Дьявол не любит ждать

ГЛАВА 18 Златоуст-36

— Одна минута, — сказал Масуд.

Под ними раскинулся величественный Уральский хребет с острыми седыми вершинами. По правому борту у восточного подножия гор был виден огромный город Челябинск, широко, как спрут, протянувший щупальца своих промышленных окраин. Слева по курсу открывалась просторная водная гладь, уходившая чуть ли не к горизонту. В такой солнечный, безоблачный день навигация и заход на цель не представляют никакой трудности.

Повинуясь указаниям Масуда, Скарлетт продолжала аккуратно отодвигать штурвал от себя, так что на высотомере можно было видеть движение указателя по шкале против часовой стрелки, означающее уменьшение высоты полета. Огромный самолет медленно и плавно опускался все ниже и ниже, подбираясь к атомному городу Златоусту, напичканному радиоактивными материалами и притаившемуся в своем секретном убежище — ущелье между могучими, самой природой созданными защитными стенами огромных скал.

Неожиданно дверь кабины резко распахнулась, и ствол люгера ткнулся в голову Масуда. Именно на это Бонд втайне и рассчитывал. Стоило Масуду на мгновение убрать свой револьвер от головы Скарлетт, как Бонд стремительно перегнулся через разделявший сиденья промежуток и перехватил его руку.

В тесном пространстве кабины выстрел кольта прозвучал особенно громко, едва не оглушив всех, кто в ней находился. Кен Митчелл повалился на пол, люгер выпал из его руки. Теперь Бонд и Масуд сошлись в смертельной рукопашной, а Скарлетт оказалась зажатой между ними.

Противники, сцепившись, навалились на штурвал, и самолет стал стремительно терять высоту в практически неуправляемом пикировании. Ко всему прочему колено Бонда застряло между рычагами управления тягой двигателей, так что новенькие роллс-ройсовские турбины с воем раскрутились до максимальных оборотов.

Бонд чувствовал пальцы Масуда на своей шее; они медленно, но верно подбирались к сонной артерии. Он вспомнил обреченных на смерть рабочих-рабов на наркофабрике Горнера и выходящих на стеклянную галерею девушек, которых ждала не менее страшная участь. Изо всех сил он ударил Масуда головой в лицо. Удар, что называется, пришелся в точку, и здоровенный быкоподобный вышибала отлетел к стене кабины, дав Бонду мгновение передышки и возможность занять более удобную позицию. Высвободив ногу из частокола рычагов управления, Бонд со всего размаха ударил противника коленом в пах.

Скарлетт наконец смогла высвободиться из кресла и дотянуться до люгера. Она вложила его в руку Бонда, который не задумываясь обрушил увесистую железяку на висок Масуда. Бывший вышибала и рэкетир не отключился даже после этого чудовищного удара. Выражаясь по-боксерски, он «поплыл», но все же попытался ударить Бонда, резко выпрямив ногу, однако его противник предугадал это движение. Он обеими руками схватил Масуда за лодыжку, уперся ногой ему в пах и резко крутанул его ногу, выворачивая голеностопный и коленный суставы. Бонд почувствовал, как у противника рвутся связки, и услышал крик.

— Держи штурвал! — прокричал он Скарлетт, которая и без его указаний пыталась тянуть штурвал на себя, чтобы остановить пикирование самолета.

Бонд прыгнул на стонущего и практически обездвиженного Масуда, перевернул его вниз лицом и стал изо всех сил бить головой о пол кабины, пока тот не перестал двигаться. Затем Бонд отвел назад оба рычага управления тягой и попытался помочь Скарлетт перевести самолет в горизонтальный полет, взявшись за второй штурвал. Единственный человек, который мог бы выполнить этот маневр правильно, в соответствии с полетными инструкциями, — Кен Митчелл лежал мертвый у их ног.

— Не получается! — простонала Скарлетт. — Он слишком тяжелый. Не слушается!

— Все приборы управления расстреляли к чертовой матери! — прокричал Бонд, вытирая с лица кровь Масуда. — И у нас сильная декомпрессия. Похоже, того охранника все-таки вытянуло в иллюминатор. Надо сваливать отсюда. Где этот проклятый парашют для Масуда?

Он стал наугад открывать шкафчики для личных вещей и одежды пилотов и очень быстро обнаружил то, что искал.

— Надевай быстрее, подгоняй лямки! — сказал он, протягивая ранец парашюта Скарлетт.

— А как же ты?

— Делай, что говорю! — заорал Бонд.

Скарлетт поспешила выполнить приказ, отданный столь безапелляционным тоном. Она продела ноги в нижние лямки ранца, накинула крепления на плечи и соединила все ремни в центральном замке на поясе. Сложенный парашют теперь висел у нее за спиной.

Бонд вскарабкался по круто уходящему вверх полу салона первого класса к пассажирской двери; Скарлетт, цепляясь за кресла, ползла за ним.

