Глава 30

Лошадь дробно стучала копытами по каменистой дороге. Отбитый о хребет животины зад просил пощады. Солнце пекло немилосердно. Жареный баран вместе с виноградным вином бурчал и ворочался в желудке. Слезть бы, да пробежаться, но нет – командир должен быть впереди, на лихом коне.

Войско Ромки топало за своим командиром, колотя подошвами сандалий и босыми пятками по раскалённой земле. Деревня, где поэтическое состязание закончилось так неожиданно, осталась позади.

Маленькое Ромкино войско увеличилось вдвое. Освобождённые рабы, которых вёз в телеге на продажу Громкоголос, все как один, присоединились к отряду. Не считая женщин, которых пришлось оставить в деревне.

Они перевалили вершину холма, поросшего низеньким лесом. Последние крыши домов скрылись из глаз, и теперь перед глазами Романа было только зелёный лесной ковёр и бесконечное синее небо над головой. В небе крохотной точкой плавал коршун. Оранжевый диск солнца казался раскалённой головкой гвоздя в выцветшем атласе небосвода.

– Однорогих баранов не бывает!

– Это змей с ногами не бывает! А бараны – они или жареные, или нет!

– Эти местные те ещё жуки, – пропыхтел Губотряс, топая мерной рысцой за хвостом Ромкиной лошади. – Дали приз за победу, называется. На тебе, боже, что нам негоже.

– Не богохульствуй, – отозвался Кривонос. Бег по крутой дороге нисколько не мешал Ромкиным новобранцам переговариваться на ходу. – Подумаешь, баран оказался с одним рогом на башке. И не таких видали. В прошлом году овца в соседней долине родила ягнёнка с тремя ногами.

– И что?

– А ничего. Жрецу отнесли. Тот пошептал над ним, да и дело с концом. Зажарили и съели за милую душу.

– Вы, болотные души, и не то сожрёте, – язвительно сказал Губотряс. – Вам только дай.

– А вы, горные козоеды, явились сюда, заняли наши лучшие пастбища, да ещё нос дерёте выше головы!

– Хватит! – прикрикнул Ромка. – Нас всего два десятка с хвостиком, а вы разбираетесь, кто лучше! Кривонос, Толстопупа не видно?

– Не видно, Ром, – уныло ответил бывший раб.

– Он отправился на разведку в полдень, а сейчас солнце к закату, – проворчал Губотряс. – Я же говорил – пошлите меня.

– Нет, – Ромка поёрзал на широкой спине лошадки. – Дядька проскочит в город незаметней, чем ты.

От жирного бараньего мяса хотелось спать. Ныла ушибленная о камень спина. Громкоголос изрядно помял его своей тушей, когда они покатились с «трибуны». Теперь толстяк трясся позади колонны верхом на собственной лошади с верёвкой на шее. Сперва на его лошадку посадили Козочку и мальчишку – сына старосты. Толстяк натужно пыхтел, пытаясь поспеть за отрядом, пот лил с него в три ручья. Потом он совсем обессилел, несколько раз споткнулся и, наконец, упал. Его со смехом принялись тыкать в широкий зад концом палки. «Гляди, какой жирный! – крикнул один из недавних рабов, – Отрежем кусочек на привале, у него мяса много, ещё останется!»

В конце концов Роман пересадил девчонку себе за спину, а Громкоголос поехал верхом.

* * *

– Засада! – Кривонос указал вперёд. У поворота, где с холма скатилось несколько каменных глыб, почти перегородив дорогу, лежала на боку повозка. Колёса её ещё крутились. За вздыбившимся решётчатым дном мелькали быстрые тени.

– Стой, – скомандовал Ромка.

Отряд остановился. Позади шумно дышал толстяк Громкоголос.

Роман попытался вспомнить, что делают в таких случаях. Проклятье, он не полководец. Даже простой солдат понимает в войне больше, чем он.

– Поздно, – проворчал Губотряс. – Они нас заметили.

Раздался истошный вопль, и на дорогу из-за перевёрнутой повозки с воинственным кличем вылетели рогатые, мохнатые существа. Топоча волосатыми ногами и потрясая двузубыми копьями, полулюди-получерти бросились к Ромкиному отряду.

Лошадь под Романом, почувствовав испуг седока, попятилась, замотала головой. Губотряс рядом произнёс одними губами, положив широкую ладонь на лошадиную шею:

– Пугают. Бежать нельзя – догонят и убьют.

Ромка понял, что сказано это для него. Кривонос, стоя с другого бока, сжал побелевшими пальцами своё короткое копьё, и согласно кивнул. Бежать нельзя.

Его войско уже начало пятится назад. Сколько в отряде настоящих вояк? Губотряс с товарищем-солдатом. Бывший воин Кривонос. Остальные – пастухи. Недавние рабы с жердями от забора в руках. Издали их ещё можно принять за войско. Но если подойти ближе, как сейчас…

Впереди волосатых разбойников, далеко их опередив и потрясая копьём с тремя сияющими металлом зубцами, нёсся предводитель, крепкий, кривоногий, с высушенной козлиной мордой на голове. Он одолел уже почти половину расстояния до противника, продолжая завывать на невыносимо тонкой ноте.

Ромка локтем спихнул Козочку на землю. Ударил пятками лошадиные бока. Взбудораженная лошадка рванулась с места, так, что он едва не кувыркнулся в пыль. «Два поезда вышли навстречу друг другу, – мелькнуло в опустевшей голове. – Что будет, если задача решена неправильно?»

