Двойная наживка

5

Декер просигналил дважды, подъезжая к хижине Скинка. Короткими, вежливыми гудками. Последним делом было для него застать врасплох человека, которому приспичило пострелять.

Хижина стояла, накренившись, это состояние было хроническим и, казалось, что хороший порыв ветра может сделать ее плоской. Не было слышно ничего, кроме гудения мух. Декер засунул руки в карманы и пошел к озеру. Поперек озера в нескольких сотнях ярдов дрейфовала обтекаемая лодка, а в ней было двое рыболовов, колдовавших над леской. Каждый раз, когда один из них забрасывал наживку, блестящая нить до того, как опуститься на поверхность, описывала тонкую, как паутинка, дугу над водой. Крапчатая, как малина, рыбацкая лодка блестела над полуденным солнцем. Декер даже не потрудился покричать. Если бы Скинк рыбачил, он был бы один. И никогда не вышел бы в такой лодке, как эта.

Декер потащился назад к хижине и сел на крыльце. Несколькими секундами позже он услышал скрип над головой, и Скинк спрыгнул со старой сосны.

Он поднялся с земли и сказал:

— Я перестаю тебя презирать.

— Приятно слышать, — сказал Декер.

— Ты не вошел внутрь.

— Это не мой дом, — ответил Декер.

— Точно, — проворчал Скинк, взбираясь на крыльцо. — Но некоторые бы вошли.

Дневное освещение ничего не добавило и не определило во внешности Скинка. Сегодня, чтобы скрыть усталость, он надел солнцезащитные очки и купальную шапочку в цветочек, из-под которой выбивалась длинная косица серебристо-седых волос. Он налил кофе Декеру, но не себе.

— У меня на ленч свежий кролик, — сказал Скинк.

— Нет, спасибо.

— Я сказал свежий.

— Я уже поел, — ответил Декер, но его голос прозвучал неубедительно.

— Как прошли похороны?

Декер пожал плечами.

— Ты знал Роберта Клинча?

— Я знаю их всех, — сказал Скинк.

— Лэни Голт?

— Ее брат большая шишка, и он нанял тебя.

— Верно, — Декер испытал облегчение, когда Отт сказал ему, что Деннис Голт брат Лэни. Если бы он оказался ее мужем, это известие было бы ему неприятно.

Декер сказал:

— Мисс Голт считает, что в том, как умер Бобби Клинч, было что-то странное.

Скинк сидел на корточках, разжигая огонь. Он ответил не сразу. Когда растопка загорелась, он сказал:

— Трудно найти целого кролика. Обычно они оказываются раздавленными, так что почти не остается этого чертового мяса. Самые лучшие те, которых едва задело и отбросило на обочину дороги. Вот по этому едва ли скажешь, что его раздавило. Мясо превосходное. С таким же успехом он мог умереть от кроличьего сердечного приступа.

Скинк пристраивал куски на сковороде.

— Я попробую кусочек-другой, — сказал Декер, сдаваясь.

Только тогда Скинк улыбнулся. Это была одна из самых невероятных улыбок, какие только Декеру приходилось видеть, потому что у Скинка были прекрасные зубы. Прямые, без единого изъяна, с ослепительно белой эмалью, с какими, кажется, никто и не рождается. Нечто подобное можно было увидеть разве что по телевизору.

Декер не был уверен, следует ли ему успокоиться или, наоборот, насторожиться. Он все еще раздумывал об этих зубах, когда Скинк сказал:

— В субботу утром я был на Енотовом болоте.

— Когда это было?

— Незадолго до аварии.

— Говорят, он мчался на скорости шестьдесят узлов, когда лодка перевернулась.

Скинк поливал маслом шипящего кролика. Он поднял голову и сказал:

— Когда я увидел лодку, она не двигалась.

— Клинч был жив?

— Черт, да.

— Тогда, значит, несчастный случай произошел после того, как ты ушел? — сказал Декер.

Скинк фыркнул.

— Он тебя видел? — спросил Декер.

— Нет. Я стоял на коленях среди деревьев и свежевал гремучку. Меня никто не видел.

Он передал Декеру ломоть жареного мяса. Декер дул на него, пока оно не остыло, потом откусил маленький кусочек. Мясо, действительно, было очень вкусным. Он спросил:

— Почему ты обратил внимание на Клинча?

