Люди народа должны думать, что правитель – сверхчеловек, в противном случае обязаны ли они ему подчиняться? Сверх того, вождь должен быть волшебником, дающим своему народу хлеб и зрелища, коих он домогается.
Несколько недель, отведенных на подготовку к временному пребыванию на Иксе, пролетели как в тумане. Лето старался изо всех сил запечатлеть в памяти картины родной планеты, чтобы ее милые образы сохранились в душе в течение года разлуки. Ему будет не хватать влажного, пропитанного морской солью воздуха Каладана, его утренних часов, когда над морем повисала туманная дымка. Он будет скучать и по грозовым дождям с их упоительной музыкой грохочущего грома. Как может окоченевшая в плену своих машин планета сравниться с таким раем?
Из всех дворцов и вилл самым лучшим местом для Лето можно было считать Замок Каладана, высившийся на высоком утесе, выступавшем далеко в море. Именно там ощущал себя как дома юный отпрыск Атрейдесов. Когда настанет день и он наденет на палец перстень – знак власти Атрейдесов, он станет двадцать третьим герцогом Атрейдес, восседающим на троне каладанского замка.
Его мать, Елена, хлопотала над ним, как заботливая опекунша, видя во многих совершенно обыденных вещах недобрые предзнаменования и заставляя юношу по нескольку раз перечитывать одни и те же места из Оранжевой Католической Библии. Она была страшно расстроена тем, что теряет сына на целый год, но она не решалась противоречить приказам герцога, во всяком случае, во всеуслышание. На лице матери застыло озабоченное выражение, и больше всего ее лишало покоя то обстоятельство, что Пауль, отец юноши и ее супруг, выбрал для учебы сына именно Икс.
– Это гноящаяся язва, гнилое пристанище подозрительных технологий, – сказала она как-то сыну, когда их не мог слышать герцог.
– Может быть, это просто твоя реакция на то, что Икс является главным противником Дома Ришезов, мама? – спросил Лето.
– Думаю, что нет! – Ее длинные пальцы, ловко прикреплявшие элегантный воротник на рубашку сына, на мгновение застыли. – Дом Ришезов во всем полагается на старые испытанные технологии, мы не выходим за рамки предписанного. Никто не может упрекнуть Дом Ришезов. Мы привержены ограничениям, которые наложил на нашу жизнь Джихад.
Она посмотрела на сына. Ее жесткие глаза смягчились и наполнились слезами. Она погладила сына по плечу. Недавно он стал быстро расти и теперь почти сравнялся ростом с матерью.
– Лето, Лето, я не хочу, чтобы ты потерял там свою невинность, а может быть, и душу, – сказала она ему. – Слишком многое здесь поставлено на карту.
Позже, за обеденным столом, когда семейство Атрейдесов мирно наслаждалось жареной рыбой и бисквитами, Елена снова попыталась уговорить герцога послать сына куда-нибудь еще, но не на Икс. Сначала Пауль только смеялся в ответ, но потом, видя, что жена проявляет упорство, пришел в ярость.
– Доминик – мой друг. Наш сын не может оказаться в лучших руках, чем в руках этого достойнейшего человека!
Лето постарался сосредоточиться на еде, но его взволновали протесты матери. Как ни неприятно было ему это делать, но он принял сторону отца.
– Я хочу туда поехать, мама, – сказал он и положил ложку рядом с чашей, произнеся фразу, которую она сама часто любила повторять: – Это будет к лучшему.
Воспитывая Лето, герцог часто делал вещи, с которыми Елена была категорически не согласна. Отец побуждал Лето работать на фермах, знакомиться с простыми людьми и водить с ними дружбу, не чураться грязной работы. Лето полагал, что это мудрые шаги, ведь в один прекрасный день, когда он станет герцогом, ему придется вести за собой именно этих людей и именно в этой стране. Но Елена всегда возражала, приводя в качестве доводов подходящие пассажи из Оранжевой Католической Библии.
