Тиму сообщили, что к нему пришла посетительница, как только он проснулся. Медсестра пообещала послать за ней в кафе кого-нибудь из санитаров, но как эта женщина выглядит или какого она возраста, не сказала.
Это Кристин, пронеслось в его голове. Сейчас я все-все ей скажу. Пусть воспринимает мои слова как хочет, верит или не верит им, но я должен поведать ей то, что так давно ношу в душе. От объявшей его радости ему захотелось тут же соскочить с кровати и пуститься в пляс.
Тим принялся лихорадочно обдумывать, с чего лучше начать долгожданную беседу — со слов восхищения, или с благодарности, или с извинений за былые прегрешения, или с рассказа о том, какие колоссальные изменения произошли в нем в последнее время… Но вдруг он подумал о том, что его гостьей может оказаться совсем не Кристин, а кто-то еще. Например, мать, другая родственница, кто-нибудь из знакомых.
Кому сообщили о его травме, он не имел понятия, ведь только сейчас начал потихоньку приходить в себя. А того, что происходило с ним после приезда «скорой», Тим почти не помнил.
Его охватило омерзительное чувство страха.
С чего я взял, что это именно Кристин? Она ведь не поехала со мной в больницу. Наверняка потому, что до сих пор не простила. Зачем ей появляться здесь теперь? И кто я для нее? Бывший ученик, изощренный насмешник… Или не только?..
От волнения мысли в голове Тима путались, а нежелание видеть сейчас никого, кроме Кристин, усиливалось с каждой секундой.
Наконец он услышал звук чьих-то быстрых легких шагов в коридоре. И по ним тотчас узнал Кристин. Через несколько мгновений дверь его палаты распахнулась и вошла она — самая желанная и восхитительная из всех женщин на земле.
Их взгляды встретились. И Тим с изумлением заметил предательски повлажневшие глаза Кристин.
По всей вероятности, ей не хотелось, чтобы он видел ее слезы. Посильнее сжав губы и приподняв подбородок, она отвернулась в сторону и потупилась.
— Кристи, — прошептал Тим, вкладывая в это слово, как ему теперь казалось, самое мелодичное из всех существующих в мире, всю нежность и восхищение, которые испытывал по отношению к этой женщине, — если бы ты только знала, как я рад тебя видеть!..
Ему хотелось сказать не избитое «я рад тебя видеть». Он с удовольствием заговорил бы сейчас стихами, как глупо и напыщенно это ни прозвучало бы. Но от переизбытка чувств не смог облечь в подходящие фразы и сотой доли своих переживаний.
Дверь приоткрылась и в проеме показалась пухленькая сестра Пирс.
— Вы уже здесь? — с улыбкой обратилась она к Кристин. — Как видите, ваш Тим благополучно поправляется.
Кристин смущенно кашлянула, но ответить ничего не успела — Глория Пирс поспешно удалилась.
Вслед за ней на пороге палаты появился врач.
— Проснулись? — Он подошел к кровати Тима, внимательно оглядел его лицо и кивнул на перебинтованное плечо. — Сильно болит?
Тим только сейчас почувствовал, что его рана тупо ноет.
— Почти нет, — ответил он, бросая многозначительный взгляд на Кристин.
— А-а, понимаю… — протянул врач, смеясь. — В присутствии красивой девушки о таких пустяках не думаешь. — Он посмотрел на Кристин и вдруг резко перестал смеяться. Его глаза сощурились. — А это не вы случайно нашли нашего пострадавшего в лесу и сняли с дерева? Ребята со «скорой» рассказали, что с ними разговаривала оказавшая ему помощь молодая особа.
Кристин слегка покраснела.
— Она, она, доктор, — ответил за нее Тим. — Эта девушка просто чудо какое-то. Буквально перевернула мое представление о женщинах.
Врач опять добродушно рассмеялся.
— Знаете, я вам искренне завидую. Сам бы с удовольствием в кого-нибудь влюбился, да не в кого.