— Потому что он не ловил рыбу.

Декер, глотая мясо, издал странный звук.

— Он не ловил рыбу, — повторил Скинк, — и я подумал, что это чертовски странно. Встать на рассвете, нестись на бешеной скорости к месту лова, а потом шевелить веслом стебли водяных лилий. Я наблюдал, потому что хотел посмотреть, нашел ли он то, что искал.

— И он нашел?

— Не знаю. Я ушел, чтобы положить гремучку на лед.

— Боже! — сказал Декер. Он потянулся к сковороде и осторожно взял еще кусок кролика. Скинк одобрительно кивнул.

Декер спросил:

— И что ты думаешь об этом?

Скинк ответил:

— Я работаю на тебя, верно?

— Если ты готов на это, то да, мне наверняка потребуется помощь.

— Ни хрена.

Сковорода была пуста, Скинк слил неаппетитно выглядевший жир в старую картонку из-под молока.

— Окуни в это утро спали, — сказал он, — и ни разу этот засранец не поднял и не забросил удочку. Ты не находишь это странным?

— Пожалуй, — сказал Декер.

— Господи, тебе надо преподать пару уроков, — пробормотал Скинк. — Такие ребята, как Клинч, любят ловить окуня больше, чем трахаться. Вот в чем дело, Майами. Дай им хорошее озеро с окунями на рассвете, и у них встанет. Вопрос в том, почему Бобби Клинч не ловил на Енотовом болоте в прошлую субботу?

Декеру было нечего сказать.

— Хочешь услышать кое-что еще более странное? — спросил Скинк. — Там недалеко была еще одна лодка. И в ней два парня.

Декер сказал:

— И они тоже не ловили рыбу, так ведь, капитан?

— Ха-ха! — каркнул Скинк. — Ты подумай — эти кроличьи железы ударили тебе в голову.

Кофе Декера остыл, но это было неважно. Он проглотил остатки одним махом.

Скинк оживился, жилы на его шее напряглись. Декер не мог сказать, разозлился он или обрадовался. Используя карманный нож, чтобы выковырять волокна кроличьего мяса из своих прекрасных зубов, Скинк сказал:

— Ну, Майами, не собираешься спросить меня, что это значит?

— Да, этот вопрос стоит в моем списке.

— Сегодня вечером на озере ты услышишь, что я думаю.

— На озере?

— Твое первое причастие, — сказал Скинк и с шумом полез на большую сосну.

Отт Пикни покинул Майами, и это было его медленное отступление из мира журналистики большого города. Он знал, что мог бы оставаться в «Сан» до конца жизни, но у него было ощущение, что он более или менее достиг своей цели. Не написав за последние десять лет практически ничего значительного, он тем не менее расстался с газетой с чувством торжества. Он пережил переход к спокойному образу жизни, наступление профсоюзов, наплыв щенков-«профи», взлет энергичных, «с пылу с жару» менеджеров. Отт наблюдал, как приходят звезды и их прихлебатели, и как та их часть, у кого нет честолюбия, выживает, и остается дольше других на плаву. Он ощущал себя живым доказательством того, что удачливый журналист не обязательно должен быть хитрым или агрессивным по природе, даже в Южной Флориде.

По мнению Отта, в Харни было все то же самое, но темп жизни был медленнее. Почему его несколько задел этот инфернальный скептицизм Р. Дж. Декера, высказанный им по поводу смерти Бобба Клинча? Бешеный рисковый рыболов терпит крушение на своей лодке и тонет — так что из этого? Отта Пикни рассердил тонкий намек Декера на то, что какое-то мрачное варево кипело под самым носом у Отта. Это не округ Дэйд, думал он, и люди здесь не такие, как в округе Дэйд. Мысль об организованном мошенничестве на рыболовецких соревнованиях казалась Отту слишком уж притянутой за уши, но намек на то, что смерть Роберта Клинча — следствие чьей-то грязной игры, был серьезным оскорблением для общины. Отт решил показать Р. Дж. Декеру, что он ошибается.

