Двойной кошмар

Глава 33

– Я послал гонца в храм к Звездогляду.

Ромка вздрогнул и открыл глаза. Кажется, он всё-таки задремал. Над дворцовым фонтаном, вокруг которого расположилось маленькое войско, серым мохнатым одеялом висел утренний туман. Где-то истошно кричал петух. Ястреб всё смотрел на Ромку, ожидая ответа, и тот спросил сиплым со сна голосом:

– К Звездогляду? – ещё бы знать, кто это.

– К твоему деду, – сухо ответил Ястреб. – Он верховный жрец бога смерти и возрождения.

Роман поднялся на ноги. Сложенный вдвое плащ ничуть не смягчил жёсткой земли у фонтана. После вчерашнего, стремительного похода на город, после схватки с пиратами и дворцовой стражей ныло всё тело. Болели натёртые ноги, саднило ушибленное при падении с лошади плечо.

– Хорошо. Нам нужен жрец для… для похорон.

Если бы не Ястреб, неизвестно, как повернулись бы вчера вечером дела. Царь ещё хрипел, затихая, на земле у фонтана. Белоснежный плащ его распластался в пыли, как крылья огромной подстреленной птицы. На дворе стояла страшная тишина, даже мечущиеся голуби куда-то попрятались и затихли. Советник стоял над своим господином, лицо его было неподвижно.

Последний хрип умолк, царь вздрогнул и затих. Никто не двигался, не произнёс ни слова. Роман тихо отступил поближе к Рэму. Нужно уходить, пока о них не вспомнили, и всё-таки не привели царский приговор в исполнение. Мало ли какие тут обычаи.

– Слушайте меня! – неожиданно громко произнёс Ястреб. Голос его разнёсся по двору, отразился эхом от галереи. – Наш господин умер. Обычай велит назавтра предать тело земле. Кто хочет провести с ним эту ночь, дабы отгонять злых духов?

Ромка огляделся. Почему-то никто не желал посидеть ночью с покойником. Ястреб повторил:

– Обычай велит бодрствовать в первую ночь близким друзьям и родственникам покойного. Кто сделает это?

Роман поднял на советника глаза и вздрогнул. Ястреб смотрел на него в упор. Смотрел так, словно от ответа зависела его жизнь.

– Мы побудем здесь всю ночь с покойным, – вдруг хрипло произнёс Рэм. – По праву рождения. Царь сам признал нас. Он сказал – моя кровь!

Ромке показалось, что Ястреб облегчённо вздохнул, хотя лицо советника по-прежнему ничего не выражало.

– Да будет так.

Тело царя переложили на носилки. Роскошные погребальные носилки принесли рабы под предводительством человечка в расшитых туфлях. Человечек мелко кланялся то Ромке, то Рэму, словно не зная, кому отдать первенство, и суетливо семенил по двору, размахивая тощими ручонками. Палач со своими подручными давно скрылись в закоулках дворца, и не показывали носа. Потерявшего сознание несчастного дядьку Толстопупа отнесли к дворцовому лекарю.

Из-под арки входа на галерею показалась элитная стража. То, что от неё осталось. Нарядные юнцы, гладкие личики которых теперь щедро украшали ссадины и порезы, тихо подошли к носилкам. Так же тихо выстроились у тела покойного господина со скорбными лицами, и Ромка на какой-то момент подумал, что они решили покончить с собой от горя. Но те лишь окружили носилки, которые уже подняли с земли, и проводили их, медленно ступая вслед с печально опущенными головами.

– Мы должны идти на площадь, – Ястреб смотрел на Ромку, словно хотел разглядеть что-то, и никак не мог. – Объявить народу о случившемся.

– Я пешком не пойду, – сказал Рэм. – Царь я или не царь?

– Заткнись, – прошипел Роман.

– В конюшнях Амулетия достаточно лошадей, – отозвался советник, и Рэм победно ткнул двойника локтем в бок.

Они вдвоём, на жеребцах из царской конюшни, выехали через парадные двери дворца на мощёную каменной плиткой дорогу. Рядом, чуть приотстав, на рыжем коне следовал Ястреб в сопровождении своих слуг. За ними двигалось Ромкино войско, выстроенное в две шеренги.

Они спустились вниз с холма. На рыночной площади серыми клочьями расползался утренний туман. Из серой мути верхушкой айсберга возвышался дощатый помост для торговли живым товаром. Камень плит и стены храма влажно блестели. Кричали петухи.

Копыта лошадей глухо простучали по каменным плитам, выложенным у въезда на площадь, и сразу же раздался оглушительный вой медной трубы. Со ступеней храма, надувая щёки, выдувал сигнал городской глашатай.

Ромка снял шлем. Влажные от пота волосы упали на лоб, и он смахнул их ладонью. Ястреб, что стоял по левую руку, будто невзначай оправил пояс с оружием. Рэм стоял справа, и Роман чувствовал, как жадные взгляды толпы шарят по близнецам, словно взвешивая и оценивая их обоих.

У входа в храм толпились люди. Первые ряды заняли почтенные горожане в длинных плащах поверх широких, складчатых рубах. Покачивались пышные бороды, поблескивали разного размера лысины.

Женщин не было видно, зато рабов на рыночной площади собралось едва ли не больше господ. На дощатый помост, с которого обычно продавали живой товар, взобрались мальчишки, и теперь толкались там у края. Время от времени кто-то падал с него, и забирался обратно под хохот остальных.

Толпа зашумела. На широкие ступени храма вышел старый жрец. Остановился рядом с Ястребом, часто моргая на утреннее солнце. Ослепительно-белый плащ с пурпурной каймой спадал до самого пола широкими складками. Старческая рука крепко сжимала изогнутый жезл – знак верховного жреца.

