Сумкин не прогадал. Он принёс Владимиру Петровичу не только массу проблем, но и полноценное преследование. Старый мутант покинул территорию города ещё до обеда. А вот во время обеда, когда на «место» приехал я, вовсю проходили обыски. Торговый центр, к слову, закрыли, выставив охрану и плакат мол, в этом месте проходит операция по разминированию. А вот меня на удивление пропустили.
Такого огромного количества носителей в однотипных костюмах я ещё не видел. У меня сложилось впечатление, что это огромное помещение превратилось в муравейник, где преобладал только один тип муравьёв — чёрных.
Судью я нашёл, разумеется, по её белому костюму. Она выделялась в этой толпе носителей, как белая ворона. Но вот только на мои вопросы она не спешила отвечать. Сначала, словесно напала на меня, пытаясь выяснить, куда пропал девиант Сумкин. Но, увидев моё выражение лица и полную растерянность, сменила гнев на милость. Приказала уйти на второй этаж и ждать её там, в бывшем кабинете Владимира Петровича.
Я же, хоть и послушался её, решил на всякий случай уточнить у старого мутанта, каковы его следующие шаги. Но тот не то, чтобы трубку не брал, он просто выключил телефон. И куда бы я ни звонил, на какие бы дополнительные номера, с которых тот сам мне иногда звонил, везде был один и тот же ответ. Абонент — не абонент.
— Волконский, — судья пришла спустя четверть часа. — Ты не представляешь, что мы нашли.
— Что? — спокойно спросил я.
— Тело Анастасии Ветровой. Сегодня просто кошмарный день по всем меркам…
— А кто она такая? — озадачился я, пытаясь проявить интерес. — Внебрачная дочь Владимира Петровича?
— Что? — она нахмурилась, а затем позволила себе рассмеяться. — Боже, нет! Как вообще можно было про это подумать⁈ Это сильный маг ветра, который пропал много лет назад! Ты не представляешь, она всё это время была жива, и этот… — она грязно выругалась, обзывая Владимира Петровича самыми нелестными словами. — … всё это время держал её у себя взаперти. Представь себе!
— Офигеть, — я пытался быть максимально обескураженным. Точнее, показывал это. — Он, похитил её, получается⁈
— Ставил свои эксперименты. Правда, теперь она мертва. Нам предстоит выяснить, что именно он с ней делал всё это время, а там уже… да кому я могу сообщить? Глава новой семьи Ветровых — вдова.
Я не стал ничего отвечать. Понимал, что любое лишнее слово поставит жирный крест на моей судьбе. С такой, как она, нужно действовать и вести себя аккуратно. Ибо, не дай бог, она что-то заподозрит, и тогда начнётся что-то воистину жуткое.
Стоп. Так я ведь ко всему этому причастен! Получается, я последний свидетель и последний исполнитель половины мерзостей, которые проделывал Жожоба? Вот тебе и раз, я в таком ключе на всё это не смотрел. И что будет, если они узнают, что и я причастен ко всему этому?
Я внимательно посмотрел в пустые глаза судьи, которая, скорее всего только и думала, что поскорее бы закончить здесь и заняться чем-либо более умиротворённым. Понял для себя, что она здесь надолго и что мне точно здесь ловить нечего и только, было, собрался уходить, как она остановила меня.
— А зачем ты здесь? — послышался вопрос, на который я даже не смог придумать ответ. — Договаривались встретиться с боссом?
— Ага, — виновато хмыкнул я. — Кто же знал, что здесь такое…
— А ты же ещё и его преемник, — вдруг сказала она. — Документы нашли, что он готовил тебя на своё место. Знаешь что-нибудь об этом?
— Разумеется, нет, — возмутился я. — Тем более, этот старик всегда строил свои планы, но не рассказывал о них. На кой-чёрт мне заниматься всем этим, если моя задача — ловить и убивать носителей, неугодных городу?
— С этой задачей ты хорошо справляешься — хмыкнула судья. — Только не всегда обдуманно. Кстати, сегодня прилетел Смокин. Думаю, он потребует встречи с тобой.
— Когда?
— А кто знает? — она пожала плечами и села за стол Владимира Петровича. — В любом случае я бы не рекомендовала тебе покидать город. Лучше будь поблизости, чтобы, если что, мы смогли встретиться и всё обсудить.
— А что обсуждать-то? — все ещё не понимал я. — Зачем я вам?