— Чтобы открыть дверь вручную, нужно повернуть рукоятку замка! — прокричала она.

Трясущимися руками они попытались открыть дверь, но та словно приклеилась к корпусу.

— Мы все еще слишком высоко, — сказал Бонд. — Давление внутри гораздо больше, чем снаружи.

Скарлетт, в своей изодранной форме стюардессы, смотрела на Бонда, и во взгляде ее было отчаяние.

Подумав несколько секунд, Бонд нашел решение, которое, возможно, могло спасти жизнь им обоим:

— Нам нужно приземляться на воду. Оставайся здесь.

Он почти скатился в пилотскую кабину и убрал рычаг управления тягой в положение, соответствующее минимальной мощности двигателей. Потом он поднял с пола люгер, поставил его на предохранитель и засунул себе за пояс. Секунду поколебавшись, он снял с Кена Митчелла ботинки и запихнул их себе под рубашку. После этого Бонд в последний раз повернул штурвал, стараясь направить самолет на запад — к видневшемуся вдали обширному водному пространству. К этому времени элероны, выставленные в положение, при котором самолет должен гасить скорость, но не терять при этом высоту, сделали свое дело, и пикирование сменилось плавным спуском. Это позволило Бонду гораздо быстрее доползти обратно до пассажирской двери, возле которой за поручни цеплялась Скарлетт.

— Попробуем еще раз! — прокричал он.

Наконец им удалось преодолеть сопротивление двери и повернуть ее запорный механизм. Как только дверь начала подаваться, Бонд сказал:

— Я буду держаться за тебя.

Он продел руки под лямки парашюта и сцепил их в замок под грудью Скарлетт.

— Ничего не делай. Я сам дерну за кольцо, — произнес Бонд и в тот же миг одним ударом ноги распахнул дверь.

Воздушный поток, ворвавшись в салон, мгновенно подхватил Скарлетт вместе с вцепившимся в нее Бондом. К счастью, самолет двигался под таким углом, что двигатели и хвост прошли над их головами, пока они кувыркались и крутились в разреженном воздухе в небе над Россией. Бонд чуть не сломал Скарлетт ребра — с такой силой он сжимал ее в своих объятиях, а она, в свою очередь, изо всех сил вцепилась пальцами и ногтями в его запястья, стараясь удержать его рядом с собой. Воздух с чудовищной силой врывался в их легкие, резал глаза и рвал волосы.

Бонд выждал так долго, как только можно было, чтобы не «светиться» в небе куполом парашюта. Наконец, еще крепче прижав к себе Скарлетт левой рукой, правой он дотянулся до кольца и резко рванул его. Секунду-другую все оставалось по-прежнему, а затем раздался резкий громкий хлопок и последовал сильнейший рывок вверх. От неожиданности и силы рывка Бонд чуть не оторвался от спины Скарлетт. Она вскрикнула, почувствовав, что его хватка слабеет, и еще крепче вцепилась в его запястья. К счастью, Бонд успел упереться локтями в бедра девушки, а когда купол парашюта наполнился воздухом и скорость падения упала, даже смог снова обхватить ее за талию.

Используя стропы, он попытался маневрировать парашютом таким образом, чтобы их понесло в сторону воды, до поверхности которой оставалось примерно две тысячи футов. Бонд знал, что максимальный вес груза, спускаемого на военном парашюте, не должен превышать двухсот фунтов. Он быстро прикинул, что, несмотря на стройность Скарлетт, их общий вес приближается к тремстам фунтам. На какое-то мгновение в их маленьком мирке воцарилось спокойствие: они парили в воздухе, плавно спускаясь. Затем внезапно раздался звук, подобный грохоту землетрясения; это заставило их повернуться и посмотреть, что происходит у них за спинами.

«Викерс VC-10», заложив крутой правый вираж, врезался в склон одной из гор и взорвался.

— Уральский хребет потерял один из своих пиков! — прокричал Бонд в ухо Скарлетт.

Он посмотрел вниз, на воду, до которой оставалось не больше пятисот футов.

— Как только коснешься воды, сразу же расстегивай замок парашюта. Поняла? Иначе купол тебя утопит.

— Все понятно! — крикнула Скарлетт в ответ.

Водная поверхность, как теперь стало понятно Бонду, представляла собой не озеро, а часть очень широкой реки. «Да не важно, какой это географический объект, — подумал он, — лишь бы глубина была достаточная».

Футах в пятидесяти над поверхностью воды Бонд вытащил руки из-под лямок парашюта и поцеловал Скарлетт в ухо. На высоте двадцати футов он разжал руки и оттолкнулся от нее.

