Глава 17

МОЕ ГОРЕ, ОТ КОТОРОГО Я НЕ СМОГЛА ПРОСНУТЬСЯ

Брианна


Дикий блеск в глазах Ника должен меня пугать. И он пугает, но не так, как я боялась его сегодня.

Зарезать человека, которого любишь, потому что думаешь, что он тебя убьет, — это, признаю, очень возбуждающая прелюдия. Однако наш мир просто другой. Мы не созданы из тех же волокон, что и остальные; наша тьма окрашивает наши души в самые глубокие оттенки, где жажда уничтожить то, что мы любим, горит с неистовой страстью, пока мы не будем вынуждены потреблять, чтобы насытить свое желание.

Иначе оно нас уничтожит.

Вот почему, когда Ник проводит рукой по моей спине и захватывает в горсть мои волосы, я уже мокрая и жаждущая его, отчаянно желающая, чтобы он присвоил себе каждый дюйм моего тела.

Он прикасается своим телом к моей спине, и я ощущаю, как его твердый член прижимается к моей попке. Он шепчет мне на ухо, в его гортанном тоне смешались похоть и жестокость.

— Ты знаешь, что я люблю тебя, ангел. Скажи это. — Я киваю, сопротивляясь его крепкой хватке.

— Да. Ты любишь меня.

— Хорошая девочка, — говорит он, поглаживая другой рукой мою попку.

— Помни об этом. Потому что я буду трахать тебя так, как не собирался.

Яростная дрожь пробегает по моей коже, и я закрываю глаза, чувствуя, как его пальцы прощупывают мою киску. Он просовывает палец между моими мокрыми складками, собирает там соки — сочетание моего возбуждения и его спермы — и размазывает их по другой сжатой дырочке, которая, как я боюсь, слишком мала, чтобы принять его.

Затем его бедра прижимаются к моим, и он упирается головкой члена с пирсингом в мою киску, давая мне лишь секунду, чтобы вдохнуть полной грудью, прежде чем погрузиться внутрь.

Я выдыхаю стон, когда он полностью заполняет меня, погружаясь до самого основания. Мои внутренние стенки набухли, и он медленно, размеренными толчками вводит и выводит член, смачивая его, пока он проводит подушечкой большого пальца по моей попке.

— О, Боже… — Я опираюсь на руки, дрожа от манящего ощущения, что он работает с этой эрогенной зоной так, как я никогда не думала, что может быть так хорошо.

Я чувствую, как его сдержанность ослабевает. Его член толкается сильнее, хватка в моих волосах крепнет, и когда он рывком поднимает меня в вертикальное положение, моя спина ударяется о твердую стену его груди.

— Оттолкнись, — приказывает он, стиснув зубы при каждом слове.

Я так и делаю, позволяя ему отстраниться от меня, прежде чем он проводит рукой по моему телу.

— Не задерживай дыхание, — говорит он. — Я хочу услышать каждый крик.

Это последнее предупреждение Ника перед тем, как он подносит головку своего члена к тугой дырочке, а затем надавливает на мой таз, направляя меня на член.

Мышцы моих бедер напрягаются, а давление в анусе нарастает, пока меня не пронзает жгучая боль. Это так захватывает, что я забываю дышать — боюсь пошевелиться, — но его рука надавливает на член, и он медленно входит внутрь, растягивая меня, чтобы я могла принять его.

— Проклятье… черт… — Он выпускает ряд проклятий, его тело дрожит, как и мое, пока он не заполняет меня полностью. — Я не могу быть нежным, — говорит он, — я собираюсь уничтожить эту сладкую дырочку.

Он поглаживает пальцами чувствительный узелок клитора, вырывая стон, когда он создает необходимое трение, и мои бедра непроизвольно подрагивают.

— Вот так… возьми мой член, ангел. — Он отступает ровно настолько, чтобы сделать толчок вверх, проникая еще глубже, чтобы вызвать первый крик из моего рта, и это похоже на призыв к его демону. Ник отпускает мои волосы и прижимается к моему горлу. — Ты так чертовски красива, принимая мой член.

Он сильнее работает с клитором, вжимаясь в меня, прижимая меня к себе. Я чувствую абразивное трение кольца его члена, и оно творит коварные вещи с моей киской; я становлюсь все более влажной от пульсирующей боли.

Отчаянно желая за что-то уцепиться, я впиваюсь ногтями в его бедра, прижимаясь к нему, словно боясь, что он отпустит.

