Двойная игра

22

По пути в Нью-Мексико Болан и Элбрайт прорабатывали множество возможных сценариев для следующего шага Кущенко, Ни один из них нельзя было исключить, но все они казались одинаково сомнительными. Болан сидел за рулем, его напарник уставился на дорогу. Он знал, что ситуация выходит из-под контроля и вдобавок ко всему ЦРУ недобрым взглядом смотрит в сторону Палача. Ни то, ни другое порадовать его не могло.

Элбрайт понимал, что у Болана есть подозрения на его счет, но очень хотел, чтобы тот понял: оснований для подозрений нет и быть не может. Поездка по техасским дорогам дала ему время, чтобы найти самый веский аргумент в свою защиту, но он продолжал спотыкаться на одном противоречивом факте в деле Кущенко: русский имел поддержку внутри США.

Когда Элбрайт оглядывался на последовательность событий, начиная с самой завязки — обмена на мосту, — он почему-то чувствовал, что Агентство замешано в том, каким образом террорист оказался на территории Соединенных Штатов Америки. То, что и другие правительственные органы ходатайствовали об обмене, не играло никакой роли.

Когда показались окрестности Нью-Мексико, он пересел за руль, предоставив Болану несколько часов для сна. Одиночество позволило молодому агенту сосредоточиться и привести в систему все, что ему было известно о деле. Болан подозрительно относился к любым действиям Агентства, и Элбрайт винить его в этом не мог. В случае, если Болан действительно задастся целью остановить Кущенко, — придется ему помогать. Отказ Элбрайта равносилен выходу из игры.

Элбрайта больше всего пугало то, что они с Боланом не знали, какова истинная цель пребывания Кущенко в Америке. Это выходило за пределы их возможностей, они не могли не только выяснить это, но даже и представить себе.

Для всех оставалось тайной, кто является мишенью для Кущенко. Разумеется, оба русских шпиона, о которых говорил Элбрайт, логически могли стать ими, но ведь не только они интересовали русского. Даже Броньола, который являлся большим авторитетом для Элбрайта, скептически относился к теории Болана. Это стало ясно, когда молодой агент обговаривал с Боланом детали охраны Корниенко. У Броньолы возникло впечатление, что Болан хочет одним выстрелом убить двух зайцев. Тот предполагал, что Кущенко и его хозяева замышляют убийство президента, но это лишь одно звено в длинной цепи их жертв. На это Броньола сейчас реагировал точно так же, как ЦРУ, которое не пошевелило и пальцем, чтобы прояснить ситуацию и разглядеть в своих рядах подсадную утку.

За последние дни Элбрайт успел столько понять, что даже сам себе удивлялся. Обычно ему не нравилось то, чему его учили. И уж меньше всего ему хотелось вдаваться в мелочи. Но на этот раз он почувствовал вкус к своей работе и был сейчас поглощен ею в не меньшей степени, чем Болан. Элбрайт чувствовал себя обязанным ему. Он уже не сможет бросить к чертовой матери это дело и уйти от проблем лишь потому, что лично не отвечает на него.

Взошла почти полная луна, и прерии стали казаться еще более бескрайними. Элбрайт задумался. Кущенко должен быть где-то рядом. Есть вещи, которые можно предусмотреть, но есть и такие, что не придут в голову. А иногда лучше просто не загадывать, чтобы потом не выглядеть полным идиотом.

Ладно. Все это чепуха. Главное, что сейчас они вместе, а остальное не имеет никакого значения.

Слабое место у Болана, размышлял Элбрайт, в том, что тот привык работать один. Элбрайт не знал всех подробностей и даже не мог представить себе, что привело Болана к необходимости такой независимости. Да, он что-то знал о Палаче. Основные моменты. Нельзя же служить в разведке и при этом ничего не знать о своем напарнике. Однако в последнее время Элбрайт стал догадываться, что слышал о Болане далеко не самое лучшее, хотя узнать о нем побольше представлялось крайне затруднительным.

Но Элбрайт был молод. Впереди его ждала вся жизнь. Болан сразу заметил его неопытность, которую назвал применительно к нему "невинностью". Молодой агент с трудом, но все же пережил это. Просто он понимал, что Болан недалек от истины, и даже не начинал спор, чтобы защитить себя. При всем своем воображении, Дон Элбрайт не мог себе представить глубину отчаянья одних и величину власти других людей, с которыми приходилось иметь дело Болану. Элбрайту их задание напоминало просто хорошее приключение. Для Мака Болана это была сама Жизнь.

Мысли о самозащите, которые возникали в голове молодого агента, пока он в который уже раз рассматривал один сценарий за другим, были чистейшей романтической чепухой. И какой-то частью сознания он понимал, что это доказывает его развитое воображение и окончательно подтверждает диагноз Болана о его "невинности". В мире, по которому колесил Болан, не оставалось места для подобной чепухи. Когда вспыхивает адский огонь, все берегут свой зад и убегают прочь. Потому что второй шанс спастись может не представиться. Элбрайт понимал это и чувствовал чье-то предательство по отношению к Болану. Он ощущал это острей и болезненней, чем кто-нибудь другой. Это тоже был признак его "невинности". Лишь благодаря подобным качествам, можно позволить себе считать излишний груз проблем необходимой жертвой.