Прикрыв пах ладонями для смягчения удара, Бонд вонзился в воду, как подстреленная утка; волны сомкнулись над ним, и он ушел на глубину. Несколько секунд он видел, как над его головой колышутся водоросли и холодная темная вода. Потом все его тело содрогнулось от острой боли: сначала она возникла в ступнях и ногах, а затем прокатилась волной по всему позвоночнику. Удар о речное дно оказался такой силы, что у Бонда даже под водой подогнулись ноги, и он упал на четвереньки. Он изо всех сил оттолкнулся от дна руками и ногами и увидел, как водоросли и мелкая рыбешка снова стали проноситься мимо него, как в кино, только на этот раз вниз. Вода закручивалась воронкой вокруг горевших от боли ног и рук, пока он не оказался на поверхности; зажмурившись от яркого солнечного света, он жадно глотал воздух.

Сначала Бонд увидел лишь ровную как зеркало гладь реки, а затем заметил неподалеку мокрую темную голову, стремительно плывшую ему навстречу.

Скарлетт обняла его обеими руками и покрыла мокрое лицо поцелуями.

— Господи, — сказала она, одновременно смеясь и кашляя от попавшей в рот воды, — ты просто необыкновенный.

— Спасибо, что подбросила, — как ни в чем не бывало поблагодарил Бонд.

Они выбрались из воды и сели на берегу, чтобы прийти в себя, собраться с мыслями и осмотреть полученные в ходе побега раны.

— Жаль Кена, — сказала Скарлетт.

— Да, — согласился Бонд, — в первый момент у меня сложилось о нем не самое лучшее мнение, но потом он повел себя как настоящий мужчина. А как у тебя все прошло после того, как мы расстались?

— Кодовый замок на двери сработал с первого раза. Ты абсолютно правильно запомнил соотношение звуков по высоте. Охраны там было немало, но они все понеслись к кабинету Горнера.

— А снаружи?

— Больше ничего особенного. Горнеровское логово ведь на вид представляет собой просто холм в пустыне. Я думаю, лишнее внимание ему не нужно, поэтому фонарей там очень мало, и горят они тускло. Но я считала, что мне все равно следует поторопиться, чтобы воспользоваться суматохой, которая поднялась благодаря тебе. Я обогнула холм и вышла к самолету. Двери грузового отсека были открыты, потому что техники еще не закончили переделывать багажное отделение в бомбовый люк. Мне удалось взобраться в грузовой отсек благодаря тому, что рабочие оставили прямо под ним электрокар наподобие тех, что возят тележки с багажом по летному полю. Когда я оказалась внутри, то обнаружила прочный фал, который уходил из багажного отделения наверх — в технологическую шахту, которая идет вдоль всего фюзеляжа. Судя по всему, они собирались в нужный момент перерезать его и таким образом открыть все крепления, фиксирующие бомбу в багажном отделении. Шахта оказалась достаточно широкой, так что я смогла проползти по ней. В итоге я оказалась прямо в тамбуре за пилотской кабиной. Потом я нашла в шкафчике эту форму стюардессы. Я зашла в туалет между салонами первого и экономкласса, переоделась там и стала ждать тебя. Честно говоря, ночь я провела не в самых комфортабельных условиях.

— Они что, не обыскивали самолет?

— Я слышала, как люди Горнера ходили вокруг него и о чем-то переговаривались. Потом они поднялись в багажный отсек. Судя по всему, их успокоило то, что бомба осталась нетронутой, в том же виде, как они ее оставили. Про технологическую шахту они или забыли, или посчитали, что она слишком узкая. А поскольку пассажирского трапа там не было, они, я думаю, решили, что в салон или в кабину никто пробраться не мог.

— Что ж, ты все отлично сделала, — сказал Бонд. — Я верил в тебя, я чувствовал, что ты справишься с этим просто профессионально.

— И не говори, — ответила Скарлетт. — Именно профессионально — в соответствии с моей основной профессией.

— Правильно. Ты же банковский инвестор? Так вот, я инвестировал в тебя и сорвал банк.

— Ладно, а что мы теперь будем делать?

— Попытаемся выручить Поппи. Для начала нам нужно найти телефон. Выяснять у местного населения, откуда можно позвонить, я доверю тебе. А когда мы свяжемся с Лондоном, я поговорю со своим начальством и предоставлю ему все информацию, какая у нас имеется.

— Согласна. А что мы будем делать прямо сейчас?

— Домой поедем, — сказал Бонд.

— Интересно как?

— Мы сейчас находимся к востоку от Москвы, притом довольно далеко. Отсюда, наверное, миль семьсот — восемьсот. С учетом того, что здесь недавно произошло, пытаться сесть на поезд было бы слишком рискованно. Найти выживших в такой катастрофе никто не рассчитывает, но они все равно будут начеку. Придется ехать на машине. Ты будешь за штурмана. Я уверен, твоего русского окажется достаточно, чтобы спрашивать дорогу.

