Двойная наживка

13

В день турнира «Кэджан Инвитайшнл Басс Клэссик» Деннис Голт находился на расстоянии сотен миль от Майами. Хотя его раздражало то, что он пропускает соревнование, стратегия подсказывала ему, что он не должен участвовать в турнире. Ему хотелось, чтобы Дики Локхарт чувствовал себя в безопасности, зная, что его злейший враг не околачивается по соседству и не шпионит за ним. Он хотел, чтобы Дики и его банда отпустили свою охрану.

Большую часть утра Голт провел в угрюмом настроении, рявкая на секретарш и цепляясь к брокерам, интересовавшимся данными о новом урожае сахарного тростника. В утренней газете он прочел сводку погоды и, узнав, что в Новом Орлеане ветрено и холодно, возликовал. Это означало, что рыбная ловля будет нелегкой. Р. Дж. Декер позвонил и кратко сообщил, что все идет хорошо, но умолчал о деталях. Была еще одна вещь, о которой он умолчал: он не извинился за то, что разбил нос Деннису Голту. Голт был рассержен ледяной выдержкой Декера, но возбужден мыслью о том, что наконец-то драма началась. Ненависть к Дики Локхарту пожирала Голта, и он не успокоился бы до тех пор, пока этот человек не был бы сломлен и опозорен.

Обман был только частью всего этого. Голт хотел бы сам верховодить турнирами, если бы ему удалось найти надежных союзников. Самой мучительной для Денниса Голта была мысль о том, что тупой мужлан, такой, как Дики, был членом братства окунеловов — был тем Славным Стариной, которым не довелось стать самому Голту. Дики был чемпионом, телевизионной знаменитостью, известным на весь мир спортсменом. Едва ли он мог сам справиться с чековой книжкой или завязать Виндзорский галстук, зато он был лично знаком с Кертом Гауди. В мире мужчин это дорогого стоило.

Проиграть Локхарту в турнире окунеловов было достаточно скверно, но бессильно наблюдать, как эта задница перехитрила всех, было нестерпимо. Ненависть Денниса Голта к Дики и его банде имела глубокие корни. Он не выносил то, как они на него смотрели, когда он появлялся на турнирах: он был посторонним, человеком со стороны, дилетантом с деньгами. Их глаза говорили: тебе место не на этом озере, мистер, а на площадке для гольфа. О нем постоянно отзывались, как о богатом парне из Майами. Корал Гейблз подошел бы, Майами нет. Другие окунеловы относились к нему так же, если бы он явился из Боливии. Для Денниса Голта они были провинциальными уроженцами Глубокого Юга с такими именами, как Джерри, и Ларри, Чет и Грег, Джеб и Джимми. Когда они говорили друг с другом, то между харканьем и сплевыванием жвачки пересыпали свою речь такими словами, как «братец-такой-то» и «братец-этакий-то». Когда Деннис Голт открывал рот и начинал говорить о своих делах в духе: «подайте мне сюда моего брокера», окунеловы смотрели на него, как на прокаженного. Будучи наивным, Голт воображал, что это противостояние может придти к концу, если его искусство рыболова возрастет, и он начал с того, что выиграл на нескольких турнирах. Но, конечно, это только ухудшило дело, главным образом из-за его собственных глубоких заблуждений. Например, Деннис Голт настаивал на том, чтобы приезжать на все турниры рыболовов на своем ярко-красном роллс-ройсе «Корниш». Созерцание такой машины, тянущей на буксире лодку для ловли окуня до флоридской заставы, было достаточным, чтобы вызвать пробку на дороге, и это безусловно нарушало буколический настрой какого-нибудь сборища вблизи причала. Много раз Голт возвращался после тяжелого дня, заполненного рыбной ловлей, и находил, что шины его спущены, или видел, что какой-нибудь шкодливый шутник припарковал его гордость цвета бургундского вина, под деревом, населенном воронами, страдающими поносом. Но Голт был особым человеком, когда речь заходила о его личных вкусах. Его отец ездил на «Роллс-Ройсе». Деннис тоже готов был ездить на нем. Он не любил грузовиков типа пикап, но пикап помог бы ему пробить брешь в клике окунеловов. При наличии «Корниша» у него не было никаких шансов.

