Машину такой мощности, как мне нужна, в аренду сдать никто не мог, пусть я даже собиралась использовать ее лишь до приезда Бергмана, так что пришлось брать ее в лизинг. Покончив с этим делом, я остаток времени до заката провела за перестановкой мебели, выбрав расположение совсем не такое, как предпочитал отель, и думая, что местным дизайнерам я могла бы устроить мастер-класс. Эви всегда, когда я прихожу, заставляет меня смотреть телесеть «Дом и сад», и тамошние декораторы одобрили бы уютный уголок для бесед, который я тут построила. Теперь только осталось сообразить, зачем он мне понадобился.
Меня как раз потянуло потасовать карты в ответ на эту новую загадку, как наступила темнота. Странный звук из комнаты Вайля заставил меня вскочить на ноги. То ли он что-то глотал, то ли ловил ртом воздух, — в общем, вопль из глотки, не умеющей вопить.
Раньше, чем звук затих, я оказалась у него в комнате со «Скорбью» в руке, курок взведен.
Вайль стоял перед накрытой тентом кроватью, уставившись на меня так, будто я влетела протыкать его кольями и топить в святой воде. И он был голый.
— Ой! — Я прикрыла глаза рукой и отвернулась. Это было излишне, но вид великолепного бледного тела всколыхнул мои консервативные среднезападные принципы — в том числе тот, что нельзя глазеть на голых мужчин, которые еще тебе не принадлежат. — Извини! Я услышала шум, решила, что ты в опасности, и прибежала спасать. Ухожу, ухожу.
Я двинулась к двери.
— Нет, останься. Тут… тут была… — Он замолчал, собрался. — Я нашел у себя в чемодане змею.
Я обернулась туда, куда он показывал. Чемодан лежал на боку между кроватью и стеной.
— Что за змея? — спросила я.
— Большая. Но она не шевелилась. Я думаю — я почти уверен, что она дохлая.
Ух ты. Он отлично собой владел, если учесть его отношение к безногим рептилиям.
Я подвинулась к чемодану, ногой поставила его ровно.
— Я вижу только вещи. Нужна твоя трость.
Он пошел за ней к комоду, а я спросила:
— Это значит, ты до сегодняшнего утра не открывал чемодан?
— Все, что нужно для вечера, было в сумке. А пижаму, как ты видишь, я не ношу.
На самом деле — как я стараюсь не видеть. Спасибо за внимание.
Я взяла трость левой рукой, потому что в правой была готовая к работе «Скорбь». Концом трости откинула рубашку, пару шелковых боксерских трусов — и вот она. Длинная коричневая гремучая змея, толщиной с детскую руку.
Я потыкала ее — безрезультатно. Змея не свернулась, не затрещала, вообще не шевельнулась.
— Ты прав, она дохлая.
Он кивнул.
— Ты думаешь, она была живая, когда ее подложили мне в чемодан?
— Ну, в общем, да. Наверное, умерла либо от грубого обращения с чемоданом, либо от холода в багажном отсеке самолета.
Он снова кивнул.
— Кто-то не хочет, чтобы мы выполнили задание.
— Потому что тогда этот кто-то окажется на сковородке.
— Или в могиле.
— Давай я уберу змею, пока ты приведешь себя в порядок. Разбираться будем, когда ты оденешься.
Я наклонилась поднять змею, и Вайль заорал:
— Нет!
— Блин!
Впервые на моей памяти он повысил голос, и я чуть из собственной шкуры не выпрыгнула.
— А если она оживет?
— Вайль, с чего бы…
Я посмотрела ему в глаза — и замолчала. Ну да. Может быть, такое предположение и не за пределами возможностей. Раз Вайль желает перестраховаться, я вынула его шпагу из ножен и отрезала голову этой пакости. Куски я сбросила в мусорную корзину, вытащила из нее мешок и направилась к выходу.
— Поговорим, когда я вернусь.
Очень профессионально, подумала я, учитывая тот факт, что нагота Вайля запечатлелась у меня на сетчатке и единственное, чего я сейчас хотела — выбраться из комнаты и посмаковать эту картинку.
Вайль кивнул и направился в душ. И если я украдкой обернулась, выходя, то вряд ли хоть одна женщина с красной кровью меня осудит. А вот чего я не ожидала увидеть — шрамы, исполосовавшие широкие плечи и спину. Я поежилась и подумала, были они им получены до превращения или после. Так и так несладко.