— Обижаешь, — возразила Скарлетт. — По-русски я говорю вполне свободно, только, может быть, акцент чувствуется, но не иностранный, а такой старомодный. Дореволюционный. Я ведь училась у белоэмигрантов.

— Ну хорошо, но даже коммунисты не смогут устоять перед такой леди, как ты, разве нет? В первую очередь нам нужны одежда, деньги и машина. Следовательно, Скарлетт, в течение ближайших часов тебе придется смотреть сквозь пальцы на то, чем я буду заниматься. Или, может быть, будет лучше, если ты вообще не станешь на это смотреть. К сожалению, работа секретного агента иногда включает в себя весьма неприглядные вещи.

— По правде говоря, Джеймс, мне нет никакого дела до того, чем таким нехорошим ты собираешься заняться в «течение ближайших часов», как ты выразился. Я буду счастлива, если в результате у нас хотя бы появится возможность поесть. Обязуюсь забыть обо всем, что увижу.

— Тебе, по-моему, первым делом нужна даже не еда, а обувь, — заметил он, не без труда влезая в промокшие насквозь ботинки Кена Митчелла.

— Да. Там, кроме формы, не было ничего — ни туфель, ни чулок. Стюардессы покупают их сами, мне Поппи говорила. И еще… еще кое-что… В общем, на мне нет никакого белья.

— Я в курсе, — сказал Бонд. — Ладно, посмотрим, что нам здесь удастся раздобыть.

Он встал, подал руку усталой девушке и помог ей подняться на ноги.

Они пересекли широкий заливной луг и вышли на едва заметную колею, уходившую куда-то в сторону от реки. Примерно через полчаса утомительной ходьбы они оказались в маленькой деревушке. В ближайшем доме, стоявшем чуть на отшибе, Скарлетт раздобыла чистую воду, хлеб и нечто среднее между сыром и творогом.

Изумленная визитом нежданных гостей, хозяйка дома, поспешившая предложить им все, что было у нее на кухне, никак не могла оторвать глаз от босых ног Скарлетт. Она объяснила, что по колее им придется идти еще с полчаса, а там они выйдут на дорогу. С собой она дала им еще полбуханки хлеба и пару сморщенных яблок из старых запасов.

На обочине дороги Скарлетт остановила колхозный грузовик. К тому времени, как водитель понял, что к хорошенькой девушке прилагается еще и попутчик мужского пола, было уже поздно: сидя в кабине втроем, они поехали дальше — судя по солнцу, на запад. Он довез их до большого поселка и показал, где находится перекресток с одной из самых важных шоссейных дорог в стране: эта автострада, шедшая с востока на запад, вела в Казань — татарскую столицу, а затем в Горький, промышленный город в центре Волго-Вятского экономического района. От Горького, по словам водителя, до Москвы было всего часов пять езды на машине.

Когда водитель высадил их на обочине, Скарлетт решила по возможности привести себя в порядок. Бонд старался помочь ей, чем мог. Их одежда успела просохнуть, но жакет форменного костюма стюардессы «Бритиш оверсиз» был порван в нескольких местах и, кроме того, выглядел весьма подозрительно, учитывая наличие на нем блестящих вышитых деталей, включая фирменные эмблемы. Бонд и Скарлетт безжалостно оборвали всю эту мишуру. Темно-синюю форменную юбку они подкололи при помощи зажимов для волос. Сделано это было для того, чтобы побольше открыть босые ноги Скарлетт, привлекая таким образом внимание проезжающих мимо шоферов. Она также по возможности пригладила волосы. В результате она выглядела, по уверениям Бонда, как красивая, но малость потрепанная и взъерошенная школьная учительница — то есть именно такая женщина, мимо какой не проедет ни один нормальный мужчина: ведь такие женщины всегда вызывают у представителей противоположного пола желание остановиться и предложить помощь.

За короткое время возле Скарлетт, стоявшей на обочине, притормозило больше десятка транспортных средств самой разной конструкции, но ни одна из этих машин Бонду не подходила. Заняв удобный наблюдательный пункт под ближайшей елкой, он подавал Скарлетт условные знаки, после чего та сворачивала беседу с очередным желающим подвезти, и «рыбалка» начиналась заново.

Бонд уже стал задумываться над тем, существуют ли вообще в этой тоталитарной стране сколько-нибудь достойные машины. Тут наконец из-за поворота донесся звук добротного 2,5-литрового четырехцилиндрового двигателя, и вскоре на шоссе показалась черная «Волга М-21» — так называемый «русский мерседес», особенно эффектно смотревшийся на дороге, по обеим сторонам которой густо росли березы. Эта машина была излюбленным транспортным средством оперативных служб КГБ; вот почему русские больше всего боялись увидеть силуэт этого автомобиля у своих дверей посреди ночи. «Что ж, — подумал Бонд, — в нашем случае это будет даже полезно. Чем больше нас будут бояться, тем лучше».

