“История царя Сарца Денгеля” посвящена весьма продолжительному и победоносному правлению этого царя (1563— 1597) и подробно описывает большую часть его царствования (1563—1581 и 1585—1592). Однако, когда тринадцатилетний Сарца Денгель, сын царя Мины (1559—1563) и племянник царя Клавдия (1540—1559), был возведен на престол приближенными своего отца, ему досталось тяжелое наследство. В истории эфиопской феодальной монархии малолетний сын царя мог беспрепятственно наследовать отцу лишь в тех случаях, когда его отец в течение достаточно долгого и благополучного царствования успевал надежно упрочить свою власть, подавить противников и укрепить сторонников, заинтересованных в правлении его сына. Ничего этого не сумел царь Мина, отец Сарца Денгеля, за неполных четыре года своего правления. Положение эфиопского царства, пережившего в первой трети XVI в. ужасы мусульманского нашествия и разорения, оставалось трудным и сложным.
После того как царь Лебна Денгель (1508—1540), дед Сарца Денгеля, умер, скрываясь от разыскивавших его мусульманских муджахидов, захвативших почти всю Эфиопию, в живых оставались трое его сыновей. Младший, Иаков, прятался в монастыре, средний, Мина, находился в мусульманском плену, и только старший, Клавдий, возглавил силы сопротивления. Ему удалось с помощью небольшого португальского отряда не только разгромить мусульман, но и уничтожить их вождя, имама Ахмада ибн Ибрагима ал-Гази, прозванного эфиопами Гранем, т. е. Левшой. Однако силы мусульман не были сломлены окончательно, и 23 марта 1559 г. царь Клавдий погиб в битве с войсками племянника Граня, Нура ибн ал-Муджахида, эмира Харара, стремившегося продолжить дело своего дяди. Так как у Клавдия не было сыновей, на престол взошел Мина, выкупленный ж тому времени братом из плена. В отличие от Клавдия, много сделавшего для освобождения Эфиопии от мусульманских захватчиков и погибшего в битве с ними, Мина, женившийся в плену на дочери Граня и по всеобщему подозрению перешедший там в ислам, не пользовался популярностью в стране. Феодальные усобицы, предопределившие успех мусульманского нашествия и прекратившиеся было на время, когда страна оказалась на грани гибели, вспыхнули с новой силой при воцарении Мины, который столкнулся с резким противодействием своей власти со стороны могущественных феодальных властителей и военачальников. Как сообщает “История царя Мины”, “сам он, воссев на престоле христианском, начал проводить законы и установления царства, а вельможи царства, такие как Кефло и другие, начали втайне свои происки, ропот и смуты, затем обнаружившиеся на деле” [14, с. 181].
В результате царь не смог подавить восстание народа фалаша, эфиопских иудеев доталмудического толка, и вынужден был возвратиться из этого похода. По возвращении некий Балав Раад, пробравшись ночью в царскую палатку, совершил покушение на жизнь Мины “не потому, что царь его обидел, но по наущению сатаны” [14, с. 181—182]. Покушение не удалось, и Балав Раада с его сообщником казнили, но смута в государстве росла и вскоре обнаружилась открыто: бахр-нагаш Исаак, могущественный наместник богатой приморской области, отказался признавать власть царя и ушел в свое наместничество, а видный военачальник Кефло воцарил племянника Мины Тазкара Денгеля и собрал под свое начало многих сторонников нового царя. В этих обстоятельствах Мина решил расправиться сначала с самым главным своим соперником — Тазкара Денгелем, и это ему удалось: войско нового претендента было разбито, а сам он схвачен и сослан. В ссылке Тазкара Денгеля умертвили, но до полного торжества Мине было далеко. Бахр-нагаш Исаак в своей приморской области воцарил другого племянника Мины, малолетнего Марка, и тем самым объявил царю Мине открытую войну.
Мина решил тут же отправиться в поход против возмутившегося наместника, однако столкнулся с колебаниями и явным нежеланием своих приближенных. Власть Мины не была прочна даже при его собственном дворе. Тем не менее он преодолел это сопротивление и стал основательно готовиться к походу против Исаака, заключившего к тому времени союз с турками, господствовавшими на Красном море. Сразу же по окончании сезона дождей “тотчас он поднялся с зимних квартир и направился в Амхару, послав пред собою Хамальмаля, брата его Иоанна и Зара Иоханнеса со многими воинами, чтобы поднять Доба, угнать скот для продовольствия и ждать его на пути когда он будет спускаться в Тигрэ. А в другую сторону он отправил Такло и Манадлевоса со многими сановниками идти в Ваг, сговориться с сеюмами и там ожидать его. Когда он всем этим был занят и готовил пред собой поступления с дорог и прибыл в землю Кольо, постиг его после непродолжительной болезни естественный закон отцов его, общий всему человечеству — он почил в этой болезни и переселился к милости бога преславного” [14, с. 186—187].
Смертью царя Мины, последовавшей 30 января 1563 г., и кончается его “История”. С описания этого же события начинается и “История царя Сарца Денгеля”. Это произведение создавалось не сразу. Первые семь глав были написаны непосредственно после торжественного помазания Сарца Денгеля на царство в древнем Аксумском соборе в 1579 г., когда царь успешно расправился со своими противниками и надежно упрочил свою власть в стране. Первая часть восьмой главы была написана в 1581 г., после победоносного похода царя против народа фалаша, похода, задуманного еще его отцом, царем Миной, но отложенного из-за внутренних смут в государстве. Далее в повествовании следует перерыв до 1586 г., и автор сразу же переходит к описанию второго успешного похода против фалаша. Последняя, девятая глава была завершена в 1592 г., за пять лет до смерти Сарца Денгеля.
Перевод на русский язык сделан по изданию [42].
Напишем книгу истории царя Сарца Денгеля. Бог да продлит дни его, подобно дням древа жизни, и да сохранит его от невзгод житейских. О господи мой, Иисусе Христе, проси и моли бога отца твоего, чтобы послал он нам Праклита, духа истины, коего мир не может принять (ср. Иоан. 14,17). И пусть, придя, поведет он нас ко всему истинному, ибо от него не может исходить ложь и неправда, как от других духов, кои не имеют истины в устах своих. Но ведомо ему грядущее до свершения и будущие изрядства сего боголюбивого царя нашего Сарца Денгеля. Мы предпосылаем историю его притеснений и продолжим историей его побед, подобно тому как евангелисты предпослали историю распятия господа нашего Иисуса Христа и продолжили историей воскресения его и вознесения на небела в чести и славе.
И когда упокоился царь Адмас Сагад[1], отец сего царя, о котором повествуется в четвертой части[2], стали совещаться вельможи царства, говоря: “Что сделаем мы с царством христианским?”. Были такие, что говорили: “Воцарим скорее сына этого царя, старшего меж его братьев[3], чтобы не было смуты в народе, ибо в обычае у людей эфиопских в подобных случаях чинить смуты, в особенности у людей сего времени!”. И были такие, что говорили: “Нежелательно нам одним воцарять его, когда нет среди нас старейшин народа — Хамальмаля и Зара Иоханнеса, Такла Хайманота и Манадлевоса”[4]. Но одержали верх в совете говорившие “воцарим же скорее”. И на это дело подвиг их дух божий, чтобы воцарение этого царя было не при помощи людей могущественных, у которых нет силы для свершения всех деяний, а если начинают, то не могут свершить (ср. Лук. 14, 29). И это будет видно из деяний сего Хамальмаля [и его присных], которые хотели искоренить это царство христианское и не смогли, ибо было оно по воле божией — столпа его и основания. И явилось оно с самого начала по совету людей слабых, чтобы показать дело божие, ибо обычай божий есть являть силу в слабых (ср. II Кор. 12, 9). Царство это уподобилось камню, которым пренебрегли каменщики и который лег во главу угла (ср. Пс. 117, 22; Мат. 21, 42).
И затем вечером отослали они покойника тайно с аввой За-Денгелем. И скрыли они смерть царя, чтобы не проведали об этом злые люди и не сказали: “Не желаем мы воцарять его над собою!”. И в ночь с субботы на воскресенье 7-го якатита[5] собрались люди ученые, которые были в стане[6]: азаж Кумо, да будет над ним мир; глава глав Кефла Марьям, авва Ацка Денгель, монах изрядный, и Сабхат Лааб, человек ученый и премудрый, и Анания, начальник войска стана, и свершили они поставление на царство по обычаю. И тогда призвали они Мар[7] Сарца Денгеля, могучего в деяниях, мудрого в совете, ребенка возрастом и невеликого ростом. И тогда возвели его на отчий престол. И спросили азажа Кумо: “Как хочешь ты назвать его?”. И сказал он: “Да назовут его Малак Сагадом!”. И не по своему хотению назвал он это царское имя[8], но потому, что был он начальником над начальниками. И по прошествии этого года исполнилось предречение, ибо склонились к стопам ног его цари неверные, восставшие в его дни.
А затем открыли они и возвестили людям стана о смерти отца сего царя чудесного, и стали те причитать и рыдать. И на той же неделе вышли они из того места, где пребывали[9], и устроили стан близ церкви, где была гробница отца его[10]. И там справили они сороковины и поминки, как заповедали учителя Нового [завета] и свершили поминальный чин.
А затем спустились[11] в землю Цамья и он, и мать его, и братья и все войско царское. И было тогда время поста. И перед праздником пасхи, когда пало подозрение на Гера, встал [царь] поспешно и пошел, чтобы захватить его. И пришел он к нему внезапно, подобно дню божьему, который наступает тогда, когда его не ожидают. И часом прибытия его к Гера было раннее утро перед тремя часами[12]. И когда тот увидел его, то задрожал дрожью великой, как при нападении вражеском. А когда узнал он, что это царь Малак Сагад, унаследовавший царство отца своего и восседающий на престоле высоком, то вернулся к нему разум, расточившийся от страха и трепета. И встал он перед ликом этого царя, склоняя гордыню сердца и плоти. Царь же ведал, что чист он от деяний беззаконных и что не стремится он к разделению царства, ибо помышлением своим внутренним отличал добро от зла и задолго знал отдаленное, как сказано: “Сердце царя — в руке господа” (ср. Притч. 21, 1). И когда допросил он его и других, то нашел, что чист он от нечистоты разделителей, возмущающих это царство. И тогда повелел он оставить, его там, ибо тогдашнее его местопребывание было в Эмфразе. И сказал ему [царь]: “Пребывай здесь, пока не пришлем мы к тебе [послания], и повинуйся посланию со всеми людьми пограничными, живущими по соседству с тобой, и со всеми наместниками, ближними и дальними!”. И сказав это, оставил он Гера в Бегамедре и обратил свое лицо к Цамья, где пребывали мать его и братья, и там отпраздновал пасху. А после пасхи встал он из Цамья и направил свой путь в Годжам.
И тогда начался ропот среди старейшин народа. И пришли они туда, где пребывала царица Сабла Вангель[13], ибо в то время ее местопребывание было в Мангеста[14], установили шатер у подножия горы, на которой была эта церковь. И все Акетзэр[15] разбили там свой стан. А царя же она оставила с собою на вершине горы вместе с его матерью и братьями. Эта царица Сабла Вангель была чадолюбива, и потому поселила она его с собой и отделила от войска его.
И в это время вельможи царства подняли глас ропота, прерывавшего в тайне, и явили слово порочащее, бывшее скрытым, а поводом к этому сделали они отделение царя от них и пребывание его с матерью своею. И тем вымостили они путь ропота своего и этим объяснили свою измену, о которой мы упомянем впоследствии, как гласит Писание: “Человек, желающий отделиться от друзей, ищет причину” (ср. Притч. 18, 1).
И после этого поведаем мы о рассеянии войска по племенам своим и о пришествии Хамальмаля в Ангот, от которого потряслась земля, и было смятение при известии о его приходе, А вельможи царства, азажи и их присные, дали клятву и заключили союз, подобно войску идумеев и измаильтян. Свернули они шатры и пошли к Эсламо, ибо был он тогда в Годжа-ме. И тот присоединился к изменникам сего царства божьего. И остались с царем на вершине горы немногие ученые, такие, как Такла Гиоргис, и Амдо, и Севир, и Айбэсо, и семь всадников, сказавших: “Мы умрем с тобою, но не изменим, господин наш!”. И затем пришел Хамальмаль с азмачами Такло и Ром Сагадом, ибо тогда договорились они разделить на три части конницу государя Адмас Сагада[16] и бросили жребий, кому что достанется. И тогда разбили они свой стан в Дабра Верк, стали приходить к Хамальмалю азажи и цевы, всадники и пехотинцы многие, и вуст-бэлятены, и многие им подобные. Все они пришли к нему по чинам своим. И не осталось ни одного человека из войска царского, ибо все они стали равными и все вместе равно изменниками. Авва За-Денгель, патриарх Тад-баба Марьям[17], один удалился в другую обитель и некоторое время скрывался до своего часа. Хамальмаль же и его присные пришли к этой великой царице, плача и рыдая [и в то же время] злоумышляя на ее сына, желая свергнуть его с царства. Но пребывающий на небе посмеялся, и бог насмеялся над ними, пока не отнял судьбу притесненного от притеснителя. О обман, худший, нежели обман трех злодеев, упоминаемых Иосифом, сыном Кориона![18] О коварство, подобное коварству Иуды, близкого родича тех, кто пришли к этой царице, притворяясь плачущими, с сердцами, исполненными коварства и беззакония! Уж лучше бы шли они другой дорогой и не приходили к ней, чем взирать на нее немилосердно, чем приветствовать ее поцелуем Иуды, который выдал учителя своего распинателям!
И, сотворив это, направил [Хамальмаль] свой путь в Шоа. А царица Адмас Могаса[19] была [женщиной] благой, верующей, богобоязненной, постоянной в молитве, не бранившей никого, не воздающей человеку злому за поступки его, а воздающей человеку благому вдвойне против деяния его. Царица эта по достоинству называлась Адмас Могаса, ибо благодать алмаза пребывала на ней. Последовала она тогда за Хамальмалем и пошла с ним, плача и рыдая. Причиной же того, что пошла она, было то, что думала она, не смилостивится ли [Хамальмаль] над нею и над сыном ее возлюбленным из чувств родственных. А если не по этой причине, то потому, что от многой печали и горя так растерялась она, что не знала, куда идти. Этот же Хамальмаль, прибыв в Шоа, разбил свой стан в Эндагабтане и построил там крепость.
Не переходим мы к другому повествованию и не оставляем мы истории сего царя, [прославленного] многими чудесами. И после того как ушли присные Хамальмаля, пребывал этот царь с матерью своею, царицей великой добропамятной Сабла Вангель, и со всеми братьями своими, будучи напоминанием пред бога о притеснениях своих с сокрушением сердца и стенанием помысла. А мать его верующая пребывала в молитве непрестанной, проливая слезы, подобные зимним дождям, напоминая о притеснении своем и притеснении сына своего от родичей и от всего войска царского, снискавшего честь и благо от отца его. Но не спешил бог судить судом притеснителей и отмщать притесненных, ибо ожидал он в терпении своем, что обратятся они и покаются.
И по прошествии немногого времени после этого пришел Харбо к этой царице, вошел и стал пред нею, и обратился к ней с речью грозной и устрашающей, сказав: “Отдай мне детей, ибо послал меня азмач Исаак, говоря: „Приведи мне детей, забрав их у государыни“”. И услышав это, содрогнулась она от слов его. Когда бы не божья воля, в руке коего душа каждого и коему возможно отдать и взять (ср. Иоан. 10, 18), то едва не рассталась душа ее с телом, [столь] была она чадолюбива. И сколь много ни умоляла она его, проливая слезы, как воду, не смягчилось сердце его, но ссылался он на Исаака и уклонялся сам. И когда продолжала дна плакать, то смягчился он и сказал ей: “Пусть эту ночь будут с тобой дети, [но] дай мне заложниками Адамо вместе с гарадом Ганза Иоанном, что завтра утром ты отдашь их мне!”. И взяв этих двух заложников под клятву, оставил он детей с матерью, чтобы наутро забрать их. И свершив это, ушел он в стан свой. И в тот день сошел дух святой на одного человека. И тогда пришел он внезапно, встал у ограды, сжал себе горло одной рукой и указал другой рукой на дорогу к морю, а словами ничего не сказал. Но показалось нам, что это то ли человек, над которым тяготеет клятва или заклятие, то ли ангел, явившийся, чтобы спасти этого царя от коварства злодеев немилосердных, подобно тому как явился ангел Иосифу во сне и сказал: “Встань, возьми младенца и матерь его и иди в страну Египетскую, ибо Ирод ищет младенца, чтобы убить его” (ср. Матф. 11, 13). А видевшими этого человека были: Савл, евнух царицы Сабла Вангель, царицы Эфиопии, Энко, наставник нынешнего царя, авва Фэта Денгель, почтенный служитель церкви, и цесаргуэ Меркурий — они были свидетелями сего, и мы знаем, что истинно свидетельство их. И когда увидели они, как сжал тот человек себе горло и указал на дорогу к морю, поняли они, что говорит он о [том, что хотят] отослать детей к морю, обвязав им шею, ибо такой обычай людей турецких — обвязать шеи полоненных цепью железной и вести их куда хотят.
И тогда овладело присными Меркурия сильное побуждение увести этих детей и помочь им убежать из этой страны в другие страны. И стали они держать совет с теми, кого мы упоминали, и с другими, которые были с ними в союзе. И, закончив совет, сообщили они [свое решение] этому дитяти, великому советом, и брату его, Мар Виктору, да будет над ним мир. И они согласились с этим решением и не стали отговариваться ни страхом перед преследователями, ни тяготами [путешествия] для своих слабых сил, но готовы были идти, ибо желал бог, чтобы последовали они этому совету и избежали западни, им расставленной. И затем договорились они о том часе ночном, когда выйдут они потаенно. И не находили они себе покоя с того часа дневного, когда увидели этого человека, что указывал рукою безмолвно, подобно немому, не способному вещать устами. И еще бодроствовали они и в тот час ночной, пока не исполнили своего решения о том, чтобы увести этих братьев. Вечером того дня после ужина легли они и уснули в часовне, месте молитв царицы. Нынешний царь говорил: “Когда спал я, разбудила меня одна монахиня и вывела меня из дома, идя впереди. И когда вышел я из дверей дома, скрылась она с глаз моих”. Сия монахиня подобна созданию духовному, а не плотскому! А Савл же не отлучался от них все время, пока не проводил их на два или три поприща.
О причине же возвращения его мы поведаем после, но не оставим сейчас повествования об изрядствах этой премудрой царицы Сабла Вангель. В то время она знала об уходе чад своих, но продолжала пребывать в молитве в церкви христианской, [в сокрушении сердечном проливая слезы, подобно молитве господа нашего Иисуса Христа в тот день, когда схватили его, молилась она и говорила: “Да будет воля твоя!”. Но не была она соучастницей ни в решениях, ни в деяниях присных [своих] из страха нарушить клятву, а вверила чад своих в руки господа, близкого всякому, кто взывает к нему о справедливости. И творит он желания боящихся его, внимает молитвам их и спасает. И услышал господь молитвы этой царицы и спас чад ее от рук исчадий чуждых (Пс. 143, 11). И сама она спаслась, и избавил ее господь от уз клятвы, ибо не была она соучастницей в совете их.
После сего оставим мы повествование прочее и обратим лица наши к пути сего царя. В тот час ночной пребывал он в дороге, обратив свой лик к Абаю. И оба брата ехали на одном муле по очереди, а тот мул был одноглазым и столь усталым, что ие мог идти. И когда весть об уходе их дошла до Харбо, распалилось сердце его, как огонь, и разослал он своих дружинников по многим дорогам. А к людям местным послал он гонцов, говоря: “Тому, кто схватит этих двух братьев и приведет их ко мне, я пожалую должность и украшения”. А эти братья ночью того дня, когда уходили, не отдыхали вовсе и часа единого. И в тот день пришли из Дима два монаха и провели их по дороге, ибо они любили царство. И в пятницу достигли они Абая на третий день после того, как расстались они с матерью своею. И в то время, когда достигли они берега Абая, помешали им переправиться через реку мужи злые, которые нашли их там, — ибо заподозрили, что они царские дети. И тогда вострепетали эти братья трепетом великим из-за жестокосердия супостатов своих и представили себя преданными в руки Харбо. И многими мольбами смягчили они сердце злодеев, чтобы дали они им переправиться. Но озверел один из них и сказал: “Не пущу их!” [Но] бог вложил в него дух милосердия, так что сам он поспешил перевести их. А следовавших за этими двумя братьями было числом семеро. Были среди них те, которых называли мы, а были и те, кого не называли. И когда переправлялись эти два брата через реку, умолкли волны речные и настала великая тишь, так что подивились перевозчики. Но не знаем мы, то ли бог приказал ветрам, то ли сказал водам перестать и замолкнуть. И затем прибыли они к пристанищу и поднялись на берег реки. Все это было в первый год царствования его, день воцарения его был 7 якатита[20], день свержения его с царства, что не было угодно богу, был 21 генбота[21], а разлучение их с матерью было 5 нехасе[22], переправа же их через Абай была 7 нехасе[23].
И в день переправы через эту реку вознесли они славословия спасшему их от руки врагов и уберегшему от реки грозной безо всякого вреда ни для кого из них, подобно тому, как славословил Моисей, раб божий, славословиями агнца[24], когда переправился через море Чермное. И затем пошли они вверх по дороге потихоньку, ибо утомились они и были непривычны к пешему хождению, а мул их не мог идти. Но бог помог им и укрепил их слабые силы, и достигли они монастыря, называемого Целало. Их приветствовал настоятель этого монастыря и тотчас отвел им келью хорошую. И прожили они там три недели. В это время советовались наставники братьев, говоря:
“Пусть Лаэко, евнух царицы Сабла Вангель, возвратится к государыне и принесет нам венец царский. Кто знает, что сотворит господь, который рассудит притесненных?”. И, решив так, отправили они Лаэко к государыне. Он же поспешил возвратиться, взяв царский венец, и прибыл туда, где были они. Этот Лаэко был преданным служителем сего царства божьего, которому противились люди злые. Братья же пребывали в церкви Целало, служа в церкви диаконом и дьячком. Что может быть прекраснее деяний этих братьев? Когда остервенились беззаконники на царство честное, не искали они помощи от людей и не полагались на чад рода человеческого, которые спасти не могут, а сказали: “Лучше веровать в бога, нежели верить в чад рода человеческого; лучше уповать на бога, нежели уповать на ангелов” (Пс. 118, 9). И потому в церкви христианской они были постоянны в молитве и в служении по чину диаконскому. Настоятель же и монахи споспешествовали им в молитве, ибо обычай богобоязненных — помогать притесненным и опечаленным в молитве богослужения. А затем встали они из этой обители, приняв благословение отцов изрядных этого монастыря и в особенности настоятеля, честного и изрядного, постоянного и подвижничающего аввы Эфрата Гиоргиса, да будет над ним мир! Проводили их и указали путь правильный люди этого монастыря. Но это не диво. Диво было, когда переправлялись они через реку Абай и приняли их гафатцы и проводили их по дороге, пока не пришли они к монастырю отца нашего Эфрата Гиоргиса, потому что они были разбойниками, убивавшими всех сбившихся с пути и не щадившими ни старых, ни малых. Ибо повелел бог, чтобы свирепые стали к ним милосердными, а имеющие сердце змеиное стали для них кроткими, как голуби.
И, встав из этого монастыря, прибыли они в землю Сэхла, и там принял их один человек из людей той страны, ибо знал он, что они — дети царские, и преподнес им [все] потребное им. Подобен этот человек Аврааму, который принял двоих из племени ангельского и единого бога. И когда были они там, то услышали, что послал Хамальмаль человека по имени Аскаль, чтобы догнать их и схватить. И содрогнулись они тогда дрожью великой. И в это время совпал с этим известием приход Бэлена и Акаби от государыни и вейзаро Амата Гиоргис. И взяли они их оттуда и привели к реке Рома, и Бэлен провел их по-дороге пустынной. Что может быть горше бедствий, постигших их в тот день, когда шли они дорогою тернистой? Трепет их тогдашний напоминает трепет владычицы нашей Марии, когда шла она в землю Египетскую, унося сына своего, когда услышала из уст Иоса, сына Иосифова, что пришло воинство Иродово и ищет ее и младенца.
И в тот день пришел авва Фэта Денгель, ибо был он оставлен при государыне. Тогда, когда пришли они к Рома, было половодье, и оказались они в затруднении: медлить там они боялись из-за войска Хамальмаля, которое преследовало их, а переправляться через реку боялись из-за двух братьев, ибо и умеющий плавать лишь с трудом мог бы переправиться через эту реку. И тогда утвердился Бэлен в вере божией, ибо был он человек верующий, и вспомнил слова Писания, гласящие: “Лучше впасть в руки божии, нежели в руки из рода человеческого” (II Книга царств. 24, 14). И потому отважился он и переправил через реку двух братьев возлюбленных и господ славных, ибо укрепился он в вере и опроверг слово Писания, гласящее: “Не одолеть тебе потока речного” (Еккл. 4, 32). И тогда вознес он благодарения богу, спасшему их от бедствий пучины и один раз и второй. И там встретили они Дэль Сагада, брата Бэлена, и принял он их приемом прекрасным. И тогда отправили они гонцов к государыне и вейзаро Амата Гиоргис, чтобы поведали они им весть об исходе [братьев] и переправе через реку Рома. И выслушав этих гонцов, послали государыня и вейзаро ответное послание, говоря: “Не приходите к нам, а уходите, чтобы не нашел вас Хамальмаль”. А сказали они это потому, что боялись дерзости [Хамальмаля], не постыдившегося даже свергать царство христианское.
В это время стали держать совет те немногие люди, что были с этим царем, чтобы послать авву Фэта Денгеля к цевам, живущим в Сабраде[25]. А главой советников в то время был азаж Бэлен, сын азмача Дэль, служившего этому царству. А причина хождения аввы Фэта Денгеля была в том, чтобы разузнать мысли их: хотят ли они царя или нет. И когда пришел к ним авва Фэта Денгель, то встретили его эти цевы лукаво, ибо думали, что пришел он к ним с лукавством от Хамальмаля, и поверили ему не иначе как после долгого времени и крепкого допроса. А потом, поверив, поведали ему все, что было у них на сердце, и сказали ему: “Приведи нам господина нашего и сына господина нашего; умрем мы, но не предадим его!”. И печатью речи их была клятва и крестное целование. Завершив переговоры, возвратился авва Фэта Денгель. И прибыв к государыне, послал он к господам своим славным, говоря: “Приходите, а я уже пришел, завершив переговоры с цевами, чтобы приняли они вас”. Тогда встали они быстро и переправились через реку Мадарсэма с помощью бога, переправившего их через две реки грозные, и достигли окрестностей пребывания государыни. И тогда Акаби и Бэлен встретились с государыней и вейзаро и получили двух мулов для двух братьев, и одеяния, и им каждому дали по мулу. Затем они направили свой путь в Сабрад.
Говорил брат Бэлена: “Когда шли мы ночью, сияло светом копье мое, как светильник, и копье спутника моего принимало свет от моего копья, и шли мы тогда по дороге с этим светом”. И еще говорил он: “Видел я видение в одну из ночей, когда говорил грозный, стоявший предо мною: Будь то царь, митрополит или иерей — тот притеснен, кто терпит притеснение от родичей своих и от войска своего! — так говорил он”. Мы же знаем, что истинно было это видение духовное, ибо положение его не меньше сана митрополитов ученых и, подобно иерею, отпускал он грехи и миловал беззаконников, которые покушались на царство его и стремились убить его.
Затем, когда прибыли эти господа славные к окрестностям стана тех цевов, что жили в Сабраде, послали они к ним авву Фэта Денгеля, чтобы поведал он им о приходе царя. Тут авва Фэта Денгель уподобился Иоанну Крестителю, который проповедовал народу Иудейскому о приходе господа, говоря: “Придет после меня тот, кому я недостоин развязывать ремни сандалий!” (ср. Марк. 1, 7). А эти цевы, не поверившие его слову от радости многой, уподобились в этом случае Фоме-апостолу, ибо не поверил он, когда рассказали ему ближние о воскресении господа нашего Иисуса Христа, но не от сомнения, а от многой любви ко Христу, учителю своему, который дал ему власть изгонять бесов и исцелять болящих. Тогда послали они людей из старейшин народа своего, чтобы узнали они, правда ли это. И те возвратились, узнав, что это правда, и поведали всем цевам. И тогда говорили они между собой: “После сего будем мы единодушны и не разлучимся с господином нашим ни в смерти, ни в жизни!”. И тогда всадники и пешие выстроились по чинам своим и людям, согласно обычаю, чтобы принять царя Малак Сагада. А число этих цевов было 30 всадников и 500 щитоносцев. И так приняли они его с честью великой в радости и веселии. И тогда поставили они шатер и разостлали внутри прекрасные ковры. Все это было первого маскарама[26], а пятого дня того же месяца установили они установление государственное. Этот день был днем упокоения царя нашего, боголюбивого Лебна Денгеля, изгнанного ради любви его к владычице нашей Марии и ставшего мучеником бескровным[27]. Благословение его и вознаграждение за изгнание его да пребудет с царем нашим Сарца Денгелем и с нами во веки веков.
И в этот день обновилось царство сие и поднялось из падения, куда толкнул его народ беззаконный, в котором пребывал дух диавола, оставившего святость творца и стремившегося стать богом. И в это время все цевы преподнесли подарки по возможностям своим. Одни давали ковры и тонкие, и толстые” а другие давали одежды драгоценные; одни давали шатер, а другие давали мула со сбруей; и не было среди них такого, кто бы не преподнес подарка по возможности своей. Сколь прекрасно и столь радостно совпадение упокоения царя боголюбивого Лебна Денгеля с обновлением царства царя притесненного Сарца Денгеля! И в этот день совпало по воле бога пречестного изгнание царя Лебна Денгеля от врагов веры и притеснение царя Сарца Денгеля от домочадцев. Да устроят они жизнь души и плоти царицы Адмас Могаса и ныне и присно и во веки веков. Аминь.
После того как исполнили они установление царства как следует и подобает по возможностям их, вышли они в Гэнд Барат и разбили там стан. И когда услышал все это Хамальмаль, то взволновалось сердце его, подобно волнам морским, так что не знал он, что сказать, когда говорил, из-за волнения зависти, совратившего диавола, возжелавшего стать богом-творцом, будучи сотворенным. Так же и Хамальмаль возжелал стать царем, что не подобало ему, и был человеком завистливым. Все это умножало притеснения и ускоряло суд бога, посрамляющего притеснителя и возвеличивающего притесненного. Восхвалим же мужей честных, поднимавших царство сие после его падения и искавших его после утери! Они же обрели имя славное при жизни и оставили память прекрасную по смерти.
Хамальмаль же и азмач Такло и Ром Сагад и иже с ними, изменники, покусившиеся на сие царство христианское, на котором почиет помощь божия, и все притеснители этого царя уподобились десяти племенам, которые отделились от Ровоама, сына Соломона, говоря: “Нет нам доли в сыне Иессеевом!” (III Книга царств. 12, 16). А двум племенам, которые остались с Ровоамом, уподобились те мужи, которых мы упоминали и которые поддерживали сие царство угнетенное. И пребывал этот царь в Гэнд Барате два месяца. Послал тогда азмач Такло, говоря: “Приходи ко мне, чтобы посоветоваться, что лучше, а что хуже для царственного дома царя Ванаг Сагада[28], и будем помогать друг другу. Если велико число притеснителей, то власть бога единого, помощника притесненных, крепче их и сильнее”. И тогда встали они из Гэнд Барата и отправились по дороге в Сабрад. И когда прибыли они в Каниэ, принял их жан-назар Гафата и дал им в подарок 25 коней. И когда они вышли оттуда, пришел азмач Такло и принял их с 30 всадниками и многочисленными щитоносцами. И разбили они стан в Энаджане до окончания месяца хедара. А выход их из Гэнд Барата был 8-го числа этого месяца[29].
Мы не прервем повествование о деяниях Хамальмаля. В это время он послал и привел Такла Марьяма — старца из рода домочадцев царя Сайфа Арада[30]. Вот, поведение хамальмалево! Сам он был близким родичем сего царя, будучи братом отца его со стороны матери, вейзаро Романа Верк, дочери царя Наода, отца Лебна Денгеля![31] Как же возжелал он предать царство от этого дома к другому племени! Достоин он слов обличения, сказанных пророком: “И [стал] Ефрем как [глупый] голубь [без сердца]” (Ос. 7, 11). Вместо Ефрема следует назвать имя его. Такое поведение хуже, нежели глупость человека, одержимого бесом. Тогда воцарил он этого Такла Марьяма, посоветовавшись с князьями и со всеми старейшинами народа, которые были с ним. Но не благоволил к их совету бог. Задумал он укрепить свое войско и собрать к себе всех людей со всех сторон, и ради этого захотел он воцарить царя. Тогда встал он поспешно и направил свой путь в Дамот, когда услышал, что встретился царь Малак Сагад с азмачем Такло, человеком ученым и сведущим в мудрости, который победил многих могучих и по совету которого покорились многие народы под ноги его. И потому поспешил он сразиться с ним, прежде чем укрепится он и прежде чем соберет он войско ратное.
А азмач же Такло послал перед этим к маласаю Асма эд-Дину, который пребывал в Вадже с 800 всадниками. И сказал он в послании: “Иди на помощь царю и не медли! Я же буду ходатайствовать перед царем, чтобы дал он тебе должность твою”[32]. И договорились они относительно этого и заключили договор заветом и клятвой. Хамальмаль же прибыл в Дамот с 500 всадниками, а щитоносцев же было без числа. И расположился он, выбрав место напротив стана царя. И в одну из ночей встал царь из того места, где пребывал, и направился в Энаджан. И когда он был там, пришел Асма эд-Дин. Тогда же пришел к нему азмач Такло, и встретил он его без страха, ибо этот Асма эд-Дин был верен слову, не лгал и не преступал клятвы и завета. И было родство телесное, а не духовное у азмача Такло и Асма эд-Дина, и потому не было меж ними подозрений. И царь разбил стан вместе с ними, и было согласие великое между христианами и мусульманами, ибо было это по воле божией, чтобы помогали царю враги веры и изменники царства[33]. Дивно то, что маласаи помогают ему, а близкие родичи царские воюют с ним! С этого времени установлены были все законы царства. И тогда началось сражение, и была рать великая между ними [в течение] трех месяцев. Если бы встретились они и выстроили полки, то не затянулись бы дни рати, на так как укрепился [Хамальмаль] в крепости, то потому не было ни скорой победы, ни поражения.
Здесь поведаем мы о чудесах господних, как рассеял он собрание беззаконников и сделал из единого две части, подобно тому как евреи расчленились на три части, разделившись в деяниях своих, я разойдясь в законах после возвращения из пленения. И когда сокрушил Хамальмаль это царство, послал он к Исааку один шатер [царский]. И тогда ожидал Исаак, придя к Абаю, что пришлет он ему все знаки царского достоинства, которые захватил он в свои руки вместе с цевами на конях и [царским] шатром с законниками. А когда тот послал ему один лишь шатер, разгневался Исаак на Хамальмаля, говоря: “Разве не наследует царь царю, а князь князю? Как же творит он то, что не подобает творить: здесь свергает царя, а там препятствует в том, что подобает царю? Что мне — пошлю я к этому царю[34], не ему ли дал он все, что забрал от [прежнего] царя? А если не даст и ему, то пусть делает, что хочет!”. И сказав это, возвратился он в Цамья, а оттуда послал к тому дитяти, которого воцарили, и к матери его, чтобы шли они к Хамальмалю. И по воле божией совпал приход этого дитяти и приход Такла Марьяма, которого воцарил Хамальмаль, так что пребывали в одном стане два царя совместно. Если прежде не сходились [Хамальмаль с Исааком] в одном месте и совместном жительстве, [но] помышлением и советом были едины, то впредь разделились они и в помышлении и в совете и стали заботиться каждый о себе. Затем поведаем мы причину разделения их в третьей главе.
Прежде Хамальмаль, Ром Сагад и азмач Такло заключили завет и клятву разделить конницу государя Адмас Сагада на три части и втроем бросили жребий — мы писали об этом ранее. После того как пришли к нему азажи, вуст-бэлятены и цевы со своими конями, изменив царю, возгордился [Хамальмаль] сердцем и поставил себя над ними как начальника. Они же не осмеливались сказать ему: “Кто назначил тебя владыкой и князем над нами?”. Но приняли они то, что дал он им: небольшую долю из тех коней, подобно тому как дает царь войску своему и господин дружинникам своим[35]. Этот Хамальмаль не вспомнил слова Писания, гласящие: “Неприлична князьям и вельможам лживая речь” (ср. Притч. 17, 7), и еще забыл он слово Псалтири, по которой молился он ежедневно, говоря: “Ненадежен конь для спасения, не избавит великою силою своею” (Пс. 32, 17). И вместе с тем не попомнил он завета и клятвы своей, ибо завладела сердцем его любовь к коням. А азмач Такло рыдал поэтому день и ночь и помышлял отделиться от него, ибо вспоминал он свое прежнее положение почетное. Ради всего этого, когда печалился он, стал искать причину и лукавить Хамальмалю и отделился от него и ушел в Дамот, город наместничества своего, вместе со своей женой и детьми. И не возвращался он к нему до тех пор, пока не встретился тот в битве с царем. Такова причина разделения этих трех племен, бывших прежде единодушными, и разделились они на две части.
Возвратимся же к повествованию о битве Хамальмаля, и каково было ее завершение. И когда продлились дни рати до третьего месяца с тех пор, как сошлись они, настал тогда голод в стане Хамальмаля, ибо препятствовали ему выходить из крепости, а тех, кто выходил, убивали. Поэтому нависли над ними бедствия: с одной стороны — голод, а с другой стороны — копье. И тогда держал он совет с мудрыми и пошел к вейзаро Амата Гиоргис и сказал: “Прости мне, ибо совратил меня сатана! Да будет милосерд ко мне государь, да простит он мне прегрешения мои; согрешил я против господа и помазанника его!”. И когда произнес он пред нею эти слова смиренные и подобные им, смягчилась мягкосердечная и прекраснодушная Амата Гиоргис и сказала: “Как помиловать тебя и по какой причине простить тебя, направь же свои стопы к возвращению!”. И отвечал он, и говорил: “Да не воздаст он мне по грехам моим и да не осудит по преступлениям моим! Я же обновлю царство, что разрушал рукою своей, и возвращу на престол прежний!”. Тем и завершила дело вейзаро Амата Гиоргис, злым — заступница, добрым — благодетельница. В это время пребывала она в стане Хамальмаля, ибо увел он ее из обители монашеской и привел в крепость. После этого завершили они союз клятвой и крестным целованием, а азмач Такло послал к Асма эд-Дину и сказал: “Не приближайся к нам и не удаляйся от нас, пока не увидишь окончания дела”.