Выбросив змею, я устроилась на диванчике в выстроенном мною уголке для бесед. Вайль вскоре вышел из спальни, и, очевидно, новое расположение мебели не так располагало к разговорам, как я надеялась, — потому что речь внезапно мне изменила.
Когда Вайль заходил в комнату — если только он не переключался в режим маскировки, — мало кто не начинал тут же ощущать его присутствие. Оно было как туман, неслышно проникающий в легкие с каждым вдохом, растекающийся по жилам. Или как резкая перемена давления воздуха, способная подхватить тебя и ударить о стену. Я глядела на него (надеюсь, не остекленевшими глазами), и прыгни сейчас с потолка ниндзя и начни крушить мебель, я бы не заметила.
Вайль двигался с полным ощущением своего тела, как профессиональный спортсмен, и теперь, зная, как это тело выглядит, я глаз отвести не могла. Лектору, рассказывающему об альфа-самцах, очень бы пригодились несколько слайдов Вайля.
— Вайль, я… ты…
Тут я встретилась с ним взглядом и замолчала. Серо-синие штормовые волны гуляли в них, и губы на лице сжались так крепко, что из-под них выступили очертания клыков.
— Что с тобой? — спросила я, и какой-то инстинкт заставил меня взяться за пистолет, лежащий сейчас в наплечной кобуре.
Вайль спустился в гостиную и сел на диван по диагонали от моего. Минуту он сидел, опершись локтями о колени, глядя в пространство.
— Вайль?
— У меня кровь испорчена.
— В смысле?
Он вскочил, стал расхаживать по комнате.
— Кровь, которую я привез с собой для питания. К ней что-то подмешали.
На меня навалилось знакомое тупое непонимание, как бывало, когда учитель математики давал всякие задачи. Мне-то откуда знать, какой поезд первым доберется до Далласа?
— Откуда ты знаешь? — спросила я. Вайль взял с дивана подушку и стал пощипывать ее уголок. Никогда не видела его таким потрясенным, и в мои мысли постепенно начал закрадываться страх. — Вайль, скажи, что ты обнаружил.
Он снова сел, не глядя мне в глаза, рассматривая вместо этого собственные пальцы, теребящие подушку.
— Когда я подошел глотнуть, понял, что что-то тут не так. Понимаешь, когда кровь разогрелась, я почуял в ней нечто такое, чего там быть не должно. Обоняние говорит мне, что от этой примеси я заболею.
— Ты проверил все пакеты?
— Да. Испорчены все.
Сперва бандиты из «Руки Господа». Потом змея. Теперь кровь. Кто же это все делает?
— Ты сохранил хоть один? Надо будет отдать на анализ.
— Да.
Плохо дело. Очень плохо.
— Вайль, у тебя те же мысли, что у меня?
— Конечно. Но змеиный яд и загрязненная кровь не убили бы меня. Просто сделали бы больным.
— В смысле — вывели из строя? Сделали бы уязвимым?
— Вполне возможно.
— Тогда это может быть лишь подготовка к новой атаке.
Я ждала, что Вайль согласится, но он лишь пожал плечами. Подушка в его руках начала рассыпаться, и я поняла, что дело серьезно.
О'кей, Жас, не рассыпайся ты. Ты обученный профи, в конце концов ты найдешь того типа, которого надо устранить, а это и есть твоя работа. Если только не рассыплешься.
— Так что давай соображать, кто это делает, — сказала я больше себе, чем Вайлю. — Не думаю, чтобы Пит. Он слишком легко согласился на наши предложения.
— Все равно еще остается несколько подозреваемых с высоким допуском. — Он покачал головой. — Нас предали.
Судя по голосу, у него имелся некоторый опыт.
— Я тебя правильно вчера поняла: есть свидетельства, что у Раптора в правительстве свой агент?
— Да.
— Что, если это один из сенаторов надзорного комитета? У него были бы все основания не дать нам выполнить задание, раз в результате выполнения обнаружилась бы его связь с Раптором.
И если я права, то мы имеем дело с одним из самых мерзких в мире подонков.
— Говори дальше, — поддержал меня Вайль.
Я пожала плечами.