Скарлетт шагнула с обочины на край проезжей части, и машина притормозила. Кроме водителя, в салоне больше никого не было, и он потянулся через сиденье, чтобы открыть ей дверцу. Это был мужчина лет пятидесяти, седой, плотный и даже полный, в костюме без галстука. «Нет, этот не из КГБ, — подумал Бонд, — а значит, либо теневик — человек, занимающийся чем-то вроде бизнеса, что в этой стране уже является преступлением, либо же баловень судьбы — партийный функционер».

Пока Скарлетт не торопясь занимала место на переднем сиденье, Бонд быстро влез в машину через заднюю дверцу. Опешившему и не слишком довольному водителю Скарлетт объяснила, что ее брат всегда так себя ведет, потому что у него не все дома, но в его слабоумии есть и свои плюсы: он не говорит, хотя и многое понимает.

Машина ехала в сторону Казани. Примерно через час пути, высмотрев достаточно пустынный участок шоссе, подальше от придорожных деревень, Бонд вытащил из-за пояса люгер и приставил его к уху водителя:

— Скажи ему, пусть тормозит и останавливается.

Все трое вылезли из машины и удалились в придорожную рощицу.

— Скажи ему, пусть раздевается до белья.

Пока Бонд переодевался в снятый с водителя костюм, Скарлетт тактично отвернулась. Во внутреннем кармане пиджака обнаружился бумажник, из которого Бонд извлек всю наличность.

— Сколько здесь?

Скарлетт пересчитала банкноты:

— На еду, пожалуй, хватит.

— А на бензин?

— Да. Но на одежду — уже вряд ли.

— Скажи ему, пусть посидит здесь десять минут после того, как мы уедем, и не высовывает нос из леса. Десять минут — и не меньше. Скажи, что мы оставим его машину в Москве. И скажи, что я приношу ему свои извинения.

Бонд и Скарлетт бегом вернулись к «Волге» и поехали прочь.

— А что мы будем делать, когда доберемся до Москвы? — спросила Скарлетт. — Пойдем в британское посольство?

— Нет, — ответил Бонд. — Ни одно британское посольство в мире не имеет представления о существовании моей Службы. А уж тем более посольство в Москве. В общем, мне не приходится рассчитывать на их защиту. А вот ты, пожалуй, имеешь право обратиться к ним.

— Боюсь, что без русскоязычной переводчицы тебе не выбраться отсюда.

— Ничего, выберусь.

— Нет, Джеймс, я тебя не брошу. По крайней мере — не сейчас.

— Рад слышать, но в таком случае тебе сейчас лучше поспать. Кстати, эти сиденья можно откинуть — получится настоящая двуспальная кровать. Русские очень гордятся этой машиной. Они часто демонстрируют ее на лондонском «Мотор-шоу».

Примерно через час Бонд разбудил Скарлетт. Машина подъехала к заправочной станции, и пожилой мужчина — оператор бензоколонки, выйдя из помещения, направился к ним.

Бонд сказал:

— Вылезай из машины, якобы чтобы немного размяться, и скажи ему, что я сейчас пойду в кассу и рассчитаюсь.

Скарлетт заговорила с заправщиком, тот закивал. Бонд прошел в помещение, где за кассой сидела женщина в платочке.

Бонд вытащил пистолет и молча показал на ящик с наличностью, находящийся под кассой, одновременно прижав к губам палец другой руки. Перепуганная кассирша выдвинула ящик, и Бонд распихал купюры по карманам, прихватив на всякий случай горсть мелочи — для телефона. Жестами он потребовал от кассирши снять платок, кофту и туфли и отдать ему.

Вновь поднеся палец к губам, он быстро пошел к машине и позвал Скарлетт.

Едва дверца захлопнулась, как Бонд включил первую передачу, отпустил педаль сцепления, и машина рванула прочь. Пожилой заправщик так и остался стоять у колонки, недоуменно глядя то на удаляющийся автомобиль, то на заправочный пистолет, из которого еще капал бензин.

Бонд и Скарлетт ехали на высокой скорости примерно два часа, пока не начало темнеть.

— Смотри! — воскликнула вдруг Скарлетт. — Телефонная будка. Давай попробуем.

Бонд, не выходя из машины, наблюдал, как она воюет с допотопным советским таксофоном. Минут через десять она вернулась, злая и расстроенная.

— Мне удалось связаться с телефонисткой, но ни о каком международном звонке не могло быть и речи. По-моему, она даже не поняла, о чем я прошу. Наверное, она решила, что ее разыгрывают.

— Да, похоже, в Москве тебе все-таки придется идти в посольство. Другого выхода я не вижу. Постараюсь, чтобы мы добрались туда как можно скорее. Только бензина на всю дорогу не хватит, а ночью мы едва ли найдем работающую заправку. Придется где-нибудь заночевать, а с утра пораньше снова отправиться в путь. Ладно, поехали. Постараемся до темноты проскочить Казань, а потом найти какое-нибудь место, где можно поесть.