Краска на щеках Кристин сгустилась. Она вопросительно взглянула на врача и медленно заговорила:
— А к чему вы это…
Тим вдруг отчаянно захотел подыграть доктору, повести себя так, будто они с Кристин и правда двое влюбленных, давно признавшихся друг другу в своих чувствах.
— Еще несколько месяцев назад я тоже думал точно так же, — перебивая Кристин, произнес он. — А потом вдруг случилось чудо и я встретил эту необыкновенную женщину.
Кристин метнула на него изумленно-возмущенный взгляд, а врач заулыбался и ответил:
— Надеюсь, будет когда-нибудь и на моей улице праздник.
— Обязательно будет, — заверил его Тим, с удовольствием вживаясь в роль.
Кристин сложила губы трубочкой, намереваясь что-то сказать, но врач опередил ее, обращаясь к Тиму:
— Кстати, вы уже сегодня можете отправляться домой. Отнимать вас у очаровательной спасительницы надолго не имеет ни малейшего смысла. Будете приезжать ко мне на прием. О работе, тем более о прыжках с парашютом, на время забудьте. — Он повернулся к Кристин. — А вас я попрошу привезти больному какую-нибудь одежду. Рубашка должна быть на пуговицах и с широкими рукавами.
Велев Тиму зайти через двадцать минут к нему в кабинет для получения рекомендаций, он вышел из палаты.
Тим виновато посмотрел на Кристин и молча пожал здоровым плечом.
— Зачем тебе понадобилось разыгрывать этот спектакль? — спросила она, напуская на себя строгости.
— Просто очень захотелось, — честно признался Тим. — Умоляю, не сердись! К больным и дурачкам надо относиться снисходительно.
— И к какой же категории ты относишь себя?
— К обеим. — Тим состроил смешную рожицу.
Кристин не выдержала и улыбнулась.
— Раз так, то, конечно, постараюсь быть к тебе поснисходительнее. — Она подошла к кровати и опустилась на стул.
Дурашливость Тима, при помощи которой он маскировал свое смятение, улетучилась. Он с любовью оглядел лицо своей спасительницы, как никогда прекрасное, несмотря на следы утомления. От желания сию же секунду начать самый серьезный в своей жизни разговор у него на миг зашлось сердце, но он вспомнил о просьбе врача и решил отложить разговор на потом.
— Кстати, о том, что сказал врач. Прости, что так вышло. Он и в самом деле подумал, что мы с тобой… В общем, что попросить тебя съездить ко мне домой и привезти одежду — вполне нормально.
Кристин посмотрела на него как-то странно. И Тим принялся гадать, о чем она подумала.
— Ну, не сам же ты поедешь за своей одеждой, — спокойно глядя ему в глаза, произнесла Кристин.
— Нет конечно. Кому-нибудь позвоню, — пробормотал Тим.
— Не стоит, — сказала Кристин. — Расскажи, где ты живешь и что именно тебе привезти. Я на машине.
Тим представил, что она входит в его дом, достает из его комода рубашку, из шкафа — джинсы, и эта картина показалась ему настолько привлекательной, а сама ситуация такой интимной, что возражать он не стал, лишь тихо пробормотал:
— Мне очень неудобно… Ты мучаешься сегодня со мной целый день.
Кристин вздохнула и устало улыбнулась.
— Такова, видно, моя судьба.
Тим взял ее руку, бережно поднес к губам и поцеловал.
— Если честно, мне было бы очень приятно, если бы за моей одеждой съездила именно ты, — прошептал он, рассматривая ее пальцы.
— Тогда давай ключи!
Кристин произнесла это громко и решительно, чтобы нарушить чувственную наполненность момента, к которой оказалась не совсем готова.
Она уже бралась за ручку двери, намереваясь выйти, когда Тим окликнул ее.
— Не хочу, чтобы ты ушла, не узнав одной важной вещи, — сказал он взволнованно. — Ты для меня самый близкий, самый дорогой человек на свете. Помни об этом всегда.