И в этот день сверг Хамальмаль этого старца[36] с трона и разбил [царский] шатер, выйдя из крепости. Тогда ввел он [в шатер] сего царя, исполнив поставление царское, и предал в руки сего царя и выдал тех двух царей, подобно тому как выдают добычу, захваченную и отнятую. [Царь] же обошелся с ними обхождением прекрасным и воздал им добром за зло, которое творили они по совету людей злых. И было это все на 2-й год царствования его 18-го числа месяца якатита[37]. В это время исполнилось пророчество Кумо, сказавшего в день воцарения сего царя: “Будет его царским именем — Малак Сагад”, ибо попали в руки его эти два царя и склонились к подножию ног его.
После сего напишем историю других царей, подобно этим. 20-го числа этого месяца[38], когда пребывал сей царь в церкви в день воскресный, задумали коварство Фасило[39] с Кефло, сыном Малашо, и Эсламо со всеми старейшинами народа Хамальмалева. И никто не остался из Марир[40], ни всадники, ни пешие [в стороне от заговора]; все они напали внезапно на них и окружили [царский двор], пребывавший в кротости. Что за день, когда собрались на горе и несчастье братья и сестры сего царя! В это время поспешил вскочить на коня азмач Такло, ибо обнаружил он оседланного [коня] близ [царского] шатра, где ожидал он дружинников своих, и преследовали его 70 всадников, но не осмелились они приблизиться к нему, ибо знали, что он человек могучий. И отдалившись недалеко, встретил он своих дружинников. Преследовавшие его напугались и повернули назад, а он остановился там, где встретился с дружинниками своими, чтобы узнать, чем закончилось деяние совратителей, коварных, как Иуда. Эти же злодеи не оставили ничего из имущества государыни и детей, и из имущества азмача Такло и государыни Амата йоханнес[41], вплоть до украшений всех женщин стана, не оставив ничего, не говоря уже об имуществе, находившемся в домах; они забрали даже те одежды, которые носили на себе [люди], оставив их нагими, и не пощадили они никого — ни мужчин, ни женщин, ни стариков, ни младенцев. Какое бессердечие может быть хуже бессердечия этих людей, не ведающих бога?
Хамальмаль же, когда услышал это, растерялся в помышлении своем и смутился от многой печали, ибо сделали они это без его ведома. А если будут такие, что скажут: “Присоединился Хамальмаль к замыслу их и коварству”, то не поверим мы их словам, ибо очевидно из деяний его, что нет на нем пятна, ибо сам он обличал их такими словами: “Уподобили меня дружинники мои Иуде, продавшему господа своего”, И из этого ясно, что не был он с ними в союзе. Тогда ввели сего царя вместе с его братьями и сестрами в один шатер. И в это время не находил себе покоя [Хамальмаль], убеждая дружинников своих поодиночке и говоря: “Что вы со мной делаете, зачем вы ославили меня так, что называют меня нарушителем клятвы и целования крестного?”. И этими и подобными словами убеждал он их воцарить этого царя, притесненного им и дружинниками его. В это время в девятом часу сел он на коня, и собрал дружинников своих, и построил всадников и щитоносцев по порядкам их. И тогда посадил он царя на коня, а сам встал пред лицом его, держа копье. И возгласил он тогда и сказал: “Я — Хамальмаль, сын Романа Верк, признаю царем господина моего Малак Сагада, сына господ моих Ванаг Сагада, Ацнаф Сагада[42] и Адмас Сагада. И в том, в чем прежде согрешил я, да оставит он мне прегрешения мои. Заблуждения же нынешние были не по замышлению моему, а из-за козней диавола, [двигавшего] руками дружинников моих! И после сего коль буду я жить, то с господином моим, а коль скоро умру, то с господином моим [умру]!”. И когда сказал он это, раздались клики радости у всего войска. И когда пришел час вечерний, ввел он его в шатер при [звуках] пения рога и [трубы] каны галилейской[43] и бое [барабана] медведь-лев[44], и выстроил Хамальмаль войско царское по закону прежних царей, и провозгласил указ глашатай: “Приносите коней, мулов, украшения золотые и серебряные, женские украшения и одежды, награбленные и взятые у старых и малых! И да не останется у вас ни иголки! И соберите [все] в месте, которое указал я. А если найдется такой, что преступит клятву и оставит в доме своем что ни на есть, то карой ему будет кара клятвопреступника, после смерти или при жизни”. Такой указ был провозглашен. И наутро этого дня принесли все имущество захваченное. И одежд принесенных было три и четыре корзины, принесли золото и серебро, и имущество всякое, кто что. Возлюбившие душу свою принесли [все, ничего] не оставив, а возлюбившие имение — одни принесли половину, а другие ничего не принесли. Владельцы же давали клятву, что не возьмут имущества другого, которое не принадлежит им.
Здесь поведаем мы историю о том, как спасся от смерти азмач Такло, ибо забыли [сделать это] на странице [подобающего] места. Как было сказано, в день [свершения] своего вероломства держал совет Фасило со своими присными, говоря: “Давайте сначала убьем азмача Такло, а затем обратимся к [захвату] имущества!”. И, как договорились, преследовали они азмача Такло, чтобы убить его, но спасся он милостью божией. А решили они сначала убить азмача Такло, потому что говорили: “Если убьем мы азмача Такло, некому будет противостоять нам” — и потому решили убить его. А клонили к этому те, что говорили: “Когда умрет азмач Такло, не будет мириться Хамальмаль; а если азмач Такло уцелеет, то будет [Хамальмаль] искать мира из страха”. Но ведомо было грядущее богу, ему же ведомо все: и тайное, и явное! Мы же не станем умножать попытки постигнуть это, ибо нет нам в том прибытка.
Затем держали они совет относительно жития Хамальмалева и сказали ему: “Дадим мы тебе наместничество в Годжаме, но отобранных коней, броню и шлемы возврати государю, и государевы дружинники, что пребывают с тобою, пусть возвратятся по чинам и порядкам своим”. И тотчас изменился он в лице, ибо любил коней. Но мудрая и разумная, ведающая наперед грядущее вейзаро Амата Гиоргис, когда увидела, как опечалился он во глубине сердца о конях, дала мудрый совет, ибо знала, что из-за коней разрушится здание мира, созидаемое ею. И тотчас ответила она и сказала: “Пусть останутся у него захваченные кони”. И тут же возрадовался Хамальмаль, когда перестали требовать у него коней, броню и шлемы. И потому стало ясно, что поведение его подобно поступкам младенцев. Ученые же в это время горевали и думали о том, что в будущем придется ему плохо из-за этого. Он же в неведении своем полагал, что это дело ничтожное, и говорил: “Кто знает, что принесет завтрашний день?”. Не ведал он о суде божием, которым судит он притеснителя и притесненного. После этого согласился Хамальмаль идти к месту наместничества своего. Ром Сагада послали с Хамальмалем, назначив цахафаламом[45] Шоа. Сей же царь христианский остался в Дамоте с азмачем Такло.
По дороге угонял Хамальмаль из Эндагабтана мулов, и коней, и весь скот, даже из монастырей монашеских. И тогда напророчили ему убогие из обителей, сказав: “За нас не оставит бог без суда сего князя беззаконного!”. И истинно было то пророчество, ибо после сего не прожил он во плоти и года целого. Воистину рассудил бог избранников своих, вопиявших к нему дни и ночи, и не стал терпеть [этого]. И когда прибыли они к Мугару, направил Хамальмаль свой путь к Годжаму, а Ром Сагад остался в Мугаре, земле наместничества своего. И тогда восприял вдвойне Ром Сагад дух хамальмалев, так что чуть не погиб из-за своей любви к коням, подобно тому как восприял вдвойне Елисей дух Илии, когда переправлялся через реку Иорданскую. Сей Ром Сагад, расставшись с Хамальмалем, не стал мешкать, а поспешил в поход, обратив свое лицо к Ваджу, дабы добыть коней.
В это время царь Малак Сагад пребывал в Дамоте. Там завершил он дни поста, и там отпраздновал пасху, и провел духов день. И затем повернул он в Шоа и устроил свое зимнее местопребывание[46] в Алате, земле Эндагабтана, с матерью своею и братьями. В это время азмач Такло оставался в Дамоте, укрепляя власть государственную.
Не перейдем мы к другим речам, не поведав истории изрядств азмача Такло и жены его Амата Иоханнес и истории любви их к царю. Когда замыслили коварство и стали держать совет Хамальмаль, Ром Сагад и азмач Такло, то заключили они завет и дали клятву втроем. Тогда отделился от троицы этой азмач Такло, но не бытием своим и местопребыванием, но помышлением и словом, ибо послал в то время, как отделился от них, к государю одного из ученых Гафата, чтобы встретил тот его и привел в Дамот, где были его присные. Но не исполнил он этого решения своего, ибо не желал бог выводить его дорогою тайной, но [желал вывести] дорогою явной, чтобы ведомо было всем прохожим, идущим туда или сюда, что прославлена сила бога, пречестного и всевышнего. Когда же вышел он из Гэнд Барат, послал он к нему, говоря: “Приходите по дороге в Сабрад, а я приму вас приемом прекрасным!”. И когда пришел сей царь, услышав его совет, то устроил ему прекрасный прием азмач Такло, воздвигнув сокрушенное и свершив задуманное. Мудростью своей и своим советом привел он Асма эд-Дина из Ваджа и сделал его пособником царю. Еще воевал он с Хамальмалем и Ром Сагадом и всеми дружинниками, [изменившими] царству, пока не постигла его смерть. Когда бы не был с ним бог при вероломстве Фасиля, то быть бы ему захваченным преследователями и убитым тогда. И потому говорим мы: “Пока не постигла его смерть”, сравнив жизнь его со смертью, как гласит псалом 87-й: “Я сравнялся с нисходящими в могилу” (Пс. 87, 5). Этим всем и подобным этому споспешествовал он царству сему: да помилует и ущедрит его бог!
Еще напишем мы историю изрядств Амата Иоханнес, богобоязненной и любящей царя, да будет над ней мир! Когда отделились от Хамальмаля и спустились в Дамот азмач Такло и жена его Амата Иоханнес, приняли они решение прекрасное не быть соучастниками Хамальмаля в беззаконии его и измене царю. Хамальмаль же тогда послал к ним посланца, проповедника, который был лжепророком. И прибыв к ним, стал он произносить пророчества каждому из них в отдельности, в особенности о том, что прейдет царство сие от дома царя праведного Лебна Денгеля. И когда отказалась она слушать сего мудреца и сочла его за безумца, стал он клясться и проклинать во время причастия над плотью святой и кровью честной господа нашего Иисуса Христа, говоря: “Да не будет сие причастие для спасения души моей и плоти, а для перехода царства от этого дома и передачи его другому!”. Потому сочла она это за кощунство, и усилилась вражда ее к речам этим. И когда начинал склоняться ее муж к этим словам, укрепляла она его и наставляла, говоря: “Неужели ты хочешь, чтобы детей наших называли детьми беззаконников?”. Такими словами и им подобными обратила она его от неведения к познанию истины. И тогда ушел посрамленный тот пророк лжи. Когда же приготовились они сражаться с Хамальмалем, то укрепляла она словом и делом бойцов, покупая за золото цамра[47] и, раздавая их щитоносцам, которые мечут копья, и тем, которые без копий. И еще раздавала она золотые обручья[48] тем всадникам и щитоносцам, которые сражались отважно. Так уподобилась она мужам могучим и искушенным в битвах, будучи слабой женщиной, как писал один апостол о слабости женской природы. Такими и подобными деяниями была она помощницей царству сему. Дальнейшая же история ее забот и попечении о царстве этом не написана. И не с нее началась приверженность ее к сему царству христианскому, а с отцов ее, ибо мать ее была сброшена в пропасть, а отцу ее отрубили руку мечом из-за любви ко Христу и к царю. Они указали ей путь, а она последовала их дорогой, они начали, а она завершила, да помилует и ущедрит ее бог.
После сего обратимся к завершению деяния Ром Сагада, ибо оставили мы его в начале. Достигнув земли Вадж, послал он Батрамора[49] в Дамот, говоря [наместнику]: “Приходи, встретимся в месте, которое выберешь ты, ибо есть у меня дело, чтобы сказать тебе!”. Нам кажется, что не было у него другого дела, кроме дела беззакония и измены. Но он заподозрил его, убоялся и отказался встречаться. И когда отказался [наместник] Дамота, послал он к Азе[50], говоря: “Давай посоветуемся обо всех делах, ибо я дедж-азмач, а ты — гарад Хадья”. Чип же дедж-азмача не был пожалован ему государем, а назначил он себя сам по своему хотению. И когда прибыл посланец его к Азе, ответил тот посланцу, сказав слово коварное и смиренное:
“Ей, да будет, господин мой, как ты сказал. Разве не знаю я тебя и не давние мы знакомцы!”. И указал он день встречи, когда встретятся они. И по прошествии недели времени пришел Ром Сагад в день обусловленный к месту встречи. И тогда пришел посланец Азе, исполненный хитрости и коварства, и сказал там: “Боюсь я тебя, не приходи ко мне со многими людьми, а только с одним стремянным, чтобы держал он коня твоего, и с одним дружинником, чтобы держал он меч твой”. И услышав это, поспешил согласиться Ром Сагад и сел на коня. И тогда молили его дружинники старшие, такие, как Авусо и За-Вангель, целуя руки его и ноги и удерживая за узду коня, [но] не послушал он их. И когда не смогли они уговорить его, он покинул их и пошел, ибо был тот день с божьего попущения. А их оставил он в месте отдаленном. Сам же он поспешил, как будто шел встречать брата своего возлюбленного или повидать друга верного, с которым был долгое время в разлуке. И когда прибыл он к Азе, принял его тот с любовью и кротостью. Спешился тот с коня, приблизился к нему и поцеловал, подобно Иуде, поцелуем коварным. И затем побеседовали они обо многом, как обычно беседуют друзья при встрече. Особенно же распространял речь свою Азе, ибо был он многоречив. И когда разговаривали они, подходили дружинники [Азе] под видом гонцов по двое и по трое, держа в руках своих по три-четыре дрота, пока не стало их 40 человек. А из дружинников же Ром Сагада не пришел ни один. И тогда встал Азе и пронзил Ром Сагада копьем, которое [держал] в руке своей. И вторили ему дружинники его, и пронзали его и раз, и два, пока не вонзилось в него 12 копий. Двух же дружинников его [тоже] убили. И тогда сел Азе на коня Ром Сагада. И в то время, когда увидели [дружинники Ром Сагада], что восседает он на коне господина их, поняли они, что совершил вероломство Азе. И тогда восстали дружинники его, которые воистину достойны называться стремительными меж орлов и крепкими меж львов, и тотчас достигли они быстро [того места], где лежало тело его. И когда увидели они это, одни упали с коней, а другие ударяли себя по лицу. И после плача недолгого, оставили они рыдания, когда не благоприятствовало им место и время, ибо стало смеркаться и солнце узнало свой запад (Пс. 103, 19). Тогда взяли они тело, обернули его и пошли по дороге в Вадж. Азе же, когда увидел этих дружинников, исчез, подобно дыму пред ликом ветра, от многого страха перед ними. Но не минуло его отмщение крови Ром Сагада в день, предрешенный богом. А тело Ром Сагада принесли в церковь “Табот владычицы нашей Марии”[51] и погребли там. И тогда держали они совет и говорили: “Лучше пойти нам к Хамальмалю, брату господина нашего: в смерти ли, в жизни будем мы с ним заодно”. И, порешив так, направили путь свой в Шоа. А царь же Малак Сагад, когда услышал весть о смерти Ром Сагада и что пошли все дружинники его по дороге в Мугар, и что решили они идти в Годжам к Хамальмалю, встал поспешно из Алата, места своего зимнего пребывания, отправился и, придя в Мугар, послал к ним, говоря: “Приходите скорее к вратам нашим!”. И тогда исполнились они страха и трепета, ибо встали пред лицами их все деяния, что свершили они, покусившись на помазанника божия. И тогда покаялись они и покорились, сказав: “Да будет воля твоя, господин наш! Прийти мы придем и не станем уходить туда или сюда, только оставь нам прегрешения наши, ради бога!”. И он оставил им прегрешения их. И когда пришли они, назначил он их по чинам их и утвердил землю служения их в Мугаре. И от великой благости и щедрости его отошел от них страх. И прежде когда ворвались они в стан его, то не молчали, а ругали его, а он воздал им добром вместо зла. О благость сия, подобная благости господа нашего Иисуса Христа, который удаленных от себя приближал любовью и кротостью, а приходивших к нему не изгонял и не выводил прочь, а привязывал к себе.
И, проведя там месяц хамле и нехасе[52], вернулся он в Эндагабтан, взяв с собою Гиоргис Хайле[53] и поселив их женщин, детей и весь обоз в земле Мугар, определенной им в качестве надела цевов. И разбили они там становища свои. И, достигнув Алата, где пребывала мать его и братья, прожил он там недолгое время в терпении и молчании. И в это время разорил он гафатцев, которые отказались платить подать царю. Вот вознеслась рука крепкая и мышца высокая (Втор. 5, 15), покаравшая народ беззаконный и упасшая их жезлом железным (Откр. 2, 27), подобно тому как разбиты были сосуды скудельничи (ср. Пс. 2, 9). В то время пребывал он попеременно до преполовения поста то в Мугаре, то в Эндагабтане. Месяцем же упокоения для изменивших сему царю христианскому для Ром Сагада был месяц сане[54], а Хамальмаль же и Эсламо оба погибли в месяце хедаре[55]. Такова была и кончина их: не разлучались они в измене и в смерти своей последовали друг за другом (ср. II Книга царств. 1, 23).
И тогда после преполовения поста направил он свой путь в Вадж, чтобы идти к Батрамора. Все это было на 2-й год царствования его. И когда шел он к Батрамора по дороге через Гураге, называемых Хаузаня. И пало там 600 щитоносцев, ибо стенание вдов и сирот, которых утеснили они и забрали все имущество их, не оставив им пропитания и на день единый, достигло ушей бога Саваофа. Ради этого пало на них наказание божие, дабы другие устрашились. И было это в дни поста. И в день страстной пятницы прибыл он к Батрамора и там отпраздновал пасху и духов день. И там обрел он овцу заблудшую, За-Праклитоса, и приблизил к себе, возрадовавшись, ибо желал он увидеть его долгое время. И если восстанет противоречащий и скажет с обидой: “Зачем желал он увидеть сего бедного и убогого?”, то ответим мы и скажем: “Таков уж обычай мира сего, что хотят увидеть того, кого [давно] не видели, будь то бедный или богатый, будь то безумный или мудрец!”. И этими словами заключатся уста обижающегося, и не найдет он, что сказать. Тогда взял он дань с Батрамора в 300 коней. И, взяв ее, возвратился он в Вадж в месяц хамле[56] и устроил свое зимнее пребывание в Тазо. И во дни зимы была радость и веселие, любовь и мир.
И после окончания зимы пребывал он там до месяца тахсаса[57]. И в этот месяц восстал он из земли зимнего пребывания своего и пошел в Эндагабтан, где были мать его и братья. А оттуда пошел он с ними в Гэнд Барат. И в это время послала великая царица Сабла Вангель, боголюбивая, к сыну своему, царю христианскому, говоря: “Приходи скорее ко мне и яви мне избавление от дружинников Ром Сагада, которые осмелились вторгнуться в удел[58] мой и разорить его!”. И тотчас восстал он из Гэнд Барата и пошел в Мугар, где пребывала эта мать его, царица изрядная, и там провел он начало поста. Мать же его осталась в Гэнд Барате с Акетзэр. И в понедельник, в день начала поста, сказал он Авусо: “Судись с государыней!”. И тогда поставил он его на судной площади, и в заключение тяжбы, когда не было у того оправдания, заключил он его в Мангест Бет[59] и заточил его. И когда услышали Гиоргис Хайле, что заточили их начальника, возмутились они по обыкновению своему глупому, построили они своих всадников и щитоносцев и напали на стан государя и захватили все имущество стана. И из имущества государыни, и из имущества вейзазеров, и из имущества домочадцев всех не оставили они ничего, даже церковного имущества. Не оставили они и одеяний, в которые облачались они, так что оказались они нагими, подобно животным. Обычай непрестанный, ибо обычай [вечно] влечет к себе помышление человеческое, будь то деяние доброе, будь то деяние злое. Как сказано: “Добрый человек из доброго сокровища выносит доброе, а злой человек из злого сокровища выносит злое, будь то в словах, будь то в деяниях” (ср. Матф. 12, 35-36). Этих же дерзких повлекла природа их к обычаю, им присущему, вплоть до того, что свершили они дело непотребное против царя и царицы. Свершив это, направили они путь свой к Валака. А сей царь, уповающий на бога, не стал медлить с погоней, собирая войско, но поспешил в путь, преследовал их и нашел их в Валака. И тогда послал Авусо, ибо был он среди них ученейшим, говоря: “Не с моего ведома было совершено безумство это против господина и госпожи моей, а по глупости народа моего. И пришел я сюда не по воле своей и разлучился с господином моим, но из-за страха и трепета, охватившего меня, когда покусились присные мои на стан господина моего и забрали имущество государыни и вейзазеров и домочадцев. И если с ведома моего было это, пусть бог разрушит жизнь мою! Ныне же все захваченное имущество я верну без остатка. Но оставь мне прегрешения, что были не по воле моей, ради бога!”. И когда услышал послание это царь милостивый и милосердный, оставил он прегрешения не только одному Авусо, который не был соучастником ни в замыслах, ни в деяниях, но и всем, которые были совращены и осмелились на такой поступок. И когда дошло до них это послание милосердия, возрадовались они и возвеселились и сказали: “Коль прощены мы, пусть придет к нам господин наш один, и то будет знаком прощения нашего, ибо не верим мы людям стана государева — ведь разграбили мы имущество их и забрали все достояние домов их!”. И, услышав это, сказал царь: “Да будет так”. Но сказали люди государевы: “Не подобает так [делать]. Разве можно идти царю одному к рабам своим, оставив войско свое?”. Он же отказался [послушать их], ибо в его обычае было принимать приходивших к нему со смирением и кротостью, а противящихся покорять мечом и копьем. Тогда сел он на коня и отправился к ним, и следовал за ним лишь один азаж Гера. И когда прибыл он к ним, то спешились они с коней и мулов своих и пали к подножию ног его, говоря: “Прости нам, господин наш!”. Он же ответил им словом милостивым, говоря “Прощаем вам прегрешения ваши, но более не грешите!”. И, сказав это, взял он их с собою, и возвратились они по дороге в Мугар, где пребывала царица верующая Сабла Вангель. И после этого возвратили они по клятве и заклятию все достояние, что забрали они у государыни и вейзазеров, и достояние людей стана. И затем вернулся он в Гэнд Барат, где пребывала мать его боголюбивая, а они остались в Мугаре, земле служения своего. И провел он праздник пасхи в Гэнд Барат, и в святую неделю справил он свадьбу дочери отца своего Ацнаф Сагада[60].
И в эти дни послал к нему Фасило, говоря: “Прими меня! Лучше мне быть рабом господина моего, нежели в одиночестве быть самому себе господином. Неужто скажут рабу: „Не хотим тебя“, когда придет он с дружиной многой и многими конями?”. И посланием этим склонил он сердце всего войска царского. И особенно ненавидящие азмача Такло поднялись по причине этого, говоря: “Доныне возносился над нами азмач Такло, ибо говорил он в сердце своем: „Кто другой в этом стане подобен мне?“ И когда будет другой такой же, то не станет он возноситься так”. Все азмачи и все князья присоединились к совету этому, говоря: “Лучше нам заключить союз с Фасило и быть с ним заодно”. И, завершив совет этот, пошли они в Дамот, чтобы встретиться с Фасило. И когда услышал Фасило о приходе государевом, поспешил он выйти из середины земли Барья, ибо пребывал он там. И, придя близ стана, послал он к государю, говоря: “Пусть все люди государевы, и азажи, и вуст-бэлятены, и баала-мавали[61], поклянутся мне, и государь пусть даст мне клятву свою!”. И тогда сказали люди государевы: “Хорошо говорит он, но и он пусть даст нам клятву и крестоцелование. Мы же поклянемся и поцелуем крест ему, чтобы не было меж нами обмана и коварства”. И затем присягнули дружинники [Фасило] священнику своему, а люди государевы присягнули своему священнику, и государь принес свою клятву ему. На том дело и завершилось, как говорится: “Всякое дело заключается клятвой” (ср. Левит. 5, 4). И еще сказал [Фасило]: “Пусть придет государь один, выйдя из стана, чтобы я один встретился с ним и поведал ему все, что у меня на сердце”. Государь согласился и вышел один из стана. Тогда пришел Фасило, и встретились они одни, и рассказал он ему, что у него на сердце. И сказал он тогда: “Дай мне слово, что не будешь слушать речи людские против меня”. И дал ему слово [государь], как тот просил. И сказал: “Отныне соединяйся с нами, будем мы стоять одним станом”. И согласился тот, и пошел.
В этой главе говорится о многом: сначала повествуется история коварства притеснителя, а потом будет поведан суд божий, избавивший притесненного и воздавший вдвойне притеснителю.
И наутро этого дня восстал Фасило из стана своего и расположился близ стана государева. И тогда был он единодушен и единомыслен со всеми людьми государевыми и в согласии со всеми. Государь же возлюбил его весьма, а он был исполнен коварства и беззакония, как мы уже слышали. И спустя немногое время после прихода в стан Фасило держали совет о зимнем пребывании государя. Дал Фасило совет и сказал: “Для зимнего пребывания государя лучше всего земля Барья: будем есть мы хлеб язычников и захватывать достояние язычников, и детей их, и жен!”. А Акетзэр дали совет и сказали: “Лучше зимовать государю в Шоа. Когда зимовал царь в Дамоте? Когда зимовал там государь Ацнаф Сагад, не вняв совету, разве не слышали вы, что было тогда?[62]. Ныне же нехорошо зимовать в Дамоте, ибо растет там хлеб, от которого у людей бывают недуги и болезни, вода и трава губит коней и мулов”. Но склонился государь к совету Фасило, ибо не желал забирать хлеб и достояние христиан. С этого началось расхождение в совете и в деяниях Фасило и Акетзэр. И тогда договорились они с цевами Арегуа вместе уйти тайно ночью в Шоа. И когда узнал Фасило об этом решении их, то провел он эту ночь, сторожа их, чтобы не ускользнули они. Но не их домогался он, а их коней. И, узнав об этом, не стали уходить в ту ночь цевы из страха пред ним. И наутро пришел к государю [Фасило] и дал совет, сказав: “Отправимся сегодня в поход, ибо хотят цевы возвратиться в Шоа, чтобы разорить подданных [этой области]”. И когда услышал это царь, отец сиротам и заступник вдовам, то одобрил совет этот и выступил в поход в тот же день. А этот Фасило построил дружинников своих так, что позади цевов шли всадники и щитоносцы. Половину [своей дружины] поставил он справа, а половину слева, чтобы сторожили они их, а если найдут возвращающегося назад, чтобы хватали его, отнимали имущество его и приводили к нему связанным. Таким образом довел он их до Мава, и было там зимнее местопребывание.
Не упустим мы написать историю о том, что было причиной смещения азмача Такло и причиной назначения Фасило. Прежде всего роптали азажи, вуст-бэлятены и баала-мавали из-за того, что не помогал он им, не выдавая потребного, и из-за того, что вознес он главу над ними, как говорили мы прежде. Все это привело к смещению его. А Фасило когда пришел, то возвеселил сердце царя подношениями даров и возвеселил сердце азажей, ублаготворяя их подношениями подобающими. Потому сместили азмача Такло и потому назначили Фасило. На то была божия воля, чтобы явить воздаяние прекрасное за добро и воздаяние злое за зло.
И в эти дни зимы вошло подозрение меж людьми государевыми и Фасило до того дня известного, события которого мы поведаем. Этот Фасило замыслил коварство и злодеяние на государя, ибо жили они мирно, как прежде. И когда настал голод в стане, пришел Фасило к государю с советом и сказал: “Вот голодает стан, пойду я захватывать хлеб, пусть следуют за мной люди стана”. Государь согласился, и все последовали за ним. А люди стана не стали следовать за ним, ибо духом разумения внутренним понимали они, что задумал он коварство. И, отойдя на одно поприще, понял он, что не пошли [с ним] люди стана. И тогда встал он посреди дороги и взъярился, подобно льву рычащему, ищущему, кого бы пожрать. И возвратился он тогда в стан. Говорят умудренные: “Сказал он: „Пусть следуют за мной все люди стана для [захвата] добычи“, не ради добычи, а для того, чтобы захватить их коней и мулов на пастбище; и вернулся он в стан тогда, чтобы сотворить по желанию своему. Если бы не так, то не стал бы он творить все эти обманы против царя из-за того, что не пошел он на добычу”.
Азмач Такло в этот месяц зимний не был с государем, ибо ушел он, простившись, и зимовал в Габар Губан. А Фасило, прибыв в стан в этот день, 27 нехасе[63], приказал дружинникам своим не расседлывать коней и не снимать брони и шлемов до приказа и попрятаться с конями своими по шатрам. И тогда послал один человек из домочадцев его к государю, говоря:
“Берегись же, вот приготовился Фасило и приказал своим всадникам и дружине облачиться в броню!”. Сей же царь, на бога уповающий, сказал, услышав это: “Что скажу я, ведь давал я клятву и крестоцелование! А коль он нарушит эту клятву и крестоцелование, что мне до того? Пусть же бог рассудит меня и его!”. И еще слова эти были у него на устах, как в девятом часу[64] вышли из шатров все всадники и щитоносцы так, как построил их [Фасило] по порядку: половина с одной стороны, половина с другой, а сам в середине, и окружил стан государев. И грабили они все, по обычаю своему. И тогда вскочил на коня сей царь, бросился в середину всадников и рассеял их по сторонам. И следовали за ним Такла Гиоргис и Тавальдай. И когда упал конь Тавальдая, [попав] в яму земельную отхожего места, тотчас остановился [царь], поднял его из падения и посадил на коня, а самого его уже окружали эти предерзостные, что и бога не боятся и людей не стыдятся. И тогда один из пеших поразил коня [царя]. Будь я там в это время, как хотел бы сказать я этой руке, которая осмелилась поразить коня помазанника божия: “Яви мне ту руку, влекомую псами!” — как сказал Фома руке, ударившей его. И когда пошел своей дорогой сей царь, уповающий [на бога], никто не осмелился приблизиться к нему из преследователей, ибо божий страх окружал его, чтобы не смогли приблизиться к нему супостаты. О благость поддерживающего колеблющихся и поднимающего падших, наподобие сего Тавальдая! О милосердие помогающего бедствующим и утешающего печалящихся!
И когда шел он, направив путь свой в Конч, пришел Гера с дружиной своей в 30 всадников. Всех же всадников, которые ушли с этим царем уповающим и приходили к нему по двое и по трое, было всадников 70. Преследовавшие же, пройдя немного, возвратились, ибо воспрепятствовала им сила божия и не умножили они преследования своего. А те когда пришли к реке Зэбе, то обнаружили, что она разлилась. Той ночью они не отдыхали нисколько, идя во мраке, а когда переправлялись они через реку, то была она переполнена до краев. И то ведомо лишь богу, ибо сошлю половодье речное ради утеснении сего царя, уповающего на бога, и все переправились через реку эту, и не погиб ни один из них. В том подобен сей царь чадам Израилевым, чудом перешедшим море Чермное, хранимые Моисеем-пророком и перешедшие Иордан-реку с князем своим Иисусом Навином. Когда переходил он Абай, утихли волны, а когда переходил он Зэбе-реку, сошла полая вода. Воистину велик бог и велика сила его, явленная над помазанником его Сарца Денгелем!
И тогда нашел он каца[65] Конча по ту сторону Зэбе, и принял он их с сияющим ликом, с радостью и веселием, ибо благодетельствовал ему этот царь, благодеющий всем людям. Об этом мы поведаем позже. И тогда указал он ему путь правильный, ибо страна его начиналась от берега Зэбе, и ввел он в свой дом сего помазанника божия, которому не пристало входить под крышу такого [скромного] дома. И вот возвысился и возвеличился дом этот более замков князей и владык, которым не выпало доли приютить его у себя. Сей же рас[66], благой и верный, был верен в нужде и устроил в доме своем ложе и ковры тонкие и толстые, по возможности своей. И еще дал он всем всадникам по одному бэлатену[67] Барья с косарем, чтобы накосили они травы для их коней, и наварил меда, как воды морской, и дал им стадо коров многочисленное, которого на всех хватило, и не было недостатка ни в чем, чего бы ни пожелали они. О раб благой, подобный Верзеллию Галаадитянину, принявшему Давида, когда бежал тот от Авессалома, сына своего, и сотворившего ему много благ, так что осталась о нем память благая, записанная в истории благодеяний его в Книге пророков царей Израиля (II Книга царств. 17, 27). Блажен ты, раб благой! И поистине подобает тебе наместничество над десятью странами! Говорят учители церкви: “По божьей воле был продан Иосиф и спустился в землю Египетскую, дабы быть хранителем и пропитателем отца своего и братьев, когда пришли они в землю Египетскую, ища хлеба”. Мы же скажем: “То, что спасся кац Конча от руки Фасило, было по воле божьей, чтобы был он проводником им и ожидал их по ту сторону Зэбе и дабы принял их приемом прекрасным, о чем поведали мы прежде”.
И после окончания зимы восстал сей царь с места своего зимнего пребывания и направил путь свой в Кореаб. И когда шел он, то встретил его на пути азмач Такло. И небольшую печаль, что была в сердце его из-за смещения с должности, изгнал он совершенно и не поминал [более], ибо победила ее любовь к господину своему. А любил он царя издавна, и в это время возвратили ему должность, и дал он совет прекрасный, ибо велик он был в совете, сказав: “Повстречайтесь с Гиоргис Хайле и возвращайтесь быстро, а я подожду вас здесь. И тогда сразимся мы с этим коварным!”. И, настояв на этом совете, возвратился азмач Такло в свой стан, а царь пошел в Кореаб и встретился с матерью своей и дочерью отца своего. Гиоргис Хайле же пришли туда и сказали тогда — “Не печалься, господин наш, мы умрем пред тобою, но не посрамим тебя. И сами мы возместим то беззаконие, что свершили мы прежде и заслужим прощение за прегрешения свои!”.
Все эти горести и несчастья были в году прошедшем, который был 3-м годом царствования его. Этот же, 4-й год царствования его стал временем побед его и могущества.
И в эти дни умножили монахи монастырей молитвы и песнопения пред богом ради утеснении сего царя. О если бы молитвы и прошения, творимые матерью его, сиречь сестрою отца его, боголюбивою вейзаро Амата Гиоргис, которые видели мы очами своими, обрушились огнем на Фасило, как на Содом и Гоморру, если бы поглотила его земля, как Дафана и Авирона! (ср. Быт. 19; Числ. 26, 9-10). Но медлило терпение божие некоторое время, чтобы обратился он и покаялся. Говорили За-Праклитос и Асбе: “Слышали мы, как изошло из уст [царских] пророчество, и бог нам свидетель, что не лжем. Однажды пришел Гудамо, сын азажа Коло, и сказал ему: „Рассказывал мне один убогий, что победишь ты Фасило и что попадет он в руки твои!“. И отвечал он и сказал: „О безумцы! К чему просите вы пророчество о Фасило у убогих? Был бы разум, все бы смогли быть ему пророками. Коль сами вы не можете понять сего, то я буду вам пророком, что падет Фасило и будет в руках наших. Подумайте же: когда услышали мы и увидели, что нападает он на нас с конями и щитами, не стали мы садиться на коня и браться за оружие, сохраняя верность клятве и крестоцелованию, но склонили мы главу нашу, словно агнец, молчащий перед зарезающим его. Он же отважился оставить бога-творца своего до того, что окружил нас и напал на нас, до того, что угнал все войско царства от мала до велика, и жен их и детей, вплоть до коней их и мулов, не оставил даже утвари домашней. И кроме сего, мучил он их муками разными. Разве же нет бога, который рассудит притесненного и притеснителя? И уж не кажется ли вам, что ложно гласит Писание: Не минет наказание дома клятвопреступника!“ И подивились мы, слыша это, мудрости речи его и проникновенности разума его. И запомнили мы эту речь и сохранили в сердце нашем, ожидая [увидеть], истинны эти слова или нет. И затем, когда увидели мы происходящее, подивились и сказали мы: „Уж не дан ли сему царю и пророческий дар, и царство, словно Давиду, праотцу его?“”[68].
Если бы написать историю добродетелей сих мучеников бескровных, осужденных этим человеком, жестокосердным, как Диоклетиан, в месяц изгнания сего царя! Но не можем мы, и не способны рассказать [об этом] страница за страницей. Одних из них сковали по рукам и ногам, другие же [терпели] голод и жажду. Однажды, когда находился в дороге, видел он вельмож царства и азажей, идущих пешком, и некоторые из них были скованы цепью, и влекли их, как псов. И когда увидел он их муки и бедствия, то остановился на дороге и сказал им: “Не сердитесь на меня. Разве постигли вас все эти муки не в воздание за те притеснения, которыми притеснял меня царь? Ныне же читайте с верою „Отче наш“, дабы был бог с притесненными”. И тогда стали молиться все полоненные и говорить: “Отче наш, иже еси на небесах”. И тотчас вознеслась молитва эта пред бога.