После похорон Отт отправился в отдел новостей и некоторое время поварился в собственном соку. Некрологи в «Сентинел» были тем, чем им полагалось быть: у него было два дня на то, чтобы поиграть с некрологом Клинча. Перелистывая свою записную книжку, Отт понимал, что из интервью с Клариссой он сможет выколотить пятнадцать-двадцать строчек. Только это. В необычном для него порыве упорства он решил, что сделает еще один наскок на Клариссу Клинч.

Он обнаружил, что в доме у нее хаос. Желтый фургон для перевозки мебели стоял перед домом: толпа кряжистых мужиков очищала дом от вещей. Кларисса заняла командный пункт на кухне, грузчики, слушая ее язвительные указания, работали слаженно и быстро.

— Прошу прощения за вторжение, — сказал ей Отт. — Но я вспомнил еще пару вопросов.

— У меня нет на них ответов, — огрызнулась Кларисса. — Мы переезжаем в Валдосту.

Отт попытался представить себе Клариссу в обтягивающем, платье, проскальзывающей своими длинными ногами в спортивную машину мандаринового цвета. Он не смог этого вообразить. Эта женщина была совсем другой породы, чем Лэни Голт.

— Мне надо узнать еще немного о хобби Клинча, — сказал Отт, — несколько анекдотов.

— Анекдотов! — сказала Кларисса резко. — Вы пишете книгу?

— Только сенсационную статью, — сказал Отт. — Друзья Бобби говорят, что он был заядлый рыболов.

— Вы видели гроб, — сказала Кларисса, — и видели его друзей. — Она дважды громко хлопнула в ладоши. — Эй! Последи за оттоманкой, Пабло, если не хочешь покупать мне новую!

Человек по имени Пабло пробормотал какую-то непристойность. Кларисса снова повернулась к Отту.

— Вы занимаетесь рыбной ловлей?

Он покачал головой.

— Слава богу, есть хоть один среди вас нормальный человек, — сказала она.

Ее глаза метнулись к книжному шкафу в гостиной. Отт заметил, что на его полках не было книг, только трофеи. Каждый из трофеев увенчивало дешевое, намалеванное золотом изображение прыгающей рыбы. Окуня — понял Отт. Он посчитал трофеи и записал в своем блокноте цифру 18. Один из грузчиков раскрыл большой картонный ящик и начал завертывать и упаковывать трофеи.

— Нет! — сказала Кларисса. — Эти пойдут в грузовик с покатым полом.

Грузчик пожал плечами.

Отт последовал за вдовой в гараж.

— Этот хлам здесь, — сказала она. — Мне надо его продать.

Рыболовное снаряжение Бобби Клинча. Тростниковые шесты, спиннинги, складные удочки, удочки для забрасывания наживки, удочки-поплавки, летающие удочки. Отт Пикни посчитал их и записал в своем блокноте: 22. Каждый из комплектов, по-видимому, был в безупречном состоянии.

— Они стоят уйму денег, — сказал Отт Клариссе.

— Может, мне поместить объявление в вашей газете?

— Да, хорошая мысль.

Все репортеры «Харни Сентинел» в процессе своей деятельности насобачились составлять объявления и могли это сделать в случае надобности в любой момент. Отт достал бланк для составления заказов из ящика своего грузовика.

— Двадцать две удочки, — начал он.

— Три пары болотных сапог до бедер, — сказала Кларисса, копаясь в ящике мужа со снаряжением для охоты на окуней.

— Две сети, — заметил Отт.

— Четыре жилета, — сказала она, — один с карманами.

— Это электрическое точило для крючков?

— Совершенно новое, — сказала Кларисса, — обязательно пометьте, что оно совершенно новое.

— Помечено.

— И я не знаю, что делать с этим. — Она вытащила из-под верстака нечто, похожее на пластиковый чемоданчик, на котором было отпечатано слово «ПЛАНО». — Я не могу даже поднять проклятую штуку, — сказала она, — и боюсь заглядывать внутрь.

— Что это? — спросил Отт.

— Главные залежи, — сказала Кларисса, — ящик для снастей Бобби.

Отт поднял его за ручку и поставил на кухонный стол. Должно быть, он весил фунтов пятьдесят.

— Он держал в нем всякую всячину с тех пор, как ему исполнилось десять лет. Наживку и все такое. — Голос Клариссы звучал тихо. Она часто моргала, как будто собиралась заплакать или, по крайней мере, боролась со слезами.