Скарлетт печально кивнула. Через несколько минут она уже крепко спала, положив голову на плечо Бонду: переднее сиденье в форме дивана позволяло едва ли не лечь на колени водителю. Через некоторое время Бонду пришлось разбудить ее, чтобы не сбиться с дороги: читать написанные кириллицей названия улиц на ходу он не мог. Выбравшись на западную окраину Казани, они вскоре увидели что-то вроде придорожного кафе для водителей-дальнобойщиков.

В зале, освещенном лампами дневного света, Бонд и Скарлетт оказались единственными посетителями. Полная женщина принесла им суп, черный хлеб и чай. На второе было подано какое-то странное блюдо — не то густая похлебка, не то жидковатое рагу. Определить, что именно входило в состав этого кулинарного шедевра, ни Бонд, ни Скарлетт не смогли: проглотив по паре ложек, они предпочли отказаться от дальнейших исследований этого варева.

— Понятно, почему других посетителей здесь нет, — сказал Бонд.

— Наверняка это не совсем то, о чем ты мечтал, а? — ехидно спросила Скарлетт.

— Да уж, не совсем.

— Джеймс, ты приедешь ко мне в Париж? Я приготовлю тебе потрясающий ужин — точь-в-точь как ты описывал мне там, в пустыне.

— По-моему, мы собирались устроить этот ужин в отеле.

— Договорились. А ты знаешь, какой сегодня день недели?

— По правде говоря, я уже сбился со счета. А что?

— Давай назначим свидание на первую субботу после того, как выберемся отсюда и освободимся от самых важных дел. Позвонишь мне в офис в пятницу и назовешь отель, в котором остановишься.

— Заметано. Смотри-ка, вон там на обочине остановились два грузовика. Нам пора. Лучше не светиться перед теми, кто едет по трассе параллельно с нами.

Бонд положил на столик несколько купюр, и они вышли.

Ближе к ночи, в российской сельской глубинке, вдали от сколько-нибудь крупных населенных пунктов Бонд свернул с шоссе на проселочную дорогу, проехал по ней примерно милю, а затем повернул на узкую колею, уходившую в лес и, по всей видимости, накатанную телегами. Здесь он развернулся и выключил мотор.

Вместе со Скарлетт они вышли из машины и открыли багажник. Там обнаружился небольшой портфель, где лежали чистая рубашка и смена мужского нижнего белья. Нашлась там и бритва, а также мыло, губка, зубная щетка и паста.

— Я бы не стал рисковать и лишний раз обращаться к местным жителям, — сказал Бонд. — У них могут быть собаки. Лучше попробуем поспать прямо здесь, в поле. Это не так уж плохо. Если тебе холодно, можешь надеть эту чудную кофту. А если под утро действительно станешь замерзать, забирайся в машину и испробуй все прелести русской двуспальной кровати на колесах.

Стояла прекрасная летняя ночь, тихая и ясная, все небо было усыпано звездами. Бонд устроился поудобнее прямо на траве, подложив под голову свернутый пиджак.

Скарлетт уткнулась ему в плечо, и он погладил ее по волосам. Он наклонился, чтобы поцеловать ее, но она уже заснула.

«Как странно, — подумал Бонд, — оказаться в стране, против которой вел тайную шпионскую войну большую часть своей сознательной жизни». И вот он наконец ступил на эту землю, населенную людьми с обычными европейскими лицами, изрезанную плохими дорогами, вдоль которых не найдешь ничего, что обычно включают в понятие придорожного сервиса, зато всюду виднеется множество бедных крестьянских дворов, — и земля эта показалась ему менее чужой, странной и дикой и какой-то гораздо более нормальной, чем он представлял себе до сих пор. И наконец, очутившись в самом сердце этой огромной страны — Советского Союза, Джеймс Бонд погрузился в сон. Спал он чутко, как и положено разведчику, но все же сон позволял восстановить силы.

На следующий день, уже на подъезде к Москве, Бонд почувствовал, что из-под капота «Волги» тянет паленым. Машина неслась на предельной скорости уже несколько часов и, судя по всему, решила опротестовать такой режим эксплуатации. Бонд порылся в памяти и выудил оттуда обрывки смутных воспоминаний о лондонском «Мотор-шоу»: он вспомнил, как на стенде, где экспонировалась «Волга», русские инженеры на все лады расхваливали свое детище, перечисляя его многочисленные преимущества: большой клиренс, наличие прикуривателя, встроенный радиоприемник и… ну да, конечно, — дополнительная система принудительной смазки. На самом деле эта штука была скорее следствием плохой приспособленности машины к эксплуатации в экстремальных режимах. Но русские смогли преподнести эту систему как дополнительное техническое новшество, едва ли не новое слово в автомобилестроении. Наклонившись, Бонд заглянул под приборную панель и рулевую колонку и обнаружил у самого моторного щита маленькую четвертую педаль, не только принудительно подававшую смазку к трущимся деталям передней подвески, но и создававшую дополнительное давление в системе смазки двигателя. Так они и ехали дальше: обильно орошая машинным маслом не только головки шатунов, но и большие участки асфальта на подмосковном шоссе.