«Ты для меня самый близкий, самый дорогой человек на свете», стучало в висках Кристин, направляющейся по предвечернему Вашингтону к дому Тима. Она ничего не ответила ему на эти слова, так как почувствовала: если срочно не уйдет, то опять прослезится.
Почему он это сказал? — размышляла Кристин в смятении. Зачем хотел убедить врача в том, что мы друг в друга влюблены? Потому что… я ему на самом деле не безразлична? Нет, такое вряд ли возможно… Тим пережил сегодня серьезное потрясение, до сих пор не пришел в себя, вот и несет чушь… Или же действительно хочет, чтобы мы…
Она заставила себя выбросить из головы эти глупые мысли. На них сосредотачивалась большая часть ее внимания, а машин на дороге все прибавлялось, и было необходимо соблюдать осторожность…
Дом Тима оказался белым двухэтажным особняком. Входя в него, Кристин сильно волновалась. Ей казалось, что в эти самые мгновения, хоть Тима и нет рядом, они становятся друг другу намного ближе и роднее.
С первого взгляда на обстановку дома можно было понять, что это сугубо мужское жилище. На окнах висели жалюзи, стены украшали огромные фотографии и плакаты с изображением сноубордистов, сёрферов и альпинистов. Мебели было немного, самый минимум, и вся она отличалась высоким качеством и практичностью.
Он сказал, его спальня на втором этаже справа от лестницы, вспомнила Кристин, решив не слишком увлекаться рассматриванием, по сути, чужого дома.
Она торопливо поднялась на второй этаж и открыла нужную дверь.
Вот здесь он спит, невольно пронеслось в мыслях, когда ее взгляд упал на застеленную пледом кровать. Ощутив легкое возбуждение, Кристин поежилась и отвернулась, чувствуя, что, если будет смотреть на эту кровать хоть секундой дольше, непременно захочет прилечь на нее, представить, что Тим не в больнице, а тут, с ней рядом.
Комод, комод, дважды произнесла она про себя, стараясь прогнать нелепые фантазии, порожденные ее воображением. Я должна найти клетчатую рубашку в ящике, во втором снизу.
Комод из темного дерева стоял у противоположной кровати стены. На нем лежали какие-то журналы и распечатки, а над ним висела…
Кристин не поверила своим глазам, увидев собственное изображение на фотографии на стене. И лишь несколько секунд спустя, когда прошло первое потрясение, узнала, что это за снимок. Шесть лет назад ее сфотографировал репортер из «Парашютиста». Дело было на международных соревнованиях. Точнее, по их завершении, когда имя победительницы — ее имя — стало известно всем.
Кристин смотрела на свою улыбающуюся физиономию на снимке, наверное, несколько минут. Откуда он здесь взялся, для чего и когда, было для нее загадкой. Загадкой, разгадать которую хотелось тем сильнее, чем дольше она здесь стояла.
Откуда он узнал о тех соревнованиях? — один за другим возникали вопросы в голове Кристин. У кого-то обо мне наводил справки? Но для чего это ему понадобилось? И что делает моя фотография тут, в спальне? В его спальне…
Ей на ум пришла странная мысль. О том, что она, запечатленная на фотографии, каждый день любуется Тимом, когда тот раздевается перед сном, а по утрам бесстыдно наблюдает за его пробуждением. Девятнадцатилетняя победительница, которая в момент съемки еще и не догадывалась о существовании в ее родном городе этого потрясающего парня, лучшего из лучших…
Что со мной творится, подумала Кристин, тряхнув головой. Кстати, следует поторопиться. Тим забеспокоится, чего доброго подумает, что я обчищаю его дом.
Она усмехнулась своему нелепому предположению, наконец оторвала взгляд от фотографии, выдвинула второй снизу ящик и сразу увидела клетчатую рубашку. Найти в шкафу джинсы тоже не составило труда.
В Сент-Энтони она вернулась сорок минут спустя. Тим уже не лежал на кровати, а стоял у окна, о чем-то размышляя. Дверь в палату была приоткрыта, поэтому Кристин увидела его раньше, чем предупредительно постучала по косяку.
— Можно?