Мать не отличалась способностью терпеливо сносить возражения и не проявляла особой сердечности и теплоты по отношению к своему сыну, хотя умела добиться желаемого во время публичных выступлений и общественных мероприятий. Она была очень озабочена своей внешностью и постоянно твердила, что ни за что не будет иметь других детей. Воспитание единственного сына и исполнение властных обязанностей отнимали большую часть ее драгоценного времени, которое в противном случае можно было потратить на изучение Оранжевой Католической Библии и других религиозных текстов. Было очевидно, что Елена родила сына только по обязанности, как наследника Дома Атрейдесов. У нее не было ни малейшей склонности рожать и воспитывать детей из чувства простого материнства.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что Пауль искал общества других, не столь жестких женщин.
Иногда по ночам, из-за массивных дверей из слоистого элакканского тика, Лето слышал громкие споры отца и матери: леди Елена могла приводить любые, самые сильные доводы в пользу своего несогласия с воспитанием сына и с отправкой его на Икс, но в этом замке, на Каладане, именно он, старый герцог Атрейдес, воплощает собой Дом Атрейдесов, и его слово – закон, независимо от того, насколько неистово его обезумевшая жена будет отстаивать свое мнение.
Это будет к лучшему.
Лето прекрасно знал, что их брак был браком по расчету, политической сделкой, заключенной между Домами Совета Земель для того, чтобы удовлетворить желания и требования многих важных родов. Со стороны терпящего бедствие и клонящегося к упадку Дома Ришезов это был жест отчаяния, а Дом Атрейдесов мог надеяться, что тяжелые времена изменятся и бывшее величие Ришезов, склонных к технологическим инновациям, снова возродится. В то же время старый герцог Атрейдес получил разнообразные уступки и вознаграждения за то, что взял в жены одну из многочисленных дочерей Дома Ришезов.
– В благородных Домах нет места головокружительным чувствам и романтизму, которые могут позволить себе люди низкого звания, действиями которых управляют гормоны, – сказала ему однажды мать, объясняя природу династических и политических браков. Мальчик тогда же понял, что такая же судьба со временем ожидает и его самого. В этом вопросе они с Отцом были на удивление единодушны, и герцог проявлял даже бо́льшую твердость.
– Каково первое правило Дома? – все время повторял герцог один и тот же вопрос.
И Лето должен был отвечать на него одними и теми же, раз навсегда затверженными словами:
– Никогда не жениться по любви, ибо это приведет к упадку Дома.
В свои четырнадцать лет Лето ни разу не был влюблен, хотя, естественно, испытывал муки вожделения. Отец побуждал его к интрижкам с деревенскими девушками, к сексуальным играм с женщинами, но предостерегал от обещаний, которых нельзя было давать кому бы то ни было из них. Учитывая свое наследственное право, Лето вообще сомневался в том, что когда-нибудь полюбит, особенно женщину, которая будет предназначена ему в жены…
Однажды утром, за неделю до срока запланированного отъезда Лето, отец хлопнул его по плечу и взял с собой. В этот день старый герцог хотел встретиться с народом, приветствуя по дороге даже слуг. Во главе небольшого почетного караула Пауль решил спуститься в приморский городок, расположенный у подножия замка, чтобы пройти по рынку, сделать покупки, посмотреть на своих подданных и показать им себя. Пауль часто брал в такие вылазки сына, и для того это было чудесным времяпрепровождением.
Выйдя за пределы дворца, оказавшись под бледно-синим небом, Пауль начинал заразительно от души смеяться, показывая всем свой добрый нрав. Людям всегда нравится, когда среди них оказывается сердечный добрый человек. Лето и его отец не спеша шли по рынку, справляясь о ценах у лотков с овощами и свежей рыбой, торгуясь у витрин с коврами, сплетенными из отбитых волокон понджи, или огненной травы. В этих рядах Атрейдес часто, особенно после очередной ссоры, покупал жене безделушки или сувениры. Однако он слишком плохо знал вкусы Елены, чтобы хоть раз угодить ей.
У лотка с устрицами старый герцог внезапно остановился и посмотрел в небо, затянутое неизвестно откуда набежавшими облаками. Паулю в пришла голову, как ему показалось, блестящая идея. Он посмотрел на сына и улыбнулся так широко, что его кустистая борода разошлась надвое.