— Из Москвы будем выбираться на поезде, — сказал Бонд. — Хватит у нас денег на билеты до Ленинграда? Мне кажется, что оттуда будет легче всего попасть в Финляндию. Наверняка там есть какие-то катера, которые смогут довезти нас до Хельсинки.

Скарлетт пересчитала рубли, оставшиеся в кармане Бонда.

— Боюсь, нам придется снова изображать Бонни и Клайда на какой-нибудь заправочной станции, — сказала она.

— Еще один довод в пользу того, чтобы оставить машину где-нибудь на окраине Москвы. Хозяин наверняка сообщил об угоне, и ее номер уже включен в черный список дорожной милиции.

— Ладно, — согласилась Скарлетт. — Предлагаю пересесть на трамвай, который довезет нас до центра города. Мне все-таки нужно более-менее прилично одеться. И эти туфли… Пойдем в ГУМ — это сокращение означает «Государственный универсальный магазин».

— Это тот, что как раз направо от Кремля, через площадь? — спросил Бонд.

— Он самый. Я просто не знаю, куда еще в Москве сунуться. Скорее всего в других магазинах полки будут практически пустыми. Ты, Джеймс, можешь со мной не ходить. Знаю я, как мужчины относятся к походам по магазинам, тем более за одеждой.

— Да ты пойми, дело не в том, что мне скучно, просто в данном случае…

— Я все поняла.

— Ладно. И не забудь купить мне чистую рубашку и белье. И чего-нибудь поесть. Идти в ресторан будет для нас слишком рискованно.

Они оставили машину около трамвайного кольца на восточной окраине города и поехали в центр. Бонд взял с собой портфель из багажника «Волги»: ему казалось, что этот аксессуар должен придать его облику узнаваемые для любого русского черты партийного функционера среднего звена. На Скарлетт была юбка от форменного костюма стюардессы «Бритиш оверсиз» и уже довольно несвежая блузка. Дополняли этот наряд кофта и туфли, отобранные у провинциальной кассирши с бензоколонки. К облегчению Бонда, большинство пассажиров трамвая были одеты столь же небогато и бестолково: никто, похоже, не заботился о сочетаемости разных деталей своего гардероба. В общем, никто не только не тыкал в Бонда и Скарлетт пальцем, но и не смотрел на них с подозрением или неодобрением.

Когда Скарлетт исчезла в лабиринтах ГУМа — монстрообразного здания под зеленой крышей, увенчанного множеством башенок и, казалось, превосходящего гигантскими размерами сам Лувр, — Бонд стал ходить кругами по прилегающим улицам, старательно напуская на себя серьезный вид занятого своими мыслями человека. Таким образом он пытался свести к минимуму риск того, что кто-нибудь из прохожих обратится к нему с каким-нибудь вопросом. Он сделал несколько больших кругов и начал уже беспокоиться, когда наконец увидел на выходе из универмага Скарлетт, которая держала в руках два объемистых пакета.

— По-моему, это были самые длинные полчаса в моей жизни, — сказал он.

— Подожди, я покажу, что для тебя купила. Вот шляпа из соломки. В ней ты будешь похож на учителя математики на каникулах. Рубашка с короткими рукавами. Тебе ведь такие нравятся? И носки, которыми мог бы похвастаться любой Иван в своем колхозе.

— А себе ты что купила? — спросил Бонд, поспешно уводя Скарлетт от тени, отбрасываемой Кремлевской стеной, к ближайшей трамвайной остановке.

— Две пары трусов-панталон, в которых, наверное, ходят местные бабушки, и лифчик — не на косточках, а на целых здоровенных костях. Я думаю, он способен поддержать даже маковки собора Василия Блаженного, если им вздумается упасть. И еще чистую блузку. И немного хлеба и сыра.

— Вот молодец. Теперь давай поскорее уйдем отсюда.

Они сели в трамвай и поехали на площадь Трех вокзалов, расположенную в северо-восточной части города; вскоре они уже поднимались по ступеням парадного входа Ленинградского вокзала. Здесь, где сталкивались толпы приезжающих и отъезжающих, встречающих и провожающих, Бонд чувствовал себя гораздо более комфортно, чем убивая время на подступах к ГУМу.