— Не могу представить себе никого другого, кто знал бы, что мы здесь, имел бы доступ к твоим запасам крови и мог бы знать о твоей фобии насчет змей.
— Я никому никогда о ней не говорил, кроме тебя.
Правда? Ничего себе!
— Нет, но любой, кто читал твои рапорты, мог как-то, ну, между строк прочесть, если у тебя когда-нибудь было задание, связанное со змеями. Я не знаю, я сейчас просто наугад говорю.
— Нет, — сказал он тихо, глядя в стену, будто туда невидимый киноаппарат проецировал страшные воспоминания. — Было одно задание в тысяча девятьсот тридцать девятом. Тот… то отвращение, которое я испытываю, связано с тем делом непосредственным и очевидным образом.
Я ждала. Он ничего не добавил, и я не стала спрашивать, но крепко подумала насчет покопаться в его досье. Оно ведь все еще у Пита на столе?
Перед нами очень неприятная проблема, Вайль.
— На самом деле две.
— Да?
Он опустился на диван, и вид у него был безрадостнее, чем у ракового больного.
— Одна — что меня пытаются убить. Вторая — мне теперь необходимо найти источник свежей крови.
Это я знала. Сидя друг напротив друга, мы думали одно и то же. Никто из нас не хотел говорить это вслух, но деваться было некуда. Начала я:
— Так какие у нас есть варианты?
— Мало какие. — Вайль сделал глубокий вздох, конвульсивно сцепил руки. Никогда не видела его таким взволнованным. — Охотиться я не могу, я… я дал обет. — Он покосился на меня: — Я понимаю, что для тебя это звучит глупо и старомодно…
— Отнюдь нет. Естественно, охота не рассматривается — мы хорошие, а не плохие.
У Вайля дернулись губы.
— Ладно, — поправилась я, — мы идем по тонкой грани между хорошим и дурным. Но не похищаем детей и не взрываем дома, и потому я говорю, что если мы и блуждаем, то по эту сторону добра.
— А значит, налет на банк крови тоже не годится.
— Согласна. — Нет, ну до чего же мы рассудительны, а? Мы, «призраки» из спецслужб, всегда бываем такими, когда альтернативой служит бездумная паника. — Так что мы можем сделать?
— Я могу найти добровольного донора. Вампиры их обычно привлекают. В этих краях я знаю одного, к которому мог бы обратиться.
Так, приятель. Куда это ты шлялся, когда я не смотрела?
— Ты установил контакт? Вот недавно?
Если бы сейчас ему хватало крови, он бы покраснел.
Вайль старался не смотреть мне в глаза и ежился так, будто я его поймала, когда он подкладывал лягушку в ящик учительского стола.
— Я… ну да. — Он выпрямился и посмотрел мне в глаза — наверное, вспомнил, что не должен никому давать отчета, уж тем более мне. — Сейчас я не готов это обсуждать, — сказал он, и взгляд его смягчился. Неужто у меня был такой обиженный вид? — Я тебе потом расскажу, когда будет время.
— Откладываешь до самолета домой?
Он кивнул, чуть приподняв уголки губ.
— Да. Тогда я тебе все объясню без утайки.
Может быть. Слово «все» давало мне возможность задавать вопросы про чертову уйму вещей. Одно, в чем я была уверена: после всех этих покушений на нашу жизнь я как-то не вижу для себя возможности болтаться возле запертой двери, не зная, что там внутри. А что, если этот добровольный донор — как раз элемент второй волны нападений? Я высказала свои тревоги вслух. Вайль сперва не разделял мою точку зрения, но я продолжала настаивать:
— Вайль, будем логичными. Мы с тобой — двое самых законспирированных агентов на земном шаре. И все-таки наш преследователь нашел нас на хайвее, добрался до твоего багажа и испортил запас крови. Это кто-то из тех, кому мы доверяем.
Мы посмотрели друг на друга. Мне не надо было ничего говорить — он сам знал, какие у него остались варианты.
— Я не стану. Не могу…
— Почему?
Он посмотрел на меня долгим взглядом, шевеля желваками на скулах, будто прожевывая те слова, которые должен сказать, размалывая коренными зубами, чтобы убрать острые края.
— Жасмин… — Он запнулся, подумал минуту и начал снова: — Я не знаю, что после этого с нами будет. Ты встанешь на путь, который может привести тебя к вампиризму.