— Как зачем? — она внимательно посмотрела на меня и принялась рыться в ящике. — Затем, Ярослав, что ты хоть и неназванный преемник Жожобы, но по документам им и являешься. Будем думать, как с тобой быть и что тебе позволять.
Ага. Щас. Вот делать мне больше нечего, чем возиться с такими, как ты. Мне больше по душе быть наёмником, чем видеть и слышать тебя каждый день. И уже тем более, я не собираюсь выслушивать твои приказы и не собираюсь быть удобным лидером.
«Правильно думаешь, Ярослав, — заговорил Сумкин. — Эта старая проныра уже всю плешь проела. Была бы умной, сразу бы кинулась в погоню, а не устраивала рейд-осмотры заведения Петровича. Но нет же, сидит здесь, пальцы гнёт. Думает, как говорит, как тобой управлять будут!»
«Никто мной управлять не будет, — отозвался я. — Никогда».
«Посмотрим, как она всё это перевернёт, — усмехнулся Сумкин. — Может, тебе, наоборот, понравится быть удобным щенком для всех сторон. Гляди и бизнес потянется».
«Захлопнись!»
«Всё, молчу-молчу, — рассмеялся Фёдор. — Я бы на твоём месте съел её и свалил бы всё на Петровича. Сейчас на него все странные висяки и массовые убийства свалить можно. Хотя, скорее всего, так и сделают. Так что, даже если он достигнет своего „бога“, боюсь, ему спуска не дадут. Хотя… кто такие лидеры и кто такой бог, верно?»
С событий, которые произошли в моей жизни, прошло трое суток. Никакой Смокин так и не добрался до меня, а судья даже не соизволила позвонить, чтобы сказать, как обстоят дела в офисе Жожобы. Но тем не менее, мне было лишь спокойнее от этого.
Аня пришла в норму лишь на второй день, а Максим действительно оказался очень полезным малым. Помимо того, что он докладывал мне о том, что происходит в окрестностях базы сильнейшего мутанта. Он также давал дельные советы насчёт лечения дикой. Ну, Ани, если быть точнее. А ещё он оказался не таким слабым магом, как я думал на самом деле. Смог притащить с собой в багажнике двух диких, которых Аня и съела в лесополосе, подальше от случайных свидетелей.
Удивительный этот Максим. Очень удивительный и очень удобный. Что, разумеется, вызывало у меня только подозрения.
На третьи сутки мы позволили себе сходить в университет и почувствовать себя обычными смертными, которым далеко не до пустяков в виде носителей побоищ против диких и интеллектуальных, политических войн, лидеров дворянства.
Но как в любой другой день, всё меняется. Иногда малозаметно, а иногда и сильно.
Последней парой для нас была социология, которую проводил далеко не самый приятный человечишка, лишённый дара, который был у нас. И на этой паре обычно половины аудитории уже просто не было, а другая половина, более сдержанная и менее ленивая, пыталась миролюбиво заниматься своими делами.
Кто-то играл в смартфоне, кто-то трепался, а кто-то типа меня, мог, например, просто спокойно поспать. И именно сегодня на это занятие пришёл гость. Тот самый, неприятный для меня и интересный для остальных.
Когда ещё в начала занятий в аудиторию пришёл ректор, низкорослый мужчина, который считает себя символом почёта и уважения, я призадумался. Почувствовал некоторую угрозу в его словах. А когда в аудиторию, по приглашению ректора пришёл гость, который когда-то учился здесь, а сейчас сам является ректором, но в столице, у меня не осталось сомнений, что это подстроенная акция.
Возможно, не с помощью судьи, возможно, не с помощью какой-то небесной силы, а просто стечение обстоятельств. Но стоило мне увидеть невысокого, сильно упитанного и лысого мужчину, на лысой макушке которого были старческие пятна, я дёрнулся.
Почувствовал мощную силу, которая исходила от него. А что было самым ключевым и главным, я не увидел его сердца, хоть и чувствовал в нём носителя. Вот насколько бывает обманчива внешность.
«А вот и Валерий Валерьевич пожаловал, — забормотал как-то лениво Сумкин. — Ты это, не показывай страха. Сделай вид, что считаешь его обычным человеком. Незачем ему знать, что ты чуешь его».
«Как будто это так просто!»
«Просто воспринимай его как человека. Наглей, веди себя как малец. Как юнец. Как человек».
Этот совет, пожалуй, был самым дельным за последнее время. Я тихонько ткнул вбок Аню, чтобы та отняла лицо от парты, коротко описал ей вошедшего и порекомендовал вести себя так, как будто она и не знает, кто это.