Скарлетт купила два билета на «Красную стрелу», лучший ночной поезд до Ленинграда: отправление в одиннадцать пятьдесят пять вечера. Потом они прогулялись до маленького парка, где переоделись в новую одежду, воспользовавшись для этого общественным туалетом.

— А теперь, — сказала Скарлетт, — я могу съездить в посольство.

— А ты знаешь, где оно находится? — спросил Бонд. — Такое большое здание на берегу реки — на Софийской набережной, так, по-моему, это называется.

— Как-нибудь доберусь. Таксист наверняка знает. Подождешь меня здесь, в парке?

— Да, здесь я, пожалуй, буду менее заметен, чем где-либо. Главное, чтобы ко мне не совались с какими-нибудь вопросами. Жаль, что я с тобой пойти не могу, но едва ли меня в посольстве примут с распростертыми объятиями. Кому ты будешь оттуда звонить?

— Для начала в мой офис в Париже. Свяжусь с начальником нашего отдела. Он сообразит, что делать дальше.

— Ладно. Только будь осторожна. Прежде чем ты уйдешь, Скарлетт, вспомни, что у Горнера есть связи в СМЕРШе и в КГБ. Мы и так уже устроили переполох по всей стране. Крушение самолета, вооруженное ограбление, угон машины. Наверное, система связи в Советском Союзе налажена не очень хорошо, но с учетом возможностей милиции и спецслужб за нами уже почти наверняка следят. Что касается слежки, то тут русские всегда были большими мастерами. Подумай, кстати, еще вот о чем: если Дариус сумел каким-то образом раздобыть и передать в Лондон информацию о местонахождении завода Горнера, то я предполагаю, что спасательная операция уже идет полным ходом.

Бонд взял руки Скарлетт в свои и заглянул ей в глаза:

— Скарлетт, я хочу, чтобы ты сама задала себе один вопрос. Ты действительно считаешь, что один телефонный звонок что-то изменит? Что стоит рисковать? Ведь риск в самом деле очень большой.

Скарлетт выдержала взгляд Бонда и даже не моргнула:

— Джеймс, она моя сестра.

Бонд отпустил ее руки:

— Ну хорошо, только, ради бога, постарайся вернуться сюда не позже девяти.

Стремительным и решительным шагом Скарлетт направилась к выходу из парка. Бонд проводил взглядом ее стройную фигурку, казавшуюся такой хрупкой в новой блузке.

Оставшуюся часть дня и вечер он провел все в том же парке, пытаясь поспать. Он поел хлеба с сыром и попил воды из фонтанчика.

Когда стемнело, он смог вздохнуть немного свободнее. Утром они будут в Ленинграде, а там всего один короткий переход на катере через залив — и свобода. Все его тело уже истосковалось по Западу: по коктейлям со льдом, горячему душу, чистому постельному белью, хорошему табаку — всему, что составляло самые обычные элементы комфортной жизни…

Скамейка, на которой он сидел, стояла у ствола какого-то дерева. Бонд прислонил голову к жесткой коре и почти мгновенно уснул.

Тем временем между выкрашенными желтой и белой краской колоннами, поддерживавшими внушительный портик Ленинградского вокзала, состоялась срочно организованная сделка, в ходе которой было достигнуто соглашение о дальнейшем сотрудничестве, определены его условия и даже выплачен частичный аванс.

Одну сторону представлял некий советский гражданин плотного телосложения, щеки и подбородок которого были не столько выбриты, сколько ободраны бритвой, явно успевшей многое повидать на своем веку. В качестве подтверждения своих намерений продолжать сотрудничество он утвердительно кивнул собеседнику и протянул руку. При этом рукава его короткого не по росту пиджака задрались, выставив напоказ засаленные манжеты.

В эту руку были всунуты пять двадцатидолларовых банкнот, и в поросячьих глазках, едва видных над красными шершавыми щеками, засверкали искры неутолимой, плохо скрываемой жадности.

Его собеседник плохо говорил по-русски, но изъяснялся короткими простыми фразами, достаточно легкими для понимания. В руках он держал две фотографии: на одной был изображен мужчина с суровым взглядом; непослушная прядь темных волос спускалась ему на лоб над правым глазом. На втором снимке была запечатлена красивая молодая женщина, возможно, русская, но гораздо более ухоженная и хорошо одетая, чем все особы женского пола, которых толстячок когда-либо видел в Москве.

Что касается человека, заплатившего деньги, трудно было понять, откуда он приехал. У незнакомца были узкие глаза — не то татарские, не то монгольские — и кожа желтоватого оттенка. Странный головной убор этого человека тоже не вносил ясности в вопрос о его происхождении: он наводил на мысли не то об Испании, не то о Франции.

Ясными и понятными в этой ситуации были только два пункта. Один — телефонный номер, записанный на клочке бумаги и всунутый в руку толстячка; второй — оплата за полученную информацию, которая должна была многократно превысить аванс.