Дюна

* * *

Пол наблюдал за тем, как его отец входит, заметил охрану, занявшую посты у двери.

Герцог был высоким, с оливковой кожей. На его тонком лице теплыми были только серые глаза. На нем была черная форма с красными геральдическими ястребиными клювами на груди. Его тонкую талию опоясывал серебряный защитный пояс, почерневший от долгого пользования. Он спросил:

— Тяжело работать, сын?

Он подошел к столу, посмотрел на разложенные на нем бумаги, обвел взглядом комнату и снова посмотрел на Пола. Он чувствовал себя усталым и наполненным болью, но не показы вал этого. «Я должен использовать любую возможность и отдохнуть во время перелета на Арраки», — подумал он. Там отдыха уже не будет.

— Не слишком тяжело, — ответил Пол. — Все так… — Он пожал плечами.

— Да. Итак, мы завтра улетаем. Я буду рад, когда мы устроимся в нашем новом доме и все неприятности останутся позади.

Пол кивнул, внезапно вспомнив слова Преподобной Матери: «Для твоего отца… ничего».

— Отец, — сказал Пол, — неужели Арраки так опасна, как о ней говорят?

Герцог вынудил себя к обычному жесту и, улыбаясь, присел на край стола. Целые фразы пронеслись в его мыслях — те слова, которыми он мог бы рассеять хандру в своих людях накануне битвы. Но все эти фразы стерлись прежде, чем он смог их произнести, подавленные одной единственной мыслью: «Это мой сын».

— Она будет опасна, — согласился он.

— Хават говорит, что у нас есть план насчет Свободных, — Сказал Пол. И он удивился про себя: «Почему я не говорю ему о том, что сказала старуха? Как ей удалось заставить меня замолчать?»

Герцог увидел уныние своего сына и сказал:

— Хават, как всегда, видит главную возможность. Но есть имного других. Я вижу еще одну в СНОАМе. Отдавая мне Арраки, Его Величество вынужден отдать нам директорство в СНОАМе. Это трудное звено.

— СНОАМ контролирует пространство, — сказал Пол.

— И Арраки с его пространством — наша дорога в СНОАМ, — сказал Герцог.

— Преподобная Мать предупреждала тебя? — выпалил вдруг Пол. Он сжал пальцы в кулаки и почувствовал, как его ладони сделались влажными от пота. Чтобы задать этот вопрос, ему пришлось сделать огромное усилие.

— Хават сказал мне, что она напугала тебя своими предостережениями об Арраки, — сказал Герцог. — Не позволяй страхам воздействовать на свой ум. Ни одна женщина не захочет, чтобы ее любовь подвергалась опасности. За этими предупреждениями видна рука твоей матери. Прими это как знак ее любви к нам.

— Она же знает о Свободных?

— Да, и о многом другом.

— О чем?

Герцог подумал: «Правда может быть хуже собственных представлений, но даже опасные факты ценны, если ты, в силу своего обучения, умеешь с ними обращаться. Это как раз то, чему мой сын должен научиться во что бы то ни стало — умению обращаться с опасными фактами. Он выучится, он ведь так юн».

— Кое-что избежало хватки СНОАМа, — сказал Герцог. — Лес, ослы, лошади, китовый ус — самое прозаическое и самое экзотическое. Даже наш бедный рис панди с Келадана. Все, что перенесет Союз, создает ловкость Иказа. Но все тускнеет перед меланжем. За пригоршню спайса можно купить дом на Тупиле. Он не может быть произведен, он может быть добыт на Арраки. Он — уникален и имеет истинные гериатрические свойства.

— И теперь он будет под нашим контролем?

— До определенного предела. Необходимо считаться со всеми Домами, которые зависят от прибылей СНОАМа. И подумай о том, насколько размеры этих прибылей зависят от спайса — простого продукта. Представь себе, что бы случилось, если бы нечто понизило его добычу.

— Тот, у кого оказались бы запасы меланжа, стал бы хозяином положения. Остальные остались бы в дураках.

Герцог позволил себе удовлетворенно усмехнуться, глядя на сына и думая о том, насколько проникающей и по-настоящему тонкой является наблюдательность, которой тот обладал. Он кивнул.

— Харконнены были владельцами запасов в течение более двадцати лет.

— Они хотят, чтобы производство спайса сократилось, и ты был бы посрамлен.