— Нет, если ты не выпьешь меня досуха. И если я не стану пить твою кровь.
— Ты права. Но так как у тебя есть Чувствительность, ты можешь перемениться, и почти наверняка переменишься. — Очевидно, у меня сделался озадаченный вид, потому что он попытался объяснить. — Тот вид… соединения, который ты предлагаешь, — он не односторонний.
— Так что ты имеешь в виду? В оттоке, который пойдет от тебя, будет магия?
Натянутость вокруг глаз Вайля чуть ослабла, и на правой щеке нарисовалась ямочка.
— Можно и так сказать.
— Что может со мной случиться?
Вайль откинулся на спинку дивана, я села рядом.
— Никогда не делал такого с обладателем Чувствительности, так что предсказать не берусь.
— Может получиться так, что я смогу летать? — спросила я.
Он встрепенулся:
— Что?
Мне стало слегка неловко, но я решила, что время щадить собственное самолюбие для меня давно миновало.
— Я всегда хотела летать, — созналась я застенчиво, — как Супермен, только без этой смешной одежды.
— Это не…
— А суперменская сила? Чтобы если я кого-нибудь швырну, летел через всю комнату?
— Это дело серьезное! — Вайль впился в меня взглядом. Два обсидиановых камня были готовы похоронить меня под мощной лавиной, и это меня возмутило. Я этому типу предлагаю спасти жизнь, если смотреть в корень, а он в ответ только угрожает мне своими метафорическими булыжниками. — Ты просто не понимаешь, Жасмин. Мы двое соединим свои сущности на очень глубинном уровне. Я лично не берусь предсказать исход. Даже риск оценить невозможно!
Больше всего на свете мне хотелось взять его за грудки и потрясти так, чтобы зубы застучали, но я передумала, трезво оценив последствия.
— Вайль, а ну успокойся! Черт побери, ты становишься очень раздражительным, когда голоден!
Это до него дошло. Он опустил голову на руки.
— Ты сумасшедшая, ты это понимаешь?
Ой-ой.
— Я просто смотрю на вещи реально. Я не исключала вариант, что мне придется подставить тебе горло. Как раз эту возможность мы обсуждали с Питом. Что до опасности и риска, то как раз за это Пит мне платит. И мы с тобой оба понимаем, что за свои деньги он хочет получить нормальную работу.
— Жасмин, я не могу!
— Почему?
— Потому что ты не пища!
Я уставилась на него, а потом у меня морда стала расползаться, и я ничего не могла сделать.
— Вайль… — я попыталась как-то собраться, — я не прошу тебя меня есть.
У него отвисла челюсть, а я расхохоталась. В конце концов он тоже засмеялся, сперва неуверенно, но мы уже знали, что все у нас будет нормально. Совладав наконец со своим идиотским чувством юмора, я сказала:
— Это всего лишь временное решение, пока не придумаем чего-нибудь получше. Годится?
Когда он вздохнул, а плечи у него опустились в знак капитуляции, я поняла, что победила. Вайль еще секунду помедлил:
— Я возьму немного, — заверил он меня. — Только сколько мне нужно и ни капли больше.
Не больше, не больше, не больше.
Я вздохнула, ощутив, как окутывает меня его мощь, теплая и уютная, будто старый плед. Шероховатые пальцы зацепили шею, когда он отодвинул мне волосы в сторону. Губы коснулись мочки уха, сдвинулись к горлу, Вайль только трогал меня губами, поглаживая кончиками клыков, и что-то возникло между нами новое, некая сила, она пузырилась и щекотала, как круто газированная вода. Я слышала собственное прерывистое дыхание.
— Вайль, я…
— Да, — сказал он голосом, хриплым от желания. Желал он меня? Или моей крови? Не знаю, была ли в этот момент разница. Я хотела глубже погрузиться в это новое вдохновение, но лобные доли моего мозга решили в этот момент отключиться полностью, и даже укол зубов, пробивших мне кожу, не пробудил их.
Воздух дрожал, насыщенный мощью, магией, голова от нее гудела. Пятна света плясали по стенам, проникая сквозь мои полуприкрытые веки. Сразу после этого наступила темнота, но я даже не знала, что она охватила меня, пока не ощутила, что лежу на диване, закинув ногу через подлокотник. Вайль сидел напротив и смотрел на меня так, будто я вдруг стала двухголовой.
