Еда

Пицца

Когда-то давно на крышу нашего дома выйти было проще простого. На большой железной двери, ведущей на чердак, болтался замок, но он был открыт, его просто надо было снять, и все.

Летом не вылезти пару-тройку раз на крышу — как-то не совсем правильно. Ведь не у каждого подростка есть крыша в своем распоряжении. Крыша — это даже круче, чем видик. Крыша — это личный участок неба, свои шесть соток непаханой голубизны. Это бассейн над головой. Душа ныряет в хлорированную воду небес, а тело загорает, лежа на черной, воняющей смолой, горячей поверхности крыши. Да, для подростка крыша — настоящий рай, для тусовки лучше места не найти.

Но я уже не была подростком. Мне уже стукнуло двадцать. Некоторые в это время уже семью заводят, как любила говорить мама. Но я просто училась в университете. Сдала сессию и поехала с родителями на дачу. Да только там, на даче, все пошло как-то не так: мама прицепилась ко мне и пилила до тех пор, пока я не психанула, не собрала вещи и не отправилась пешком на станцию. В середине дня. По жаре. С меня стекло сто потов, пока я дождалась автобуса — и еще столько же, пока я ехала, цепляясь взглядом за проплывающие за окном картины, чтобы не думать о том, как мне паршиво душевно и физически. Чтобы не думать о том, что говорила мне мама, когда мы ссорились…

Женщина, сидевшая у окна, держала на коленях корзину с помидорами. В нашей местности помидоры не каждый год дозревают, но вот это лето было жаркое, даже очень. Запах помидоров сделал свое дело — я стала думать о еде. А что если дома купить помидоров на рынке и приготовить… пиццу? Целый противень… Взять пару-тройку бутылок пива… или нет — холодного красного вина… выйти на балкон… хотя нет, на балконе, обитом сайдингом, в жару стоит пластиковый запах. Нет, лучше выбраться на крышу, если замок по-прежнему открыт… сидеть там, пить вино, есть пиццу, думать о вечности… хорошо бы, конечно, делать это в приятной компании… с друзьями… но кого найдешь летом в городе? Все или на дачах, или на море… придется одной…

Добравшись до дома (а это еще после рейсового автобуса полчаса на городском, а потом пешком минут пятнадцать), я не утратила пыла. Пока отмокала в ванне, стараясь расслабиться и не думать о ссоре с мамой, подошло тесто. Хорошее — пышное, важное. Нарезала колбасу, грибы, лук кольцами. Натерла сыр. Пока пицца жарилась в духовке (м-м-м, запах!), оделась, чтоб сгонять в магазин за вином. Так, не забыть бы паспорт, а то в винно-водочном вредные тетки… И вот — я уже достала пиццу из духовки и спускаюсь в лифте, выстукивая босоножкой ритм нетерпеливого ожидания.

Магазин. Паспорт (а-а-а, какая я молодец, предусмотрительная!). Вино. Пальцы сжали горлышко бутылки. Холодное. Все как надо. Как в мечтах.

Торопливым широким шагом я пересекла двор — пустой, какой пустой! — трава выжжена солнцем, посверкивает кое-где битое стекло, на асфальте поистертая ногами надпись «Доброе утро, любимая!». А это кто? О, да это наш сосед снизу, Петя, кажется, его зовут… У него в руках видавший виды футбольный мяч. Да и сам он выглядит уныло.

— Привет! — машу ему рукой. — Чего такой несчастный?

Он смотрит на меня. Грустен, как будто на него все грехи мира повесили. И еще жару сверху.

— Да вот… думал, будет с кем мяч погонять, а нет никого…

— Так лето, разъехались все…

— Ну, в нашем дворе столько людей живет… в одном нашем доме наверняка человек двести-двести пятьдесят, а если посчитать соседние, то получится не меньше тысячи… из них детей человек триста… где-то половина — мальчики… хотя мне кажется, что девчонок у нас больше, но это субъективно… вообще мальчиков рождается больше… так что тут должно быть где-то человек сто моего возраста… не могли же все они вот так взять и уехать?

— Могли. Раз уехали.

Он опустил голову. Белобрысый ботаник.

— А я иду на крышу вино пить, — не знаю зачем, сказала я.

— На крышу? — он вытаращил глаза.

— Угу. — Я слегка гордилась тем, что произвела такое впечатление.

— Я никогда не был на крыше.

— Да ну!!! — теперь глаза вытаращила я. — А мы в твоем возрасте часто там тусовались… мы с девочками там даже классики начертили…

— А можно мне посмотреть?

— Ну… Пошли…

Мы зашли ко мне домой, я разрезала остывшую пиццу на куски, сложила в контейнер, захватила штопор и покрывало, и мы двинулись на крышу. И только тут я подумала, что ведь дверь могли и закрыть. Я сто лет там не была. И как я буду тогда выглядеть в глазах этого шкета? В меня вцепилось проклятое существо, которое у нас в народе называют нервяк. Я начала что-то сбивчиво рассказывать. Какие-то смешные истории из своей школьной жизни. Причем смеяться я начинала прежде, чем доходила до смешного места. Петя не смеялся.