Инцидент с вертолетами был той последней каплей, которая окончательно решила вопрос об его отлучении.

Задолго до того, как он собрал какие-либо данные против Дики Локхарта, Деннис Голт предложил программу слежения, чтобы предотвратить жульничество на турнирах, суливших большие премии. Слухи о безобразных подлогах и подтасовках во время соревнований стали всплывать даже в обычно лояльных спортивных журналах, и несколько непристойных скандалов стали достоянием общественности. Поэтому организаторы профессиональных турниров сочли за благо спасти свою запятнанную репутацию. Скорее в качестве гамбита в общественных отношениях, чем чего-либо другого, они согласились произвести столь необычный эксперимент, предложенный Деннисом Голтом.

Его план был следующим: независимые наблюдатели на вертолетах должны были следовать за рыбаками и не спускать с них глаз во время соревнований. Голт даже предложил заплатить за аренду вертолета из собственных средств, и это предложение было немедленно принято.

Проблема, которую представлял этот план, заключалась в том, что большеротый окунь не любит шума, а вертолеты производят много шума. Рыба не переносит монотонного шума больших машин, а также волн, образующихся на воде, от движения вертолетов. Это стало совершенно очевидно во время турнира окунеловов в Тускалузе, где план Голта с летательными аппаратами был опробован в первый и последний раз. Где бы и когда бы ни появлялись вертолеты и ни зависали над лодками окунеловов, рыба тотчас же уходила в глубину и переставала клевать. Ветер от винтов сделал невозможным забрасывание наживки и сдул шапочки и сорокадолларовые солнцезащитные очки «Поляроид» с нескольких раздраженных участников соревнований. Вся эта затея оказалась безумным делом, и на второй день эксперимента два вертолета были в буквальном смысле слова обстреляны разъяренными окунеловами. Поскольку никто не был серьезно ранен, преступники были только оштрафованы.

Деннис Голт получил четырнадцатое место и был изгнан навсегда из национального комитета по соревнованиям. Что, возможно, было справедливо. Скоро после этого Голт стал подозревать Дики Локхарта в жульничестве, и его навязчивая идея пустила глубокие корни, подобно дикой и упрямой лозе. Она так свирепо обвилась вокруг души Голта, что известие об успехе Р. Дж. Декера в Луизиане только возбудило его; у Голта был прямо зуд — так ему хотелось быть там и разделить все труды Декера, хотя он понимал, что это было бы серьезной ошибкой. По телефону Декер разговаривал с ним в тех самых холодных тонах, что и все рыбаки, как, если бы он считал его избалованным хлюпиком, и это тоже тревожило Голта. Иногда, кажется, Декер забывал, что он был наемным помощником. Если все будет продолжаться так, думал Голт, я буду последним, кто узнает, что что-то не сработало. Поэтому он позвонил Лэни и попросил ее еще об одной услуге.

Декер встал до рассвета, втиснулся в свои синие джинсы и набросил свою заплесневелую синюю куртку в горошек. Радио возвестило, что в центре Хаммонда температура сорок восемь градусов. Декера передернуло от холода, и он надел две пары носков: жизнь на Юге Флориды превращает вашу кровь в бульон.

Скинк сел на полу комнаты мотеля и протер свои зубы куском шелка. На нем были только жокейские шорты, солнцезащитные очки и цветастая купальная шапочка. Декер спросил его, не хочет ли он пройтись, но Скинк только покачал головой. Скрип шелка о сверкающие передние зубы был похож на звук игрушечного укулеле.

— Хочешь, чтобы я принес кофе? — спросил Декер.

— Хорошо бы кролика, — ответил Скинк.