Он трахает меня в ровном темпе, подстегиваемый сексуальными движениями моих бедер, когда я поддаюсь его бешеному ритму. Боль ослабла, и теперь что-то другое — что-то плотское — поглощает меня, а в глубине души пульсирует пустая боль.

Словно чувствуя, как мое тело отчаянно пытается заполнить пустоту, Ник просовывает два пальца внутрь моей киски и попадает в самое нужное место. Мозолистая рука трется о клитор, разжигая пламя, от которого жидкий огонь струится по моим венам. Каждое нервное окончание в моем теле вспыхивает, и я сжимаюсь вокруг него.

Из его груди раздается глубокий рык, и я чувствую вибрацию в спине. Первобытный ритм овладевает им, его проникающие толчки становятся все более дикими и проникают в меня, пока я не перестаю контролировать свои чувства. Я успеваю выкрикнуть его имя, прежде чем его рука плотно обхватывает мое горло, перекрывая дыхательные пути.

Жгучее ощущение пронизывает мою кожу, увлекая меня вниз вместе с ним, когда он врывается, и усиливая каждый толчок до нового уровня, когда он поднимается вверх, подбрасывает меня на своем члене.

— Боже, черт возьми, я разорву эту маленькую дырочку, если ты не кончишь в ближайшее время… — Его грязные слова скрежещут между дикими рыками, заглушая звук в моих ушах, когда жар вырывается из моего живота и поглощает меня изнутри.

Выполняя свою угрозу, он прижимает меня грудью к полу. Одеяло скользит под моими ладонями, когда я пытаюсь устоять на ногах. Он упирается в мою задницу, и я протяжно стону, мой голос дрожит так же сильно, как и мое тело.

Когда мои внутренние стенки сжимают его, он еще раз крепко обхватывает мое горло, а затем вводит поршень в мою задницу, звук шлепков настолько эротичный и грязный, что когда он рычит, а его член напрягается еще сильнее, у меня как будто не остается выбора; все мое тело сжимается, необходимость толкаться невыносима, но удовольствие электрическое.

— О, черт возьми. Ты такая чертовски тугая, Ангиолетта, ты меня сейчас сломаешь. Ах… блять… — Он рычит и шлепает меня по заднице, а затем с развратной, безжалостной потребностью врезается в меня.

Его похотливое, горловое рычание разносится по моей плоти, приказывая раздвинуть бедра шире, а он, схватив меня за горло, выгибает спину.

Боже, я чувствую себя такой грязной и вульгарной, но это так чертовски горячо. Тепло атакует все сразу. Он отпускает мою шею и хватается за плечо, глубоко погружаясь в меня. Я чувствую, как напрягаются мышцы его бедер, его член становится каменно-твердым, а затем пульсирует в моем тугом канале.

Когда он освобождается внутри меня, то тянется и проводит пальцем по клитору, и интенсивность его рыка подстегивает мой оргазм, усиливая кульминацию и затягивая ее, и я кончаю с бесстыдной несдержанностью, чувствуя мокрые брызги на своих бедрах.

— Вот так, детка… кончи на меня… Черт возьми, ты намочила мои яйца.

Я тяжело дышу, уткнувшись в пол, у меня болит грудь. Все тело пульсирует от толчков. Когда я опускаюсь, Ник прижимается грудью к моей спине и нежно целует меня в затылок.

— О, Боже, — говорю я, мое сердце синхронизируется с его неровным ритмом. — Это было очень жестко.

Его глубокая усмешка вызывает у меня бурление в животе, а когда он выходит из моей задницы, ослабление давления становится таким приятным, что я издаю глубокий стон.

— Черт. Дай мне минутку, — говорит он.

— Ты серьезно? — спрашиваю я.

— Смертельно. — Он нежно целует меня между лопатками, как будто знает, что у меня там болит, и говорит:

— Я всегда буду хотеть тебя. Каждую секунду каждого дня.

Ник обхватывает мой живот и притягивает меня к своей груди, поворачивая так, что я оказываюсь в его объятиях. Затем он поднимается на ноги и уносит меня, словно не потратил только что всю свою энергию. Обхватив его за шею, я тихонько посапываю.

Он заходит в более темную часть дома, где я едва могу различить готическую мебель. Стены выкрашены в черный цвет, поглощая любой свет, проникающий из других комнат.

Поставив мои ноги на холодный кафель, он говорит.

— Подожди здесь, — а затем уходит.

Я стараюсь не бояться темноты. Нелепо, что после того, как я только что переспала с врагом, так близко подошла к смерти, по крайней мере, мысленно готовилась к ней, я не должна бояться чего-то настолько детского, как темнота.