Но замок по-прежнему не был закрыт. Я сняла его и отложила в сторону. Открыла железную дверь. Мы поднялись на чердак, а потом — в люк, на крышу. Да, я достигла своей цели. На секунду закрыла глаза. Вспомнила о том, что мне наговорила мама. Что я — человек, который никогда ничего не добьется. А вот и нет. Я стояла на крыше. Я поставила перед собой цель и дошла до нее.

Мелкий школьник Петя обошел всю крышу, оглядел ее без особого интереса и уставился на меня.

— Хочешь пиццы? — спросила я.

Он кивнул.

Я расстелила покрывало. Мы уселись. Я открыла контейнер с пиццей.

— Угощайся, — а сама принялась возиться со штопором.

Петя жевал пиццу, а я, матерясь себе под нос (надеюсь, школьник не слышал), сперва вкручивала штопор в пробку, а затем тянула его наружу. В конце концов и эта задача была решена. И тут я поняла, что не взяла никакой посуды — ни бокала, ни кружки. Придется пить из горлышка. А, плевать. Я отхлебнула вино. Оно было уже не слишком холодным, но все равно вкусным.

Петя, как загипнотизированный, смотрел на меня.

— Бери еще.

Он снова взял кусок пиццы.

— Здорово здесь, — сказала я, — но это вышло как-то не очень убедительно. — Весь город виден. Как на ладони. Красота!

Но, честно говоря, с крыши был виден только наш спальный район, довольно унылый в своем архитектурном однообразии.

— И небо… столько неба над нами! — Я задрала голову. — Безграничное, могучее…

Но летнее ровно-голубое, безоблачное небо тоже было довольно однообразно.

К тому же солнце продолжало немилосердно жечь. Надо было взять шляпу, что ли.

Я снова отхлебнула вина.

— А ночью, как красиво тут будет ночью… звезды зажгутся… Млечный путь протянется прямо над нашими головами… Кажется, можно ступить на него и уйти…

Это я уже начала фантазировать.

— Я так поздно задерживаться не могу, мне надо домой, — промямлил Петя.

Я снова отхлебнула вина.

От жары и усталости я как-то быстро захмелела.

— Знаешь, в такие моменты хочется читать стихи… Мое любимое — Цветаева…

Идешь, на меня похожий, глаза опускаешь вниз,

Я их опускала тоже,

Прохожий, остановись…

И тут меня понесло. Стихотворение в моей памяти изогнулось и замкнулось само на себе, так что конец куда-то исчез из видимости, и я все читала и читала, с возрастающим пафосом, глядя во все глаза на школьника, сидевшего передо мной с футбольным мячом на коленях…

— И кровь приливала к коже,

И кудри мои вились, — орала я с надрывом,

Я тоже была, прохожий,

Прохожий, остановись!..

Но тут остановилась я сама, снова отхлебнув вина.

Мне было жарко, казалось, что скоро задымятся волосы на макушке.

— Эй вы! — услышала я чей-то голос. — А ну брысь отсюда! — К нам решительной походкой приближался какой-то седоватый мужчина в серой майке и синих шортах. — Нашли место для пикника!

Петя вскочил как ужаленный.

Слава богу, для того, чтоб собраться, не понадобилось много времени. Я закрыла контейнер с пиццей, сгребла покрывало и потопала к люку. Петя потащился за мной.

Оказалось, что мужик из соседнего дома увидел нас в окно и решил проявить бдительность.

— И какая взрослая девица! Чего тебя потянуло на эту крышу?! Надо же понимать: подойдешь к краю, голова закружится — и все, вниз… И косточек не соберешь!

Я молчала, главным образом потому, что не хотела, чтобы он почуял запах алкоголя (бутылку я ловко обернула покрывалом, когда собирала вещи).

В конце концов грозный мужик удалился, оставив нас на лестничной клетке десятого этажа. А мальчик Петя сказал:

— Вкусная пицца. Но что-то меня тошнит. Это может быть солнечный удар. У меня такое бывало. Мне нельзя долго на солнце.

— Чего ты вообще со мной полез? — рассердилась я. — Как будто я тебя силой затащила.

— Любопытно.

— Посмотрел бы и ушел.

— Не мог же я так просто допустить, чтобы человек покончил с собой.

— Ты что — думал: я прыгнуть хочу?!!

Он посмотрел на меня каким-то бесконечно усталым взором:

— Ну да. И пьешь для смелости. И стихи читаешь про смерть.

И вот тут — впервые за этот длинный день мне стало по-настоящему весело.

И так, хохоча, я рассталась с недоумевающим Петей и пошла домой — в одной руке контейнер с пиццей, а в другой — покрывало, в которое завернута бутылка вина. И уже закрыв за собой дверь, стоя в прохладе прихожей, я подумала, что все-таки я прыгнула, да прыгнула, спасибо, Петя, что объяснил, просто я еще не упала, я все еще падаю, падаю.

Ты права, мама, я ничего не достигла, только вот пиццу какую-никакую могу испечь.