– Прежде чем отправить тебя в далекие края, сынок, надо устроить для народа доброе представление. Твой отъезд должен стать памятным событием для всего Каладана.
Лето с трудом удержался от того, чтобы съежиться. Он слышал о склонности отца к сумасбродным выходкам и знал, что он сделает все, что задумал, хотя бы это противоречило здравому смыслу.
– Что вы задумали, сэр? Что я должен делать?
– Ровным счетом ничего. Я объявлю празднество в честь моего сына и наследника.
С этими словами герцог схватил руку сына, поднял ее вверх в знак триумфа и заговорил, покрывая своим громовым голосом гомон толпы:
– Сегодня у нас будет бой быков, старое развлечение народа. Это будет день праздника на Каладане, голографическую проекцию события мы передадим по всей планете.
– Бой с салусскими быками? – спросил Лето, ясно представив себе это свирепое создание с высокой холкой, головой, украшенной многочисленными смертоносными рогами, и налитыми кровью фасеточными глазами. Когда Лето был еще маленьким мальчиком, он не раз ходил в стойло и внимательно рассматривал этих чудовищных животных. Скотник Иреск, один из тех немногих слуг, которых мать привезла с собой, ухаживал за быками и готовил их к представлениям, которые время от времени устраивал старый герцог.
– Естественно, – ответил Пауль. – И, как всегда, я сам буду с ними драться.
Он взмахнул рукой в приветственном жесте, словно в кулаке у него был зажат яркий цветной плащ.
– Старые кости еще достаточно проворны, чтобы справиться с громадным быком. Пусть Иреск приготовит одного, или ты хочешь сам выбрать мне быка, сынок?
– Я думаю, что вам не стоит больше этим заниматься, – ответил Лето. – Прошел почти год с тех пор, как вы…
– Откуда ты набрался этого вздора?
– Так говорят ваши советники, сэр. Бой с быком полон неоправданного риска. Разве не поэтому с некоторых пор вместо вас с быками сражаются другие люди?
Старик рассмеялся.
– Какая глупость! Я не выступал только по одной причине: быки постепенно выродились, в них произошел какой-то генетический сбой, и они стали никуда не годны, но теперь положение выправилось. Новые быки, которых недавно доставили, в полном порядке и готовы к бою, так же как и я.
Он обнял мощной рукой узкие плечи сына.
– Какой лучший повод, чем твой отъезд, можно найти для corrida de toros?[2] Ты будешь первым гостем на этой корриде. Именно ты. Мать не сможет теперь сказать, что ты слишком юн для этого.
Лето неохотно кивнул. Отец никогда не откажется от своего решения; никогда и ни при каких обстоятельствах. В конце концов, Пауль еще очень силен и у него есть персональный защитный пояс. Так что все не так страшно.
Используя персональный защитный пояс, Лето и сам не раз дрался, правда, с людьми, и хорошо знал все достоинства и недостатки щита. Он хорошо защищал от пуль, снарядов и других поражающих объектов, но клинок, который двигался ниже некоторой критической скорости, беспрепятственно проникал сквозь пояс и поражал беззащитную плоть. Разъяренный салусский бык, вооруженный смертоносными рогами, двигался слишком медленно и представлял смертельную угрозу, так как был способен пробить любой, даже самый совершенный щит.
Он судорожно сглотнул, пытаясь представить себе этих новых, еще более свирепых быков. Те, что Иреск показывал ему раньше, тоже были достаточно опасны; во всяком случае, они убили трех матадоров. Это Лето хорошо запомнил…
Захваченный своей идеей, Пауль оповестил о ней всех торговцев на рынке через систему оповещения, громкоговорители которой были установлены в каждом магазинчике и возле каждого прилавка. Услышав новость, люди оживились, глаза их заблестели от предвкушения поистине народного и одновременно королевского зрелища. Все смеялись, не только потому, что их ожидало замечательное представление, но и потому, что герцог объявил, что будет праздник, а значит, и день отдыха.