— Кристин! Наконец-то! — воскликнул Тим, поворачиваясь и делая шаг ей навстречу. — А я уже начал волноваться. Подумал, что ты по моей милости попала в пробку и сидишь там, бедная, вместе с этими проклятыми джинсами и рубашкой.
Кристин вошла в палату.
— Ты ошибся, — ответила она, кладя пакет с одеждой на тумбочку и упирая руку в бок. — Я задержалась совсем по другой причине.
— По какой? — поинтересовался Тим.
— Засмотрелась на фотографию, которая висит у тебя над комодом, — многозначительно изгибая бровь, ответила Кристин.
Тим на секунду нахмурился и вдруг рассмеялся.
— А-а, да-да, понимаю. Не засмотреться на эту фотографию просто невозможно. Признаться, я даже не подумал о том, что ты увидишь ее и удивишься. — Он развел руками. — Слишком привык к ней. Даже не представляю теперь без нее свою спальню.
— Откуда ты ее взял? — спросила Кристин, стараясь казаться возмущенной.
— Из «Парашютиста», — сказал Тим. — Откуда же еще?
— Зачем? — потребовала Кристин.
— Мне так было нужно, — не задумываясь ответил Тим.
— Это моя фотография, и ты… — строго, чуть сдвинув брови, начала Кристин.
Тим резко вскинул вверх здоровую руку, прерывая собеседницу на полуслове, и твердо произнес:
— А журнал не твой, он для всех. Сканировать оттуда фотографии или копировать статьи имеет право каждый, кто пожелает.
— Ладно, сдаюсь, — сказала Кристин примирительно. — Тогда объясни мне просто, как товарищу, как… — Она на миг запнулась. — Короче, я очень хочу знать, что моя фотография делает у тебя на стене.
Лицо Тима приобрело лукавое выражение.
— Хорошо, объясню. Только, если и ты выполнишь одну мою просьбу.
— Еще одну? — спросила Кристин, улыбаясь глазами.
— Да, — без тени смущения ответил Тим.
— Какую?
— Пообещай, что сейчас вместе со мной снова поедешь ко мне домой, мы поужинаем и побеседуем. — Его голос понизился, а глаза как-то по-особенному заблестели. — Я должен о многом тебе рассказать.
Кристин потупила взгляд и кашлянула.
— Договорились. В общем-то… я тоже хочу кое о чем с тобой поговорить.
Она снова посмотрела в его глаза, сделавшиеся вдруг удивленными и встревоженными. Через секунду тревога исчезла, на смену ей пришла радость. Тим подошел ближе и взял ее за руку. В это мгновение его взгляд упал на кусочек кружева, выглядывающий из-под лацкана халата для посетителей.
Лицо Тима расцвело улыбкой, глаза еще сильнее заблестели. Кристин, в первое мгновение не поняв, в чем дело, наклонила голову, прослеживая за его взглядом.
— На тебе то же самое платье, — сказал Тим, осторожно касаясь кружева пальцем. — Как здорово!
Смутившись, Кристин отступила назад, уворачиваясь от его руки.
— Ты уже сходил к врачу? — спросила она, поспешно сменяя тему.
— Да, — ответил Тим воодушевленно. — И могу быть свободен уже сейчас.
— Я подожду тебя в коридоре, — сказала Кристин. — Переодевайся.
Она уже шагнула к двери, но вдруг вновь повернулась и с искренней заботой, тронувшей Тима до глубины души, спросила:
— А ты сумеешь сам переодеться? Может, тебе помочь?
Тим подошел к ней и чмокнул в нос.
— Огромное спасибо за беспокойство, но с этим я справлюсь сам.
— Точно? — спросила Кристин, пытливо вглядываясь в его глаза.
Он засмеялся негромким счастливым смехом.
— Уверяю тебя.
Кристин вышла и, от обилия переживаний и мыслей будучи не в состоянии стоять на месте, принялась прохаживаться взад-вперед по коридору.
Ужин и беседа у него дома! О боже! Об этом она не смела и мечтать.