– Почтенные жители этого города, и все, кто меня слышит! – Роман шагнул к краю ступени и обвёл взглядом толпу. – Меня зовут Ром. Я внук верховного жреца, царя по рождению, Звездогляда, и внучатый племянник царя Амулетия. С прискорбием сообщаю, что ваш господин умер вчера на закате солнца. Бог, незримый для простых смертных, спустился к нему с неба, и поразил его своей не знающей промаха стрелой. Теперь душа Амулетия уже на пути в подземные луга повелителя мёртвых.

Ромка перевёл дыхание. Курсы декламации, которые он закончил, не ожидая, что от них будет много проку, неожиданно пригодились. Его слушали, открыв рты. Хотя какие здесь могут быть ещё развлечения, в этом городишке? По меркам его мира, это просто большая деревня. Без удобств и телевизора.

Он покосился краем глаза на своё войско. Его люди стояли рядом с входом в храм, у подножия ступеней. Впереди красовались Губотряс со своим товарищем, сияя свеженачищенными шлемам и медными бляхами нагрудников. Пастухи, с короткими копьями в руках, выстроились чуть сзади. Во главе каждого из десятков – Роману пришлось их сосчитать и поставить в шеренги – стоял назначенный им десятник со знаком отличия.

Знак придумал Рэм. Утром, ещё не взошло солнце, Ромка собрал своё маленькое войско. Пастухи, ночевавшие во дворе у дворцового фонтана, рядом с кольями, с которых так и не удосужились снять окровавленные головы, пугливо озирались. «Не бойтесь гнева богов, – сказал им Роман, забравшись на мраморный край бассейна. – То, что случилось здесь, произошло с их позволения и по их воле. Теперь вы настоящие воины, и должны выглядеть, как войско, чтобы не уронить честь вашего вождя». Он тогда обернулся по сторонам, в поисках подходящего символа, и Рэм, невинно улыбаясь, протянул ему брошенное сбежавшим рабом опахало.

Роман взял метёлку с длинной ручкой, положил её на парапет, и одним ударом меча обрубил пушистые концы перьев. Потом решительно оторвал от края своей одежды лоскуток и перевязал торчащие обрубки, закрепив ленту узлом. Получившийся ёршик на палке протянул рыжему пастуху: «Держи. Это знак твоей власти над своими солдатами. Неси его с достоинством!»

Рыжий взял то, что получилось из метёлки, повертел, разглядывая с детским недоумением, а Ромке стало не по себе. Неясное, тошное чувство, что всё это уже когда-то было, зашевелилось внутри. А когда рыжий с восторгом поднял знак власти и показал его, под одобрительные выкрики своего десятка, Роман покраснел от стыда.

– Мы сделаем всё, чтобы обеспечить душе умершего царя Амулетия достойный переход в иной мир. Передаю слово верховному жрецу, моему… нашему с Рэмом деду Звездогляду.

Старый жрец шаркающей походкой подступил ближе. Оглядел толпу. Дождался, пока стих последний шум, и неожиданно звучным голосом произнёс:

– Дети мои! Мой дорогой брат покинул нас. Бог, поступки которого нам не дано угадать, исторг его душу из тела. Нам остаётся только смириться с судьбой и устроить Амулетию достойные похороны, чтобы память об этом деянии достигла наших отдалённых потомков…

Роман слушал, как он говорит. Да уж, курсы курсами, а этот старик заткнул бы за пояс любого оратора. Видно, для этого нужно родиться в царской семье и вырасти во дворце, не иначе.

Речь затихла, и толпа опять зашумела. Из первого ряда выступил старик в длинном, до пят плаще, перетянутом на животе широким узорчатым поясом. Борода старика, такая длинная, что обладатель заткнул её за пояс, трепетала под утренним ветерком.

– Скажи нам, благородный Звездогляд, – твёрдым голосом вопросил старик. – Кто заменит нам почившего царя, Амулетия? Кто займёт его трон?

Роман почувствовал, как еле заметно шевельнулся Ястреб, положив руку на пояс с мечом. Как прерывисто вздохнул рядом с ним Рэм.

– У нас есть наследники, братья-близнецы Ром и Рэм, – торжественно произнёс жрец. – Они могут занять трон.

– Но кто их отец? – настойчиво спросил старик с длинной бородой. – Если они твои внуки, значит, это сыновья твоей дочери, Фиалки. Кто же тогда их зачал? Кто отец этих детей?

– Я могу ответить тебе, почтенный, и всем, кто нас слышит, – громко произнёс советник. Он шагнул вперёд и указал на высящийся вдалеке царский дворец: – Мой господин Амулетий в своё время возжаждал прелестей дочери своего брата. Он приказал привести её к себе в опочивальню, и там овладел ею. Но Фиалка уже оказалась беременной от явившегося к ней ночью бога, и тогда разъяренный Амулетий приказал заточить её в подземелье. Вот чьи это дети – дети бога!

– Но тогда, – с достоинством произнёс старик, – скажи нам, почтенный: кто эти разбойники и беглые рабы, что пришли вместе с ними? И почему мы должны служить детям неизвестного бога, которые покровительствуют оборванцам?

Стоящие рядом с ним горожане в богатых одеждах согласно закивали. Закачались длинные бороды. Роман оглядел площадь, толпящихся на ней людей, чьи жадные взгляды жгли его даже через кожаный нагрудник. Тошное ощущение дежавю вернулось, заворочалось внутри клубком шершавых гадюк.

– Горожане, и все, кто меня слышит! – сказал он, подняв руку с раскрытой ладонью. Множество лиц, бородатых и совсем юных, повернулось к нему. – Я и мой брат не сможем занять место покойного Амулетия. Мы отказываемся от его трона.