Но мы боимся неизвестности. Темнота — это все. Комната с черными стенами. Где свет поглощается, где мы не можем увидеть, что будет дальше.

Впервые в жизни я столкнулась с неопределенностью, неизвестностью, когда я не знаю, каким будет мой завтрашний день.

Есть и другое слово для обозначения чувства, заключенного в страхе перед неизвестностью.

Волнение.

Ник возвращается с двумя зажженными свечами и ставит одну на туалетный столик, другую — на плитку возле ванны. Он обнажен, и я должна была бы привыкнуть видеть его в таком виде, но не уверена, что когда-нибудь привыкну к тому, как чертовски красиво его тело, как сексуально.

Он поднимает бронзовый рычаг на кране. Затем он снова обходит меня, целует в макушку и собирает мои темные волосы в руку, скручивает их в пучок, прикрепляя к макушке.

Это действие настолько чувственно и заботливо, что у меня закладывает пазухи от нахлынувших эмоций. Я моргаю, отгоняя туман в глазах.

— Боже, я в полном беспорядке.

— Ты прекрасна, — говорит он, найдя мой взгляд в зеркале. — Теперь я позабочусь о тебе, ангел.

Он проверяет температуру воды, затем поднимает меня на руки и кладет в ванну. Затем он использует ручной душ, чтобы ополоснуть мои ноги, смывая с них следы нашей совместной ночи. Он проводит ладонью по моим бедрам, не обращая внимания на кислотные ожоги на тыльной стороне ладони.

Убедившись, что я чиста, он ополаскивает ванну, а затем нажимает на пробку, чтобы наполнить ее.

Я опускаюсь на мелководье и в благоговейном молчании наблюдаю, как он выбирает различные масла для ванны и соли, добавляя в воду состав, издающий расслабляющий аромат лаванды и эвкалипта.

Пока он погружает губку в воду, я спрашиваю.

— Ты не залезешь?

Он опускает взгляд на рану, которая теперь перевязана новым бинтом. Белый хлопок уже окрасился кровью.

— Ванна для тебя. Тебе будет больно, — говорит он, но в его тоне нет и намека на стыд. — Я зашью себя позже.

Ник моет мне спину, пока я отмокаю в ванне, ощущая каждую занозу в своем теле.

Когда я откидываюсь на подушку в ванне, в моих глазах появляется первый намек на усталость, а веки становятся тяжелыми от сна.

— Куда ты собиралась идти? — спрашивает он, опираясь предплечьями на край ванны. — Если бы я отдал тебе свою заначку с деньгами и машину. Каков был твой план, Бриа?

Этот вопрос не просто выводит меня из сонного состояния, он наполняет меня новым чувством ужаса, что у меня нет абсолютно никакого плана на завтра — что я понятия не имею, что случится со мной, с ним или с нами.

Я качаю головой, опираясь на ванну.

— Не знаю, — честно говорю я. Затем, поскольку в какой-то момент я должна решить полностью довериться этому человеку, я поворачиваю свое лицо к его лицу. — Наверное, к тете и кузине. Прежде чем я разработала план по устранению сводного брата, был план по побегу.

Его взгляд темнеет, тени на его лице окрашивают плоскости в противоречивые эмоции.

— Расскажи мне все. — И я рассказываю.

Я обнажаю перед Ником самую уязвимую сторону себя, рассказываю о том, какой эгоисткой я была поначалу из-за своей душевной боли, хотя это подтверждает то, какой он впервые увидел меня, наивную девочку. Но потом я рассказываю ему истории, которые услышала в Реджо-Калабрии, о женщинах из Ндрангеты, о том, как вековые законы кланов в преступном мире превратили их мир в неизбывную тюрьму.

Ник с восторженным вниманием слушает, как я признаюсь, что за те месяцы, что я училась драться, это изменило меня, и я больше не хотела мести, а хотела получить шанс помочь женщинам, которые действительно не могут выбраться из своих обстоятельств, и я думала — глупо верила — что смогу сделать это, выступив в Пустоши.

— Вот почему я вернулась сюда, — говорю я, прижимая колени к груди, — вместо того чтобы бежать, как умоляла моя тетя. Я сказала ей, что мне нужно попрощаться с отцом, но для начала примириться.

Я жду, затаив дыхание, чтобы он что-нибудь сказал. Вместо этого он проводит рукой по моей шее и наклоняется вперед, впиваясь в мои губы обжигающе чувственным поцелуем.

Отстранившись, он говорит.

— Я забираю тебя в постель.

Загрузка...