Ощущение вины было в мире Болана не только немыслимо, но и просто фатально. Вина связывает руки и затуманивает глаза. Если он допустит подобную слабость хоть на долю секунды, то это может слишком дорого ему обойтись. К тому же по той простой причине, что, выбрав истинный путь, он уже не совершал поступков, по поводу которых он сокрушался бы всю свою жизнь, остановка даже на мгновенье означала для Болана смерть. Ему приходилось пробивать в постоянном напряжении на протяжении нескольких дней, а иногда и нескольких недель. За все время его нескончаемой личной войны он мог бы уже погибнуть дюжину раз, если бы позволил себе секундную слабость.

Болан не убил никого, кто не заслуживал смерти. Броньола сказал об этом Элбрайту, но молодой человек так и не смог ему поверить. Легенда о Болане как о головорезе, нападающем посреди ночи и стреляющем с колена, была весьма живучей. Броньола не смог разрушить это представление Элбрайта, да и сам Болан, даже если бы попытался, не переубедил бы его. А если принять во внимание, что молодой агент не имел большого опыта общения со смертью, то его упорство легко было понять. Высокопарные слова? Нет, ничуть... Элбрайт стоял на своем.

Он оглянулся на Болана и заметил особенность, которой тот отличался от многих. Болан не расслаблялся даже во время отдыха, Элбрайт гадал, какие кошмары разворачиваются перед этими закрытыми глазами. Он долго не мог себе их представить, и когда ему это удалось, он постарался поскорее об этом забыть.

Впереди лежали горы Нью-Мексико, но пока они были еле видны над западным горизонтом. Начинался рассвет, и постепенно весь простор прерий стал заполняться утренним теплом. Элбрайту были необходимы несколько часов сна. Они успели проделать большой путь, а впереди еще лежали долгие мили. Он потянулся к "бардачку", чтобы достать сигарету и закурить. Это была девятая сигарета за всю его жизнь. Он недавно начал курить. Последние события изрядно потрепали ему нервы. Сигареты не очень помогали, но он не знал, как ему побороть внутреннее возбуждение. Никотин подействовал, но при этом у Элбрайта закружилась голова. Дорога слегка расплылась перед его глазами, он потряс головой, чтобы прийти в себя.

— Тебе не следовало даже начинать. Дурацкая привычка.

Он повернулся и успел заметить улыбку, затухающую на губах Болана.

— Дурных привычек у тебя и так пруд пруди. Ты решил приобрести еще одну?

Болан дотянулся до пачки и вытащил себе сигарету. Он нажал на кнопку зажигалки, но потом вытащил изо рта Элбрайта сигарету и прикурил более надежным способом. Сделав пару затяжек, он со вздохом изрек:

— Я полагаю, тебе тяжело со мной?

— Да нет. Все в порядке. Я это заслужил, черт меня дери. Я должен взять и на себя часть вины.

Болан кивнул. Это был свой парень. Конечно, ему есть чему поучиться, но это был настоящий мужчина. Он не отказывался признать свои ошибки и что-либо предпринять, чтобы их исправить. Это редкое качество, которое иногда ему может навредить. Трудно защитить подобное чувство ответственности и взрастить его, чтобы потом передать следующему поколению.

— Ну что, появились новые идеи? — спросил Болан.

— Да. Как ты и предполагал, я получил кое-какую информацию от Броньолы относительно охраны Корниенко. Сам я никогда не имел ничего общего с ними и не видел никаких документов. Когда я понял, в каком направлении мы движемся, я не мог ни с кем, кроме Броньолы, поделиться своими мыслями. Положение вещей совершенно безумное. Я даже начал сомневаться, гожусь ли я вообще в дело.

— Во всяком случае, так думаешь не только ты один, — сказал Болан. Его голос стал сухим и резким. И если Болан хотел пошутить, то Элбрайт этого не заметил. Молодой агент тоже понизил голос.

— Послушай, Мак. Я прекрасно понимаю тебя, за тобой начали охоту. Я ни в чем тебя не виню. Я тут кое о чем думал, пока ты спал. Мне кажется, что нам с тобой осталось предпринять только одно — остановиться и прикрывать свою спину. Я понимаю, ты не вполне мне доверяешь. Ну, хорошо, тогда, по крайней мере, нужно прикрывать твою спину. Я хочу тебе сказать, что сделаю все, что нужно. Даже если тебе это не очень понравится...

— Что ж, прекрасно.

— Возражений нет?

— Нет.

— Я рассчитывал на это. И я очень рад. Действительно, тебе даже трудно представить, как...

— Ладно, все это прекрасно. Если я прав, то дело сделано. Но если нет, тогда ошибку будет трудно исправить.

Болан притих. Наступило время, когда можно было поменяться местами. Но он хотел немного поразмышлять. Он думал о себе и о том, что должно произойти в обозримом будущем.

— Давай, я сменю тебя, когда мы пересечем границу штата?

— Хорошо.

Они оба напряженно уставились на дорогу сквозь облепившую стекло мошкару. Уже рассвело. На небе полыхало красноватое зарево. Наступающий день обещал быть жарким.

Каждый из них хотел действовать по-своему.

Болан спрашивал себя, сколько еще потребуется времени, чтобы научить всему этого парня. Долго ждать было нельзя. Требовательность Болана в данном случае являлась некой формой одобрения... В чрезвычайных обстоятельствах этот парень быстро всему научится. Но Болан не знал точно, как все сложится. Он даже допускал, что на этот раз их обоих могут убить.

Когда он пристально вглядывался в даль нового дня, ему казалось, что вероятность этого возрастала все больше. Но думать об этом Болан не хотел. Впереди была серьезная работа.