Сей же царь христианский, приняв благословения от матери своей, от сестры отца своего и от всех изрядных бедняков монастырских, пошел поспешно в Дамот и встретился по дороге с азмачем Такло. Фасило же пришел из Мава, и повстречались они в Гуахгуахта. И была меж ними рать великая двухнедельная. Но не было победы ни одному из них, ибо не пришло еще время. И тогда решил [Фасило] пойти в Эндагабтан грабить, но не мог, потому что на дороге был стан сего царя. И когда не мог [пройти] он, то ушел ночью, так что тот не знал, по дороге на Сабрад. И утром когда увидели они, что обезлюдел стан его, то поняли, что ушел он ночью. Сей же царь тогда выступил поспешно с войском своим, дабы не опередил он его в захвате страны. И устремились они тогда один по дороге в Гэнд, Барат, а другой по другой дороге и встретились в Эндагабтане. И была меж ними рать крепкая, и побиты были и с одной, и с другой стороны многие. И когда умножилось пролитие крови, пришел к [Фасило] абуна[69] Иоасаф с учителями многими и сказал: “Пришли мы к тебе ради мира, покайся и покорись!”. Он же отказался и сказал: “Нет мне доли с царем!”. И сказал он это потому, что отошел от него дух святой и исполнился он духом дьявольским. Войско сего царя увеличивалось каждое утро, а войско Фасило уменьшалось день ото дня, ибо многие люди из дружины его переходили к царю. И потому решил он, сказав: “Если воцарю я царя, то не будут покидать меня дружинники, ибо любят царя люди эфиопские”. И, решив так, воцарил он человека, недостойного царства[70], 11-го дня месяца тэра[71]. И по прошествии месяца после этого пришел из Годжама азмач Зара Иоханнес с 50 всадниками и более чем восьмью сотнями щитоносцев. А день прихода его был пятый день месяца якатита[72], пятница. И восьмого дня этого месяца совпало начало поста с праздником Симеона. И по прошествии времени с вечера этого дня воскресного до утра понедельника сбежало все войско Фасило, охранявшее все входы в крепость. Первым ушел Кабазо Такле с многими дружинниками Фасило, ибо был он начальником над Марир. Много средь них было всадников, [закованных] в броню, а еще больше среди них было щитоносцев, и пришли они к государю. И тогда вышли вслед за ними остальные Марир и многие витязи маласайские, называемые Эрмадж и Тэмур, и, следуя по чинам своим, вошли к государю. И в это время было потрясение великое в стане государевом из-за топота коней и мулов и от кликов людских, подобных водопаду многому. И многочисленность войска была такова, что не вмещала его крепость, так что стояла половина войска вне крепости. Сей же Фасило решил решение крепкое: в это время выбрал он, кого призвать, а призвал он, кого любил, а кого любил, он возвеличил и дал украшения, подобающие доблестным: золотые обручья и тому подобное. И тотчас же вышел тайно из стана своего в час полночный, оставив женщин и детей и достояние: шатры и тому подобное имущество громоздкое и утварь многую, отобранные у людей государя, вейзаро и государыни, которые собрал он грабежом и насилием отовсюду. И, оставив все это, пошел он по дороге в Гэнд Барат со своими избранными, которых было 50 всадников. Тогда преследовали его, но не настигли, ибо шел он ногами устрашенными и трепетными, спасаясь от смерти. И, придя в Годжам, пошел он по дороге в Амхару, ибо желательно ему было достичь Исаака, который был основанием сего беззакония. Но не сбылось желание его, ибо настиг его по дороге в Вадла дружинник отца его Таклау, схватил его, связал и отобрал всех коней его и мулов и все имение драгоценное, такое, как золотые обручья и украшения, которые легко унести и которые выбрал он для себя, когда уходил из стана своего. И затем отослал его в узах к азмачу Харбо, а тог сослал его на остров, называемый Дак, куда ссылают царей[73]. Сей же царь уповающий возвратился в Кореаб и завершил там дни поста. И на четвертое воскресенье поста, в день горы Масличной, пришло благовестие от Таклау, сказавшего: “Схватил я Фасило и связал!”. И было тогда веселие и радость. И отпраздновал он пасху там же, в Гэнд Барат, и пасха тогда была лучшей, нежели пасхи Иосии (ср. IV Книга царств. 23, 22-23).
И по окончании недели [этой] радостной восстал он оттуда и пошел в Барабабо, чтобы воевать гафатцев, ибо свершили они зло в это время, будучи заодно с Фасило. И среди воюющих сразил он витязей их, и отрубил им головы мечом, и угнал их женщин и детей, и пустил их на поток и разорение, не оставив даже пропитания дневного. И заставил он их вдвойне испить чашу, что приготовили они ему. И подобно тому как они притесняли его, притеснил он их и причинил страдания. И, свершив все это, возвратился он в Кореаб и сделал там зимнее местопребывание свое.
И в это время заключил с ними азмач Исаак мир и союз, и встретился он на Абае с двумя царями, и скрепили они союз свой клятвой и крестным целованием. И чтобы скрепить союз крестным целованием, послал [Исаак] цесаргуэ Агара со священником его и с дружиной к государю и к вейзаро Амата Гиоргис. И тогда заключен был союз, пока не нарушил его азмач Исаак по наущению диавола-совратителя. И по поводу мира этого, которому споспешествовал Харбо, сын хасгуэ Асера, какое веселие было в стане кореабском в тот месяц зимний! Какой язык должен вещать, дабы поведать [об этом] страница за страницей? Ибо в месяц этот радость и веселие повстречались, и любовь и мир обнимались! И по достоинству тогда была радость эта, ибо в эти дни победил царь Малак Сагад и потерпели поражение изменники, воевавшие царство. И старейшины народов беззаконных по областям своим искали союза и покорялись царю и царице. И посему подобала радость в ту зиму.
И после окончания зимы настало время жатвы и сбора урожая, встал сей царь из Кореаба и обратил лик свой к Дамоту в месяце яйтите[74]. И послал он пред собою гонца к Сэпанхи, говоря: “Выходи быстро к вратам с данью!”. И когда достиг он Дабанави, пришел Сэпанхи с войском многим, как песок морской и как саранча, покрывая землю. И тогда вошел он на [царский] двор как [положено] по закону. А из дружинников его одни преподнесли голубой шелк, другие шелк цвета мандуке[75], а третьи же бархат и того и другого цвета. И после этого он дал дань золотом многим, такой дани не давали прежде наместники Эннарьи[76] прежним царям.
И после этого направил [царь] свой путь в Боша и приказал Сэпанхи, чтобы тот выступил [с ним], взяв воинов Агбэрт, которые были в области его. И когда достигли они пределов Боша, возмутился сей раб скверный, которому уготовано подобающее в краю мрака среди плача и скрежета зубовного (ср. Лук. 13, 28), и послал витязей из людей своих, дабы захватили они мулов на пастбище и убили дровосечцев и водоносцев (ср. Иис. Нав. 9, 15). А осмелился он потому, что убил отец его многих витязей из войска государя Ацнаф Сагада, когда пришел тот воевать. И вот обычай этот привел к посрамлению великому, как о том поведаем мы. Однажды, когда увидели этих Агбэрт, встали и вышли из стана царского несколько всадников и немногих пеших. Встретились они с ними и сразились. И бежали те, и оставили дорогу к горе, на которой укрепились, а они убили тех, кто был снаружи [укрепления], а бежавших преследовали. А когда взошли те на амбу[77], поросшую лесом, то вывели они их оттуда и отрубили им головы. И из добычи, которую принесли к государю, насчитали в [царских] покоях 150 голов. Но и это не образумило сего раба скверного, и прибавлял он превозношение к превозношению. И было это в пятницу пасхальную, а спустя две недели построил сей царь войско ратное, чтобы взойти на ту гору и сломить рать витязей, укрепившихся там. И построены они были в три полка, а четвертым полком был Сэпанхи с войском своим. И когда пришел этот дерзкий с витязями своими, и сразились они. И тогда победил [царь] силою бога, пречестного и всевышнего, уничтожившего их от пределов земли, преломившего луки и разбившего щиты (Пс. 46, 9). Стоявший от копья пал, и рухнул в пропасть бежавший. Сам же он с трудом спасся, падая и [вновь] вставая. А на утро следующего дня поднялся победоносный царь Малак Сагад на вершину той горы и разбил свой шатер на том месте, где пали Табасе и другие витязи, завоевавшие себе славу мечами своими и копьями, и дружина бахр-нагаша[78] Исаака, из которых половина — всадники, а половина — щитоносцы, числом семь сотен. Все они были [воинами] отборными и крепкими, не отвращавшими лица при виде копья и меча. И в этот день пришли, согласно закону, все священники и церковники и пели, поминая в песнопениях своих падение тех витязей на месте том и победу сего царя победоносного, отметившего за отца своего[79]. Он [явился] сыном достойным, о котором сказано: “Мудрый сын радует отца” (ср. Притч. 10, 1). Тогда не спаслись прятавшиеся по пещерам, ибо сражали их ружьями, и не уцелели бывшие на амбе, ибо обречена была эта страна на погибель от руки сего царя победоносного. Благословен бог, судия правосудный, отметивший пролитую кровь рабов своих. Справедливо отплатил он за всех, погибших на месте том. Бог да укрепит царство сие, подобно царству Давида и Соломона, и да уподобит престолу, пребывающему на небе, престол царя нашего Сарца Денгеля, великого мощью и грозным мщением. И все это было на 5-й год царствия его.
И после сего возвратился он в Бадаль Нэб и устроил там свое зимнее местопребывание. И в этот месяц зимы послал Исаак в дань государю множество одеяний разнообразных, синего шелка, и кэфтан[80], и сини[81], и масэх[82], и кафави джэкуа[83], и много одежд расшитых, привезенных из-за моря, и много покрывал и ковров, а сахлави[84] же и доти[85] не исчислить сколько, и коней знаменитых[86]. Все это прислал Исаак руками Сэно и Агара, ибо тогда был он сердцем прям и не склонен к суетному.
И завершив дни зимы, встал [царь] из Бадаль Нэба после праздника св. Михаила в месяце хедаре[87] и направил свой путь в Шоа, ибо желал он воевать Хадья. А Гиоргис Хайле и Гэрме[88] призвал он, чтобы шли они в Вадж и ожидали его там. Азмач же Такло не отлучался от государя. И пришел он со всей дружиной своей, искушенной в битвах, которая прозывалась Хаваш. И тогда встретился он в Вадже с Гэрме и Гиоргис Хайле и отправился в Хадья. И пребывал он там две недели, не выстраивая полков против Азе, ибо ожидал, не придут ли они с податью, по обычаю гарадов Хадья. И тогда умножился обман его, ибо говорил он: “Я приду с податью”, а сам и не помышлял в сердце своем подчиниться царю, а [напротив, помышлял] биться с ним и сражаться, ибо было с ним 500 всадников, все одетые в маласайскую броню. Остальной же конницы Хадья было 1700 всадников, а щитоносцев без числа, и лишь бог ведает число их. И из-за многочисленности конницы и войска ратного вознесся сердцем Азе и отказался от союза, И тогда поднялся во гневе, аки лев рыкающий, царь сей. Гиоргис Хайле он поставил в тыл, а сам двинулся по дороге узкой и тесной, которая вела к полю широкому, удобному для битвы. Но когда шли Гиоргис Хайле, восстал на них Джухар, брат Азе, и убил из них многих. Было это потому, что являл бог, что не будет сему царю победы с помощью людей слабых, а [будет ему победа] силою господа неслабеющего. И в это время узнал Азе, что пришел он к нему по такой дороге, что и не подозревал тот, и построил войско ратное по полкам, а всадников маласайских поставил пред собою. И вышло все войско ратное, построенное по полкам. И когда пришел сей царь, нашел он полки [Азе] построенные. И тогда когда встретились передовые бойцы с маласаями, то подались они вспять немного. И тогда послал он им в помощь 40 всадников из Курбан[89]. И когда прибыли они, то столкнулись лицом к лицу [с маласаями]. А сей же царь следовал за ними с [боевым барабаном] медведь-лев, трубою каны галилейской и рогами. И тогда бежали [враги] пред ликом его, и не было ни одного из витязей царя, который не убил бы по два или по три маласая, так что завалено было поле бранное телами их. Азе же и войско людей Хадья, число которых описали мы прежде, рассеялись пред ликом его, когда достигли их [воины царя]. А бежавших гнали преследованием сильным; и многих из них убили и захватили коней их. И большинство из них бежали к амбе, бросая своих коней и спасая себя. Азе же, убегая и видя, что преследуют его, сбросил одежду свою и оставил коня и лишь потому спасся от смерти, что не пришло время его. Коней же, захваченных в этот день, насчитали три сотни. Было это первого дня месяца магабита[90]. В этот месяц победил господь наш Иисус Христос и потерпел поражение Грань[91] и победил царь Клавдий[92]. И на дальнейшее да сделает бог этот месяц месяцем победы христианам и месяцем поражения изменникам. Аминь и аминь.
И спустя две недели услышал сей царь благополучный, что собрал Азе многих людей Хадья и маласаев, избежавших смерти в тот прежний день. И послал он цевов конных и пеших, искушенных в битвах, и поставил над ними начальником шума[93] Такла Гиоргиса, и послал его на рать с Азе. И тогда пошел он на рать, и сразились они в сражении-великом, и не обратили своих лиц маласаи, пока не погибли все и ни один из них не спасся. А из войска царского не погиб никто. И снова в этот день спасся Азе, ибо не пришел день его, грядущий издалека и приближающий его к тем, кто отрубит ему голову. И после сего устремились все аджам, родовитые люди племени Хадья[94], чтобы войти к сему царю, ища назначений и наград. И в это время сей царь христианский справил пасху в Хадья и там же устроил свое зимнее местопребывание. И в эти дни зимы пришел Азе к государю, и было даровано ему прощение грехов от сего царя милостивого и милосердного.
Второе пророчество, исшедшее тогда из уст сего царя и пророка. Однажды когда услышал он, что препираются люди из-за задержки в Хадья и что нехорошо там, то ответил он и сказал: “Пока бог с нами, ничего с нами не случится! После того как дал он нам победу, не приведет к умалению и бессилию в то же время. И потому я буду вам пророком, что не постигнет нас никакое зло, пока не выйдем мы из Хадья, ибо коль начал бог благодетельствовать нам, то и свершит он [благодеяния свои]”. И сему пророчеству было много свидетелей, которые слышали, как говорил он это. И дивились мы позже, когда видели исполнение слов его по выходе из земли Хадья в радости и веселии. И по окончании дней зимы пребывал он там и во дни лета, укрепляя [свою власть] в Хадья, и там справил он пасху.
И после праздника пасхи встал он из земли Хадья, оставив там дедж-азмачем Такла Гиоргиса, чтобы устроил он землю-Хадья и платил подати царю. Тот же, придя в Вадж, устроил зимнее местопребывание[95] свое в Сеф Бар. И когда пребывал он там, прислал ему Такла Гиоргис отрубленную голову Азе, ибо знал он, что нечисто сердце [Азе] от беззакония. Так исполнилось над ним слово Псалтири, гласящее: “Ископавший яму для ближнего своего сам попадет в ров, что изрыл. И обратится труд его на его голову, и беззаконие его падет на кровь его” (Пс. 7, 16-17). Мудрец же сказал: “Вынувший меч коварства от него и падет!”. И исполнились над ним слова эти, ибо судил его бог за то, что сделал он над Ром Сагадом. И в это время пришла из Шоа сестра отца его, боголюбивая и добродетельная вейзаро Амата Гиоргис, и зимовала с этим сыном своим, царем победоносным. И в эту зиму склонились все люди гураге к подножию ног его и дали ему подать, установленную для них: мулов и коней, налоги, что приказал он им, и дали они хлеб и мед, так что пропитали весь стан в тот месяц зимы, ибо устрашил их грозный гнев его, павший на витязей Хадья. И по прошествии месяца зимнего пребывал он там до праздника крещения. И в праздник свадьбы, на которую зван был господь Иисус Христос в Кане Галилейской, поженил он Дахарагота с вейзаро Валата Денгель, дочерью вейзаро Амата Гиоргис. И после сего отправился он из земли своего пребывания в Шоа, оставив Такла Гиоргиса дедж-азмачем, а Дахарагота кацем Ваджа. Тогда, прибыв в Шоа, устроил он стан свой в Батаме, земле Эндагабтанской, и там завершил он дни поста, и там справил пасху. Там же завершил он дни лета и зимы[96]. Тогда пришли [к нему] мать и братья, и отпраздновали они вместе пасху в Батаме. А после праздника пасхи пошла эта царица в Гэнд Барат и зимовала там.
А по прошествии месяца зимы поднялся сей царь с места зимнего пребывания своего с матерью своей, царицей верующей, и решил идти в Дамбию, чтобы встретиться с Харбо и Исааком. А причина же этого похода была в том, что сказал он: “Коль, памятуя о деяниях своих, совершенных против меня и против отца моего, стыдится он прийти в стан мой и приблизиться ко мне, то я пойду к нему и приближу к себе и договорюсь с ним кротко и полюбовно!”. И это было причиной похода его в Дамбию. Сей же поступок его подобен поступку господа нашего Иисуса Христа, когда по великим грехам рода человеческого сошел он с неба на землю, и облекся плотью, и призвал всех грешников, говоря: “Прийдите ко мне все труждающиеся и обремененные, и я упокою вас, ибо кроток я и смирен сердцем, и обретете покой душам вашим: иго мое — благо, и бремя мое легко” (Матф. 11, 28-30). Сему подобны деяния этого царя, смиренного сердцем и обильного благостью, И когда пришел он в Бегамедр, пришел Харбо, чтобы принять его по закону приема, подобающего принятию царя, и преподнес ему все потребное, необходимое для дороги. И таким образом проводил он его до Губаэ, и устроил стан его в месте, выбранном для него, и ввел его в жилище, сделанное для него как дворец. И провел он там праздник рождества в радости и веселии. Брашна же, подносимого царю и царице, азажам и вуст-бэлатенам, и всем князьям и всем слугам государевым, тука тельцов и меда было множество необозримое. Подарки же„ поднесенные царю и царице, одеяния и ковры отборные, чудны были и дивны. Азажам же и вуст-бэлатенам, и всем баала-мавалям, всем роздали украшения, от мала до велика, так что говорили: “Никто из прежних князей не делал так”. Коней же было роздано в один день с сотню, а то и больше, и все знаменитые и отборные, рослые, прекрасные видом и быстрые бегом” как птица в полете, и большинство из них со сбруей, броней и шлемом. И такими дарами возрадовал он сердце царя и получил благословение его. И так отпраздновали они начало поста, ожидая прихода Исаака. И на четвертое воскресенье поста встретился он с Исааком в Ангарабе и получил от него в дар коней отборных, и одежды тонкие разноцветные и такие же ковры. Азажам же, вуст-бэлатенам и баала-мавалям он тоже дал одежды и ковры. Но они не благодарили его так, как Харбо, ибо хотя в то время даров его было много, да они недолговечны. Тогда услышали они о выступлении турок Дабарвы[97]. И по этой причине Исаак, договорившись, поспешно возвратился [к себе], а царь возвратился в Дамбию и там справил пасху. И была тогда великая радость и веселие, ибо обильны были дары Харбо, как поведали мы прежде. И после праздника пасхи поднялся он из Дамбии, чтобы идти в Шоа, спешил он защитить страну от галласов[98]. И тогда преподнес Харбо на прощание в дар коней, не меньше, чем дал Исаак, и в это время снова получил он благословение [царское]. И все эти дары были сделаны Харбо по совету Сарца Крестоса, ученого и разумного, да будет мир над ним и да помилует и ущедрит его бог.
И тогда направил он свой путь в Гэнд Барат и зимовал там[99]. И по прошествии месяца зимы услышал он, что завладели галласы землей Вадж. И тогда послал он во все страны государства своего, дабы собрать отовсюду цевов, и послал в Годжам к Зара Йоханнесу, и к цахафаламу Дамота Такла Гиоргису, и к кацу Ваджа Дахараготу, чтобы приходили они все со своими войсками ратными. И тогда встал он из Гэнд Барата и встретился в Варабе со всеми, кого упомянули мы. И когда достиг он Ваджа, то нашел галласов в Майя и в Вадже, заполнивших всю землю своим скотом, детьми и женщинами. И не было ни пути, ни дороги, ибо наполнил их скот всякое место. И из-за обилия скота один [человек] не видел другого, и шли они с трудом, разгоняя скот по сторонам, чтобы очистить путь. Галласы же не знали о прибытии такого воинства, которое, двигаясь, покрывало [всю] землю. Строй же рати был из трех полков. Первый полк нашел галласов на становище их: и когда увидели они их, то восстали внезапно и сразились с ними. А за ними следовали два полка друг за другом. И сразились они с ними, и убили у них много, без числа, вплоть до женщин и детей их. А скот не захватывали они как добычу, а преследовали спасающихся. И бежали от них галласы до Фатагара и Даваро. И когда возвратились они из погони, то захватили скот их, который оставили прежде. И взяли они добычу по 1000 и по 500 [коров] каждый, и все захватили кто сколь мог. А люди же [той] страны взяли себе столько, сколько могли взять, а остальных [коров] оставили. И со времен исхода галласов[100] никто не показал столь великой мощи в искоренении галласов — ни мусульмане, ни христиане. Слава богу, пречестному и всевышнему, даровавшему мощь руке помазанника своего, Сарца Денгеля! И тогда устроил он место зимнего пребывания своего в Гэнд Барате[101]. Все это было на 10-й год царствования его.
И по прошествии дней зимы пошел он в Дамот. И там сделал он то же. Но нет у нас желания упоминать о добытом скоте, угнанных рабах и рабынях, золоте, полученном как дань и как выкуп, ибо все это ничтожно пред лицом его мощи и побед. И тогда устроил он зимнее местопребывание свое в Бизамо. И все это было на 11-й год царствования его.
И по прошествии зимы и празднования праздника Михаила в [месяце] хедаре[102] возвратился он в Шоа. И был он в пути, когда услышал о приходе галласов в Шоа и что захватили они скот в долинах Зэма. И послал он пред собою 50 всадников из Курбан, начальником над которыми был азаж Халибо, чтобы воевать этих галласов. И когда пришел [азаж] в Гэсгасо, то обнаружил, что уходят они по склону Зэма вместе с добычей. И когда увидел он их, то не осмелились они сразиться с ним, а бежали пред ликом его. И тогда преследовал он их и убил многих из них. И принес государю добычу: отрубленные головы числом 80. И затем перешел он в Годжам, чтобы ублажить дружинников азмача Зара Иоханнеса, чтобы не рассеялись они по сторонам, ибо умер господин их в эти дни. И сделал он их цевами и пожаловал им землю для поселения.
И после сего задержался он там, ожидая прихода Харбо, ибо посылал он к нему прежде, чтобы он приходил быстро. Тогда пришел йоханнес Вальда Нагодгуад с посланием от Харбо, говоря: “Вот приду я скоро. Не слушай же слов клевещущих на меня и не меняй своего прежнего мнения обо мне!”. И в это время пришло письмо из стана Харбо, гласящее: “Умер Харбо”. И в это время, когда пришло это письмо, пребывал государь в Годжаме, ожидая прихода Харбо и не помышляя, что придет сей день внезапно, как вор. И, увидя это письмо, содрогнулся он и восплакал плачем любви. И с этим письмом пришли ученые мужи Гиоргис Хайле, говоря: “Пусть быстро приходит государь в Дамбию! А не то уйдут все Гиоргис Хайле к Исааку, ибо вошла меж ними рознь”. И услышав это, поспешил он пойти в Дамбию, ибо желательно было ему собрать людей. И когда шел он по дороге в Бад и достиг Кунзэла, пришло к нему письмо, написанное умирающим Харбо, где говорил он: “Возьми всех коней моих и отплати мой долг в 700 унции, жену же мою и детей я вверяю тебе!”. Сей же царь мягкосердечный сделал все, как сказал он. Он облагодетельствовал жену его и детей, но сами они деяниями своими погубили и разрушили свою жизнь и состояние. Тогда свое зимнее местопребывание сей царь устроил в Такусо в доме Харбо[103].
И в это время стал нечист сердцем азмач Исаак, так что изошло из уст его такое слово: “Не зови меня, господин мой, ибо боюсь я, и не приходи ко мне, ибо не найдешь ты меня!”. И когда услышал он это, распалилось сердце его, словно пламя огненное. Что может быть лучше ответа сего царя, когда сказал он на эти два слова: “Когда звали мы тебя, что говоришь ты: „Не приду я“? И когда говорили мы тебе о приходе своем, что говоришь ты: „Не найдете вы меня“? Все слова твои подобны словам младенцев, не отличающих хорошего от дурного и не ведающих, что говорят”. И, услышав это, подивились мы благодати слов его и пылу уст его.
И в это время 30-го [дня] месяца хамле[104] упокоился брат сего царя абетохун[105] За-Хаварьят, благой, человеколюбивый, чистый сердцем и добродетельный, да будет над ним мир и да помилует и ущедрит его бог. И было это на 12-м году царствия его.
И по окончании зимы держали совет вельможи царства, говоря: “Да не оставим мы Исаака губить душу свою и переходить к туркам ради любви к должности!”. И согласился он, ибо взрастал он с малолетства при дворе царском. За-Праклитос же и Асбе вместе с государыней Юдифью и аввой Кама отправились, дабы заключить союз с Исааком, чтобы подчинился он царю и возвратился к прежнему бытию своему. И ради этого пошли они и, прибыв к нему, беседовали с ним о том, что хорошо и что лучше. И покончил тот с разговором, согласившись. И, завершив переговоры, когда уходила государыня Юдифь со своими присными, сказал он им: “Пусть целуют крест государь, и государыня, и чада их, и все старейшины народа перед священником моим, что не изменят слову своему, а затем я поцелую крест у их священника!”. И, сказав это, послал он священника и Агара с государыней Юдифью. И когда пришли они и поведали государю о том, как договорились они, то не отказался он, а сказал им: “Да будет, как вы сказали!”. И свершил он то, о чем говорили, и прибавил [к этому] то, о чем не говорили. И так скрепили они договор крестным целованием, которое свершили государь, и государыня, и чада [их], даже азажи, вуст-бэлатены и баала-мавали. И об этой клятве сказал сей царь-миротворец: “Я не вопрошаю о сроке клятвы: да будет он до дня смерти его!”. О какова же благость его, просящего мало, а дающего обильно и сугубо! И, свершив его, возвратились Агар и его присные вместе с азажем Халибо и монахом, которому целовали крест. И прибыли они в Цэмбэла в месяце нехасе[106].
И в этот месяц зимы упокоился брат сего царя, мар Виктор, радостный ликом, светлый сердцем, добрый нравом и чистый помышлением, да будет над ним мир и да помилует и ущедрит его бог! И тогда еще упокоилась жена благая и верующая Амата Йоханнес, мудрая советом и добродетельная, да будет над ней мир и да помилует и ущедрит ее бог!
И в этот месяц нехасе пришел азаж Халибо к азмачу Исааку и поведал ему слово царское, исполненное любви и мира. Тот же принял его прекрасно, с радостным ликом. И когда сказал [Халибо]: “Вот прислал государь монаха, чтобы целовал ты крест, как целовали крест государь, и государыня, и чада, и все старейшины народа”, то стал [Исаак] затягивать это дело, говоря: “Завтра или послезавтра”. И когда [Халибо] торопился вернуться к государю, то [Исаак] стал не отпускать его до исполнения своего замысла диавольского. И было это на 13-й год царствия.
И до месяца зимы пришла к сему царю весть, гласившая: “Пришел мусульманин, царь Адаля. Это он убил всех старейшин маласаев, знатных в своем племени, и всех родичей их вплоть до младенцев”. И когда услышал он эту весть, то не стал он спешить в поход, чтобы воевать с ним, но стал ждать пока не будет ясно, чем завершатся переговоры с Исааком. Тогда послал сей царь милостивый, воздающий добром злодеям своим, с сыном азажем Халибо кэфтан, одеяние парадное, украшенное золотою цепью, что снял он с шеи своей, с золотым обручьем и шлем золотой, [в знак] пожалования ему вновь должности дедж-азмача, которой был тот лишен, верхового мула и с попоной, богато расшитой шелком. Все дары сего царя, что давал он Исааку, который втайне плел ему сети, подобны дарам господа нашего Иисуса Христа, что давал он Иуде, выдавшего его на распятие и смерть. [И Исаак] никому не поведал сего совета злого, что решил он втайне. И однажды сказал он азажу Халибо, За-Праклитосу и Асбе:
“Что вы скажете? Вот услышал я весть тяжкую: Амха Гиоргис воцарил и вызволил с амбы сына азажа Гера. Вы же пошлите к государю, и я пошлю к нему весть обо всем этом. Если же подозреваете вы, что я соучастник в этом деле, пусть бог погубит жизнь мою!”. И, сказав так, поклялся он ложно, ибо был он зачинщиком и свершителем сего совета злого. И тайно послал он к Амха Гиоргису, говоря: “Пришли ко мне сего израильтянина[107], что вызволил ты с амбы, чтобы воцарил я его открыто!”. Асбе же и присные его решили с азажем Халибо послать к государю обо всем внешнюю видимость в письме государю в словах написанных, а внутреннюю же сущность рассказать на словах о том, какое коварство он творит. А азаж Халибо также послал своего сына. Сей же царь, великий советом и исполненный разумом, принял совет мудрых и сказал: “После сего пойду я бороться с врагом веры моей. Ежели я умру за Христа, то приобрету себе [благо], а ежели обрету победу, то возблагодарю бога, помогшего мне ради веры моей в него. Доселе ждал я конца переговоров с Исааком коварным, да рассудит его бог по деяниям его!”.
И, сказав это, отправился он поспешно и прибыл в Годжам, присоединив к себе Козьму со всеми его всадниками, которые были с ним. И когда прибыл он в Фэлэхамбо, пришли туда дамотский цахафалам со всем войском своим и дружиною. Шоанский цахафалам и все наместники собрались ото всех пределов. И тогда обратил он свой лик к Ваджу и прибыл в Шэрка, И тогда послал он 30 всадников лазутчиками, чтобы разведали они местопребывание Мухаммеда. Пошли они и обнаружили стан его по ту сторону Ваби. И, увидев, возвратились они и сказали [царю] о его местопребывании. И тотчас встал он поспешно и устроил стан свой напротив стана Мухаммеда. И тогда начали они сражаться и вступили в битву. И было это в месяце магабите после четвертого воскресенья поста[108]. И в день, когда начали они сражение, перешли на сторону сего царя христианского 30 всадников. И каждый день переходило к нему по четыре-пять всадников. И много было пеших, которые переходили [к нему]. И когда ожесточилась битва, то построил сей царь победоносный крепость и укрепился в ней.
Здесь поведаем мы о гордыне сего Мухаммеда и о лживых словах его, которыми бахвалился он из страха перед битвой с царем могучим Малак Сагадом. Сказал он, когда сказали ему, что построили укрепление в стане сего царя могучего:
“Кто превозможет: укрепление или стремя?”. И обратились эти слова бахвальства к посрамлению его, ибо [затем] сей царь христианский вдел ногу в стремя, а этот бахвал укрылся в крепости. Слава богу, посрамляющему надменных, что превозносятся силою своей и величаются богатствами многими!
И после сего решил [Мухаммед] возвратиться в область свою. И когда узнал об этом сей царь многомудрый, то принял решение твердое сделать вид, что испугался и бежит он, чтобы стал преследовать его [Мухаммед] и захотел сразиться с ним, И в это время дал совет лукавый Асма эд-Дин сему царю мусульманскому, говоря: “Не затевай битвы с этим царем, ибо велико войско его могучее. А не то погибнет слава мусульманская в день единый. Лучше устроим мы засаду и найдем дорогу, где устроить сражение!”. И говорил он это, чтобы не губить людей, чтобы не умирали они при взятии [крепости]. И советом этим удержал он его от сражения. Сколь прекрасны деяния Асма эд-Дина, помощника царю словом и делом. Прежде воевал он с Хамальмалем, помог он царю делом, сражаясь и воюя с врагами его. Ныне же — и словом, и делом, расточая витязей Мухаммеда и переводя их к царю, ибо не оставил он своей прежней любви к царю. Мудрость же сего царя, сделавшего вид, что испугался он и бежит, подобна мудрости господа нашего Иисуса Христа, о котором сказано: “Убоялся он и прилежно молился, так что пот его был подобен каплям крови. И сказал он: „Отче, да минует меня чаша сия“” (Лук. 22, 42-44). Но не из страха пред смертью, а дабы не уразумел диавол божественности его и не удалился от него, устрашившись. И сей страх приблизился к нему, ибо полагал [диавол], что он человек простой, и [потому] постигло его великое посрамление. И подумал [Мухаммед], что испугался сей царь, и приблизился к нему. И после того как решил [притвориться], что бежит он и уходит в свою страну, вверг он в ров погибели этого царя мусульманского.
И по прошествии одного месяца с тех пор, как начали они воевать, вечером в среду устроили они битву великую, и не было победы ни одному из них, ибо не пришло время. Но был убит из мусульман гарад Хадья — Джафар. И на следующий день в четверг построил полки и вывел войско [на поле битвы] царь. Мусульмане же не вышли из крепости, ибо убоялись они битвы вчерашней. И в этот день [в ночь с четверга] на пятницу ушел из крепости Асма эд-Дин царелюбивый с 60 всадниками. И, последовав за ним, вышли по племенам своим Джэбраэль и многие витязи, подобные им, конные и пешие, имен которых не назвали мы. И в эту ночь, когда покинуло его войско, вышел Мухаммед из крепости с 50 всадниками, чтобы идти в свою страну. Но мудрость божия уклонила его от решения этого на то, чтобы захватить скот людей Хадья и сразиться с ними. И эта причина воспрепятствовала ему идти своей дорогой. И по прошествии одной недели и половины недели держали совет старейшины народа и сказали: “Давайте схватим его и приведем к царю!”. И тогда схватили Мухаммеда эти витязи его, а главным советчиком над ними в этом деле был Сем Гарад. А Алабо был им проводником, пока не привел их в стан царя. Перед этим как раз Алабо по мудрости своей склонил [Мухаммеда] остаться и не идти в страну свою, как договорились [Алабо] и государь. И когда подошел [Мухаммед] к стану [царскому], возложил на него жернов азаж Бахайлу Сэлус и ввел в стан[109]. Сей же царь милостивый и милосердный не пожелал убивать его, а захотел отправить его к государыне и возблагодарил бога, подающего силу царям христианским. Но возобладал совет вельмож царства, ибо сказали они: “Не достоин он жить [и] единого дня!”. И тогда убили наутро его и всех могучих гарадов, что были с ним: Вабаз Мухаммеда, и Джэбраэля, и Вакар Мухаммеда, и многих гарадов, им подобных, славных в племенах своих и известных могуществом своим, и трех сыновей Нура[110] — всем им отрубили головы мечом. Честь и слава подобает сему сыну мудрому (ср. Притч. 10, 1), отметившему за отца своего Ацнаф Сагада. И за пролитую кровь его пролил он кровь мужей их, как воду. Да сохранит нам его бог и да не удалит милость свою от него!
Асма эд-Дин же не вошел [в царский стан] в ту ночь, когда вышел [от Мухаммеда], он послал к государю, говоря: “Пришли ко мне [человека], который бы принял меня!”, опасаясь, чтобы не убили его и его присных люди государевы, не ведающие благости [царя], и не забрали бы коней его, ибо был он мудр. Государь же послал к нему Мота Гарада. И той же ночью наутро ввел он его в стан царский. Государь же облагодетельствовал его и устроил жизнь его лучше и прекраснее. И ради всего того, что сделал сей Асма эд-Дин, вплоть до того, что привел к погибели Мухаммеда и войска его, да обратит его бог от мусульманства к христианству!
И сделав все это, встал [царь] из Хадья и направил свой путь в Дамот и устроил свое местопребывание в Абажгае. И эта зима была месяцем радости и веселия, довольства и изобилия. И было это на 14-й год царствия его[111].
После окончания зимы решил сей царь пойти воевать Исаака. Тогда держали совет Акетзэр, говоря: “Как же пойдет государь, оставив страну галласам?”. Он же отказался [слушать их], ибо укрепился он сердцем воевать Исаака, и распалился разум его, подобно пламени огненному, из-за вероломства [Исаака], посмевшего по злосердечию своему воцарить Вальда Затаоса накануне прошедшего праздника крещения. И тогда встал он, пошел и прибыл в Сабрад. И когда пребывал он там, услыхала мать его, что укрепился сердцем сын ее, чтобы идти в Тигрэ. И в это время встала она поспешно из Гэнд Барата, ибо тогда пребывала она там, и тогда торопилась она пойти и найти его в Сабраде. И тут стала она говорить ему: “О сын мой! Что же ты делаешь со мною, матерью своей, и с братьями твоими? Неужто хочешь ты оставить нас галласам и не опечалит тебя погибель наша?” Такими словами и подобными смягчила она сердце его и заставила его согласиться, ибо был он матери своей послушником и исполнителем слова Писания, гласящего: “Продлятся дни чтущего матерь свою” (ср. Втор. 5, 16). И еще гласит Писание: “Чти отца и матерь твою” (Исх. 20, 12). И того ради не пренебрег он советом родительницы своей и сделал все, как сказала она. И когда отступил он от похода в Тигрэ, захотел пойти в страну Вадж, чтобы воевать галассов, что жили там, ибо в обычае у него было бодроствовать и стремиться воевать врага, подобно тому как охотник всегда бодрствует и стремится во все пустыни охотиться на зверей.
И тогда встал он оттуда и прибыл в землю Вадж, и нашел галласов в земле Майя, и сорвал их, как листья, так что наполнил пустыню телами их. И было это в дни поста. И, возвратившись оттуда, справил он пасху в Азамэр. А перед праздником пасхи в страстную пятницу пришли к нему авва Нэвай с Иаковом-израильтянином, которые были с азажем Халибо, ибо в это время ускользнул Халибо от Исаака, который держал его с собою в заточении, связав без оков узами коварства, худшими, нежели цепи и оковы. И, достигнув Дамбии, послал [Халибо] Иакова к государю. И Иаков, придя в Гэнд Барат к государыне, поведал он все послание Халибо, из которого явствовало, что не хочет Исаак союза с государем и что ждут все наместники прихода государева и ненавидят Исаака. Тотчас же поспешил [Халибо] и послал авву Нэвая с Иаковом-апостолом[112]. Сей же авва Нэвай, могучий в деяниях, мудрый в совете, скорый ногами в посольстве, блюл царствие это бдениями своими и радениями. И пошел он поспешно и прибыл в одну неделю, восстав из Гэнд Барата, к местопребыванию государеву в страстную пятницу, как поведали мы прежде. Бдения же аввы Нэвая о сем царстве божием, бывшие прежде всего, поведаем мы после и опишем все по страницам.
И когда рассказал Иаков послание Халибо, где побуждал он [царя] прийти, то была [для царя] эта страстная неделя словно год от многой поспешности [выступить] в поход. И тогда, отпраздновав праздник пасхи, отправился он во вторник, собирая цевов Бали и Шэрка, и Арэнья, и Ваджа, и Шоа, и Дамота. И, прибыв в Дамот, обратил он свой лик к Годжаму и пошел дорогою, неведомой никому, а провожатым ему был один гафатец. И, придя в Годжам так, что никто не знал об этом, и, взяв там продовольствие для людей и коней, встал он и пошел, и прибыл в Сарка так, что не знал об этом никто. И там взял продовольствие, и встал он и пошел по дороге в Дарха. И не дойдя [до Дарха] на один дневной переход, послал он к Такла Гиоргису, говоря: “Вот пришли мы, принимай нас”. И когда услышал [это] Такла Гиоргис, то содрогнулся он дрожью великой, ибо неожидан был приход его, подобно приходу господа нашего Иисуса Христа. И тотчас встал он, пошел скоро и принял его.
И в это время совпал по воле божией приход галласов с приходом сего царя. Угнали они из Дамбии людей и скот и поубивали большинство [людей]. И тотчас встал сей скоро, и упредил их по дороге в Вайна-Дега, и послал войско ратное на дорогу, по которой шли [галласы], и построил своих бойцов по обеим сторонам [дороги]. И когда ожесточилась битва, ибо сильны и воинственны были эти рабы разбойные, укрепился сей царь могучий и победоносный, вошел в среду их и убил многих из них. Тотчас побежали они пред ликом его. Тогда окружил он их, как стеной, пешими и всадниками со всех сторон, и было им искоренение, подобное искоренению Сеннахирима, убитого ангелом божиим. И немногие из них спаслись от копья. Одни попадали в пропасть, другие попрятались по лесам, пещерам и ямам земляным, откуда выгоняли их местные люди и убивали. Погибших же на поле брани, могучих и воинственных, которые не обратили лица своего [перед врагом], насчитали в добыче до 800 голов, без павших в пропасть и без убитых тогда, когда убегали они по дороге и прятались.