Декер вздохнул и ответил, что вернется до десяти. Он сел в машину, которую арендовал, и направился к пристани в Пас-Манчак. На старом шоссе 51 он увидел неубывающий поток машин с хорошими рессорами: среди них были «джипы», «бронко» и «блейзеры», и все они тянули на буксире лодки для ловли окуня к озеру Морепа. У многих грузовиков шины были несоразмерно большими, окна с подцветкой и мощные противотуманные огни, бросавшие снопы янтарного света сквозь туманный болотистый воздух, похожий на темный суп. Эти машины были царственным транспортом окунеловов-профессионалов, выигравших их во многих рыболовных турнирах: турнир не стоил того, чтобы в нем участвовать, если в числе призов не было четырехколесного. Многие окунеловы выигрывали по три-четыре машины в год.

В лагере рыболовов настроение было торжественным и деловым в то время, как лоснящиеся лодки съезжали с оцинкованных трейлеров в молочно-зеленую воду. На всех рыболовах были шапочки, жилеты и костюмы, украшенные разноцветными нашивками, рекламировавшими товары, производимые их спонсорами: таким образом, рекламировалось все — от аэрозолей против насекомых до жевательного табака и червей. Большинство рыболовов были в защитных люситовых очках, чтобы предохранить лица во время головоломной гонки к месту, где гнездились окуни. Это новшество было недавно внедрено в мир окунеловов после того, как один бедолага-рыболов умер, налетев на скорости в 50 узлов на рой майских жуков: один из хрупких жуков вошел в его левый глаз, как пуля, и пробил туннель в мозгу.

Р. Дж. Декер пил мелкими глотками кофе из чашки Стайрофоум, стоя в толпе жен, подружек и механиков, ожидающих начала турнира. Большая доска для подсчета очков была выставлена рядом с «Потаенными снастями для спортсменов» и на ней уже мелом были начертаны имена сорока участников соревнований, в том числе — некоторых наиболее известных окунеловов всех времен: Джимми Хьюстона из Оклахомы, Ларри Никсона из Техаса, Орландо Уилсона из Джорджии и, конечно, легендарного Роланда Мартина из Флориды. Почитаемые в мире рыбной ловли, эти имена совершенно ничего не значили для Р. Дж. Декера, который узнал только надпись, начертанную мелом на доске, об участии в турнире Дики Локхарта.

Но где был этот сукин сын? В то время как фары грузовиков периодически бросали отсвет на воду, Декер внимательно всматривался в лица рыболовов, теперь уже скрытые за пультами управления своих лодок. Собственно они все были похожи друг на друга в этих защитных очках, шапочках и с раскрасневшимися щеками. Лодка Дики должна была находиться где-то здесь, но ему придется дождаться взвешивания, чтобы увидеть его.

Ровно в пять тридцать бородатый мужчина в брюках цвета хаки, фланелевой рубашке и галстуке-шнурке подошел к краю пристани и объявил в мегафон: «Окунеловы, приготовьтесь к старту!». Рыболовы одновременно включили моторы, и озеро Морепа закипело, забурлило и как бы вздулось. Синий дым от больших подвесных моторов закудрявился, поднимаясь в небо, и стал собираться в едкое чужеродное облако над болотами.

Лодки сдвинулись на дюйм от стапеля и поползли туда, где открывался выход в устье озера. Процессия остановилась и, освещенная, зависла на месте.

— Теперь начнется потеха, — сказала молодая женщина, стоявшая рядом с Р. Дж. Декером. Она держала двоих спящих детей.

Распорядитель поднял пистолет и выстрелил в воздух. Мгновенно от озера Морепа поднялась волна шума: гонки начались. Лодки икали и ворчали, а потом они заскулили, набирая большую скорость. На дроссели нажимали, приводя их в самое нижнее положение, при этом у лодок корма свирепо зарывалась в воду, а нос задирался вверх, и углы образовывались такие, что это не могло не вызывать тревоги: Декер не сомневался, что часть лодок перевернется. Тем не менее каким-то образом они прекрасно выравнивались и плоско скользили, почти не оставляя морщин на кристальной поверхности озера. Пенье больших двигателей походило на гудение миллионов разъяренных пчел: оно разрывало рассвет в клочья к чертовой матери.