Сесть я смогла не без усилий. Ощущение стянутости на шее заставило меня поднять руку. Нащупав марлевый тампон, я опустила руку обратно на колени.
— Что случилось? — спросила я, стараясь не заплакать. Не знаю, что меня больше расстроило: что я потеряла сознание или что пропустила переживание, обещавшее быть незабываемым. — Я что-то сделала не так? Сказала что-то, чего говорить не надо было?
Что вообще, черт возьми, сейчас было?
Вайль покачал головой:
— Ты все сделала идеально. Лучше лучшего. Я никогда… никогда у меня такого еще не было.
— У меня тоже. — Мы улыбнулись друг другу. Тугой узел страха, завязывавшийся у меня в груди при каждой потере сознания, сразу ослабел. Вайль не знает, моя тайна не раскрыта. Теперь, имея возможность отвлечься, я поняла, что некоторые последствия от пережитого остались. — Хотя я малость все же окосела.
Он сел ровнее, прищурившись в тревоге обо мне.
— Что это значит?
— Ну, вроде как пьяная. Только не пьяная.
Я подумала, что сейчас Вайль сядет рядом со мной и немножко похлопочет, но он сидел как истукан — как уличный артист, изображающий истукана, только серой телесной краски достать не смог. Наконец он прошептал:
— Я знаю.
— Что знаешь?
— Ты как целый спектр, который вот только что стал мне видимым. Я… я слышу, как бьется твое сердце. Ощущаю твои голодные спазмы. Знаю, что ты испугана. И еще ты переживаешь восторг, усталость, тревогу и… — голос его резко сел, — …возбуждение.
— О нет! — выдохнула я. — Нет, нет, нет… — Прикусив губу, я этой струйкой крови заставила себя прекратить повторение. Вайль сдержал слово — крови он мне оставил достаточно. Она закапала на подбородок, и я попыталась встать, но поторопилась и потеряла равновесие. Вайль подхватил меня, не дав хлопнуться на пол. Как только я смогла стоять, я тут же буркнула ему:
— Убери!
Он убрал руки.
— Нет, ты свои ощущения — или что там у тебя — убери. Ты должен был дать мне сверхспособности. Научить меня летать. А не таскаться по моим мыслям, как лесоруб по джунглям!
— Жасмин, это же совсем не то! Не надо паниковать.
— Я вовсе не паникую! — На самом деле я паниковала, и это было никак не скрыть. — Я не хочу, чтобы ты лазил мне в голову, — сказала я, стараясь говорить как можно рассудительней, хотя на самом деле мне хотелось уткнуться лицом в подушку и заорать. — Это слишком интимно, слишком страшно. Я не готова!..
Поймав себя на том, что ору, я зажала рот рукой.
— Я тебя предупреждал. Я говорил…
Я подняла руку, чтобы он замолчал, пытаясь при этом подавить океанических масштабов страх.
— Я не могу, чтобы ты вот так меня изучал. Есть вещи, которых ты не знаешь. Которых я не могу объяснить. — Я замолчала, сделала глубокий вдох, чтобы заставить себя замолчать, пока он и вправду не узнал моей тайны.
У него губы чуть дернулись.
— Ты и в самом деле такая плохая?
— Ну… нет. Просто не такая хорошая.
— Может быть, именно поэтому ты мне так интересна.
— Ха!
Это был самый остроумный ответ, на который я оказалась способна.
Вайль кивнул в сторону дивана, побуждая меня сбросить обороты.
— Жасмин, перемена началась. Нельзя допустить, чтобы она тебя разрушила.
Я опустилась на диван, он сел рядом.
— Да, нельзя, — сказала я.
Нельзя, нельзя, нельзя, нельзя…
— Так что прошу тебя, успокойся. Я обещаю тебе, что не буду тебя зондировать. Не буду вторгаться. Твои мысли, твои воспоминания — по-прежнему твои.
— О'кей.
Сделав глубокий вдох, я откинулась на спинку. Он чуть повернулся ко мне, и глаза его излучали эмоции, которые мне никак было не определить. Тем более в таком состоянии, как сейчас.
— Я уже давно подумывал сделать одну вещь, — сказал он, — но наше соединение убедило меня окончательно. Ты должна взять вот это.