Отт расстегнул замки на ящике и открыл крышку. Он никогда не видел такую хаотичную коллекцию снастей: черви, лягушки и пластиковая блесна всех цветов радуги, и даже маленькие резиновые змейки, все утыканные остро отточенными крючками. Наживка была аккуратно разложена на восьми складывающихся подносах. Дно ящика заполняли ножи, плоскогубцы, щипцы из нержавеющей стали для снятия крючков, грузила, шарниры и катушки с леской.

В фиолетовом бархатном футляре лежали маленькие бронзовые весы для взвешивания окуней. Отметки на шкале были оптимистично проставлены аж до двадцати пяти фунтов, хотя никто никогда не ловил большеротого окуня таких размеров.

О весах Кларисса заметила:

— Эта дурацкая штука стоит сорок долларов. Бобби сказал, что они имеют сертификат турнира, не знаю, что это значит. Он сказал, что у всех ребят весы той же модели, чтобы никто не мог мухлевать с весом.

Отт Пикни тщательно уложил бронзовые весы обратно в мешок. Потом он вернул мешок в ящик для снаряжения и закрыл защелки.

Кларисса села на цементные ступеньки гаража и печально уставилась на бушель осиротевших удочек. Она сказала:

— Вот, мистер Пикни, в чем был смысл жизни Бобби. Не я или дети, или его работа в телефонной компании… только это. Он не был счастлив, если не выходил на лодке на озеро.

«Наконец-то приличная цитата», — подумал Отт и судорожно начал записывать ее в свой блокнот. «Он не чувствовал себя счастливым, если не выходил рыбачить на озеро». Достаточно близко к оригиналу.

Только позже, когда Отт Пикни ехал назад в редакцию газеты, его как будто ударили кулаком под дых: Р. Дж. Декер был прав. Происходило что-то странное.

Если бы Бобби Клинч взял свой ящик со снаряжением в эту свою злополучную поездку, то он бы, разумеется, пропал во время несчастного случая с лодкой. Так почему же он уехал на озеро Джесап без него?

Лодка Скинка была голым двенадцатифутовым скифом с облупившимися веслами и занозами на досках скамьи.

— Садись, — сказал Р. Дж.

Декер уселся на носу, и Скинк оттолкнулся от берега. Была прохладная ночь, и небо было обложено; сплошное покрывало высоких серых облаков, которые слегка двигались под дуновением холодного бриза. Скинк поставил фонарь Коулмана в центре скифа, рядом с водонепроницаемым мешком Декера для камеры.

— Никаких насекомых, — заметил Скинк, — никаких — при таком ветре.

Он взял с собой две удочки, выглядевшие так, словно они были куплены на блошином рынке. Стекловолокно побурело и выцвело, катушки были в пятнах и потускнели. Это снаряжение совсем не походило на сверкающий шедевр, который Декер видел столь благоговейно выставленным для обозрения в гробу Бобби Клинча.

Скинк греб без усилий, волны целовали нос маленькой лодчонки в то время, как она пересекала озеро Джесап. Декер наслаждался спокойным движением в прохладе ночи. Он все еще чувствовал некоторую скованность в обществе Скинка, но ему начинал нравиться этот малый, даже если он и был немного не в себе. Декеру не часто доводилось встречать таких, как Скинк, эксцентричных седых отшельников. Некоторые скрывались, другие убегали, третьи ждали кого-то или чего-го, догоняли… Таким был и Скинк. Он ждал. Декер ожидал бы от него большего.

— Похоже, что сегодня больше никого нет, — сказал он Скинку.

— Ха, они везде, — сказал Скинк. Он греб, сидя спиной к Декеру. Декеру хотелось, чтобы он снял эту проклятую шапочку для душа, но не звал, как об этом заговорить.

— Как ты знаешь, куда плыть? — спросил он.

— К северо-западу отсюда должна быть стоянка трейлеров. Огни видны сквозь деревья, — сказал Скинк. — Они их оставляют на всю ночь. Старики, которые здесь живут, боятся остаться без огней. В темноте шумы кажутся слышнее — ты когда-нибудь это замечал, Майами? Теперь обрати внимание: лодка — это циферблат часов, ты сидишь как раз на полуночи. Огни стоянки трейлеров — это десять часов.

— Ясно.