Истошно вопящий противник был уже так близко, что он видел каждый волосок на его лице. Это оказался обычный человек, просто заросший до самых глаз, и замотанный в звериные шкуры. Ноги волосатика мелькали с удивительной быстротой. Мягко стучали по земле мохнатые «тапки», делая их обладателя похожим на хоббита.

Роман сжал в ладони рукоять меча и вздрогнул. Копьё. Он же отдал его Кривоносу. Ни один конник в здравом уме не бросится на пехотинца с коротким мечом. Только такой дурак, как Ромка Сильверстов, собственной персоной.

Мгновенно вспотев, Роман уронил поводья. «Хоббит» взревел, отведя трезубец для удара. Разбойники пронзительно завизжали и завопили за его спиной на разные голоса, словно взвыла пожарная сирена. Испуганная лошадь взбрыкнула, сбросила седока, и Роман свалился на дорогу. Он успел увидеть, кувыркнувшись в траву у обочины, как его скакун развернулся, подбросил круп и дёрнул ногами. Раздался звук, словно колесом переехали зрелый арбуз.

Ромка вскочил на ноги. Земля покачнулась, пытаясь уронить его обратно. Он упрямо сжал зубы, вспотевшими пальцами нашарил рукоять меча и вытянул клинок из ножен. Вожак козломордых разбойников лежал навзничь в пыли. Возле головы его расползалась багровая лужица, маленькие чёрные глазки удивлённо смотрели в небо.

Лошадь, перебирая ногами, тонко заржала и протянула морду к Ромке. Атласная кожа на её круглых боках дрожала мелкой дрожью.

К нему со всех ног неслись оставшиеся без вожака волосатики. Увидев, что их предводитель покатился в пыль, они издали дружный вопль, и ринулись на помощь. Ромка ухватился за поводья, и понял, что сбежать не получится.

С другой стороны к нему бежали Кривонос, Губотряс с товарищем, и кто-то из пастухов. Нет, не успеют. Ромка отступил назад, хлопнул лошадь по круглому боку. Беги, скотинка. Поищи другого хозяина, посчастливее.

Вот косматая тень разбойника, вырвавшегося вперёд, упала на дорогу рядом с телом его вожака. Взмахнув острогой, волосатик перепрыгнул труп и кинулся на Ромку. Тот отскочил, пропустив метнувшееся в него жало двузубца, развернулся и рубанул по древку. Лучше бы он этого не делал. Лезвие со звоном отскочило от гладкого твёрдого дерева, а меч едва не вылетел из руки.

Оскалив зубы, разбойник, который пролетел по инерции вперёд, развернулся и вновь кинулся на одинокого противника. К нему на подмогу бежали ещё двое, и Роман поспешно отступил, чтобы не дать себя окружить. В глаза блеснули наконечники сразу двух острог, третий разбойник размахивал дубиной, утыканной шипами.

Ромка отскочил, едва избежав тычка двузубцем, пинком снизу подбросил древко вверх, перехватил меч, и метнул в незащищённую грудь волосатика. Лезвие неожиданно легко вошло разбойнику между рёбер, и тот застыл, разинув рот и выпучив глаза. Взялся за рукоять, выдернул меч, покачнулся и рухнул на дорогу. Окровавленный клинок, звякнув, выпал из разжавшейся руки.

Вращая дубиной, в атаку ринулся второй, а его товарищ попытался побить Ромку под ноги древком остроги. Со стороны перевёрнутой повозки подбегали ещё с десяток волосатиков, потрясая оружием. Роман машинально выполнил уход от копья, одновременно нырнув под дубину. Видел бы его тренер. «Ромка, щучий сын, – сказал бы он, – какого беса ты не скакал так же на соревновании? Медаль из-под носа уплыла!»

Остриё двузубца вновь метнулось, целя в голову, звякнуло о шлем. Это конец. С голыми руками против дубины и остроги не повоюешь. Что-то свистнуло, обдав щёку ветерком, и разбойник с двузубцем повалился на землю. Из груди его торчало древко копья Кривоноса. «Ийэ-эх-ха!» – выкрикнул Губотряс, выскочив из-за спины Ромки, и с разворота отрубил волосатику с дубиной руку по плечо. Дубина вместе с обрубком отлетела на обочину.

Но к месту сражения уже подбегали остальные, визжа и потрясая двузубцами. Ромка торопливо подобрал свой меч. Бесполезно. Силы слишком неравны.

Послышался глухой стук, потом ещё, дробь быстрых ударов, словно кто-то просыпал горох. И совершенно уже нечеловеческий, пронзительный визг за спиной у Ромки ударил по ушам, ввинтился в мозг. Мохнатая, рычащая волна разбойников вдруг остановилась, распалась на части. Кто-то закрутился на месте и упал, взбрыкнув ногами, кто-то согнулся и молча повалился на дорогу. Немногие оставшиеся на ногах затоптались на месте, попятились, и, развернувшись, бросились прочь.

Роман обернулся. Позади, выстроившись полукругом, стояли и помахивали ремешками пращей козопасы из деревни – пристанища поэтов. Их предводитель, рыжий парень с причёской растамана, зажав в зубах рогатую деревянную свистульку, издал ещё один пронзительный свист-визг вслед убегающим волосатикам. Вынул свистульку изо рта и растянул губы в широкой улыбке.

– Мы не опоздали, Ром? – спросил он, помахивая пращей. – Мы бежали от самого холма. Отцы не отпустили нас, но мы всё-таки ушли. Теперь ты возьмёшь нас в отряд?

Роман молча кивнул. Пересохшее горло не слушалось. За строем пастухов с пращами стояла запыхавшаяся Козочка. И сияющим взглядом смотрела на рыжего «растомана».

Загрузка...