Это был один из самых замечательных моментов, какие только доводилось наблюдать Декеру, это зрелище носило чуть ли не характер военной операции во всей своей технической нелепости: сорок лодок, ринувшихся в одном направлении со скоростью шестьдесят миль в час. В темноте. Большинство зрителей искренне аплодировали.

— Неужели при этом не бывает травм? — спросил Декер женщину с двумя младенцами, которые теперь вопили.

— Травм? — сказала она. — Нет, сэр. При такой скорости они просто погибают.

Скинк ждал возвращения Декера возле мотеля.

— Камеры с собой? — спросил он.

— Все готово, — ответил Декер.

Они возвратились к лавке «Потаенные снасти для спортсменов» и арендовали ту же лодку, что и накануне. На этот раз Декер попросил весло. Кассирша бодро сказала Скинку:

— Вы нашли достаточно этих угрей, мистер Кусто?

— Si, — ответил Скинк.

— Oui, — прошептал Декер.

— Oui, — повторил Скинк. — Много, много угрей.

— Я так рада, — сказала кассирша.

Они торопливо нагрузили лодку. Фотопринадлежности Декера были упакованы в водонепроницаемые алюминиевые контейнеры. Скинк проявил особую заботу, распределил вес равномерно, и лодка не кренилась. После утреннего парада быстрых, как молния, лодок окунеловов худосочный подвесной мотор в пятнадцать лошадиных сил казался Декеру медлительным и анемичным. К тому времени, когда они добрались до заветного места, солнце уже час как взошло.

Скинк повел лодку прямо в камыши. Мотор заглох, когда винт запутался в густой траве. Скинк голыми руками вытянул лодку, убрав ее из поля зрения, подальше от бойкого места. Скоро они оказались среди рогоза и водяного гиацинта, прямо над головой находился высокий скат шоссе 55: Декер и Скинк оказались укрытыми в прохладной тени. Не говоря ни слова, Скинк снял свой оранжевый дождевик и надел полное снаряжение охотника на оленей — все это было камуфляжем. Другой комплект он бросил Декеру и велел ему сделать то же самое. Пестрый охотничий костюм был совсем новым и хранил складки, которые на нем образовались, пока он лежал в мешке.

— Где ты это раздобыл? — спросил Декер.

— Одолжил, — ответил Скинк. — Поставь штатив.

Размахивая пластиковым веслом, он расширил в камышах окно для обзора.

— Здесь, — сказал он, указывая рукой, — мы вытянули последнюю ловушку.

Декер установил штатив на носу, осторожно переставляя его подпорки, чтобы они стояли прочно. Присоединил камеру «Никон» с шестисотмиллиметровыми линзами. Она была похожа на курносую базуку. Он остановил свой выбор на черно-белой пленке: как свидетельство она была значительно более впечатляющей, чем крошечная пленка Кодакхром. Цветная подходила для снимков во время отпуска, черно-белая пленка — для реальной жизни. Если пользоваться длинной линзой, фотография будет иметь зернистую текстуру, которая словно передает чувство вины, кажется убедительной, как свидетельство того, что кто-то был пойман с поличным.

Декер прикрыл глаз и умело сфокусировал камеру на отрезке мононити, привязанной к бетонной опоре.

— Сколько времени ждем? — спросил он.

Скинк заворчал:

— Сколько понадобится. Они скоро будут здесь.

— Как ты можешь быть уверен?

— Рыба, — ответил Скинк. Он имел в виду тех двух окуней, которых оставил в рыбьей ловушке, тем самых, которых пометил своими щипцами.

— Чем дольше их оставляешь, тем хуже они выглядят. Бьются головой о сетку, кажется, что все они побиты. Плохо выглядят при взвешивании. Штука в том, чтобы сохранить их свежими.

— В этом есть смысл, — сказал Декер.

— Ну, эти мальчики неглупые.

По этому вопросу Декер и Скинк к согласию не пришли.