Но именно наше ненавязчивое, безразличное поведение и привлекло к нам внимание. Мы шушукались, показывая всякую чушь в телефоне друг другу, изредка косились на гостя и ректора, но никак не ожидали, что гость поднимется к нам. А то, что он шёл именно к нам, сомнений не было. Мы сидели в самом центре и перед нами было ещё шесть рядов парт, которые почти не были заполнены.
— Добрый день, — улыбнулся толстяк, щёлкнув пальцами. — Вам неинтересно, что происходит на занятии?
— Не особо, — нагло улыбнулся я. — Социология. Вы же, если верить словам ректора, сами учились тут. Понимаете, насколько это скучный предмет.
— Для наёмника, — сказал он еле слышно, — разумеется, да. Как и любой другой предмет из человеческого института. Но вы же решили сегодня прийти, несмотря на то, что ваше посещение оставляет желать лучшего. А значит, пытаетесь вести социальную жизнь. Человеческую… Знать бы ещё почему.
Я замер, пытаясь переварить поток его слов, понимая, что он гораздо умнее, чем кажется. А Аня же, откровенно говоря, зевнула и положила голову на парту.
— Некрасиво, девушка, так себя вести, — пробормотал Валерий Валерьевич. — Понимаю, для вас жизнь носителей непонятна, но разве плохо интересоваться жизнью своего молодого человека? Пытаться узнать, что он за существо такое.
— Можно не перебивать мне сон? — грубо одёрнула она его. — Если вы писатель-фантаст, то вам на кафедру журналистики. Понятно?
От такого наглого тона Ани оторопел не только первый телепат столицы, но и я. Уж что-что, а такой наглости даже я не ожидал. Но телепат проглотил обиду и кивнул мне, чтобы я шёл за ним. Аня же округлила глаза, глядя на меня, и одними губами проговорила, чтобы я был аккуратен с ним.
— Буду, — прошептал в ответ, вставая со своего места.
Надо же, он не почувствовал в ней носителя. Может, он и не настолько опасен, как мне говорили⁈
Валерий Валерьевич не проронил ни слова, пока вёл меня в сторону столовой. Так же слова мне не сказал, когда заказывал себе обед, и пока я ел, он уже умял полноценную студенческую порцию, после чего промокнул губы, стирая остатки и, пристально глядя мне в глаза, заговорил:
— Ну а теперь, Волконский, можно и поговорить.
— А зачем? — озадачился я. — Думаю, вы и сами всё знаете. Ваших детей убил я, убил силой притяжения и грубой силой. Сделал это потому, что они дурили других наёмников, посылая им в голову идею о том, что они сражаются с дикими. А одного и вовсе убили.
— Меня не интересует то, что сделали они, — оборвал меня он. — Общую картину я знаю. На месте преступления был. Извинения за свой род принёс перед тремя лидерами пострадавших родов, которые решились пойти на диалог.
— Тогда, — вот тут он меня удивил, — что вам от меня-то надо?
Толстяк закатил глаза, показывая своё раздражение моими вопросами, а затем, в чуть издевательской манере, как истинный аристократ, начала медленно, растягивая буквы, «предъявлять» мне.
Начал с простого. Почему я не оставил хоть кого-нибудь в живых? Его не устроил ответ, что мне было до лампочки на какие-либо правила ведения боя. И уж тем более, его не устроил наглый ответ: «Заигрался».
Он считал, что я покрываю их. Но не мог мне сказать, для чего.
Я аккуратно предположил, вслух, разумеется, что он несёт полную чушь, но он был с этим не согласен. И когда мы не нашли общего языка и общего ответа, он перешёл к следующему вопросу, на которой я точно не мог знать ответа.
— Где артефакты, которые изъяли у моих родственников? — он пальцем водил по столу, и изрядно для носителя потел, как истинный толстяк. — Понимаешь, в чём дело с места преступления были изъяты три ящика с этой мерзостью. Ещё сняли четыре основных и пятнадцать дополнительных артефактов с тела погибших. Все вещицы были пересчитаны и запечатаны.
— Откуда мне-то знать? — возмутился я. — Кто изъял, у того и спрашивайте.
— Я спрашивал у судьи, — продолжил тот. — Но она сделала вид, что не понимает, о чём я говорю. Нет, разумеется, она показала мне бумаги, дело с описанием предметов и даже показала ячейку в её головном офисе, куда всё это было убрано. Но когда мы её вскрыли, внутри не оказалось ничего.