Он вытащил из-под рубашки золотую цепь, расстегнул ее, снял висевшее на ней кольцо, протянул мне, и я уставилась на его ладонь. Это кольцо было лентой, сплетенной из затейливо завязанных золотых узлов, и в центре каждого поблескивал безупречный маленький рубин. Мастерская работа придавала кольцу вид магического артефакта — что-то вроде залога любви, оставленного на дне Озера Снов какой-нибудь нимфой с разбитым сердцем.
— Ух ты!
Я тронула кольцо так осторожно, будто оно было стеклянным.
— Тебе нравится? — Вайль надел его мне на палец. Хотя палец был на правой руке, ощущение было тревожное — будто мы только что заключили какой-то не-совсем-брак.
— Оно великолепно, — сказала я, отставив руку, чтобы рассмотреть получше. Потом опустила ее на колени, вспомнив. — Но я не могу его взять.
— Что такое?
— Это слишком много, Вайль. Слишком дорогое, слишком красивое. Слишком личное. И вообще Пит меня убьет. Помнишь, как он говорил, что нельзя принимать подарки?
— От клиентов, а не друг от друга. Жасмин! — Досада, скрытая в нахмуренных бровях, чуть-чуть проникла и в интонации. — Ну почему тебе обязательно нужно, чтобы все было так трудно?
Первым побуждением было возразить, но для того не было оснований. Вайль сделал восхитительный жест — неужто я должна плюнуть ему в руку?
— Тут просто… ну, я не понимаю, почему ты мне решил его подарить, когда — ну, ты прав, со мной сплошной геморрой.
— Потому что это больше чем подарок. На тебе кольцо, которое сделал отец моего отца в день, когда я родился. Оно называется Кирилай — это слово означает «страж». Моя мать, умирая от родов, когда я появился на свет, провидела мою смерть. Она знала, что смерть будет насильственная, и знала, что моя душа подвергнется опасности. Кирилай содержит все древние силы, которые сумели призвать мои родные. Пока он существует на свете, я могу потерять жизнь, но не потеряю душу.
Черт побери, я слыхала предания о подобных артефактах, но чтобы вот такой был у меня на руке? Если честно, меня даже замутило слегка.
— И за каким же дьяволом ты даришь мне такую драгоценность?
Если бы я знала его много лет, может быть, я смогла бы прочесть ответ в этих янтарных глазах. Наверное, он целую минуту пытался ими сказать мне то, что слова не выразят. Однако слишком много между нами было незнания, чтобы я смогла перевести. Это я так себе сказала. Может быть, потому, что была слишком напугана, чтобы позволить себе понять. Наконец он сказал:
— Я дарю тебе Кирилай, потому что тебя это кольцо тоже защитит. И еще потому, что заметил в тебе ту же силу, что вложена в это кольцо. И ты, и оно — вы оба должны быть со мной.
Пусть это было вопросом двухлетнего ребенка, но я не могла не повторить:
— Но почему?
Что хорошо — что терпение Вайля в отличие от моего не похоже на зажженный фитиль. Он только сцепил пальцы на коленях.
— Ты и Кирилай мне напоминаете, что я, пусть больше уже не человек, все равно не лучше человека.
— И это все? Мы тебе внушаем смирение?
— Подумай, что будет, если обладатель моих сил вдруг решит, что его идеи, его планы, его раса выше всех прочих.
— Наполеон, — прошептала я. — Гитлер. Хусейн.
Вайль печально и торжественно наклонил голову.
— Охраняя мою душу, ты защищаешь мир. И вот по этой причине мне нужно, чтобы ты была моей помощницей.
Бабах! Наконец-то объяснение нашей связки, имеющее хоть какой-то смысл. И притом такое, которое подняло оценку Вайля в моих глазах настолько, что я с радостью закрыла бы его своим телом от выстрела, хоть ему это и не нужно. Я даже лучше поняла Альберта, хотя удобнее было бы не понимать и дальше. Но не получится считать его бездушным орудием, если есть люди, готовые отдать за него жизнь.
— Я хотел бы спросить у тебя одну вещь, — сказал Вайль.
— Какую?
— Почему ты снова переставила мебель?
— Ну, хотела потренироваться, и… почему «снова»?
— Помнишь Эфиопию? Германию? Гонконг?
— Да. И что?