Через пятнадцать минут они услышали шум еще одной лодки. Скинк скользнул на колени, а Декер занял место у штатива камеры. Лодка с зеленым корпусом, облицованным сверкающим металлом, попала в кадр «Никона». Человек на носу держал удочку и использовал ножную педаль, чтобы управлять маленьким электромотором. Мотор издавал мурлыкающий звук: он был предназначен для того, чтобы маневрировать бесшумно, не спугивая окуня. Рыболов на корме забросил пурпурного резинового червя и стал водить приманкой, заставляя ее извиваться, как змею. Скинк показывал это Декеру в ту ночь на озере Джесап.

К сожалению, ни один из мужчин, сидевших в зеленой лодке, не был Дики Локхартом, обыскивающим свои ловушки. Они были обычными рыбаками. Через некоторое время они уплыли, все еще внимательно изучая берег и изредка переговариваясь. Декер не знал, участвуют ли они в большом турнире, но подумал, что, вероятно, должны, судя по мрачному выражению их сжатых челюстей.

Прошел час, но другие лодки не появлялись. Скинк откинулся назад, опираясь плечами о пластиковый обтекатель подвесного мотора. Он выглядел совершенно расслабившимся, много счастливее, чем в комнате мотеля. Голубая цапля присоединилась к ним в тени шоссе. Задрав голову, она медленно бродила по мелководью, наконец выудила маленького ушастого окуня. Скинк громко рассмеялся и одобрительно захлопал в ладоши.

— Вот это охота! — воскликнул он, но шум испугал долговязую птицу, которая пискнула и улетела, хлопая крыльями, выронив при этом ушастого окуня. Раненая рыбешка величиной не более серебряного доллара плавала неровными кругами, сверкая в бурой воде.

Скинк наклонился и схватил ее одним уверенным движением.

— Пожалуйста, — запротестовал Декер.

Скинк пожал плечами:

— Ей все равно умирать.

— Обещаю, у нас будет обильный ленч в Миддендорфе…

Но было уже слишком поздно. Скинк проглотил сырую рыбу.

— Господи! — Декер смотрел в сторону. Он очень надеялся, что им не попадутся змеи.

— Белок, — сказал Скинк, подавляя отрыжку.

Декер неуклюже встал, чтобы размять ноги. Он начал думать, что Дики Локхарт не появится. Что, если он напугался, увидев другие ловушки пустыми? Что, если он решил играть по-честному и рыбачить, как полагается? Скинк уверил его, что такая перемена планов невозможна, слишком многое ставилось на карту. Не только первое место и денежный приз, но и серьезные преимущества в положении окунелова в национальном масштабе — следует также помнить и о престиже. Проклятое эго, сказал Скинк, эти ребята за пояс заткнут Реджи Джексона — он по сравнению с ними покажется смиренным.

— Появлялись сегодня утром братья Ранделлы? — спросил Скинк.

— Я их не видел, — ответил Декер.

— Можешь побиться об заклад на собственный зад, что к моменту взвешивания они появятся. Нам надо соблюдать осторожность. У тебя встревоженный вид, Майами.

— Просто беспокойный.

Скинк подался вперед.

— Ты думаешь об этом мертвом парне в Харни, верно?

— Мертвых парнях. Множественное число.

— Понимаешь, почему Бобби Клинча убили на Енотовом Болоте? — спросил Скинк. — Он искал окуневые клетки, такие же, как мы прошлой ночью. Только Бобби был не слишком осторожен. Болото — это, видно, то место, где Дики прячет больших матерых хогов.

Декер ответил:

— Меня не столько беспокоит Клинч, сколько двое других.

Скинк оперся подбородком на руки. Он старался выглядеть сочувствующим.

— Смотри на это под другим углом зрения: тип, которого я убил, вероятно, убил твоего приятеля Армадила.

— Ты так смотришь на вещи?

— Я не смотрю на вещи, — сказал Скинк. — Точка.

— Он первым начал в нас стрелять, — сказал Декер, как бы говоря с самим собой.

— Верно.

— Но нам следовало обратиться к полицейским.

