем ты думаешь.
Он оставил поцелуй на моем животе, прямо над пупком.
— Я рассказывал тебе о том, как ты меня впервые победила в схватке и повалила в снег?
Я ударила его по плечу.
— Ты об этом думаешь?
Он улыбнулся в мой живот, его пальцы все еще изучали, уговаривали.
— Ты схватила меня, как Иллирийка. Идеальная форма, прямое попадание. Но потом ты упала на меня, задыхаясь. Все, что я хотел сделать, это раздеть нас обоих.
— Почему меня это не удивляет? — И все же я провела пальцами по его волосам.
Ткань моего халата между нами, была едва толще паутинки, когда он рассмеялся мне в живот. Я не стала ничего надевать под халат.
— Ты не пускаешь меня в свою голову. На протяжении всех этих месяцев. Я все еще не совсем верю, что у меня получится это сделать.
К моему горлу подступил ком. Это была мысль, которой он хотел поделиться.
— Я хотела тебя, даже под горой, — мягко сказала я.
— Я описал это до тех ужасных обстоятельств, но после того, как мы убили ее, когда я не мог никому рассказать, что я чувствовал — о том, как действительно мне было ужасно, я говорил с тобой. Я всегда мог поговорить с тобой. Думаю, мое сердце знало, что ты моя задолго до того, как я осознал это.
Его глаза заблестели, и он снова уткнулся лицом в мою грудь, лаская спину.
— Я люблю тебя, — вздохнул он. — Больше, чем жизнь, больше, чем свои земли, больше, чем свою корону.
Я знала. Он отказался от этой жизни, чтобы восстановить Котел, материю самого мира, чтобы я могла выжить. Я не могла злиться на него после этого или в последующие месяцы. Он был жив — это было подарком, за который я никогда не перестану благодарить. И в конце концов, мы спасли друг друга. Все мы.
Я поцеловала его в макушку.
— Я люблю тебя, — прошептала я в его сине-черные волосы.
Руки Риса сжались на моей попе, единственное предупреждение, прежде чем он плавно перевернул меня и уложил на кровать.
— Неделю, — сказал он, его дыхание ласкало мою кожу. — Неделю с тобой в этой кровати. Это все, чего я хочу на Солнцестояние.
Я рассмеялась, но он согнул мои ноги в коленях, между нами были лишь обрывки ткани. Рис поцеловал меня в губы, его крылья образовали темную стену за плечами.
— Ты думаешь, что я шучу.
— Мы, конечно, сильны даже для Высших Фэ, — размышляя сказала я, пытаясь сконцентрироваться, когда он укусил меня за мочку уха зубами, — но неделя секса? Не думаю, что смогу ходить после этого. Или ты смог бы пользоваться, по крайней мере, твоей любимой частью тела.
Он поцеловал кожу чуть ниже уха и мои пальцы сжались.
— Тогда тебе придется поцеловать мою любимую часть и восстановить ее.
Я приложила руку к этой любимой части — моей любимой части — и схватила его через нижнее белье Риса. Он застонал, прижимаясь сильнее, и одежда исчезла, осталась только моя ладонь против его бархатистой твердости.
— Нам нужно успеть одеться, — сказала я, поглаживая его.
— Позже, — отрезал он, всасывая мою нижнюю губу.
Действительно. Рис откинулся назад, татуированные руки находились по обе стороны от моей головы. Одна была покрыта Иллирийскими символами, другая татуировкой близнецом моей: последняя сделка, которую мы заключили. Оставаться вместе, несмотря на то, что поджидало нас впереди.
Мое нутро колотилось, вторя моему громовому сердцебиению, необходимость почувствовать его внутри…
Словно в насмешку удары во мне сотряслись стуком в дверь.
— Просто чтобы вы знали, — защебетала Мор с другой стороны, — мы должны скоро уйти.
Рис издал низкий рык, который оставил мурашки на моей коже, прядь его волос упала на брови, когда он повернул голову к двери. Ничего, кроме хищнических намерений в его затуманенных глазах.
— У нас есть тридцать минут, — сказал он с поразительным спокойствием.
— И вам нужно два часа, чтобы одеться, — с острила Мор через дверь. — И я говорю о не Фейре.
Рис рассмеялся и прикоснулся лоб к моему. Я закрыла глаза, вдыхая его запах, разжимая пальцы.
— Это не закончено, — пообещал он мне хриплым голосом, прежде чем поцеловать в ямочку на шеи и отстраниться. — Иди, терроризируй кого-нибудь другого, — крикнул он Мор, убирая крылья и направляясь в ванну. — Мне нужно успеть принарядиться.
Мор усмехнулась, ее легкие шаги вскоре исчезли.
Я упала на подушки и глубоко вздохнула, желая охладиться. Вода зажурчала в ванной комнате, а затем послышался легкий вскрик.
Как мне показалось, не я одна нуждалась в холодном душе.
Действительно, когда я вошла в ванную комнату через несколько минут, Рис все еще купался.
Погрузив пальцы в мыльную воду, я подтвердила свои подозрения: она была холодной.