— Они надеются на то, что имя Атридесов станет непопулярным, — сказал Герцог. — Подумай о Домах Ландсраада, которые смотрят на меня в некоторой степени, как на родителей — на их неофициального представителя. Подумай, какова была бы их реакция, если бы я стал ответствен за серьезное понижение их доходов. В конце концов, прежде всего — собственная выгода. К черту Великую Конвенцию! Нельзя позволять, чтобы кто-то доводил тебя до нищеты! — Жесткая усмешка тронула губы Герцога. — Они будут заниматься своей выгодой в любом случае, что бы со мной ни случилось.

— Даже если бы мы подверглись нападению с атомным оружием?

— Ничего нельзя исключать. Открытого неповиновения конгрессу не будет. Но всего остального надо ожидать… возможно даже распыления или отравления почвы.

— Тогда зачем же мы во все это влезли?

— Пол! — Герцог, нахмурившись, посмотрел на сына. — Знать, где находится ловушка — первый шаг к ее избежанию. Это похоже на обычную битву, сын, только на более высоком уровне — маневр внутри маневра… и так, по-видимому, без конца. Задача в том, чтобы распутать этот клубок. Зная, что у Харконненов имеется запас меланжа, мы задаем другой вопрос: у кого еще есть запас? Это и будет списком наших врагов.

— У кого?

— У некоторых Домов, которые мы считаем недружественными, и у некоторых, которые считаем дружественными. В настоящий момент следует рассматривать их как нечто важное, потому что еще есть одно лицо, куда более важное: наш возлюбленный падишах-император.

Пол попытался увлажнить внезапно пересохшее горло.

— Разве мы не можем созвать Ландсраад и раскрыть…

— И дать нашим врагам знать, что нам известно, кто наши друзья? Да, Пол, теперь мы видим нож. Кто знает, куда он будет направлен следующим шагом? Если мы начнем раньше Ландсраада, это лишь создаст огромные беспорядки. Император будет все отрицать. Кто может ему противоречить? Все, что мы можем выиграть — это немного времени, пока будут продолжаться эти рискованные беспорядки. И откуда пойдет следующий удар?

— Все Дома могли бы начать собирать спайс.

— У наших врагов слишком длинная рука, чтобы можно было их победить.

— Император, — сказал Пол, — это значит сардукары.

— Без сомнения переодетые в форму Харконненов, — сказал Герцог.

— Нам могут помочь Свободные против сардукаров?

— Хватит говорить о Салузе II.

— Тюремной планете Императора?

— А что если планет-тюрем будет больше, чем одна? Вот вопрос о сардукарах, Пол. Откуда они берутся?

— Из планеты-тюрьмы?

— Они откуда-то появляются.

— Но наборы рекрутов, которые Император требует от…

— Это как раз то, во что мы должны верить: они всего лишь великолепно обученные молодые рекруты. Ты слишком слушаешь болтовню об императорских учебных кадрах, но баланс нашей цивилизации остается тем же: военные силы Великого Дома Ландсраада, с одной стороны, и сардукары с поддерживающими их рекрутами — с другой. Сардукары остаются сардукарами.

— Но любое сообщение о Салузе II утверждает, что там ад?

— Несомненно. Но если ты хочешь вырасти жестоким, сильным мужчиной, то условия подходят.

— Как же можно пробить лояльность подобных людей?

— Есть проверенные пути: на определенном знании их превосходства, мистическая тайна завета, мысли о разделенном страдании. Это можно сделать. Это делалось много раз и во многих мирах.

Пол кивнул, не отводя взгляда от отцовского лица. Он чувствовал близость откровения.

— Подумай об Арраки, — сказал Герцог. — Внешние города и гарнизонные деревни такие же ужасные места, как и Салуза II.

Глаза Пола широко раскрылись.

— Свободные!

— В потенции мы имеем там такие же сильные и свирепые отряды, как сардукары. Конечно понадобится терпение на их тщательное обучение и богатство на экипировку. Но Свободные там… и сокровища спайса тоже там. Теперь ты понимаешь, почему мы летим на Арраки, зная о ловушке?

— Разве Харконнены не знают о Свободных?

— Харконнены презирают Свободных, охотясь на них ради развлечения, никогда не пытались их посчитать. Нам известно обращение Харконненов с планетным населением, надежд на его поддержку так мало, как только можно. — Металлическая нить из ястребиного клюва на груди отца сверкнула, когда Герцог переменил положение. — Тебе понятно?