— Хорошо. Теперь посмотри и найди примерно два часа тридцать минут, видишь, где это? Там еще огни. Это Зиппи Март на шоссе 222. — Скинк говорил все это, не поворачивая головы. — Куда мы направились из лагеря, Майами?

— Похоже, на север.

— Хорошо, — сказал Скинк. — Похоже, я заполучил себе в лодку чертова Игл-Скаута.

Декер не знал, что этот верзила собирался предпринять, но эта ночная поездка на лодке, конечно, была много занятнее ночного бдения с целью получить улики для дела о разводе.

Через двадцать минут Скинк перестал грести. Он укрепил фонарь на планке сиденья и взял одну из удочек. Сидя на носу, Декер наблюдал, как тот колдует над леской, потом услышал, как он тихонько выругался. Наконец Скинк повернулся на сиденье и передал Декеру спиннинг. К концу лески была прикреплена удлиненная резиновая наживка пурпурного цвета. По-видимому, она должна была изображать угря, змею или червя со щитовидной железой. Узел, сделанный Скинком, был чуть ли не самым крепким, который Декеру доводилось видеть.

— Посмотрим, как ты закидываешь, — сказал Скинк.

Декер держал удочку в правой руке. Он завел ее за плечи и сделал движение, будто бросал бейсбольный мяч. Резиновая наживка с всплеском опустилась в четырех футах от лодки.

— Погано, — сказал Скинк. — Попытайся высвободить ручку.

Он показал Декеру, как открыть лицевую сторону катушки и как управлять леской кончиком указательного пальца. Запястье, а не вся рука должна передавать импульс броску. После полудюжины попыток Декеру удалось забросить пурпурного угря на шестьдесят пять футов.

— Славно, — сказал Скинк и выключил фонарь Коулмана.

Лодка дрейфовала у самого устья маленькой пещеры, где вода казалась гладкой, как дымчатое зеркало. Даже в беззвездную ночь озеро светилось. Декер мог разглядеть сосны на берегу, стебли водяных лилий вокруг лодки, шишки кипарисов, участки высоких тростников.

— Пошли, — сказал Скинк.

— Куда? — спросил Декер. — Я не запутаюсь в этих лилиях?

— На конце твоей лески крючок, который не боится водорослей. Закидывай удочку, как раньше, а потом подражай движениям червя. Заставь его плясать, словно он чувствует, что его вот-вот съедят.

Декер сделал хороший бросок. Наживка с плеском шлепнулась среди стеблей. Вытягивая, он попытался покачивать ее, безуспешно стараясь заставить скользить пластиковую наживку.

— Господи, это же, мать твою, не хлебная палочка, это змея.

Скинк вырвал снасть из рук Декера и сделал потрясающий бросок. Наживка шлепнулась в воду, а плеск был слышен где-то далеко у берега.

— А теперь смотри на кончик удочки, — объяснил Скинк. — Следи за моими запястьями.

Змея-угрь-червь скользнула по стеблям лилий и стала извиваться на поверхности воды. Декер был вынужден признать, что наживка выглядела, как живая.

Когда приманка оказалась на расстоянии пяти футов от лодки, она будто взорвалась. Или взорвалось что-то под ней. Скинк откинулся назад и держался изо всех сил, но окунь вылетел из воды и шлепнулся на его купальную шапочку.

Сердце Декера забилось где-то под горлом. В воде, где только что была эта штука, остались только пузыри и пена.

— Черт возьми, что это было? — спросил он, заикаясь.

— Хог, — ответил Скинк. — И к тому же, хороший.

Он отцепил фальшивого угря от шапочки и вернул удочку Декеру.

— Попытайся. Теперь действуй быстро, пока у него в брюхе горячо.

Декер сделал бросок в том же направлении. Его пальцы дрожали, когда он заставлял резиновое создание двигаться поперек бухты.

— Вода нервничает, — сказал Скинк, вытирая бороду. — Двигай чуть помедленнее.

— Вот так? — прошептал Декер.

— Да.

