«Быть может, самым ужасным моментом познания является то, когда ты понимаешь, что твой отец — обычный человек из плоти и крови».
Герцог сказал:
— Пол, то, что я думаю, ужасно, но я должен это сделать.
Он стоял возле портативного адоскупера, принесенного в конференц-зал к их завтраку. Чувствительная рука прибора мягко повисла над столом, напоминая Полу некое таинственное, ныне вымершее животное.
Внимание Герцога было направлено на окна, выходившие на посадочное поле и клубы пыли за ним на фоне утреннего неба. Перед Полом стоял аппарат с фильмом о религиозных обрядах Свободных. Он был составлен одним из экспертов Хавата, и Пол обнаружил, что воспоминание о фильме волнует его воображение! Лизан ал-Гаиб!
Он мог закрыть глаза и вспомнить крики толпы. Так вот, на что они надеются, подумал он. И он вспомнил, что сказала старая Преподобная Мать: «Квизац Хадерах». Воспоминания вызвали в нем чувства, связанные с ужасной целью затенить этот страшный мир, наполненный непонятной ему враждебностью.
— Отвратительно, — сказал Герцог.
— О чем вы говорите, сэр?
Лето повернулся к своему сыну и посмотрел на него.
— О том, что Харконнены думают, будто смогут обмануть меня, посеять недоверие к твоей матери. Они не знают, что скорее я не буду доверять себе.
— Я не понимаю, сэр.
Лето опять повернулся к окну. Белое солнце находилось на том самом месте, где ему было, положено находиться по утрам.
Медленно, говоря тихо, чтобы не выдать свой гнев, Герцог рассказал Полу о таинственной записке.
— Вы бы могли и меня ввести в заблуждение, — сказал Пол.
— Они должны думать, что им это удалось, — сказал Герцог. — Они должны считать, что я настолько глуп. Все должно быть естественным. Даже твоя мать не должна знать об этой хитрости.
— Но, сэр, почему?
— Ответом твоей матери не должно быть действие. О, она способна на высший акт, но на карту поставлено слишком многое. Я надеюсь выкурить предателя из его норы. Пусть они считают, что им удалось обмануть меня.
— Почему вы говорите мне об этом? Может быть, я выдам все это.
— В данном случае, за тобой следить не будут, — сказал Герцог. — Ты будешь хранить секрет. Ты должен: — Он подошел к окну и проговорил, не оглядываясь: — Но если со мной что-то случится, ты можешь рассказать ей правду — что я никогда в ней не сомневался. Я хочу, чтобы она это знала.
Пол поняв, что отец говорит о смерти, быстро проговорил:
— С вами ничего не должно случиться, сэр. Это…
— Помолчи, сын.
Пол смотрел на отца и видел усталость в повороте его шеи, в сутулости плеч, замедленности движений.
— Вы просто устали, отец.
— Да, я устал, — согласился Герцог. — Я морально устал. Меланхолический процесс упадка Великих Домов захватил, наконец, и меня. А когда-то мы были очень сильны.
Пол быстро и сердито проговорил:
— Упадок не коснулся нашего Дома!
— Разве?
Герцог повернулся, посмотрел на лицо сына и тот увидел темные круги под глазами и циничную усмешку, искривившую его губы.
— Мне следовало бы обвенчаться с твоей матерью, сделать ее Герцогиней. Но… мое холостяцкое положение оставляло надежду некоторым Домам, что через их дочерей возможен союз с нами. — Он пожал плечами. — Так что я…
Мать объясняла мне это.
— Ничто не приносит предводителю большего расположения, чем бравада, — сказал Герцог, — и я вынужден был напускать на себя этот вид.
— Ты хорошо руководишь, запротестовал Пол. — Ты хороший руководитель. Люди охотно следуют за тобой и любят тебя.
— Мои отряды пропаганды — одни из лучших, — сказал Герцог. Он опять отвернулся к окну. — Здесь, на Арраки, у нас есть большие возможности, чем может предполагать Империя. И я все иногда думаю, что для нас было бы лучше, если бы мы ушли от этого, отступили. Иногда я желаю, чтобы мы безвестно растворились среди этих людей, могли стать менее выставленными на показ.
— Отец!
— Да, я устал, — сказал Герцог. — Тебе известно, что мы используем остаток спайса в качестве сырья и имеем уже собственную фабрику по производству пленки?
— Что, сэр?
— Мы не можем оставаться без пленки, — сказал Герцог. — Кроме этого, как мы бы смогли снабдить информацией периферию? Люди должны знать, как я хорошо ими правлю. Как они об этом узнают, если мы сами об этом не скажем?
— Вам нужно отдохнуть, — сказал Пол.
И снова Герцог посмотрел в лицо своему сыну.
— У Арраки есть еще одно преимущество, о котором я почти забыл упомянуть. Спайс здесь везде. Им дышишь, его ешь, он почти во всем. И я нахожу, что это создает некоторый иммунитет против самых распространенных ядов. А необходимость следить за каждой каплей воды ставит все производство под строжайший контроль. Мы не можем уничтожить большую часть населения, и мы также не можем подвергнуться такого рода нападению. Арраки делает нас безупречными в моральном и этическом отношениях.
Пол начал было говорить, но Герцог прервал его, сказав:
— Мне необходим был кто-то, кому я мог бы все высказать, сын. — Он вздохнул, снова посмотрел на сухой ландшафт, с которого теперь исчезли даже цветы, затоптанные сборщиками росы и увянувшие под ранним солнцем.
— На Келадане мы правили, опираясь на мощь моря и воздуха, — сказал Герцог. — Здесь мы должны использовать мощь пустыни. Это то, что ты получишь в наследство, Пол. Что станет с тобой, если что-то случится со мной? Твой Дом не будет больше в упадке, он станет бегущим и преследуемым.
Пол глотнул, подбирая слова, и не мог найти ни одного. Он никогда не видел своего отца настолько упавшим духом.
— При попытке удержать Арраки, — сказал Герцог, — неизбежно встает вопрос, решением которого является самоуважение. — Он указал в окно на знамена Атридесов, безжизненно свисающие с флагштоков, установленных по краям посадочного поля. — Эти честные знамена могут означать массу дьявольских вещей.
Пол глотнул пересохшим горлом. За словами отца пряталась бесполезность, чувство фатализма, от которых в груди мальчика возникла пустота.
Герцог достал из кармана таблетку от усталости, проглотил ее, не запивая.
— Власть и страх, — сказал он, — вот инструменты управления государством. Я должен приказать, чтобы тебя усиленно обучали искусству ведения партизанской войны. Этот фильм, в случае крайней необходимости, мог бы помочь тебе.
Пол, не отрываясь, смотрел на отца, видя, как по мере действия таблетки расправляются его плечи, но помня при этом слова, полные страха и сомнения.
— Что-то задерживает эколога, — пробормотал Герцог. — Я велел Зуфиру привести его как можно скорее.