И после сего утвердился сей царь, дабы идти в Тигрэ воевать Исаака. Тогда советовали ему вельможи царства и все Акетзэр, говоря: “Не можем идти мы, ибо устали кони наши и мулы” Он же отказался [послушать их] и сказал: “Из-за чего пришел я сюда? Разве не из-за Исаака? Как же хотите вы искать зимнего местопребывания в Дамбии?”. И многие умоляли его и заставили согласиться зимовать там. И зимнее место пребывания было в Губаэ[113].
Тогда решили вейзаро Ульяна и государыня Валатто, азаж Халибо и азаж Баэдо склонить государя послать письмо к Исааку, чтобы заключил он, если согласится, союз с государем. И когда позволил им государь, послали они письмо к Исааку, говоря: “Мы упросим государя простить тебе заблуждения твои прежние, но ты покайся и покорись”. И, взяв это письмо, пошли их дружинники с дружинником Исаака по имени Халибо, ибо нашел его государь в Дамбии, когда тот был послан к вейзаро Амата Гиоргис. И воротились они к Исааку, когда увидели намерение царя заключить с ним союз, ибо был сей царь миротворцем и не желал враждовать с Исааком, а [желал] заключить с ним мир. А в это время Исаак был в Дабарва, чтобы воевать с турками, ибо тогда посетила его помощь божия, которого он оставил по своему же желанию, подобно Иуде Искариоту. И когда пришли эти гонцы, то Асбе и За-Праклитос были в Махадара Марьям. И тогда увидели они письмо, которое прислали к ним вейзаро и азаж Халибо, радеющий о заключении союза, и которое гласило: “Заключив договор с Исааком, приходите быстрее и не медлите, мы же заключим [договор] с государем, чтобы поставил он [Исаака] в его прежнее положение”. Они же послали письмо с этими гонцами к Исааку, радея о заключении союза, и сказали: “Не поленимся мы пойти к государю и не будем ссылаться на трудности зимы, но пошли нас, заключив союз, как тебе будет лучше и прекраснее!”. И, так сказав, отослали ему [письмо]. И с приходом этих гонцов и их послания совпал приход паши из Суакина[114], которого влекла судьба его, дабы впал в руки сего царя победоносного. И тогда переменил Исаак свое намерение заключить мир и встретился с пашой пришедшим. А этот паша заключил союз с Афтаром и его присными, которые были в крепости. И после сего послал он послание дерзкое, где говорил: “Заключил я союз с пашой, но не через послания, а сидя вместе с ним на одном ковре, но не для того, чтобы бороться с государем, а из страха прибег я к нему, как прибегает раб, боящийся господина своего!”. И вместе с этим [посланием] отправил он пушечное ядро, сказав: “Прибег я к обладателю сего ядра, ибо страшусь я его более, нежели господина моего!”. А к Асбе послал, говоря: “Отправь письмо к государю относительно союза, и я пошлю письмо. А всем людям государевым, что посылали вам письмо, дайте такой ответ: „Вы же не идите ныне, а идите по прибытии второго послания“. И тогда поняли они, что не хочет он союза, раз говорит: „Не идите!“”. И когда говорили они Халибу: “Не отсылай ядра государю, ибо разгневается он сугубо”, то говорили они это от большого желания заключить мир и союз [Исаака] с государем. Этот же Халиб, дружинник Исааков, отказался не посылать ядра, ибо боялся преступить слово [Исааково], ибо обычаем дружинников было приносить известия, будь они хорошими, будь плохими. Все это случилось, чтобы исполнились грехи его и свершились беззакония. Сказал один наставник относительно этих двух братьев: “Подобны они двум священникам, которые остались с Авессаломом, когда бежал Давид от него. И остались они не из вражды к Давиду, а по совету его, чтобы рассказывать ему все, что решает Авессалом. Пребывание Асбе и За-Праклитоса с Исааком подобно этому, ибо передавали они государю все, что видели и слышали у Исаака, хорошее ли, плохое ли. Покушался ли он на государя, они передавали ему даже в Бизамо, желал ли он изменить царству его, они посылали даже в Дамбию. Это и подобное посылали они к государю. И потому уподобил их этот человек тем двум священникам, любившим царя, которого избрал бог среди братьев его. Давид же облагодетельствовал их многими благодеяниями и сделал друзьями своими верными в воздаяние прекрасное за то, что делали они ему во время его изгнания. Но в это время перестали эти два брата посылать письма и послания к государю, ибо обвинил их Исаак перед женой и детьми своими, сказав слова гневные: “Бог свидетель, вот изменил я царю! И после сего не посылайте к государю ни на словах, ни на письме, ни вы, ни дружинники ваши, а не то постигнет вас горе и несчастье!”. И поэтому перестали они слать письма с тех пор, как изменил Исаак сему царству христианскому, устрашившись жестокосердия его, не щадившего даже жены его, детей и родичей. “Дружинников ваших не присылайте”, — сказал он им, ибо подозревал, что посылают они [к царю] на словах. А они же присылали [к царю] не для обвинения его, а ради его пользы, чтобы помиловал его и простил ему прегрешения [царь]. И когда пришло послание его к государю, увидел он письмо, гласящее: “Заключил я союз с пашой и сидел с ним на одном ковре” — и увидел пушечное ядро, что прислал он, говоря: “Прибегаю я к обладателю сего ядра”, то подивился он тогда и сказал: “Зри, господи, дерзость Исаакову!”. При этом стал он подобен ликом Езекии, царю Иудейскому, когда прислал к тому Сеннахирим слово дерзкое, богопротивное, говоря:
“Зри, господи, дерзость Сеннахиримову!”. И молитва эта вознеслась пред бога так, что послал он ангела и истребил войско Сеннахирима. И молитва сего царя вознеслась пред бога и истребила врагов его, так что наполнилась телами пустыня. И тогда царь сей благоверный поместил это ядро пушечное к таботу[115] и сказал священникам: “Помолитесь над ядром сим, дабы узрел бог дерзость сего человека, что людей не стыдится и бога не боится!”. Ибо в обычае сего было, когда видел он дерзость от врага в письме или в чем подобном, возлагать его на жертвенник и молиться там. Потом вставал он, воевал врагов и побеждал и покорял все народы себе под ноги. А непокорных убивал мечом и делал тела их пищей птицам небесным и зверью пустынному. И в этот месяц зимы в один из дней вынул он меч и сказал стоящим пред ним бэлатенам и челядинцам: “Коль свершил я беззакония на Исаака и задумал коварство против него, да рассудит меня бог судом праведным, в коем нет беззакония, а коль Исаак свершил беззаконие на меня и задумал коварство против меня, да рассудит его бог и да ввергнет его в руки мои!”. И сказав это, бросил он свой меч наудачу, и меч этот вонзился в землю, вошел [в землю] на ладонь, как будто метнули его с силой. И тогда подивился Акаби, увидев это, и сказал: “Не напрасно вонзился сей меч в землю, хоть и брошен он был наудачу, но это знамение победы господина моего, Малак Сагада, могучего и победоносного!”. Ибо сошел дух пророчества на уста его, чтобы провозгласил он это пророчество победы, что будет сему [царю] христианскому.
И после сего послал он пришедших гонцов Исааковых с письмом, где было все исповедание веры его в бога. Так говорил он: “Коль веруешь ты в себя, то я верую в господа моего Иисуса Христа. Коль пришел ты с турками, то я приду к тебе с господом моим Иисусом Христом!”. Сей царь благоверный всегда пребывал со словами на устах: “Не на лук мой уповаю я, и не меч мой спасет меня, но верую в силу божию, сокрушащающую гордыню премудрых и ослабляющую силу крепких” (ср. Пс. 43, 7). Закончена глава шестая.
Эта глава покажет многие чудеса божий, которые опишем мы по порядку.
И когда пришли эти гонцы к Исааку и передали ему письмо государево, все слова писания которого [говорили] о вере его в бога. И когда взглянул он на это письмо, не пожелал он заключить союз и мир с государем, а, напротив, озверел и прибавил злосердечие к злосердечию своему, так что перестал советоваться с советующими ему помириться с государем. Сей же царь христианский, отослав этих гонцов, последовал вслед за ними и восстал с места зимнего пребывания своего 21-го дня месяца маскарама[116]. И провел в Вайна-Дега одну неделю. И там заболел болезнью сильной Такла Гиоргис, цахафалам Дамота, могучий в битвах, много раз прославившийся в сражениях с Мухаммедом в Хадья, и с галласами, и в сражениях, о которых мы не упоминали. И еще говорят, был он благ в деяниях своих и мудр советом. И упокоился он 2-го дня месяца тэкэмта[117], да помилует и да ущедрит его бог! Все это было на 17-м году царствия его.
Здесь поведаем мы историю веры сего царя боголюбивого. И когда упокоился Такла Гиоргис, смутились сердцем все люди стана и вошел трепет в их души, так что стали говорить они:
“Вот пал венец гордости нашей и рухнул оплот крепкий, на который уповали мы! Как идти нам в Тигрэ, коль в самом начале пути нашего постигла нас такая напасть? Не будем же спешить с войной на Исаака, у которого такие ружья, и пушки, и множество конницы!”. И когда услышал сей царь благоверный о смятении народном, отвечал он словами гневными, говоря:
“О маловерные! Чему сомневаетесь (Матф. 14, 31) подобно не имеющим веры? Разве не лучше вера в бога веры в сына рода человеческого!”. Так говорил он, ибо наставлял по слову Писания, что гласит: “Не надейтесь на князей, на сына человеческого, в котором нет спасения. Выходит дух его, и он возвращается в землю свою: в тот день исчезают все помышления его. Блажен, кому помощник бог Иаковлев, у кого надежда на господа бога его” (Пс. 145, 6). Такими словами и подобными наставлял он души их и укреплял в вере божией. И отошло сомнение от помышления народного, так что сказали они: “Лучше нам умереть ради веры в господа нашего Иисуса Христа и ради царствия господина нашего Малак Сагада-царя!”.
И еще напишем мы о благовремении, бывшем во дни его, ибо забыли [написать об этом] в своем месте. И после того как упокоился абуна Иоасаф православный и изрядный деяниями, на 8-й год привел авва Салик митрополита от патриарха аввы Иоанна. И имя этому митрополиту было авва Марк[118]. И после того как вышел он от патриарха, приняв рукоположение митрополичье, и был в дороге, одержал победу царь Малак Сагад, когда воевал с Мухаммедом, второй раз, [когда воевал] с галласами Ваджа, и в третий раз — с галласами Дамбии. И после сего была великая победа, о которой мы и напишем. Все эти дарования побед совпали с приходом сего аввы Марка, да ублажит бог кончину его!
И тогда, когда отошел от сердца народного дух смущения-из-за смерти Такла Гиоргиса, встал он из Вайна-Дега и обратил свой лик на путь в Ваг. Такла Сэлуса же, шума Сирэ, и Джэбара послал он идти по дороге в Сирэ, а к Дахараготу, нагашу Годжама, послал он гонцов с наказом, чтобы тот приходил скорее. Дорога же, по которой шел сей царь в земле Ваг, была подобна той, о которой говорил господь наш в Евангелии: “Входите тесными вратами и узкими, ибо выход будет прям и широк!” (Матф. 7, 13). Таков же был путь сего царя. Пошел он по дороге узкой и достиг места просторного, где сокрушил врага веры своей и изменников царства своего. Исаак же шел дорогой широкой и достиг теснины, где была погибель ему и падение присным его.
Третье пророчество сего царя: Когда восстал он с зимнего местопребывания своего, то сказал: “Ведомо мне, что сказал Исаак: Не выступит государь из Дамбии, пока не наступит время урожая! И потому выступит [Исаак] после праздника креста[119] с зимнего местопребывания своего в земле Дабарва и придет, дабы узнать о приходе нашем, выслав лазутчиков. И тогда отошлет он дружинников своих на отдых по домам, ибо были они в набеге, и встретятся они с женами своими и детьми. И тогда придем мы, когда не подозревают они!”. Так говорил он многим бэлатенам, стоявшим пред ним, будучи в месте своего зимнего пребывания. И ныне будут они свидетелями сего слова его пророческого! И из всей речи его не изменено ни единого слова. И желательно нам сказать сему царю и пророку, как сказали ученики господу нашему: “Теперь видим, что ты знаешь все и не имеешь нужды, чтобы кто спрашивал тебя” (Иоан. 16, 30), Так уразумели они, что дан ему пророческий [дар] и царство.
И дабы сбылись слова сего царя, встал Исаак с зимнего пребывания своего поспешно и прибыл в землю Яха, называемую Цафцаф, и там распустил своих дружинников по домам к детям. И не осталось у него ни малого, ни великого, и остался он с немногими родичами. Тогда прибыл сей царь в Ад Хесаро — небольшую местность в земле Тамбен. И когда стал расспрашивать Исаак, то с трудом узнал он о приходе сего царя в Ад Хесаро, ибо прежде скрывали [это] от него гонцы его и местные жители. Это подобно тому как однажды захватил царь Персии крест господа нашего Иисуса Христа из Иерусалима я увез в свою страну. И когда услышал об этом царь царей Ираклий, то возревновал он ревностью духовной, встал поспешно, взяв многое войско ратное, и прибыл к нему внезапно, так, что не знал тот [об этом]. И тогда убил он его и забрал крест Христов. А не знал царь Персии о приходе царя царей, грозного царствием и многого воинством, потому, что ненавидели его люди его страны и потому скрывали от него и не говорили ему, пока не был убит он внезапно рукою врага своего. Исаак же наложил на них ярмо служения, подобное ярму фараонову, и возненавидели его люди страны и скрыли от него приход сего царя, пока не пришел он к нему внезапно. А если бы не это, то разослал бы он своих лазутчиков вплоть до Шоа и Дамота, и разузнали бы они о житии царевом и поведали бы присным его, говоря: “То-то и то-то творится в доме государевом!”. И в это время он сам не мог ни знать, ни сказать присным своим, как говорится: “Мудрец же в это время молчит” (Притч. 11, 12). Толкование же сих слов пророка не в том, что, зная, молчит он по обычаю мудрецов, а из-за того, что нет у него совета. Таково и было молчание Исаака в это время, ибо сокрыл и утаил от него бог приход сего царя.
И когда пребывал сей царь в Ад Хесаро, пришли к нему дети Иоанна, сына Романа Верк; старший из них, Асгадом, Крестосави и Иаков, младший из всех них, которые пришли, оставив Иоанна, отца своего. Сие деяние их подобно деяниям Иакова и Иоанна, которые последовали за господом нашим Иисусом Христом, оставив Заведея, отца своего, с наемниками его. А то, что упредили они своим приходом других, подобно тому как Андрей со своими [спутниками] упредил всех апостолов, последовав за господом нашим Иисусом Христом по первому зову.
И когда стало известно в стане Исаака о приходе государевом, взволновалась вся страна и был трепет великий в стане его, подобно тому как вострепетал Ирод и весь Иерусалим вместе с ним, когда пришли цари Персии и сказали: “Где царь Иудейский?” (Матф. 2, 3). И в это время приказал Исаак, чтобы возгласил слово глашатай, говоря: “Вот пришел государь! Все, кто любит меня, родичи ли мои или дружинники мои, и все люди страны, пребывающие под властью моей, мусульмане ли, христиане ли, пусть приходят и следуют за мной с женами и детьми своими”. 18-го дня месяца тэкэмта[120] послал он вперед жену свою и детей. И столь многочисленны были те, кто шел с ними, со своими женщинами и детьми, со скотом своим, и со всеми, кто шел пешком со своею утварью домашней, что не хватало дороги из-за скопища людей и скота.
И 19-го дня этого месяца[121] с вечера четверга на утро пятницы ускользнул Габра Иясус и пришел к государю, оставив все хозяйство домашнее вплоть до своего мула верхового. И тогда содрогнулся [Исаак] и все войско его из-за ухода Габра Иясуса, ведавшего все деяния его, перед которым были открыты все тайны его. И потому вошел в них трепет.
В прошлый четверг, когда услышал [Исаак] о переходе Симеона к государю с тремя братьями своими, распалилось сердце его, как огонь, а наутро, когда услышал он о переходе Габра Иясуса, прибавилось жжение к жжению.
Здесь помянем о мудрости Симеоновой, сына Иоанна, и благости его. Когда услышал Исаак о приходе государевом, заподозрил он Симеона, ибо знал он, что запала тому в сердце любовь к государю. Перед этим заточил он его, отобрал коня и меч, низложил с должности, сказав: “Ты решил перейти к государю и сговорился с моими дружинниками!”. И когда был он под этим подозрением, то когда услышал он о приходе государевом, то послал [Исаак] Габра Крестоса, сына баала-гада[122] Тасфа Селласе, к Симеону, чтобы тот привел его быстро с женой его. И прибыв к Симеону, сказал ему этот Габра Крестос:
“Приходите быстрее, говорит тебе азмач!”. И сказал он: “Ей, придем завтра поутру!”. И были эти слова от мудрости его и от хитрости. И тогда ввел он его в дом и зарезал ему стадо быков. И когда ели они и пили, и столь обильно напоил он их медом, что потеряли они разумение [всякое]. А дружинники сего Габра Крестоса от многого пьянства повалились в пустыне и были как трупы и побросали копья и щиты свои. И тогда приказал он оседлать своего мула и коня и сказал дружинникам своим: “Возьмите копья их и щиты”. Но когда захотели они забрать одежды их, то оставил он им [одежды] по милосердию своему. А щиты и копья их забрал он по мудрости своей.
И в этот день, день пятничный, встал Исаак из Цафцаф и направил свой путь в Мазбэр. И в этот день он увел За-Праклитоса и Асбе, но в этот день многие из пособников его, которые следовали за ним сзади, не пошли с ним. И расположился он в Энгуя с вечера пятницы на утро субботнее. И тогда пошли два брата [За-Праклитос и Асбе] к жене его Марьям Эбая и сказали ей: “Какая прибыль от того, что идем мы с вами? Не лучше ли вернуться нам? Мы будем в тягость азмачу, ибо оставили мы всех дружинников своих, даже бэлатенов и конюших”. Она же отвечала и сказала им: “Не печальтесь об этом, сделаю я, чтобы возвратились вы!”. И тогда поговорила она [с Исааком] речью мудрой, и ниспослал бог милосердие Исаакову сердцу, так что сказал он: “Пусть возвращаются они с Агаром и ожидают в Дамо, дока не вернусь я. А по возвращении моем пошлю я их к государю, чтобы завершить заключение союза, которое начали они”. И поспешили они уйти от него, согласившись, ибо опасались, как бы не переменил он решения своего. А он направил свой путь в Баласа. А эти же два брата, когда отделились от него, то начали преступать слово его и решение и послали дружинника своего к государю, говоря: “Господь бог избавил нас от рук Исааковых, которые крепче цепей и хуже оков железных!”. И когда услышал [об этом] сей царь, возрадовался весьма и послал ко всем приближенным своим, говоря: “Радуйтесь обо мне, ибо обрел я агнцев своих потерянных, которые избежали волчьей пасти!”. Воистину, царь сей истинно есть пастырь благой, что ищет агнцев потерянных, а когда обретет, то возрадуется вдвойне, нежели 99 [овцам] непотерянным (ср. Лук. 15, 4-6). Воистину, сей царь истинно пастырь добрый, полагающий душу за овец своих. Наемник же не пастырь, оставляет он овец в волчьей пасти, а сам бежит, спасая себя, ибо он наемник и не печалится об овцах. О сия благость безмерная! О сие милосердие, исполняющее слово господа нашего, гласящее: “Уподобьтесь мне, ибо кроток я и смирен сердцем!” (Матф. 11, 29).
И когда услышал сей царь, что пребывает Исаак поблизости, встал он поспешно, рыча как лев. И когда прибыл он в Ангаба, землю Цедья, пришел Иоанн, сын Романа Верк, и принял его тогда сей [царь] благой и милосердный с ликом сияющим и с сердцем радостным. Ибо в обычае его было приближать с любовью удалившихся, а приходящих не изгонять и не выгонять вон. И не только Иоанна, родича своего плотского, но даже Исаака, который нанес много обид ему и отцу его, стремился вернуть на прежний их стол. Но по злосердечию своему дошел [Исаак] до того, до чего дошел он. И затем, когда прибыл он в Даэрака, услышал он, что пребывает Исаак в Баласа. И тогда послал он многих всадников и пеших, а начальником войска ратного тогда был шум Такла Гиоргис. И пошли они поутру по дороге на Мазбэр, следуя по стопам [Исаака], и в 9 часов[123] встретились [с царем] у [реки] Энгуя. И, взяв их с собою, пошел царь поспешно. И когда услышал Исаак о сошествии сего царя, обуял его страх так, что не знал он, куда ему идти. И бежал он на Мареб в четверг 25-го дня месяца тэкэмта[124]. Сей же царь победоносный шел ту ночь до рассвета пятницы. И когда прибыл он в Баласа на рассвете, то нашел стан Исааков пустым, без людей и без животных. И тогда распалилось сердце его, подобно пламени огненному, и когда захотел он преследовать его, то удержали его советники и все вельможи двора царского, говоря: “Устали наши кони и мулы, и невозможно нам преследовать его, а вместе с тем кто знает, может, поджидает нас копье турецкое в дипа, что в переводе означает — в засаде, на дороге?”. И советом таким удержали они его от преследования. И тогда выслал он конных лазутчиков, и встретились они со всадниками, лазутчиками, высланными Исааком. И одного из них они убили, у одного поразили коня, а один ускользнул благополучно со своим конем, и бежал он до потери рассудка, как одержимый бесом. И тогда прибыли два лазутчика к Исааку и поведали ему обо всем, что случилось с ними. И был тогда в стане его трепет великий. И в это время решил Исаак, сказав: “Ты, сын Оттоманский, будь здесь с 700 щитоносцами, чтобы видели тебя те копейщики, что придут. Кажется мне, что начальник этого войска ратного Такла Георгис, а государь же не придет. Обоз же пусть идет своей дорогой, и когда подойдет к обозу это войско ратное, ибо амхарцы охочи до добра, то я тогда подойду к ним по дороге с тыла и уничтожу их!”. И, сказав это, послал он обоз по дороге в Ханаба. Войско же царское возвратилось к государю, ибо не пришло еще их время. И на то была воля божия, чтобы из-за Исаака вышли турки и было бы им уничтожение в один день. Раз хотел [Исаак] соединиться с ними, то и соединился он с ними в погибели их.
И после этого направил [Исаак] свой путь в Дабарва, чтобы вывести турок. Сей же царь христианский обратил свой лик к прежнему своему местопребыванию, но только переменил он свою стоянку и устроил свой стан в Яха. Исаак же, когда спускался в Дабарва, то отнимали у него со всех сторон скот и добро люди Бура и люди Сараве, ибо такой обычай их: давать победителю и отнимать добро у побежденного. И тогда потщился он тщанием великим вывести турок, ибо медлили они и отговаривались многими причинами. С трудом он уговорил их и вывел, наобещав много добра.
И после сего, когда услышал сей царь о приходе Исаака и турок в Баласа, возрадовался он весьма и поспешил встретиться с ними, как будто они шли на помощь к нему, ибо стремился он устроить сражение быстрее и не медлить, чтобы не губить из-за этого людей Тигрэ. И, встав из Баласа, расположились [Исаак и турки] в Мамане, земле Эгала. И умножилась радость сего царя из-за приближения турок и Исаака для сражения. И в это время место его пребывания было в Мугарья Цамр близ Мазбэра, куда пришел он из Яха.
И однажды пошли многие всадники, чтобы посмотреть на стан Исаака и турок. И сей царь, великий советом, сказал им:
“Смотрите, не начинайте сражаться, чтобы не ослабить рать нашу!”. И пошли они, сказав: “Ей!”. Те же послали разведать стан государев, малочислен ли он или многочислен. Половина [лазутчиков] была из людей турецких, а половина из дружинников Исааковых, конных и пеших. И тогда разведали они [все] по дороге, что была ни длинна, ни коротка, и возвратились каждый в свой стан. И тогда встал оттуда паша и Исаак и расположились в земле Энта-Цеу, а сей царь, победоносный в рати, устроил свой стан напротив них, в одной земле, называемой Май Кэль Бахра. И во вторник 15-го дня месяца хедара[125] была битва войска сего царя с турками и с дружиной Исааковой, и в этот день люди турецкие обратили в бегство царское войско. И было сие по промыслу божию, чтобы заманить их сладостью победы этой, в коей не было им прибыли, чтобы осмелились они сразиться с этим могучим и воинственным, коего помазал бог помазанием победы. Сей же царь уповающий если побеждал, то не превозносился, а если бежало войско его ратное, то не спешил он и не устрашался.
Поведаем мы здесь о вере аввы Нэвая. Однажды когда услышал он, что обрел милость Исаак пред ликом сего царя милостивого и милосердного, то сказал: “О кроткие! К чему труждаетесь? Скорее небо умалится и земля прейдет, нежели будет мир меж господином моим Малак Сагадом и Исааком, изменником царству, ибо господь мой Иисус Христос ввергнет его в посрамление и вдаст в руки господину моему! И то, что говорю я, не мои разговоры пустые, но слышал я [это] от нищих духом, которые ведают сокровенное и времена грядущие”. Такова была вера слова его! Еще напишем мы о вере деяний его. Когда пришел государь в Дамбию в месяце сане[126], то разбил [авва Нэвай] шатер великий и внес туда табот господа нашего Иисуса Христа, ему же слава: и утвердил над шатром крест золотой. И то же сделал он с гэмджа-бет[127] и с шатром государевым. Господь наш Иисус Христос да осенит печатью благодати чело его, как осенил он крестом святилище имени его и святилище матери его! И затем назначил он священников и певчих, которые постоянствовали там в молитвах днем и ночью беспрерывно. И пели они песнопения Яреда[128] по обычаю церкви эфиопской. И еще дал он этой церкви утварь церковную и ризы для священников ее вместе с книгами божественными, которые называются вдохновенные духом святым, ибо уготовил ему бог все уставы церковные, о которых не помышлял и не ведал он, когда увидел праведность сердца его и радение многое. А два ядра пушечных, когда принесли их ему дружинники Исааковы, одно поместил он у жертвенника церкви господа нашего Иисуса Христа, а второе поместил у жертвенника церковного гэмджа-бета. Сей же табот господа нашего Иисуса Христа обрел авва Нэвай в земле Камбат спустя 47 лет после того, как был он брошен во дни изгнания[129]. Прежде это был царский табот, и перевозили его туда, куда шли цари, и не расставались они с ним. К нему возносили они песнопения и над ним молились в горести и печали. И начальника над священниками его называли царадж-маасаре[130]. И во дни обретения его царадж-маасаре был авва Такла Вальд, обладатель изрядств многих. А был он брошен в Камбате, когда усилились гонения на христиан и попустил [бог] власть Ахмада, сына Ибрагима[131]. И в те времена, когда пребывал государь у гураге, воюя их и захватывая добычу, тогда обрел авва Нэвай сей табот, брошенный в одном месте, поднял он его, возвратил из изгнания и возжелал вернуть его на место прежнее. И когда шел он, взяв его, то радовался, подобно пастырю-радетелю, когда обрел тот овцу свою заблудшую, неся на раменах своих и возвращая в дом свой в радости и веселии. И когда прибыл государь в Дамбию, то совпало прибытие двух ядер пушечных с одним таботом господа нашего Иисуса Христа. И тогда пришел сей царь и встал смиренно перед этим таботом, говоря: “Сей срамец полагается на это ядро, я же полагаюсь на господа моего Иисуса Христа, не покинь же меня, раба твоего, сына рабов твоих, дабы не надсмеялись надо мною враги мои и не сказали мне: Где твой бог?”. И тогда пролил он свою кровь пред этим таботом, дабы явить знамение служения своего господу-искупителю кровью своей. И тогда установил авва Нэвай, чтобы молились священники, говоря: “Виждь, господи, коварство Исааково!”. Такова вера его в деяниях. После сего обратим лик свой к прежнему [повествованию], которое оставили мы, дабы поведать о верности аввы Нэвая в слове и деле.
19-го дня месяца хедара[132] встали из стана своего ночью паша и Исаак и пошли по склону в Энта-Цеу и провели эту ночь в пути, чтобы сойти внезапно на стан сего царя по склону горы.
И прибыли они внезапно, так что не знали [об этом] люди стана, ибо был тот стан посредине горы. И в эту ночь Габра Иясус тамбенский охранял верхний вход, ибо был он князем Тигрэ. И когда прибыли внезапно дружинники Исааковы, спасся он от рук их и пришел к государю, говоря: “Вот пришли турки с Исааком, готовь и выстраивай конницу по порядку!”. И тогда вышел сей царь, выстроив ратный строй по местам, и встал близ него, напротив [врага]. Паша был наверху, а сей же царь христианский был внизу на поле широком. И когда выстрелили они из пушек, то упали [ядра] наземь среди строя, не задев ни одного человека. То падали они перед лицами их, то падали позади. Из тысячного войска не повредили они никому, а стреляли они из восьми пушек много раз до 7-го часа. А было это силою божией, дабы исполнилась вера сего царя уповающего, который посылал к Исааку, говоря в письме: “Коль на ядро [пушечное] уповаешь ты, то я уповаю на господа моего Иисуса Христа! И коль с турками придешь ты, то я приду к тебе с господом моим Иисусом Христом!”. И кажется мне, что об этом царе уповающем сказал господь наш: “Да сбудется тебе'”, как сказал он тем, кому являл чудеса свои. Тогда послал сей царь искушенных в битвах приближенных своих, называемых Курбан[133], и сразились они в сече крепкой с турецкими стрельцами и всадниками. Средь турок было убито много мужей могучих, а средь Курбан были такие, кто был ранен и не умер, а были такие, кто был ранен и умер.
Здесь поведаем мы с похвалою о том, как сражались они, готовые к смерти. В тот день, когда сыпались на них градом камни огненные из ружей, ни один из них не отвратил лица своего. Раненых и павших они поднимали и отсылали к жилищам их, а тела мертвых они брали, уносили и погребали. И говорили уцелевшие: “Блаженны погибшие братья наши, ибо искупили они кровью своей ту вину, что свершили при жизни. Последуем же мы по их стопам, и да будет нам [уготована] участь их в служении прекрасном богу!”. И, говоря так, устремились они, упреждая один другого, и внедрились в среду турок. Одни из них были убиты, другие же сами убивали. Сей же царь победоносный, когда увидел твердость сердца этих воителей, послал им в помощь многих всадников и 500 стрельцов и много галласов. И пошли они, говоря: “Я первый, я!”. И тогда обратились в бегство перед ликом их люди турецкие и дружина Исаакова, и сорвали они стяг [вражий] с того места, где стоял он. И на месте того стяга встали бойцы сего царя победоносного. Слава богу, сломавшему рог надменных и вознесшему рог смиренных! И в этот день в 9-м часу встал царь из стана своего и расположился на месте своего прежнего стана. И в этот день субботний была победа сему царю христианскому. А избрал он то место по той причине, что земля там была просторна и хороша для конных и пеших, когда готовились они к битве.
Паша же и Исаак встали в понедельник и пошли по верхней дороге и расположились в месте тесном, неудобном и возвышенном, где не подняться без труда. И когда были они в том своем расположении, послал Исаак к государю, ища мира. И гласили слова послания его: “Пусть придет ко мне Валатто[134], чтобы сказал я ей все, что на сердце у меня, ибо она — любимица моя с прежних времен”. И, услышав это, возрадовался сей царь-миротворец, ибо обычаем его было искать заблудших и собирать рассеянных. И тогда послал он Валатто и сказал ей: “Скажи Исааку так: Коли хочешь ты мира, то уйди из турецкого стана, и будем мы сражаться с врагами нашей веры. Тебя же возвращу я к прежней жизни твоей! А коль не так, то не будет меж нами мира, пока ворон не побелеет и не обратится вспять течение вод!”. И тогда, придя к нему, приветствовала она его приветствием святым, и говорили они обо многих вещах, вспоминая свою прежнюю любовь. И тогда сказала она ему о послании государевом относительно мира, и сказал он ей в ответ слово надменное и коварное, по обычаю своему, говоря: “Он[135] пришел мне на помощь, как же мне сражаться с ним? Как ненавидеть мне того, кто любит меня? И если ищет он со мною мира, пусть даст паше золото, проводит его без вражды, чтобы возвратился он в крепость свою”. В это время отвечала ему словом гневным женщина, верующая, богобоязненная и царелюбивая, сказав: “Разве не слыхал ты, что сделал бог с Фасило, с Мухаммедом, и галласами, и со многими врагами, восставшими на него всяк в свой черед? И коль уповаешь ты на силу турецкую, то сила Иисуса Христа крепче ее!”. Этими словами и подобными убеждала она его, но не устыдила. Не устыдился он слов ее и не пожелал последовать совету ее, ибо покинул его дух божий, так что ожесточился он сердцем и пришел к своей погибели, как сказано: “Ожесточил я сердце фараоново” (ср. Исх. 10, 27). И сказал он ей: “Не преступлю я клятвы с пашою и не поломаю завета, заключенного с ним”. Слова эти подобны словам говорящих: “Заключили мы клятву со смертью, боролись мы и заключили завет с адом”. И тогда прервали они переговоры и разошлись каждый своим путем, Она пошла к государю, а он же пошел к туркам. Эта женщина православная была добродетельна и царелюбива, и от великой своей любви к царю христианскому готова она была отдать [за него] душу свою, выйти под пальбу ружей и пушек и стоять средь бойцов, не обмирая по слабой природе своей женской. Благословения и прославления [достойна] она за это!
И когда прибыла эта женщина верующая к государю, рассказала она ему все, что сказал ей Исаак. И после этого перестал сей царь посылать послания о мире к Исааку. Более того, провозгласил он и сказал: “Коль придет ко мне посланец турок и Исаака, то пусть отрубят ему голову мечом!”. И, сказав так, прекратил и покончил он с переговорами. И в это время послал авва Нэвай к Исааку и отправил [к нему] письмо обличительное, в котором уподоблял его одному богачу, обнадеживавшему душу свою пищей и питием, веселием и покоем, как повествует евангелист Лука. Бог же сказал ему: “Безумный! В сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанутся богатства твои, что ты заготовил!” (Лук, 12, 20). Однажды уподоблял он его диаволу, оставившему чин свой и пожелавшему стать как творец. 'В другой раз уподоблял он его Иуде, что продал господа своего за 30 сребреников. В третий раз уподоблял он его фараону за гнет тяжкий, худший, нежели работы кирпичные. И, услышав это, изумился [Исаак] и ничего не сказал.
Еще откроем мы здесь изрядство деяний аввы Нэвая, наставлявшего беззаконников этого царства словом и делом, ибо был он умудрен в Писании и сведущ в словах святого Павла, сказавшего Тимофею, ученику своему: “Согрешающих обличай пред всеми, чтобы и прочие страх имели!” (Тим. 5, 20). И потому когда видели его беззаконники, то одни трепетали, и дрожали, и исчезали, как воск пред лицом огня, а другие бежали от него далеко и переселялись из страны в страну.
Тогда пришли к сему царю все родичи Исааковы, и все его близкие, и все старейшины и дружинники, стрельцы и галласы — все пришли. И когда случилось это с ним, то не обратился он и не раскаялся, но умножил жестоковыйность свою. И, встав из этого стана, расположились паша и Исаак в месте тесном, на амбе, окруженной пропастями со всех сторон. И в день, когда расположились они там, в четверг 1-го дня месяца тахсаса[136], была у них схватка, но не сражение с войском сего царя. И в этот день погиб Гило, войдя в среду многих турок и рассеивая их по сторонам. Этот человек был известен у маласаев силой своей и крепостью. Он был первым средь витязей царя Мухаммеда, перешедших к государю. И по стопам его пошли его присные, так что остался Мухаммед один, покинутый всеми. Многих из войска сего царя застрелили из ружей, у у всадников же Исааковых одним перебили руки [выстрелами] из ружей, других убили дротами. Сын Джэбара, ударив турецкого всадника, отрубил ему голову вместе с правой рукой и с броней железной на груди. И половину его тела унес его конь к туркам. И когда увидели это, то содрогнулись все люди турецкие. Отец же его, Джэбар, разгневался на него и сказал:
“Почему отрубил ты ему голову, а не разрубил до чресл вместе с броней железной, одетой на нем!”. Разве трудно было ему дать благословение сыну своему, когда отрубил тот голову турку? Как же гневаться на него? Чудны деяния витязей. А когда один из сынов его младших убил пешего, то разгневался он на него и сказал: “Как же убил ты пешего? Ведь ты сын мой! Почему не конного [убил ты]?”. И когда заключил он его в оковы, то с трудом удержал его государь от того, чтобы не убивали [конные] в бою пеших, а только конных. Дивно сие! И было это в четверг 1-го дня месяца тахсаса.
И после этого 7-го дня[137] в среду на рассвете пошел Джудар к народу своему и возвратился на стол свой прежний. Каково же злодействие сего вероломного! Покинул он того, кто возвеличил его телом и прославил духом честным христианским, и ушел он на позор свой и погибель. Сии деяния его подобны деяниям свиньи, что возвращается в грязь после мытья (ср. II Петр. 2, 22). И еще подобны деяния его деяниям Иуды-предателя, воздавшего злом вместо добра учителю своему прекрасному, приобщившему его ко благодати всякой и давшему ему власть изгонять бесов и исцелять болящих. И когда увидел он, что охоч тот до добра, назначил его хранителем казны, то бишь вместилища милостыни, куда собирали они золото пожертвований. Он же забрал все оттуда, ибо был он вором. И за все это не стал презирать и ненавидеть его [господь], но стерпел, как будто не знал [об этом]. Сей же Джудар приобщался от сего царя к богатству плотскому и духовному. И после сего возвратился он к посрамлению и стал сыном погибели (Пс. 108, 5). И когда прибыл он к паше наутро в среду, не возрадовался тот ему, но сказал: “Прежде ушел ты от мусульманства, ныне же желаешь перейти от христианства к мусульманству!”. Вот отошло зерцало позора от лица Джудара! Как же покинул он того, кто еще вчера во вторник вечером надел по золотому обручью на правую его руку и левую; того, кто и прежде украшал его одеяниями тонкими? Дал он ему меч, отделанный золотом, опоясал чресла ею кинжалом золотым, дал он ему коня отборного, переменяя ему каждый раз прекрасное на лучшее, уделяя ему от богатств своих многих мулов и коров и золото многое. Лишь числа их не знаем мы. И оставил он творившего все это для него, царя благого и господина прекрасного. Но не стал ждать бог и не стал медлить долго, а скоро воздал ему. И было ему жизни [еще] 10 дней, после того как ушел он к паше. И тот день, день падения паши и Исаака, стал днем его падения, и об этом поведаем мы позднее.