— Не будь ослом. Хочешь, чтобы твое дерьмовое имя появилось в газетах?! Я не хочу, — сказал Скинк. — Я не стремлюсь к славе.

Декер умирал от желания спросить.

— А чем ты занимался раньше? — сказал он Скинку. — До того.

— До этого? — Скинк подергал свои очки. — Я делал ошибки.

— Что-то есть знакомое в твоем лице, — сказал Декер, — что-то в выражении рта.

— Много его открывал раньше, — сказал Скинк.

— Думаю, это зубы, — сказал Декер.

Зеленые, как лес, глаза Скинка сверкнули.

— Ах, зубы. — Он засмеялся вполне естественно.

Но Р. Дж. Декер не мог уловить связи. Короткое губернаторство Клинтона Тайри закончилось до того, как Декер начал работать в газетах и до того, как он стал интересоваться политикой штата. Кроме того, лицо, которое сейчас улыбалось ему из-под цветастой купальной шапочки, было таким морщинистым и бугристым, что даже ближайшие друзья с трудом бы его узнали.

— В чем дело? — спросил Декер. — Тебя где-нибудь ищет полиция?

— Не ищет, — сказал Скинк. — Потеряла.

Но, прежде чем Декер успел продолжить свои расспросы, Скинк поднял к губам пахнущий рыбой коричневый палец. Приближалась лодка.

Она шла быстро, и совсем с другой стороны. Скинк сделал знак Декеру, и они пригнулись к палубе узкой лодки. Звук еще одного подвесного мотора внезапно умолк, и Декер услышал у себя за спиной мужские голоса. Казалось, что они слышны были очень близко, но он боялся поднять голову и посмотреть.

— Ты сегодня вечером будешь говорить с этим чертовым парнем? — сказал один из мужчин.

— Я ведь сказал, что буду. В чем дело? — ответил второй голос.

— Узнай, следили за ним или нет.

— Он не скажет.

— Может быть. Может быть, он просто умник. Думал об этом?

— Я с ним поговорю. Господи, это третий столб или четвертый?

— Четвертый, — сказал первый голос. — Гляди-ка, здесь леска.

Рыбаки заметили затопленную ловушку. Декер осторожно поднялся со дна лодки и чуть подвинул камеру на носу. Скинк кивнул и показал жестом, что можно двигаться без опаски. Голоса браконьеров были слышны там и тут, раскатываясь эхом под бетоном дороги 1-55.

— По крайней мере, мерзавцы не нашли эту.

— Быстро вытягивай ее.

Декер рассматривал обоих мужчин через линзы камеры. Они стояли к нему спиной. Под шапками у одного были видны светлые волосы, у другого темные, как у Дики Локхарта. Оба казались крупными, хотя трудно было сказать, сколько этой мощи принадлежало зимней одежде. Сама лодка была серебряная с синим, с затейливо выведенным на борту названием, которое было невозможно прочесть. Декер направил камеру на рыболовов. Его указательный палец нажал на затвор, в то время, как большой надавил на рычаг перемотки. Он отщелкал шесть кадров, а мужчины все еще не повернулись.

Это бесило. Декер мог видеть, что они вытащили клетку с рыбой.

— Они не повернутся, — прошептал он Скинку. — У меня еще нет их снимка.

Из задней части лодки Скинк ответил хрюканьем. Он смахнул очки пониже.

— Приготовься, — сказал он.

Потом он закричал, это был пронзительный дикий крик, от которого Декер вздрогнул. Нечеловеческий вопль, отнесенный эхом, ударил по рыболовам, и они с шумом выронили проволочную клетку. Сжимая своего драгоценного пленного окуня, они резко повернулись, чтобы увидеть вопящую рысь или, может быть, даже пантеру, но вместо этого увидели пустую прогалину, насмехающуюся над ними. Декер быстро щелкнул. Его камера схватила каждую деталь в выражении лиц двух мужчин, их изумление и то, как страх метнулся в их глазах. Двух мужчин, ни один из которых не был Дики Локхартом.