— Так, а я здесь при чём? — я всё ещё не понимал сути претензии. — С неё и спрашивайте. Я не работаю на неё и никогда не работал, если не считать единичных случаев.
— Понимаю, — кивнул тот. — Но я думал, может, ты хоть один артефакт припрятал для себя? Ну, как трофей за победу над сильным врагом?
— Сильным? — улыбнулся я. — Они не сильные, они действовали коллективно и подло. Поодиночке, маловероятно, что смогли бы такое сделать, а вместе…
— Я оскорблял тебя? — хмуро перебил меня он. — Нет. Вот и ты не говори ничего про мой род. Отвечай коротко и ясно — припрятал или нет?
— Нет.
— Знаешь, кто мог бы припрятать?
— Почему вы решили, что вообще кто-то это сделал?
Толстяк недовольно выдохнул, раздувая ноздри с такой силой, что стал похож на гиппопотама. Затем в странной, нервной манере щёлкнул пальцами и начал с чистого листа.
Он прилетел к нам не с целью наказать меня или кого-то из лидеров за смерть своих «соплеменников». А прилетел затем, чтобы разобраться, в какую чушь впутали его добрую фамилию. Когда судья расписала ему то, что было обнаружено в артефактах, а это было маной очень неестественного происхождения, он решил добраться до истины.
Найти поставщиков, заказчиков и всех правых и виноватых.
Магов, которые были со мной, он допросил ещё в первый день прилёта. Проработал каждого, но ничего так и не нашёл. Ну, если не считать энергию одного мага в голове Светланы, которую даже чистить не стал.
Оно не влияло на её решения. Так, придавало лёгкое чувство ответственности. И, кажется, я понял, про что он говорил. Неужели Бурдин обработал её, и после смерти его магия осталась на ней? Поэтому она кланяется мне?
Всё это больше походило на издёвку от него. Не иначе.
И ещё, его смутил резкий уезд Владимира Петровича. Он, оказывается, знал достаточно много. Начиная от расследования, которое сейчас проводят по отношению мутанта и заканчивая его желанием стать богом.
Разумеется, это было между нами. Он заверил меня, что никто из тех, с кем он общался здесь, не знает истинных намерений Жожобы когда он сам даже понимает его.
— Сам достиг предела больше века назад, — он зашёл с другой «стороны», пытаясь вывести беседу в более нейтральной манере. — Понимаю, что стремиться больше некуда, стало слишком скучно.
— И чем вы занимаетесь от скуки? — аккуратно поинтересовался я.
— Мог бы, как Бурдин, познавать, точнее, пытаться приучить стихии, — начал он, понимая, что я даже не слышал о таком. — Мог бы, как Жожоба, ставить опыты и высасывать силы из других носителей, — он криво улыбнулся, понимая, что я в курсе всего этого. — Мог бы, как Сумкин пожирать остальных, или как мой дорогой друг Эрик, плавать в открытом океане.
— А вы, как я посмотрю, знаете всё о сильнейших, — опять же, аккуратно пробормотал я. — И что же вы выбрали? Из всех зол самое меньшее?
— Я вообще ничего не выбрал, — толстяк потянулся и встал со стула. — Пойдём, после обеда нужно разогнать белок по организму.
Я послушно встал со своего места, взял свой поднос и отнёс его на ленту, которая увозила посуду в мойку. Обернулся, увидел недовольное лицо носителя, который пальцем тыкал в свой поднос, и, показывая всё своё возмущение, отнёс и его поднос, что вызывало у мужчины улыбку.
— Ты не подумай, девиант, — начал он, разбивая моё «инкогнито» одними словами, — я не настолько чёрствый хрыч, который любит командовать, просто для людей здесь, я — ректор другого заведения, а ты — студент. Не забывай, что ты похож на человека среди других людей. Как только они станут замечать в тебе другое, наш секрет раскроется.
— Я даже не задумываюсь об этом, — честно признался я. — Не вижу смысла.
— Это признак сильного носителя, — ответил он, — который начинает испытывать скуку. Причём все остальные, даже те, кто считают себя излишне мощными, машинально пресмыкаются перед людьми. Машинально ведут себя, как люди в толпе других, обычных. А сами, того не понимая, показывают лишь свою слабость. Понимаешь, о чём я?
— Они слишком пытаются выделиться, показывая своё превосходство перед людьми, что, сами того не замечая, ведут себя, как это стадо, — отчеканил я.
— Верно. А те, кто стараются максимально быть непохожими на людей, слабее всех остальных. Даже несмотря на его навыки.
— Как это?
Мы вышли из столовой и направились в сторону выхода.