И в то время, как прибыл [Джудар] к паше, решил тот спуститься вниз и устроить сражение. И тогда спустились турки многие, всадники и стрельцы. И тогда же вышел поспешно сей царь, выстроив строем своих бойцов, поставив впереди цевов и послав вслед за ними Курбан. И тотчас обратились в бегство [турки] пред ликами их, и достигли они того места, где стояло знамя и пушки, и столкнули они пушки со своих мест, а знаменосец убежал и пришел в стан паши. Войско же сего царя, пройдя через расположение пушек, поднялось наверх, и немного оставалось им дойти до стана паши и Исаака. И день той среды был весь днем победы и силы сего царя, а для паши же и для Исаака каждый час этого дня был [часом] страха, от рассвета до вечера. И с этого дня до того дня известного, когда пали паша и Исаак со всем воинством своим, не бились они и не устраивали сражения ни с кем. Те не выходили, а эти на приходили для сражения, но переходили к сему царю по двое и по трое всадники из людей турецких; и из сородичей Исааковых каждый день переходило по два-три всадника. Из стрельцов турецких и из щитоносцев дружины Исааковой [также] стали переходить [воины] каждое утро до тех пор, пока не стали держать совет [паша и Исаак], говоря: “Вот покидают нас все люди наши, лучше устроить нам сражение, пока не остались мы одни”.
Мы поведаем здесь о мудрости слов паши, который сказал: “В этом стане нас здесь трое глупцов. Посылал ко мне царь и говорил мне: „Пришлю я тебе много золота, но ты не выходи из крепости своей и не воюй со мною, помогая Исааку“. Говорил он мне так, а я вышел из крепости, и в этом моя глупость! Вторая глупость — Исаакова. Говорили ему: „Помирись с царем, господином твоим и господином отцов твоих, мы же совершим для тебя так, чтобы вернул тебя [царь] к прежней жизни твоей“. Он же возненавидел союз [этот] и вот воюет с господином своим, пока не постигнет его смерть. И это его великая глупость! Третий же глупец — это этот царь[138], у которого и коня-то ни одного нет, а он говорит: „Я — царь!“ И из-за него пришли все эти беды и несчастья. И это — глупость худшая, нежели все глупости!” — так говорил паша.
17-го дня месяца тахсаса[139] утром услышал Исаак, что пошли все люди стана [царского] в набег. И тогда встал он, пошел к паше и сказал: “Давай нынче же сделаем сражение — вот большинство людей стана государева ушли в набег!”. Паша же не хотел устраивать битву в этот день. Но настоял на своих словах Исаак, ибо всегда ходил [паша] по совету Исаакову. И в этот день рассорились два пророка Исааковы, пророки лжи — авва Аскаль и авва Халиб. Первый сказал: “Будет тебе победа великая!”, а второй сказал: “Не устраивай сражения в этот день, ибо будет победа царю Малак Сагаду!”. И сказал он это не по знанию своему праведному, а по обязанности, подобно Каиафе, который предрек смерть господа нашего ради искупления всего мира. Исаак же не послушал слов сего, говорившего правду, а положился на слова лжепророка, ибо приближался день падения его. И тогда пошли [паша и Исаак] и спустились с вершины горы, на которой укрепились они, спустили пушки и поставили их на месте широком, где готовили они сражение, и выстроили всадников и стрельцов по закону людей турецких. Сей же царь-исполин вышел из стана своего, радуясь, как жених, выходящий из чертога своего. И выстроил он три полка и поставил Такла Гиоргиса и Дахарагота наибольшими над войском ратным справа и слева. Сам же он встал посередине, управляя войском ратным и той и другой стороны. И когда выстрелили турки из ружей и пушек, то раздался грохот, подобный грохоту молний и грома, и тотчас одержало верх войско Такла Гиоргиса, вошли они в среду турок и обратили их в бегство. И захватили они два барабана и верховою мула Исаака. И в то время многих из мулов турецких одних закололи, других захватили. Тогда вышел Исаак из гущи [боя], и следовали за ним 40 всадников турецких или 30, но отстали они от него. И когда ехал он один, отделившись от них, увидел его один пеший дружинник, Такла Иоханнеса, сын Робеля Мадабайского, ибо сидел он в засаде, выжидая. И тогда метнул он копье и поразил его в спину сзади и запел [песнь победы] по закону мужей-воителей[140]. Тогда повернул [Исаак] к месту битвы, и бежала кровь его, как вода, и вся одежда его намокла от крови. И тогда сошел он с коня и лег на землю, и завесили его одеждами от солнца. И в это время услышал он о смерти Гарада, советника своего, и сказал: “Прекрасна наша готовность к смерти, но оставили мы по себе худую память, сражаясь рядом с псами неверными!”. И тогда стали переходить [к царю] по двое и по трое всадники из дружины Исааковой, даже Асгадом, его брат, и пешие тоже, и у турок перешли многие. И был с ними Джудар, второй Иуда, ибо казалось ему, что стремятся они показать свою силу и убивать людей царя. И тех, кто приходил, переходя на сторону [царя], принимали витязи сего царя. А этого же Джудара, который оставил господина своего вероломно и пришел воевать с господином своим дерзко, схватив с позором, спешили с коня и привели пред очи сего царя победоносного. И тогда подивился сей царь суду бога, пречестного и всевышнего, и воздал благодарение силе руки его крепкой, сокрушающей мышцы надменных. Отрубил он тогда ему голову. И все люди, видевшие его тогда, говорили:
“Ныне ведомо нам, что пребывает сила божия с помазанником его, ибо отмщает он врагам его и повергает пред ликом его!”. Сей же Джудар много хуже Иуды, предавшего господа нашего. Тот, когда увидел, что осудил господа нашего, раскаялся и вернул те 30 сребреников, что получил от первосвященников, и сказал: “Согрешил я, предав кровь неповинного и погубив праведного!” (Матф. 27, 4). Сей же Джудар не раскаялся в прежнем вероломстве своем, а и далее дерзал воевать господина своего.
И затем утихло все войско ратное и там и сям. Одни остались стоять, где стояли, другие же не двинулись с места своего, ибо не пришло [еще] время свершения. И в 9-м часу пришли люди из набега, не отвращавшие лица своего из страха перед мечом и копьем, и тогда схватились они с людьми турецкими, ибо возжаждали они битвы, когда сказали им о сражении. И тогда, помогая друг другу, одни спереди, другие сзади, окружили они, наподобие стены, со всех сторон и пашу и все войско турецкое. Одни погибли от ружей, другие погибли от копий, третьи погибли от мечей, и всего [войска турецкого] полегло в этом поле, как листьев древесных. В это время вышла душа Исаакова [из тела], ибо множество копий сыпалось на него в то время, когда лежал он после первого пронзания. Одни говорят, что отрубили ему голову, когда был он [еще] жив, другие же говорят, что после смерти отрубили ему голову и принесли ее как добычу пред очи сего царя победоносного. Паша же сидел на коне, облаченный в броню железную, на голове — шлем железный, золотом отделанный, на чреслах — кинжал золотой, на поясе — меч золотой, а в руке золотой дрот. И когда увидел его Йонаэль, муж твердый и воинственный, то поразил его в грудь копьем. И пал он с коня, и тогда взял [Йонаэль] золотой меч, отрубил ему голову и принес к сему царю победоносному. И в это же время привели к сему царю, помазаннику божию, лжепомазанника, схватив его, когда он был пронзен. И когда увидел его авва Нэвай, то зарычал, как лев, и захотел растерзать его, и с трудом удержал его сей царь милостивый и милосердный и увел его под стражу до времени. И тогда взошли бойцы воинства сего царя на вершину горы, где укрепились паша и Исаак, и захватили казну паши и Исаака и достояние всех людей турецких и поделили их. И много бедных обогатились в этот день, и много нагих украсили себя одеяниями тонкими. И после этого взошел сей царь на вершину этой горы и увидел расположение паши, и Афтара, и всех людей турецких и расположение Исаака и присных его. А войско же, что прежде него взошло на вершину этой горы, оставили женщин Исааковых, дочерей его, сестер и родичей многих без одежд. Дивно это и поразительно: кто [еще] вчера был украшен, ныне же [и] они украсились. Сколь переменчив мир сей: дается один день одному, а другой — другому! Но в [день] оный и подобающий возвращается в руки сего царя победоносного, и потому скажу я: “Отныне пременила десница высокая время наказания на время милости, время погибели на время щедрости!”.
И затем возвратился сей царь в стан свой и, призвав Асбе и За-Праклитоса, сказал им: “Вот посмотрите, какое чудо на земле сотворил бог!”. И, сказав это, возложил он головы паши и Исаака на один ковер, как посылал тот прежде, говоря: “Сидел я на ковре с пашою!”. Ныне же обрел Исаак желаемое и сбылось мечтание его, ибо пребывала голова его с головой паши на одном ковре. И тогда подивились эти братья чуду божию и воздали ему славу и благодарствия. И в то время сказал За-Праклитос авве Дахба Марьяму: “Вот исполнилось ныне пророчество Иоанна, [написавшего] Апокалипсис, что говорил в видении своем: „Услышал я громкий голос, который говорил: спасение, и сила, и царство господу нашему, и власть помазаннику его, ибо пали супостаты братьев, противившиеся братьям нашим днем и ночью. И победили они их ради крови Агнца, ибо пренебрегали собою вплоть до смерти!“ (Апок. 19, 1). И пророчество это исполнилось в этот день”. И отвечал ему Дахба Марьям и сказал: “Истинна речь твоя и правдивы слова твои!”. И вечером этого дня с пятницы на субботу была радость великая, ибо то была великая суббота: в [субботу эту] встретились три радости — победа, пение и вино. И от этих трех радостей незаметна была тьма ночная, как сказано: “И ночь светла в радости моей, ибо тьма не затмит от тебя, и ночь светла как день, как тьма, так и свет” (Пс. 138, 11-12). И днем этого дня, и ночью воскресной, и днем [воскресным] было веселие великое с благодарениями богу, пречестному и всевышнему.
Вот имена беззаконников, которые погибли, будучи схваченными вор государства Манадлевос, изменник государства Кумо, сын азажа Ванаго, и кантиба Эндагабтанский, который увел трубу каны галилейской и отдал Исааку. Все они погибли по суду [людей] ученых и по суду бога, пречестного и всевышнего. Сей же царь милостивый и милосердный сжалился и не желал убивать их, но приказали убить их вельможи царства и старейшины народа, как постановили ученые церковники, согласно Фетха Нагаст[141].
Захваченную же добычу: знамя и барабан, пушки и ружья, коней, броню, шлемы, мечи и дроты — все это и тому подобное из снаряжения воинского отдали в руки сему царю. Мулов же, одеяний и достояния обретенного и утвари всякой не стал домогаться он, а оставил [войску своему], и кто что захватил, тому то и досталось.
21-го дня месяца тахсаса[142], встал сей царь-победитель из Ади Коро и обратил лик свой к Дабарве. И тогда когда услышали турки — стражи крепости, что погибли ближние их, то послали [гонцов], говоря: “Мы — рабы царские, и достояние, что при нас, — достояние царя! Присылай же доверенных своих, которые будут охранять [его]!”. И, услышав это, послал он в Дабарву Сабхат Лааба и [дружинника] Курбан-Хэйэвате охранять все, что в этой крепости. И, придя близ Дабарва, послал он авву Нэвая, Маэмэно и Крэстияно, чтобы охраняли они достояние турецкое, которое в этой крепости, ибо сказали ему, что расточают жители Тигрэ достояние, которое находилось в крепости вместе с присными Сабхата Лааба. И когда вошли они внутрь крепости, то тотчас собрались все турки и пали в ноги авве Нэваю. Сколь дивно и чудно, когда облекся благодатью сего царя христианского этот монах, бедный и убогий! И вот повинуются ему люди турецкие, перед лицом которых трепещут могучие. Благословен бог, посрамляющий надменных и возвеличивающий смиренных! И наутро, когда прибыл сей царь в Дабарва во вторник в 3-м часу, выпалили турки из пушек, которые были выставлены из бойниц крепости для защиты от нападающих, ибо такой обычай людей турецких, когда приходит господин их из похода, или с битвы, где сражался он с врагами, или если выходил он по другим своим надобностям, то встречают они его пальбой из пушек и ружей. И отворили они ему, ибо для них была заповедь божия, которая гласит: “Растворите врата, судьи! И да растворятся врата, что от сотворения, и да войдет царь славы” (Пс. 23, 7).
И, войдя, взял он в руки свои достояние паши и достояние всех турок. И лишь число его неизвестно, ибо многое поделили после того, как оставил он [достояние это], взяв себе [все] отборное и ценное, что пожелал. И воздал он благодарение бегу, сделавшего его наследником врагов своих, ибо в обычае сего царя уповающего было, когда побеждал он врагов своих м захватывал достояние их, говорить: “Все это было силою господа моего Иисуса Христа!”. И это величайшее из всех изрядств его великих! И да сподобит его бог изрядства славы и величия!
И в этот день во вторник приказал он туркам разбить шатры паши и Афтара, и разложили внутри ковры драгоценные и вокруг завесили шатры покрывалами. И наутро был праздник рождества; и была радость великая в этот день. Сначала торжествовали мы в церкви с кликами и пением, памятуя победу, дарованную богом царю нашему. Сказал авва Нэвай: “Праздник рождества господа нашего празднуем мы втройне: во-первых, по закону нашему и закону отцов наших радуемся и веселимся мы в этот [день]. Во-вторых, ради победы, дарованной Иисусом Христом царю нашему, над врагом рождества его. И в-третьих, ради того, что даровал Иисус Христос царю нашему власть над крепостью этой и надо всем, что в ней!”.
И когда отдали турки — стражи крепости достояние паши, то нашли [там] золото, которое посылал паше сей царь в прошлом году. А посылал он его не потому, что искал любви с пашой, а чтобы поссорить пашу с Исааком. И увидели мы, что не развязаны завязки на мошне, где было золото, и не тронуты печати. И подивились мы тогда делу божьему. Казна же Исаакова, и жены его, и детей — все попало в руки сего царя. И говорили тогда священники после того, как нашли клад и открыли спрятанные сокровища во дни сего царя. Вот исполнилось слово Евангелия, которое гласит: “Нет сокрытого, что не было бы открыто, и нет тайного, что не стало бы явным (ср. Марк. 4, 22)”. И на следующий день после праздника рождества приказал он разрушить стены крепости и башни и заставил разрушить [все] вплоть до мечети. Турок же, спасшихся от гибели в день победы его, и турок — стражей крепости он собрал и назначил над ними пашу. И в этих занятиях провел он неделю в Дабарве. И оттуда встал он во вторник 4-го дня месяца тэра[143] в субботу отправился он утром в собор Аксумский, и принимали его иереи, священники и диаконы, держа крест золотой, и кадила серебряные, и двенадцать зонтов, затянутых покрывалом голубого шелка и мандуке и разными тканями парчи цветной. Иереи же были украшены ризами священническими, каждая своего вида. И все наставники монастырей Сирэ и наставники всех монастырей Тигрэ — все были одеты в стихари и ризы, держали кресты и кадила и пели песнопения Яреда, говоря: “Благословен царь Израиля!”. А позади этих иереев стояли дщери Сионские в отдалении посреди дороги, где стоял столп небольшой. И этот столп был исписан от вершины до подножия буквами греческими, написанными прежде. А имя тому месту — Мабтака Фатль[144], и толкование этого имени станет ясно из деяний сего царя, которые мы опишем после. И место его находится к востоку от собора Аксумского. И эти девицы стояли справа и слева, держа толстую нить. И еще стояли там две женщины взрослые, держащие мечи; одна справа от этих девиц, а другая слева. И когда подошел сей царь могучий и победоносный, то воссел на коня. И тотчас возвысили голоса эти взрослые женщины, говоря слова дерзкие и надменные: “Кто ты, какого племени и какого народа?”. И сказал он им: “Я — сын Давида, сын Соломона, сын Эбна Хакима!”[145]. И снова спросили они его дерзко. И ответил он им, сказав: “Я — сын Зара Якоба, сын Баэда Марьяма, сын Наода!”. И на третий дерзкий [вопрос] поднял руку сей царь, говоря: “Я — Малак Сагад, сын царя Ванаг Сагада, сын Ацнаф Сагада, сын Адмас Сагада!”. И, сказав это, рассек он мечом ту нить, что держали девицы. И тотчас закричали эти взрослые женщины, говоря: “Воистину, воистину, ты — царь Сиона, сын Давида, сын Соломона!”. И тогда запели по одну сторону иереи Аксума, а по другую сторону раздались клики дщерей Сиона. И принимали его так, пока не вошел он в ограду дома Сиона небесного[146]. И тогда рассеял он по земле золото для законников. И еще построил он строем грозным с одной стороны стрельцов, с другой стороны пушкарей, с третьей стороны всадников и с четвертой стороны — пеших, которые били в [барабаны] медведь-лев и трубили в роги и [трубы] каны галилейские и [играли] на энзира[147], что принято у турок и амхарцев. И тогда выпалили из ружей и пушек, так что был грохот, подобный грому. И было в этот день торжество великое и установление великое, какого не бывало прежде во дни прежних царей. И тогда расстелили ковры драгоценные на престоле, высеченном из камня, что был сооружен давно, и воссел он на него. А имя этому престолу — престол Давида, как назвали его прежние отцы, и свершили они над ним весь обряд на царство по закону и по обычаю. И после завершения обряда он вошел в церковь. И после завершения службы он вернулся в кущу, что построили для него люди аксумские. И в этот день была великая радость и веселие для иереев и законников. Церкви же принес он в дар много золота и ризы многие, и парчу цветную, голубую и прочую, и две пары барабанов[148]. И затем принесли авве Нэваю престол высокий, и взошел он на него и встал, держа древко знамени. И начал он с Давида и Соломона и довел [свой перечень царей] до Зара Якоба, и царя Ванаг Сагада, и чад его Ацнаф Сагада, и Адмас Сагада, и сего царя; победоносного Малак Сагада.
Напишем здесь и воспомянем на этой странице царей, что были помазаны елеем царства на престоле сем, называемом престолом Давида, как назвали его наставники собора Аксумского от царя Эбна Хакима, сына Соломонова, до царя нашего Зара Якоба православного. С тех пор прервалось помазание на царство от царей последующих до сего царя, великого советом и прекрасного деяниями, уповающего на бога, царя Малак Сагада, обладателя великого богатства, воссевшего на сем престоле законном и принявшего помазание царства по благоволению бога, пречестного и всевышнего.
Оставили мы упоминание о двух царях, которых возвел преступно на этот престол Исаак, изменив царству христианскому, ибо ниспровергла их сила божия и ввергла в руки сего царя Малак Сагада, чье имя повело к деяниям [соответственным][149]. И еще напишем мы здесь о числе царей воровских: Тазкаро царствовал по совету Кефло и Исаака, и бог также ниспроверг его в руки [царя Мины][150]. Воцарился шум Кола, и бог также ниспроверг его в руки царя Адмас Сагада[151]. Царями же, которые впали в руки сына его, Малак Сагада, царя победоносного, были младенец Марк и старец Такла Марьям, воцаренный Ха-мальмалем, царь Фасило, которому отрубили уши, а второй царь — Исааков, которому отрубили голову за покушение на царство христианское[152].
Такова история изрядств царя победоносного Малак Сагада, о которых мы слышали, видели и узнали. Немного написали мы и много упустили из чудес, что сотворил бог руками его, коих не бывало во дни отцов его. Когда бы написали мы все по порядку, то не вместил бы мир книги написанной (Иоан. 21, 25). А написано это для того, чтобы воздали благодарение богу все читающие и слушающие эту книгу. А оставили мы [историю эту] краткой по той причине, дабы не стала она затруднением для ленивых, подобно книге, составленной Георгием, сыном Амида, сиречь “Истории времени”[153], которую не стал он писать кратко, а начал от Адама до середины царства мусульман, извративших веру христианскую православную, что вводит в жизнь вечную, и последовали кривой дорогой, что ведет во ад. Мы же последовали по его стопам и сократили написание истории царя Малак Сагада. Однако надеемся мы продолжить эту историю, коль будем мы живы и коль будет на то божие соизволение, ибо знаем, что управит рука сильная и мышца высокая (Втор. 5, 15) на то, что помыслит он в сердце своем и на что укажет он перстами своими. И да будет это печатью речи нашей, и да скажем мы: “Премолчим, ибо не в силах мы завершить искусно рассказ о величии сего царя добродеющего. Коль увидим и услышим мы в жизни своей телесной то, что сотворит бог рукою сего царя: подвиги его и победы, как творил он прежде, то напишем мы. Если же постигнет нас участь всякого из рода человеческого и коль будем причислены мы к умершим, да не оставят живущие описание чудес божиих, которые будут явлены рукою царя христианского. Да даст ему бог дни долгие и да дарует благодать и милость жизни царя нашего Малак Сагада! Аминь”. Благодарение богу, в коем начало всего и завершение всего же.
Говорит пишущий книгу сию: “О братия ученая, читающая книгу эту! Не обижайтесь, коль не хорошо чтение и не украшен слог. Нет в том порока, ибо повествовал [пишущий] по мере сил своих, как поведал ему дух святой. Написано это не для снискания похвал пустых и не для снискания славы земной, а ради исполнения приказа господина, ибо гласит Писание: „Рабы, повинуйтесь господам своим“ (Еф. 6, 5). Не удивляйтесь же, о ученые, погрешностям сего повинующегося, памятуя слова Писания, гласящие: „Кто усмотрит погрешности свои!“” (Пс. 18, 13). Этими словами положим мы печать на повествование.
В сей главе заключается история победы грозной и устрашающей, о которой и помышлением трудно помыслить, и страшно услышать уху слушающего. Но пусть бог подаст силу языку нашему, дабы смог он поведать историю сию. И сказал он: “Ифтахе!” — что означает “развяжи, отвори”, как сказал он одному глухонемому (ср. Марк. 7, 34). И тотчас открылись уши его, и развязались узы языка его, и заговорил он правильно. Мы же по скудости разумения своего искали дара от господа нашего Иисуса Христа, дабы провел он нас от неразумия к разумению и от безумия к пониманию. А что до счета глав сей книги, [повествующей] историю господина нашего, царя победоносного Малак Сагада, то Иосиф, сын Кориона, когда писал историю побед и поражений еврейских, заключил книгу свою этим же числом, то бишь восьмью главами. Мы же последовали по стопам его и сделали завершением сей книги восьмую главу. Но не знаем мы, прибавит ли бог побед сему царю-исполину и не продлит ли написание этой истории [свыше] того числа, что сделали мы завершением сей книги. Ибо видим мы всякое время, что творит бог руками своими многие чудеса, очам невиданные и ушам неслыханные. А если восстанет супротивник, говоря: “Кто же прежде получал [чудеса эти], очам невиданные и ушам неслыханные?” — то ответим мы и скажем:
“Кто из царей Эфиопии побеждал в бою турок, вооруженных ружьями и пушками? Никто не слыхивал и не видывал [побед], подобных победам царя Малак Сагада, который истребил пашу и присных его, многочисленных витязей Рима[154], что подобно победе над Иавином у потока Киссон и погублению хананеев и Сисары” (Суд. 4).
Если же сошлется он на слова ученых и скажет: “Невиданное очам и неслыханное ушам есть воздаяние духовное, что уготовил бог тем, кого возлюбил”, то дадим ему [такой] ответ и скажем: “И слова ученых, и наши слова — оба истинны. Воздаяние духовное невидимо очам и неслышно ушам, кроме немногих избранных, восприявших его. Подобная же победа не была видна никому из людей эфиопских, кроме немногих; и сподобились мы увидеть чудеса великие в день победы царя, когда побеждали слабые сильных, а боязливые — мужей надменных, высоких ростом и крепких членами, походивших на Голиафа-филистимлянина”.
И после свершения победы в тот же день призвал сей царь могучий и победоносный За-Праклитоса и Асбе и сказал им:
“Вот, зрите дело божие, творящего чудеса на земле!”. И они тотчас воздали благодарения богу, говоря: “Воистину, велик бог и велика сила его!”. Сему же царю, многоодаренному, далекому от гнева и щедрому милостью, подобает слава, и честь, и держава вместе с матерью его, благой и милосердной госпожой нашей Сэлус Хайла[155], и вместе с сестрою отца его, многоизрядной и добронравной вейзаро Амата Гиоргис, ибо обе пребывали в единении без разлучения, в любви и согласии, в местопребывании и житии. Да не разлучит их бог ни здесь, ни там во веки веков. Аминь.
И после сего опишем мы чудеса многочисленные, свершенные рукою сего царя после его исхода из земли Тигрэ. И, свершив в соборе Аксумском чин помазания на царство и обряда царей, отцов его (ибо из [этого собора] вышел устав церковный и царский), замыслил он тогда сам и решил один, говоря:
“Если продлю я пребывание [свое] в Тигрэ, разорится страна, ибо велико войско наше и нет [ему] числа. Лучше уйти в Дамбию, а оттуда пойти в страны языческие, чтобы [войско] ело хлеб отобранный и захватывало имущество”. Назначенных на должность разослал он по землям назначения их особенно из-за разорения Тигрэ и Дамбии, ибо подвигла его [на это] мягкость душевная и благость божия[156]. И тогда восстал он из земли Аксумской и обратил свой лик на дорогу в Цэмбэла, и прибыл он в Вайна-Дега к началу поста и провел там субботу. И было великое веселие в эту субботу: меда было как воды морской, и невозможно поведать по страницам о многом веселии и радости, что были в эти дни.
Понедельник, с которого начался пост, провели мы там. И на следующий день, во вторник, встали мы и возвратились в Губаэ, где был чертог царский, избранный средь всех монастырей Эмфраза. И в эту неделю разослал [царь] вельмож назначенных: дамотского цахафалама, шоанского цахафалама, годжамского нагаша, амхарского цахафалама, гарада Гаиза, каца Ваджа и гарада Бали. Мы не стали упоминать других, таких, как нагаша Валака и каца Манзеха, и им подобных, не имеющих [права носить] барабаны. За-Микаэля же мы упоминаем ныне, ибо не упомянули мы его по забывчивости в подобающем месте. Тогда послал его [царь] с теми вельможами назначенными, о которых упомянули мы прежде, и сделал деджазмачем надо всеми цевами Арагуа, Арэня, Шарка и Ванаг-амбы. И всех разослал он с великой честью, дав [им] коней прекрасных видом, высоких ростом, бегом подобных полету птиц крылатых. И украшения дал он им с шэфшэфами[157], кинжалами золотыми, золотыми мечами и золотыми обручьями.
Царь же завершил месяц поста в Губаэ и там справил пасху.
И была тогда радость великая, и радость была веселием мирным без раздоров и мятежа. И после сего поднялся он из Губаэ, свершив неделю веселия, и направил свой путь в сторону Халафа. Все это было по мягкосердию его к тем, кого обложили поборами азажи и вуст-бэлатены, чтобы не разорили они их взиманием податей. Цевов же, чтобы не печалились они, утешил он, сказав: “Приведу я вас туда, где захватите вы скот, рабов и рабынь”. И возрадовались они. Податные же [люди] остались в стране, воздавая благодарности благости сего царя, милостивого и мягкосердечного к бедным и убогим. И когда прибыл он в Ачнаф, дерзнули воевать с ним витязи [той] страны, пребывавшие на амбе. Дерзновение это подобно дерзновению коровы на льва и дерзновению дитяти малого на юношу могучего. Они же по неведению своему, подобно дитяти, осмелились сразиться с сим царем, победителем многих царей, восставших в свой черед и средь мусульман, и средь христиан. А дерзость такая обуяла их, ибо были они жестоковыйны потому, что не осмеливался никто воевать с ними, ни из царей, ни из князей. Он же пошел походами и прибыл к той горе, на которой укрепились они. И сразу же по приходу своему, не медля нимало, сорвал он их, как листья, и уничтожил всех: половина из них пала от копья и ружья, а половина была сброшена в пропасть. И исполнилась в тот день та надежда, которой обнадежил он цевов, ибо обрели они большую добычу.
И, свершив все это, устроил он там свое пребывание зимнее. И в этот месяц зимний поднялась в стане болезнь, и многие люди умерли от этой болезни. Прежде всего думал государь, перезимовав, идти воевать галласов от Ангота до Гэдэма, Ифата, Фатагара и Давара. И решение это принял он и утвердил со всеми [наместниками], назначенными в разные концы, когда разослал он их по областям их. Но кажется нам, что сказал бог в это время: “Не будет совет мой по совету вашему, и помышление мое будет не по вашему помышлению!”. Говорим мы это, ибо по его воле, управляющей событиями мира, было возвращение государево по прошествии зимы назад к фалаша[158]. И не стал он воевать галласов. Здесь мы поведаем причину того, что оставил он свое решение воевать галласов. Пришел гонец и сказал: “Не стал Радаи[159] присылать подать, о которой говорил он государю, когда был тот в Губаэ: „Пришлю я подать многую: хлеб и мед, коров и быков“. Так из всего этого не дал он ничего”.
И, услышав это, распалилось сердце [царя], как огонь. И тотчас принял он решение воевать фалаша и не воевать галласов. И послал он ко всем цевам и к наместникам Тигрэ, чтобы пришли они в срок назначенный, и сказал при этом: “Лучше сразиться нам с мужами, [пролившими] кровь господа моего Иисуса Христа, нежели идти воевать галласов”. И укрепился он в решении этом в месяц зимы.
И еще напишем мы здесь историю веры сего царя, верующего в бога. Когда умерли многие домочадцы Асбе и За-Праклитоса от этой болезни, то охватил их страх и трепет. И тогда встали они пред сим царем и сказали ему: “Вот скончались домочадцы наши, ныне боимся мы за себя. О господине, выведи нас из стана сего и посели нас там, где нет болезни и мора!”. Отвечал им сей царь верующий и сказал им: “Вы же учены в Писании, как же стали вы подобны безумцам, не имеющим разумения? Ведь эта болезнь имеет силу не над учеными, а над безумцами, вадала[160], и им подобными. Не подобает мысли этой входить в сердца ваши!”. И, сказав это, не стал он оставлять их в стане, но сжалился над трепетом их и отослал в Бад, приказав [дать им] все необходимое.
Сам же, сотворив память аввы Такла Хайманота[161], встал с места зимнего пребывания своего и прибыл в Губаэ 5 маскарама[162] в день упокоения царя праведного Лебна Денгеля, да будет над ним мир. И в месте сём завершил он дни месяца маскарама. И восстал он оттуда в среду 17-го дня месяца тэкэмта[163] и обратил свой лик к Самену и отпраздновал субботу в Косоге. И в понедельник 22-го дня месяца тэкэмта восстал он оттуда, и, совершив четырехдневный поход, прибыли мы к пределам Вагара и Шэвада в четверг 25 тэкэмта. И там разбили мы стан и установили шатер [царский]. И в этот день спустились в Шэвада многие пешие и всадники и захватили много скота у мусульман и христиан из обратившихся из христианства в иудейство, ибо посылали они к государю, говоря: “Вот пришли мы к господину нашему, со скотом нашим, женщинами и детьми нашими”. Прежде же жили они в земле, которой правил Радаи. И по воле божией совпал приход их с нашествием этих витязей, чтобы благость господина нашего явлена была в возвращении имущества их, после того как захватили его [воины царя]. В этот день было награблено много всякого зерна. И не желали они брать дагусу[164], а только пшеницу и подобное ей отборное зерно. И [царь] вернул ограбленным под клятвой все отнятое имущество. И не стал он отговариваться, говоря:
“Что мне до того, если забрало войско мое христианское имущество, имущество мусульман и фалаша”. О благость сия, подобная благости господа нашего Иисуса Христа, что повелевает солнцу своему восходить над злыми и добрыми (ср. Матф. 5, 45) и проливающего дожди праведным и грешным!
И следующий день, пятницу, провели мы там. И послал он азажа Халибо, чтобы приготовил тот ему дорогу и заполнил все рытвины, ибо фалаша в это время испортили и разорили дорогу, чтобы не прошли мулы и кони. В этот день исправил азаж Халибо все рытвины и ухабы и сделал [дорогу] ровной и прямой. И на следующий день, в субботу, восстал [царь] оттуда и направил свой путь в Ларва и расположился в Цароца. И в этот день никто не поскользнулся на дороге, ни люди, ни животные, ибо десница божия управила путь сего царя. И день воскресный провели мы там, где расположились в день субботний. Калеф[165] же, брат Радаи, начал жечь огнем дома вместе со всем, что в них было. И хлеб, который был по соседству, сжег он, ибо созрел [хлеб] в это время и настало время жатвы. И пожег он связанные снопы без пощады. И сделал он это, ибо полагал, что возвратятся они, когда недостанет им пищи, и не ведал он, что осудил его бог. Мы же, когда увидели [эту] страну, всю украшенную зеленью хлебов и плодов, то преисполнились любви к ней и пожелали остаться там, как сказал Петр господу нашему на горе Фаворской: “Хорошо нам здесь быть!” (Матф. 17, 4).
Не забудем слова пророческие Радаи, которые провозгласил он, когда пришел к нему Харбо[166]. Когда тот был начальником войска, шедшего позади всех, то послал он своих воинов, искушенных в битве, к Шэвада, что пограбили люди государевы. И эту реку, что [протекала] посредине [области], никто не осмелился перейти. И тогда послал [Радаи] слово превозношения к Харбо, сказав: “О могучий азмач Харбо! Вот перед лицом твоим земля обетованная, текущая молоком и медом. Поспеши же с приходом и не поленись, чтобы унаследовать ее и поделить урожай ее!”. Харбо же промолчал и ничем не ответил, но обратил [против Радаи эти слова] судия праведный. Когда сразилось войско его, то в тот же день одолели фалаша и обратили в бегство войско Харбо и преследовали их до середины склон ч. Но из них не погиб никто, кроме двух старейшин народа. После всего этого возвратился Харбо в свою область в мире и здравии.
И много лет спустя, чтобы воздать за это превозношение, пришел царь могучий Малак Сагад в Самен. И сей приход его словно говорил Радаи: “Ты посылал к Харбо, чтобы пришел он к тебе. Вот я пришел вместо него, чтобы поделить урожай твой! Ты найдешь то, чего не искал, и отвечу тебе я, которого ты не спрашивал!”. Вот чему подобен приход господина нашего к фалаша, ибо смутилась вся страна от грозного [вида] его, как сказано: “Потряс он землю и разбил ее” (Пс. 59, 4).
И, поднявшись в понедельник из Цароца, расположились мы во вторник близ амбы Калефа. И немногие люди спустились в долину без приказа. И тотчас показались многие щитоносцы и копейщики [Калефа], но не стали подходить к ним, и они не пошли к ним, побоявшись друг друга. И разбили они свои станы друг против друга, разорив посевы. И в эту ночь никто из людей фалаша не осмелился приблизиться к ним и причинить вред, ибо следовала за ними грозная благодать сего царя и ангел его ограждал их со всех сторон. Все это было 29 тэкэмта[167]. Стан же государя располагался в дега[168], и было там очень холодно. И наутро спустился государь с вершины вниз, чтобы сразиться с Калефом. И оставил он в стане Доба Сэлтана и Севира со многими всадниками и стрельцами и со многими щитоносцами. Государь же, спустившись, разбил стан там, где расположились его люди днем раньше. Было это 30-го дня месяца тэкэмта. В тот день шло [войско] тремя дорогами. И на тех, кто шел по третьей дороге, восстали фалаша, ибо знали, что не было сего царя победоносного и что пошел он по другой дороге. И тотчас устремился на них Виктор, сын азажа Фануила, и убил многих из них и преподнес государю около 20 голов. И это была первая победа господина нашего и начало поражений фалаша.
И провел царь эту ночь до утра пятницы, не давая сна очам своим, ни веждам своим дремания (Пс. 131, 4), размышляя и решая, как воевать с Калефом и как заставить его спуститься с вершины горы, на которой укрепился он. И в этот день, в пятницу, отправился он на рассвете и пошел сражаться с Калефом, послав своих бойцов тремя дорогами. По нижней дороге пошел азаж Халибо вместе с [воинами] Бахр Амба. Пред ликом царя шел Дахарагот, годжамский нагаш, вместе с Вуран[169], а по бокам шли Курбан, витязи сего царя, не отвращавшие лика своего перед летящими копьями, камнями брошенными, ружьями и стрелами. И всех их послал он со многими стрельцами по племенам их и народам. Сам же он встал напротив лика Калефова там, где расположился тот с войском своим, и разделяло их расстояние в семь поприщ и более. И вместе с тем была меж ними пропасть великая, которую невозможно перейти. И была в тот день битва великая меж войском сего царя и фалаша. И сражались люди Калефа камнями, скатывая на них [эти камни] и мешая им подняться снизу на вершину [горы]. И в таких деяниях тянулись долгие часы, и в 6-м часу приказал сей царь палить из пушек. И когда выпалила одна пушка, то упал знаменосец и одна женщина, которая спряталась под деревом. И тогда смутился Калеф и все войско его, и смешалось все его войско ратное, ибо показалось им, что ударила в них молния с неба. А Доба Сэлтан спустился на них сверху, ибо он оставался в верхнем стане для охраны перевала. И помогали они друг другу справа и слева, сверху и снизу. Калеф же утратил рассудок, ибо исчезло сердце его от великого страха. И когда окружила его беда со всех сторон, взошел он на вершину пропасти великой с немногими своими дружинниками. Никто не поднимался прежде на вершину той пропасти. Но вознес [туда] страх этого бахвала. А войско его ратное, которое разлучилось с ним из-за пушек грозных и из-за витязей сего царя, подобных витязям Давидовым, быстроту которых Писание уподобляет быстроте орлов, а силу-силе львов (ср. II Книга царств. 1, 23), а в это время половина из них пала от копья, а большая часть была сброшена в пропасть, когда убегали они. И из скота — коров, и быков, и мулов, и ослов — не оставили в живых никого, а всех погубили, как сказано: “И убил первенцев Египетских от человека до скота” (Исх. 12, 29). Ибо наказал авва Нэвай под страхом отлучения не щадить ни мужей, ни жен, ни стариков, ни младенцев и не оставлять никого из ходящих ногами.
Была дивная история в этот день. Захватили в полон одну женщину, и вел ее один человек, привязав ее руку к своей. И когда увидела она, что идет у края пропасти великой, то, вскричав: “Адонай, помоги мне!” — бросилась в пропасть и увлекла за собой, помимо его желания, того человека, который привязал ее руку к своей руке. Удивительна твердость этой женщины, которая и себя не пощадила вплоть до смерти, лишь бы не приобщаться к собору христианскому. И не одна она свершила это деяние удивительное, а многие последовали ее примеру, но она была первой. Сие подобно деянию тридцати мужей из [народа] еврейского, среди которых наибольшим был Иосиф, сын Кориона, и поклялись они и заключили завет убить друг друга. И все это ради того, чтобы не подпасть под власть римлян. И не погиб в этот день один Иосиф, уцелел он по мудрости своей. И уподобили мы смерть первых [смерти] последних потому, что они готовы были скорее умереть, нежели подчиниться чуждым по вере им, ибо не сходны евреи в обычаях с самаритянами и не согласны с христианами.