Мальчик заранее знал, что мать будет решительно возражать против того, чтобы Пауль дрался с быком, а Лето при этом присутствовал, но не хуже знал он и то, что в этих обстоятельствах Пауль проявит еще большее упорство, чем обычно. Под нежарким полуденным солнцем раскинулась чаша арены «Пласа-де-Торос». Трибуны являли собой огромную решетку с ячейками, и с большого расстояния люди на трибунах выглядели как крошечные, разноцветные точки, заполнившие ячейки. Герцог никогда не брал с людей платы за ристалища, в которых выступал главным действующим лицом; для этого он был слишком горд, к тому же Пауль любил выступать.
Огромные черно-зеленые полотнища развевались на ветру, из громкоговорителей неслись звуки фанфар. Колонны, украшенные гербами Атрейдесов – ястребами, – подновили и заново покрасили по случаю знаменательного события. По краю арены были сложены букеты цветов полей и долин: намек на то, что герцог не возражает, чтобы подданные бросали ему цветы после того, как он убьет быка.
Внизу, в раздевалке матадоров, Пауль снаряжался для боя с быком. Лето, стоя рядом с ним, прислушивался к возбужденному реву толпы.
– Отец, мне очень не нравится эта затея. Это слишком большой риск. Тебе не стоит это делать, особенно ради меня.
Старый герцог отмел эти возражения.
– Лето, сынок, ты должен хорошенько понять, что умение управлять людьми и завоевывать их верность состоит не только в подписании бумаг, сборе налогов и заседаниях в Совете Земель.
Встав перед зеркалом, Пауль поправил красный плащ.
– Я зависим от этих людей, что сейчас на трибунах ждут представления. Мне надо, чтобы они производили на Каладане все, что он может дать. Они должны трудиться охотно, не жалея сил, и не только ради собственного обогащения, но и ради славы и чести. Если Дом Атрейдесов снова будет вынужден воевать, то именно эти люди прольют за него свою драгоценную кровь. Они будут складывать свои головы под нашими знаменами. – Он ощупал снаряжение. – Ты не затянешь ремни?
Лето подтянул кожаные полосы на кожаном панцире и, туго затянув их, завязал. Он промолчал, но кивнул, давая понять, что все понял.
– Как их герцог, я должен дать им что-то взамен, чтобы показать, что я тоже представляю для них ценность. Я делаю это не только для развлечения, а для того, чтобы они увидели, что я герой могучего телосложения, отмеченный свыше роком управлять ими. Я не могу править, если не отдам им себя взамен. Правление – это не пассивный и не односторонний процесс.
Пауль потрогал защитный пояс и улыбнулся сквозь бороду.
– Учиться не поздно в любом возрасте, – назидательно процитировал он. – Это строка из «Агамемнона». Как видишь, я не всегда сплю на спектаклях, а только делаю вид.
Туфир Гават, оружейный мастер, стоял рядом со своим герцогом. Как верный ментат, Гават никогда не перечил решениям своего господина. Напротив, в его обязанности входило обдумывать положение и давать герцогу самые лучшие советы. Вот и сейчас Гават шептал на ухо Паулю, что именно отличает новых салусских быков от прежних животных.
Лето знал, что мать тоже здесь; сидит в герцогской ложе. Она одета в лучшее платье, лицо ее полускрыто за прозрачной вуалью. Она одета почти роскошно и талантливо играет свою роль. Сейчас она приветливо машет толпе, хотя всю прошедшую ночь супруги снова провели в ожесточенном споре за закрытыми дверями. Кончилось тем, что герцог Пауль просто заткнул жене рот жестким приказом. После этого он как ни в чем не бывало отправился спать, чтобы отдохнуть и набраться сил перед предстоящим боем.
Герцог облачился в отороченный зеленой каймой плащ, потом взял снаряжение, нужное для сражения с диким быком: шпагу с отравленным острием. Туфир Гават предложил слегка оглушить быка лекарствами перед боем, чтобы уменьшить его воинственный пыл, но герцог отверг это предложение – он любил встречать опасность лицом к лицу, ему не нужен заторможенный наркотиками противник!
Пауль пристегнул к защитному поясу активатор и зарядил поле, которое предназначалось только для того, чтобы прикрыть один его бок. Другой герцог защищал яркой блестящей мулетой.
Пауль церемонно поклонился сначала сыну, потом ментату, потом тренерам, которые ожидали его выхода на арену.