— Нам надо немедленно начать переговоры со Свободными, — сказал Пол.

— Я послал делегацию, возглавляемую Дунканом Айдахо, — сказал отец, — Дункан человек грубый и беспомощный, но обожающий правду. Я думаю, что Свободные его полюбят. Если нам повезет, они начнут судить нас по нем.

— Да, Дункан — честь, — сказал Пол. — А Гурни — доблесть.

— Ты хорошо их назвал, — сказал Герцог.

А Пол подумал: «Гурни один из тех, кого Преподобная Мать назвала так…»

— Гурни сказал мне, что ты хорошо сегодня дрался, — сказал Герцог.

— Это не то, что он сказал мне.

Герцог громко рассмеялся.

— А я уже решил, что Гурни разбрасывается фразами. Он сказал, что ты обладаешь приличными знаниями. Это его собственные слова — о разнице клинка и его острием.

— Гурни сказал, что в убийстве острием нет фанатизма, что нужно убивать лезвием.

— Гурни романтик, — проворчал Герцог. Этот разговор об убийстве, направленный его сыном, внезапно встревожил его. — Я бы предпочел, чтобы тебе никогда не пришлось убивать. Но если в этом возникнет необходимость, ты это сделаешь так, как сможешь: острием или лезвием. — Он посмотрел на небо, с которого капал дождь.

Видя взгляд отца, Пол подумал об этом, так как на Арраки никогда не видели этого. Эти мысли обратили его ум на другое.

— Корабли Союза действительно велики? — спросил он.

— Да, велики. Мы полетим на хайлайнере, потому что это долгий перелет. Все наши агрегаты и транспорт поместятся в утробе его трюма — они будут лишь малой частью судовой декларации грузов.

— А мы не можем оставить фрегаты?

— Это часть суммы, которую ты платишь за свою безопасность и безопасность Союза. Корабли Харконненов могут появится совсем рядом и нам нечем будет от них отбиться.

— Я буду наблюдать за всеми и попытаюсь увидеть человека Союза.

— Тебе это не удастся. Даже их агентам не удается увидеть человека Союза. Союз очень ревностно относится к поддержанию тайны, как к своей монополии. Не делай ничего такого, что может подвергнуть опасности наши торговые привилегии, Пол.

— Ты думаешь, что они скрываются потому, что изменились… и не выглядят больше людьми?

— Кто знает? — Герцог пожал плечами. — Это тайна, которую мы вряд ли разгадаем. У нас есть более насущные проблемы, и среди них — ты.

— Я?

— Твоя мать хочет, чтобы именно я сказал об этом тебе, сын. Видишь ли, в тебе могут скрываться способности Ментата.

Несколько мгновений Пол пристально смотрел на отца, неспособный говорить, потом произнес:

— Ментата! Я? Но я…

— Хават согласен, сын. Это правда.

— Но я думал, что обучение Ментата должно начинаться с младенческих лет, и об этом нельзя говорить, потому что может произойти ранее… — Он оборвал себя.

— Понимаю, — сказал Пол.

— Приходит день, — сказал Герцог, — когда потенциальный ментат должен узнать, что делается. Он не должен больше оставаться пассивным. Ментат должен сделать вывод: продолжать ему обучение или прекратить его. Некоторые могут продолжать, некоторые к этому неспособны. Только потенциальный Ментат может решить это для себя.

Пол вытер подбородок. Все специальные виды обучения, полученные им от Хавата и матери, контроль и острота чувствительности, изучение языков и нюансов голосов — это все стало пониматься им по-новому.

— Со временем ты станешь Герцогом, сын, — сказал ему отец. — Герцог Ментат — это было бы великолепно. Ты можешь решить сейчас или тебе понадобится время?

В ответе не было колебаний.

— Я буду продолжать обучение.

— Поистине великолепно, — пробормотал Герцог, и Пол увидел гордую улыбку на губах отца. Эта улыбка поразила Пола: она придала тонким чертам лица Герцога мертвый вид, сделав его лицо похожим на череп.

Полузакрыв глаза, он чувствовал в себе пробуждение ужасной цели. Возможно, быть Ментатом и есть ужасная цель, подумал он. Но ранее, когда он сфокусировался на этом, его новые знания отрицали эту мысль.