Авва же Нэвай подал в этот день совет твердый, сказав: “Проведите все эту ночь здесь, охраняя дороги во все стороны, дабы не ускользнул сей изменник, осужденный богом!”. Но не послушало его совета войско царское, и возвратились все в стан свой. Бахр Амба же, которые провели ночь близ дороги, [по которой ушел Калеф], не ведали, когда прошел он неподалеку от них, ибо не пришло еще время ни схватить его, равно как и Радаи, брата его, ни убить, как поубивали ближних их.
И после того как провели они воскресный день там, где расположились они в среду, в следующую среду выступил [царь] в поход из этого стана и расположился у подножия склона. Калеф же, ускользнув от смерти в этот день, смешался сердцем и стал как безумный, так что не знал, куда идти, как сказано о человеке, ходящем во тьме (Иоан. 12, 35). Государь же укреплял свой стан в этом месте две недели. И там встретился он с шумом Такла Гиоргисом, и с абетохуном Иоанном, и с шумом Сирэ Такла Сэлусом, и со всеми наместниками Тигрэ. И в день их прибытия в его стан приказал государь перерезать поджилки у коров и быков, которые были в стане, чтобы не мешали они бойцам и не препятствовали бы им во время битвы, если выступят фалаша в поход, ибо были узки и тесны дороги той страны. И в то время как вышел сей приказ, стали цевы и Вад Хадар[170] резать всех коров стана, от дойных коров до телят. Немного спустя вняло сердце [царя] жалости природной, и провозгласил он указ, чтобы перестали резать коров и быков, когда увидел он печаль людей стана. Но большая часть погибла, а уцелела меньшая, ибо поторопились резать [коров] глупцы, что были в стане и называемые вадала.
И после этого восстал [царь] из этого стана во вторник 20-го дня месяца хедара[171]. И когда прибыл он к Машака, то поджидал его Радаи, властитель [той] страны, по ту сторону реки, собрав многих [воинов], опытных в ратном деле, которые держали щиты и копья. И построил их [Радаи] в два полка и в одном из них встал сам. Сей же царь встал напротив него, и половину своих витязей он послал туда, где стояли бойцы фалаша. На второй же полк он послал перед собою отборных могучих мужей, стрельцов и щитоносцев, и убил многих средь витязей [фалаша]. И когда увидел это Радаи, охватил его страх и трепет и бежал он тогда вверх по склону по дороге. Те же, кто стоял у второго перевала, оставили его из страха пред воинством ратным, встретили господина своего и бежали с ним вместе, обратив лица свои к амбе Радаи. И в этот день расположился шум Такла Гиоргис по ту сторону реки Машака.
И на следующий день восстал государь из стана своего и расположился по ту сторону реки в стане шума Такла Гиоргиса. И там провели мы и другой день, четверг. И в пятницу 23-го дня месяца хедара поднялся [царь] из этого стана и провел день в пути, не дойдя до вершины склона. И на следующий день, в субботу, отправил он наместников Тигрэ, чтобы шли они по нижней дороге и ожидали его близ амбы Радаи. Сей же царь победоносный пошел по верхней дороге. И когда дошли мы по этой дороге до вершины склона, то нашли [там] укрепление, построенное для того, чтобы сражаться там, укрепиться в нем и не давать пройти воинам. Но помешал им охранять этот перевал страх, ибо задрожали они от грозной победы, что была во вторник. И, пройдя через эту узкую теснину, прошли мы немного и расположились в месте просторном. И следующий день, воскресенье, провели мы там. И этот день был 25-й день месяца хедара[172], то бишь первый канун. И в этот день было упокоение царицы великой Сабла Вангель, возлюбившей пост и молитву, богобоязненной и человеколюбивой. Господь да упокоит душу ее в царствии небесном вместе с душами вознесшихся в вере!
26-го дня этого месяца в понедельник вышел [царь] из этого стана и расположился немного поодаль. И на следующий день, во вторник 27-го дня месяца хедара, расположился он бяиз амбы Радаи. И когда увидели они эту амбу, стоящую на краю бездны, то дрогнули сердца всех бойцов, ибо вспомнили они гибель могучих дружинников азмача Исаака близ той амбы. И по окончании этой недели в понедельник 3-го дня месяца тахсаса в праздник введения владычицы Марии во храм[173] вышел сей царь-исполин и стал у края бездны. Затем выстроил он своих бойцов и разослал их тремя полками. И назначил он начальниками над ними авву Нэвая, Йонаэля и Дахарагота. Авве Нэваю приказал он идти по краю бездны по дороге узкой и тесной. Йонаэлю приказал он идти посредине, а Дахараготу приказал идти по нижней дороге, где пали дружинники азмача Исаака. И из этих трех дорог жесткая битва была на нижней дороге, по которой пошел Дахарагот, ибо поставил Радаи на этой узкой дороге витязей, искушенных в битвах, чтобы помешать пройти бойцам [царя]. Но с божьей помощью победоносной, что пребывала над сим царем, победил их [Дахарагот] и убил большую часть их, и прогнал отборных [воинов] фалаша. Средние же и нижние воинства ратные по народам своим и но племенам спустились вниз, расположились напротив этой амбы, встретившись, устроив общий стан и пребывая там сообща. Но авва Нэвай, который пошел по верхней дороге по краю пропасти, не стал спускаться вниз, а расположился внутри пещеры, что была посредине пропасти, откуда видна была амба. Войско же Ионаэля и Дахарагота не оставили ни одного животного из тех мулов, ослов, коров и быков, которых нашли они и угнали, ибо наказал авва Нэвай под страхом отлучения убивать все, что ни захватят они, и не оставлять никого, от людей до скота, как писали мы прежде.
И в этот день, в понедельник, увидев людей Дахарагота, осмелело войско шума Такла Гиоргиса и всех наместников Тигрэ, спустились из стана своего, взяв луки и щиты, и подошли близко к амбе. И тотчас спустились к ним витязи фалаша и обратили в бегство людей Тигрэ и преследовали их до середины склона, ибо устроили они стан свой в то время на месте возвышенном, которое было видно с амбы. Но ни один человек из них не погиб. И на следующий день, во вторник 4-го дня месяца тахсаса[174], восстал сей царь победоносный, зарычав, как лев, и спустился в расположение войска своего, следуя по их стопам, и расположился неподалеку от людей Дахарагота и разбил [там] свой шатер. И когда увидел его этот иудей, покусившийся на бога и на помазанника его, сошел на него страх и трепет, ибо растворились уста его и изошло [из них] слово, гласившее:
“Вот желает сей [царь] сотворить со мной то, что сотворил он с Калефом, братом моим!”. Ибо поняла душа его разумная, что настал [для него] день брата его. А этот Калеф предрекал и говорил прежде, когда сказал на него слово хвастливое этот Радаи из-за того, что потерпел он поражение, говоря: “Как же потерпел ты поражение, когда известно, что невозможно могучим взойти на эту амбу? Пускай взбирается он на нее, коль увидит он ее издалека, то и в сердце своем не помыслит взойти на нее!”. И, услышав это слово хвастливое, ответил Калеф и сказал: “То, что постигло меня, не преминет постигнуть и его. И когда узрит он грозный гнев сего царя, тогда поймет он поражение мое!”. Это слово пророческое изошло из уст Калефовых и исполнилось в свое время.
И с вечера того дня вторника до утра среды принял [Радаи] решение трусливое оставить тот оплот, где укрепился; и не желал он сражаться с сим царем победоносным, ибо обуял сердце его дух страха. И тотчас восстал он в ту ночь, в которую он должен был повернуть на авву Нэвая, и ушел с женой своей и детьми и с немногими дружинниками своими, которым доверял, и вошел внутрь пещеры другой пропасти, куда еще никто не взбирался доселе. Войско же, которое было с ним, он рассеял и разослал в разные стороны, чтобы спаслись они от гнева сего царя. И в тот же час ночной послал Радаи двух гонцов к авве Нэваю со словами: “Поклянись мне на Евангелии твоем, что будешь просить о милости ко мне пред царем и что не будешь держать на меня зла!”. И, встав в отдалении, стали взывать эти гонцы, говоря: “Есть у нас к вам слово, пришлите к нам [кого-нибудь] навстречу!”. И тотчас послал [авва Нэвай] к ним двух мужей навстречу. И, придя к Нэваю, рассказали они ему об этом послании. И ответил тогда авва Нэвай, говоря:
“Скажите вашему господину так: „Почему я должен верить тебе. Прежде ты говорил уже: Пусть придет авва Нэвай, чтобы поведал я ему все, что на сердце у меня!“ Ты заставил меня спуститься из стана, а когда я пришел, ты обманул меня и отказался встретиться со мною. И потому не верю я тебе. Ныне поклянись на своей Торе, а я поклянусь на Евангелии моем!”. И на том прекратил и оборвал он переговоры. И послал он тогда с этими гонцами двух мужей, отправив их с ответным посланием, говоря: “Отныне печатью переговоров наших будет клятва эта, ибо, как говорится, “всякое дело клятвой венчается” (ср. Евр. 6, 16). И по приходе своем эти гонцы заставили [Радаи] поклясться на Торе, а авва Нэвай поклялся на Евангелии. И когда спросили [Радаи] о времени прихода его, то сказал “он: “Я приду завтра на рассвете”. И после завершения переговоров тотчас послал [авва Нэвай] благовестие государю, говоря: “Благовестие вам, господин мой, ибо вот отдает бог в руки мои сего фалаша, что осмелился противостоять вам!”. Сей же царь христианский когда услышал эту новость, то не превознесся, подобно язычникам[175], что не ведают бога, и не стал отчаиваться, подобно безумцам, когда постигает их скорбь, ибо ведал превратность сего мира телесного, как сказано: “Переменчива десница вышнего” (ср. Пс. 76, 11). Ибо гласит Писание: “Есть время веселия и время печали, время победы и время поражения” (ср. Еккл. 3, 4). Но воздал он благодарение богу, говоря: “Слава богу, возвышающему смиренных и низлагающему сильных с престолов их” (ср. Лук. 1, 52). Радаи же решил совет разумный и содеял дело мудрое, ибо вошла в сердце его такая мысль: “Лучше покориться мне сему царю, побеждающему победителей, нежели противостоять ему с теми, кто не в силах противостоять ружьям и пушкам”. И не стал он лгать против уговора и пришел к авве Нэваю утром в среду. И вместе с тем доверился он милости сего царя милосердного и милостивого, как доверяются грешники милосердию господа нашего Иисуса Христа, сказавшего: “Я пришел призвать не праведников, а грешников к покаянию” (Матф. 9, 13).
Здесь восславим мы авву Нэвая. Был он монахом и не был привычен к делам ратным и бранным, и вот впереди витязей вступает он в бой и не обращает тыла из страха перед мечом и копьем. Зрите же твердость сего монаха, который не ведал ничего, кроме ручного труда, чем занимаются бедные монахи! Ныне же превзошел он искушенных в битвах, с малолетства привычных к рати. Чудны дела бога, укрепляющего слабых и ослабляющего крепких, как сказал Давид в псалме 124: “Благословен господь бог мой, научающий руки мои битве, персты мои брани” (Пс. 124, 1).
Воины же сего царя провели эту ночь, окружив ту амбу со всех сторон. И на рассвете взошли они на вершину ее и не нашли ни одного противника. По краям вокруг этой амбы были приготовлены большие камни, чтобы скатывать их вниз во время битвы. Одни из них были приготовлены во времена государя Баэда Марьяма, другие были приготовлены во времена государя Александра и государя Наода, да будет над ними мир, и да помилует и ущедрит их бог. А сложены эти камни были [в кучи], наподобие перевернутых корзин, и расположены у каждого обрыва; одна [куча] называлась берхан, другая — хасаб, третья — бава[176], а что касается других, то не знаем мы их имен. И все это тщание, с которым были сложены эти камни, было от многого упования на них и оттого, что оставили они упование на бога, который касается гор, и дымят они (Пс. 103, 32), и сокрушает грады могучие. И когда взбирались эти витязи, то [фалаша] не только не скатывали на них камней, но и пальцем их не тронули, ибо ушли они внезапно каждый своей дорогой и разбежались. И войско царское, что поднялось на вершину этой горы, не нашло там ничего, кроме нескольких мечей и дротов.
Авва Нэвай же, когда вошел к нему Радаи, взял его и пошел к государю. И при входе к государю посыпал Радаи главу пеплом, и поставили его перед шатром на стыд и позор. И тотчас подняли крик все люди стана, великие и малые, мужи и жены, ибо такой обычай победителей поднимать крик радости. Сей же царь, ученый и разумный, не стал превозноситься этим, подобно безумцам, что превозносятся силою своею и гордятся своим богатством многим, а воздал благодарения творцу, говоря: “Свершилось все это силою господа моего Иисуса Христа”. И сказал он тогда Радаи: “Не страшись и не печалься; будет тебе по доверию твоему; но смотри не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже!” (ср. Иоан. 5, 14). И, сказав это, приказал он ему привести свою жену и имущество сокрытое. И в 7-м часу пошел он с аввой Нэваем и привел свою жену и всех домочадцев своих, которые были с ним вместе, а имущества не нашел, кроме нескольких рубах, ибо не был он стяжателем имущества и был земледельцем, который сеет свой хлеб в поте лица своего (ср. Пс. 127, 2).
И 6-го дня месяца тахсаса[177] в пятницу поднялся авва Нэвай на вершину этой амбы, взяв шатер с таботом господа нашего Иисуса Христа и с утварью священной для вознесения литургии. И взял он с собою певчих и иереев церкви христианской, ибо они всегда готовы к совершению жертвоприношения, подобно чадам Аароновым. А литургия сия возносилась на этой амбе для того, чтобы освятить литургией это место, оскверненное свиньями и служившее пастбищем зверям пустыни. И в день воскресный поднялся сей царь на вершину этой горы с войском многим и взошел в церковь сию и преподнес жертву благодарствия господу в месте, где призывалось имя владычицы нашей Марии, ставшей святилищем плоти и крови сына божьего, вочеловечившегося духом святым от святой девы Марии. Другой же причиной вознесения литургии на этой амбе, говорят, было то, чтобы осталась память об этом и чтобы передавалась история эта из поколений в поколения грядущие, чтобы отцы повествовали детям и чтобы дети, которые родятся и воспримут [эту историю], поведали ее своим детям, чтобы положили они упование свое на бога и чтобы не забылось дело божие и чудеса, которые были на этой амбе. И в этот день запел Асбе “Этана могар”[178] в ознаменование победы сего царя христианского и поражения этого окаянного иудея, ибо таков обычай иереев эфиопских петь гимны в церкви, возвеличивая изрядства царя своего времени. И после того как отслужили литургию, вышел [царь] из церкви и вошел в шатер, раскинутый для него. И устроил он пир великий и зарезал тучных коров. С одной стороны усадил он церковных иерархов, а с другой стороны — азмачей, и баала-мавалей, и вуст-бэлатенов и поставил пред ними столы[179], на которых не было недостатка ни в чем, чего ни пожелаешь, и поил их винами многими. И в этот день была радость великая, так что говорили иереи: “Сей день сотворил господь: возрадуемся и возвеселимся в оный!” (Пс. 117, 24). И в 9-м часу сошел [царь] с горы, и тогда войско, оставшееся в стане, встретило его [пальбой] из ружей и пушек по обычаю франкскому и турецкому. И провел он ту ночь в радости и веселии.
И жил он на этом месте две недели. И когда пребывал он в этом месте, стали говорить люди стана: “Вот ускользнет от нас Радаи и соединится с народом своим. Лучше было бы заточить его, а уйдя из Самена и придя в Губаэ, мы бы отпустили его”. И тогда заковали его в цепи железные. И заточение это было не ради посрамления его, а для того, чтобы не волновалась страна и чтобы не стал он изменником царю, по обычаю своему.
Поведаем мы здесь о том, что под конец сделали с теми камнями, о которых мы упоминали. В тот день, когда взошел [царь] на эту амбу, велел он скатить вниз те камни. И один, наибольший изо всех [камней], когда катился вниз, то докатился до подножия [горы], сокрушая все перед собою. И когда остановился он внизу, то вошел в недра земные на глубину двух локтей из-за великой тяжести своей. Подумайте же, что случилось бы, коль повстречался бы он с человеком! Не только плоти, но и костей было бы не сыскать! Благодарение господу нашему Иисусу Христу, сохранившему христиан и не допустившему погибели людей от камней этих!
После сего опишем мы тот дар победы, что сотворил бог сему царю не во много лет и не во много дней, а в день единый по грозному своему величию, устрашающему безо [всякого] сражения, как сказано о господе: “Призирает на землю, и она трясется, прикасается к горам, и они дымятся” (Пс. 103, 32). Благость божия, почивающая на сем царе боголюбивом, заставила вострепетать и содрогнуться Радаи и присных его, так что покинули они амбу, где укрепились, и разбежались каждый своей дорогой. Перед победою сего царя кажутся малыми и ничтожными все победы, одержанные доблестными витязями в свое время. Веспасиан и Тит, сын его, которые царствовали в Риме, осадили Иерусалим и стояли вне крепости три года, окружив его со всех сторон, и лишь на третий год удалось им сжечь храм, сокрушив перед тем три стены. И после этого одних евреев убили воины их, а большинство людей захватили в полон. И с тех пор и поныне исчезла с лица земли память о них. Те же, кто спасся от убиения и плена, впали в ничтожество и рассеялись по всем странам. Вся эта победа римлян заняла долгие годы. Марк, азмач бегамедрский, был громок славою в свое время и силен властью во времена государя Баэда Марьяма. И когда изменили эти фалаша, о которых мы пишем историю, воевал с ними сей Марк, о котором упоминали мы, семь лет[180]. И после сего победил он их многой хитростью и лукавством, и впали они в руки его, и правил он всеми областями их. И затем пришла ему на ум такая мысль: “Как же могу я доверять этим окаянным, что вечно гневят духа святого злодеяниями своими? Не лучше ли погубить их, нежели оставлять в живых?”. И, сказав это, приказал он глашатаю провозгласить указ, и возгласил тот: “Собирайтесь все фалаша в то место, что приказал я, в день назначенный! А кто не придет в этот день, будет разрушен дом и расточится имение его!”. И тогда собрались все фалаша на Маркову площадь судную, и было великое собрание. И тогда приказал он дружинникам своим рубить им головы мечом. И поубивали тогда всех, не оставив ни малого, ни великого, так что кровь текла, как вода, и наполнилась пустыня телами мертвенными. И тогда исполнилось слово превозношения, что произнесли отцы их в день распятия господа нашего: “Кровь его на нас и на детях наших” (Матф. 27, 25).
И победа эта была по истечении [многих] лет; число же лет этих написали мы прежде.
Эздемур, военачальник Эбн Этмана[181], расположился с войском своим у одной амбы, что в земле Забид, люди которой изменили в те времена Эбн Этману. И потому пришел он к ним и разбил стан свой близ их амбы и пребывал [там] 20 лет, воюя с ними. И по истечении этих лет победил он и покорил их и наложил на них дань. Эта победа была по истечении столь долгих лет, что дивились все видевшие и слышавшие. Мы же сравним [все это] и скажем: “Сколь поразительна победа царя Малак Сагада, который не медлил 3 года, как Тит, ни 7 лет, как Марк, ни 20 лет, как Эздемур, а [одержал] победу в день единый с помощью руки мощной и мышцы высокой, что в единую ночь сокрушила войско Сеннахиримово (II Книга царств. 32) и повергла к подножию ног его горы высокие, что, кажется, высотой своей пробивают облака, как сказано о царях Ханаана: “Достигают неба стены крепости их” (ср. Быт. 11. 4). И сказано слово сие не из-за того, что достигают они неба, а из-за огромной высоты их. Мы же скажем, что по высоте своей кажется, что пробивает облака эта амба.
И затем 24-го дня месяца тахсаса[182] поднялся сей царь победоносный из стана своего, что посередине горы. И перешел он в верхний стан, где был обоз. И в этот день устроил он празднество великое со своей сестрой и ее присными. Торжество это было ради благодарения богу, явившему чудо руками его. И 29-го дня того же месяца в день рождества господа нашего Иисуса Христа устроил он празднество великое. И вечером того дня облачился он в вуранж[183], в который облачают рукоположенных, и увенчали его венцом священства, когда рукополагали его. И тогда сказал он: “Рукоположили нас в сан нэбура-эда[184] собора Аксумского, славы Сиона, ковчега завета бога Израиля!”. О собор Аксумский! Ныне удостоился ты наибольшей чести! Прежде рукополагали в этот сан твой людей звания низкого. Ныне же соединился ты с царствием, и венец твой стал царским венцом! И тогда пошел он в гэмжа-бет табота владычицы нашей Марии в церковь господа нашего Иисуса Христа. И преподнесли ему дары поклонения, как преподносят [дары] вельможи мирские перед ликом царя. И тогда призвал он Асбе и сказал ему: “Прими от нас сан и будь вместо нас в соборе Аксумском”. Так вознеслась почесть, [дарованная] Асбе, над почестью рукоположенных в Аксуме прежде, ибо стал он вместо царя, так как возвеличилась должность нэбура-эда аксумского и превознеслась до сана царского. И в это время не осмелился никто противостоять [Асбе] и оспорить у него этот сан священнический, подобно тому как оспоривал Гиркан Аристовула (III Макк.), когда тот присвоил себе сан царский и священнический, но сказали все священники единогласно: “Достоин, достоин, достоин есть!”. И все это было в том месте, где расположился [царь], восстав из прежнего стана своего и пройдя два дневных перехода. И в этом стане провел он праздник крещения, и пробыл он там две недели.
Не забудем же написать историю о том, сколь дурна земля Самен. Все дороги ее неровные, непрямы, там множество пропастей, и не могут пройти там кони, и мулы, и ослы иначе как один за другим, и то с трудом. Другое зло — холод сильный, что пронизывает до костей так, что не может тут жить чужестранец из-за великого холода, а лишь местные жители, которые к нему привычны. Третье же зло то, что в этой стране падает сверху снег в то время, когда внизу стоит жара. И однажды там, где расположились мы, чтобы спуститься к амбе Калефа, шел снег всю ночь. И когда рассвело, то увидели мы, что вся земля там, где мы были, была покрыта снегом и люди стана когда ходили вокруг, то ступали не на землю, а на снег. На [царском] шатре и на палатках людей стана было столько снега, что говорили знатоки Писания: “Разве не подобна сия страна областям Египетским, о которых сказано, что послал на них град [господь]?” (Исх. 9,23).
Однако в этой стране снегопад хуже, нежели [град] в тех областях [Египетских], ибо в этой стране снег падает [все время], а в тех областях не падает град часто, а лишь единожды, как наказание снегом из-за фараона[185].
Ныне напишем историю бахвальства Радаи, что пал, подобно Сеннахириму, из-за бахвальства своего и посрамлен был, подобно диаволу, из-за гордыни своей. Горы страны своей назвал он по именам гор Израиля: одну [гору] назвал он горой Синайской, другую назвал он горой Фаворской, и есть [еще] другие [горы], имен которых не назвали мы. Что может быть хуже гордыни сего иудея, что уподобил горы свои горам земли Израилевой, куда сошел господь и где открыл он тайны царствия своего!
Сей царь победоносный встал из этого стана и обратил лик свой к Аката 19-го тэра[186]. И там пробыл он одну неделю с половиною. И затем вышел он оттуда 30-го дня того месяца и спустился по склону по дороге узкой и тесной. И в этот день погибло много вьючных животных, таких, как ослы и волы. И, спустившись вниз, разбил он стан. И наутро 1-го дня месяца якатита[187] направились мы по крутой дороге к Машака. И снова в этот день была теснота великая, хуже, нежели в прошлый день. И когда стеснились люди и животные, то постигли слабых такие муки и страдания, какие бывают у роженицы, что рожает детей. И когда сошли с крутизны, то расположились станом. Авва Нэвай же вышел после всех, ибо поддерживал он пошатнувшихся и поднимал падших. И следующий день, вторник, провели мы там. А в среду вышли мы оттуда и устроили стан в месте просторном. Там справили мы начало поста и обосновались в этом месте до четвертого воскресенья постного. И когда пребывали мы там, послал [царь] во все области, где укрепились люди [той] страны, спасшиеся от убиения, и ко всем, что прятались по горам и пещерам. И провозгласил он для них указ, гласящий: “Не бойтесь и живите по областям вашим, но подчиняйтесь наместнику, что поставили мы над вами”. И после того поднялись мы из того стана в среду 6-го магабита[188] и провели воскресенье в Шэвада. И затем вышли мы из Шэвада 15-го дня месяца магабита и, сойдя со склона, устроили стан свой там, где располагались прежде. И, поднявшись оттуда, через три дневных перехода достигли Косого и провели там воскресенье. И затем провел сей царь понедельник в том стане, где был в воскресенье, провожая князя Тигрэ шума Такла Гиоргиса, бахр-нагаша Сабхат Лааба, шума Сирэ Такла Сэлуса и всех наместников Тигрэ. И, завершив проводы последних, вышел он во вторник из этого стана 19-го дня того месяца и направил свой путь в Губаэ. А наместники Тигрэ отправились в земли назначения своего. Сей же царь победоносный возвратился в свой стан в Губаэ в шестое воскресенье поста и, проведя там воскресенье, 25-го магабита[189] в понедельник проводил Дахарагота, каца Ваджа, и Козьму, нагаша Годжама, дав им украшения и благословение, что лучше всякой должности и украшения всякого, за то, что были они тверды душою и не щадили себя, сражаясь с врагами его. И во время возвращения в Губаэ из похода не стал он устраивать празднества, по обычаю своему, ибо стоял тот месяц поста, который наставники церковные называют временем печали. Но устроил он празднество по прошествии поста в месяц пасхи, так что говорили наставники:
“Пасха царя победоносного Малак Сагада в семь раз лучше пасхи Иосии!” (ср. IV Книга царств. 32, 22). И здесь положим печать книги этой, сказав: “Благодарение богу, давшему победу царю нашему Малак Сагаду, да будет над ним щедрость его и милость. Аминь и аминь!”.
Закончена история иудейская в 7073 году от сотворения мира, а в 1898 году от Александра Двурогого[190], в 1573 году от воплощения господа нашего Иисуса Христа, ему же слава, в 1297 году эры мучеников[191], в 18-й год царствования царя Малак Сагада[192], сильного, могучего и победоносного в рати. Да утвердит бог престол его, подобно тому как утвердил он небо, да продлит дни его, как два возраста древа масличного. Аминь и аминь!
И говорит пишущий книгу эту: “О братья мои, наставники, читающие и слушающие книгу эту: Коль найдете вы у меня ошибки и пропуски в истории из-за тупости и неразумия моего, то простите прегрешения мои, памятуя ничтожество разума сына рода человеческого и недостаточность его. Дописал я добавление не ради прославления суетного, а писал я то, что сам слышал и видел. И того ради молите: „Да помилует и да ущедрит его бог! Аминь!“”.
Предпошлем же благодарение богу, что хранит дни царя нашего Сарца Денгеля в победах и могуществе, в милости и щедрости и что сподобил нас [дожить] до сего дня, дабы написать нам о чудесах божиих, явленных над сим царем-исполином, как сказали мы в конце главы 7: “Коль будем мы живы и коль будет на то благословение божие, то продолжим мы написание истории побед сего царя, ибо не бывает у него дней без побед. А коль сойдем мы в мир отцов, то есть иереи сего времени ученые, что искусны в писании истории”. Но да будет слава и благодарение тому, кто сподобил нас написать книгу истории побед, во веки веков. Аминь.
И после благодарения сего продолжим мы написание истории, что оставалась [ненаписанной] после главы 7, повествующей о поражении Радаи и его присных, витязей иудейских, о разрушении оплотов их, о пленении их детей и жен и о захвате их скота и всего имущества, нажитого ими. Да дарует нам бог язык премудрости, чтобы поведать нам то, о чем мы будем повествовать, и да дарует он помышлению нашему разумение умудренных, разумом глубоких и мудростью обширных, чтобы прозревали мы сущность, а повествовали внешность тех [дел] дивных и чудесных, что сотворил бог рукою сего царя могучего, победителя врагов Малак Сагада.
На 24-м году[193] царствования царя Сарца Денгеля восстал в Самене иудей Гушэн, дерзнувший [восстать] на бога и на помазанника его. И спустился он в области Вагара, пожег хлеб в снопах и разорил дома. Каково же безумство сего фалаша! Нет того, чтобы внять каре, [постигшей] другого, который был больше его, был господином ему и стал изменником царю. Не послушал он совета премудрых, что гласит: “Научает мудрого кара, постигшая другого”. А это дерзновение его было потому, что пришел, я думаю, месяц его погибели и день убиения его, ибо всяк человек, чей час настал, спешит и торопит его. Кабы не так, разве дерзнул бы сей скот бессильный разгневать в безумии своем грозного льва, что ломает ноги скоту степному и зверю пустынному!
Сей же царь христианский, когда услышал о дерзости сей мошки собачьей, чье имя не пристало и поминать пред ликом его, то распалился сердцем, как огонь, и устремился растерзать его, как стремится терзать лев, когда видит корову. И восстал он в месяце хедаре[194] из Губаэ, места своего пребывания зимнего и летнего, во вторник и провел воскресенье в Вагара. И, встав оттуда, провел следующую субботу в Шэвада, а тот день был последним в месяце хедаре. И затем, встав, отправился не спеша по мягкосердечию своему, ибо был он отец сынам рода человеческого и заступник вдовам, помощник бедным и убогим и не жалел им ничего, чего бы они ни пожелали. Да не пожалеет ему господь из потребного плоти его и душе! И когда был он в походе, то был он поводырем слепцам, и хромым, и многим ослабевшим, что не могли идти, ибо не найти им было в [той] стране другого милостивца, кроме него, кто сжалился бы над ними и помог в их несчастьях. И потому не оставлял он их, а вел туда, куда шел сам. Когда же провозгласил он указ, что гласил: “Возвращайтесь все ослабевшие и утомленные, ибо далек путь наш и труден, [лишь] сильные пройдут, а слабые не смогут”, то не убоялись они и не вернулись, а твердо решили идти с ним, ибо влекло их неудержимо канатом его милосердия милостивого и помощи несчастным. Коль находил он на дороге ослабевших и уставших, то не гневался он и не говорил: “По заслугам получили павшие это”, а поддерживал пошатнувшихся и поднимал павших. Да поддержит бог десницу крепкую и мышцу высокую (Втор. 5, 15) сего царя милостивого и милосердного! И как был он жалостив помышлением своим над бедными и убогими, так да сжалится над ним господь помышлением своим! И написали мы о причине того, что шел он не спеша и устраивал станы близко [друг от друга] во время похода, чтобы не сказал клеветник и хулитель: “Почему идет государь шагом детей и стариков, ведь крепки и могучи воины его и сидят они верхом на конях и мулах, почему же не идет он поспешно по обычаю людей ратных, что устремляются на врага?”. Мы же ответим и скажем: “Этот поход краше и лучше, нежели походы поспешающих, о которых говорят: „Скор он ногами на пролитие крови“ (Рим. 3, 15). И далее говорят: „Посрамление и сокрушение на пути их“” (ср. Рим. 3, 16). Посрамление и сокрушение это постигает их потому, что пренебрегают они ослабевшими и страждущими и бросают их на дороге. Эта же победа над врагами господа нашего там, где в сердце своем помышлял он [победить] и куда указывал перстами своими, была [дарована] ему ради помощи его слабым и страждущим, которых вел он. И на этом слове нашем да умолкнет хулитель и да не станет вновь вступать в речь нашу.
И после того как разрушили мы слово сего хулителя, напишем историю пути его от Шэвада до Машака. И, придя туда, провел воскресенье в Машака. И затем, встав оттуда в понедельник, обратил он свой лик к Верк Амба и устроил свой стан напротив этой амбы. И тотчас разослал он вельмож царства по племенам их и народам, чтобы стерегли они дорогу, которая ведет с амбы, и не давали [осажденным] питьевой воды. И окружил он эту амбу со все сторон. Дахарагот со своими присными расположился в месте низменном, где была вода, чтобы воспрепятствовать им черпать ее и пить. А Севир со своими присными, с Курбан из Кань-бет[195], расположился в месте, что немного выше. А в месте, что еще выше, напротив того места, где был Гушэн, расположился Ионаэль со знаменитыми витязями, цевами Дараба. Какой же трепет сердечный и страх помышления охватил Гушэна, надменного сердцем, в то время, когда увидел он, что окружена его амба мечами и копьями! Как желал он в это время, чтобы разверзлись уста земли и поглотили его живым, как были поглощены Дафан и Авирон (Числ. 16, 1; 26, 9). Эти слова наши оправдались, когда в день взятия [той] амбы бросился он в пропасть по своей воле. А другая амба, что была неподалеку, близ Верк Амба, называлась Шэкэна. А перед всем этим послал [царь] на эту амбу [воинов] Шэхагэне, военачальника которых звали Акба Микаэль. И устроил он стан посреди склона этой амбы с народом своим. И выкапывали они землю с боков этой амбы, чтобы сделать место, куда бы можно было поместиться по одному человеку из стана и где уже не было места троим или двоим, ибо не было там места просторного, чтобы разместиться иначе как выкапывая землю и сглаживая рытвины неровные, чтобы устроить себе ложе. И все это было по мудрости бога, который укрепил сердце этих воинов и придал им такую бодрость, чтобы явить дело божие над этим народом чуждым. И по прошествии немногого времени после того, как расположились они у этой амбы, приняли решение твердое вельможи иудейские, что укрепились на этой амбе, которых звали Барабэра и Гарабэра, и братья их, и сказали они друг другу: “Пойдем спустимся и разрушим замысел, который задумали эти христиане, чтобы погубить нас и истребить память о нас с земли. Коль погибнем мы в вере нашей, то это будет славная смерть, а коль убьем мы их, то оставим по себе имя прекрасное, как оставили отцы наши могучие, что были до нас”. И, завершив сей совет, сказали они: “Лучше погибнуть с честью, нежели жить в позоре”, как говорили старейшины иудейские во времена Тита, сына Веспасиана римского. И затем спустились они стремительно туда, где расположились Шэхагэне, и, застигнув их внезапно, убили большую часть из них, и военачальника их Акба Микаэля убили. Однако некоторые ускользнули и спаслись от смерти в этот день. И когда сказали сему царю о спасении их от смерти и об убиении погибших от копья, то зарычал он тогда, как лев, и сказал: “Погибель их была по глупости их и нерешительности”. И тотчас призвал он Васанге с войском его и Макабиса с бэлатенами, что были под его началом, и послал с ними галласов, искушенных в битве и жадных до пролития крови человеческой, держащих щиты, копья и палицы, и сказал им: “Устройте стан там, где были Шэхагэне, и крепко стерегите выход, чтобы не спустился ни один фалаша из тех, которые на амбе Шэкэна. И крепко стерегите воду, чтобы не черпали они ее и не пили”. И, выслушав этот царский приказ, пошли они и устроили стан там, где были Шэхагэне и крепко стерегли дорогу и воду, без сна и глупостей. Эти же фалаша отчаялись, когда усилилась средь них жажда и пересохли гортани их. Как гласит Писание: “Начало жизни человеческой есть хлеб и вода, без коих не может существовать плоть” (Еккл. 29, 28). И когда усилилась средь них жажда жестокая, послали они к государю, говоря: “О господин наш! Простите грехи и беззакония наши! Мы же будем рабами вашими и подчинимся власти вашей. Пришлите того, кто встретил бы нас!”. Государь приказал Ионаэлю встретить их приемом прекрасным и не чинить вреда ни им самим, ни имуществу их. И когда пришел Ионаэль к присным Васанге и Макабиса, то приняли они его, ибо в его руках тогда была власть над Саменом. А [фалаша] пришли к Ионаэлю со своими женами, детьми и со всем своим добром, ибо не оставили они на амбе ничего. И когда захотели ограбить их охотники до чужого добра из цевов и бэлатенов, то запретил им Ионаэль, страшась слова государева. Сколь силен приказ царский, воспретивший цевам захватывать имущество фалаша, которого желали они и ради которого обрекали они на смерть души свои! И тогда вышел Ионаэль с людьми их и добром их и поместил их в стане своем, отведя им место, отдельное от своего стана. И однажды встали они пред ним с мечами в руках. Ионаэль же не доверял им, но подозревал их в коварстве, ибо они были мужами, [проливавшими] кровь нашу со времен господа нашего Иисуса Христа. Обычай же мудрых таков, чтобы не доверять врагу, который приходит под видом друга. И потому сказал он им: “Идите в стан свой, пока я не призову вас”. И, уйдя в стан свой, стали держать совет, говоря: “Перед полуночью выйдем мы тайно и убежим скрытно, без ведома людей и стражей спящих”. Люди же говорят, что в то время как стояли они пред ним, то уже договорились убить Йонаэля и уйти, убив его. И лишь бог ведает, правда ли это. И как договорились, встали они в полночь. И когда услышал Ионаэль шум их шагов, когда уходили они, то пробудился ото сна и встал поспешно. И когда прибыл он в стан их, то обнаружил, что половина из них ушла, а половина собралась [в дорогу], взяв щиты и копья. И когда прибыл он к ним внезапно, то содрогнулись они и побросали свои щиты и копья. И когда спросил он их: “Что вы делаете?” — то стали оправдываться они испуганно. Он же успокоил их словом мудрым и сказал им: “Подождите меня здесь с дружинниками моими, пока я не вернусь”. А меж ними поместил он стражников. И, сказав это, пустился он преследовать ушедших и настиг их на полпути. И остановил он из них 50 мужей со щитами и копьями. А убежавших было 60 мужей со щитами и копьями. И после того как вернулся он из преследования, соединил он в единое собрание тех, кого захватил он, и тех, кого оставил под стражей. И тогда приказал пронзить их пред собою и отрубить им головы мечом. Такова была причина их гибели. “Запутались они в сети, что сами сплели; и пали в ров, что ископали; обратился труд их на их же голову, и пало беззаконие на кровь их” (Пс. 7, 15-16). Женщин же, у которых были убиты мужья, и дочерей, у которых погибли отцы, числом 200, подарил он государю, а числа тех, что остались, мы не знаем. Закончена история истребления витязей иудейских, что укрепились на амбе Шэкэна, и угона в полон их жен и детей. Здесь мы воздадим благодарения подающему по милости своей победу и приводящему во гневе своем к поражению и скажем: “Слава богу, творящему [деяния] могучие мышцей своей, и посрамляющему надменных помышлением сердечным, и сокрушающему престолы могучих!” (ср. Лук. 1, 50-52).