— Ты переставляла мебель в любой квартире, отеле или бунгало, где мы останавливались. И всегда одинаково. Я просто заинтересовался зачем.
— А! — Я тихо засмеялась, давая мозгам приятный отдых. — Да просто всегда так было, когда я росла. Где бы мы ни жили, мама расставляла мебель именно так, чтобы чувствовать себя дома.
Чертовски тонкое объяснение, должна сказать, и такое естественное, что Вайль его проглотил, не жуя.
— Мне просто было интересно.
— Давай все же с кем-нибудь подеремся, — предложила я, полагая, что мне от этого точно станет лучше. — У меня такое чувство, что я могу запустить злодея через всю комнату.
— И внезапно у нас оказался такой большой выбор злодеев. — Вайль задумался на миг, давая мне время расставить мысли по порядку. Как и с мебелью, смысла это не имело, но позволило восстановить утраченный было самоконтроль. — Идеи есть? — спросил он.
— Сразу вспоминается Ассан.
— Разумеется, прекратить существование Ассана было бы приятно. Но для нас он сейчас более ценен таким, как он есть: беспечный и непобитый. Прежде всего нам нужно выяснить, где они с Айдином хранят вирус.
— И как они его делают, — добавила я. — Ты думаешь, они хранят документацию у Ассана?
— Это возможно. Хотя создатель скорее всего Айдин. И нам нужно также выяснить, где он живет.
— Лучше всего было бы иметь источник в их окружении, — сказала я задумчиво. — Но к слугам Ассана не подобраться.
— А к родственникам?
— Ты имеешь в виду жену? — Мы понимающе переглянулись. — Ревнивую жену, которая наняла частного сыщика?
Мы оба кивнули. Поскольку силовую операцию мы официально отложили, я пошла через всю гостиную к лиловато-розовому креслу, рядом с которым стояла тумбочка с телефоном и ящиком для телефонной книги, а также лампочкой, чтобы эту книгу читать.
Почти все мужчины, с которыми я сталкивалась по работе, ни для каких «нормальных отношений» не годились и к ним не рвались. Если честно, эти мужчины были бы не против меня убить. Поэтому, когда я нашла телефон Коула справочнике, меня вдруг пробило на хихиканье, но очень недолгое. Ну да, я встретила нормального парня — подумаешь, событие. Сама-то я от этого ни на цент нормальнее не стала.
Он снял трубку с первого звонка:
— Коул Бимонт.
— Коул, это Люсиль Робинсон. Мы виделись…
— Вчера ночью!
— Ты запомнил?
— Шутишь? Я весь день себя пинал, что не взял твой телефон.
В разговоре наступила пауза — мы оба вспомнили тот поцелуй.
— Коул, у меня тут проблема, в которой я надеюсь на твою помощь.
Я заговорила с деловыми интонациями, потому что Вайль стоял в трех футах от меня, и я совершенно искренне не хотела вводить Коула в дальнейшее заблуждение.
— Всегда рад.
— А, гм, ты не хочешь сперва узнать, в чем она состоит?
— Не важно. Вчера ты спасла мою шкуру. И губы у меня еще гудят. В данный момент я готов сделать все, что ты попросишь.
Ой! Что же это я такое спустила с цепи? Я хотела сказать так: «Коул, мои вчерашние действия не следует понимать так, будто я ищу отношений с тобой. Я не могла бы их поддерживать в силу того факта, что не хочу этого. Кроме того, я практически всегда в разъездах, а начальник у меня вампир, которого я нахожу волнующе восхитительным. Подобные жизненные обстоятельства лишают меня возможности завести даже кошку, не то что бой-френда».
Но Коул мне нужен, чтобы добыть информацию, а это значит, что я должна еще какое-то время поддерживать в нем интерес. О черт!
— Могли бы мы с моим партнером где-либо с тобой встретиться этак через час?
— С партнером?
— Это было бы очень трудно объяснить по телефону.
— О'кей. Ресторан «Умберто» подойдет? Там можно поговорить без публики, а кормят отлично.
— Подойдет.
Коул рассказал мне, как проехать, и мы дали отбой. Я посмотрела на Вайля:
— Этот вопрос решен.
— Отлично. И?
— Что «и»?
— Я знаю, что ты хотела еще что-то сказать.
Я кивнула:
— Ага. Иногда я ненавижу свою работу.