Декер услышал это прежде, чем почувствовал резкое сотрясение, как, если бы кто-то бросил в воду рядом с лодкой тлеющее бревно. Тотчас же что-то, что было совсем рядом, чуть не вырвало удочку у него из рук. Инстинктивно Декер подался назад. Леска заскрежетала по старой катушке, издавая звук, похожий на короткие взрывы, и удочка изогнулась, как буква У. Рыба ходила кругами, разрезая поверхность воды у правого борта, ближе к корме. Ее спина отливала зеленовато-черным цветом, туловище бронзовым, а жирное брюхо было бледным, как лед. Жабры ее шуршали, как костяшки домино, когда окунь дергал своей огромной пастью.

— Проклятье! — ворчал Декер.

— Это большая девочка, — сказал наблюдавший за ним Скинк.

Рыба ушла вглубь, немного подергала удочку, потом зарылась где-то в корнях водяных лилий. Потрясенный Декер продолжал удерживать удочку. Скинк знал, что случится, и это произошло. Рыба поступила очень умно, запутав леску в водорослях и вырвалась с громким треском. Вся битва продлилась не более трех минут.

— Дерьмо, — сказал Декер. Он включил фонарь, изучая порванный конец мононити.

— Не менее десяти фунтов, — сказал Скинк. Он перекинул ноги через планку, зашнуровал свои ботинки и стал грести.

Декер спросил:

— У тебя еще есть такой же угорь?

— Мы уходим.

— Еще один бросок, капитан, — в следующий раз получится лучше!

— У тебя было все правильно, Майами. Ты получил, что хотел, — приступ рыбной лихорадки. Пожалуйста, избавь меня от дурацких вопросов, пока мы будем добираться.

Декер заметил:

— Должен признаться, это увлекательно.

— Это все говорят.

Пока они плыли назад, к берегу, Декер не переставал думать о большом окуне, об ощутимом натяжении лески, позволявшем почувствовать его силу и напряжение своих собственных мускулов. Может быть, в этом наваждении Бобби Клинча и было что-то мистическое. Это впечатление, признался себе Декер, уединение и темнота на озере, нарушенные этой тварью, пришедшей из глубины, были бодрящими и очищающими. В этом не было ничего похожего на ловлю из дрейфующих лодок или на приманку из креветок с мостов в Кейсе. Это было что-то совсем иное. Декер чувствовал себя взбудораженным, как мальчишка.

— Хочу еще попробовать, — сказал он Скинку.

— Может быть, как-нибудь после того, как закончим грязную работу. Ты хочешь послушать мою теорию?

— Конечно.

Декер ждал этого всю проклятую ночь. Скинк продолжал:

— Роберт Клинч выяснил что-то о жульничестве. Он знал, кто это делает и как. Я думаю, он охотился за доказательствами, когда они его застукали на болоте.

— Кто его застукал? Дики Локхарт?

Скинк ответил:

— Дики не было в той, другой, лодке, которую я видел. Он не так глуп.

— Но кого-то он послал убить Бобби Клинча?

— Я в этом не уверен, Майами. Может быть, там была ловушка, может быть, Клинч появился в самом неподходящем месте в самое неподходящее время.

— А что Бобби искал? — спросил Декер.

Скинк сделал три гребка прежде, чем ответить.

— Рыбу, — сказал он, — особую рыбу.

Такова была теория Скинка или та ее часть, которой он счел возможным поделиться. Дважды Декер спрашивал Скинка, что он хотел сказать, говоря об «особой рыбе», но Скинк не отвечал. Он механически греб. На озере было слышно только его хриплое дыхание и ритмическое поскрипывание ржавых уключин.

Медленно взору Декера стали открываться очертания южной береговой линии, включая и силуэт покосившейся хижины. Путешествие было почти закончено.

Декер спросил:

— Ты выходишь на озеро каждую ночь?

— Только когда мне хочется на обед рыбы, — ответил Скинк.

— И ты всегда используешь этого большого лилового червя?

— Нет, — сказал Скинк, делая последний гребок и выводя лодку на отмель. — Обычно я пользуюсь двенадцатым калибром.

Когда Р. Дж. Декер добрался до своего мотеля, он нашел на своей двери записку от ночного портье. В записке говорилось, что ему звонил Отт Пикни, но не говорилось зачем.

Декер уже вставил в замок ключ, когда услышал, что подъезжает и останавливается машина. Он взглянул через плечо, почти ожидая увидеть плоскую «тойоту» Отта. Вместо этого он увидел «Корвет» мандаринового цвета.