И затем напишем мы историю Верк Амбы, что начинали мы прежде. После взятия амбы Шэкэна был весьма озабочен сей царь христианский взятием Верк Амбы и тем, как сделать это. И от многих забот об этом не давал он сна очам своим и веждам своим — дремания (Пс. 131, 4-5). И когда увидел господь бодрость сердца его и желание помышления его отметить своим врагам — иудеям, то вложил корыстолюбие в сердца турок и агау, твердых сердцем, и заставил сказать их: “Что дадите вы нам, коль взберемся мы на эту амбу и возьмем ее мудростью хитрой, что дал нам бог?”. И ответил он: “Мы дадим вам золото”, ибо они охотники до золота. А тем агау пообещал он дары, которых они пожелают. И тогда начали они с тщанием великим делать лестницу, чтобы взобраться на эту амбу. А имена этих агау — Нэфталем и Габра Иясус. И затем держали они совет крепкий и послали к государю, говоря: “Пришлите нам много чересседельников, 70 или 80”. Государь послал им много чересседельников, взяв их у людей стана. И тогда связал их Габра Иясус и сказал: “Принесите меду и дайте нам!”. И, получив этот мед, налепил он его на этот гладкий обрыв [кусками], размеряя [величиной] в ступню человека. И, делая так, взобрался постепенно на эту амбу. И нашел он у края пропасти толстую сосну и привязал к ней чересседельники многие. И затем спустился он, держась за чересседельники, и дал взобраться 30 или 40 туркам. И дал он взобраться вместе с ними другим цевам. И спустился после своего первого восхождения этот агау, взяв травы закопченной с [крыши] дома, чтобы доказать истинность восхождения своего тем, кто был у подножия этой амбы. Наподобие сего послал Моисей двух лазутчиков в землю обетованную, и возвратились они, взяв плоды земли обетованной, и потому поверили им, что достигли они [ее] и возвратились с гроздью виноградной (ср. Числ. 13, 24). С этой стороны подобны эти агау двум лазутчикам тем. И по второму восшествию своему убили они стражей амбы. В это время поднялись турки и те витязи на цевов, о которых упоминали мы прежде. И тогда выпалили они из ружей, застигнув врага внезапно, когда тот и не подозревал, по прошествии 6-го часа ночи, и окружили они Гушэна и войско его. И когда захотел он сразиться с ними, то напал на него страх и трепет от грозной рати этих витязей, ибо сень сего царя, на котором пребывала сила божия, осеняла их и сражалась за них справа и слева. И тотчас обратились [фалаша] в бегство в две стороны. Гушэн отступил в одну сторону туда, где напротив амбы стоял на страже внизу Бэлен. И до того как бросился в пропасть [Гушэн], подожгли огнем дом стана его витязи царские, ибо то был знак победы воителей. Перед этим сказали они государю: “Знаком, что взяли мы амбу, будет, когда выпалим мы из ружей и зажжем огнем стан”. Усилился шум кликов победных и вознесся вверх, так что стал слышен в стане государевом. И тотчас забили в [барабаны] медведь-лев и затрубили в роги, рожки и трубу каны галилейской, и поднялся крик великий. И от шума грозного и кликов потряслась и всколебалась земля, дрогнули и подвиглись основания гор, ибо разгневался бог (ср. Пс. 17).
Гушэн же от великого страха и трепета бросился в пропасть с присными своими, которых было число 50 или 60. И пали они туда, где расположился Бэлен и присные его. И по другой дороге, по которой было лучше взбираться женщинам и детям, спустился с амбы Гедеон, убегая, как безумный, который не ведает, куда идет. И прошел он с 15 щитоносцами средь войска Севира и Дахарагота без их ведома во мраке. И если скажет нам противоречащий: “Видели они его и ведали, но дали ему пройти своей дорогой, когда увидели, что приготовился он к смертному бою”, то скажем мы, что ложны слова говорящего это. И еще ответим мы и скажем: “Как же могли они дать дорогу Гедеону? Разве же любили они его, когда он — иудей, враг владычицы нашей Марии, а они — христиане православные! Или неужто дали они ему дорогу, испугавшись 15 щитоносцев, тогда как они были мужами воинственными и было у них 1000 щитоносцев, искушенных в битвах, которые не отвращали лика своего из страха перед мечом и копьем!”. И мы опровергнем этими словами ложь противоречащих и подтвердим слова говорящих: “Прошел он без ведома их до того, как рассеялся непроглядный мрак ночной”. Воины же Бэлена отрубили головы Гушэну и присным его и принесли перед лицо царя. И была в тот день радость великая, и говорили все: “Сей день сотворил господь: возрадуемся и возвеселимся в оный!” (ср. Пс. 118, 24). И тогда собрались все вельможи царства, которым приказано было с войсками своими сторожить амбу, которую посрамил господь и сбросил укрепившихся на ней. Какой язык в силах поведать радость этого? Сей же царь христианский не стал превозноситься победой этой, подобно витязям безумным, что гордятся силой своей и бахвалятся победами своими, но воздал благодарение богу, говоря: “Не силою своей и не мудростью своей обрел я победу эту, дивную для слуха слушающего и поразительную для очей взирающего, а мудростью господа моего, разрушающей совет злоумышляющих, и силою его великой, сокрушающей мышцы грешников. Ему же подобает слава и поклонение во веки веков. Аминь!”.
На сей странице восславим и восхвалим сего царя нашего благоверного. Многие амбы разрушил он в Самене и в других странах, которых не могли завоевать ни цари, ни князья. И сокрушая все эти оплоты, не мудрствовал он хитростью плотской, а полагался на силу божию, ниспровергшую фараона и силу его в море Чермном и разрушившую стены Сеннара, когда возвели их племена прежние, тщась противостоять богу, дабы избежать гнева его, опасаясь второго потопа и не разумея того завета, что заключил бог с Ноем о том, чтобы не губить землю вторым потопом. Уповая на сего бога, побеждал он в рати [повсюду] до пределов земных, ломая луки и сокрушая щиты. Александр Македонский творил чародейства и хитрости многие свои и призвал имена духов нечистых, что не подобает и упоминать, и помещал изображения колдовские напротив стен крепостных и перед башнями высокими укреплений, как научил его наставник его, Аристотель, и сокрушал он ими оплоты и башни[196], а не знамением силы божией, как господин наш, царь Малак Сагад православный, который не полагался на мышцу сына из рода человеческого и не доверялся хитрой премудрости мудрецов земных. Не забудем же поведать о безумии Гушэна. Говорил он: “Я — иудей”, а не соблюдал закона иудейского. Когда был бы он иудеем, умудренным в Писании, то ведал бы, что сказал бог разгневанный устами пророка своего: “И хотя бы они скрылись на вершине Кармила, и там отыщу и возьму их; хотя бы сокрылись на дне моря, и там повелю морскому змию уязвить их” (Амос 9, 3). Увидев это, он образумился бы и не стал бы полагаться на высоту амбы. И вместе с тем видел же он прежде, сколь грозен на рати сей царь, как взял он амбу Радаи и амбу Калефа, брата его, и как опустошил он полностью землю Самен так, что ходил там всяк прохожий. И все это не образумило его, а нагромождал он, гордыню на гордыню до того, что воспротивился сему царю, посрамляющему надменных и сокрушающему могучих. Гордыня эта и привела его к такому посрамлению! Слава богу, посрамляющему надменных и возвышающему смиренных!
Здесь напишем мы о чуде владычицы нашей святой девы Марии, молитва ее и благословения да будут с рабом ее, царем нашим Сарца Денгелем, и с нами во веки веков. Аминь. Послушайте, какое чудо великое сотворил бог в день успения владычицы нашей Марии! Со времени начала битвы при Верк Амба прошел месяц и половина месяца, и за все эти дни не было окончательной победы, ибо не пришло время явиться над этим иудеем силе божией, сокрушившей деяния его и свергнувшей его с места высокого, подобно тому как был низложен диавол со своей степени высокой, высшей, нежели степени архангельские, и низвергнут во преисподнюю преисподних. И когда пришел день успения владычицы нашей Марии, совпал он со днем падения Гушэна, которое было 21-го дня месяца тэра[197]. И с вечера воскресного до утра понедельника за ночь единую безумцы стали мудрецами, чтобы решить, как лучше взобраться на этот обрыв, и слабые стали крепкими, чтобы осилить подъем на эту амбу. И никто не сказал в эту ночь: “Вот пропасть великая меж нами, чтобы не смогли пройти к нам те, кто у вас, а те, кто у нас, не смогли бы подняться к вам”, как сказал Авраам одному богачу, когда просил тот у него прислать Лазаря (Лук. 16, 26). А говорили они, ревнуя друг к другу:
“Я, я буду первым”. И все это было по силе молитвы владычицы нашей Марии, чтобы падение [этой амбы] было в день праздника ее. Почему же не случилось это в один из прошедших дней с начала битвы при Верк Амба? Ныне же, чтобы явить нам посрамление этого изменника, явила нам она чудо свое над этим супостатом, так что избежал смерти в тот день. Молитва и благословение владычицы нашей Марии да упасет Сарца Денгеля от вражды сатанинской и бедствий времени. Аминь.
И в этот день падения Гушэнова, когда угоняли воины в полон жену его и сестру, бросились они в пропасть, ибо готовы были женщины иудейские умереть за веру свою. Об этом говорят источники, что нашли мы в книгах истории Маккавеев (II Макк. 6-7), как по своей воле решилась [женщина иудейская] и бросилась в огонь. Эта святая решилась на смерть по закону, ей данному. А закон тот был Ветхим заветом, ибо не был тогда явлен закон христианский, а те женщины, что бросились в пропасть, ненавидели веру христианскую и любили веру иудейскую. Погибель первая была погибелью телесной, а вторая — погибелью духовной в огне геенском.
И после этого решил сей царь вознести жертву благодарственную богу. И призвал он тогда иереев и певчих и велел им идти на ту амбу и вознести там литургию чистую, каждение службы и жертву духовную благодарения богу, подавшему победу на этой амбе, высотою своей огромной, казалось, пронзавшей небо. И коль восстанет оспаривающий эти слова наши, то приведем мы свидетельство слов лазутчиков, посланных в землю обетованную и возвратившихся, увидев красу земли, текущей молоком и медом. И сказали они: “Высотою роста люди той страны подобны высоте кедра, и стены крепости их достигают неба” (ср. Числ. 13, 28). Так да будут запечатаны слова оспаривающего то, что сказали мы, что высотою своей эта амба достигает неба, и да умолкнет он перед свидетельством Писания, которое привели мы. Говорят учителя церкви: “Все, чти выше земли, называется небом”. Иереи же, которым было велено взойти на эту амбу, раскинули шатер и навесили покровы, как подобает по уставу жертвоприношения, свершили службу и причастились св. тайн. И после сего запели иереи гимн благодарения, поминая победы сего царя боголюбивого. И, свершив все, по закону церковному, возвратились они в мире, как повелел закон, и пришли к государю в радости и веселии, благодаря бога.
И наутро послал сей царь благовестие к эммабет[198] Марьям Сэна с известием о победе, которую сотворил ему бог. Написав письмо, отослал он его, [где поведал], как началась битва и как закончилась она победой дивной с помощью господа нашего Иисуса Христа, ему же слава. Жила тогда сия госпожа добродетельная, боголюбивая, приверженная к посту и молитве, как Анна, дочь Фануила из колена Асерова, не выходившая из синагоги днями и ночами в посте и молитве. И пребывание ее в то время было в земле Вагара, называемой Вакэн. И пребывали с нею женщины знатные — вейзаро Валата Марьям, дочь мар Иакова, брата господина нашего государя Ацнаф Сагада, и Валата Микаэль, которую называли матерью царской за благость ее и заботу о нуждах государя, подобную заботе любящей матери о нуждах сына своего единственного. И еще пребывали вместе с ними азаж Бахайла Сэлус, Асбе и За-Праклитос, почивающие под сенью сего царя милостивого, охраняемые благословением руки его святой, щедрой милостью. И когда пришел посланец с этим письмом, то призвала сия госпожа тех, о ком упоминали мы, и дала им письмо государя, чтобы прочли они его перед собранием, ибо все люди собрались перед воротами [по призыву] глашатая. И когда услышали они слова письма, то раздались клики и была радость великая в тот день. Иереи запели гимн Моисея, говоря: “Восславим бога славного и прославляемого, свергнувшего в пропасть и погубившего иудея Гушэна, надменного сердцем, с войском его!” (ср. Исх. 15, 1).
Женщины же стана пели песни и плясали, по обычаю своему всегдашнему, восхваляя победителя. И когда пребывали мы в этой радости, пришел сей господин наш, увенчанный венцом славы и шлемом победы. Мы же встретили его, как встречают жениха, и к радости нашей прибавилась [еще одна] радость. И тогда отправились мы в путь и обратили свой лик к Губаэ, месту нашего пребывания всегдашнему. И возвратились мы в радости и веселии. И никто не плакал и не рыдал из-за похода этого, ибо не погиб ни один из всего войска царского, но радовались и веселились мы все дни до начала поста. После прихода поста перестали мы радоваться, ибо это дни печали, как установили отцы наши — апостолы и бывшие после них учители церкви. И после всех этих дней был мир и милость над всеми людьми стана.
Слава богу, творцу великой благости и защитнику всякой твари по милости своей и щедрости, что подвигнул нас начать книгу эту и дал нам силу довести ее до завершения. И после сего да прибавит господь к разумению моему ничтожному изрядство огромное и необъятное, превосходящее пределы, ибо не по мере подает бог. Да подаст он нам силу написать другую историю. И да будет над нами милость его. Аминь.
Эта глава превыше и славнее всех глав книги этой. Она совпадает [числом] своим девятым с числом архангелов, чина херувимского, которые причастны и приближены к богу. Таково же число племен Израиля, добропамятных и достохвальных, которых угнал в полон Салманассар и которых поместил бог в землю избранную, которую назвали по имени их страной блаженных; история их есть во многих книгах. Господь же, давая блаженство изрядным деяниями в Евангелии, не уменьшил их [менее] этого числа и не увеличил его. Памятуя все это, сотворили мы девять глав этой книги, отойдя от числа в восемь глав книги Иосифа, сына Кориона.
После сего начнем молитву веры, говоря: “Веруем в тебя, отче, владыка небес и земли, сокрывшему тайну сию от премудрых, о которых говорят, что обезумели они, желая уразуметь ее, и открывшему ее владением Иерусалимским, так что вознесли они, вославляя господу, говоря: „Осанна в вышних сыну Давида!“ (ср. Марк. 11, 10), как сказано: „Из уст отроков и младенцев уготована тебе слава“ (Пс. 8, 2). А те младенцы не достигли еще возраста и одного года. Так открой нам, господи, чтобы смогли мы украсить словеса, что подобает написать нам. О сказавший присным своим: „Когда приведут вас во имя мое пред царями и князьями, не думайте, что сказать вам. Я дам вам уста и мудрость“ (Матф. 10, 18-19). Подай же нам, господи, слово от словес твоих и разумение от духа твоего святого, чтобы смогли мы начать это писание, и не оставь довести нас до завершения его. Слава тебе и благодарение во веки веков. Аминь”.
И в это время вышел от царя Малак Сагада приказ, чтобы прибыли все цевы к вратам царским. Вышел же сей приказ в первую неделю поста, чтобы прибыли они туда, где пребывал государь. И еще приказал он, чтобы провозгласили указ, гласящий: “Коль будет кто-либо отговариваться походом в Самен, то [это] будет пустой отговоркой! Коль кто-нибудь будет отговариваться болезнью, и знают люди про болезнь его, пусть остается [дома]. А коль останется кто-либо, сказав ложно „Я болен“, пусть обвинят его враги его, и коль будет истинно [это обвинение], то будет с рукою его сделано как с рукою преступника”[199]. И, сказав так, провозгласил он указ. Затем восстал сей царь из Губаэ на третью неделю поста и провел воскресенье в Биди. И там собрались все цевы по именам своим и народам. И оттуда отправились в поход в четвертое воскресенье поста и, идя понемногу, прибыли в Балья. А пока шли туда, был великий зной и сильная жара, ибо дорога шла землею пустынной, и пересохли гортани, и усилилась жажда до того, что нарушали свой пост многие люди, такие, как вадала и слабые женщины. И, пройдя через эту землю пустынную, расположились они там, где протекал большой водный поток, и провели там воскресенье. И в это воскресенье пришли к государю [на поклон] рабы[200] черные и нагие, без одежд, половина из которых была вымазана белой землей, а половина — землей красной. В это воскресенье закончилась четвертая неделя поста, и на пятую неделю поста в понедельник и на следующий день начало [войско] совершать по округе набеги, и захватили они много скота и рабов. И в среду восстал оттуда [царь] и направился к амбе [местных жителей]. И, идя по склону, ибо путь их был тесен и узок, то, пройдя этой извилистой дорогой, разбили они стан. И никто не противостоял им на этой дороге, ибо устрашились грозного [вида] его [все], слышавшие весть и видевшие очами его, как захватывал он людей их и скот. И на следующий день после этого, в четверг, поднялись они оттуда и расположились в месте просторном. И послал [царь] в набег [воинов своих], чтобы захватили они хлеб и пожгли дома. Они же поступили, как им было приказано, и пропитали награбленным всех людей стана, и пожгли огнем все дома, даже дом шартаня[201]. И пока совершали они все это, там пошла вторая неделя, то бишь шестая неделя поста. И за все это время никто не поднял на них руки, ни на тех, кто ходил в набеги, ни на тех, кто рубил дрова, ни на тех, кто черпал воду, хотя были [у местных жителей] щиты и копья без числа и сами они стреляли, как чада Ефремовы (Пс. 77, 9), и у каждого в деснице был лук и колчан, наполненный стрелами, намазанными ядом. И изо всех них никто не поднял руку на войско сего царя, ни те, кто натягивает лук и стреляет, ни те, кто держит щит и копье, даже камней не бросали в них. И когда говорим мы это, да не покажется вам, что были они слабы или боязливы, но благость божия, почивающая на лике сего царя, победителя турок и маласаев, поразила их и ужаснула грозной силою своей, так что отошло от сердец их помышление воевать и сражаться с ним. О том же, насколько сильны они были и воинственны, напишем мы вам в истории о мощи их и крепости.
Прежде сего, когда был имам Ахмед, сын Ибрагима, в земле Дамбии, будучи тогда начальником маласаев, правившим от моря Афталя и моря Дахано, то услышал он весть от людей [той] страны, что никто не осмеливался доселе воевать с ними, ни цари, ни князья. И озаботился он тогда мыслью и решил в сердце своем сразиться с ними, ибо был он победителем победителей и ниспровергателем престолов могучих. И тотчас собрал он войско свое, всадников и пеших по полкам их, и затем встал, и пошел поспешно. И, придя в землю их, устроил он стан свой. А эти рабы собрались со всех сторон, многочисленные, как саранча, и стали стрелять в людей, скот, коней и мулов, ибо они [прекрасные] стрелки, как говорили мы прежде. И не давали они ни расположиться станом, ни напоить людей и скот, ни сразиться с ними с мечом в руках, ибо не встречались они лицом к лицу, а, стоя в отдалении, стреляли в них из укрытий. И когда от всего этого не стало спасения, возвратился [Ахмед] поспешно, убегая и спасаясь, и прибыл в свой стан посрамленным. И, услышав это, решил твердо царь Малак Сагад пойти сразиться с этими рабами, ибо в его обычае было воевать могучих и воинственных. И, придя в их страну, поступил он так, как описали мы прежде.
На седьмую неделю поднялся он оттуда и отправился в поход по другой дороге. И вошел он на обратном пути в землю Ачафар и провел там пятницу осанны[202] и воскресенье. А в понедельник, что был страстным понедельником, вышел он оттуда и, пройдя немного, расположился станом. И в среду и четверг забрал он свою дань рабов и скота у всех цевов. И тогда, когда забирал он дань свою, не роптали они, ибо у них оставалось много больше, чем забрал он. А то, что забирал, он не оставлял себе, ибо был он господином милостивым, а раздавал все имущество меж бедными и убогими, ибо предпочитал он сокровища небесные, которые не поточит червь и не украдет вор (Лук. 12, 33), а не собирал в доме своем, подобно скупцам, что копят и не знают для кого. Подобно сему, сказал блаженный Павел во втором послании своем к коринфянам: “Кто собрал много, не имел лишнего, и кто мало — не имел недостатка” (II Кор. 8, 15). И в том же месте, где расположился он в понедельник, провел он праздник пасхи в радости и веселии. И там же завершил он пасхальную неделю. И в эту неделю разослали все цевы то, что захватили и угнали, по домам своим. И после пасхальной недели на вторую неделю, которую называют иереи эфиопские неделей исхода из ада, не выходил он из этого стана своего, ибо был в ту неделю праздник рождества владычицы нашей Марии[203]. И сей царь христианский в этот день устроил радость и веселие для всех вельмож царства и, особенно для священства церковного, певчих и иереев. Еще позвал он бедных и убогих; голодных накормил, одел нагих, как сказал господь наш: “Когда делаешь обед или ужин, призови бедных и убогих, ибо нечем им воздать тебе, но будет тебе воздаяние в царствии небесном” (ср. Лук. 15; 12-14). И чтобы не пренебречь этим праздником, провел он воскресенье в этом месте.
И после сего на третью неделю после пасхи, в понедельник, поднялся он из этого места и направил свой путь в Вамбарья и прибыл туда 12-го дня того же месяца. И в день своего прибытия разослал он в набег [своих воинов], и захватили они много скота, рабов и рабынь. И добыли они ныне столько, сколько не добывали раньше. И к добытому раньше прибавили они скот к скоту, рабов к рабам. Радовались все и веселились, обретя желаемое. И устроили они свой стан посреди домов [местных жителей]. Кто любил дом, вошел в дом, а кто не любил дома, разбил шатры. И пробыли они в этом стане три дня, захватывая рабов и рабынь и грабя хлеб. И затем, отойдя немного, выбрал [царь] место для устройства стана. И тогда провозгласил он указ, говоря: “Мы зимуем здесь. Кто не награбил, пусть грабит, кто награбил, пусть прибавляет к награбленному. И все Акетзэр пусть готовят лес и траву, чтобы строить дома зимние!”. И когда пребывал он в деяниях этих, стали держать совет старейшины государства, говоря: “Негоже царю зимовать здесь, ибо обильны здесь дожди, а земля грязна, отчего нападает болезнь на коней и на мулов!”. И настояли они на том, чтобы вернуться на зиму в известное пребывание зимнее и летнее, называемое Губаэ.
И тогда поднялся он из этого стана в месяце сане[204] и обратил свой лик к Губаэ и перешел реку Дура, что течет в земле шанкалла. И при переходе этой реки настало время начала половодья, ибо в это время разливаются реки. И, выйдя оттуда с остановками частыми достиг он земли, что близ Ханкаша, и расположился он там. И те, кто пришли раньше, устремились захватывать и грабить хлеб. И там был убит Зэкро со своими дружинниками, ибо были они немногочисленны. А набег их был без ведома государя. И когда услышал сей царь о гибели Зэкро, разгневался он весьма и сказал: “Зачем пошли они грабить, когда не было приказано им? Так найдет смерть и погибель всякий, кто идет без приказа!”. И, поднявшись оттуда, прибыл он на следующий день в Ханкаша и послал мужей воинственных, щитоносцев, искушенных в битвах, которые взяли многие амбы, и приказал им идти вместе со стрельцами, взойти на эту амбу и уничтожить тех изменников, что будут там, ибо осмелились они противостоять войску его прошедшим днем. И когда стали взбираться эти воины, никто не осмелился воевать с ними и никто не встал с ними лицом к лицу. Те, кто был там, пали от копья, а те, кто бежал, упали и погибли в пропасти, ибо кровь убитого прежде была отомщена семикратною местью. А те, кто спасся от копья и пропасти, попали в руки тех витязей, что взобрались на эту амбу. Их свели с горы и отдали в дар царю, а ту долю, что полагается им, они оставили себе, как сказано: “Воздай кесарю кесарево, а богу богово” (Матф. 22, 21).
И затем, выйдя оттуда, направил [царь] свой путь к Губаэ, делая остановки частые ради больных и ослабевших. И, прибыв в Губаэ, возвратился он в свой замок, прекрасный строением своим и чудным видом. Войско же государево было отпущено идти по местам своим, и возвратились они домой. Этот месяц зимний для царя победоносного Малак Сагада был месяцем зимы здравия и благополучия, зимы любви и мира, без бед и невзгод, зимы согласия братского, а не зимы ссор и гнева. И после того как прошли так дни зимы, взволновалось сердце его силою божественной, чтобы задумал он дело духовное, а не плотское, и откроем мы его потом в свое время. И на четвертый месяц второго кануна[205] вознеслось помышление духовное взволнованное до уст его и побудило его отдать приказание, говоря: “Пусть обойдет [всех] глашатай, выкликая: „Все войско ратное, будь то щитоносцы и копейщики, да прибудут к вратам нашим! А коли кто останется, пренебрегая [этим указом], то разорен будет дом его и расточится имение его и вся жизнь его будет [принадлежать] другому, тому, кто обвинит его и докажет [обвинение] свое!“”. И, сказав это, вышел он из Губаэ, места зимнего пребывания своего, и направил свой путь по дороге в Вудо и Дарха. И у Абая собрались все цевы. И, поднявшись оттуда, прибыл он в Панина, на четвертый день похода, и отпраздновал там праздник рождества.
И в этот день праздника пришел вестник, говоря: “Пришли галласы и, внезапно придя в Годжам, без чьего-либо ведома, захватили много скота из областей годжамских; а из людей одних захватили, а других убили”. И, услышав это, поспешил он выступить в поход, ибо скорбел весьма о людях захваченных и убитых. И снялся он в день навечерия праздника рождества, сиречь в день генна[206], и в четыре перехода достиг земли амбы Васан. И когда услышала мать его о его приходе, вышла она и встретилась с ним. И казалось ей, что она его видит восставшим из мертвых, ибо долгие дни прошли с тех пор, как рассталась она с ним. И на четвертый день после их встречи отпустила родительница сего царя, который любил мать свою, как Птолемей[207]. Она дала ему свое благословение и возвратилась к своей прежней жизни. Он же, выйдя оттуда, обратил свой лик к прежней дороге, ибо спешил он свершить то, что задумал. И, отправившись в четверг 8-го дня тэра[208], провел воскресенье[209] в Ванча, и был тогда праздник крещения в это воскресенье. И в этот день, когда собрались Курбан к ужину, когда все готовились есть и пить, пришел вестник, сказав: “Подошли галласы к Годжаму и захватили много скота”. И когда услышал эту весть сей царь-исполин, встал он поспешно, сказав: “Поспешим же в поход, дабы не ускользнули они от нас, как прежние галласы!”. И тотчас встало все войско государево, еще с пищей в устах. И после трехдневного перехода подошли они близко к амбе государыни. И там оставили они свой обоз, и назначил [царь] охранять обоз Иоанна Лахама. И затем разделил он войско ратное на две части. С одной половиной он остался сам, а другую половину он оставил с Амха Гиоргисом, годжамским нагашем. И, придя к склону холма, под которым были галласы, он там разбил свой шатер. Галласы же, когда увидели этот шатер, то содрогнулись и устрашились, и охватил их трепет и страдания, подобные [страданиям] роженицы. Но они не разбежались, а собрались в одно место со всех сторон те, кто были рассеяны [вокруг]. И когда подошло к ним войско ратное с одной стороны, то встретили их галласы без страха, и сражались с ними до тех пор, пока не обратились те в бегство и не прибыли к тому месту, где пребывал сей царь. И тотчас разгневался сей помазанник божий и спустился [вниз] с бойцами, что были с ним. И те, кто бежали, оказались передовыми бойцами, а галласам стала тесна земля и не было им места, куда спрятаться. Тех [галласов], которых встречали на поле брани, срывали, как листья; тех, которые прятались по пещерам и под деревьями, выводили и убивали; тех, которые взбирались на вершину деревьев высоких, валили из ружей, а тех, которые переправлялись через реку Абай, преследовали. И не уцелел ни один из них, и в этот день не было [средь них] никого, кто бы мог сказать: “Я один спасся”. В это время воздал благодарения богу сей царь христианский, говоря: “Благодарю тебя, господи, ибо помог ты мне и врагам моим на посмеяние не дал меня!”. И в том месте, где было уничтожение галласам, устроили они стан и разбили шатер и провели эту ночь, радуясь и веселясь и вознося благодарения богу, даровавшему им победу над народами разбойными. И наутро в день воскресный вышел он оттуда и, пройдя по дороге по склону, расположился в лучшем месте. И следующий день провел он там. И в этот день не пошел он в поход, чтобы почтить день воскресный, который называем мы христианской субботой. А наутро встал он из этого расположения своего и прибыл к подножию амбы государыни и устроил там стан. Государыня же спустилась с амбы и встретилась с государем. И воздала она благодарение богу, говоря: “Слава богу, явившему мне падение врага твоего и не посрамившему упований моих!”. И затем провели они в этом стане три дня, повествуя друг другу о делах, бывших во времена прошлые, и советуясь о делах времен грядущих. И по прошествии трех дней, в четверг, проводила она его, дав ему материнское благословение, достойное сына благословенного, любящего мать свою. Как сказано, “продлятся дни того, кто чтит матерь свою” (ср. Втор. 4, 40). И тогда поднялась государыня на свою амбу. Государь же обратил свой лик на дорогу в Дамот и в два месяца достиг Мава. И туда пришел шум Эннарьи Баданчо, чтобы принять государя.
И в это время взволновалось сердце его благодатью божественной, что пребывала на святом Павле блаженном, учителе народов. И подвигнула его, чтобы обратил он сердце отцов к детям и помышление неверных к праведникам и дабы устроить народ, достойный господа (ср. Лук. 1, 17). И внушил тогда ему дух святой совет благой, чтобы оставить [жителям Эннарьи] половину подати из дани, что поступает царю. И вместе с тем напомнил он Баданчо, что любил отец его веру христианскую, но не удостоился благодати крещения, ибо не пришло его время. “Ныне же яви деяниями своими то, что задумал отец твой в сердце своем, и сверши, прияв крещение христианское, то, что начал он в желании своем!”. И чтобы внял он совету сему, послал [к нему царь] проповедников ученых. Он же, выслушав этот совет, посоветовался с родичами своими и со старшинами народа своего, и все они одобрили его единодушно и единогласно и сказали ему: “Ей, да будет, как ты сказал!”. А государь же дал такой совет, согласившись и сказав: “Да будет воля божия, а не воля моя!”.
Здесь напишем мы сначала историю крещения этого. А перед этим пошел [царь] походом на землю Шат. И когда захотели противиться ему народы той страны, называемые гафатцы, то искоренил он их, как мадианитян и Сисару и как Иавина на реке Киссон. И после этого пали все люди [той] страны пред ликом его и покорились ему, говоря: “О господи наш, оставь нам грехи и беззакония наши!”. Господин же наш, далекий от гнева и исполненный милосердия, оставил им грехи их, говоря: “Коль не принимаете вы крещения христианского, не можем мы верить вам!”. Они же поспешили согласиться, ибо боялись грозного гнева его, сокрушающего могучих. В это время приняли они крещение христианское и причастились св. тайн. [Царь] поставил над ними одного настоятеля монастыря архиереем и назначил над ними иереев и диаконов. И после этого оставил он их. Но не оставило их злонравие собственное, и возвратились они к прежним деяниям своим, как сказано:
“Свиньи, вымытые водой, возвращаются в грязь” (II Петр. 2, 22). Те же иереи, которых назначил наставниками над ними [царь], когда увидели, что отделились они от веры праведной и что желают они возвратиться к закону языческому, в котором пребывали [прежде], заподозрили, что собираются учинить злодейство над ними, и стали уходить из стана тайно по другой дороге. И ушли они в Дамот к своим верующим, ибо там был один город, исповедовавший их веру, и там нашли они упокоение от своих гонений евангельских и укрепились они в месте том. Это крещение христианское людей Шат было лишь тенью грядущего крещения христианского, более прекрасного и лучшего, нежели тогда, что было явлено людьми Эннарьи. Это подобно тому, что сказал Иоанн и о себе и о господе нашем:
“Прийдет после меня тот, кто сильнее меня, я окрещу его водою, а он же будет крестить духом святым и огнем” (Марк. 1, 7-8). Так же лучше было крещение людей Эннарьи, нежели крещение людей Щат. Крещение едино, но эти люди Шат были нечестивы в деяниях своих, любодействовали с идолами своими и презрели святое крещение, которое есть врата в царствие небесное. Люди же Эннарьи приняли крещение и возлюбили его до глубины сердца и доныне пребывают в этой вере праведной. И наперед да укрепит бог в сердцах их эту веру праведную и да подаст им веру троицы вплоть до последнего издыхания!
Мы же потщимся здесь и станем писателями истории крещения святого людей Эннарьи. На четвертую неделю поста 26-го дня месяца магабита[210] решил государь крестить их в субботу 27-го дня месяца магабита, в день освобождения душ Адама и чад его от рабства диавольского и от власти ада. Сей Баданчо был человеком мудрым, исполненным разума и благоразумия. Мы напишем здесь вам [о нем], чтобы подивились вы уму его. Когда узнал он, что будет завтра день крещения его, то провозгласил он указ для стана своего, говоря так: “Пусть все, кто пребывает под властью моей, накосят сегодня травы для мулов и коней своих, чтобы хватило ее на два дня, то бишь на субботу и на воскресенье”. И сделал он им, ибо подвигнул его дух святой, пребывавший над ним в день крещения его, чтобы сотворил он деяние христианское. И на следующий день утром началось ею крещение христианское. Этого же Баданчо пожаловал царь Сарца Денгель чином тысяцкого, когда крестил его и стал ему отцом по закону единой церкви христианской. И сказал он ему: “Ты сын мой, а я отныне родитель твой!”. И назвал он его именем За-Марьям, то бишь именем христианским, как принимают все верующие новое имя во время крещения. Это же имя было именем христианским сына [царя] возлюбленного. И отсель видно, что не была меньше любовь его к сему сыну от духа святого, нежели к сыну своему от плоти своей. И провозгласил он слово пред всеми людьми страны [той], говоря: “Сие есть сын мой возлюбленный! Слушайте его!”, подобно тому как сошло слово отца с небес о сыне его господе нашем Иисусе Христе, когда получил он крещение от руки Иоанна в реке Иорданской. И после крещения облачил его [царь] в одеяния, роскошно изукрашенные. Одно из них было одеяние кафави[211] красного цвета с золотой бахромой по краям, на груди и на спине было золотое шитье наподобие хвоста, оторочены золотом были оба рукава и все одеяние со всех сторон. И все одеяние целиком было подобно одеянию Аарона-первосвященника, что сделали Веселиил и Аголиав (Исх. 38, 21-23). Парчи же, называемой арва[212], было пять кусков: один кусок зеленый, второй — красный, третий — желтый, четвертый — голубой и пятый — снова красный. Все пять [кусков] соединили и сделали [одеянием] единым. Сделали ему и венец и увенчали им голову его, цепочку златую с крестом золотым чудной работы возложили ему на шею в знак христианства его. Сделали все это, чтобы возлюбил он закон христианский, одаривший его такими дарами. И приказал [царь] азажам, начальникам и знатным вельможам царства крестить других старейшин народа [Эннарьи], быть восприемниками их и стать им отцами духовными и дать украшения каждому крестному сыну. Они же исполнили повеления царя, и, после того как крестились те, дал каждый украшения своему крестнику. Одни дали одеяния шелковые с шелковым покрывалом и тюрбаном; другие дали одеяние джук[213] с полным убранством, как написали мы прежде; третьи же — одеяния красоты дивной. И так сделали подарки все восприемники.. И после них крестились все люди страны, от мала до велика, мужи и жены, старики и дети, и неведомо число их. От множества людей иереи не в силах были крестить их и возлагать руку на главы их. Они же вошли в озеро и крестились сами, не ища священника, ибо была такая теснота великая, что не вмещало их озеро. В то время, когда входили они в озеро, теснота многая была оттого, что бежали они и стремились опередить один другого. Это было божьим делом, что спешили они приять благодать духа святого, данного им с неба и увлекавшего их канатом милосердия божия.
И в этот день крестилась знатная женщина, наложница Баданчо до его христианства. И восприемницей ей была государыня Валатто, называемая “матерью царской” по благодати ради благонравия ее, благости и любви к царю, подобно матери любящей. И дала она этой женщине украшения женские, прекрасные видом и дивные работой. И после того как крестился весь народ и причастился св. тайн, пришел один рас, начальник 7000 щитоносцев и копейщиков, не считая женщин и детей. И тотчас принял сей царь решение твердое и приказал, чтобы возвратились священник и диаконы из храма туда, где стояли миряне. Этот же рас, крестившись вместе с войском своим, пошел в церковь, и причастились все св. тайн тем, что осталось от причастия. Сколь прекрасно решение царя, светлого разумом, что приказал устроить причастие после того, как свершилась литургия со словами: “Возблагодарим господа, причащаясь св. даров!”, не ставшего под предлогом окончания молитвы службы губить столько душ, не причастив их св. тайн, дарующих жизнь вечную, и внявшего тем, кто воспринял с верою слова господа нашего, сказавшего: “Придите ко мне, благословляющие отца моего, унаследуйте царство, уготованное вам до сотворения мира!” (Матф. 35, 34). И ведение сего дара духовного и надежды божественной подвигло его к решению сему. А крещение без иерея, возлагающего руку на главы, подобно крещению народов, совершенному Петром и Павлом. И из-за тесноты многой среди крестившихся не искали они священника, который крестил бы их, а сами крестили себя, и был им крестителем и восприемником дух святой. И так же был подобен тому древнему дню день крещения этих народов, призванных по проповедничеству царя Сарца Денгеля, нового апостола. Радость же помышления сего царя боголюбивого ради крещения этих народов подобна радости жены, потерявшей один денарий. И когда нашла она его, то призвала родственников своих и соседей и сказала им: “Радуйтесь со мной, ибо нашла я денарий свой, что потеряла я!”. Так же хозяин сотни овец, когда потеряет одну из них, разве, не оставляет он 99 в пустыне и не идет и не ищет потерянную? И когда найдет он ее, то несет на плечах своих, и, возвратившись домой, радуется ей более, нежели 99 овцам, которые не потерялись (ср. Лук. 15, 1-10). Ангелы небесные радуются ради одного грешника, что покаялся, более, нежели ради девяти праведников, что не желают каяться. Ныне же какова радость на небесах среди ангелов божиих ради тех тысяч грешных, что пришли из тьмы к свету, из тления к нетленности и из невежества к познанию истинному! Слава богу, наставляющему грешных и обращающему заблудших! Да будет над ними милость его!
И на следующий день, в воскресенье, начали с утра креститься те, кто остался [некрещеным] вчера. И провели тот день в крещении до 9-го часа. И в этот день устроил царь великий пир для шума Эннарьи и для старейшин народа, что правили под его началом. Он уставил всем столы для каждого и яства для каждого и зарезал им стадо коров и тельцов, отборных и тучных. И завершился тот день в радости великой, в еде и питии.