– Время начинать бой.
Лето смотрел во все глаза, как его отец, словно павлин на токовище, подбоченился и выступил на середину арены «Пласа-де-Торос». При его появлении на трибунах начался невообразимый рев, такого шума не бывало на обычных боях с салусскими быками.
Лето отошел за заграждение, жмурясь от нестерпимого сияния солнца. Он улыбнулся, видя, как отец медленно обошел арену по кругу, размахивая плащом и кланяясь восторженной публике. Мальчик почувствовал, как обожает народ своего храброго властителя, и это ощущение согрело его сердце.
Остановившись в тени, Лето дал себе клятву изучить, каким образом его отцу удалось завоевать такой триумф в глазах народа, чтобы потом, когда наступит срок, он тоже мог бы с таким же правом вести за собой свой народ. Триумф… да, сейчас будет еще один триумф – один из многих триумфов старого герцога. Лето не сомневался в успехе, но душу его все же снедало беспокойство. Слишком ненадежным было защитное поле. Бык мог повредить его ударом острого рога или тяжелого копыта.
Прозвучали литавры, и голос информатора объявил о начале боя быков, корриды. Народу объяснили правила. Величавым жестом руки, затянутой в сверкающую перчатку, герцог указал на массивные ворота на противоположной стороне арены.
Чтобы лучше видеть, Лето перешел на другую сторону, напомнив себе, что это будет не шуточное представление; отцу придется отстаивать свою жизнь.
Служители выводили по одному свирепых животных, и Иреск лично отобрал одно из них для поединка. Герцог осмотрел быка и остался доволен. Бык должен был удовлетворить своей свирепостью и силой толпу зрителей на трибунах. Герцог приготовился к корриде.
Тяжелые ворота, скрипя старинными петлями, отворились, и на арену выбежал бык, на мгновение остановившийся как вкопанный. Яркое солнце ослепило дикое животное. Зверь потряс своей массивной головой, украшенной множеством смертоносных рогов. В фасеточных глазах сверкала необузданная ярость. На спине мутировавшего быка были видны твердые чешуи, в которых, переливаясь разными цветами, отражалась шкура зверя.
Герцог Пауль свистнул, помахал плащом мулеты и крикнул:
– Иди сюда, тупица!
Публика оживилась, приветствуя выкрик громким одобрительным шумом.
Оглушительно и угрожающе всхрапнув, бык повернулся мордой к Паулю и низко наклонил голову, выставив вперед рога.
Лето заметил, что отец не стал включать защитное поле, а вместо этого взмахнул пестрым плащом перед носом быка, стараясь раззадорить животное и вызвать его гнев. Бык захрипел, начал бить копытом песок арены, потом еще ниже наклонил голову и бросился вперед. Лето хотелось крикнуть, предупредить отца. Может быть, он просто забыл нажать кнопку защитного поля на поясе? Как он вообще сможет уцелеть без поля?
Но бык пронесся мимо, и Пауль грациозно повернул в ту же сторону плащ, позволив быку поразить рогами ложную цель. Изогнутые рога разодрали ткань плаща на неровные полосы. Когда бык проносился мимо него, Пауль демонстративно отвернулся от быка, самоуверенно подставив зверю незащищенную спину. Он шутовски поклонился толпе, потом выпрямился и не спеша, спокойно включил защитное поле.
Бык снова атаковал, и на этот раз герцог пустил в ход шпагу, нанося быку мелкие, но болезненные уколы в бока. В многогранных фасеточных глазах быка многократно отражалась фигура его живописно одетого мучителя.
Бык снова бросился вперед.
Он движется слишком быстро для того, чтобы пробить поле, подумалось в это мгновение Лето. Но если бык устанет и выдохнется, то он может стать намного опаснее…
Бой продолжался, и Лето видел, что все эти картинные сцены отец представляет только затем, чтобы ублажить толпу, доставить ей сладкое, мучительное удовольствие видом своей игры со смертью. Старый Пауль мог убить быка в любой момент, но он оттягивал удовольствие, преднамеренно играя с быком в долгую кровавую игру.