— У них есть сомнения в сердце и в голове. А сомнения — яд для организма. Кстати, — он приветливо кивнул кому-то из преподавателей, — напиши своей девиантке о том, что ты прогуляешься со мной. Вечером тебя привезут домой.
— Девиантке?
— А ты что, Ярослав, думаешь, — улыбнулся тот, — что я не умею различать носителей и их типы? — он вдоволь расхохотался и даже смахнул с века невидимую мне слезу. — Уморил, наёмник, уморил.
Я был готов к любому месту, в которое бы повёз меня Валерий Валерьевич, будь то склад, мясная бойня, или ресторан… да даже в кино, но тот выбрал главный офис нашей судьи. Причём внутри этого величественного здания он вел себя как начальник, гоняя всех и вся. Даже ту же судью он попросил удалиться с помещений хранения и увести за собой весь персонал.
Та, хоть и попыталась мимолётно поспорить с ним, но ему было достаточно повысить голос, как от той след простыл.
Вот тебе и раз… вот так и растворяются авторитеты в твоих глазах, когда приплывает рыбка покрупнее.
— Я предлагаю сразу расставить все точки над «и», — заговорил он, когда за последним охранником, который, по чистой случайности, был боевым магом огня, да ещё каким. — Я знаю, кто ты и что ты творишь. Я вижу тебя насквозь, и поверь, мне наплевать, чем закончится твоё стремление стать чем-то больше, чем просто носителем симбионта. Так же наплевать, как и на твоего будущего, покойного начальника, который думает, что сможет скрыться от преследователей.
— Преследователей?
— Да. За ним вышли очень именитые наёмники со всей страны. Цена за его голову обещана в размере чуть ли не получения места в верхушке городской власти. Место в совете и полная реабилитация после жизни наёмника.
— Реабилитация?
Мои однотипные вопросы уже начали его раздражать. Он покосился на меня, сощурился, как бы моля, попросил:
— Только не заставляй меня объяснять тебе каждое слово. Ты парень умный, сам всё понимаешь.
«Не играй с ним в эти игры, — тут же отозвался Сумкин. — И не смотри ему пристально в глаза, он может прочитать, что творится в твоей голове!»
«А ты поймёшь, если он залезет в мою голову?»
«Разумеется. Мне тут и так тесно, а чужую силу я почувствую даже в таком состоянии… даже не знаю… я жидкость, или какой-то газ?»
На дурные размышления Фёдора решил не обращать внимания. И не стал засыпать вопросами этого телепата. Просто внимательно следил за всеми его действиями.
Как я и предполагал, он пошёл к ячейке, которая уже и так была открыта. Что-то потрогал внутри, недовольно пробурчал и повернулся ко мне.
— Любой сильный телепат умеет считывать остаточную энергию. Будь то физическая способность мутанта, точнее, след от его удара, слюны или яда, и будь то магическая сила.
— Я боюсь задать глупый вопрос, — улыбался я, — но физическая способность мутанта на то и физическая, что с неё можно взять только отпечатки. Или же увидеть конечный результат.
«А ещё можно увидеть силовой импульс, — прокомментировал Федя. — Любой физический удар мутанта, заставляет колебаться мышцы. Как свои, так и противника. Эти колебания можно считать, если они были от действительно сильного мутанта. Слабые, на то и слабые, что не развиты так же, как любой другой силач».
«А скорость?»
«Скорость — это тоже колебания, но в воздухе. Когда ты бежишь на сверхскоростях, перед тобой как бы пропадает трение. Воздух расступается и действительно грамотный следак, если так можно назвать сильного телепата, может увидеть остаточный след».
То же самое, видимо, мне захотел сказать Валерий Валерьевич, когда открыл рот, но я сам это озвучил в ту же секунду. Даже не сомневаясь в том, правда это или нет.
Это вызвало улыбку на лице телепата. И даже похвалу. Но я был здесь не для этого.
— Я вижу, что ты не особо сильный телепат, однако в тебе тоже есть изюминка. Что, если, — он потер руки и улыбнулся ещё шире, — я знаю способ, как временно, или же, если у тебя сильный организм, на постоянную основу, усилить твои навыки? Развить их до предела, который ты можешь себе позволить⁈
«Врёт. Я о таком никогда не слышал. А я многие методы пробовал. Если не считать перекачку маной во время поединка. И то, ты усиливаешь лишь один навык, но ничему новому не учишься».
— Есть идеи? — закончил мужчина. — Если нет, то как тебе такое предложение…