Какова же была радость сего царя христианского в тот день ради верующих, что крестились вчера и наутро! Восславим же господина нашего Сарца Денгеля, по имени царскому Малак Сагада, и восхвалим его, говоря: “Наставник народов, призвал ты их к закону христианскому не насильно и не страхом перед мечом и копьем, а внушив надежду на блаженство царствия небесного, надежду всех христиан. Павел ли ты, учитель народов, прозванный сладкоязычным, или Варнава, присный его, о котором гласит дух святой: „Да отделятся от меня Савл и Варнава, дабы стали они учителями народов“ (Деян. 13, 2). Ты — основание церкви Эннарьи, как сказал господь наш Петру: „Ты камень, и на сей твердыне воздвигнул я церковь мою, и не осилят ее врата ада“ (Марк. 16; 18). Как поведать мне [все], что сотворил тебе бог? Когда был ты еще мал ростом и юн годами, избрал тебя бог и возвел на престол царства, как избрал он Давида, раба своего, и взял из стада овечьего, и возвратил из земли звериной, дабы увидел он Иакова, раба своего, и Израиль, наследие свое (Пс. 77, 70). Когда же восстали беззаконники, противящиеся царству божию, погубил он всех их и искоренил подобно тому, как были искоренены противостоящие Давилу. Когда же пришли турки, витязи Рима, воевать тебя с помощью Исаака, изменника сему царству, ввергнул их бог в руки твои и отметил им ты местью за отца твоего, государя Адмас Сагада[214]. И царь Адаля, Мухаммед, когда покусился он и возгордился над сим царством евангельским, подобно тому как возгордился Сеннахирим, царь Персии, над Езекией, царем Иудеи, шедшего по стопам Давида, отца твоего, то низвергнул его бог в руки твои со всеми его витязями, и получил он воздаяние за кровь отца твоего, государя Ацнаф Сагада[215]”. Все это было, когда установилось царство сие и когда исчезла с лица земли память и погибли имена тех, кто противился царству сему. Тогда стал заботиться он, чтобы найти овец заблудших и чтобы обратить идолопоклонников в лоно господа. И тогда направил он свой путь в Дамот, и, прибыв в Эннарью, проповедовал веру Христову, подобно блаженному Павлу, и обратил в [эту] веру многие народы, коих не счесть, и оделил их благодатью святого крещения и приобщил св. тайн.
Сей царь, мудрый и ученый, сначала победил в рати беззаконников и упрочил царство телесное, а потом решил отнять души многих людей из рук диавола и преподнести их в дар богу. И спустя недолгое время сделал он то, что решил, и исполнил то, что задумал.
И на третий день после крещения призвал он князя Эннарьи и установил ему правила почитания праздников и воскресных дней и все законы христианские. И дал он ему наставника православного верой, которой бы был ему проводником пути верного и укреплял бы основания здания веры на камне, чтобы не поколебали ее ветры и речные потоки. И еще повелел он, чтобы крестились те люди страны, которые не были крещены и не пришли в стан по причине болезни и слабости. И установил он им установление, чтобы не преступали они заповедей наставника, как установлено учителями церкви христианской. А из подати царской оставил он [наместнику Эннарьи] половину, то бишь 3000 унций [золота]. И приказал он, чтобы воздвиг [наместник] церковь христианскую. Он же сделал более того и приказал своим подданным, чтобы воздвигли они церкви христианские в каждой области. Сколь дивно сие! Страна, в которой пребывали капища идольские, воздвигла церкви христианские, а места, где приносились жертвы бесам, стали жертвенником плоти святой и крови пречестной, что дарует жизнь и спасение и прощение грехов. И затем приказал [царь], чтобы прекратил [наместник] приносить жертвы для Эрауя, сиречь коршуна, ибо прежде выходил он в пустыню раз в неделю и резал стадо коров или быков откормленных. Тотчас собиралось множество коршунов. Он же и присные его отрезали [куски] мяса разрезанного и держали на вытянутых руках. Эти же коршуны хватали их клювами и пожирали. Это жертвоприношение было жертвою диаволу, как сказано: “Приносили они жертвы бесам, а не богу” (Варух. 4, 7). От всего этого и подобного отлучил [царь Баданчо]: и отошел он от волхвования, и оставил деяния идолопоклонников, что творил с ними [прежде].
И после того как завершил [царь] установление закона христианского в Эннарье, вышел он из стана этого и направил свой путь в Абажгай, чтобы идти в Вадж воевать галласов; пребывавших в Вадже, то бишь боран[216]. Наместник же Эннарьи расстался с мим в этом стане и возвратился в свою область, ибо [царь] не стал брать его в поход, чтобы отдохнул он в [первые] дни своего христианства. И облегчил он ему тяжесть поста, ибо не могут чада пастыря так, как пастырь, что пребывает с ними. Господь же наш сказал: “Придите ко мне все труждающиеся и обремененные, и я успокою вас” (Матф. 11, 28). Ибо таков обычай проповедников: при первом призыве облегчают они новообращенным тяжесть закона ради слабости слабых. Когда спорили верующие фарисеи с теми из народа, кто принял крещение, и говорили им: “Если бы не были вы обрезаны и не соблюдали бы закон Моисеев, не обрели бы вы жизнь!” (ср. Деян. 15, 1-10). А другие говорили: “Истинно обрезание и соблюдение закона ветхозаветного”. И тогда отцы наши, апостолы, при первом призыве пристыдили их явно, сказав: “Не советуйте господу и не налагайте тяжкого ярма на шеи верующих, которого не могут понести ни мы, ни отцы наши”. По этому же пути вел и господин наш Сарца Денгель, второй Павел, православный верой, и сделал он так же и облегчил им тяжесть поста и другие запреты, сказал святой Павел коринфянам: “Вы — дети, и я питаю вас молоком, как младенцев” (ср. I Кор. 3, 2). И сказал он это не ради молока, а ради того, чтобы не возлагать на них установления тяжкие о пище для взрослых и ученых. Таким образом отослал [царь] его, и возвратился [наместник Эннарьи] в свою область, радуясь и веселясь ради благодати крещения, что получил он от духа святого, подателя благости каждому. И когда прибыл он в область свою, то приняли его люди стана в веселии и радости, ибо дух святой исполнил сердца их радостью и веселием ради благодати крещения, обретенной ими. И затем начал он учить закону христианскому людей страны своей. Будучи насаждением новым, стал он наставником премудрым, так что говорили все люди: “Откуда у него вся премудрость эта, которой не учил его никто?”. Он же мог бы ответить им, сказав, как сказал господь наш, когда пристыдил он иудеев такими словами: “Мое учение не мое, но пославшего меня” (Иоан. 7, 16). Подобное сему говорили о авве Антонии: “Большему научил его дух святой, нежели научил его наставник его”. Так же стал премудрым Баданчо, так что учил он присных своих вере христианской.
После сего возвратимся мы к повествованию о пути царя Малак Сагада, второго Константина, что затворил [двери] капищ идольских и отворил [двери] церквей христианских. На четвертый день после дня крещения, 30-го месяца магабита[217], вышел он из этого стана своего и направил свой путь в Вадж воевать галласов. Сей же поход был в месяц великого поста. И в страстную субботу прибыл он в Сеф Бар. Галласы же, когда услышали весть о приходе его, в то время, как был он у гураге, то охватил их страх и трепет. И бежали они с женами своими и детьми и рассеялись по всем дорогам, как рассеивается дым пред лицом ветра. И тогда решил он воевать галласов, что пребывали в Батрамора, называемые даве[218], что погубили Фасило с его войском[219]. Они же, когда услышали известие о приходе сего царя грозного, который грознее всех царей земли, бежали далеко, пока не затерялись следы их. И тогда держали совет вельможи царства, говоря: “Чего же искать нам после этого? Вот затерялись следы галласов, и неизвестно, куда ушли они. Хлеба же ни отнять, ни купить [не у кого]. В стане нашем голод усилился. После сего давайте вернемся в стан наш, что в собрании апостольском[220]. Разве не говорят, что лучше смерть от копья, нежели смерть от голода?”. Он же ответил им, говоря: “Ей, да будет, как вы сказали!”. И, сказав это, поворотил он и отправился в путь по дороге к гураге поспешно. И когда пребывал он у гураге, принял шум Боша крещение христианское 23-го дня месяца миязия[221] в день упокоения святого Георгия. И был ему восприемником сей царь христианский и православный, и дал он ему украшения, радующие взор, и назвал его именем Георгий. И дал он ему наставника духовного, чтобы учил тот его вере и крестил весь народ страны его. После сего проводил он его, и ушел [шум Боша] в страну свою с миром. И после этого направил он свой путь по той дороге, по которой пришел прежде. Люди же государевы ждали скорейшего возвращения своего к домам своим и к местам своей службы. И пришли они в Губаэ 4-го дня месяца хамле[222], накануне поминовения успения Петра и Павла, светочей мира. Все это было на 27-м году царствования царя Малак Сагада. Зима эта была зимою щедрости и милости, зимою радости и веселия.
И по прошествии дней зимы он стал объезжать города Бегамедра, куда, по его подозрениям, могли сделать побег галласы. Он провел лето, разъезжая по округе и возвратился в Губаэ к началу поста. Там он провел дни поста и там справил пасху. И в это время пропал во всех городах страх пред галласами, ибо убоялись [они] грозного гнева его, сокрушавшего их множество раз. И зимнее свое пребывание сделал он в Губаэ.
И по прошествии месяца зимы, в месяце хедаре[223], пришло известие, гласящее: “Турки из Тигрэ вышли из Дахано и расположились в Дабарве, заняв крепость, возведенную турками прежде. И 11-го дня этого месяца[224], в день, когда никто их не ждал, пришли они внезапно на восходе солнца к азмачу Да-хараготу, ибо в это время был он наместником Тигрэ и бахр-нагашем. И этот деджазмач был наподобие царя, ибо разрешил ему государь делать по желанию его, назначать и смещать с должностей в Тигрэ. И тотчас обратилось в бегство все войско его и рассеялось во все стороны. Одни из них погибли от копья, другие из них были схвачены, третьи бросили коней своих, четвертые бросили мулов. Захвачено было пять двойных барабанов, знамя и множество брони и шлемов. Сам же [Дахарагот], вскочив на коня, спасся из сечи в этот день. Другие же сановники, такие, как аканцан Сараве и кантиба Хамасена, и многие другие сановники, подобные им, были убиты”. Гонец с этой вестью пришел к государю и рассказал ему все, что было. Сей же царь, гроза грозных и победитель победителей, когда услышал весть сию, стал подобен льву рычащему и ищущему [жертву], чтобы разорвать ее. И приказал он тогда провозгласить слово указа, гласящее: “Коль не придут сию же неделю к нам цевы и Вад Хадар, будь то конные, будь то пешие, и останутся, оправдываясь [разными] оправданиями, то будет разграблен дом их и расточится имение и отнято будет все достояние их!”. И, провозгласив такой указ, встал он из стана своего и пошел поспешно, по обычаю воинскому и в особенности по собственному своему обычаю, и переход десятидневный был у него переходом на два или три дня. И пока шел он так, прибыли асе цевы в Ламальмо. И тогда шел он поспешно, проходя два или три дневных перехода за один переход. Прибыл он в Сирэ, и когда услышал о пребывании турок в Дабарве, то послал перед собою Фому, нэбура-эда аксумского, и приказал, чтобы следовали за ним чада Иебаркуа и чада Иянкаре и Мадебая, что в Тэрате, и сделал его начальником над ними. И послал с ним Васано Мухаммеда, по имени крещения своего Вальда Крестоса, с множеством галласов, жадных до пролития крови человеческой, и стрельцами, называемыми Нар[225]. А из Курбан послал он с ним отборных всадников и пеших многих, искушенных в рати и битве. А его сделал он начальником войска ратного. И были они посланы на тех [турок], которые были в Дабарве. А перед этим послал тамошний паша 50 всадников и множество пеших, чтобы захватывали они людей и скот. И вышли они из Эда-Маконнен, и когда пришли в Мазбар, то сразились с ними люди [той] страны и обратили их в бегство. И когда возвращались они, то отбили у них люди [той] страны большую часть из захваченного. Турки же унесли немного добычи. И когда переправлялись они через реку Мареб, подстерег их Акуба Микаэль, спрятавшись в засаде с 80 щитоносцами. И когда прибыли они, то напал на них внезапно и убил многих из них и снял с них броню и шлемы, в еще снял ружья их, числом до 70. А у начальников их отрубил он две головы. Те же, которые шли другой дорогой, спаслись от смерти и пришли, убегая, к паше и поведали ему все, что было. И тотчас исполнился трепета этот паша. Акуба же Микаэль послал свою добычу к государю. Тогда [еще] не был бахр-нагашем Акба Микаэль[226], а был [просто] одним из людей [государя]. И когда пребывал государь в Сирэ, прибыла к нему эта добыча, и была радость великая. И с этого дня начала расти слава Акба Микаэля. Когда же достигло Тэхала войско ратное, посланное воевать пашу, услышал паша весть об их приходе и что идет за ними следом государь и тотчас принял решение твердое, чтобы спастись от смерти и сказал:
“Лучше мне уйти отсюда и войти в крепость мою и укрепиться. Там буду я биться, коль придет он”. И, решив это, вышел он из Дабарвы во время сна и бежал, бросив много утвари домашней и ружейных пуль числом до 2000. И ту ночь шел он поспешно, чтобы спастись от битвы, и прибыл через три дня в свою крепость, идя днем и ночью. И наутро той ночи, когда прибыло то войско ратное, обнаружили они, что нет в крепости [Дабарва] ни людей, ни скота. Государь же, услышав о спасении паши, весьма опечалился, ибо надеялся встретиться с ним в битве. Акубе Микаэлю же послал он золотой шлем, что надевают при пожаловании чина бахр-нагаша, и украшения послал он ему вместе с золотым обручьем. То были первые украшения, а за ними последовали украшения другие по порядку: послал он ему мула разукрашенного, подобного государевому, со сбруей прекрасной работы, со стременами золотыми и золотым чепраком. Прежде на словах стала расти слава Акба Микаэля, ныне же явилась она в деяниях, с пожалованием чина и украшениями.
И, выйдя из Сирэ, прибыл [царь] в Аксум и там отпраздновал праздник рождества. И выйдя из Аксума, отпраздновал он праздник крещения в Мугарья Цамр. И, снявшись оттуда, направил он свой путь в Дабарву, и прибыл туда в праздник богоявления. И там решил он идти в Дахано воевать тех турок и утвердился в этом решении. И спустя неделю времени вышел он из Дабарвы, и направил свой путь в Дахано. А путь его пролегал по стопам тех турок, дорогою узкой весьма и тесной; с одной стороны пропасть, с другой стороны пропасть, а меж ними дорога, по которой могут пройти лишь немного людей [рядом]. Солнце же не показывалось, разве изредка, пока пребывал там [царь]. И шел он по той дороге три дня. И, прибыв близ Дахано, расположился он станом и послал оттуда наместников Тигрэ с князем их Габра Иясусом. Бахр-нагашу же с наместниками его и со всем его войском приказал он быть с ними. И тогда сказал он им: “Проведите эту ночь, окружив крепость кольцом. Мы же выйдем ночью и прибудем на рассвете, а без нас не затевайте битвы”. И, повинуясь ему, они отправились. Государь же встал ночью, и, когда прибыл он на рассвете, забили [барабаны] медведь-лев, затрубили рога и труба каны галилейской, и пребывавшие близ крепости поднялись и начали битву. А тотчас затворил паша врата крепости. А из турок, которые были внутри крепости, одни поднялись на вершину башен, а другие отправились в море на судах, числом четыре или пять [судов]. На этих судах было много стрельцов и пушкарей. А из войска же ратного государя одни вошли в крепость, вырвав терновую ограду, ибо сделал в то время [паша] ограду для крепости, наподобие кантафа[227], а название ее на языке Тигрэ залажа, чтобы спасала она крепость построенную. Когда же зажигали огнем эту ограду терновую, бросали они на нее землю сухую и грязь сырую и гасили тот огонь. Один из корабельщиков, выпалив из пушки, убил настоятеля одного монастыря из монастырей Тигрэ. И убиение его было для того, чтобы исполнилось слово, сказанное им: “Должен я принести кровь свою в жертву богу, как сказал господь наш: „Должен сын из рода человеческого впасть в руки людей грешных, и распнут они его, и убьют“” (Лук. 24, 7). И был убит сей монах по пророчеству своему. А из турок, которые были в крепости, одни от ружей государевых погибли, другим перебили [выстрелами] руки и ноги. Говорят, что убитых и не убитых, а раненых было числом 70 или 80. А в пашу, когда выстрелил один стрелец, то пробила [пуля] его нагрудник железный, сломала древко копья и пронзила ему кожу снаружи. Пал он на землю, и тотчас смутились все турки совершенно, так что хотели они уплыть морем на кораблях в Массауа.
Все это было в день воскресный. И от усиливавшегося голода взволновались все люди стана и был ропот великий, ибо прибыли они без провизии. Государь же остался глух [к ропоту их] и не стал слушать их слов. И на следующий день, в понедельник, пребывал он, решая, какой дорогой идти, но усилился ропот войска его до того, что склонилось сердце царя к возвращению. И наутро во вторник вышел он из этого стана и направил свой путь в Дабарву по дороге [через] Бизан. И в день выхода из Дахано решил Али Гарад с присными своими вернуться к туркам. И возгордился сердцем Али Гарад, подобно фараону, так что сказал он своим ближним: “Вы идите предо мною, а я пойду вслед за вами”. И, решив так, послал он их вперед. И в этот день услышали об уходе этих маласаев к туркам, и все люди стана стали следить за Али Гарадом. Он же понял это, отказался от решения своего и не стал следовать за [воинами своими], ибо казалось ему, что избежит он смерти, притворяясь благим. И не ведал он, что бог осудил его приговором своим на смерть. И через пять дневных переходов из Дахано прибыл [царь] в Дэрфо. И в день праздника владычицы нашей Марии, коя есть завет милости, призвал государь Али Гарада и сказал ему: “Почему решил ты уйти к туркам с ближними своими? Чего не хватало тебе из всего, потребного для плоти? А что до веры, что нарушаешь ты пост среды и пятницы и что любишь веру мусульманскую, то мы, слыша все это, не верили тому, что говорилось против тебя. Ныне же открыл бог тайные деяния твои. Ныне же испей чашу смерти, которую испили господа твои, Мухаммед и все его войско — ближние твои”. И, сказав это, приказал он Атферу отрубить ему голову мечом. И, отойдя немного, вынул тот свой меч и отрубил голову сему коварному, второму Иуде. А час его смерти был во время сна; И наутро воззрели мы на труп его и воздали благодарение богу, говоря: “Слава богу, искореняющему 118] изменников и погубляющему забывающих!”. И в эту неделю был великий голод в стане. И тогда встали советники и сказали: “Ускорим выступление наше и не будем медлить, ибо гонит нас голод”. И тогда вышли они оттуда и начали грабить в Дэрфо и направили свой путь в Дабарву, грабя хлеб Хамасена. И провели мы начало поста в одном городе из городов Хамасена, называемом Ад-Наашэн, напротив амбы Вад Эзума. И, выйдя из этого стана, прибыли в Дабарву. На вторую субботу поста позволил [царь] людям стана грабить без разбора, земли противников и союзников. И тогда настала сытость в стане, и исчез голод. Чудо, бывшее при этом грабеже, опишем мы после в подобающее время.
Простились [с царем] наместники Тигрэ, он приказал им возвратиться на четвертую субботу поста. А причиною этого грабежа было милосердие [царя]. Когда голодали цевы, которых собрал [царь] со всех сторон: из Шоа, из Амхары, из Дамота, и из других стран, — приказал он им есть награбленное. А когда стали роптать люди Тигрэ из-за грабежа, то сказал он им: “Судите сами! Разве привели мы этих цевов не для того, чтобы спасли они вас от турецкого полона, и разве не сражаются они ради вас? Разве лучше, чтобы с голоду умерли те, кто полагает души свои ради избавления вашего? И такими словами прекратил он жалобы и заставил ропот смолкнуть.
А историю покорности этого турка, что не дописали мы в должном месте, напишем мы здесь. Сначала превознесся он сердцем, подобно Сеннахириму, и дошел до Дабарвы, желая править городами Тигрэ. И когда услышал он, что прибыл в Аксум сей царь с войском многочисленным, заполнившим всю страну, то писали мы прежде, как убоялся и содрогнулся он, подобно Навалу, когда услышал тот, что идет к нему Давид в гневе великом (I Книга царств. 25, 2-42), как возвратился он в свою крепость поспешно и как следовал за ним сей царь победоносный, подобно охотнику преследующему, когда видит он зверя и гонится за ним по пятам не отступая, пока не убьет его или не спасется тот от него, уйдя в теснину и ущелье. Так же бежал турок до крепости своей и преследовал его сей царь до Дахано. [Написали мы] и историю сражения их и страха тех турок, которые хотели уйти в море на кораблях. И после пятидневного перехода по возвращении из Дахано пришло к сему царю послание паши, гласящее: “О господин мой! Поклонение и покорность величеству твоему державному и престолу твоему царскому! О господин, слышал я глас твой и, видя деяния твои, страшился я и дивился! Прежде, когда совратили меня люди страны твоей, дошел я до Дабарвы и возжелал править страной твоей, что не пристало мне. Этот грех мой прости мне, господин! После сего не ступлю я на землю страны твоей и сделаю все, что прикажешь ты мне, и буду подобно одному из дружинников твоих!”. И, услышав это, послал он ему ответное послание в словах прекрасных, по обычаю своих посланий от победителя к побежденному. Не стал отвергать он его посланием со словами гордыни, по обычаю надменных, которые превозносятся силою и величаются победами своими. Этот паша впервые послал послание со словами смирения, сопровождая [их] делами: подношением даров величию царства его, наигрозного из царей земных.
Теперь возвратимся мы к написанию истории, что оставили мы прежде. Когда пребывал [царь] в Дабарве, побудила его сила божественная и взволновала она сердце его помышлением о всех беззакониях, которые сотворил Вальда Эзум[228], и как убил он многих князей и многих вейзазеров, когда захотел азмач Дахарагот взойти на его амбу. И после этого, когда пришли к нему турки со стрельцами многими и многими щитоносцами, то победил он их и убил из них многих витязей и снял с них много ружей и хор агре[229]. И азмач Такла Гиоргис в бытность свою дедж-азмачем, когда пришел воевать его, то не дал тот ему пройти по дороге узкой, теснил его весьма и убил [многих] из войска его в битве великой. Когда бы не помощь Иоанна, сына Романа Верк, избавившего мудростью и советом своих многих от убиения, не выбрались бы они с этой дороги узкой. И когда всего этого стало недостаточно [Вальда Эзуму], перешел он к туркам и получил от паши чин бахр-нагаша[230], ибо не ведал [паша] о приходе государя победномогучего, грозного и устрашающего. И когда помыслил [царь] обо всех беззакониях его, решил воевать этого злодея, который замыслил стать беззаконником, подобно Исааку. Подобно тому как был он соименником Исааку первому[231], который упредил его в измене, так возжелал он уподобиться ему и в беззакониях своих. Но не миновал он суда бога, пречестного я всевышнего, и пал, подобно тому как пал Исаак, наибольший из беззаконников. Такова была причина похода [царя].
И на седьмую субботу поста сей царь победоносный вышел из Дабарвы и расположился станом в Хэмбэрте. И там послал он вперед своих витязей: Габра Иясуса, князя Тигрэ, и Акуба Микаэля, бахр-нагаша, и многих наместников Тигрэ, и Мака-биса, военачальника Мизан[232], с его войском — всех их послал он и приказал воевать этого гордеца. Сам же пошел им вслед. Поднялись к амбе и расположились в месте, где пребывал [ранее] тот [Вальда Эзум], ибо покинул он это место, когда убоялся грозного нападения их, устрашащего и потрясающего, и поднялся на свою амбу. Сей же царь, прибыв к подножию амбы, раскинул свой шатер и устроил там стан свой. И в день прибытия своего, в четверг цветной недели, в девятом часу послал он Ионаэля и Дахарагота, чтобы встретились они с прибывшими туда прежде и объединялись с этими бойцами, искушенными в рати. Этот же [Вальда Эзум] поступил, подобно мудрым, и смягчил их словом смиренным, говоря: “Что сделал я, что пришли вы воевать меня? Разве я не земледелец, [исправно] платящий подати царю?”. Сказал он это, когда увидел шатер [царский] и когда понял, что пришел государь, и испугался и убоялся. И говорил он с ними на словах, спустившись вниз с вершины. И вместе с тем послал он хлеба для пропитания коней их, сказав: “Да не будут голодными кони государевы!”. Все это сделал он по мудрости своей, смягчая их и притворяясь благим, чтобы уйти той же ночью и бежать в область отдаленную, где мог бы спастись он от гнева сего царя. И наутро, когда увидели они, что пуст и безлюден стан его, поняли они, что спасся он. И тотчас укрепился сердцем Акуба Микаэль и пустился в погоню, преследуя его по пятам с кантибой Габра Крестосом. Сей же царь, когда услышал о том, что спасся Вад Эзум, преисполнился гневом, распалился сердцем, как огонь, и решил подвергнуть тех вельмож царства посрамлению великому, как поступают цари с тем, на кого гневаются. Но остановило его мягкосердечие милостивое собственное, прощающее прегрешения грешным. А [Акуба Микаэль] день того дня, когда спасся Вад Эзум, провел в преследовании его до девятого часа. И когда настиг он его, поворотился [Вад Эзум] и встретил его, держа щит и копье. И тотчас вверг бог сего гордеца в руки Акуба Микаэля, и убил он его, и отрубил ему голову. И тогда отправил он посланца к государю, говоря: “Благовестие вам, господин мой! Вот осудил бог праведносудный врага вашего беззаконного и вверг в руки мои. Возрадуйтесь в боге, помогающем нам, и возгласите богу Иаковлеву! Мария же, сестра Моисеева, радовалась и пела песни ради погубления фараона и ради избавления народа из моря грозного”. И когда прибыла эта весть в стан государя, была великая радость, И наутро в субботу в третьем часу прибыл Акуба Микаэль, неся голову Вад Эзума и с нею четыре головы его дружинников. Он захватил жен их и рабынь, которых обрел в день смерти его, и привел их пред очи [царя]. И во время прихода Акуба Микаэля раздались клики и была великая радость и веселие в стане. И сугубо дивной была радость сего царя христианского в этот день. Сколь печалился он вчера из-за спасения [Вад Эзума], столь же усугубилась радость его. И тогда трубили в рога и [трубу] каны галилейской и били в [барабан] медведь-лев. И провозгласил он слово указа, говоря: “Всяк, кто не бросит камня на голову этого беззаконника, который восстал под именем Исаака после смерти его, подобно тому как придет лжемессия под именем Христа и совратит многих, [будет наказан]”. Акуба же Микаэлю даровал он украшения цветные, надев на шею ему золотую гривну и провозгласив указ о нем, гласящий: “Зрите, что сотворил сын мой, которого породил я благодатью [божией]! И после этого не зовите его лишь бахр-нагашем, а зовите [еще] и царским сыном!”. И страстная неделя, называемая учителями церкви христианской неделей печали, стала неделей радости и веселия, ибо в нее свершилось падение этого супостата, сына погибели (Пс. 108, 5). И в день пасхи запел За-Праклитос [гимн] Этана Могар так[233]:
Моисей-чудотворец в начале праздника опресноков
В море Чермном потопил Египтян,
А рабов фараоновых освободил из рабства.
Христос же, искупитель всех,
Укрепил надежду нашу жизнью первенцев (ср. Колосс. 1, 18; Апок. 1, 5 и далее), воскресших из мертвых.
И пребывает ангел смерти в преисподней,
Сего ради дарована Сарца Денгелю благодать красы светлой пасхи.
Противостоящий тебе уподобился бесу Адер
И уподобился супостату Семею (II Книга царств. 16).
Возлюбивший камень камнем покрытый,
И камень стал прибежищем его!
Сей [гимн] Этана Могар пели иереи пред ликом государевым во время пития вина, дабы увеличилась радость его, как сказано: “Пение и вино радует сердце” (Еккл. 40, 20). Вот явил он Книгу песнопений[234] с питием вина и сделал обычаем своим пение сего [гимна] Этана Могар во время пития вина.
Завершив пасхальную неделю, вышли мы из этого стана и обратили свой лик к Дабарве и прибыли туда через неделю. И когда пребывали мы в Дабарве, прислал паша дары драгоценные: белого коня, высокого ростом и быстрого бегом, с раззолоченным седлом и чепраком золотым с самоцветами и со стременами из золота. И в ноздрях у этого коня было два кольца серебряных: с одной стороны и с другой. И в дар величию царства его прислал он много коров и покрывал, много шелка, много одеяний драгоценных и хор агре числом до 80. Бааламавалям же, что примирили его [с царем], дал он по семь покрывал каждому. И сказал он такое слово смиренное: “Прими от меня, господин мой, этот малый дар, что послал я величию царства вашего. Не чините препятствий купцам моим, я же буду принимать приходящих [ко мне купцов] приемом прекрасным и не причиню им вреда, когда придут они свершать куплю-продажу, и отпущу я их по-хорошему. Я буду делать то, что прикажете вы, и не преступлю приказа вашего”. Государь же отослал послание с ответом прекрасным. И после этого вышел он из Дабарвы и обратил свой лик к Сирэ. И через семь переходов прибыл он в Сирэ. И когда прибыл он в Сирэ, то отправил он оттуда бахр-нагаша и проводил его оттуда, дав [свое] благословение. А из других наместников Тигрэ одни возвратились оттуда, а другие возвратились к Такказе вместе со своим князем Габра Иясусом. И переправа наша через реку Такказе была при начале половодья, но большого разлива [еще] не было, и мы переправились. Послушайте о чуде великом, что было в тот день. Перед тем как переправиться через реку, налили большой рог [меда][235] перед ликом господина нашего Сарца Денгеля-чудотворца. И когда кончился мед, захотел виночерпий подлить в этот рог, по обычаю виночерпиев, и нашел его полным до краев. И дивились тогда делу божию. И было так и раз, и два, и три. И дивились тогда силе божией, и воздали благодарения силе божественной, всемогущей, для которой нет невозможного. И после того как переправились через реку, начало свой поход возвращающееся войско по двум дорогам. И так прибыли мы в Губаэ, место пребывания зимнего. И была эта зима зимой здоровой, без болезней, зимой мира, без возмущения, зимой довольства, без голода, зимой согласия и взаимной любви, без ненависти и неожиданностей. Так прошел месяц зимы нашей. Слава богу, который повелевает солнцу своему восходить над злым и добрым и посылает дождь на праведных и неправедных (ср. Матф. 5, 45). Ему же подобает честь и благодарение во веки веков!
Все это было на 27-й год царствования царя Малак Сагада. Бог да укрепит царство его, как укрепил небеса, и продлит дни его, как дни древа жизни.
И в эти дни перенес царь свой стан из Губаэ. И выбрали советники царские землю Айба, ибо хороша земля эта для людей и скота. Царица Сабла Вангель, да помилует и да ущедрит ее господь, пребывала в этой земле, когда умер имам Ахмад, сын Ибрагима[236], избрав это место среди всей земли Вагара и разбив там стан свой. Снова выбрали эту землю, чтобы устроить там царский стан и возвести на ней замок царский. И с того времени и доселе расположен стан в месте этом.
И дни этого лета провел он в этом стане, без переходов взад вперед, и сделал он там зимнее место пребывания свое. И после окончания дней зимы, вышел он в месяце тахсасе[237] из этого стана и направил свой путь в Губаэ. И, прибыв туда, решил он напасть на гамбо и отомстить за кровь христиан, пролитую ими. И тогда издал он указ, говоря: “Все цевы, которые пребывают в Дамбии и Бегамедре, пусть прибудут к вратам нашим в недельный срок!”. И, сказав это, вышел он из этого стана и провел воскресенье в Дарха. И оттуда в первую неделю поста начал он поход по дороге, что ведет в Гамбо, и шел он понемногу, как писали мы прежде, из милосердия своего к больным и слабым. И прибытие его к гамбо было на шестую неделю поста, и устроил он стан свой близ того места, где располагался государь Ацнаф Сагад[238]. И там разослал он в набеги [воинов своих] по всей округе, и возвратились они, награбив хлеба. Из добычи же рабов и рабынь нашли они немного людей и провели там воскресенье. А на седьмую неделю поста вышел он в понедельник и расположился в земле Каньэ у пределов гамбо. И во вторник пошел он на Агуаль пешком. Ехавшие верхом на конях и верхом на мулах спешились и взошли пешком. Сей же царь, следуя за ними, спешился с мула и пошел пешком, чтобы подбодрить их и руководить битвой, как Мюисей, охранявший дорогу чад Израилевых, когда переходили они море Чермное, а Михаил хранил их и снабжал всем потребным. И в этот день обрели они богатую добычу рабов, и рабынь, и скота. А наутро в среду и в четверг пребывали они там, выуравнивая дорогу на Агуаль, по которой они пришли. А в пятницу на рассвете поднялись вадала и арагат многочисленные и пошли вперед по дороге на Агуаль без приказания государя. И были убиты некоторые из них. И когда услышал сей царь об этом походе их, что был не по воле его и по его приказанию, то разгневался весьма. И когда возвратились из набега эти нарушители приказа его, велел он схватить их, наказать бичеванием веревками и отобрать всю добычу. И тотчас приказал он строить мост перед собою в Агуаль. И затем вышел [царь] наутро в день субботний в канун вербного воскресенья и пошел той дорогой, по которой шли те нарушители приказа, люди, которых наказали вчера и отобрали все имение, что захватили они. И разослал он все войско ратное во все стороны на поиски [людей гамбо], ибо не забыл он об отмщении крови рабов своих, пролитой вчера, и не перестал стремиться к воздаянию [за нее], как сказано: “Не смывается кровь ничем, кроме крови” (ср. Быт. 9, 6). Но не нашли они [никого], ибо рассеялись [враги], подобно дыму перед лицом ветра. Суд же божий не преминул отомстить за кровь христиан убитых, ибо ниспослан был дух превозношения в сердце [врагов], так что решили они укрепиться в засаде, собравшись со всех сторон. Сей же царь христианский, которого не покидал совет божий в нужде, решил возвратиться. И когда шел он дорогою узкой, поднялось на него войско вражье. Нападение это подобно нападению коровы на льва и нападению овцы на волка. Они тотчас были перебиты, и никто не осмелился встать лицом к лицу с витязями государевыми, которые быстрее орлов и сильнее львов (ср. II Книга царств. 1, 29), и не уцелел из них ни один. И искоренили их, подобно искоренению войска Сеннахиримова рукою ангельской и подобно искоренению Иавина при реке Киссон. И затем отрубил им головы [царь], разложил их по порядку и усыпал ими пустыню. А затем вернулся он в стан свой, где был прежде. И следующий день, воскресенье вербное, пробел там. И в понедельник, что был началом страстной недели, вышел он оттуда и пошел по дороге, где сделал он мост, и расположился в том месте, где располагался прежде, у пределов гамбо. И на следующий день, во вторник, вышел он оттуда и после трехдневного перехода в великий четверг прибыл в то место, где праздновал пасху государь Ацнаф Сагад. Стан тот был землей просторен и видом прекрасен, и много было травы в этом месте. Говорили тогда иереи из любви к стану сему:
“Хорошо нам здесь быть, сделаем три кущи (ср. Лук. 9, 33): одну для господина нашего, одну для Кумо, и одну для Такла Махбара”. При этих словах была радость недолгая, но не исполнились [слова эти] в деяниях, ибо ушел из этого стана [царь], закончив пасхальную неделю, как не исполнились слова Петра на горе Фаворской. И, проведя там неделю пасхальную, вышел [царь] из этого стана и после двухнедельного похода расположился близ амбы, где укрепились люди гамбо с женами и детьми своими. И когда раскинул [царь] шатер свой, то начал он воевать с этими людьми гамбо. Он палил в них из ружей, а они бросали камни. Но не завершилась рать в этот день ни победой, ни поражением. А в сердца этих людей гамбо вошел страх и трепет, когда увидели они войско ратное, которое сильнее их, и особенно когда услышали они ружейную пальбу, подобную грому зимнему. Смутились они, и не стало им места, ибо страдали они, подобно женщине в родовых муках. И тогда приняли они решение, как спасти души свои от смерти, сказав: “Лучше покориться нам царю и броситься к авве Аврааму, наставнику изрядному из Дабра Либаноса”[239]. И после того как завершал он переговоры с государем, то послал к ним, говоря: “Вот завершил я [переговоры] о вас; не будет вам вреда никакого”. И тогда спустились они со своей амбы той же ночью с женами своими и детьми и на рассвете вошли в стан [государя]. Государь же, благой и милосердный ко всем людям, сказал им: “Не страшитесь, не будет вам никакого вреда”. Когда при этих словах успокоились они от страха и трепета, в девятом часу окружило их внезапно войско стана и разграбило у них все, ничего не оставив. Государь же, когда увидел эту дерзость людей стана, вышедших из повиновения, послал к ним всадников многих. И тогда возвратили все цевы и Акетзэр захваченных рабов и рабынь. И возвращение это было с крестным целованием, что не осталось ничего [чужого] в домах их. И после всего этого провели они там воскресенье. И по прошествии пасхальной недели во вторник 10-го дня месяца магабита[240] убил одного Акетзэр один из людей гамбо, когда срезал тот энсете[241], что есть пища гафатцев. И это стало причиной убиения этих гамбо. Когда услышал сей царь [об этом], то разгневался сугубо и возгласил голосом гневным, сказав: “Помиловали их мы, да не помиловал их бог! Неужто оставить месть за кровь христианскую, пролитую ими насильственно?”. И, сказав это, повелел он убить их и не оставлять ни одного из них. И наполнил он телами их пустыню, и стали они пищей для птиц небесных и зверей пустынных. И после всего этого обратил он свой лик на дорогу в Бизамо и поспешил достичь места зимнего пребывания своего. И месяцем пребывания его в стане был месяц сане, 15-й день этого месяца[242].
Все это было на 29-й год царствования царя Малак Сагада. Слава богу, зачиняющему и завершающему, да будет над нами милость его!
О щедрости зимы, что была в те дни, писали мы, но напишем еще, сказав: “Эта зима подобна зиме прежней, о изрядствах которой написали мы повествование прежде. Но бог, милостивый и милосердный, да не удалит щедрость свою от царя нашего Сарца Денгеля! Аминь!”.
Чудо же похода, о котором говорили мы прежде, опишем мы сейчас. И когда пришел сей царь из земли Тигрэ, во всей стране, разоренной войной, в горах и долинах, настало довольство великое, какого не было прежде, так что говорили друг другу [люди]: “Как не быть такому довольству, что стало в стране после разорения, когда помогает нам десница [царская], исполненная милости! После этого желали бы мы, чтобы повелел он [вновь] разорить нас, коль наступает [после этого] такое довольство и благодать в стране нашей!”. И пребывают они доныне в ожидании и пожелании этого. О довольство сие, дарованное богом! Страна, разоренная угонами в полон и грабежами, исполнилась благодати и довольства, а люди страны стали веселы и радостны. Это довольство, что настало в стране Тигрэ после войны, подобно тому, как наполнялся вином рог, после того как кончилось оно и иссякало, и единожды, и дважды и трижды, как писали мы прежде в повествовании о возвращении [царя] и прибытии его к Такказе. Да уделит нам бог от этого благословения руки своей и да не удалит от нас щедрость свою! Аминь и аминь.
Начата эта книга по приказу Малак Сагада-царя и завершена с помощью господа нашего Иисуса Христа, власть имущего надо всем, в нем же и завершение всего. Слава богу и да пребудет над нами милость его!