Из обрывков разговоров на трибунах Лето понял, что об этом бое быков будут вспоминать много лет. Фермеры с рисовых полей и рыбаки ведут тяжкую, заполненную повседневными трудами, жизнь. Но после сегодняшнего боя в их памяти запечатлеется образ рыцаря без страха и упрека, их герцога. Посмотрите, будут говорить они, что вытворяет наш старый Пауль, несмотря на годы!
Постепенно бык стал выдыхаться, его дыхание стало еще более хриплым, глаза налились кровью, которая капала из многочисленных мелких ран, заливая пыльную арену. Герцог Пауль решил наконец сам закончить бой. Он и так растянул это удовольствие почти на час. Пот капал с его лба, но герцог каким-то образом ухитрился сохранить свое поистине королевское достоинство. Даже его одежда не растрепалась, оставшись в полном порядке.
В ложе леди Елена продолжала размахивать разноцветными флажками, заученно улыбаясь народу на трибунах.
Сейчас салусский бык превратился в обезумевшую машину смерти, в бронированной, покрытой твердой чешуей шкуре которого было всего несколько уязвимых мест, через которые его можно было поразить насмерть. Бык снова понесся на герцога, бег его был не очень уверенным, но рога, выставленные вперед, походили на смертоносные копья. Герцог Пауль увернулся влево и резко повернулся, когда зверь пронесся мимо.
Пауль тем временем отпрыгнул в сторону, швырнул в песок накидку и обеими руками взялся за рукоять шпаги. В боковой удар он вложил всю свою силу. Удар был безупречно проведен и великолепно исполнен. Лезвие клинка прошло между чешуями на коже животного, скользнуло между позвоночником и черепом, распоров связь между головным и спинным мозгом чудовища. Это был самый трудный и изощренный способ умерщвления быка.
Чудовище остановилось как вкопанное, хрипло взревело – и рухнуло замертво. Труп грохнулся на песок с такой же силой, с какой падает на землю потерпевший бедствие космический корабль.
Поставив ногу на голову поверженного противника, Пауль оперся на ножны шпаги. Покрытый кровью клинок он небрежным жестом отбросил на присыпанную пеплом арену. Достав из ножен меч, он приветственно взмахнул им в воздухе.
Люди, все как один, повскакивали со своих мест, крича, улюлюкая и от души веселясь. Они размахивали знаменами, вытаскивали из расставленных по периметру трибуны ведер цветы и бросали их к ногам победителя. Толпа нараспев еще и еще раз выкрикивала имя Пауля.
Купаясь в этом море обожания, патриарх Атрейдесов улыбался, поворачиваясь в разные стороны, чтобы никто не чувствовал себя обделенным его милостью. Он словно невзначай распахнул плащ, показывая одежду, пропитанную потом. Теперь, когда он одержал победу, подданные могли увидеть, какой ценой досталась она старому герцогу. Лоск можно было отбросить.
После того как приветственные крики понемногу утихли, герцог взметнул вверх меч и с силой опустил его несколько раз на шею быка, до тех пор, пока ему не удалось отделить голову от туловища. После этого Пауль бросил на мягкий песок арены окровавленный меч, взялся обеими руками за рога чудовища и поднял вверх его голову.
– Лето, – крикнул герцог, и его голос гулко прозвучал под сводами «Пласа-де-Торос». – Лето, сын мой, подойди ко мне!
Лето, который все еще стоял под сводом арки, мгновение колебался, но потом вышел вперед. Высоко подняв голову, он пересек арену, взрытую копытами быка, и встал рядом с отцом. Толпа снова взорвалась восторженными криками.
Старый герцог повернулся к сыну лицом и протянул ему голову поверженного чудовища.
– Вот Лето Атрейдес! – громко провозгласил старый Пауль. – Ваш будущий герцог!
Толпа продолжала аплодировать и кричать «ура». Лето взялся рукой за один из рогов; они с отцом стояли рядом, высоко подняв голову быка; из зияющей раны на песок арены, пятная его, продолжала капать алая бычья кровь.
Когда Лето услышал, как толпа в едином порыве громко выкрикивает его имя, он ощутил глубокое волнение. Интересно, не это ли чувство испытывает человек, ощущая себя вождем, подумал мальчик.